Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Языковые средства и способы номинации персонажей русских и монгольских волшебных сказок 16
1. Специфика антропонимов в языке. ИС и ИН как компоненты номинационного ряда 16
2. Универсальные жанровые особенности волшебной сказки и номинация ее персонажей 27
3. Типология средств номинации персонажей русской волшебной сказки 35
4. Языковые средства реализации характеризующей функции номинации 49
Глава II. Номинация в системе персонажей русской волшебной сказки 65
1.Типология персонажей волшебной сказки 65
2. Семантико-структурные особенности имен персонажей русской волшебной сказки 71
2.1. Номинационный ряд положительных героев 71
1.1.Мужские персонажи 71
1.2. Женские персонажи 84
2.2. Номинационный ряд отрицательных персонажей 90
2.3. Номинационный ряд сказочных помощников 99
Глава III. Номинация в системе персонажей монгольской волшебной сказки 106
1. Специфика монгольской волшебной сказки 106
2. Семантико-структурные особенности имен персонажей монгольских волшебных сказок 108
2.1. Номинационный ряд положительных героев 108
1.1. Мужские персонажи 108
1.2. Женские персонажи 125
2.2. Номинационный ряд отрицательных персонажей 129
2.3. Номинационный ряд сказочных помощников 133
Глава IV. Номинация персонажей в тексте сказки 141
1. Особенности номинации в художественном тексте 141
2. Функционирование наименований персонажей в речи сказочника 145
2.1. Имена персонажей в заглавиях волшебной сказки 145
2.2. Способы реализации интродуктивной номинации 151
2.3. Роль поэтических приемов волшебной сказки в функционировании номинации 158
3. Номинации в речи персонажей 163
4. Способы выражения повторной номинации персонажей в тексте сказки 171
Заключение 182
Библиография 193
Приложение 211
- Универсальные жанровые особенности волшебной сказки и номинация ее персонажей
- Номинационный ряд отрицательных персонажей
- Мужские персонажи
- Способы реализации интродуктивной номинации
Универсальные жанровые особенности волшебной сказки и номинация ее персонажей
Волшебная сказка представляет собой один из самых древних типов повествования, несущий в себе большое число исторических пластов. Исследователи сравнивают сказку с «лоскутным одеялом», отмечают «мозаичность», «многостадиальность» и пр. Английская исследовательница русской сказки М.Г. У осин, отмечая многочисленность исторических пластов, писала: «...калейдоскопическая структура сказок делает невозможным изучать ее по периодам, для нее история так же сложна, как для человеческой расы или языка». Генетически волшебные сказки восходят к доклассовому обществу. Основы ряда сюжетов волшебной сказки заложены в первобытном фольклоре. Считают, что она возникла и развивалась как самостоятельный художественный жанр в период разложения родового строя, унаследовала элементы фольклора доклассового общества, в корне их переработав. То, что волшебная сказка прошла долгий путь исторического развития, отражается в номинациях персонажей данного жанра. В них наряду со сказочными сюжетами можно проследить отголоски мифологических мировоззрений. С тотемистическими верованиями связаны имена героев чудесного происхождения: Иван - Медвежье ушко, Лутонюшко; наименования фантастических существ: Баба - Яга, Вихрь, Морской царь, Горе, чудесные зятья Солнце, Месяц, Ветер или Орел, Сокол, Ворон Воронович. Все они несут в себе черты анимистического воззрения, для которого характерна склонность к одушевлению: нашим предкам «вся природа представлялась живущей, думающей, страдающей». В сказках также можно найти многочисленные живые черты феодальных отношений. Это почти обязательные для любой русской волшебной сказки персонажи -царь, царевна, царевич и упоминания о мамушках и нянюшках. «Черты феодального мира так крепко и прочно держатся в волшебной сказке потому, что к феодальной эпохе, очевидно, относится окончательное ее оформление как жанра. К этому же времени относится и выработка ее «обрядности», чему, несомненно, способствовало исполнение сказок профессиональными бахарями, игравшими большую роль в быту феодальной Руси» . Развитие капиталистических отношений привело к появлению в волшебной сказке новых героев - дворянина, промышленника и др. Но все эти черты мало историчны по своей функции, недаром все они органически сочетаются с более древними по своему происхождению чертами волшебной сказки. Царь является таким же фантастическим персонажем, как Кощей Бессмертный, Морозко, Морской царь. Положительный герой с равным успехом может быть назван Иваном-царевичем, Иваном-крестьянским сыном, Иваном -Медвежье Ушко и др.
Исследователями выделяются в качестве жанровых признаков различные особенности волшебных сказок.
Часто одним из важных признаков считается наличие волшебного или фантастического элемента/ точнее фантастики, переплетенной с действительностью. 2 Н.В. Новиков выбирает из всех наименований сказки (волшебная, чудесная, фантастическая) наиболее отвечающим ее жанровой специфике термин «волшебно-фантастическая». Этот термин, несмотря на ее условность, раскрывает два начала в сказке - волшебное и фантастическое, на которых покоится ее поэтический вымысел. Начало «волшебное» заключает так называемые пережиточные моменты и прежде всего религиозно-мифологические мировоззрения древних людей, одухотворение им вещей и явлений природы, различные религиозные культы, обычаи, обряды и т.п. С волшебством связаны мотивы, содержащие в себе веру в существование «потустороннего мира» и возможность возвращения оттуда; предупреждение о смерти, заключенной в какой-либо материальный предмет (яйцо, ящик, цветок), о чудесном рождении (от съеденной рыбы), о превращении людей в животных, птиц, рыб, насекомых, о возможности браков девушек с животными и т. д. В толковых словарях значение слова "волшебство" дается как «колдовство, ворожба» , а "фантастика" - как «то, что основано на творческом воображении, на фантазии, на художественном вымысле».33 Поэтому можно сказать, что фантастическое же начало сказки вырастает на стихийно-материальной основе. В нем заключается вековая мечта человека о возможности летать по воздуху (ковер-самолет), об ускорении движения по земле (сапоги-скороходы), об интенсификации труда (за одну ночь изготовлять огромное количество пряжи). Волшебные и фантастические элементы тесно связаны одно с другим в сказке и составляет в целом поэтический вымысел сказки. Таким образом, установка на вымысел является существенным признаком, что дает сказке возможность создавать в ней мир, необыкновенный, волшебный и чудесный. «Сказка - ложь, да в ней намек...», - такими словами заканчиваются многие волшебные сказки. Слово «ложь» в данном случае означает «вымысел», установку на то, что описываемые события нельзя воспринимать буквально. При этом, как отмечает В.А. Бахтина: «Сказке не верят, но ей доверяют, ей отдаются, испытывая при этом всю силу воздействия настоящего искусства».36
Необходимо отметить, что сказочный вымысел и фантастика не зависят в полной мере от исполнителя-сказочника. Волшебное, необыкновенное, фантастическое в волшебных сказках определено заранее. К.В. Чистов видит отличие сказки от других прозаических жанров в том, что для нее свойственна устойчивость текста, тогда как легенда и сказ имеют импровизационный характер.37 Г. А. Левинтон справедливо считает ошибочным мнение о том, что "сказительство по сути дела, представляет собой индивидуальное творчество, подобное литературному, что писатель и сказитель - оба детерминированы извне («традиция») и в этих рамках создают индивидуальное произведение («импровизация», «индивидуальность»), различаясь лишь количественно - в степени детерминированности и «свободы»". Действительно, «Большая часть компонентов текста задана сказителю извне («традицией»), сообщение, которое несет текст (его смысл), не является плодом творчества сказителя и может им не осознаваться».39 Сказочник по сути дела только интерпретирует текст, вносит что-то новое, «за счет расстановки акцентов, не очень значительных модификаций, введения каких-то новых компонентов там, где текст это позволяет». Устойчивость как жанровый признак отражается на всех уровнях волшебной сказки: в системе персонажей, на уровнях композиционном, сюжетном, языковом и поэтическом.
На широкое использование характерных персонажей, чудесных предметов указывают ученые как на один из жанровых признаков волшебной сказки41 Круг персонажей в волшебной сказке обычно четко очерчен. Их количество и функции определены сказкой раз и навсегда, поэтому персонажи могут свободно передвигаться из одной волшебной сказки в другую. Действие обычно сосредоточено вокруг главного персонажа.
Главный положительный герой - это не только определенный человеческий тип, но и отражение народной оценки конкретной исторической эпохи. Так, в частности, образ сиротки является главным персонажем, отражающим разрушение матриархата и всей родовой системы в целом. Одиночество, социальная незащищенность, обездоленность сироты вызывали сострадание и сочувствие народа, выразившиеся в сказке.
В сказке нет полутонов: положительный персонаж идеально хорош, добродетелен, смел, в нем нет ничего отрицательного. Идеализацию в сказке необходимо рассмотреть в связи с народной оценкой. В западноевропейских сказках идеализация младшего мотивируется его добротой, этическими достоинствами. В русских же сказках встречаются подобные мотивы, но для нее характерны другие формы идеализации, именно близкая связь с природными, чудесными силами. Можно сказать, что в образе таких героев, как Емеля-дурак, Иванушка-дурачок идеализируется русский национальный характер. Например, Емеля свободен в своих действиях и изображается с юмором; в его отношении к господствующим верхам чаще всего сквозит пренебрежение. Он бескорыстно относится к природным силам. Так, приобретя чудесную силу, Емеля не использует ее в коварных целях, поэтому в конце сказки он щедро награждается. Зато в отрицательном персонаже нет ни одной добродетели, т.е. он идеально плох, порочен, зол и т.д. Волшебники велики и могущественны. Таким образом, за каждым персонажем волшебной сказки прочно закреплена определенная репутация: каждый из них своеобразный, четко запрограммированный тип.43 Таковы не только действия героя, но и детали его внешнего облика. Краткие, но меткие описания сути сказочных персонажей отражены в их наименованиях.
Номинационный ряд отрицательных персонажей
В I и II подгруппах волшебных сказок по классификации A.M. Новиковой и Е.А. Тудоровской (см. I главу) главные герои-богатыри, царевичи, купеческие сыновья, чудесно рожденные дети, у бездетных стариков вступают в борьбу с мифологическими, нереальными существами. Среди мифологических существ - противников героя волшебной сказки, прежде всего, следует назвать Бабу-Ягу, Змея Горыныча и Кощея Бессмертного.
Баба-Яга. В русских народных сказках особое значение имеет образ Бабы-Яги. Он восходит к эпохе матриархата. В родовом обществе Яга олицетворяла мать-родоначальницу, и сказка подчеркнуто увеличивает ее женские признаки, хотя делает это, вследствие падения культа, уже с насмешкой: «баба-яга, костяная нога, из угла в угол, титьки через грядку висят». Происхождение этого образа и его функции в сказках детально рассматривается в двух книгах В.Я. Проппа. О глубокой древности Бабы-Яги говорит двойственность ее характера: она может быть и помощником, и противником. Она указывает путь в тридесятое царство, куда направился герой, или же от нее герой получает чудесные предметы и волшебного коня. Вместе с тем Яга выступает как воительница, мстительница, похитительница детей. Она, как и большинство фантастических персонажей, имеет очень страшный вид. О Бабе-Яге говорится, что у нее «морда жилиная, нога глиняная» (Аф. №113), «в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула» (Аф. №204), «баба-яга костяная нога, нос в потолок врос» (Аф. №114), «баба-яга костяная нога, старая, беззубая» (Аф. №272), «баба-яга костяная нога, ж...жиленая, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет» (Аф. №141), «впереди голова, в одном углу нога, в другом - другая» (Аф. №102) и т.д. Хотя портрет Яги в волшебной сказке представлен значительно ярче, чем у всех остальных персонажей, многое в нем остается загадочным. Это, прежде всего, касается ее именований. До сих пор нет убедительного объяснения самого имени «Яга». В сказках Афанасьева встречаются такие варианты ее имени, как баба-яга, баба-яга костяная нога - чаще, а реже - яга-баба, ягая-баба, яга-бура или просто яга, ягишна, ягая и реже также без дефиса: баба яга, яга баба. В пределах одной сказки могут встречаться разные варианты. Например, в одной сказке она называется то бабой-ягой, то ягой-бабой (Аф. №284), или баба-яга чередуется с «бабой-ягой костяной ногой» и др. Но во всем сборнике не обнаружилось ни одной записи, где бы это название начиналось с заглавной буквы, между тем, почти во всех исследованиях по волшебной сказке оно пишется как собственное имя с заглавной буквы. На наш взгляд, в древности слово "Яга" могло быть именем. И поэтому, придерживаясь традиции, в нашей работе мы тоже предпочитаем считать это имя собственным. М. Забылин в своей книге об обычаях, обрядах, преданиях и суевериях русского народа пишет о Бабе-Яге: «Под этим именем почитали славяне адскую богиню, изображаемую страшилищем, сидящим в железной ступе, имеющей железный пест... Под влиянием христианства народ забывал своих главных богов, припоминая только второстепенных и особенно те мифы, которые имеют олицетворенные явления и силы естества, или символы житейских потребностей. Таким образом, баба-яга из злой адской богини превратилась в злую старуху-колдунью, подчас людоедку, которая живет всегда где-нибудь в лесу, уединенно, в избушке на курьих ножках» . Он также отмечает близость образов Бабы-Яги и ведьмы: «...ее миф сливается с мифом ведьм» .
Близки по "функции" с Бабой-Ягой ведьма, колдунья, чаровница и волшебница. Иногда Баба-Яга и старые ведьмы изображаются как матери Змея, Чуда-Юда и вместе со своими невестами - чудо-юдовыми женами -хотят отомстить герою. Баба-Яга также выступает в родственной связи с мачехой. Мачеха, чтобы загубить свою падчерицу, отправляет ее к своей тетке - Бабе-Яге. В одной сказке рассказывается о том, что царь взял другую жену Ягишну (Аф. №101) В словаре В.И. Даля отмечено, что «Ягишною зовут злую, бранчивую бабу» . Ведьмами могут быть старухи, которые превращают героя или героиню в животных и заменяют их своими дочерьми, или служанки, губящие царевну, чтобы занять ее место, или сестры царевича, желающие его убить. В отличие от Бабы-Яги, ведьмы изображаются как обычные женщины. Они не имеют конкретного собственного имени. Только в одной сказке ведьма называется Чувилиха.
В.Я. Пропп указывает на близость к образу Бабы-Яги еще одного персонажа - Полифема. В русских версиях это - Верлиока, одноглазое лесное чудовище, которое мучает и убивает людей: «В лесу шумит, трещит, - идет Верлиока, ростом высокий, об одном глазе, нос крючком, борода ключком, усы в пол-аршина, на голове щетина, на одной ноге, в деревянном сапоге, костылем подпирается, сам страшно ухмыляется» (Аф. №301). Признак одноглазости героя, как яркая черта мифологизации образа, очень важен для понимания типологической сущности героя. О.А. Черепанова на основе разных источников приводит предполагаемые прототипы этого персонажа: леший одноглазый (А.Н. Афанасьев), или мужская параллель бабы-яги (А.Н. Иваницкий)40 В статье приведены различные соображения о возникновении самого имени Верлиока: соотношение его «с коми-зырянским персонажем Яг-Мортом (яг - «бор, лес», морт - «человек») или рассматривается как заимствованное (Warlok - слово из германских языков, служащее наименованием чудовища, ведьмы). Но более вероятной гипотезой об этимологии имени представляется следующая: «На Смоленщине отмечено варлеокий - "болшеглазый, одноглазый", верлиокий "косой, поворачивающий во все стороны глазами";... На Псковщине известно вирлавокий "косоглазый"»4 и т.д. Если принять эту этимологию имени, то Верлиока означает существо, вращающее большим косым глазом. Это довольно редкий в фольклоре образ. В сборнике Афанасьева этот персонаж именуется Лихо, Лихо Одноглазое. Лихо Одноглазое изображается в виде одноглазой великанши, пожирающей людей. Кузнец попадает к ней в избу и оказывается ее пленником. Далее он хитростью выжигает ей единственный глаз и спасается из плена, проходя среди овец в вывернутом мехом наружу полушубке (Аф. №302). «Прощай Лихо! Натерпелся я от тебя лиха», -говорит кузнец из выше приведенной сказки.
Таким образом, в имени данного персонажа заключаются семы «ущербность» и «несчастье». Последняя сема также актуализирована в именах Нужа (нужда), Горе, Кручина, персонифицированных несчастий, преследующих людей.
Змей. Он является древнейшим и популярнейшим образом в мировом фольклоре и получил достаточно обстоятельное освещение в исследованиях В.Я. Проппа. По характеру функции ученый выделяет четырье разряда сказочных змеев: похититель, грабитель, охранитель границ, поглотитель.42 Но последние два разряда не являются точным определением, поскольку змей имеет черты захватчика и нарушителя границ, и почти любой змей угрожает съесть и поглотить жертву. Новиков добавляет к этим разрядам еще пятый - змей-соблазнитель. А.Н. Афанасьев объяснил происхождение образа Змея как «воплощение молнии, низведенной некогда... на домашний очаг»43. В.Я. Пропп видел в нем связь с разнообразными стихиями (огнем, водой, горами, небесными силами). Он писал: «Змей вообще не поддается никакому единому объяснению. Его значение многообразно и разносторонне»44. Это его разнообразие, функции, выполняемые в сказках, его связь с разными стихиями нашли отражение в его наименованиях. В отличие от других мифологических существ, Змей носит разные имена
Змей прежде всего и всегда - существо многоголовое. Число голов различно, преобладают 3, 6, 9, 12 голов, но попадают и 5 и 7. В сказках герою приходится сражаться с тремя змеями, т.е. в сюжете со змеем борьба с ним всегда получает утроение. Змей называется по числу голов: трехглавый, шестиглавый, девятиглавый, двенадцатиглавый змей, или змей с тремя, шестью, девятью, двенадцатью головами, или змей о трех, о шести, о девяти, о двенадцати головах. Это единственная основная черта Змея. Кроме этого он существо огневое: «Летит на него лютый змей, огнем палит, смертью грозит» (Аф. №155), «Я твое царство огнем сожгу, пеплом развею» (Аф. №271). Но связь с огнем не отражается в его названии, в отличие от его связи с водной стихией - «Змей Черноморский» (Аф. №131) живет в воде и именуется как Чудо-Юдо: «Тут утка крякнула, берега звякнули, море взболталось, море всколыхалось - лезет чудо-юдо, мосальская губа: змей шестиглавый» (Аф.№136). Скорее всего, это имя мотивировано страшным, чудовищным внешним обликом. Чудо-Юдо имеет разные прозвища: по числу голов - чудо-юдо шестиглавое, девятиглавое и т.д.; по внешнему признаку - Мосалькая губа и Морская губа, без рук, без ног, с седой бородой, (так описывается ползущая змея); по принадлежности к воде - Морское; и по характеру поступков - Беззаконный, например: «Жил-был богатый купец. Пошел он ходить по чужим сторонам, дошел до реки и захотел пить; стал он в той реке пить, и схватил его Чудо-Юдо Беззаконный...» (Аф. №225). Таким образом, можно предположить, что если змей связан с водой, то носит имя Чудо-Юдо. В сказках это имя пишется по-разному: или с большой буквы, или с маленькой.
Мужские персонажи
В монгольских сказках особенно ярко представлен тип героя-богатыря и тип «иронического удачника».
Есть у монгольских народов произведения, в которых былинные элементы перемешаны со сказочными. Ученые называют такие произведения «богатырскими сказками».2 Хотя при определении данного термина мнения ученых расходятся, однако соположение разных жанров в данном случае основывается на ряде общих типологических характеристик. Как верно заметил СЮ. Неклюдов, «...если архаическая богатырская сказка стоит у истоков героического эпоса, то позднейшую "сказку об эпических богатырях" можно рассматривать как одну из завершающих ступеней его эволюции. ... Характерно при этом, что в ряде случаев подобная "сказка об эпических богатырях" в своем сложении может обнаруживать черты сходства с волшебной сказкой героического типа».3 Естественно, что в таких произведениях действуют былинные персонажи: доблестные баатары, девы-волшебницы, свирепые мангасы и другие. Об общности истоков былинного и сказочного эпоса свидетельствуют, кроме системы персонажей, особенности наименования этих персонажей. Прежде всего это их связь с мифологией. Образы монгольской мифологии были описаны в работе монгольского ученого С. Дулам4. Особенно интересны и многообразны наименования этих мифических героев. Например, в мифе о калпах5 семь тенгриев спускаются с неба на землю, чтобы уничтожить мангасов - врагов человека. Четыре из них родились от человека. Это Алтан Галав Сандал хаан /дословно: Золотой Калл Сиденье хан/, два богатыря и одна девушка, которые родились у Алтан Дуулга баяна (т.е. Богач Золотой Шлем), «... на голове у него был шлем из золота, владел он 13 тумэнами лошадей и другим скотом».6 Когда (мать) Наран Гэрэл Цогт хатан попросила Дуулга баяна, чтобы он дал имена своим детям, он назвал белоликого, который сидел на белом сиденье, Цагаан Сандал (Белое Сиденье), а чернолицего, сидящего на черном сиденье, - Хар Сандал (Черное Сиденье). Остальные три тенгрия: Шилэн Галзуу баатар, Суунаг Цагаан баатар. Сам бурхан (божество женское) родились от мангаса потому, что у людей не было силы, чтобы победить мангаса, и они хотели взять эту силу у мангасов. Таким образом, то, что раньше люди воспринимали не только живую природу, но и предметы неодушевленной природы как таинственных обладателей сверхъестественных сил, отразилось в наименованиях небесных божеств.
Поскольку в нашей работе мы не ставили цели сопоставить имена мифических и сказочных героев, данный пример мы привели лишь для того, чтобы показать близость имен сказочных героев-богатырей по структуре и содержанию с именами мифических героев. Например, имя одного из тенгриев Шилэн Галзуу баатар носит герой-богатырь в одноименной сказке.
Обстоятельства рождения сказочного баатара бывают самыми различными. Мотив чудесного рождения героя в сказочном эпосе монгольских народов был подробно рассмотрен Б.Э. Мутляевой. 7 По сравнению с эпическими произведениями, мотив чудесного рождения в монгольских волшебных сказках о богатырях представлен слабо. Обычно такими героями выступают сами ханы или ханские сыновья, уже родившиеся и владеющие огромной землей с самого начала сказки. Обилие стихотворных и рифмованных вставок доказывает их близость к былинным сюжетам.
В начале сказки дается полная характеристика главных баатаров: их присхождение, описание жилища, портрета, красоты их жен и коней, их занятий и богатства. Часто все это описано в стихотворной форме, что придает повествованию неповторимую поэтичность и образность. Например, сказка «Эрийн сайн хар нудэн Цэвээн хуу»8 начинается так: «Эрт урьд сайн цагийн эхэнд, муу цагийн суулд:
Сумбэр уулыг гувээ байхад
Суун далайг шалбааг байхад
Хангарьдыг тас байхад
Хулан зээрийг унага байхад
Долоон насандаа доргилонхон торсон
Дотор Бээжин хоёрыг эзлэнхэн торсон
Эрийн сайн хар нудэн
Цэвээн хуу гэж байжээ». В русском переводе: «В начале благодатного, в конце плохого времени, когда гора Сумбэр была с бугорок, Суун далай (молочное море) с лужицу; когда сокол был грифом, кулан был жеребенком, жил-был добрый молодец, черноглазый Цэвээн хуу, в семилетнем возрасте правивший Дотор (так назвали раньше Китай) и Бээжином (т.е. Пекином)»9. Далее описывается его жилище:
Необычность героев-богатырей подчеркивается огромной величиной вещей, принадлежавших им: дверь его не могут поднять даже семьдесят человек, его лук такой большой, что, когда он ставит его на юрте мангаса, юрта наклоняется.
Есть сказки, где рассказывается о чудесном рождении будущего героя. Кровная связь богатыря с животными, его происхождение от зверя (в отличие от бурятских сказок)10 в монгольской сказке мало представлена. Герой с «чудесными свойствами» может родиться у бездетного старика со старухой, у вдовы, у бедного пастуха. Обстоятельства чудесного рождения долгожданного наследника не всегда мотивированы. Интересно, что участие отца в рождении ребенка как будто необязательно. Обычно ребенок рождается в отсутствие отца, или же мать очень долго носит ребенка. Например, в сказках «Живаа добрый молодец»11 и «Евун цагаан хуу»12 служанка хана семь лет ходила беременной. Семь лет - не случайность, это становится частью имени героя. После рождения детей им дают имена -семилетний сын Евун цагаан, семилетний богатырь Живаа. Возраст героя становится частью имени: Трехлетний богатырь Гунан Улаан, Семилетняя жена Донж, Семилетний Цэвээн хуу. При переводе возникают омонимы в компоненте имен, указывающем на возраст. Это обстоятельство объясняется прежде всего особенностью исчисления возраста у восточных народов, в том числе у монголов: возраст исчисляется с зачатия ребенка, соответственно только что родившемуся ребенку уже исполняется один год. Поэтому ребенок, которого служанка носила семь лет, и семилетний ребенок носят имена с одинаковым характеризующим возрастным компонентом. Возрастные характеристики, входящие в состав наименований героев, носят символический характер. В ранних мифологических представлениях монголов сакральными числами были 3 и 7. «Семилетний, трехлетний», скорее всего, подчеркивают раннее проявление огромной силы и умения богатырей стрелять метко и т.д. Необычность таких героев подчеркивает их быстрый рост. Например, в сказке «Гунан баатар» только что родившийся сын так быстро растет, что «прожил мальчик день - его уже и в овчину не завернуть: мала. Прожил два дня - его уж и в две овчины не завернуть. Пять дней прожил - пяти овчин мало. Вот какой рос батор!»13. Быстрый рост богатыря нередко является причиной опасения хана, мангаса, даже отца, по поводу того, что такой богатырь может занять их место и погубить их. В одной монгольской сказке «Ганц уст галзуу шар баатар» отец говорит: «Хуний ур гэдэг гуравхан хоноод гурван нэхийд багтахгуй байх учир шалтгаан байхгуй. Энэ яавч бидний толгойг авах миний орон гэр гал голомтыг баллах махчин шуламс, буг чотгор гэдэг байхаас зайлахгуй....» /Человеческий сын не может через три дня не поместиться в трех овчинах. Наверняка, это демон, черт. Он убьет нас и завладеет всем нашим имуществом/. Трижды отец пытался его изжить, но не смог. Ганц уст галзуу 113 шар баатар отправляется за братом, не вернувшимся с состязания в «три игры мужей». Он оживляет брата, сватает ему невесту-красавицу, побеждает многоголовых мангасов и становится ханом, владеющим всем имуществом и подданными мангасов.
Особой выразительностью отличается обряд наречения имени героя. В этом обряде участвуют мать и отец героя или ламы. В сказке о Шилин галзуу баатаре /сумасшедшем богатыре Шилин/, Ажиг тэнэг баатаре /наблюдательном простачке - богатыре/ и Эзэн Богде /святом повелителе/14 имена героям дает Арчин Даянчи лама, чтимый десятью поколениями. В других случаях родители просят самого владыку неба - Хурмаста дать имя их сыну. В одной сказке Хурмаст нарекает сына Гунан улаан баатара именем Иштээ мэргэн баатар /Меткий богатырь Рукоятка/ (1982, №71).
В монгольских сказках героя, как правило, нарекают именем после его рождения, или сказка начинается с описания имущества, коня, жены, внешности, силы героя и наконец его имени. Имеются также случаи, когда юный герой рвется в бой и добивается согласия и благословения от родителей и перед отправлением спрашивает о своем имени. Так, в сказке «Ганц уст галзуу шар баатар» (1982, №70) на вопрос сына о своем имени отец отвечает: «За чи тэгвэл Чин далай, чихэр далай, бум далай, бурман далай, босгон далайгаар нутагтай, хаан бумбал аавтай, хатан бумбал ээжтэй, Хан Харанхуй ахтай Ганц уст галзуу шар баатар гэж яваарай. Чамайг эр зоригийг чинь сайшааж ингэж нэр огье гэжээ». - /пер. прибл.: Ценю твою смелость и даю тебе такое имя. Да представь же себя так: владею пятью морями, имею отцом хана Бумбал, матерью ханшу Бумбал, брата по имени Хан Харанхуй (имя богатыря) и зовут меня Ганц уст галзуу шар баатар (Однокосый сумасшедший желтый богатырь)/.
Способы реализации интродуктивной номинации
Проанализировав огромное количество волшебных сказок, В.Я. Пропп пришел к выводу, что все волшебные сказки однотипны по своему строению.15 Он также отметил важную закономерность: «Каждая категория персонажей имеет свою форму появления, к каждой категории применяются особые способы, какими персонаж включается в ход действия».16 Эта идея В.Я. Проппа, высказанная им на уровне содержания, проявляет себя и в структурной стороне сказки.
В русской волшебной сказке, как правило, используются такие важные композиционные приемы: начальные формулы как присказки, зачины и конечные формулы, т.е. концовки. Присказка - необязательная часть волшебной сказки, основная функция и цель которой заключается в том, чтобы перенести слушателя или читателя в волшебный сказочный мир, показать мастерство сказочника. Роль присказки большой частью не связана с сюжетом сказки, в них не вводятся персонажи сказки, хотя иногда встречаеются присказки, которые несут в себе завязку сюжета. В отличие от присказки зачины присутствуют во всех сказках и являются основной ситуацией представления персонажей сказки, следовательно, являются ситуацией реализации интродукгивной номинации. В.Я. Пропп писал: «Отправитель, герой, ложный герой, а также царевна и ее отец включаются в начальную ситуацию». 17 Кроме того, в зачин включаются и родители главного героя. Отметим еще одну особенность. Поскольку сказка начинается и заканчивается на реальной земле, в этом случае все реально - и обстановка, и герои. Несмотря на всю фантастичность сюжета, герои обладают ярко выраженными жизненными чертами. Поэтому можно сказать, что в зачинах репрезентируются главный герой, помощники, противники, но только реальные. В зависимости от них можно выделить два типа инициальных формул сказки: первый тип репрезентирует только главного героя, второй тип, кроме главного героя, и других персонажей.
Наши наблюдения показали, что зачины сказки, вводящие только главного героя, малочисленны и составляет 11% от общего числа сказок. Такие зачины сообщают о существовании героя, причем в его наименовании отражается его социальный статус, имущественное положение, род занятий, т.е. те признаки, которые в дальнейшем приобретают существенное значение для развития сюжета, например: «Жил один кузнец» (Аф. №302); «Жил-был один охотник» (Аф. №226); «Жил-был богатый купец» (Аф. №225); «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был грозный царь - славен во всех землях, страшен всем королям и королевичам» (Аф. №189).
Встречаются также зачины, сразу вводящие персонажа как субъекта действия, без предварительного сообщения о существовании героя и о его статусе: «Добрый молодец поступил к царю и заслужил его любовь» (Аф. №307); «Ехал казак путем дорогою и заехал в дремучий лес» (Аф. №270).
И.И. Ковтунова считает подобные конструкции в художественной литературе «изобразительным приемом, вовлекающим читателя в ход повествования». 19 Ограниченность таких зачинов в волшебной сказке объясняется тем, что подобный способ представления персонажа не соответствует традиционной формульности волшебной сказки.
В зачинах, репрезентирующих нескольких персонажей, сначала вводятся родители, которые могут выступать в сказках как помощники, точнее, выполнять функции дарителя и отправителя по классификации В.Я. Проппа. Они в большинстве случаев не носят собственного имени, его заменяют апеллятивы. Затем сказка обычно представляет главного героя, называя его ИС или ЙН: «В некотором царстве, в некотором государстве жил в деревушке старик со старухой; у них было три сына: два умных, третий дурак» (Аф. №216); «В некотором царстве, в некотором государстве жил именитый купец; у него был сын Иван» (Аф. №271); «Жил царь с царицей, у них были дети: сына звали Дмитрий, а дочь Маръя-царевна» (Аф. №264); «В некотором царстве жила-была старуха бедная, неимущая; был у ней сын» (Аф. №251). В дальнейшем в повествовательной части сказки имя героя начинает обрастать характеризующими компонентами, в частности, указывающими на его родственные отношения: Иван купецкий сын, купецкий сын, царевич, Дмитрий-царевич, старухин сын, стариковский сын и т.д.
Кроме главного героя, в зачине могут быть представлены старшие братья и сестры: они в большинстве случаев выступают в роли противников, точнее, вредителей или ложных героев: «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец, у него было три сына: первый Федор, другой Василий, а третий Иван-дурак» (Аф. №242); «Жил да был царь, У царя было три сына: Федор, Егор да Иван; Иван был не совсем умен» (Аф. №174). Нередко они вводятся в начальной ситуации как носители имени собственного, дальше в повествовании сказки именуются уже апеллятивами (ср. братья, старшие сыновья, болыпие-от, большие братья и т.д.). При этом они всегда действуют вместе, как будто это один человек. Приведем соответствующий пример. На просьбу царя-отца достать живую и мертвую воду и моложавые яблоки два старшие сына говорят: «"Благослови нас, батюшка! Мы пойдем доставать". Он их благословил, и пошли они» (Аф. №175).
Чаще, по нашему наблюдению, в начальных формулах подобного типа только главный герой носит имя собственное, а остальные персонажи называются апеллятивом: «Жил-был царь, по имени Хотей; у того царя было три сына. Меньшого звали Сила-царевич» (Аф. №575); «На водах, на землях, на русских городах был царь; у него было три сына, последний сын Иван-царевич» (Аф. №178). Эту особенность убедительно объяснил Д.Н. Медриш. Он писал, что «чем невиданнее звери, тем явственнее следы, чем невероятнее фантастика, тем явственнее изображение. Проявляется это уже в именах сказочных персонажей. Обыкновенных героев имена характеризуют весьма скупо, не сообщая обычно никаких дополнительных деталей: просто отец, мачеха, братья и т.д.».20
Таким образом, распределение номинативных средств текста в общем случае определяется оппозицией главных/второстепенных персонажей: первые, как правило, носят ИС, или же до ввода ИС им предшествуют соответствующие апеллятивы. Второстепенные персонажи в большинстве случаев обозначаются только апеллятивами. Как справедливо замечает В.В. Виноградов, «вполне естественно, аксессуарные персонажи, на мгновение выступающие из толпы, определяются чисто внешними приметами (обычно одного)».21
Такова и репрезентация помощников главного героя, отражающая восприятие им данных персонажей: «Шел, шел и зашел в темный, дремучий лес; смотрит - три человека дерутся, друг дружку так кулаками и садят» (Аф. №197); «Зашел в темный, густой лес и видит: сидит на дереве горлица» (Аф. №212).
В этом случае описывается действие, внешность персонажа, которые становятся мотивацией их имени. Имена могут распространяться словами, раскрывающими особенные свойства помощников: «Но ладно, пришли они в избу; в углу сидит седой старик с рогами» (Аф. №283); «Мартышка взвалил мешок на спину и пошел искать другого места: шел, шел и забрел в темный, дремучий лес. Среди леса поляна, на поляне огонь горит, в огне девица сидит, да такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать» (Аф. №191); «Солдат осердился и бежал в темный лес; лег было отдохнуть под дерево, глядь - летит шестиглавый змей» (Аф. №208); «Шли они несколько времени. Стоит в чистом поле избушка на куриньих ножках и повертывается. Избушка остановилась, они вошли в нее, а там лежит баба-яга: в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула» (Аф. №204);
Особенно интересны встречи с персонажами, названными ИС, содержащими мотивацию, основанную на их поведении. Медведко, например, впервые встретив Усыню, Горыню, Дубыню, видит, как «на берегу стоит человек, спер реку ртом, рыбу ловит усом, на языке варит да кушает» (Усыня); «Пошли двое и увидали богатыря - захватил тот богатырь целую гору, понес в лог и верстает дорогу» (Горыня); «Пошли трое и увидели чудо - богатырь дубье верстает: который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок, из земли тянет» (Дубыня) (Аф. №141). Кроме этих имен, сказка также называет данных богатырей «названными братьями», в этом случае они выполняют функцию старших братьев - вредителей.
