Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Понимание и систематизация политической лексики и фразеологии
1. Состав, границы и объём политической лексики и фразеологии
1.1. Состав политической лексики и фразеологии с. 21
1.2. Ядро и периферия политического лексикона с. 31
1.3. Объём политического словаря с. 34
2. Классификация политической лексики и фразеологии
2.1. Критерии классификации политического лексикона с. 37
2.2. Тематическая классификация политической лексики и фразеологии с. 39
2.2.1. Внутренняя политика
2.2.1.1. Политическая система как ключевое семантическое поле
2.2.1.2. Политические субъекты с. 40
Государство с. 41
Государственные органы с. 43
Политические объединения с. 44
Человек как политический субъект с. 46
2.2.1.3. Идеология с. 52
2.2.1.4. Политика как деятельность с. 53
2.2.1.5. Политическая лексика и фразеология, наделённая временным и локальным значением с. 55
2.2.2. Внешняя политика с. 57
2.2.2.1. Группа самых общих, ключевых понятий, характеризующих внешнеполитическую действительность
2.2.2.2. Межгосударственные отношения, связанные с деятельностью представительств различных государств
2.2.2.3. Межгосударственные отношения, связанные с действиями государств с. 58
("* 2.3. Метафорическая классификация политической лексики и фразеологии
2.3.1. Основания классификации с. 60
2.3.2. Метафора, её функционирование в языке политики с. 62
2.3.3. Классификация политических метафор с. 70
2.4. Фразеологизмы-предложения с. 88
Выводы к главе I с. 89
Глава И. Динамические процессы в языке политики
1. Причины и характер динамических процессов, происходящих в языке политики с. 95
2. Процессы, характерные для языка политики в период с 1985-го по 2000-ый гг.
2.1. Процессы новообразований
2.1.1. Процесс образования новых слов и выражений как результат обозначения новых политических реалий с. 98
2.1.2. Возникновение языковых единиц как результат словообразовательных процессов с. 103
2.1.3. Появление окказионализмов с. 117
2.1.4. Вариантные отношения фразеологических единиц и их трансформация с. 122
2.2. Процесс заимствования с. 129
2.3. Переосмысление уже существующих в языке слов и выражений
2.3.1. Возвращение «старых» слов и словосочетаний с. 137
2.3.2. Политизация языковых единиц, ранее не имевших отношения к политике с. 142
2.3.3. Изменение значений слов и выражений, принадлежащих языку политики с. 145
2.3.4. Изменение оценочных параметров с. 152
2.4. Процессы выпадения языковых единиц из словаря политики 2.4.1. Деполитизация значений слов с. 165
2.4.2. Деактуализация лексических и фразеологических единиц с. 169
2.5. Динамические процессы, происходящие в публицистическом стиле как основной области функционирования языка политики на исходе XX века с. 172
Выводы к главе II с. 183
Заключение с. 194
Библиография с. 198
Список условных сокращений с. 230
Приложение
Состав политической лексики и фразеологии (1985 — 2000 гг.)
Политическая лексика с. 233
Политическая фразеология (устойчивые словосочетания) с. 259
- Состав, границы и объём политической лексики и фразеологии
- Состав политической лексики и фразеологии
- Критерии классификации политического лексикона
Введение к работе
Язык и политика - глубоко взаимосвязанные явления. Существует множество мнений различных исследователей относительно проблемы их взаимоотношений. Так, в своей работе «Политика и язык» В. Бергсдорф пишет о том, что «язык является политикой, а политика языком, поскольку власть не может покоиться только на физической и экономической силе, но требует и согласованности в действиях самих правящих классов» [цит. по Стриженко, 1988(6), с. 48]. По мнению Н. А. Ожеван, «язык - не только средство общения, но и разобщения. Не только средство самовыражения, но и средство манипулирования. Не только средство освобождения, но и порабощения языковыми стереотипами. Иначе говоря, язык неотделим от политики и властных отношений и только в этом контексте может быть понят адекватно» [Ожеван, с. 100].
Власть, осуществляемая политическими деятелями, во многом зависит от того, насколько профессионально ими используется язык, ведь язык - это тоже средство осуществления власти, её инструмент. Политик должен уметь выбирать нужные слова и выражения, чтобы донести до адресата свои мысли, свою политическую позицию. Нельзя не согласиться с мнением Р. Водак, которая утверждает, что «язык обретает власть только тогда, когда им пользуются люди, обладающие властью; сам по себе язык не имеет власти» [Водак, с. 19].
Объектом нашего исследования является политическая лексика и фразеология русского языка (1985 - 2000 гг.). Мы избрали в качестве точки отсчёта 1985 год, потому что с этого момента намечается новый виток в развитии нашей политики, что, естественно, становится причиной обновления языка. Степень динамики развития политического лексикона в этот период чрезвычайно высока. А. Н. Баранов и Ю. Н. Караулов считают 1985 год датой рождения нового русского политического языка, началом конца тоталитарного языка, «когда гласность перестала быть просто
6 словом русского языка, а стала определять наше общественное поведение, что создало реальные предпосылки для общественного диалога» [Баранов, Караулов, с. 13].
Необходимо отметить также и то, что объектом изучения является ингерентная политическая лексика и фразеология, единицы которой выражают политическую связанность достаточно эксплицитно вне зависимости от контекста.
Язык политики предназначен для политической коммуникации. И в этой связи О. И. Воробьёва, выделяя политический язык как самостоятельную языковую подсистему (путём анализа его лексического уровня), даже говорит о возможном появлении новой дисциплины -лингвополитологии, объектом которой он и будет являться. Е. И. Шейгал пишет о том, что язык политики «следует рассматривать как один из профессиональных подъязыков - вариантов общенационального языка» [Шейгал, 2000(a), с. 19].
Как отмечают некоторые исследователи, политический язык выполняет противоречивые функции, поскольку, с одной стороны, «язык политики, прежде всего, - язык власти.., специальный язык для профессиональных целей» [Шейгал, 2000(6), с. 114], а с другой стороны, язык политики «должен быть доступным для понимания (в соответствии с задачами пропаганды)» [Водак, с. 24], это общепонятный язык публичной политической речи. Именно такое свойство данной подсистемы языка, как доступность, «позволяет некоторым исследователям отрицать существование языка политики» [Шейгал, 2000(a), с. 20].
Исследуя язык политики, В. Дикманн говорит о таком его свойстве, как неопределённость, то есть он отмечает свойства как характерные для других лексико-семантических подсистем (расплывчатость значений, абстрактность, сложность, нечёткость, относительность, многозначность), так и характерные только для общественно-политической лексики
(идеологически обусловленная многозначность, которая детерминирована не контекстом, а политическими установками и целями).
В энциклопедическом словаре, посвященном науке политологии, отмечаются такие свойства языка политики, как «сообщение оценок до информации о фактах; ... предпочтение общих формулировок и абстракций изложению конкретных фактов...; замена неудобных выражений условными или ничего не говорящими; использование языковых шаблонов и стереотипов...; доминирование комментария над информацией» [Политология, 1993, с. 409].
Специфика политического языка, по мнению Д. В. Ольшанского, «состоит в его назначении служить материализованной (устной или письменной) языковой формой фиксации политических идей и практики власти, в которых одновременно и обнаруживается и скрывается их подлинный смысл» [Ольшанский, с. 563]. Также им отмечается такое свойство политического языка, как аксиологичность (явная и скрытая), при этом «оценки доминируют над фактами» и осуществляется воздействие «на эмоции, а не на разум» [там же, с. 564-565].
Следует отметить такое свойство языка политики, как чрезвычайная подвижность, мобильность, динамичность. Он очень быстро реагирует на любые изменения в обществе: появляются одни слова и выражения для обозначения новых политических реалий, исчезают из употребления другие и используются лишь как обозначения реалий прошлого, происходят изменения в семантике языковых единиц и т. д.
Другим важнейшим свойством политического языка является его семантическая и стилистическая незамкнутость, что обусловливает проникновение в язык политики единиц из других общественных сфер, общеупотребительность многих политических терминов и отсутствие чёткой стилистической закреплённости. Здесь мы согласимся с мнением О. И. Воробьёвой о том, что «политический язык... шире понятия стиля»
[Воробьёва, 1999, с. 16], и было бы неправильно считать его
принадлежностью лишь публицистического стиля речи, но тем не менее
'*' основной сферой его функционирования является именно
публицистический стиль.
Язык политики привлекал внимание исследователей издавна. Большая часть исследований посвящена описанию языка политики определённого периода времени (И. Ф. Протченко, Т. С. Коготкова, Н. А. Купина и др.) или отдельной сфере его функционирования: о лексике сферы международных отношений пишет Ф. П. Сергеев; культуре парламентской речи, языку публичных выступлений посвящены работы С. И. Виноградова, Е. Н. Ширяева, В. П. Даниленко, О. Л. Дмитриевой, Д. Ю. Гатина и др.
Многие исследователи занимаются изучением отдельных слов и выражений, принадлежащих языку политики (М. У. Эткин, А. В. Зеленин, Г. Д. Удалых, Эр. Хан-Пира).
Существует ряд работ, посвященных изучению общественно-
политической лексики тех или иных писателей, например Ю. А. Бельчиков
изучал общественно-политическую лексику В. Г. Белинского [Бельчиков,
1962], В. И. Акимова - общественно-политическую лексику в
(+> публицистике Н. П. Огарёва.
В связи с радикальными изменениями, произошедшими в нашем
обществе в конце 80-х - начале 90-х гг. XX века, интерес к языку политики
особенно возрос. Одним из объектов, привлекших внимание учёных, стала
политическая метафора (А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов, Е. Г. Казакевич,
А. П. Чудинов, И. М. Кобозева, Е. И. Чепанова и др.). Интенсивное
развитие получили работы, посвященные проблемам политического
. дискурса (В. Н. Базылев, Е. И. Шейгал, О. А. Бурукина, В. И. Убийко, В. И.
Шаховский и др.), который, как правило, изучается с точки зрения эффективности речевого воздействия в сфере массовой коммуникации.
Что касается лексикографии, связанной со сферой политики, то следует отметить, что существует два типа словарей: первый можно назвать словарями политики, которые ориентированы не столько на объяснение значений слов и выражений, сколько на разъяснение самого понятия, например: «Политический словарь» (1958), «Политология: Энциклопедический словарь» (1993), «Человек и общество: Краткий энциклопедический словарь-справочник (политология)» (1997), «Современная идеологическая борьба: Словарь» (1988), «Основы политологии. Краткий словарь терминов и понятий» (1993), Халипов В. Ф. Власть: Кратологический словарь (1997) и др.
Второй тип словарей - это словари языка политики. Они по своей сути являются не энциклопедическими словарями, а толковыми. В центре внимания подобных лексикографических исследований находится именно значение слов и выражений.
Ещё в 20 - 30-е гг. XX века о создании специального словаря сферы политики, который был бы реализован с экспрессивно-оценочной точки зрения, говорили многие учёные, в том числе В. М. Жирмунский, Е. А. Поливанов, А. М. Селищев. О способах представления изучаемой лексико-семантической подсистемы писали А. Л. Голованевский, Т. Б. Крючкова и др.
Поскольку политическая жизнь общества меняется, не стоит на месте, словари такого типа нацелены на отражение динамических процессов в языке, и при описании словарями политического лексикона подразумевается наличие определённых хронологических рамок. В качестве примера можно привести «Словарь перестройки» (1992), в котором отмечаются слова и выражения, а также значения некоторых из них, ставшие новыми для русского языка, получившие актуализацию и т. д. В 1994 году вышла работа А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова «Словарь русских политических метафор», в котором описаны и классифицированы
основные метафорические модели, свойственные политической жизни 1989 - 1991 гг. К словарям, описывающим язык политики, относится и «Идеологически-оценочный словарь русского языка XIX - начала XX веков» А. Л. Голованевского (1995). Существуют идеологические словари языка писателей, политиков (словарь М. Горького, словарь К. Маркса и Ф. Энгельса), в которых представлена лексика с идеологической оценкой. Значительное количество работ представляет собой переводные словари, посвященные общественно-политической лексике, в частности «Русско-английский словарь общественно-политической лексики» 3. В. Родионовой и В. П. Филатова (1987), «Французско-русский и русско-французский словарь общественно-политической лексики средств массовой информации 90-х годов XX века» Т. М. Кумлевой и Ю. В. Кумлева (1999). Оригинальную модель англо-русского электронного словаря общественно-политической лексики, который обладает значительными преимуществами перед книжными изданиями, предлагают О. М. Карпова и С. А. Маник.
Здесь следует сделать оговорку, что пока не существует словаря, который был бы полностью посвящен языку политики, хотя такого рода проекты существуют. Например, замысел создать «Краткий словарь
(+} политического языка» возник у В. В. Бакеркиной и Л. Л. Шестаковой
[Бакеркина В. В., Шестакова Л. Л., 1998]. Тем не менее существуют словари, которые, отражая языковую динамику в целом, содержат множество единиц языка, являющихся принадлежностью политического лексикона, например, серия периодических словарей «Новое в русской лексике». Преимущество таких лексикографических работ заключается в том, что они, не являясь нормативными, приводят слова и выражения в
, том значении, употреблении и написании, в каком они встречались в
печати, то есть дают очень ценный материал для изучения развития значений единиц языка. Одним из основных источников, используемых
II нами при описании языка политики, динамики развития составляющих его слов и выражений, является «Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца XX столетия» (2001).
В истории изучения политической лексики русского языка (в её широком понимании) лингвисты традиционно выделяют два периода:
1)20 - 30-е гг. XX века. Сюда относятся работы А. М. Селищева, П.А. Баранникова, С. И. Карцевского, Р. О. Якобсона, П. Я. Черных, Б. А. Успенского и других исследователей, изучавших язык революционной эпохи;
2) с начала 50-х годов, когда появляется собственно сам термин «общественно-политическая лексика» (далее ОПЛ). С этого времени ОПЛ изучается как особая лексическая подсистема, при анализе которой намечаются несколько подходов:
а) номинативный, или содержательно-тематический, то есть
связанный с номинативным описанием ОПЛ (Ю. А. Бельчиков, С. Г.
Капралова, А. А. Бурячок, Л. А. Мурадова, И. Ф. Протченко, В. М.
Мельник, Н. М. Лейберова и др.);
б) коннотативный, или номинативно-оценочный, согласно которому
критерием принадлежности к ОПЛ становится сема «идеологичности», а
(В одним из важнейших компонентов значения единиц этой лексической
подсистемы является оценка, которую они могут приобретать (А. Л. Голованевский, В. И. Говердовский, Т. Б. Крючкова);
в) функционально-стилистический (Г.Я. Солганик, В.Г. Костомаров,
Ю. Д. Дешериев, Д. Я. Розенталь, Ю. А. Бельчиков, Н. А. Колосова и др.).
Исследователи, придерживающиеся данного подхода, основной акцент
делают на работе с текстом, поэтому в центре их внимания находятся
, вопросы, связанные с принадлежностью ОПЛ к определённому
функциональному стилю. Большинство работ посвящено
функционированию ОПЛ в публицистическом и официально-деловом стилях;
г) концептуальный подход, который стал очень активно развиваться в 90-е годы XX века в работах О. Г. Ревзиной, Л. А. Ждановой, О. И. Воробьёвой и др. При структурировании концептосферы (ментального пространства) современного политического дискурса разные исследователи делают различные акценты. Так, например, В. И. Убийко считает базовым в политике концепт «власть» [Убийко, 2001], М. Р. Желтухина считает ключевым концепт «политик», так как «политик является основным действующим лицом в политической коммуникации,
( -> осуществляющим борьбу за власть» [Желтухина, с. 73], как основные в
политическом дискурсе выделяются концепты «власть» и «политик» в работах Е. И. Шейгал.
Язык политики интересовал и зарубежных исследователей, в частности В. Бергсдорфа, Г. Лассвелла, Г. Клауса, Т. Уэлдона. Немецкий языковед В. Шмидт ввёл в научный обиход понятие «идеологической связанности» (Ideologiegebundenheit) лексических единиц.
Следует отметить, что отдельно взятые вышеуказанные подходы отражают лишь какие-то специфические черты данной лексической
(*} группы, и исследователи, как правило, остаются внутри избранного ими
аспекта изучения ОПЛ, не выходя за его рамки. Для более разностороннего описания изучаемой нами политической лексики и фразеологии мы осветим в той или иной мере каждый из подходов: что мы относим к политической лексике и фразеологии и какие тематические подгруппы выделяются в этой лексико-семантической подсистеме (номинативный аспект), что такое политическая оценка и как она
/^ изменяется (коннотативный аспект), в каких стилях преимущественно
функционирует политическая лексика и фразеология, какие стилистические изменения она претерпевает (функционально-
стилистический аспект), каковы самые частотные концепты языка политики, на основе которых выстраиваются метафорические модели (концептуальный подход).
Некоторые исследователи, в частности, А. Дэвис, склонны разграничивать термины «язык политики» и «политический язык». Так, под первым термином им понимается «терминология и риторика политической деятельности, где политики выступают в своей профессиональной роли (подобно дискурсам других профессиональных сфер - религия, медицина, юстиция и пр.)», в то время как «политический язык» не является прерогативой профессиональных политиков или государственных чиновников; это ресурс, открытый для всех членов языкового сообщества, он связан со специфическим использованием общенародного языка как средства убеждения и контроля, или, иными словами, это язык, применяемый в манипулятивных целях» [цит. по Е. И. Шейгал, 2000(a), с. 21].
Мы склонны придерживаться точки зрения Е. И. Шейгал, считающей, что обозначаемые этими терминами понятия пересекаются друг с другом: «Язык политики в значительном числе случаев является одновременно и языком манипуляций, хотя и не сводится к нему целиком: определённые аспекты языка политики, в частности, референтные знаки, выполняют сугубо информативную функцию. В то же время, «политический язык» используется в целях манипуляций во многих других сферах общения - в бытовом, рекламном, педагогическом, религиозном общении» [Шейгал, 2000(a), с. 21]. В силу того что два данных термина имеют значительную площадь пересечения, нами они будут использоваться как относительные синонимы.
Чаще в работах встречается термин «язык политики», который носит условный характер и используется как при обозначении
специального словаря политики, так и при изучении данного словаря с точки зрения прагматики, то есть его функционирования в речи.
По мнению Е. И. Шейгал, «специфика политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, заключается в её преимущественно дискурсивном характере: многие политические действия по своей природе являются речевыми действиями» [там же, с. 17]. В этой связи мы будем использовать и термин «дискурс», который понимается нами в широком смысле, а именно как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)» [Языкознание, с. 136-137]. Таким образом, соглашаясь с мнением В. Н. Базылева, отметим, что политический дискурс предстаёт «в качестве текста (семиозиса), речевой практики и языкового феномена» [Базылев, 1998, с. 7]. Под политическим дискурсом нами понимается «связный, вербально выраженный текст (устный или письменный) в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами, взятый в событийном политическом аспекте, представляющий собой политическое действие, участвующий во взаимодействии политических деятелей и отражающий механизм их политического сознания» [Желтухина, с. 28]. Язык политики предстаёт как «структурированная совокупность знаков, образующих семиотическое пространство политического дискурса» [Шейгал, 2000(a), с. 22]. В политический дискурс нами включаются речевые акты, газетно-публицистические тексты, посвященные политике, официальные тексты на политическую тему, научно-политологические статьи.
Фразеология понимается нами в широком смысле, то есть к фразеологизмам мы относим не только идиоматические обороты, но и пословицы, поговорки, афоризмы, меткие, часто повторяемые устойчивые в смысле порядка слов выражения, обороты.
В языке политики постоянно возникают устойчивые словосочетания,
с высокой частотностью воспроизводимые в речи. Обращает на себя
внимание тот факт, что «ни одно из несвободных сочетаний
политического дискурса не имеет стопроцентной устойчивости. Даже в
словосочетаниях с относительно высокой степенью фразеологической
спаянности {вертикаль власти, холодная война) ни один из элементов не
предсказывает другой на 100%» [Колесникова, с. 61]. Соглашаясь с
мнением Э. В. Колесниковой, отметим, что с общеязыковой точки зрения,
подобные словосочетания, не имеющие стопроцентной устойчивости,
нельзя считать устойчивыми, но «внутри политического дискурса всё-таки
различная степень устойчивости присутствует... Внутри политического
дискурса холодная война является устойчивым словосочетанием,
поскольку слово холодная фактически не употребляется вне этого
сочетания», предсказывая его почти на 100% [там же]. Такую
устойчивость Э. В. Колесникова называет функциональной.
(Ц Политическая фразеология обладает своими специфическими
признаками, что не позволяет относить её к собственно фразеологии. Одно
из главных отличий заключается в том, что собственно фразеология
антропоцентрична по своему характеру, а политическая
идеологизированна. Политические фразеологизмы, по мнению В. Н.
Цоллер, - это «такое порождение языка массовой коммуникации в его
политико-публицистическом аспекте, где ему соответствует идея
( (классовая, политическая, национальная и др.)» [Цоллер, с. 176].
Собственно фразеология воспроизводится веками, связана с национальной и культурной картиной мира, в ней отражены какие-то
16 непреходящие ценности, в ней чётко разделяется плохое и хорошее, в то время как политическая фразеология привязана к определённым отрезкам времени и в своём развитии может претерпевать смену оценки. Политические фразеологизмы быстро возникают в связи с их многократным использованием и так же быстро исчезают, теряя свою актуальность.
Основным критерием отнесения того или иного словосочетания к
фразеологизму мы считаем регулярность, частотность его употребления в
языке политики. Если словосочетание обладает тенденцией к
повторяемости, то оно включается нами в состав фразеологизмов. Кроме
того, широкое понимание фразеологии позволяет нам относить к классу
фразеологизмов политические афоризмы (процесс пошёл; хотели как
лучше, а получилось как всегда; больше социализма), которые довольно
часто используются в языке политики 1985 - 2000 гг., а также выражения,
возникшие в результате трансформации внутри политического дискурса. В
них политическая реальность выступает в качестве первичного референта
(пойдёшь налево - придёшь направо, на власть надейся, но дрова на зиму
запасай), и в отличие от общеязыковых фразеологических оборотов,
выполняющих стилистическую функцию, политические фразеологизмы
Ф выполняют функцию семантическую.
(fy
Хотя язык политики был объектом пристального внимания на протяжении всего XX столетия, политическая лексика и фразеология русского языка все же недостаточно изучена. Это подтверждается хотя бы тем фактом, что ни в одном из известных нам исследований четко не определены границы данной лексико-семантической подсистемы. Однако анализ специфических особенностей политической лексики и фразеологии показывает, что данный пласт языковых единиц можно и нужно изучать как относительно самостоятельную лексико-семантическую подсистему языка.
Актуальность настоящего исследования связана также и с тем, что язык политики конца XX века претерпел значительные изменения, вследствие чего возникла необходимость осветить и систематизировать процессы, характерные для политической лексики и фразеологии в период с 1985-го по 2000-й годы.
Цели исследования:
выделение собственно политической лексики и фразеологии в самостоятельную лексико-семантическую подсистему, её систематизация и описание;
выявление специфических особенностей политической лексики и фразеологии 1985 - 2000 гг.
Поставленные цели предопределили такие задачи исследования:
рассмотреть трактовки понятия «политика» и показать его тесную взаимосвязь с понятиями «власть» и «идеология»;
определить статус политической лексики и фразеологии внутри социально-политической, её отличительные черты, состав;
выделить ядро и периферию политической лексики и фразеологии;
выработать критерий классификации политической лексики и фразеологии;
проанализировать динамические процессы, свойственные политической лексике и фразеологии 1985 - 2000 гг., их причины и характер.
Источниками фактического материала диссертации послужили прежде всего периодические печатные издания. В меньшей степени нами задействована телевизионная речь. При изучении словарного состава языка многими исследователями отдаётся предпочтение языку газеты, что вполне объяснимо - «на страницах газет раньше всего формируются и новые понятия, и новые слова, и новые выражения. Именно в языке газеты легко прослеживаются все малейшие изменения в семантике слова, в его стилистической окраске» [Клушина, 1995, с. 11]. Для более
разностороннего и объективного описания языковых единиц политического лексикона нами использовались печатные издания различной идеологической направленности: газеты либерально-демократического толка («Известия», «Коммерсантъ», «Московские новости», «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Независимая газета», «Московский комсомолец»), прокоммунистической ориентации («Труд», «Правда», «Советская Россия»), радикально-националистические («День» («Завтра»), «Молния»).
Методы исследования. В диссертации применяется в основном метод наблюдения над языковым материалом. Используются также методы структурного анализа. В частности, при определении целесообразности отнесения той или иной языковой единицы к политическому лексикону применялся компонентный анализ, опирающийся на словарные дефиниции. При выявлении политической оценки языковых единиц мы обращались к методу оппозитивного анализа. В целях сравнения лексики языка политики разных эпох, а также свойств публицистического стиля советского и постсоветского времени в диссертации использовался «диахронно-сопоставительный метод» [Амарзаяа, 1999, с. 4], а при рассмотрении истории значений — сравнительно-исторический метод.
Теоретическая значимость исследования заключается в выделении политической лексики и фразеологии в относительно самостоятельную лексико-семантическую подсистему языка и в обосновании возможности её изучения отдельно от общественно-политической подсистемы.
Практическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования, полученные в ходе анализа языкового материала, могут быть использованы при составлении как общеязыковых, так и специальных словарей, посвященных языку политики, и при чтении курсов «Лексикология», «Общее языкознание» и спецкурсов.
На защиту выносятся следующие положения:
По своей предметной направленности политическая лексика и фразеология может изучаться как относительно самостоятельная лексико-семантическая подсистема языка.
Критерием отнесения той или иной языковой единицы к политическому лексикону является ее соотнесенность с механизмом функционирования политической власти.
Политическая лексика и фразеология, представляя собой совокупность разнородных по своей функциональной направленности единиц языка, определённым образом структурируется.
Политическая лексика и фразеология 1985 - 2000 гг. характеризуется высокой степенью динамичности.
Основные положения диссертации опубликованы в 5 статьях и апробированы в выступлениях на межвузовской научной конференции «Система языка в статике и динамике» (Уфа, 2003) и на межвузовском аспирантском семинаре филологического факультета Башкирского государственного университета. Диссертация в целом обсуждалась на заседании кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания Башкирского государственного университета.
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, списка условных сокращений и приложения.
В первой главе «Понимание и систематизация политической лексики и фразеологии» выясняется, какие термины в лингвистике используются для обозначения изучаемой лексико-семантической подсистемы; анализируются значения ключевых терминов политики {политика, власть, идеология); определяется статус политической лексики и фразеологии, её состав; выявляются основания дифференциации единиц политического лексикона по ядерным и периферийным позициям; устанавливаются
объём и границы политического словаря; вырабатывается критерий классификации политического лексикона и производится систематизация политической лексики и фразеологии. Вторая глава «Динамические процессы в языке политики» посвящена анализу процессов, свойственных политической лексике и фразеологии в период с 1985-го по 2000-ый годы. В заключении подводятся основные итоги исследования. В приложении представлены слова и словосочетания, принадлежащие политическому лексикону периода 1985 - 2000 гг., хотя в исследовании анализируется не весь объём слов и выражений, приводимых в приложении.
Состав, границы и объём политической лексики и фразеологии
Для изучения политической лексики и фразеологии необходимо чётко определить её состав и границы. Прежде всего перед нами стоит задача выделения внутри социально-политической лексики и фразеологии собственно политической.
Помимо устоявшихся, наиболее распространённых терминов «общественно-политическая лексика» и «общественно-политическая фразеология», исследователи используют и такие наименования данной лексической группы, как политический лексикон (В. Штефан), терминология общественных наук (В. М. Лейчик), идеологическая (концептуальная) лексика (Г. Я. Солганик), идеологически связанная лексика (В. Шмидт), социальная и общественно-политическая терминология (В. Н. Туркин) и др.
Многие исследователи предпочитают говорить об общественно-политической лексике и фразеологии, исходя из того, что политические и социальные отношения нельзя рассматривать как абсолютно независимые друг от друга и что в чистом виде они существуют лишь теоретически. Такой подход предполагает изучение гораздо большего числа языковых единиц. Так, например, И. Ф. Протченко относит к общественно-политической лексике и фразеологии названия явлений и понятий «из области политической, социально-экономической, мировоззренчески-философской» [Протченко, с. 123]. В. М. Лейчик полагает, что в состав данных единиц языка входят как «сугубо научные термины (термины общественных и политических наук - коммунизм, народное хозяйство, производительность труда), так и профессионализмы и общелитературные слова и выражения (трудовая вахта, творческий подход, успех, учёба); как номенклатурные единицы и собственные имена (ТУ-154, А. Н. Туполев), так и эмоционально окрашенные лексические единицы, относящиеся к самым разным стилям (светлый весенний праздник, альянс империализма и гегемонизма, белое золото)» [Лейчик, с. 43].
Термин «общественно-политический словарь» стал весьма популярным в зарубежном языкознании. Одна группа авторов (W. Banner, J. Dubois) понимает под этим термином «совокупность лексических единиц, обозначающих экономические, социальные и политические отношения между общественными классами», другие присоединяют к указанным выше единицам наименования исторических процессов (J.- В. Marcellesi), третьи (Н. - М. Militz) полагают, что, кроме указанных единиц, «общественно-политический словарь» составляют «все термины, имеющие отношение к обществу» [цит. по Крючковой, 1989, с. 8].
Советские лингвисты пользуются двумя основными терминами -«общественно-политическая лексика» и «общественно-политическая терминология». Такое разделение не всегда является оправданным. Нецелесообразность его разделения заключается в том, что пока не существует устоявшегося названия нетерминологической части словаря. Во-вторых, большинство учёных, занимающихся исследованием данной лексико-семантической подсистемы, чётко не разграничивают её терминологическую и нетерминологическую части. И поскольку обычно терминология рассматривается как часть лексической системы языка, то нет необходимости дифференцировать общественно-политическую лексику и общественно-политическую терминологию.
Состав политической лексики и фразеологии
Как и в любой системе, внутри политической лексики и фразеологии можно выделить ядро и периферию. С одной стороны, в лингвистическом аспекте, выделение ядра и периферии обусловлено типом значения языковых единиц: слова и выражения с номинативным значением в данной лексико-семантической подсистеме составляют её ядро (государство, демократия, Федеральное Собрание, лоббирование), периферию же занимают языковые единицы, выполняющие модально-оценочную функцию (царь Борис, рычаги власти, кормушка).
С другой стороны, рассматривая политическую власть в качестве основного критерия принадлежности языковых единиц к собственно политической лексике и фразеологии, можно говорить о ядре и периферии, исходя из степени реальной приближённости понятий, явлений, процессов, обозначаемых ими, к механизму осуществления власти.
Власть осуществляется, главным образом, по вертикальной линии. О вертикальном устройстве политической власти свидетельствуют номинации типа вертикаль власти (властная вертикаль), политическая пирамида, политический Олимп, пирамида власти (властная пирамида). Но дело в том, что власть - это господство кого-то над кем-то, то есть в сознании человека вектор осуществления власти имеет одно направление -сверху вниз. Чем ближе к этому «верху», тем ближе к власти, тем больше властных полномочий. Сравните, например, номинации, которые включают в свою семантику пространственный указатель «верха»: «верхи» - «высшие, властные, руководящие круги общества, государства» [Халипов, с. 60]; верхушка - «наиболее влиятельная, руководящая и привилегированная часть общества, организации и т. п.» [ТСРЯ, с. 119]; верхняя палата - «высший орган законодательной власти, обычно одна из двух составных частей парламента; в России с 1993 г. - Совет Федерации» [ТСРЯ, с. 118]; верхние этажи (управления, власти и т. п.), верхние эшелоны (управления, власти и т. п.) - «самые главные, руководящие организации в какой-л. государственной структуре, в социальной или служебной иерархии» [ТСРЯ, с. 118]; высшие этажи (эшелоны) власти, Верховный Совет РФ (России, СССР), верховносоветский, купол власти, высокопоставленные кремлёвские чиновники, встреча в верхах, промежуточная встреча на высшем уровне.
Властные полномочия, которыми наделён тот или иной субъект политики, не всегда выражены в самой номинации через указатель верха, но он может присутствовать в дефиниции. Так, например, президент является верхней точкой, высшей формой персонифицированной власти, что зафиксировано в определении «выборный глава государства» [ТСРЯ, с. 617]. Федеральное собрание - это «высший представительный орган государственной власти Российской Федерации» [ТСРЯ, с. 734].
Чем ниже по иерархической лестнице расположен субъект, тем меньшей политической властью он обладает. Вот почему народ и рядовой человек как субъекты политики, стоящие внизу вектора политической власти, практически не имеют возможности реально её осуществлять, а лишь могут повлиять в какой-то степени на её функционирование. В этой связи различный статус внутри политической фразеологии будут занимать такие единицы, как, например, кандидат в президенты и кандидат в депутаты. Если в первом случае мы говорим об уже состоявшемся субъекте власти, то во втором имеется в виду лишь потенциальный
структурный элемент политической системы.
Понятия места и времени имеют косвенное отношение к процессу осуществления власти, поэтому такие слова и выражения, как Кремль (место пребывания высших органов власти), Белый, дом (здание правительства России), мэрия (здание органа муниципального управления), период застоя, доапрельский, посткоммунистический, постперестройщик и т. п. удалены от ядра собственно политической лексики и фразеологии.
К периферии политической лексики и фразеологии тяготеют многие языковые единицы, связанные с ситуацией «выборы»: многомандатка, мажоритарный округ, абсентеизм, избирательная комиссия и др. Поэтому некоторые из них мы не включаем в наш словарь.
По этой же причине мы не рассматриваем такие слова и выражения, как политическая апатия, политическая воля, политическая вера, аполитизм. Здесь имеет место связь с областью психологии.
В зависимости от того, насколько удалена та или иная языковая единица по своей смысловой структуре от понятия власть, можно говорить о постепенном перерастании собственно политической лексики и
Критерии классификации политического лексикона
Проблема классификации политической лексики и фразеологии довольно сложная, и решается она исследователями по-разному.
Мы изучили несколько классификаций политического лексикона. И, хотя их не так много, все они отличаются друг от друга. Многое зависит от того, как исследователь подходит к определению самой политической лексики и фразеологии, что он включает в её состав. То есть между составом и классификацией политического лексикона лежат причинно-следственные отношения.
Так, ряд исследователей рассматривают политическую лексику и фразеологию только в составе общественно-политической (А. С. Белая, Т. Амаду, Л. А. Жданова, А. Л. Голованевский, А. А. Карамова). Одни лингвисты занимаются изучением только лексики (О. И. Воробьёва, Л. А. Жданова), другие - только фразеологии (В. Н. Цоллер, Э. В. Колесникова).
Наконец, многое зависит от того, к какому аспекту описания политического лексикона прибегает тот или иной исследователь. Так, например, А. А. Карамова и В. Штефан избрали оценочный критерий описания политического лексикона. При этом если у А. А. Карамовой в работе фигурирует принцип классификации нелингвистического характера, а именно хронологический аспект систематизации политического лексикона (она выделяет группы общественно-политической лексики и фразеологии, представляющие политику советского периода, перестроечного и послеперестроечного периодов), то В. Штефан классифицирует лексические и фразеологические единицы исходя из лингвистических оснований: он выделяет те языковые единицы, которым внутренне присуще политически связанное значение (ингерентные), и те, политически связанное значение которых появляется в речевом контексте (адгерентные).
Л. А. Жданова и О. И. Воробьёва при систематизации политического лексикона прибегают к понятию «концепт». В частности, последняя, определяя политику как макроконцепт, выделяет его составляющие -микроконцепты: политическая власть, государство и политическая идеология. Но при этом обе исследовательницы рассматривают лишь лексику номинативного плана.
Тем не менее отметим, что в большинстве работ наличествует распределение составляющих политического лексикона по тематическим группам, что продиктовано устройством самой политической системы.
Таким образом, наша задача усложняется тем, что, во-первых, объектом исследования является как политическая лексика, так и фразеология, во-вторых, мы рассматриваем нейтральные и оценочные языковые единицы, с прямым и переносным значением, в-третьих, фразеология понимается нами в широком смысле. Безусловно, такая неоднородность изучаемых нами лексических и фразеологических единиц не позволяет объединить их в какую-то одну общую группу.
