Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. СИНКРЕТИЗМ КАК ОБЪЕКТ ЛИНГВИСТИКИ 14
1. ПОНЯТИЕ О СИНКРЕТИЗМЕ
1.1. Неоднозначность термина «синкретизм» в разных областях на учного знания 14
1.2. Понятие синкретизма в лингвистике 19
2. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ СИНКРЕТИЗМА
2.1. Синкретизм языка Древней Руси 26
2.2. Синкретизм детской речи 32
2.3. Синкретизм художественной речи 35
3. СИНКРЕТИЗМ В СИСТЕМЕ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА
3.1. Вопрос о синкретизме в лексикологии 39
3.2. Синкретизм в грамматике (в свете теории переходности) 3.2.1.Выделение двух типов переходных явлений 41
3.2.2. Исследования переходных явлений в грамматике 43
3.2.3. Синкретизм как свойство языковой системы 47
4. ТЕОРИЯ ПЕРЕХОДНОСТИ В КРУГУ ДРУГИХ НАУЧНЫХ НАПРАВЛЕНИЙ
4.1. Теория переходности и проблема инвариантности/вариативности 50
4.2. Теория переходности и оппозиционный анализ 53
4.3. Теория переходности и полевый подход 56
4.4. Теория переходности и идеи трансформационной и генеративной грамматики 62
4.5. Теория переходности и когнитивная лингвистика 63
5. СИНКРЕТИЗМ В ЛИНГВИСТИКЕ: К УТОЧНЕНИЮ ОБЪЕМА ПОНЯТИЯ
5.1. Синкретизм и сходные с ним явления 67
5.2. Виды синкретизма
5.2.1. Разрешимый и неразрешимый синкретизм 75
5.2.2. Диахронический и синхронический синкретизм 77
5.3.1. Расчлененный и нерасчлененный синкретизм 83
5.3. Определение синкретизма 85
Глава 2. ПРОБЛЕМЫ ОПИСАНИЯ СИСТЕМЫ ЧАСТЕЙ РЕЧИ С УЧЕТОМ СИНКРЕТИЧНЫХ ЯВЛЕНИЙ 87
1. ВОПРОС О КРИТЕРИЯХ КЛАССИФИКАЦИИ ЧАСТЕЙ РЕЧИ 87
2. ОПЫТ СИСТЕМАТИЗАЦИИ МЕЖЧАСТЕРЕЧНЫХ ПЕРЕХОДОВ 95
3. ОПЫТ ОРИГИНАЛЬНЫХ ГРАММАТИЮ .
3.1. Имплицитная морфология 109
3.2. Позиционная морфология 112
3.3. Классификация частей речи в свете семантических форм мышления 118
3.4. «Система отношений» и «система перекрещиваний» 126
4. ОПИСАНИЕ СИСТЕМЫ ЧАСТЕЙ РЕЧИ С УЧЕТОМ СИНКРЕТИЧНЫХ ЯВЛЕНИЙ
4.1. Опыт классификации частей речи с учетом синкретичных явлений 131
4.2. Проблемы описания системы частей речи с учетом синкретичных явлений 138
4.3. Синкретичные явления как специфические формы языковой интерпретации 147
5. ПРОБЛЕМЫ МОДЕЛИРОВАНИЯ СИСТЕМЫ ЧАСТЕЙ РЕЧИ 155
5.1. Типы лингвистических моделей 156
5.2. В поисках адекватной модели системы частей речи 161
Глава 3. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО С ДРУГИМИ КОМПОНЕНТАМИ СИСТЕМЫ ЧАСТЕЙ РЕЧИ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА 168
1. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО И ГЛАГОЛА 169
2. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО И ИМЕНИ ПРИЛАГАТЕЛЬНОГО 181
2.1. Связи на уровне морфемного словообразования 182
2.2. Вопрос об аналитических прилагательных 191
2.3. Субстантивация имен прилагательных 196
2.3.1. Синтаксические позиции субстантивации 198
2.3.2. Типы субстантивации 226
2.3.3. О форме и семантике субстантиватов 236
3. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО И НАРЕЧИЯ
3.1. Источники образования отсубстантивных наречий 245
3.2. Адвербиализация имен существительных
3.2.1. Проблемы упорядочения процессов адвербиализации 249
3.2.2. Условия адвербиализации 257
3.2.3. Ступени адвербиализации 269
4. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО И СЛОВА КАТЕГОРИИ СОСТОЯНИЯ 276
5. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО И ИМЕНИ ЧИСЛИТЕЛЬНОГО 283
5.1. Имена существительные с квантитативным значением 285
5.2. Субстантивация числительных
5.2.1. Субстантивация количественных числительных 298
5.2.2. Субстантивация собирательных числительных 300
5.2.3. Субстантивация порядковых числительных 301
6. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО И МЕСТОИМЕНИЯ
6.1. Положение местоимений в системе частей речи 304
6.2. Грамматикализация существительных как ступень прономинализации 306
6.3. Лексикализация как ступень депрономинализации местоимений
6.3.1. Лексикализация личных местоимений 310
6.3.2. Лексикализация отрицательно-обобщающих местоимений 314
6.4. Субстантивация местоимений-прилагательных 320
6.4.1. Субстантивация указательных местоимений 322
6.4.2. Субстантивация притяжательных местоимений 324
6.4.3. Субстантивация вопросительных и относительных местоимений 326
6.4.4. Субстантивация неопределенных и отрицательных местоимений 327
6.4.5. Субстантивация определительных местоимений 327
7. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО И ПРИЧАСТИЯ
7.1. Отпричастные существительные 331
7.2. Субстантивация причастий 333
8. СВЯЗИ ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО С МОДАЛЬНЫМ СЛОВОМ, МЕЖДОМЕТИЕМ И СЛУЖЕБНЫМИ ЧАСТЯМИ РЕЧИ
8.1. Переход в состав модальных слов и междометий 343
8.2. Переход в состав служебных слов 346
Глава 4. УЗУАЛЬНАЯ И ОККАЗИОНАЛЬНАЯ СУБСТАНТИВАЦИЯ 351
1. УЗУАЛЬНАЯ СУБСТАНТИВАЦИЯ
1.1. Общие черты субстантивации признаковых слов 352
1.2. Субстантивация признаковых слов как ступень дальнейшей трансформации 368
1.3. Вопрос о субстантивации наречий 383
2. ОККАЗИОНАЛЬНАЯ СУБСТАНТИВАЦИЯ
2.1. Метасубстантивация 386
2.2. Индивидуально-авторская субстантивация 390
2.3. Субстантивация номинации 396
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 412
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 421-448
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ЯЗЫКОВОГО МАТЕРИАЛА 449-452
- Исследования переходных явлений в грамматике
- Позиционная морфология
- Связи на уровне морфемного словообразования
Введение к работе
Современная лингвистика характеризуется стремительным ростом новых направлений, возникающих в противовес структурному подходу. Их рост актуализировал отдельные аспекты изучения и описания языковых единиц и вместе с тем повлек за собою расширение объекта исследования за счет интеграции науки о языке с другими областями научного знания. Между тем неизученная «проблемная» периферия остается и в русле традиционного языкознания, в частности в рамках структурно-семантического направления.
Задача структурно-семантического описания, по словам Ю.С. Степанова, состоит в том, чтобы в массе «хаотических смысловых противопоставлений установить противопоставления регулярные, функционально нагруженные» [Степанов 1966: 4]. Элементы такого описания в трудах Ф.Ф. Фортунатова, А.А. Шахматова, Н.С. Поспелова, В.А. Белошапковой, С.Г. Ильенко и других исследователей позволили Л.Ю. Максимову [Максимов 1969: 50] констатировать оформление особого структурно-семантического подхода, который позже стал осознаваться как направление современной лингвистики.
Обобщая основные положения структурно-семантических описаний синтаксических единиц, В.В. Бабайцева говорит о необходимости учитывать 1) многоаспектность; 2) систему членов предложения; 3) значение элементов и значение отношений; 4) синхронную переходность в системе языка, синкретизм фактов языка и речи [Бабайцева 2005: 457].
Структурно-семантическое описание морфологических единиц предполагает рассмотрение системы частей речи. Часть речи определяется как структурно-семантический класс слов [Баудер 1982], выделяемый на основании общего грамматического значения, морфологических признаков, морфемной чле-нимости и синтаксической функции. Структурно-семантическое описание системы частей речи содержится в работах В.В. Виноградова, В.В. Бабайцевой, А.Я. Баудера, В.Н. Мигирина, Е.Н. Сидоренко, Л.Д. Чесноковой, В.В. Шигуро-ва и др.
Таким образом, актуальность исследования связана с тем, что работа выполнена в русле органично развивающего классические традиции структурно-семантического направления современной лингвистики. Одним из его постулатов является изучение явлений переходности и синкретизма. Обращение к ним обусловлено двойственной природой языка, сочетанием в нем статики и динамики. «Насколько язык объективно действен и самостоятелен, настолько же он субъективно пассивен и зависим», - писал В. фон Гумбольдт [Гумбольдт 2001: 83], отмечая «отчасти устойчивость, отчасти текучесть языка».
Мысль о нестабильности языка, неоднократно высказываемая лингвистами, позволяет применять к анализу языка диалектический метод и видеть в нем противоречивое единство противоположностей, целое, пронизанное всеобщими связями и взаимными переходами. При описании языка с учетом явлений переходности и синкретизма сохраняется взгляд на язык как систему взаимосвязанных синхронных противопоставлений [Якобсон 1985: 222], однако исследовательское внимание сосредоточивается на выявлении связей между противопоставленными ядерными единицами, достаточно хорошо описанными к настоящему времени.
Актуальность исследования обусловлена и тем, что описание системы частей речи с учетом синкретичных явлений остается принципиально новым типом описания языка, снимающим противопоставление «системных» и «аси-стемных» явлений. Синкретичные образования, нарушающие стройность привычных классификаций, рассматриваются как закономерные, обусловленные взаимосвязанностью противопоставленных ядерных явлений.
Не утрачивает актуальности древняя, но не устаревающая частеречная проблематика. Подход с позиций теории переходности предполагает описание
частей речи с выделением ядерных и синкретичных образований, совмещающих свойства двух и более классов слов.
Проблема синкретизма не осознавалась как собственно лингвистическая и разрабатывалась в связи с изучением и описанием единиц прежде всего синтаксического уровня (в работах В.В. Бабайцевой, Н.С. Валгиной, Г.В. Валимо-вой, Г.Г. Инфантовой, П.А. Леканта, Л.Ю. Максимова, В.Н. Мигирина, А.К. Федорова, Л.Д. Чесноковой, а также И.В. Артюшкова, Л.Д. Беднарской, А.А. Калининой и др.). Между тем она связана с общелингвистической проблемой соотношения означаемого и означающего, содержания и формы языкового знака, асимметрии языкового знака.
По словам В.А. Плунгяна, лингвистика нуждается в осмыслении «феномена недискретности» [Плунгян 2003: 8]. С осмыслением этого феномена связана проблема синкретизма.
Следует отметить достаточно широкое распространение термина «синкретизм» в лингвистических исследованиях. Его употреблял A.M. Пешковский [Пешковский 1956: 266-267] при истолковании некоторых синтаксических явлений, не поддающихся однозначной классификации, а термин «синкретические» В.В. Виноградов - для обозначения случаев совмещения признаков разных членов предложения в пределах одной словоформы. Термин «синкретизм» используется в морфологических исследованиях в связи с явлением падежного синкретизма и в работах, обращенных к переходным явлениям в грамматике современного русского языка. Содержание и функционирование термина исследовались Л.Е. Холодиловой [Холодилова 1993] и В.И. Фурашовым [Фура-шов 2004].
Объект исследования - феномен языкового синкретизма. Синкретизм, по определению В.В. Бабайцевой, это совмещение (синтез) дифференциальных структурных и семантических признаков единиц, противопоставленных друг другу в системе языка и связанных явлениями переходности [Лингвистический энциклопедический словарь 1990: 446].
Предмет исследования - проявление синкретизма в системе частей речи современного русского языка.
Основная цель данной работы - представить структурно-семантическое описание явлений частеречного синкретизма.
Реализация этой цели связывается с решением ряда частных задач:
характеристика исследований синкретизма в теории переходности и в других лингвистических направлениях;
уточнение объема понятия и определения термина;
обзор литературы по проблемам классификации частей речи;
выявление и описание зон синкретизма в системе частей речи современного русского языка на примере взаимодействия имени существительного с другими частями речи;
морфологическая квалификация синкретичных (промежуточных и периферийных) образований;
исследование явления субстантивации в системе частей речи современного русского языка.
Теоретической базой данной работы являются постулаты структурно-семантического направления. Наиболее важными для настоящего исследования являются:
мысль о полевой природе частей речи [Адмони 1968];
представление о семантической структуре слова как иерархической организации, с тремя ступенями абстрагирования семантики, позволяющими проследить преобразование лексического значения в грамматическое [Баудер 1982:24-26];
тезис о динамичности синхронной системы частей речи, в которой структурно-семантические классы слов не образуют замкнутых категорий, находятся в постоянном движении, создавая сеть перекрещивающихся взаимодействующих влияний, результатом которых являются синкретичные (промежуточные и периферийные) образования [Бабайцева 1991: 14].
Цели и задачи диссертации, а также особенности объекта исследования определяют в качестве основного метода исследования метод структурно-семантического описания. Непосредственное лингвистическое наблюдение и системное описание языкового материала дополняются элементами трансформационного анализа, компонентного анализа семантики, «полевого» и дистрибутивного анализа, установлением синонимических и антонимических связей.
Применяется методика анализа переходных явлений. При оппозиционном анализе как вспомогательное средство использована предложенная В.В. Бабай-цевой [Бабайцева 1967] шкала переходности, позволяющая показать место зоны синкретизма между оппозиционно противопоставленными явлениями (А и Б) и представить соотношение (колебания в «удельном весе») совмещающихся признаков с помощью буквенных символов. Среди синкретичных образований выделены периферийные (Аб и аБ) и промежуточные (АБ). Шкала отражает как статику языковой системы, так и динамику ее развития:
А^* Аб^^АБ "=* аБ ~=* Б
При необходимости более детального анализа синкретичных образований привычный набор из пяти звеньев трансформационной цепочки увеличен за счет дополнительных звеньев:
Ааб - между А и Аб,
Абб - между Аб и АБ,
ааБ - между АБ и аБ,
абБ - между аБ и Б.
В таком случае шкала переходности имеет следующий вид (буквенные символы дополнительных звеньев заключены в скобки):
А ^=-(Ааб)^* Аб -=^(Абб)^АБ-^ (ааБ) -=+ аБ^(абБ)^* Б
Научная новизна исследования состоит в обращении к синкретизму как лингвистическому феномену и в исследовании его проявлений в морфологии. В работе впервые ставится и решается вопрос о статусе явлений расчлененного и нерасчлененного синкретизма на уровне частей речи, уточняются синтаксические позиции субстантивации в пределах словосочетания, простого, осложненного и сложного предложений, текста; выделяются 5 типов узуальной субстантивации признаковых слов; явления узуальной и окказиональной субстантивации разграничиваются на основании их соотнесенности с объективной действительностью или метатекстом и художественным мировосприятием автора.
и Теоретическая значимость диссертации состоит:
в развитии положений теории переходности в грамматике русского языка и рассмотрении этого научного направления в кругу других;
в уточнении объема и содержания понятия «синкретизм»;
в исследовании системного взаимодействия частей речи современного русского языка на примере связей имени существительного с другими частями речи на уровне морфемного словообразования и межчасте-речных переходов;
в установлении статуса гибридных образований и квалификации отдельных словоформ как промежуточных или периферийных по отношению к ядерным;
в описании явления субстантивации и других транспозитивных процессов: адвербиализации, предикативизации, прономинализации, мо-даляции, интеръективации, препозиционализации, партикуляции, конъюнкционализации.
Практическая ценность исследования заключается в возможности использования его результатов в практике вузовского преподавания (в частности, при чтении теоретических курсов «Морфология современного русского языка» и «Общее языкознание», а также -специальных курсов по проблемам переходности и синкретизма). Отдельные теоретические положения и практические приемы анализа языкового материала могут быть применены в теории и практике лексикографической работы при описании функциональных омонимов.
Материалом исследования послужили примеры синкретичных образований из прозаических и поэтических произведений русской классической и современной литературы (А. Грибоедов, А. Пушкин, М. Лермонтов, Н. Гоголь, И. Тургенев, И. Гончаров, Л. Толстой, Ф. Достоевский, Н. Некрасов, Ф. Тютчев, Н. Лесков, А. Островский, А. Чехов, В. Маяковский, М. Цветаева, К. Паустовский, И. Бродский, Ю. Трифонов, В. Токарева, И. Картушин и др.), полученные путем сплошной выборки. Приводятся примеры из авторской речи и высказываний персонажей, отражающих черты разговорной речи.
Картотека речевого материала содержит более 5000 единиц.
На защиту выносятся следующие положения:
Синкретизм может быть определен как универсальное свойство языка, обусловленное единством чувственного и рационального мышления и проявляющееся в способности языковой единицы выражать комплекс противопоставленных лексических и/или грамматических значений.
Часть речи как структурно-семантический класс слов имеет полевую организацию (с выделением в ее структуре ядра и периферии), система частей речи может быть представлена как совокупность взаимодействующих пересекающихся частеречных полей.
В связи с различным оформлением синкретичных единиц возможно выделение явлений расчлененного и нерасчлененного синкретизма. Явление нерасчлененного синкретизма в морфологии представлено гибридными словами, образованными в результате межчастеречного перехода из одной части речи в другую (транспозиции), явление расчлененного синкретизма - словами, образованными с помощью морфем (при изменении частеречного статуса производного слова по сравнению с исходным).
В современном русском языке имя существительное связано со всеми частями речи, кроме деепричастия (хотя возможна и его окказиональная субстантивация). Последовательное изучение взаимосвязей всех частей речи с каждым элементом морфологической системы позволило бы создать адекватное описание противопоставленных ядерных явлений и связующих звеньев.
Узуальная и окказиональная субстантивация могут быть противопоставлены как системно-языковое и речевое явление. Узуальная субстантивация в большей степени связана с восприятием объективной действительности, окказиональная субстантивация включает в себя случаи метасубстантивации, субстантивации номинации и индивидуально-авторской субстантивации.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры русского языка (январь 2004 г., январь 2006 г.) Московского государственного педагогического университета. По материалам работы были прочитаны лекции для аспирантов кафедр русского языка и общего языкознания Mill У в рамках спецкурса по проблемам переходности и синкретизма (январь, декабрь 2003 г., февраль 2005 г.) и сделаны доклады научных конференциях. Среди них: 9 Международная конференция «Текст. Структура и се-
мантика» (Москва, МГОПУ им. М.А. Шолохова, 1-3 апреля 2003 г.), 5 научно-практическая конференция молодых ученых «Актуальные проблемы русского языка и методики его преподавания» (Москва, РУДН, 18 апреля 2003), Всероссийская научно-практическая конференция «Православие и русская литература. Вузовский и школьный аспект изучения» (Арзамас, АГПИ им. А.П. Гайдара, 22-24 мая 2003 г.), Всероссийская научная конференция молодых ученых «Проблемы языковой картины мира на современном этапе» (Нижний Новгород, НГПУ, 16-17 марта 2004 г.); Международная научная конференция «Миры Иосифа Бродского: стратегии чтения» (Москва, РГГУ, 2-4 сентября 2004 г.), научно-методическая конференция «Проблемы изучения односоставных предложений» (Москва, МПГУ, 29 октября 2004 г.), II Международная научно-практическая конференция «Текст: проблемы и перспективы: Аспекты изучения в целях преподавания русского языка как иностранного» (Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, 4-5 ноября 2004 г.), научная конференция, посвященная 80-летию доктора филологических наук, профессора В.В. Бабайцевой «Структурно-семантическое описание единиц языка и речи» (Москва, МПГУ, 13-15 октября 2005 г.), коллоквиум памяти С.Н. Бройтмана «Диалогическое мышление и его актуализации» (Москва, РГГУ /Университет имени Лаваля (Квебек, Канада), 26 декабря 2005 г.) и др.
По теме исследования опубликовано 40 работ (общий объем - 36 п.л.), в том числе:
монография «Синкретизм в системе частей речи современного русского языка» (М.: МПГУ, 2006);
Исследования переходных явлений в грамматике
Число таких исследований явлений переходности и синкретизма велико и продолжает пополняться. С различными вопросами теории переходности связаны работы А.Я. Баудера, Л.В. Бортэ, P.M. Гайсиной, Е.П. Калечиц, О.М. Ким и мн. др. Этой актуальной проблеме современной лингвистики посвящен ряд научных конференций (МПГУ, 1988, 1990, 1992, 2000, 2004, 2005 гг.) и межвузовских сборников научных трудов: «Семантика переходности» (Л., 1977); «Переходность в системе сложного предложения современного русского языка» (Казань, 1982); «Предложение как многоаспектная единица языка» (М., 1983); «Предложение как многоаспектная единица языка» (М., 1984); «Предложение и его структура в языке» (М., 1986); «Явления переходности в грамматическом строе современного русского языка» (М., 1988); «Переходность и синкретизм в языке и речи» (М., 1991); «Явления синкретизма в синтаксисе русского языка» (Р/н/Д, 1992); «Многоаспектность синтаксических единиц» (М., 1993); «Исследование языковых единиц в их динамике и взаимодействии» (М. - Уфа, 2000); «Языковая деятельность: переходность и синкретизм» (М. -Ставрополь, 2001).
Обобщая опубликованные в этих сборниках исследования, подчеркнем, что все они отличаются общим представлением о синкретизме в грамматике русского языка.
Синкретичные явления в морфологии. Синкретизм в области частей речи исследуется в связи с описанием некоторых грамматических классов слов. Сочетание признаков имени числительного и имени прилагательного отличает порядковые числительные, которые по-разному квалифицируются в научной литературе - вплоть до выделения их в самостоятельную часть речи (Л.Д. Чеснокова). Как гибридное образование, совмещающее черты существительного и глагола, рассматриваются отглагольные существительные (В.В. Бабайцева, Х.Н. Абдуллаев). Неоднозначна природа инфинитива (Е.В. Варюшен-кова). Промежуточное положение между самостоятельными и служебными частями речи занимают местоимения (Ю.И. Леденев).
Яркое следствие явления синхронной переходности в сфере морфологии - возникновение функциональных омонимов (термин введен О.С. Ахмановой). Определяя функциональные омонимы как «совпадающие по звучанию этимологически родственные слова, относящиеся к разным частям речи» [Бабайцева 1967: 14] на основании разных синтаксических функций, В.В. Бабайцева вводит понятие омоко нгілекса, объединяющего ряд функциональных омонимов, включающий дифференцированные и синкретичные звенья. Такой подход реализован в описании омокомплексов точно (В.И. Леденева, Е.В. Януш), ничего (И.В. Высоцкая), правда (М.А. Сорокина), вроде (О.В. Семенова) и др.
Синтез трех частей речи (местоимения, наречия и союза) отмечен в словах (от) того / (по) тому и (от) чего / (по) чему (В.В. Кузмичев). Слово авось располагается на периферии модальных слов или модальных частиц, находящихся в постоянном взаимодействии (Н.А. Николина).
Таким образом, морфологический синкретизм исследуется в связи с неоднозначностью структурно-семантических свойств частей речи и подвижностью морфологического статуса некоторых слов в разных синтаксических условиях.
Синкретичные явления в синтаксисе. Синкретичные явления, связанные со всеми типами синтаксических единиц: словосочетанием, разными типами предложений, текстом.
Некоторые из них тесно связаны с морфологическим синкретизмом. Так, при рассмотрении словосочетаний необходимы учет морфологической природы и функции в предложении входящих в них компонентов. Достаточно сложна семантическая и грамматическая характеристика атрибутивных словосочетаний с главным словом - местоимением (В.И. Фурашов, Л.М. Меликова), существует проблема разграничения синтаксически неделимых и свободных словосочетаний.
На уровне предложения рассмотрены различные синкретичные образования: между логико-синтаксическими, функциональными, структурными типами предложений, среди членов предложения и т.д.
Позиционная морфология
Взгляд «из фонетики» предполагает описание позиционных изменений морфологических явлений по аналогии с фонетическими. Этот подход представлен в уже упомянутых трудах P.O. Якобсона и др. исследователей, в том числе и М.В. Панова, чьи работы отличаются живым слогом и смелыми, нетривиальными решениями. В одной из них он сочувственно цитирует слова А.А. Холодовича: «все, что позиционно чередуется, с точки зрения системности языка - единая сущность, целостная единица» (цит. по: [Панов 1990: 83]). Это утверждение М.В. Панов считает верным не только для фонетики, но и для морфологии. По его мнению, грамматические значения объединяются в целостность «только потому, что выбор их обусловлен позиционно» [Панов
1990: 83]. Вдохновленный возможностью обнаружить глубинное единство «за видимой пестротой» падежных значений, М.В. Панов распространяет позиционный метод на изучение единиц морфологического уровня и создает позиционную морфологию [Панов 1999].
Обратим внимание на попытку позиционного описания системы частей речи. Автор сам ставит вопрос: «Сколько частей речи?», но вместо четкого ответа на него выражается предельно осторожно: «В русском языке есть такие части речи...» (далее следует перечень). Частей речи, согласно нумерации автора, шесть. Это глагол, существительное, прилагательное, числительное, наречие, аналитические прилагательные [Панов 1999: 125-126]. Впрочем, идея упорядочения путем простого подсчета разбивается о проблему границ: невозможности четкого определения объема частей речи. Здесь важны авторские комментарии, размывающие стройность числового ряда. Их можно свести к следующему.
1. Своеобразно решается проблема местоимений, которые не составляют отдельной классификационной рубрики. Назывные и местоименные разряды выделены в составе существительных и прилагательных, однако внутри класса числительных и наречий эта оппозиция не «срабатывает», но это ничуть не смущает автора, который к типичным числительным и наречиям просто (механически) добавляет местоименные. Вопрос о местоименных формах глагола обозначен как проблемный.
2. В связи с характеристикой прилагательных говорится о числительных прилагательных в парадигме имени числительного и о регулярных отглагольных прилагательных (так названы причастия) в парадигме глагольного слова.
3. По аналогии при характеристике наречий упомянуты «отприлагатель-ные» наречия, входящие в парадигму прилагательного, и отглагольные наречия (деепричастия), входящие в парадигму глагола.
4. Статус самостоятельной части речи получают аналитические прилагательные (им посвящена одна из работ М.В. Панова [Панов 1971]),
Как видим, комментарии потребовались для уточнения места пограничных морфологических образований. Причастия и деепричастия отнесены к
К вопросу о них обратимся в следующей главе. глаголу, порядковые числительные - к числительному, качественные наречия - к прилагательному. Местоимения «не должны претендовать на звание части речи», поскольку они представляют собой не грамматическую, а лексическую группу слов [Панов 1999: 172]. Категория состояния не попадает в поле зрения создателя позиционной морфологии. Не рассматриваются им как части речи служебные слова, междометия и модальные слова.
Необычен определенный автором порядок дальнейшего обзора [Панов 1999: 126-166] частей речи: он начинается с глагола и завершается существительным (которое следует, кстати сказать, за аналитическими прилагательными). Автор объясняет «почетную замыкающую роль» существительного тем, что определение его общего грамматического значения возможно только на фоне других частей речи, и приходит к выводам: «Специфической семантики у существительного как части речи нет» [Панов 1999: 164]; «Существительное -неотмеченная категория среди частей речи» [Панов 1999: 165].
Итак, части речи представлены как компактный шестичленный ряд. И хотя М.В. Панов не углубляется в характеристику устройства частеречной системы, введенное им понятие морфологической нейтрализации, определяемой как «системное неразличение моделей двух частей речи» [Панов 1999: 125], позволяет судить о принципах построения системы. Обнаружение некоего «среднего члена» внутри оппозиции практически совпадает с выделением синкретичных явлений. Морфологические образования, квалифицируемые как контаминанты, приводятся в качестве примеров нейтрализации: в формах причастия происходит нейтрализация глагола и прилагательного [Панов 1999: 124], в деепричастии - глагола и наречия [Панов 1999: 152] и т.д.
Определение места явлений нейтрализации среди частей речи противоречиво. О причастиях, к примеру, говорится и то, что они входят в парадигму глагольного слова, и то, что они «грамматически тождественны прилагательным, совершенно отличны от спрягаемых слов» [Панов 1999: 124], и то, что в них нейтрализованы признаки глагола и прилагательного. Иными словами, причастия рассматриваются то на периферии глагола, то на периферии прилагательного, то - между ними. Увязывая многолетнюю традицию объединять «две группы форм» (спрягаемые и причастные) в одно слово с собственной теорией морфологических нейтрализации, М.В. Панов допускает возможность существования разных частей речи в пределах одного слова. Формы одного слова могут быть отнесены к разным частям речи - «для русского языка это даже обычно» [Панов 1999: 123]. Для убедительности приводится бытовая метафора: «Очевидно, это реальность: в одной квартире живут две разные семьи» [Панов 1999: 124].
Лингвистическая аргументация сводится к необходимости учитывать направление деривационного процесса: регулярностью образования причастий от глагола объясняется их отнесенность к глагольному слову (а не к прилагательному или к глаголу-прилагательному). Эта логика требует включения в состав глагольной парадигмы отглагольных существительных типа любитель и обучение, в состав субстантивной парадигмы - отсубстантивных глаголов типа актерствовать и обезьянничать и т.п. Но при этом частеречная квалификация сводится к установлению вершины словообразовательного гнезда, а задачи морфологии подменяются задачами словообразования.
Между тем утверждение М.В. Панова, что «формы принадлежат к определенной части речи даже в том случае, если они в процессе позиционного чередования утрачивают грамматические значения, характерные для данной части речи» [Панов 1999: 175], вступает в противоречие и с его же собственным определением частей речи как грамматических классов: «Слова, входящие в одну часть речи, объединяются тем, что у них один и тот же набор главных грамматических значений» [Панов 1999: 115].
Совершенно справедливо положение: «Слово, подчиняясь позициям и меняясь по их велению, может в одних случаях получать признаки одной части речи, а под влиянием другой позиции - признаки другой части речи» [Панов 1999: 123]. Именно на основе синтаксической позиции определяется морфологический статус слов, не имеющих морфологических показателей, обладающих слабой степенью морфемной членимости. Однако М.В. Панов понимает позицию слишком широко. Так, он вслед за Н.Н. Дурново считает приглагольные пояснительные слова на -о (смотрит угрюмо, быстро говорит) одной из форм прилагательного. Способность прилагательного при существительном изменяться по родам, числам и падежам, при связке (и через нее при существительном-подлежащем) в виде кратких форм изменяться по родам и числам, при полнозначном глаголе терять «все способности изменяться» и превращаться в наречие рассматриваются как три позиции для прилагательного. При этом подчеркивается, что позиционные изменения являют собой языковое тождество, и проводится аналогия с фонетикой: как ни меняйся о в разных позициях, а все же это фонема о [Панов 1999: 124].
Обратим внимание: в одном ряду оказались способность прилагательного изменяться по родам, числам и падежам и его способность превращаться в наречие. Тогда, вероятно, следует различать наречие-форму и наречие-слово. Каковы критерии этого разграничения? «Если дано наречие, то это не значит, что оно сопровождается рядом словоформ со значением рода, числа, падежа. Напротив: если есть парадигма качественного прилагательного, то в ней закономерно появляется форма на -о» [Панов 1999: 124]. Здесь словообразовательный критерий выделения частей речи явно превалирует над прочими, а морфемный игнорируется вовсе. Вряд ли только регулярность/нерегулярность процесса позволяет дифференцировать формообразование и словообразование.
По аналогии с фонетикой (в стиле «Позиционной морфологии») заметим, что при установлении сильных и слабых позиций в фонетике происхождение звуков не учитывается. И если гласные неполного образования признать особой сущностью, звуками языка с определенными артикуляционными параметрами, почему не признать частями речи причастие и деепричастие?
М.В. Панов пишет о том, что в форме на -о «сошлись, нейтрализованы свойства прилагательного и наречия» [Панов 1999: 152] (курсив наш - И.В.) и трактует нейтрализацию как исчезновение возможности противопоставления [Панов 1999: 123]. Это сближает явления синкретизма и нейтрализации.
Очевидно, М.В. Панову дорога сама идея нейтрализации в морфологии как основание для упорядочения частей речи. Формы на -о, являясь прилагательными, позиционно приобретают признаки наречия; причастия, являясь формой глагола, позиционно приобретают свойства прилагательных; субстантивированные прилагательные под влиянием позиции приобретают свойства существительного, - все это «вытекает из свойства позиционных чередований: позиционно замещающая единица сохраняет единство с единицей замещаемой» [Панов 1999: 175]. Парадоксальным на этом фоне выглядит, на наш взгляд, выделение в особый грамматический класс аналитических прилагательных. Упрекая лингвистов в нежелании «признать de jure этот новый линвистический класс», М.В. Панов в ранней своей работе с энтузиазмом говорит о «диахронической пелене» на глазах: дескать, «помнят, откуда пришли эти слова, и не видят их новых и прочных связей» [Панов 1971: 240]. Призыв оставить в покое «разное, иногда темное» происхождение аналитических прилагательных содержится и на страницах «Позиционной морфологии»: «Для современного русского языка несущественно, откуда они. Существенно - где: они -в новом грамматическом классе» [Панов 1999: 153]. В явное противоречие с этим призывом вступает включение причастия и деепричастия в глагольную парадигму, наречия на -о в парадигму прилагательного и т.д. Непонятно, каким именно образом отказ от «агрессивной диахроничности» уживается с теорией позиционных изменений, не нарушающих частеречного тождества.
Построение системы частей речи на основе позиционной идеи и решение спорных вопросов М.В. Панов оставил своим последователям. Изложенная концепция весьма привлекательна, и подробный разбор обусловлен прежде всего желанием разобраться в ней, а не подчеркнуть противоречия.
Следует заметить, что уже после выхода в свет «Позиционной морфологии» ее автор вновь обратился к вопросу об отношении частей речи к слову, пытаясь доказать, что «в пределы одного слова могут входить словоформы, принадлежащие к разным частям речи» [Панов 2001: 53]. Для иллюстрации этого тезиса привлечен новый речевой материал: в состав парадигмы прилагательного наряду с формами полных прилагательных и наречия на -о включены и две субстантивные формы (типа добрый, доброе). Это существительное, совпадающее по форме со словоформой мужского рода единственного числа (со значением человека, лица) и существительное, совпадающее по форме со словоформой среднего рода (с отвлеченным значением). Они употребляются в общей позиции: «при отсутствии в строе предложения подчиняющего существительного» [Панов 2001: 55]. В качестве позиций прилагательного рассматривается употребление «при существительном» и «без подчинения существительному». В заключение М.В. Панов ставит вопросы , требующие дальнейшего исследования позиционных процессов в грамматике: возможна ли нейтрализация без скрещивающихся линий? действительно ли это нейтрализация?
Возникшие в ходе обсуждения проблем частеречной нейтрализации с В.А. Белошапковой.
Поскольку нейтрализация в этой работе понимается как способность частей речи «совмещать свои грамматические свойства в одном слове» [Панов 1999: 55], можно утверждать, что здесь исследователь вплотную подошел к представлению о синкретизме (хотя и не употребил этого термина).
Несомненная ценность исследований О.М. Соколова и М.В. Панова заключается в обосновании принципов морфологического описания. Провозгласив идеи построения имплицитной и позиционной морфологии, они, к сожалению, не успели реализовать их до конца и завершить создание таких грамматик (О.М. Соколовым написана только имплицитная морфология глагола). Отметим, что эти идеи частично реализованы последователями. Концепция имплицитной морфологии находит воплощение при рассмотрении отдельных морфологических классов (отглагольных существительных [Ремчукова 1995], отглагольных прилагательных [Петров 1995]), но не их системы в целом. Контуры исследования на основании позиционного принципа намечены во вводном курсе морфологии современного русского языка В.К. Радзиховской [Радзиховская 2001]. Она рассматривает части речи «как классы слов, ориентированные своими формами на выполнение определенной синтаксической функции» [Радзиховская 2001: 59], подчеркивает, что в некоторых синтаксических функциях значение слова как части речи «может ослабляться» [Радзиховская 2001: 60], говорит о возможности нейтрализации грамматических значений. Полного курса имплицитной и позиционной морфологии пока нет.
Связи на уровне морфемного словообразования
Связи на уровне морфемного словообразования проявляются в явлении расчлененного синкретизма. Образованные от существительных относительные и притяжательные прилагательные составляют периферию имени прилагательного как части речи, поскольку не обладают полным набором признаков, что проявляется прежде всего в отсутствии у них форм степеней сравнения и кратких форм. Однако, регулярно подвергаясь семантическим трансформациям, они употребляются в переносном (качественном) значении (молочный туман, малиновое платье, свинцовая туча, волчий закон). Условность семантической и грамматической границ между качественными и относительными прилагательными отмечена в лингвистической литературе. Приближаясь к «ядру», относительные прилагательные с качественным значением изменяют и грамматические свойства. Ср. употребление в однородном ряду качественных и относительных прилагательных в переносном значении в форме простой сравнительной степени: .а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее... (М. Лермонтов).
Помимо способности образовывать формы степеней сравнения, «бывшие» относительные прилагательные могут иметь и краткие формы:
В небе, ржавее жести, Перст столба (М. Цветаева); Весен всех былых весна весенней Предназначена мне в этот год (И. Северянин); Мы оба к сей земле пристрастны... (Б. Окуджава).
Относительные прилагательные, перешедшие в качественные, могут служить источником образования отвлеченных существительных со значением качества (речь об этом пойдет ниже) и сочетаться с наречиями степени:
[Одна вещь] не годится, потому что она совсем не фортепианна (С. Рахманинов) (пример из [Краткая русская грамматика 1989: 217]).
Образованные от прилагательных существительные многочисленны и разнообразны. Многие из них близки к «ядерным» именам существительным и семантически, и грамматически: у меня много хороших новостей. Отвлеченные существительные, сохраняющие значение качества, являются периферийными, хотя и они могут образовывать форму множественного числа, что свидетельствует о семантических изменениях. Ср.:
Он приобщил меня к этой стране, где одновременно с радостью ощущаешь легкую и непонятную грусть. Так блестят весельем и сдержанной грустью глаза грузинских красавиц (К. Паустовский) - «Осенние грусти и радости» (В. Астафьев).
Только процессы полисемии (метафоризация относительных прилагательных и метонимия отвлеченных существительных) могут приближать к ядру периферийные образования (отсубстантивные прилагательные и отадъек-тивные существительные).
Неоднозначна семантическая структура отадъективных отвлеченных имен существительных, сочетающих признаковый семантический компонент с категориальным значением предметности. Значение признака передает корневая морфема, значение предметности - аффикс, значение отвлеченности и предметности - суффикс. Тезаурус черт личности (составленный К.П. Платоновым [Платонов 1986] на основе словаря СИ. Ожегова) включает 1300 словарных единиц, из которых 1081 имеют суффикс -ость {агрессивность, бдительность, важность, галантность, дальновидность и т.д.). Многочисленны также существительные с этим суффиксом и префиксом не-, фиксирующих отсутствие качества, свойства (немилосердность, неподкупность и др.). Ср. также:
Барышни поглядывали на него, а иные и заглядывались; но Алексей мало ими занимался, а они причиной его нечувствительности полагали любовную связь (А. Пушкин).
При помощи нулевой суффиксации образуются отвлеченные существительные со значением признака, не имеющего отношения к лицу, но характеризующего обстановку, состояние природных объектов:
Тишь да глушь у нее, вошь да мша, Полуспаленка, полутюрьма (О. Мандельштам); Там белке пушистой и глуби озер / Печальница твари виет омофор (Н. Клюев); От мелодических волн на облаках появилась легкая рябь (К. Паустовский).
Ср. также: ...даже в этой дикой синимая... (Н. Асеев).
Способность образовывать отвлеченные существительные со значением признака считается особенностью качественных прилагательных [Краткая русская грамматика 1989: 215]:
Пульхерия Александровна была чувствительна, впрочем не до приторности, робка и уступчива, но до известной черты... (Ф. Достоевский); Названия кафешантанов отличались пышностью и безвкусием (К. Паустовский);
Апрель, сумятица и кротость Любви, любви полупитья, И одинокость, одинокость Над полуправдой бытия...
(И. Бродский).
Отвлеченные существительные образуются и от относительных прилагательных:
Проза, как сама жизнь, велика и разнообразна. Иногда бывает нужно вырвать из старой прозы целые куски и вставить их в новую прозу, чтобы придать ей полную жизненность и силу (К. Паустовский); Несмотря также на свое неуважение к парфюмерной тематике Игоря Северянина, я высоко ценил его неотразимо лирическую песенность... (К. Чуковский); От много-томности литературное время приближается к настоящему ... Ахматова «научила женщин говорить», создала модель женщины 1910-х годов. Но сама она лишена таких традиционных женских свойств, как уют, домашность (Л. Гинзбург); ...прости, о, господи, мою витиеватость... Унылое и легкое распутство, I Отчужденности слабая печать (И. Бродский).
Отадъективные существительные - удобная форма для создания индивидуально-авторских неологизмов, «опредмечивающих» признак:
И всегда он побеждал свое «угрюмство» художническим ненасытным любопытством к мельчайшим проявлениям бытия... Ему самому была свойственна степенная «взрослость» речей и поступков (К. Чуковский); Глядишь в окно, и безвозвратность Все тихо едет за тобой (И. Бродский).
Ср. сочетание узуальных и окказиональных образований: Есть в белых очах лиловость, Лиловость в белых ночах. В нежных очах - суровость, Суровость в твоих очах... В фиалке бывает бледность, Бледность в лиловом цветке В златоприческе - медность, Медь в золотом волоске
(И. Северянин); Теперь все чаще чувствую усталость, Все реже говорю о ней теперь. О, промыслов души моей кустарность, Веселая и теплая артель
(И. Бродский). Отметим, что в поэзии этих авторов исключительно важна роль отадъек-тивных существительных, нередко выполняющих текстообразующую функцию. Внимание к «полутонам» отличает поэзию И. Северянина. В стихотворениях «Голубой цветок», «Промельк», «Поэзе странностей жизни» и мн. др. переданы тончайшие оттенки мироощущения. «Больная поэза» полна окказионализмов, передающих нюансы состояния, отметим «дважды индивидуальное» существительное безденность (от авторского прилагательного безденный): О, солнце ночи! вечная безденность! /И полуявь. И сказка наяву. В стихотворении И. Бродского «Одиночество» рефрен - лучше поклоняться данности - сопровождает размышления о вечности, непорочности, давности, странности, а в «Сонете к зеркалу» осмысливаются ценность, нежность, суетность, цельность, вечность. Автор, таким образом, создает собственный «тезаурус черт бытия».
В этой связи любопытно замечание о том, что имена «прилагательные всегда являются терминами конкретными, а не абстрактными; употребляя прилагательное «белый», мы всегда мыслим вещь; свойство же или качество мы мыслим в том случае, когда мы употребляем существительное «белизна» [Челпанов 1949: 11]. Поэтому отвлеченные имена существительные - имена признаков, имена свойств. Употребление определений при отвлеченных существительных создает эффект «признака в квадрате»:
Ясность ясеневая, зоркость яворовая, / Чуть-чуть красная мчится в свой дом (О. Мандельштам); Я повторил один из этих рассказов. Я коротко записал его, не придавая чрезмерного значения его сугубой подлинности (К.Паустовский); Я всегда с ним здороваюсь. Я обязательно останавливаюсь и надеваю особое выражение лица, какое было у Натали, когда она здоровалась с государем: нежная почтительность, тайное восхищение (В. Токарева).
Возникновение отадъективных существительных не просто словообразовательный процесс (об этом упоминалось в связи с вопросом о т.н. «синтаксической деривации» в предыдущем разделе), но попытка выделить новый феномен, раскрыть его сущность, осмыслить его:
Париж не поражает особой нарядностью толпы, вернее, не кричит. На центральных улицах Берлина нарядность прет более вызывающе... (В. Маяковский).
Множество подобных примеров встречаем в прозаических и поэтических произведениях А. Пушкина:
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость... Ощутить перемену в состоянии Ленского накануне дуэли помогает «материализация» невидимого поединка:
Исчезла ревность и досада
Пред этой ясностию взгляда,
Пред этой нежной простотой,
Пред этой резвою душой!.. Ревность и досада побеждены ясностию и простотой. Чем, собственно, отличаются ясный взгляд и ясность взгляда! Синтаксически главное слово становится и смысловым центром высказывания. Происходит смена ролей: «исходный» главный компонент превращается в зависимый, «доопределяет опорное слово конструкции» [Кнорина 1990: 116]. Ленскому важно было прояснить крайне запутанную ситуацию, поэтому он и находит во взгляде Ольги искомую ясность.
Ср. также отадъективные существительные, неоднородные по значению: Его стихов пленительная сладость Пройдет веков завистливую даль, И, внемля им, вздохнет о славе младость, Утешится безмолвная печаль, И резвая задумается радость. Употребляясь в функции обстоятельства образа действия, отвлеченные существительные сближаются с наречиями:
Она думала... но можно ли с точпостию определись, о чем думает семнадцатилетняя барышня, одна, в роще, в шестом часу весеннего утра? (А. Пушкин); - Милостивый государь, - начал он почти с торжественно-стию, - бедность не порок, это истина... (Ф. Достоевский).
Однако наречия выражают характер протекания действия в целом (ср.: точно определить, начал торжественно), а существительные акцентируют внимание на одной черте, в сочетании с прилагательным более точно определяя ее:
Ждали колоссального скандала, пришли ужасаться, негодовать, потрясать кулаками, свистать, а услышали тоскующий, лирический голос, жалующийся со страстною искренностью на жестокость и бессмыслицу окружающей жизни (К. Чуковский).
Синкретизм значений предмета и признака в отадъективных существительных осложняется их метафорическим употреблением. Ср. проявление одного и того же качества применительно к различным реалиям:.ясное небо, утренняя свежесть, роса, ветерок и пение птичек наполняли сердце Лизы младенческой веселостию; боясь какой-нибудь знакомой встречи, она, казалось, не шла, а летела. ... Веселость ее притихла. Мало-помалу предалась она сладкой мечтательности (А. Пушкин) И еще от него - прозрачность Воздуха. И веселость Этих пакетов из прачечной И суеты новоселов (Л. Максимов).
Для передачи состояния используется, как мы видим, сплав семантических и грамматических трансформаций.
Отметим разнообразие генитивных сравнений с отвлеченным существительным в качестве главного компонента словосочетания:
Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой (Л. Толстой); Туман этот усиливал ощущение пустынности севастопольских улиц (К. Паустовский); Так же действует плотность Тьмы (И. Бродский).
В зависимости от условий употребления изменяется лексическое значение существительного. В составе словосочетания опорное существительное обозначает признак предмета, названного зависимым словом, при изолированном употреблении отадъективное существительное называет признак существующий отдельно, как бы «сам по себе»:
