Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ «ПРАВОСЛАВНОГО КОМПОНЕНТА» ЛИНГВОКУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА 11
1.1. Выделение православного компонента в свете проблемы соотношения языка и религии 11
1.1.1. Основные характеристики логико-философской и богословской интерпретации соотношения языка и религии 11
1.1.2. Понятие мифолого-религиозной картины мира и ее связь с языковой картиной мира 14
1.1.3. Ценностные ориентации религиозного знания и их отражение в языке 16
1.2. Понятие концепта и методологические основы его изучения 17
1.2.1. Подходы к определению понятия «концепт» 17
1.2.2. Лингвокогнитивное и лингвокультурное направления в изучении концепта 22
1.2.3. Семантико-когнитивный анализ и моделирование концепта 28
1.2.4. Методика лингвистического анализа религиозных концептов... 30
1.3. Православный компонент лингвокультурного пространства: синтагматический аспект 33
1.3.1. Подходы к выявлению межконцептуальных связей 33
1.3.2. Функциональная (синтагматическая) модель представления общности концептов 39
1.3.3. Синтагматические отношения между концептами с православным компонентом 42
Выводы 48
ГЛАВА II. ИССЛЕДОВАНИЕ КОНЦЕПТОВ С ПРАВОСЛАВНЫМ КОМПОНЕНТОМ 50
2.1. Концепт «искренность» 50
2.1.1. Историко-этимологический анализ 50
2.1.2. Функционирование концепта в современном русском языке 53
2.1.3. Концепт «искренность» и его взаимодействие с другими концептами 57
2.1.4. Явления деформации в структуре концепта 61
2.2. Концепт «смирение» 63
2.2.1. Культурологический комментарий 63
2.2.2. Историко-этимологический комментарий 65
2.2.3. Функционирование концепта в современном русском языке 66
2.3. Концепт «утешение» 70
2.3.1. Историко-этимологический комментарий 70
2.3.2. Функционирование концепта в современном русском языке 71
2.3.3. Фреймовое представление концепта «утешение» 77
2.3.4. Реализация фрейма «утешение» в современной художественной литературе 87
Выводы 92
ГЛАВА III. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПРАВОСЛАВНОГО КОМПОНЕНТА ЛИНГВОКУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА РУССКОГО ЯЗЫКА 93
3.1. Ассоциативный эксперимент как метод исследования 93
3.1.1. Цели проведения эксперимента 94
3.1.2. Подготовка и проведение эксперимента 95
3.1.3. Обработка полученных данных 99
3.2. Восприятие концептов с православным компонентом по данным ассоциативного эксперимента 102
3.2.1. Концепт «искренность» 102
3.2.2. Концепт «смирение» 106
3.2.3. Концепт «утешение» 108
3.3. Взаимодействия концептов в концептосфере современного русского языка 112
3.3.1. Моделирование фрейма концепта «утешение» 112
3.3.2. Взаимодействие концептов «утешение» и «искренность» с концептом «смерть» 116
Выводы 119
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 121
ЛИТЕРАТУРА 124
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. МАТЕРИАЛЫ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО
ИССЛЕДОВАНИЯ 140
- Основные характеристики логико-философской и богословской интерпретации соотношения языка и религии
- Функционирование концепта в современном русском языке
- Моделирование фрейма концепта «утешение»
Введение к работе
Переход к новой — антропоцентрической — парадигме в лингвистике, намеченный еще в работах В. фон Гумбольдта [Гумбольдт 1984, 1985], привел к становлению в XX веке лингвокультурологии — науки, изучающей язык «как выразитель особой национальной ментальносте» [Маслова 2004: 8]. Говоря о русском языковом сознании, нельзя забывать, что его формирование во многом происходило под влиянием православия как «духотворческой и культуротворческой силы» [Гончаров 1998]. Это, несомненно, нашло отражение в языке, т. к. «в периоды развитого религиозного мировоззрения язык закрепляет господствующие взгляды в лексике и фразеологии, причем часто происходит наложение позднейших верований на архаичные» [Богомолова 1999: 9]. Важное влияние на развитие русского языка оказал факт его длительного сосуществования с церковнославянским языком. Лексика, фразеология, даже грамматика подвергались влиянию церковнославянизмов, всегда считавшихся показателями высокого стиля. Однако не только стилистический аспект обогатил русское языковое сознание: Д. С. Лихачев писал, что «церковнославянские слова, выражения и формы слов <...> вносили оценочный элемент в мышление» [Лихачев 1997: 286].
Несмотря на то, что, по мнению некоторых исследователей, в XX в. происходит «деформация языковой личности», «переоценка нравственных приоритетов и ценностей» [Савельева 2000: 16], кумулятивные свойства языка сохранили до настоящего времени православный компонент в лингвокультурном пространстве современного русского языка.
Под православным компонентом мы понимаем ту часть лингвокультурного пространства, становление которой происходило под прямым или косвенным воздействием православия. Это исторически сложившаяся и некоторым образом структурированная совокупность
концептов, имеющих православную маркированность и присущих языку в целом, а не только религиозному дискурсу. Выделение этого компонента из числа этических концептов обусловлено, прежде всего, различными векторами действия этики светской и христианской (и уже — православной): так, «этика повседневной жизни ориентирована на психологию личности ... Ее смысл — облегчить жизнь, направить поведение в безопасное русло» [Рябцева 2000: 178], тогда как православное понимание этики несколько иное, т. к. ставит на первое место не психологию личности, а нравственный закон [Рождественский 2001: 15-20].
Научное внимание к этическим концептам приковано уже достаточно давно, т. к. в них отражены ценностные ориентации носителей языка, причем как их положительные, так и отрицательные стороны.
Изучение отдельных этических и религиозных концептов уже проводилось рядом исследователей. Это анализ как национально, а потому, как правило, православно окрашенных концептов (например, концепт чистота [Яковлева 2000]), так и концептов общехристианских (например, концепт грех [Панова 2000]). К числу описанных (в той или иной степени) концептов, входящих в интересующий нас православный компонент, относятся следующие: концепт, репрезентированный словом Бог [Блохина 2003; Панова 2003], любовь [Алимпиева 2002], вера [Карасик 1999; Убийко 19986], грех [Козина 2003; Панова 2000; Убийко 1998а], дух и душа [Перевозникова 2002; Пименова 2004; Шаклеин 2004; Степаненко 2006], смерть [Богомолова 1999; Юр 2003], судьба [Белоусов, Яновская 1998], удивление [Дорофеева 2003] и др.
Проблема духовности как ведущего компонента нравственной жизни человека, присущая русскому менталитету, должна находить отражение и в обучении русскому языку как родному и как иностранному, что свидетельствует о необходимости учета этого фактора при его дидактическом описании.
Таким образом, актуальность работы обусловлена тем, что она включается в общую парадигму современных исследований лингвокультурного пространства в его этической составляющей, позволяет подойти к описанию современного языкового сознания с учетом исторически сложившейся представленности в нём православного компонента.
Объектом изучения является та часть лингвокультурного пространства современного русского языка, содержание которой обусловлено вхождением в неё православного компонента.
Предмет исследования — группа православно маркированных концептов («искренность», «смирение» и «утешение»), обнаруживающих смысловое взаимодействие в лингвокультурном пространстве русского языка.
Гипотеза исследования. Особенности православной догматики, нашедшие отражение в сознании народа и, следовательно, в языке, отразились в особом межконцептуальном взаимодействии внутри исследуемой группы концептов, таких как иерархичность концептов, их взаимосвязанность и «обратимость», на основании изучения функционирования которых в текстах разной функционально-стилевой принадлежности можно проследить изменения в их структуре, отражающие либо сохранение актуальности, либо уход на периферию или даже отмирание исторически связанных с религиозным сознанием характеристик.
Целью диссертационного исследования является выявление и описание православного компонента в лингвокультурном пространстве русского языка в его внутренних системных связях.
Из поставленной цели вытекают следующие задачи работы:
выделить православный компонент (в этической части лингвокультурного пространства русского языка);
разработать положения и методику концептуального анализа применительно к исследуемой части лингвокультурного пространства;
проанализировать концепты с православным компонентом как структурообразующие элементы православной составляющей лингвокультурного пространства современного русского языка;
выявить концептуальные связи внутри исследуемой части лингвокультурного пространства;
установить динамические характеристики исследуемых концептов;
экспериментально установить статус исследуемых концептов в сознании современных носителей языка.
Научная новизна исследования заключается в выделении православного как особого компонента в лингвокультурном пространстве русского языка и в установлении связей между образующими этот компонент концептами.
Теоретическая значимость работы состоит в развитии методов концептуального анализа применительно к анализу группы связанных между собой концептов; в разработке приемов выявления невербального и невербализуемого по своей природе содержания концептов; в уточнении представлений о лингвокультурном концепте; в совершенствовании методов лингвокультурологического описания современного русского языка.
Практическая значимость исследования заключается в возможности
использования полученных результатов при составлении
лингвокультурологических словарей и словарей концептов, чтении лекций по лингвокультурологии и межкультурной коммуникации, а также в практике преподавания русского языка как родного и как иностранного.
В работе используются следующие методы: описательный, метод сплошной и частичной выборки материала, элементы этимологического, культурологического и семантического анализа, метод ассоциативного эксперимента, элементы семантико-когнитивной интерпретации.
Материалом для исследования послужили тексты, представленные в Национальном корпусе русского языка (URL: ), в том
числе: тексты современной публицистики, наиболее остро отражающей изменения в языковой картине мира; тексты конфессионального содержания (в основном, гомилические), в которых можно ожидать экспликации концептов в самом «чистом» (с догматической точки зрения) виде; произведения классической русской литературы, занимающие промежуточное положение между текстами первой и второй групп. Исследуемые тексты позволяют выявить тенденции в характере восприятия и использования православно окрашенных концептов, их переосмысление, в том числе девальвацию, в современном употреблении. Положения, выносимые на защиту:
В этической составляющей лингвокультурного пространства современного русского языка имеется особая область, исторически сформировавшаяся под влиянием православия, — православный компонент, выделяемый как на типологическом (культурологическая и богословская предпосылки), так и на языковом уровне (особенности функционирования составляющих его концептов).
При исследовании концепта с религиозным компонентом необходимо рассматривать его с трех сторон: как феномен культуры, как в той или иной мере религиозный концепт и как явление человеческого сознания.
Особенностью современного функционирования православно маркированных концептов за пределами религиозного дискурса является возможность их «обратимости», которая проявляется в развитии пейоративной зоны в структуре концептов.
Разработанная синтагматическая модель функционального взаимодействия концептов, построенная на идее предикативности, может быть применена при исследовании разных типов концептов.
Предложенный метод свободного ассоциативного эксперимента с предъявлением комплексного стимула (слово, словосочетание или
сочетание слов), создающего микроконтекст, может быть успешно применен для выявления межконцептуальных связей.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения и двух приложений.
Во Введении обоснованы актуальность работы, её новизна, теоретическая и практическая значимость, а также указаны цель, задачи, материал и методы исследования.
В первой главе обосновано выделение из числа этических православно значимых концептов (концептов с православным компонентом) и показана правомерность выделения особой области лингвокультурного пространства (его православного компонента). В отдельной части главы рассмотрена теоретическая возможность функционального подхода к исследованию группы концептов.
Вторая глава посвящена рассмотрению группы достаточно частотных и значимых концептов с православным компонентом значения («искренность», «смирение», «утешение») в их взаимосвязи в концептосфере, установлению дистрибуции репрезентирующих эти концепты лексем на основании анализа текстового материала.
В третьей главе описана подготовка и проведение, а также проанализированы результаты ассоциативного эксперимента, на основании которых установлены лингвокогнитивные связи при функционировании концептов как компонентов лингвокультурного пространства современного русского языка.
В Заключении отражены основные выводы исследования.
В Приложении 1 представлены материалы ассоциативного эксперимента. Приложение 2 содержит php-листинг программного кода электронной версии анкеты, предъявленной участникам ассоциативного эксперимента.
Основные характеристики логико-философской и богословской интерпретации соотношения языка и религии
Впервые вопрос о статусе языка и религии действительно остро поставил Л. Витгенштейн. В своём раннем «Трактате» и поздних «Философских исследованиях» [Витгенштейн 1994] он с логико-философских позиций обосновал наличие у языка существенной функции — функции игры и, в то же время, функции регулятора игры, т. е. установителя правил этой самой игры. Здесь проявилась идея о множественности инструкций, которыми мы пользуемся. Концепция Витгенштейна сыграла большую роль как в философии религии, так и в богословии (особенно современной западной теологии)1. Так как все явления жизни могут быть описаны как «языковая игра», то и религия, по Витгенштейну, это также «языковая игра». То есть языку в этом случае приписывалась функция выше религиозной, а именно свойство создавать религию, устанавливая правила игры [Томпсон 2001: 93-99]. Действительно, с первых дней появления этой концепции разгорелись споры между теологами и философами. Споры эти не утихают до сих пор. Так, например, в 1995 г. в Принстонской теологической семинарии появилась статья, вновь поднимающая вопрос о том, является ли религия языковой игрой [Sommerville 1995]. Эта статья — реакция на работу продолжателя идей Л.Витгенштейна Дж. Линбека «Природа доктрины: Религия и теология в постлиберальный век» [Lindbeck 1984], который рассматривает религию как процесс коммуникации, что еще раз подтверждает концепцию «языковой игры». Действительно, религия — это и есть первичная форма коммуникации между Творцом и человеком (лат. religare — связывать ). Однако стоит ли придавать языку функцию установителя правил? Дж. Соммервилль показывает абсурдность абсолютизации такого подхода: знание языка теологии и правил употребления этого языка не делает человека участником религиозной коммуникации с Богом, т.е. имеется какая-то грань, где правила языковой игры перестают действовать. В то же время идея «языковой игры» по
Современная западная теология много внимания уделяет проблеме соотношения религии с языком, культурой и историей, см., например: [Michalson 1962, Fawcett 1971, Lundeen 1972, Smith 1997 и др.]. Идеи Л. Витгенштейна стали причиной появления целого ряда работ, например: [Gill 1964, Peterson 1980 и др.]. отношению к религии не совсем безосновательна, как отмечает проф. Соммервилль: она дает возможность вновь представить религию функционально, а в языке обнаружить способность служить коммуникации.
Однако идея действенности слова появляется не в философии, а в православном богословии (перерастая в крайних своих проявлениях в ересь «имяславия») и в русской религиозной философии. Например, в работе о. Сергия Булгакова «Философия имени» говорится о том, что «если справедливо, что слова имеют известную силу, присущую им самим по себе, даже безотносительно к говорящему, приходится заключить, что произнесение слов, так сказать, освобождение энергии их, вовсе не есть индифферентная вещь.... Сказанное о силе слова, присущей ему как символу космической сущности, приводит нас к вопросу о его боговдохновенности». [Булгаков 1999: 227-229]. Здесь, как мы видим, совсем иной подход: не от языка к религии, а наоборот, от боговдохновенности (т.е. воздействия Бога в результате коммуникации, т.е. религии) к сущностному наполнению слова, языка.
Об энергетике знака (и слова) пишет современный исследователь В. Р. Рокитянский [Рокитянский 2005]. Сопоставляя энергетическое воздействие физических тел и воздействие слова, автор предполагает, что в случае знака «энергетическое обеспечение результата происходит за счет внутренних ресурсов организма реципиента» [Рокитянский 2005: 109], т. е. слово (или другой знак) несет в себе качественное наполнение (можно назвать ее сущностью), вызывающее определенную реакцию.
Функционирование концепта в современном русском языке
Искренний ответ может быть двояким: каждый пишет либо для себя (и, значит, себе подобных), либо на потребу публики, как он ее понимает. [В.Янкулин. Работать, чтобы жить // «Профессионал», 1998.07.01]
В этом контексте искренний содержит сему правдивый : такого рода «искренность» характеризует субъекта как имеющего и передающего некоторую неложную информацию.
В отношении мыслительного действия прилагательное искренний часто характеризует «негативную» мысленную информацию: искреннее непонимание, заблуждение, неразличение и т.п.:
Я обращаюсь к тем, кто искренне заблуждается, кто движим воспоминаниями жертвенной молодости, кто всей своей жизнью кровно связан с Россией и не собирается искать благополучие бегством от нее. [Михаил Гефтер. Какой я вижу Россию конца XX века? // «Звезда», №1, 2001]
Этот пункт - искреннее неразличение разных видов государственного насилия, искреннее непонимание разницы между солдатом и палачом. [М.Соколов. Солдат и палач // «Известия», 2001.07.11]
Появление концепта «искренность» в такого рода контекстах становится выразителем либо оправдания (что в публицистике встречается редко), либо (чаще) осуждения людей, о которых идет речь. Рассмотрим отрывок из другой статьи того же журналиста:
Однако защитники свободы (чеченской, нерусской, естественно) и прав человека (чеченского, не русского, естественно) вполне искренне и добросовестно не видят здесь ни противоречия, ни уж тем более -мучительной антиномии, ибо искренне не понимают, зачем это нужно - укреплять дух нации и говорить: «Мы выстоим!» [М.Соколов. Вместо фельетона // «Известия», 2002.11.01]
Очевидно ироничное употребление лексемы в таком контексте, но именно из-за него авторское осуждение становится более острым.
Вторая, более обширная сфера характеризации субъекта — психоэмоциональная. Внутри нее можно выделить:
1. Характеристику собственно эмоций (в том числе и религиозных): искреннее удивление, раскаяние, зависть ...
Ни одного искреннего слова раскаяния ученого, из-за непродуманных экспериментов которого пострадали миллионы людей. [Нет! Контра обгадилась! // «Молния», 2001.07.10]
Здесь же заметим, что ценностная окраска концепта положительна. Критерий искренности характеризует субъекта речи, формирует установку восприятия его слов или действий. При этом возникающие антонимические сочетания (например, искренне завидовать) оказываются очень сомнительными из-за контрастности в аксиологическом плане, например:
Я искренне завидую людям, которые не боятся состыковывать свои истории с живым биением реальности. [Мария Кувшинова. Константин Мурзенко: «Мне кажется, есть» // «Известия», 2002.02.17]
2. Выделяется также характеристика реакций на эмоции: искреннее недоумение, желание что-л. сделать, желание кому-л. чего-л., искренние слезы, искренне беспокоиться, пожалеть ...
Лица одних выражали искреннее недоумение: «Как мог вообще возникнуть подобный вопрос?» Взгляд же других стал на мгновение отсутствующим ... [Е.Выхухолева. Уроки взаимопонимания. Таможенный кодекс дошел до комитетов // «Известия», 2002.02.01]
3. Отдельно стоит рассматривать такие сочетания, как искренняя вера, надежда, любовь. Возможны два варианта их употребления — ив религиозном значении, и в обыденном.
Они искренне верили, что своей смертью они могут спасти Россию. [А.Алексеев. Марков и марковцы // «Спецназ России», 2003.06.15]
Во всех случаях вера обязательно должна быть в то, что представляет большую ценность, что подчеркивается избыточным с точки зрения языка усилением понятия «вера» (и может восприниматься как ошибка).
Моделирование фрейма концепта «утешение»
Для ассоциативного исследования фрейма1 концепта «утешение» был отобран ряд стимулов, образующих различные слоты фрейма. Рассмотрим, каким образом при каждой комбинации было возможно достраивание или игнорирование фреймового развития, что обусловлено особенностями восприятия стимулов.
В качестве первого стимула было взято сочетание «печаль, созерцание». Самым частотным оказался кластер природа 28, который показывает один из вариантов слота «средство». Появление кластеров грусть 19 и печаль 5 доказывают слитное восприятие этих слов. При этом возможно отнесение и к сфере религии , проявляющей позитивное развитие фрейма «утешение».
Отсылка к религии и вере доминировала (15) и среди ассоциатов на стимул «одиночество, слово». Вторыми по частотности были ассоциаты, представляющие негативный результат фрейма «утешение» (12: пустота4, ад2, беспомощность, мрак и др.). Одновременно как позитивный результат можно рассматривать сам кластер утешение 8.
В стимуле «скука, книга» испытуемыми не были выделены причинно-следственные отношения, появляющиеся при отнесении этих слов к концепту «утешение» (такие связи встретились всего в двух ассоциатах: лекарство от скуки, облегчение). В остальных случаях ассоциаты охватывали сферы учеба, наука 18, литература 14, либо указывали на несовместимость этих понятий (12). Негативные ассоциации (7) представили дальнейшее развитие фрейма «утешение» в сторону усугубления качества причины.
В случае предъявления сходного сочетания «печаль, книга» восприятие причинно-следственных отношений проявилось намного сильнее за счет актуализации результата в виде кластера утешение {утешение, успокоение, книга прогонит печаль, отвлечься, помощь, попытка отвлечься и др.). Более развернутым представлением причины являются кластеры одиночество и грусть . Однако доминируют ассоциаты, отсылающие к сфере литературы (21).
Последние три стимула этой группы представляли сочетание причины с отрицательными средствами утешения («уныние, пиво» и «пустота жизни, наркотики»).
В обоих случаях доминирующими стали негативные ассоциаты. Негативные ассоциаты (33) на стимул «уныние, пиво» представляли как негативный результат развития фрейма (деградация, падение во мрак, дальше хуже и др.), так и негативную оценку (бессмысленность, бред, опуститься, неудачник и др.). Второй по частотности стала оценка такого явления в качестве болезни 31.
Более ярко окрашенными стали негативные ассоциаты на стимул «пустота жизни, наркотики». В этом случае были представлены как более экспрессивные варианты выражения причины (кластер депрессия ), так и выражение результата (кластеры духовная смерть , отсутствие смысла развития фрейма «утешение». Подобным образом распределились ассоциаты на стимул «депрессия, самоубийство»: большинство реакций были негативными (27), представляли различные варианты суицида 5, а также давали нравственную характеристику результата как греха 9, а также представляли условие развитие концепта в отрицательном виде ( безверие, безысходность 14)
Как видно из анализа представленных ассоциатов, в случае комплексного восприятия предложенных стимулов респонденты продолжают развитие фрейма в сторону результата, либо дополняют ситуацию. причина + результат
При предъявлении в качестве стимула сочетания «одиночество, утешение» доминирующими стали ассоциаты кластера религия, вера 25, представляющие как отсылку к религиозной сфере (монастрыь, монашество, стены старого храма и др.), так и показывающие средства (молитва , исповедь и др.) и условие (один случай — смирение) утешения.
Ассоциаты на стимул «печаль, радость» раскрывают, прежде всего, их двоякость , т.е. обратимость, возможность перехода из одного состояния в другое, и их противоположность ( антонимы ). Среди ассоциатов встретились характеристики представленных стимулов в качестве чувств 16, а также отсылки к вере 11.
