Содержание к диссертации
Введение
Первая глава. Теоретические основы исследования 13
1. Разработка идей политкорректности в современной социолингвистике 13
2. Семантическое и прагматическое содержание социолингвистического термина «политическая корректность 28
Выводы по первой главе 33
Вторая глава. Политкорректность и стратегия эвфемизации 35
1. Когнитивная и лингвистическая сущность эвфемизации. 35
2. Эвфемизмы и смежные явления 43
2.1. Эвфемизмы и криптолалия 43
2.2. Эвфемизмы и дезинформация 46
2.3. Эвфемизмы и система тропеических средств 52
3. Табу и эвфемизмы в диахронии 57
4. Эвфемизмы-антропонимы, смягчающие различные типы дискриминации 62
4.1. Эвфемизмы-антропонимы, смягчающие дискриминацию по возрасту 62
4.2. Эвфемизмы-антропонимы, смягчающие дискриминацию, связанную с физическими или умственными недостатками 66
4.3. Эвфемизмы-антропонимы, смягчающие имущественную дискриминацию и дискриминацию по признаку оседлости 71
5. Расовые и национальные отношения в зеркале идей политической корректности 77
Выводы по второй главе 92
Третья глава. Идеи политической корректности в аспекте гендерологии 94
1. Гендерные асимметрии в естественном языке и дискриминация женщин 94
2. Категория «сексизм» в системе идей политкорректности..98
3. Проблемы корректного обращения 113
Выводы по третьей главе 123
Заключение 125
Список словарей и справочников 130
Библиография 134
- Разработка идей политкорректности в современной социолингвистике
- Когнитивная и лингвистическая сущность эвфемизации.
- Гендерные асимметрии в естественном языке и дискриминация женщин
Введение к работе
Переключение центра внимания лингвистов с вопросов внутренней организации языка на его прагматический аспект обусловило значимость целого комплекса проблем языкового воздействия. Термин «политкорректность» («политическая корректность»), несмотря на то, что его считают не самым удачным в социальных науках и не вписывающимся в систему лингвистических терминов [Ларина Ю.Е., 2007 : 86 ], стал достаточно широко известным. Его упоминают в современных учебных пособиях по межкультурной коммуникации для студентов-лингвистов. См.: [Тер-Минасова С.Г., 2004 : 277; Митусова О.А., Беляева И.В., 2007 : 83-84]; стоящее за ним содержание широко обсуждается в научных, публицистических и художественных текстах.
Исследователи отмечают неоднозначное отношение к феномену
политкорректности как в самих англоязычных странах, где он возник, так
и в России [Цурикова Л.В., 2001 : 94], поскольку намеренный отбор строго
предписанных языковых средств общения для реализации
дискурсивных стратегий вежливости зачастую лишает говорящего
свободного выбора. Как правило, политкорректными признаются слова и
обороты речи, эвфемистически замещающие такие номинации, которые
задевают достоинство человека, ущемляют его права, дискриминируют его по
какому-либо признаку. Однако само понятие эвфемии не достаточно
четко отграничивается от ряда смежных явлений ( криптолалии, тропов
типа перифразы, гиперболы, мейозиса и т.д.), поэтому оно нуждается в
дальнейшей теоретической разработке. До сих пор ни понятие
политкорректности, ни коррелирующее с ним понятие эвфемии не представлены в качестве самостоятельных разделов в пособиях по стилистике, риторике и культуре русской речи.
Всем ' вышесказанным определяется актуальность исследования, параметрирующего новое для лингвистики понятие. Диссертация
5
выполнена в русле насущных проблем современной русистики,
лингвопрагматики и социолингвистики, а также смежных дисциплин, касающихся вопросов языкового воздействия.
Объектом исследования являются единицы языка (прежде всего — лексемы), способные к замещению тех средств номинации, которые содержат дискриминационные или оскорбительные смыслы.
Предметом исследования выступают, таким образом,
прагматические функции языковых единиц, вовлеченных в орбиту идей политкорректности и ориентированных прежде всего на выполнение эвфемистической роли.
Цель диссертации состоит в комплексном исследовании лингвистического аспекта феномена политической корректности на материале современного русского языка.
Общая цель предопределила конкретные исследовательские задачи:
проанализировать существующие подходы, способы, средства, цели и мотивы изучения социальной обусловленности языка;
установить истоки и содержание феномена политической корректности;
выявить функционально-прагматическую сущность политкорректной лексики;
определить основные понятия, играющие ключевую роль в исследовании (эвфемия, криптолалия, эйджизм, тендер, сексизм и др.);
описать в качестве метазнака сам термин «политическая корректность» с точки зрения его семиотических свойств (семантики, синтактики и прагматики);
установить критерии политкорректных и неполиткорректных лексем, словосочетаний, высказываний и текстов;
выяснить условия эксплицитной и имплицитной реализации идей политкорректности в современном лингвориторическом пространстве;
исследовать роль эвфемизации в обеспечении политкорректности высказывания;
- проанализировать тендерно мотивированную лексику с точки зрения отражения идей политической корректности.
Для достижения поставленной общей цели и решения частных исследовательских задач были использованы следующие методы:
социолингвистический анализ на основе метода корреляции языковых и социальных явлений;
контекстуальный анализ (с учетом, в том числе, и «широкого контекста ситуации»);
метод прагматической интерпретации;
метод лингво-идеологического анализа1.
Идея лингво-идеологического анализа высказана в работе:
[Мирошниченко А.А. , 1995: 24-25], затем применена в ряде других
исследований, ср.: [Сосновская Т.И., 2006]. Как считает
А.А. Мирошниченко, «увидеть за тем или иным языковым явлением лингво-идеологему непросто, для этого требуется ряд процедур, по крайней мере одна из которых, восходящая к языковому чутью, не вполне рефлектируется. Объединения функции исследователя и пользователя — вот что такое языковое чутье...Метод лингво-идеологического анализа, включающий не вполне рефлектируемые процедуры, соответственно не вполне удовлетворяет требованиям позитивистской научной методологии. Это справедливо и, более того, необходимо, так как исполнитель лингво-идеологического анализа является основным инструментом и необходимым приложением к методу, подобно тому, как лозохождение неосуществимо без хорошего лозоходца» [там же].
Научная новизна исследования. Классические и современные труды,
посвященные проблеме социальной обусловленности языка,
сформировали надежную базу многих теоретических положений о социально-языковых связях и зависимостях. Однако языковой аспект феномена политкорректности в русской языковой лингвокультуре еще не был (насколько мы можем судить) предметом монографического описания. Между тем, совершенно ясно, что в русском языке проявление феномена политической корректности имеет национально-культурные особенности. Предлагаемая работа является попыткой осмысления на материале русского языка социокультурной и собственно лингвистической природы явления, за которым закрепилось наименование, «политическая корректность». Таким образом, научная новизна состоит прежде всего в том, что заявленная целеустановка — изучение того, как идеи политкорректности отражаются в русском языке последних десятилетий, -реализуется впервые.
Методологической основой диссертации стали, положения о
разграничении внешней и внутренней лингвистики (И.А. Бодуэн де
Куртене, Ф. де Соссюр), о конструктивном и деструктивном влиянии
общества на язык (Л.П. Якубинский, Б.А. Ларин, Е.Д. Поливанов, A.M.
Селищев, В.М. Жирмунский, Г.О. Винокур, Р.А. Будагов, М.В. Панов,
Л.И. Скворцов, В.М. Алпатов), о связи лексики с «идеократическими»
системами XX века (М.Н. Эпштейн, Г.Г. Хазагеров, В.Н. Шапошников,
Н.А. Купина А.А. Мирошниченко), а также идеи современной
лингвопрагматики, отраженные в трудах Ю.Д. Апресяна,
Ю.С. Степанова, Дж. Серля, Дж. Остина, А. Вежбицкой, Е.С. Кубряковой, В.Г. Гака, В.В. Колесова, В.Г. Костомарова, С.Г. Тер-Минасовой, Л.П. Крысина, Г.П. Немца, В.И. Карасика, В.И. Тхорика, В.П. Москвина, Г.Г. Почепцова, А.Г. Баранова, А.Л. Факторовича, Л.Ю. Буяновой, С.А. Мегентесова, Л.А. Брусенской, Л.В. Кирилиной, М.В. Ласковой, Э.А. Китаниной, М.В. Малащенко, Э.Г. Куликовой, Т.И. Сосновской, Е.Н.
8 Рядчиковой, В.В. Дементьева, С.А. Сухих, Е.И. Шейгал, А.А. Романова, Д.С. Курлова, Н.Ю. Фанян, О.Д. Морозовой, А.Д. Шмелева и др.
Материалом исследования послужили прежде всего тексты СМИ
2002-2007 гг. («Независимая газета», «Российская газета», «Аргументы и
факты», «Советская Россия», «Совершенно секретно», «Русский вестник»,
«Известия», «Новые известия», «Итоги», «Огонек», «Новая газета»,
«Комсомольская правда», телепередачи «Намедни», «Бесплатный сыр», «К
барьеру» и др.), а также художественные и публицистические тексты
современных авторов ( Т. Толстая, Н. Ильина, М. Арбатова, Вл. Новиков,
Д. Рубина, А. Баскина и др.). Из указанных источников извлекались
текстовые фрагменты, содержащие слова и выражения, как
соответствующие принципам политкорректности (эвфемизмы), так и
нарушающие их. Особое внимание уделялось фрагментам, включающим
авторские рефлексии по поводу корректности использованных единиц.
Всего было привлечено к анализу более 2000 текстовых фрагментов.
Важной источниковедческой базой стали также толковые словари,
отражающие современное словоупотребление (см. список словарей и
справочников). Для сопоставления использовался также лексический
материал других языков - английского, немецкого, французского, извлеченный из трудов по типологии, социолингвистике, гендерологии, а также из соответствующих словарей. Это было необходимо потому, что сама культурно-поведенческая и языковая тенденция, получившая название «политкорректности», является привнесенной, заимствованной.
Теоретическая значимость работы заключается, прежде всего, в
выявлении функционально-прагматической сущности лингвистических
единиц, обладающих свойством «политкорректности», и в разработке
принципов их описания. Понимание механизмов, лежащих в основе
политической корректности, помогает постичь сущность языковой
культуры и используемых в ней коммуникативных стратегий. Феномен
9
политкорректной лексики неразрывно связан с более общими вопросами
взаимодействия языка и социума, с анализом того социально-культурного
фона, на котором возникает необходимость в
политкорректной лексике. Поэтому предпринятое исследование значимо
для таких пограничных дисциплин, как социолингвистика,
лингвокультурология и психолингвистика. Идеологически
мотивированное, интернациональное по своей сущности явление
политической корректности представляет интерес для современной
междисциплинарной науки в целом. Думаем, что проведенное исследование позволит сделать и некоторые прогнозы относительно развития преимущественных стратегий коммуникации в русской лингвокультуре.
Практическая направленность диссертации.
Возможности практического применения данного исследования
предопределены особенностями самого феномена политической
корректности, смысл которого - в стремлении избегать коммуникативных
конфликтов и преодолевать коммуникативный дискомфорт. Поэтому
материалы и выводы диссертации могут повлиять на выбор
коммуникантами наиболее оптимальных «бесконфликтных» средств
языкового выражения. Как известно, в отечественной лексикографической
традиции пока отсутствует такой жанр аспектных словарей, как словари
политкорректной лексики и словари эвфемизмов, однако потребность в
таких типах изданий очевидна. Полагаем, что материалы и выводы
диссертации могут быть использованы при подготовке этих словарей.
Материалы диссертации могут быть использованы при чтении таких
курсов, как введение в языкознание (раздел «Язык и общество»), общее
языкознание (разделы «Социолингвистика», «Психолингвистика»)),
современный русский язык (раздел «Лексикология»), а также в процессе
преподавания риторики, культуры речи, экспрессивной стилистики и
коммуникативистики. Практическая значимость исследования состоит и в том,
10
что на его основе могут разработаны учебные пособия и
спецкурсы, знакомящие студентов с данной проблематикой и
способствующие развитию у них навыков эффективной политкорректной коммуникации. Считаем также, что учет выявленных стратегий политкорректности может быть полезен широкому кругу специалистов по речевому воздействию: PR-менеджерам, журналистам, психологам, политтехнологам и политическим деятелям.
Положения, выносимые на защиту:
Терминологическое сочетание «политическая корректность», будучи заимствованным из западной социологии, пока трудно отнести к семантически освоенным по формальным признакам: оно отсутствует в толковых словарях даже новейших словоупотреблений (типа РЯ-ХХІ). В то же время на примере этого термина наглядно видно, что актуальные неологизмы в современном русском языке в очень короткие сроки преодолевают расстояние от периферии к центру (к ядерной лексике). Термин «политкорректность» и стоящее за ним понятие стали суперактуальны в течение всего двух десятилетий: появившись не ранее 80-х годов XX века, сегодня этот термин претендует на роль «ключевого слова эпохи», поскольку под влиянием стоящего за ним понятия каждый из носителей языка в наши дни вынужден корректировать свое речевое поведение.
Требование социальной и культурной толерантности в современных условиях дополняется требованием языковой толерантности, которую может обеспечить учет принципов политкорректного общения. Наиболее общей стратегией политической корректности является эвфемизация, представляющая собой один из результатов культурного развития, отраженный в языке. Именно эвфемизмы позволяют обращаться к табуированным темам, не нарушая терминологической точности.
Политическая корректность реализуется не только на уровне лексических единиц, но и в сфере грамматики, а именно в перестройке системы наименований лица по профессии и роду занятий и соответственно в структуре грамматической категории рода в современном русском языке, однако тендерно маркированные антропонимы с аффиксальным показателем женского рода по-прежнему остаются за пределами официально-делового стиля современного русского языка.
Политкорректная лексика в высшей степени чувствительна к общественным оценкам тех или иных явлений. С этим связана историческая изменчивость и динамичность единиц языка, которые оцениваются социумом как исключающие дискриминацию.
5. Сознательное нормирование языка в соответствии с идеями
политкоррекитности в таких сферах, как политический дискурс и все виды
институционального дискурса, является оправданным и необходимым.
Понятие политкорректности коррелирует с понятиями прагматической и
этико-речевой норм современного русского языка.
Апробация работы. Ход и результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры теоретической и прикладной коммуникативистики РГЭУ «РИНХ», а также были доложены в форме научных докладов на следующих конференциях: «Язык. Дискурс. Текст» (РГПУ, март 2004 г.), «Правовая политика Российской Федерации в условиях современного социально-экономического развития» (Туапсе-Небуг, октябрь 2007 г.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав,
заключения, списка использованных словарей (справочников) и
библиографии. Структура продиктована логикой анализа материала: во
введении формулируются цели и задачи исследования, его
теоретическая и практическая значимость; в первой главе представлен
понятийный аппарат диссертации (идеи политической корректности
12
рассматриваются как закономерное развитие социолингвистики, а сам
термин — политическая корректность — рассматривается в аспекте его знаковых свойств, то есть анализируются его семантика, синтактика и прагматические возможности); во второй главе исследуются те средства политкорректности, которые связаны со стратегией эвфемизации; третья глава посвящена тендерным аспектам феномена политкорректности (которые не имеют отношения к масштабному явлению эвфемизации); в заключении подводятся наиболее значимые итоги и определяются перспективы разработки данной проблематики.
Разработка идей политкорректности в современной социолингвистике
Интерес к языку как явлению социальному характерен для лингвистики на всех этапах ее развития, однако возникновение в начале XIX века сравнительно-исторического языкознания, как известно, привело к смещению внимания исследователей с социального аспекта в сторону имманентных законов его функционирования и развития. Во второй половине XIX века социологический подход к языку становится приоритетным. Основоположник социологического направления в языкознании А. Мейе считал, что практически все изменения в языке зависят от социальных причин и что все изменения, вызванные влиянием внешних факторов, в совокупности образуют развитие языка. А. Мейе утверждал, что понять язык можно лишь с учетом его социальной природы [1938 : 471]. В трудах ученых социолингвистического направления была показана связь между развитием цивилизации и изменениями в составе словаря, между интеллектуальным прогрессом и переосмыслением или возникновением новых средств выражения. Заслуга этого направления состояла в том, что впервые «социальный аспект был введен в науку о языке как существенный и необходимый» [Немец Г.П., 2004 : 37]. В отечественной лингвистике изучение языка как общественного явления заняло видное место в первые послереволюционные годы и, можно сказать, составило ее методологическую специфику; ср. труды таких представителей социолингвистического направления, как В.М. Жирмунский, Л.П. Якубинский, Б.А. Ларин, P.O. Шор, Е.Д. Поливанов, A.M. Селищев.
Гипертрофированные представления о социальной обусловленности языка нашли отражение в «новом учении о языке» Н.Я. Марра. Язык представлялся не имманентной системой (как в трудах представителей сравнительно-исторического языкознания), а целиком детерминированной социальными условиями, так что русский язык до революции и русский язык послереволюционной эпохи объявлялись разными языками, ибо считалось, что смена общественной формации неизбежно влечет за собой коренное изменение структуры и сущностных особенностей языка.
В зарубежной социолингвистике XX века одно из ведущих мест принадлежит Лондонской лингвистической школе Дж. Р. Ферса, Б. Малиновского и М.А.К. Хэллидея. В трудах Дж. Р. Ферса отводится огромная роль социологическому компоненту, язык предлагается изучать как часть социального процесса, как форму жизни человека, но не как набор знаков и сигналов. В основе контекстуальной теории значения Ферса лежит понятие ситуативности, или «широкого контекста ситуации», включающего участников общения и предметы окружающей действительности. В границах этой школы социолингвистика тесно смыкается с этнолингвистикой. Так, антрополог и этнограф Б. Малиновский стремился показать весь диапазон значений слов чужого языка в связи с культурой носителей этого языка, с учетом всех лингвистических и экстралингвистических факторов реализации живой речи, речевого поведения человека [Зарайский А.А., 2000 : 229-231]. См. также: [Сосновская Т.И., 2006 :15-17]. Новой важной вехой в развитии социолингвистики стал выход в 1968 году трехтомного труда под редакцией М.В. Панова «Русский язык и советское общество» ( РЯСО). Авторы РЯСО [1968 : 19-20] полагают, что сама системность знаков языка есть источник саморазвития. Ср.: «Из утверждения, что язык представляет собой знаковую систему, вовсе не следует, будто он не имеет внутренних стимулов для изменений. Действительно, языковые знаки (морфемы, слова, словосочетания) условны в том смысле, что связь между означаемым и означающим «покоится на коллективной привычке».
Когнитивная и лингвистическая сущность эвфемизации
Толкование понятия эвфемии не является единообразным в лингвистической науке. Наряду с распространенным пониманием эвфемизма как слова или выражения, служащего в определенных условиях для замены таких обозначений, которые представляются говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резкими, грубыми, нетактичными или неприличными, существует и более узкое понимание эвфемизма только как слова или выражения, заменяющего табуизированные единицы. См. подробнее: [Крысин Л.П., 2004 : 265-266]. Процесс эвфемизации тесно переплетается с процессом номинации -одним из трех фундаментальных процессов, формирующих речевую деятельность человека (два остальных — это предикация и оценка), поскольку предметы, которые по каким-либо причинам (этическим, культурно-историческим, психологическим) не могут быть названы прямо, нуждаются в эвфемистическом обозначении.
Для процесса эвфемизации, по наблюдениям Л.П. Крысина [2004 : 267-268], существенны следующие три момента:
1. оценка говорящим предмета речи как такого, прямое обозначение которого может быть квалифицировано (в данной социальной среде или конкретными адресатом и адресантом) как грубость, резкость, неприличие;
2. подбор говорящим таких обозначений, которые не просто смягчают кажущиеся грубыми выражения, но маскируют, вуалируют суть явления (ср. использование слов с «диффузной» семантикой типа известный, определенный, надлежащий, специальный);
3. зависимость употребления эвфемизма от контекста и условий речи: чем жестче социальный контроль речевой ситуации и самоконтроль говорящим собственной речи, тем более вероятно появление эвфемизмов.
Лингвисты подчеркивают также древность явления и эвфемии при том, однако, что его функции остаются неизменными. Ср. утверждение М. Киты [цит. по: Дементьев В.В., 2006 : 190]: «Явление, обычно связываемое с первобытными коллективами, является очень распространенным в языковом восприятии мира современным человеком. Возможно, меняются причины: страх, иррациональная боязнь говорения вслух о чем-то опасном, а потому непонятном заменяется интеракционными мотивами: говорить так, чтобы не задеть собеседника. Сущность явления, однако, остается та же: о чем не говорят, о том говорят иначе [выделено автором. - Л.С.]».
При этом актуальна задача распознавания эвфемизма на основе пресуппозиций (фоновых знаний). Ср. пример, где отсутствие у реципиента необходимых фоновых знаний позволяет эвфемизму (метонимическому в своей основе) полностью замаскировать денотат:
Мне пообещали намазать лоб зеленкой, меня в тот момент это не испугало: я не знал, что лоб зеленкой мажут перед расстрелом, чтобы удобнее было стрелять (Аргументы и факты, 2002, № 11).
Е.И. Шейгал [2004 : 178-198] рассматривает эвфемизмы в их неразрывной связи с дисфемизмами: дисфемизмы - это инвективы, основанные на гиперболизации отрицательного признака; эвфемизмы — это анти-инвективы, основанные на преуменьшении степени отрицательного признака или на переключении оценочного знака с отрицательного на положительный. Метафорическую суть их противопоставления указанный автор определяет как «щит и меч». Говорить эвфемистично - значит использовать язык в качестве щита против объекта, вызывающего страх, неприязнь, гнев и презрение.
Гендерные асимметрии в естественном языке и дискриминация женщин
Главный тезис феминистской мысли состоит в том, что природа женщины не дана, а создана, и то, что выдается за свойство, есть результат силового воздействия. Угнетение - ключевая метафора в дискурсе феминизма [Нехаенко Ю.М., 2005 : 78]. Тендерные исследования, тесно связанные с идеями феминизма, не были характерны для России вплоть до последних двух десятилетий. Гендерная концепция не была в России «выстрадана» долговременным развитием женского движения и не была ответом на его социальный запрос. Гендерная теория в России «была рецептирована сверху с. некоторым временным опозданием» [Ласкова М.В., 2001 : 18]. По замечанию А.В. Кирилиной [2000 : 88], корректнее говорить не об отсутствии интереса к проблемам тендера в России, а об отсутствии соответствующей дискурсивной практики. После десятилетий существования за «железным занавесом» и отрыва от западных теорий русское общество вообще и филологи в частности оказались перед задачей ускоренного освоения и переработки многочисленных течений, направлений и школ, которые развились на Западе1.
Ср.: «Постсоветский феминизм начался с проникновения феминистской идеи в академическую среду: те, кто были ангажированы феминистским дискурсом, - это всего лишь некоторое количество университетских исследовательниц-интеллектуалок, которых интеллектуальная глобализация поставила перед необходимостью осознания
В языке отражаются определенные стереотипы, то есть особые формы хранения знаний и оценок, то есть концепты ориентирующего поведения. Тендерные стереотипы представляют собой один из видов социальных стереотипов, в основе которых принятые в обществе представления о маскулинном ифеминном и их иерархии [Зеленская В.В., 2007 : 137].
По мнению представителей феминистской лингвистики, символическое поле языка фиксирует стремительно устаревающее в современном обществе тендерное распределение ролей, когда мужчина предпринимает нечто творческое, новаторское, а удел женщины - это домашний очаг, воспитание детей и сплетни с соседками. Современные европейские языки, в том числе и русский, не просто антропоцентричны, но они андроцентричны, то есть рисуют картину мира с точки зрения мужчин и «в пользу мужчин», «женское» же предстает главным образом в роли объекта или вообще игнорируется. В этом «мужском мире» женщины девиантны и несовершенны или же их делают попросту невидимыми [Нехаенко Ю.М., 2005 : 44]. Ср.: «Женское непременно оказывается на нижней ступени. Например, главный редактор журнала «Политические исследования» заметил, что гордится почти полным отсутствием женских текстов на страницах его журнала» [Нехаенко Ю.М., 2005 : 70].
Так, по наблюдениям В.Н. Телии [1996 : 264], в русской культуре (и это отражается в русской фразеологии) распространен стереотип женщины-домоседки, что объясняется перенесением на Русь «теремной культуры» Византии. Более того, паремии нередко закрепляют нелестное мнение о женщинах: Умных женщин не бывает, Место женщины — на кухне, У бабы волос долог, ум короток, Курица не птица — баба не человек, Баба с возу — кобыле легче, Бабьи умы разорят домы, Спроси женщину, что нужно делать, и сделай наоборот, Женская логика и т.п. Или ср. поговорку: Мы не в Польше, муж: жены больше [Крылова Т.В., 2006 : 260].
В.Г. Белинский в знаменитой статье, посвященной пушкинскому «Евгению Онегину», дает выразительный очерк «гендерных обычаев» русского общества первой трети XIX века. Из того очевидного факта, что мужчина занимает а русском обществе первое место, вовсе не следует, что женщина занимает второе: она вообще никакого места не занимает. И дело не меняют пришедшие с Запада нормы политеса. Главное неизменно: женщину не считают человеком. Девочке с детства прививается мысль, что она не человек, не любимое дитя своих родителей, а всего лишь «готовая залежаться мебель, которая вот-вот сойдет с цены». Оттого-то все мысли русских барышень сосредоточены на удачном замужестве. И именно в этом отличие любимой героини Пушкина Татьяны: она мечтала не о замужестве, а о любви. «Дьявольская разница!»
