Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Языковые средства выражения категории интенсивности 18
1. Теоретические предпосылки исследования 18
2. Выражение интенсивности признака в области прилагательного 25
3. Выражение интенсивности признака в области наречия 46
4. Выражение интенсивности признака в области глагола 63
5. Выражение интенсивности признака в области существительного 81
6. Выражение интенсивности признака в области фразеологических единиц 93
Глава 2. Способы выражения интенсивного признака (на примере понятия «интенсивная речь») 105
1. «Интенсивность речи» (общая характеристика) 106
2. Основные способы выражения «интенсивной речи» 118
3. Дополнительные лексические средства актуализации «интенсивной речи» персонажей 156
4. Способы выражения «интенсивной речи» средствами других языковых уровней 166
5. Изображение «интенсивной речи» в сатирических произведениях Михаила Булгакова 177
Заключение 192
Библиография 195
- Выражение интенсивности признака в области прилагательного
- Выражение интенсивности признака в области глагола
- Основные способы выражения «интенсивной речи»
- Изображение «интенсивной речи» в сатирических произведениях Михаила Булгакова
Выражение интенсивности признака в области прилагательного
Выражение значения высокой степени признака в области прилагательного включает в себя явления разного рода, относящиеся как к внешней, так и внутренней интенсификации.
Наиболее распространенный способ обозначения интенсивности качественного признака в произведениях Михаила Булгакова - атрибутивные словосочетания, в которых прилагательные выступают в роли интенсивов или интенсификаторов. Интенсивы-прилагательные соединяют в своей семантике как называние признака, так и его усиление. Интенсификаторы-прилагательные не приписывают предмету или событию каких-либо качеств, их роль состоит в усилении качественных сем, содержащихся в определяемом [Акуленко, 1987а, с.83]. Так, например, интенсема усиливает ядерную эмоциональную сему (1), оценочную сему (2) и определяет «нормативную» сему (3) семем лексемы ужасный [MAC, т.4., с.473]:
1. Вызывающий ужас, очень страшный : Александр Семенович глянул на верх ужасного столба, и сердце в нем на несколько секунд прекратило бой. Ему показалось, что мороз ударил внезапно в августовский день, а перед глазами стало так сумеречно, точно он глянул на солнце сквозь летние штаны [с.98];
2. разг. Очень плохой, скверный : Шарик лежал на ковре в тени и, не отрываясь, глядел на ужасные дела [с. 150]; И вот в этот ужасный день, еще утром, Шарика кольнуло предчувствие [с. 151];
3. разг. Чрезвычайный по степени проявления, превышающий обычную меру, норму : А летом 1928 года произошло то невероятное, ужасное... [с.48].
В подобном словоупотреблении прилагательные играют роль интенсивов.
При присоединении к существительному, имеющему значение признака, прилагательное становится интенсификатором: — Что говорить, пакость ужаснейшая, - согласился котелок [с.86]. «Интенсификаторы-прилагательные присоединяются к существительным, обозначающим признак или событие и включающим оценочную сему, т.к. только оценочная семантика может рассматриваться в ракурсе интенсификации» [Вольф, 1985, с.45-46].
Характерным для идиостиля Михаила Булгакова является употребление в роли интенсивов и интенсификаторов прилагательных перечисленных ниже лексико-семантических групп, которые формируются нами на основе оттенков значения интенсивности, обусловленных семантико-словообразовательными связями с мотивирующими словами. (Иногда в качестве примеров мы будем приводить наречные образования от прилагательных, что вызвано ограниченностью рассматриваемого материала.) 1. Лексемы страшный, ужасный, жуткий и им подобные слова выявляют эмоциональное отношение говорящего к предмету сообщения и имеют в словарях помету разговорное.
В фантастических повестях М.Булгакова контекст актуализирует, как правило, сразу три значения перечисленных лексем: количественное, эмоциональное, оценочное. Объект описания, характеризующийся количественным превышением нормы того класса, к которому принадлежит сам, оценивается повествователем (автором или персонажем) резко негативно и вызывает соответствующую такой оценке эмоциональную реакцию: Среди рожденных лежали трупы погибших в борьбе за существование. Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны. Во-первых, они объемом приблизительно в два раза превышали обыкновенных амеб, а во-вторых, отличались какой-то особенной злостью и резвостью. Движения их были стремительны, их ложноножки гораздо длиннее нормальных, и работали они ими, без преувеличения, как спруты щупальцами [с. 54].
С различением данных лексем в роли интенсива или интенсификатора связан прием создания комической интриги. Так в рассказе «Золотистый город. Пища богов» предложение Жуткая свинья занимает позицию абсолютного начала и тем самым провоцирует возможность двоякой интерпретации (в силу разной референциальной отнесенности): 1) как сочетания интенсификатора с существительным в синтаксически обусловленном значении (выражающем высокую отрицательную оценку этических качеств человека) и 2) как сочетания интенсива с существительным в прямом номинативном значении (размерно-эмоциональной характеризации животного). Проясняет ситуацию дальнейший контекст, содержащий сходное противопоставление: Жуткая свинья. От угла рояля до двери в комнату Анны Васильевны... Сто восемнадцать пудов свинья... - Нет, ты скажи, ты сам видел? — Ну...мне Петров рассказывал... Чудовищная свинья! - Лгун твой Петров чудовищный [с.339-340]. Интересно также, что знак оценочного компонента, находящегося в структуре значения интенсива, не всегда очевиден. Действительно, ужасная по размерам свинья как выставочный образец достижений народного хозяйства -это хорошо или плохо? Однако чаще оценочные компоненты в структуре значения интенсификатора и слова, к которому он относится, обычно коррелируют и усиливают друг друга.
Нередко писатель прибегает к увеличению экспрессивности подобных словосочетаний за счет нарушений эксплицитных синтагматических связей между его членами. Так, конструкция со следующим порядком слов произошло ужасное событие обладает меньшей выразительностью, чем те, в которых опущен один из членов данного сочетания слов, а другой выдвинут в конец предложения, фразы и снабжен эмфатическим ударением, ср. (измученный происшествиями - кражей денег и документов, встречей с Кальсонером -Короткое говорит): - У меня... э... произошло ужасное [с.29]; (схожая фраза в повести «Роковые яйца» также подчеркивает знаковую роль последующих перечислений): Произошли события, и притом одно за другим. Большую Никитскую переименовали в улицу Герцена. Затем часы, врезанные в стену дома на углу Герцена и Моховой, остановились на 11 с А... [с.46]. Регулярный характер рассматриваемых конструкций позволяет говорить об относительной ассоциативной спаянности компонентов этого сочетания слов в идиостиле М.Булгакова.
2. Высокая положительная или отрицательная эмоциональная оценка предмету или событию дается с помощью лексем чертовский, адский, божественный, райский, зверский и т.д. Значение качественной характеризации возникло у них на основе первоначального относительного значения, которое нередко актуализируется в булгаковских контекстах.
Выражение интенсивности признака в области глагола
Важным средством выражения интенсивности признака является глагольное слово и глагольное сочетание слов. Глагол обозначает широко понимаемый процессуальный признак как действие, состояние, отношение. Естественно, что признак, который развивается во времени, варьируется и тем самым подлежит градации [ТФГ, 1996, с. 122].
Значение интенсивности глагольного действия имеет в произведениях Булгакова следующие способы выражения.
Функция интенсификаторов характерна для глаголов с компаративной семантикой, указывающих на то, что интенсивность процессуального признака возрастает и достигает высокой степени своего проявления : Штаны до колен были как штаны из хорошей диагонали, но от колен расширялись, расширялись и становились как колокола [с.223]; Поток густел, густел, стало трудно пробираться вперед [с.296]. По определению, такие глаголы служат для усиления признака, обозначенного другой лексемой; в их семантической структуре интенсема занимает ядерное положение: На Смоленском толчея усиливается [с.340]; Но гражданин усилил рыдания [с.479] (ср.: усилить - повысить силу напряжения, степень интенсивности какого-либо действия [MAC, т.4, с.517], толчея - давка в тесноте, в толпе; сутолока [MAC, т.4, с.375], рыдания - громкий плач с судорожными всхлипываниями [МАС, т.3,с.745]).
Однако, исходя из грамматической природы глагольного слова,29 более характерной для них является роль интенсивов - единиц, совмещающих указание на признак и его усиление. Присущая данной части речи внутренняя интенсификация имеет разнообразные варианты, рассмотрение которых целесообразнее производить на примере синонимических парадигм - лексико-семантических групп глаголов, имеющих в булгаковской картине мира концептуальную значимость.
Наибольший интерес в рассматриваемых произведениях Булгакова представляют типичные для них парадигмы, модифицирующие значение интенсивности относительно характера явлений объективной действительности [Мусиенко, 1984, с.8], а именно:
1) парадигма предикатов состояния природы и окружающей среды (структура лексического значения включает интенсемы усиленно , активно , ярко , громко и др.);
2) парадигма предикатов интенсивного межперсонального взаимодействия (интенсемы: с силой , резко , внезапно , быстро , активно и др.);
3) парадигмы предикатов производительной или деструктивной деятельности (интенсемы: с силой , напряженно , резко , внезапно , быстро , активно , энергично , тщательно , тотальный охват объекта и др.);
4) парадигма предикатов интенсивного перемещения (интенсемы: быстро , стремительно , внезапно , энергично , резко и др.);
5) парадигма предикатов психофизических (эмоциональных) состояний, их трансформаций и внешнего проявления (интенсемы: сильно , предельно , остро , резко , внезапно , неконтролируемо и др.);
6) парадигма предикатов интеллектуальной деятельности (интенсемы: быстро , резко , внезапно и др.);
7) парадигма интенсивного речевого общения и др.
Подобные парадигматические образования вычленяются в тексте-высказывании разной протяженности (предложении, рассказе, группе рассказов и т.д.) и включают в себя узуальные и окказиональные лексические единицы, выбор которых (а также повтор, варьирование и накопление в пределах неширокого контекста) призван решать разнообразные эстетические задачи.
Основу каждой из перечисленных выше лексико-семантических групп составляют глаголы в прямых значениях; их семная структура включает периферийную интенсему, усиливающую ядерный процессуальный признак.
Так, предикаты интенсивного перемещения выполняют сюжетообразующую и текстообразующую функции в повести «Дьяволиада», которые отмечены исследователем В.Гудковой: «Вся повесть «сделана» из динамичных, кратких сценок, мгновенных диалогов, энергичных глаголов, будто подгоняющих действие, которое к концу уже несется во всю мочь, наращивая и взвихривая и без того бешеный темп. Движение, энергия, быстрота, скорость...» [Гудкова, 1989, с.668]. Действительно, потерявший всякую устойчивость в жизни, Короткое по ней не идет, а бежит: Короткое побежал на службу, стараясь не опоздать, и опоздал на 50 минут [с. 14]; бросился бежать с криком [с.2б]; с проклятиями кинулся вниз по лестнице [с. 19]; с заглушённым воплем бросился обратно [с.20], понесся вниз к старичку [с. 20]; выскочил в вестибюль [с. 26] и т.д. Подобный способ перемещения булгаковских героев обусловлен пространственно-временными координатами: они живут во времена «разрухи» и вынуждены пользоваться примитивными способами преодоления расстояний, по принципу «волка ноги кормят». Интенсивное перемещение может иметь и иную целеустановку -«маленький человек» хочет догнать нечто уходящее, ускользающее (Кальсонера, жизнь...), «разъяснить» (ему, себе, окружающим...) сложившуюся ситуацию, уловить смысл происходящего с ним и вокруг него, узаконить собственное существование: Кальсонер поднимался со странной, неестественной скоростью, и у Короткова сжималось сердце при мысли, что он упустит его [с.17]. Но такое движение оказывается нерезультативным, нереализованным: Короткое ...кинулся влево, кинулся вправо, пробежал десять шагов на месте... [с. 15]. Поэтому быстрое перемещение персонажа имеет агрессивный характер: ...с проклятием кинулся вниз по лестнице. Пролетев шесть мраморных маршей и чуть не убив высокую перекрестившуюся старуху в наколке, он оказался внизу... [с 19] или само вызвано агрессией, и в этом смысле «бег, с нависающей, мчащейся вслед смертью - уже с «Белой гвардии» и «Дьяволиады» становится одним из устойчивых мотивов различных произведений писателя, а в одном из них станет и названием: „Бег. Восемь снов"» [Гудкова, 1989, с.668]. Как правило, за описанием движения героя в физическом пространстве стоят изменения, происходящие в его ментальном пространстве.
Сема интенсивности является интегрирующей при объединении в одном текстовом отрезке глаголов разных парадигм: (перемещения, физических действий и звучания) Кальсонер с треском расчеркнулся на бумаге, хлопнул по ней печатью и ткнул ему. В это мгновение яростно зазвонил телефон. Кальсонер ухватился за трубку и заорал в нее: - Ага! Так. Так. Сию минуту приеду. Он кинулся к вешалке, сорвал с нее фуражку, прикрыл ею лысину и исчез в дверях с прощальными словами... [с.25]. Тем самым интенсивность, стремительность, резкость движений становится значимой чертой поведения персонажа - физического и социального; этому сопутствует внутреннее напряжение человеческих чувств.
Основные способы выражения «интенсивной речи»
Рассматривая роль обрамляющего изображаемую речь контекста в создании образов персонажей и, тем самым, образа языка, М.М.Бахтин придавал ему первостепенное значение. «Обрамляющий контекст, как резец скульптора, оттачивает границы чужой речи и высекает из сырой эмпирики речевой жизни образ языка; он сливает и сочетает внутреннюю устремленность самого изображаемого языка с его внешними объектными определениями. Изображающее и обрамляющее чужую речь авторское слово создает ей перспективу, распределяет тени и свет, создает ситуацию и все условия для ее звучания, наконец, проникает в нее изнутри, вносит в нее свои акценты и свои выражения, создает ей диалогизирующий фон.
Благодаря этой способности языка, изображающего другой язык, звучать одновременно и вне его и в нем, говорить о нем и в то же время говорить на нем и с ним, и, с другой стороны, способность изображаемого языка служить одновременно объектом изображения и говорить самому, - благодаря этой способности и могут быть созданы специфические ... образы языков. Поэтому для обрамляющего авторского контекста изображаемый язык менее всего может быть вещью, безгласным и безответным предметом речи, остающимся вне ее, как всякий иной предмет речи» [Бахтин, 1975, с. 169-170].
Учет этой роли необходим для того, чтобы вернее соотносить факты «словаря», «грамматики», «языка» с фактами идиостиля писателя.
Итак, многосторонность и разноаспектность ситуации «интенсивного речевого общения» детерминирует многообразие языковых и речевых средств ее выражения как с лексической, так и с грамматической точки зрения.
Из этого многообразия выделяется прежде всего глагольная лексика вследствие выполняемой ею предикативной функции и способности указывать на признаковые свойства явлений, а также ввиду необходимого участия в перечисленных выше структурах.
Ядро ее составляют глаголы, прямым значением которых является значение производить или издавать громкие членораздельные звуки для сообщения мыслей , реализующие в художественном тексте номинативно-коннотативную (Ю.П.Солодуб) функцию.
Анализ семантического содержания указанных глаголов демонстрирует его раздвоение на основное ( говорить ) и интенсифицирующее, передающее ту или иную степень усиления: громкости ( громко , слишком громко ), скорости ( быстро , часто ), резкости ( резко , отрывисто ).
Доминанта этой микрогруппы - глагол кричать (об интенсивности которого говорил еще Мигирин [Мигирин,151-154]) как наиболее нейтральный в стилистическом отношении и наиболее частотный в рассматриваемых текстах (он же чаще всего используется в качестве отсылочного глагола в словарных дефинициях).
Вскричать - (книжн.) громко и возбужденно произнести что-н., воскликнуть [СОШ, с. 105] - А ну их всех к черту! - тоскливо вскричал Персиков, выдираясь с гирей из толпы [с. 62].
Возопить - (устар) начать вопить, громко закричать [СОШ, с.93]. - Да ведь как лее не убиваться?! — возопил Филипп Филиппович, — ведь это какой дом был! Вы поймите! [с. 143].
Вопить - (разг.) громко и протяжно кричать, выть [СОШ, с.96]. -Доктор! - вопил Филипп Филиппович [с.197].
Воскликнуть - произнести что-н. громко, с чувством, выразительно [СОШ, с. 98]. - Ах ты, господи, - досадливо воскликнул Короткое, - что же это за неудачи на каждом шагу [с. 23].
Гаркать - (прост.) громко и отрывисто кричать, рявкать (во 2-м знач.) // однокр. Гаркнуть. [СОШ, с. 126]. - Неприличными словами не выражаться! -вдруг гаркнул пес с кресла и встал» [с.207].
Кричать - 2. говорить слишком громко . [СОШ, с.307]. - Стой! С-скотина! - кричал хозяин, прыгая в халате, надетом в один рукав, и хватая пса за ноги, - Зина, держи его за шиворот, мерзавца! [с. 128]; - Вы не имеете права биться, - полузадушенный, кричал Шариков» [с. 197].
Орать55 - (разг., неодобр.) громко кричать, слишком громко разговаривать, а также громко петь, плакать с криком [СОШ, с.458]. - Никаких у меня детишек нету, сукины дети, - заорал Персиков и вдруг попал в фокус черного аппарата, застрелившего его в профиль, с открытым ртом и яростными глазами [с. 62].
Глагол кричать представлен в сатирических рассказах и повестях наибольшим количеством словоупотреблений. При этом для художественного мира булгаковских произведений особенно значимым оказываются два оттенка его значения говорить слишком громко [СОШ, с.307] (или: громко говорить, громко сообщать что-либо [MAC, 2, с. 131]):
1. сообщать или спрашивать о чем-л. громким голосом для того, чтобы быть слышным издалека, в шуме, в толпе ;
2. говорить слишком громко в возбуждении, в раздражении (т.е. испытывая, как правило, отрицательные эмоции) . Ср.:
(1) - К черту с собрания пьяную физию! Это недопустимо! - кричала рабочая масса. Председатель то вставал, то садился, точно внутри у него помещалась пружинка. - Слово предоставляется! - кричал он, простирая руки, - товарищи, тише!.. Слово предоставля... товарищи, тише!.. Товарищи!.. Умоляю вас выслушать представителяучка... [с.538-539].
(2) - Берите! - закричал Бутон, впадая в истерику, - жените, ведите меня в загс, ешьте с кашей!! - и стал рвать на себе сорочку [с. 543].
Менее значимы другие оттенки, например, «громко позвать»: Крикнули инструктора Бобчинского [С.2 37].
Глагол кричать выступает средством создания звуковых образов, соотнесенных не только с миром людей, но и с миром природы, миром машин и механизмов, реализуя соответственно значения: издавать громкие звуки. О животных (чаще о птицах) и о громких резких звуках, издаваемых машиной, механизмом и т.п. (обычно о гудке, сигнале) .
Изображение «интенсивной речи» в сатирических произведениях Михаила Булгакова
Многообразие перечисленных способов представления интенсивной речи - следствие важности и многосторонности звуко-речевого фрагмента мира, отраженного в сатирических повестях и рассказах. Действительно, такое емкое понятие как «интенсивная речь» обладает целым комплексом разнообразных признаков (указывающих на ее отклонение от нормы в сторону усиления, увеличения напряженности) и в художественном тексте являет их с учетом качественной, количественной, эмоциональной, этической и эстетической оценки.
Сложность и уникальность самого концепта речь, по словам И.Б.Левонтиной, «определяется сплавом в нем абстрактного и конкретного» [Язык о языке, 2000, с.282]. Речевой процесс, протекающий в пространстве и времени, является количественно отмеченным, и потому демонстрирует как «количественность числа и количественность размеров», так и «разные степени энергизации, напряжения» [Бодуэн де Куртенэ, 1963, с.319].
Например, обретение речевой способности, реализуемой в конкретных речевых актах, героем повести «Собачье сердце» Шариковым, повторяющим путь превращения «природного человека» в «человека социального», представляет собой весьма динамичный процесс качественно-количественных изменении , основные звенья которого - от нуля до некоторой конечной величины - отмечены в дневнике доктора Борменталя. Среди них выбраны такие, которые демонстрируют:
- изменения звуковой стороны: Вечером появился первый лай... Обращает внимание резкое изменение тембра и тона (понижение). Лай вместо слова «гау, гау» на слоги «а-о». По окраске отдаленно напоминает стон - (...) Голос у него был необыкновенный, глуховатый, и в то же время гулкий, как в маленький бочонок [с. 168] (гулкий - с сильным резонансом [СОШ.,с.149]);
- усиление отчетливости произношения: (...) отчетливо пролаял слово -«А-б-ыр»!! - отчетливо лает «Абыр», повторяя это слово громко и как бы радостно. - (...) произнес совершенно отчетливо слово «пив-ная» - (...) слышится явственная вульгарная ругань и слова: «Еще парочку»;
- увеличение количества слов: (...) вечером произнес восемь раз подряд слово «Абыр-валг», «Абыр!». - (...) обругал профессора Преображенского по матери. - (...)он произносит очень много слов: «Извощик», «Мест нету», «Вечерняя газета», «Лучший подарок детям» и все бранные слова, какие только существуют в русском лексиконе — (...) лексикон обогащается в каждые пять минут (в среднем) новым словом, с сегодняшнего утра, и фразами. Похоже, что они, замерзшие в сознании, оттаивают и выходят. Вышедшее слово остается в употреблении. Со вчерашнего вечера фонографом отмечены: «Не толкайся», «бей его», «подлец», «слезай с подножки», «я тебе покажу», «признание Америки» и «примус» - (...) свистал «Ой, яблочко...» — (...) По моему предположению, дело обстоит так: прижившийся гипофиз открыл центр речи в собачьем мозгу, и слова хлынули потоками;
- развитие «интеллекта»: (...) он почесал затылок, огляделся, и я записал новое, отчетливо произнесенное слово: «буржуи». Ругался. Ругань эта методическая, беспрерывная и, по-видимому, совершенно бессмысленная. Она носит несколько фонографический характер: как будто это существо где-то раньше слышало бранные слова, автоматически подсознательно занесло их в свой мозг и теперь изрыгает их пачками... - от кальсон отказался, выразив протест хриплыми криками: «В очередь, сукины дети, в очередь!» -Совершенно примирился со штанами. Произнес длинную веселую фразу, потрогав брюки Филиппа Филипповича: «Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку» - В пять часов дня событие: впервые слова, произнесенные существом, не были оторваны от окружающих явлений, а явились реакцией на них. Именно, когда профессор приказал ему: «Не бросай объедки на пол...» -неожиданно ответил: «Отлезь, гнида!» - (...) итак, он поддерживает разговор -(...) гладко ведет разговор [с. 160-166] (в подобных оппозициях на качественно-количественные противопоставления наслаиваются и сопутствующие значения).
О речевой способности можно говорить не только в динамическом аспекте, но и в статическом, как об итоговом результате. Достигнутое Шариковым за столь короткий промежуток времени состояние {Перед нами новый организм, и наблюдать его нужно с начала [с. 166]) по сравнению с точкой отсчета (операцией) соответствует признаку высокой степени. Однако в целом речевые и мыслительные способности возрожденного Клима Чугункина, «деклассированного элемента», оказываются значительно ниже не только некоторого условного стандарта, «средней нормы», но даже пса Шарика, «словарь, интонации и темы рассуждений которого - это лексика и размышления интеллигентного человека» [В.Гудкова, 1989, с.691]65.
Приведенный пример позволяет понять, что такое явление, как речь, есть совокупность признаков, каждый из которых представляет собой многобальную шкалу градаций разных степеней и состояний; при этом выбор признаков и организация градационной шкалы определяется авторским произволом . «Интенсивная» же речь репрезентируется признаками, которые на градационной шкале отстоят от нормы на более или менее значительном расстоянии. Многообразие форм проявления данной сущности (например, через звуковую или смысловую сторону, форму или содержание и т.д.), несводимость их к единому основанию, а также функционирование в условиях художественного текста не позволяют дать однозначного, непротиворечивого толкования, заставляя прибегнуть к описательному определению через выявление ряда существенных черт. Перечислим те из них, которые являются наиболее значимыми для художественного мира булгаковских произведений.
Как уже было сказано, способность к интенсификации определяется онтологической природой речи - неразрывным соединением в ней физической, интеллектуальной, эмоциональной и волевой энергии говорящего субъекта. Поэтому наиболее наглядно помогают представить данное понятие крайние случаи осуществления «интенсивной» речи, которые сопровождаются концентрацией или «выбросом» какого-либо вида энергии.
Так, способность говорить как умение, мастерство, искусство максимально проявляется в кульминационной точке - моментах интеллектуального и эмоционального вдохновения личности. Степень владения словом доктора Яшвина из рассказа «Я убил», детерминирующая совершенство формы и содержания его речи, выше уровня просто образованного человека, она оценивается соотнесением с уровнем писателя (эталоном высокой степени): ...Интересовал он меня одним необычным свойством своим - молчаливый и, несомненно, очень скрытный человек, в некоторых случаях он становился замечательным рассказчиком. Говорил очень спокойно, без вычур, без обывательских тягот и блеяния «мняяя» и всегда на очень интересную тему. Сдержанный, фатоватый врач как бы загорался, правой белой рукой он только изредка делал короткие и плавные жесты, точно ставил в воздухе небольшие вехи в рассказе, никогда не улыбался, если рассказывал смешное, а сравнения его порою были так метки и красочны, что, слушая его, я всегда томился одной мыслью: «Врач ты очень неплохой, и все-таки ты пошел не по своей дороге, и быть тебе нужно писателем...[с.648].
