Содержание к диссертации
Введение
Глава I. История изучения, издания и проблемы описания сказок о животных 17
Сказка о животных и животный эпос 18
Исследования жанровых особенностей сказок о животных 26
История собирания и публикации русских сказок о животных 38
Глава II. Сказка о животных в системе фольклорных жанров 49
Животная сказка и другие сказочные жанры 49
Сказка о животных и детский фольклор 52
Сказки о животных и игры 60
Животные персонажи в сказках о животных и в мифологических представлениях 64
Глава III. Сказка о животных: сюжеты и персонажи 72
Вопросы каталогизации сюжетов 72
Вопросы контаминации сюжетов русских сказок о животных 77
Трикстерская модель в русских сказках о животных 86
Принципы классификации персонажей в сказках о животных Центральные и второстепенные персонажи в русских сказках о животных 102
Глава IV. Именования и обращения в сказках о животных 110
Именования животных персонажей повествователем 111
Категория обращения в языке и речи 118
Обращения персонажей во 2-м лице 121
Именования персонажей в 1-м и 3-м лице 137
Заключение 150
Литература 154
Приложение 1. Сказочники и репертуар сказок о животных 171
Приложение 2. Обращения в русских сказках о животных 187
Сказки, опубликованные в сборниках XVIII и XIX вв.
Таблица 1 «Способы обращений центральных персонажей между собой» 187
Таблица 2 «Обращения центральных персонажей к второстепенным» 189
Таблица 3 «Способы обращения второстепенных персонажей к главным» 191
Сказки, опубликованные в сборниках XX в.
Таблица 4 «Способы обращений центральных персонажей между собой» 193
Таблица 5 «Обращения центральных персонажей к второстепенным» 195
Таблица 6 «Способы обращения второстепенных персонажей к главным» 196
Приложение 3. Описание «Базы данных по именованиям и обращениям персонажей в русских сказках о животных» 198
- Исследования жанровых особенностей сказок о животных
- Сказка о животных и детский фольклор
- Трикстерская модель в русских сказках о животных
- Обращения персонажей во 2-м лице
Введение к работе
Актуальность проблемы
На фоне хорошо изученного жанра волшебной сказки другие сказочные жанры в отечественной фольклористике исследованы значительно меньше, особенно не повезло в этом отношении сказке о животных. Исследование Е.А. Костюхина «Типы и формы животного эпоса», в котором животная сказка рассматривается наряду с иными формами животного эпоса, — одна из очень немногих работ об этом жанре.
Отсутствие исследовательского внимания к животным сказкам трудно объяснить, поскольку это один из наиболее ярких в художественном отношении жанров русского фольклора, и при этом жанр актуальный: современные полевые исследования фиксируют сказки о животных в русской деревенской традиции нового века. Настоящее диссертационное исследование было призвано восполнить имеющуюся в отечественной фольклористике лакуну.
Проблематика исследования была обусловлена необходимостью предложить и обосновать набор параметров, с помощью которых можно представить жанр сказок о животных.
Описание особенностей фольклорного жанра русской животной сказки и составило главную цель исследования.
Объектом диссертационного исследования послужили сказки о животных, представленные в сборниках русских сказок XVIII—XX веков. Предмет исследования составили те особенности животной сказки, которые можно отнести к жанроопределяющим: система персонажей, трюк, который лежит в основе элементарного сюжета животной сказки, и, наконец, диалоги, создающие особую драматургию сказки о животных.
В исследовании были поставлены и решены следующие задачи:
выявление книжных изданий русского фольклора, содержащих сказки о животных;
обзор сказок о животных, опубликованных в изданиях XVIII—XX вв.;
описание истории изучения, собирания и публикации русских сказок о животных;
выявление и описание особенностей жанра животной сказки;
разработка принципов описания сказок о животных в коммуникативном и сюжетном аспектах;
на основе предложенной методики создание электронной базы данных по именованиям персонажей в русских сказках о животных;
изучение именований персонажей в сказке как формы, соотносящей два важнейших признака животной сказки: круг персонажей и диалогичность;
описание системы персонажей русской сказки о животных.
Решение этих задач позволило прийти к заявленной цели исследования.
Материалом для исследования послужили тексты животных сказок, выявленные в изданиях XVIII—XX веков. Общее количество сказочных текстов, рассмотренных в работе — 412. Эти тексты составляют репрезентативный корпус русских сказок о животных. Анализ данного корпуса и составил основу настоящего исследования.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Русская животная сказка состоит, прежде всего, из диалогов между персонажами. Это их свойство — умение разговаривать — составляет поэтическую условность жанра;
2. Животная сказка обладает особой системой именований (нарицательных и собственных имен) и обращений для каждого персонажа. Сказочник четко различает именования животных персонажей в плане повествования (в своей собственной речи) и в диалоге (в речи персонажей). Для сказочника важно, кто кого и как называет. Персонажи получают свои характеристики и прозвища в коммуникативном взаимодействии друг с другом;
3. Русская животная сказка описывает трикстерскую модель поведения;
4. Каждый персонаж в сказках о животных способен обманывать. Это происходит тогда, когда он принимает на себя роль трикстера;
5. Русские животные сказки описывают существующие в национальной культурной традиции стратегии манипулятивного поведения;
6. Сказывание животной сказки есть процесс обучения распознаванию определенных стратегий поведения. Животные в русских сказках о животных являются не только персонажами, но и вполне определенными типажами, носящими имя лисы, волка и т.д.;
7. Русская сказка о животных является самостоятельным фольклорным жанром, обладающим специфическими чертами поэтики, семантики и прагматики.
Методологические основы исследования
Решение задач, поставленных в диссертации, потребовало привлечения широкого научного контекста. Базовыми оказались исследования Л. С. Выготского, М. М. Бахтина, Л. М. Ивлевой, К. В. Чистова, Е. С. Новик, С. Б. Адоньевой. Особое внимание было уделено феномену исполнения животной сказки и специфике сказочного диалога. Именно поэтому принципиально важными оказались работы Н. М. Герасимовой, посвященные сказочному речевому канону.
Практическая значимость работы обусловлена тем, что ее результаты могут быть использованы в основных и специальных вузовских курсах по «Устному народному творчеству», «Истории и методологии отечественной фольклористики», «Основам анализа традиционного текста», «Основам фольклористики», «Текстологии и источниковедению фольклора», а также при подготовке к изданию русских сказок о животных.
Апробация работы
Основные положения диссертации были представлены в виде докладов на следующих научных и научно-практических конференциях: на международной филологической конференции СПбГУ (2008, 2009, 2010, Санкт-Петербург, филологический факультет СПбГУ), на Декабрьских чтениях памяти Натальи Михайловны Герасимовой (2009, Санкт-Петербург, филологический факультет СПбГУ), на международной научной конференции «Отечественное стиховедение: 100-летние итоги и перспективы развития» (2010, Санкт-Петербург, филологический факультет СПбГУ).
Структура диссертации
Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы, двух текстовых и одного цифрового приложения. Последнее представляется на отдельном электронном носителе.
Исследования жанровых особенностей сказок о животных
Перейдем к рассмотрению другой группы исследований, посвященных животной сказке с точки зрения ее жанровых особенностей.
Работа В.А. Бахтиной посвящена «эстетическому своеобразию» сказок о животных61. Исследовательница отмечает, что фантастическое в сказках о животных до сих пор не становилось предметом специального изучения. Между тем, структура и эстетическая функция фантастического в сказке крайне важны. В.А. Бахтина сравнивает фантастические сказочные «приемы» в животной и в волшебной сказках и отмечает, что животные персонажи думают и говорят не только в сказках о животных, но и в волшебных. Однако в волшебных сказках они выполняют роль помощников героя. На наш взгляд важнее, то, что, как уже упоминалось выше, в волшебной сказке специально оговаривается, что животное говорит «человечьим голосом» (или, наоборот, герой чудесным образом понимает язык животных или птиц), и герой этого никак не ожидает, тогда как в животной сказке все животные могут говорить, и это входит в конвенцию жанра. В животных же сказках сами животные персонажи редко вступают в отношения с человеком. При этом даже в этих случаях сказочные животные не знают индивидуализации персонажей-людей, речь идет о просто бабе или о просто старике. «Анализ текстов сказок о животных показывает, - подчеркивает исследовательница, - что лежащее в основе их наделение зверей мышлением, речью и поступками людей не преподносится сказкой как что-то чудесное, удивительное» . В исследовании сделаны примечательные наблюдения по поводу диалога: диалог в животной сказке предельно «театрализован», нет обычных вставных слов рассказчика: «сказал», «говорит» и т.п. По мнению В.А. Бахтиной, сказка о животных сосредотачивается на тех отношениях, которые проявляются при встрече персонажей: «весь интерес животной сказки - во внутреннем движении персонажа, проявляющемся внешне в словах и в действиях» . Диалоги важны потому, что в животной сказке нет ни одного длинного, захватывающе интересного сюжета (как в волшебной сказке). Животная сказка создает особый мир, условный и своеобразный. Фантастическое, невероятное животной сказки тесно сливается с комическим.
Еще одна, сравнительно недавняя, монография И.И. Крука «Восточнославянские сказки о животных. Образы. Композиция» целиком посвящена персонажам, сюжетам и композиционным приемам русских, украинских и белорусских сказок о животных64. Исследователь рассматривает образы животных и человеческих персонажей и пересказывает сюжеты, в которых они встречаются.
И.И. Крук отмечает, что центральным персонажем в восточнославянских сказках о животных является лиса, в образе которой «народ-художник не только воедино собрал и в иносказательной форме вскрыл пороки, присущие людям разных времен, т.е. имеющие общечеловеческий характер, но и выразил свое негативное отношение к ним»65. Каждая новая сказка о лисе раскрывает тайну одного из ее трюков и оценивает поведение обманщика в устойчивых оценочных эпитетах. Интересным оказывается то, что в украинских сказках помимо лисы встречается также и лис, который, как и лиса, способен перехитрить своего соперника. Однако он предпочитает действовать прямолинейно и бесхитростно в отличие от лисы, главным оружием которой оказываются «долгие и льстивые разговоры» . Таким образом, по мнению Крука, лиса - аллегория хитрости, которая есть социальное зло, и его необходимо истребить.
Следующий сказочный персонаж - волк. И.И. Крук отмечает, что это агрессивный персонаж и при этом в сказках все время проявляется и высмеивается его глупость.
Самым сложным для описания персонажем, по мнению исследователя, оказывается медведь. Наиболее древние черты трактовки его образа сохранил сюжет о медведе на липовой ноге. Исследователь утверждает, что «эта живая память эпохи господства тотемистической идеологии образно раскрывает перед нами одну из интереснейших страниц в истории взаимоотношений древнего славянина с окружающим миром, познания законов его существования» .
Далее И.И. Крук переходит к рассмотрению домашних животных как персонажей и отмечает, что исторически сказки о них более поздние и не столь многочисленны. Их появление связано с появлением скотоводства, когда «доместикация животных позволила первобытному человеку планомерно проводить заготовки мяса, молока и т.д.» При этом исследователь отмечает, что сказки о домашних животных, записанные в ХІХ-ХХ вв., рассчитаны на детскую аудиторию и рассматривают целый круг морально-этических проблем. Так, кот имеет больше других разных оценочных эпитетов, которые раскрываются в его именованиях (хотя сюжетов с ним не так уж и много). «Поляризация» оценок кота в сказках зависит от характера его взаимоотношения с хозяевами: если он приносит пользу - он заслуживает добрых слов, если вред - получает негативную оценку.
Что касается человеческих персонажей, то И.И. Крук выделяет несколько типов их взаимоотношений с животными персонажами. Человек может быть непосредственным участником сказочных событий; он может в большей степени взаимодействовать с домашними животными, нежели с дикими; он может проявлять хитрость (в этом случае, по мнению исследователя, животные сталкиваются не столько с самим человеком, сколько с его «хитростями»). Но главной победой человека над животным миром является приручение диких зверей .
Таким образом, в своем исследовании И.И. Крук не просто перечисляет основных персонажей, указывая на их особенность в самых общих чертах, но пытается интерпретировать их образы. Это одна из немногих работ , посвященных комплексному рассмотрению персонажей в сказках о животных, поэтому остановимся на ней более подробно.
Исследователь обращается не только к сюжетам сказок, но и к анализу сказочных текстов. И.И. Крук выделяет композиционные приемы и отмечает, что они не часто становятся предметом исследования. Исключения составляют лишь некоторые авторы - Э.В. Померанцева, Н.М. Ведерникова. Эти исследовательницы, в целом, выделяют как основную особенность сюжетной композиции животных сказок многократную повторяемость однотипных эпизодов . И.И. Крук отмечает, что, кроме всего прочего, специфика сказок о животных состоит в том, что в них нет многословного описательно-повествовательного вступления. Поляризация героев, между которыми возникает конфликт, происходит мгновенно . И.И. Крук выделяет основные композиционные приемы, характерные для сказок о животных:
1. Прием трехкратных повторов однотипного действия. Речь идет о троекратном повторении некоторых действий в сказках. По мнению исследователя, «довольно отчетливо прослеживается символика числа три в тех сказках, в которых главными действующими персонажами являются звери, поочередно выходящие на передний план действия»73 К сожалению, автор не иллюстрирует этот тезис каким-либо примером, поэтому остается только гадать, что имелось в виду. Кроме того, как отмечает И.И. Крук, в некоторых сказках «трехкратные» повторы способствуют раскрытию главных качеств характера персонажей. Так, например, доверчивость и глупость волка оказываются объектом издевательств лисы в сказках, где ее трижды зовут в кумы.
Сказка о животных и детский фольклор
Для исследователей детского фольклора особенный интерес представляют этапы «взросления» ребенка и соответствующие каждому этапу фольклорные жанры. Г.С. Виноградов отмечает, что до «настоящих сказок» (длинных волшебных) детям рассказывают «сказки маленькие», для которых характерны «близкий и количественно ограниченный круг действующих лиц, простота фабулы, примитивность построения, незамысловатость словаря, четкость синтаксиса и проч.»123. В область детского фольклора он включал лишь те произведения, которые исполнялись самими детьми: «Детский фольклор ... это совокупность произведений, исполнителями и слушателями которых являются сами дети» . Таким образом, Виноградов не включал в область детского фольклора ни колыбельные песни, ни сказки, которые рассказывались взрослыми детям (в том числе и сказки о животных). По мнению исследователя, критерием детской сказки является исполнение ее только детьми.
Иной точки зрения придерживалась О.И. Капица: «Под детским фольклором мы понимаем как творчество взрослых для детей, так и детское традиционное творчество» . Исследовательница также отмечает, что сказки о животных в первую очередь перешли в разряд ребячьих, так как перестали интересовать взрослых . К этим «ребячьим» О.И. Капица относит сказки о животных и «элементарные» (кумулятивные) сказки. Главный их признак -простота содержания и высокохудожественная форма: «Повторения, кумулятивность, аллитерации, песенки, часто рифмованная речь, богатое словотворчество, стройность композиции и другие художественные приемы делают сказку привлекательной и легко запоминаемой детьми. Попробуйте пересказать «Репку», «Колобок», «Теремок» без всех этих приемов сказочного творчества, и сказка потеряет свое обаяние для детей» . Следует отметить, что Капица к «детям» относила детей не старше восьми лет. А.И. Никифоров же относит к категории «детей» даже 14-летних подростков.
Э.С. Литвин отмечает, что формы взаимодействия между народным творчеством в целом и народным творчеством для детей всегда были сложными. Это взаимодействие проявлялось в том числе, и в форме «постепенного отрыва целой группы произведений от репертуара взрослых и окончательного ее перехода во владение детей. Судьба русских сказок о животных является весьма убедительным примером подобного перехода» . К концу XIX в. сказки о животных окончательно выпали из русского репертуара для взрослых, и, по утверждению многих исследователей, получили в народе название «дитячьих», «робячьих» и «стали достоянием тех исполнителей, творчество которых было неразрывно связано с запросами и интересами детей»129.
Наиболее активно и плодотворно записывал сказки от детей А.И. Никифоров . Рассмотрим два отчета собирателей - М.Б. Едемского и А.И. Никифорова, опубликованных в отчете Сказочной комиссии за 1928 г.:
1. М.Б. Едемский в 1927 году собирал сказки на территории Мезенского уезда Архангельской губернии, в том числе пытался записывать их от детей. Вот что он отмечает в своем отчете: «Оказалось, что дети сказок почти не рассказывают, хотя и слыхали от старших... Ввиду того, что рассказчики {дети -Ю.М.) получали по леденцу, в следующие дни прибегали новые, с рассказами или сказками, вычитанными из книжки, или выслушанными наспех от, очевидно, наспех кой-как рассказывавших по их просьбе старших, сильно занятых в это время работами. У меня получилось такое впечатление, что в народной массе живут еще обрывки старых традиционных сказок, но рассказываются они редко, в виде, так сказать, исключения, что рассказывание сказок не пользуется в настоящий момент большой популярностью и что дети не очень-то увлечены сказкою»1 \
2. А.И. Никифоров в том же году работал на территории той же Архангельской губернии в соседнем Пинежском уезде. Большинство его информантов - дети в возрасте 6-14 лет. Причем от некоторых записана не одна сказка. Вывод Никифорова: «Распределение сказочников по полам и возрастам показывает, что и в Пинежье, как и в Заонежье, сказка живет интенсивной и нормальной жизнью»1 2.
Разумеется, трудно говорить о причинах столь значительных расхождений в наблюдениях двух фольклористов. Возможно, сказочный репертуар сильно отличается в соседних уездах. Возможно, А.И. Никифорову было легче работать с детьми. Более того, от мальчиков А.И. Никифоров записывал и сказки с эротическим содержанием (заветные сказки), часть которых также являлась сказками о животных.
Одновременно с А.И. Никифоровым (1926-1929) на той же территории записывала сказки И.В. Карнаухова. В ее сборнике «Сказки и предания Северного края» есть сведения о 15 детях-сказочниках.
Из современных работ можно отметить сборник И.А. Разумовой «Дети-сказочники»1 , в котором, помимо нескольких текстов из сборников И.В. Карнауховой и А.И. Никифорова, есть экспедиционные записи самой И.А. Разумовой. В предисловии к сборнику исследовательница отмечает, что среди детей-сказочников есть как исполнители с разнообразным репертуаром, так и отдающие предпочтение одному жанру. При этом репертуар, манера исполнения зависят от возраста, характера, грамотности, семейных традиций и даже уровня общения со сверстниками1 .
Однако в основном собиратели все-таки работали со взрослыми сказочниками. Сказки о животных записывались преимущественно от них. Исходя из перечисленных данных, можно с уверенностью сказать, что немногочисленные записи (по сравнению с другими сказочными жанрами) сказок о животных в сборниках разных веков следует объяснять не «вымиранием» жанра, а его непрестижностью. В этом смысле важно следующее наблюдение А.И. Никифорова: «Были случаи, когда сказочник, передав мне весь репертуар, затруднялся припомнить сам еще «сказки». Но стоило напомнить сказочнику про «робячью сказку», как у исполнителя их оказывалось в запасе несколько» . Таким образом, и сами сказочники предпочитали рассказывать для собирателей волшебные и бытовые сказки.
Другой вопрос, который представляется не менее важным, связан с различиями в манере исполнения животной сказки взрослыми и детьми. Описания самого процесса рассказывания животной сказки дают представление об ее исполнении как драматически-игровом с изменением голоса персонажей, с привлечением мимики и жестикуляции.
А.И. Никифоров, собирая сказки на Севере России, обратил внимание на то, что можно выделить в отдельную группу такие сказки, которые характеризуются «специфическими элементами исполнительского характера» . Сюжеты сказок о животных просты (хотя и это не совсем верное замечание), но исполнение их может осложняться «включением» драматических элементов. Представляется, что в изменении голоса разных персонажей, в отождествлении рассказчика с ним, заключается «драматизм» (театральность) животной сказки .
Т.С. Макашина, описывая манеру исполнения животных сказок сказочницей A.M. Мелеховой, отмечает, что «они стройны по композиции и просты по форме. Рассказывает их Мелехова с большим мастерством. Ее манера исполнения сказки типична для этого края (пос. Дворишный Приозерского района Архангельской области - Ю.М.). Она любит играть сказку «на голосах», но почти избегает жестикуляции и мимики. Главное - игра голосом» . Это свидетельство дает основания полагать, что приемы сказочной драматизации могут отличаться на разных территориях.
Описание манеры рассказывания сказочниками помогает увидеть специфику речевого образа каждого персонажа. Мы понимаем, что у каждого животного есть не только свои устойчивые обращения или имена, но и свои голоса.
Трикстерская модель в русских сказках о животных
Говоря о животных персонажах, нельзя не отметить, что действия, которые они совершают, на первый взгляд, крайне просты: они или обманывают (например, лиса в сюжете «Лиса крадет рыбу с воза (саней)» или волк в сюжете «Волк и козлята»204), или становятся жертвой обмана (например, мужик, а потом волк в том же сюжете «Лиса крадет рыбу с воза (саней)» или козлята в сюжете «Волк и козлята»). Однако если мы обратимся к самим сказочным текстам то обнаружим, что сама ситуация обмана не так уж проста. Она представляет собой сложную коммуникативную, преимущественно речевую, ситуацию, содержащую в себе не меньше двух участников и определенную последовательность действий. Как мы убедимся далее, речь идет о сказочных трюках и персонажах-трикстерах , которые эти трюки выполняют.
Е.М. Мелетинский показал, что трикстерские трюки, в частности, трюки ворона, строятся на нескольких действиях-предикатах: мнимая угроза, мнимая приманка, коварный совет, подстрекательство, раздразнивание, мнимая смерть, мнимое родство, мнимая слабость и т.д. Цель этих действий трикстера - добыча объектов .
Е.С. Новик, развивая идеи Е.М. Мелетинского, в статье «Структура сказочного трюка» отмечает, что для некоторых трюковых сюжетов (в том числе и для сказок о животных) характерна симметрия «превращение антагониста в пищу для себя / превращение себя в пищу для антагониста». Так, противник-пожиратель или похититель маскируется под родственника или доброжелателя своей жертвы и выманивает ее из безопасного места: волк голосом матери выманивает козлят, лиса обещает горох и выманивает петушка . Важным оказывается то, что для достижения своей цели персонажам необходимо изменить роль. Суть изменения роли состоит в убеждении потенциальной жертвы в том, что перед ней вовсе не враг. Для этого персонаж может менять голос или обещать вознаграждение.
Попробуем с этой точки зрения посмотреть на русскую животную сказку.
В основе большинства животных сказок лежит одно действие - обман. Это действие предполагает как минимум двух участников, которые выполняют роль обманщика и его жертвы. Так же, как и в случаях, описанных Е.М. Мелетинским и Е.С. Новик, это универсальное для животных сказок действие не является элементарным. Иными словами, речь идет о разных «обманах». У этих «обманов» разные цели и разные стратегии для их достижения.
Поскольку ни Е.М. Мелетинский, ни Е.С. Новик не дали определения обмана (так же, как и трюка), необходимо сформулировать то, что мы будем понимать под обманом применительно к сюжетам животной сказки.
Для определения сказочного обмана мы используем формулировку, предложенную Клодом Бремоном (Е.С. Новик, не приводя это определение, следует ему в описании типов обмана): «... Обман представляет собой сложную операцию. Обмануть - это значит одновременно скрыть то, что есть, и симулировать то, чего нет, но что жертва обмана принимает за реальность» . Далее К. Бремон отмечает, что обман представляет собой сочетание двух основных процедур - утаивания и симулирования. Каждая из этих процедур по отдельности обманом считаться не может209. Иными словами, обман включает в себя одновременно два действия: утаивание и симулирование.
Как показал Е.М. Мелетинский (этими наблюдениями пользуется и Е.С. Новик), трикстерские трюки о вороне строятся на следующих основных предикатах, обязательно сочетающих утаивание и симуляцию:
- мнимая угроза (Ворон пугает своих соперников приближением врагов или дурными приметами и т.д.);
- мнимая приманка (Ворон зазывает лосося или тюленя в «гости» или на «сушу», соблазняя чем-нибудь);
- коварный совет (Ворон убеждает медведя, что для хорошего улова надо делать наживку из собственного мяса);
- подстрекательство (Ворон подговаривает оленя пройти по мосту, который непременно должен сломаться);
- раздразнивание (Ворон дразнит мальчишек, те бросают в него кусочки жира, которые он изначально и хотел съесть);
- мнимая смерть (Ворон притворяется мертвым, чтобы тайно съесть запасы еды);
- мнимое родство (Ворон проникает к хозяину световых мячей под видом его внука);
- мнимая слабость (имитация скромности запросов) .
Обратимся теперь к нашему материалу и посмотрим, как работает трикстерская модель в русских сказках о животных.
Мнимая угроза. Петух и другие животные угрожают козе или лисе, что расправятся с ними (СУ С 43; СУ С 212):
Жили-были лиса и заяц, построили дома: лиса сложила ледяную, а заяц — тростяную. Пришла весна; у лисы растаяла, а у зайца нет. Она выгнала зайца. Заяц сел под березою и плачет. ... Идет кочеток: «Кукуреку! Зайчик, зайчик, что плачешь?» — «Как же мне не плакать: меня лиса выгнала из дома». -«Пойдем, ее выгоним». Пошли. Кочеток пришел: «Кукуреку! Выну косичку, зарежу лисичку». Как она сигнет на заднюю лавку! «Кукуреку! Выну косичку, зарежу лисичку» Как она сигнет на коник (порог)! Он опять: «Кукуреку! Выну косичку, зарежу лисичку». Как она сигнет - и убежала . Лиса угрожает дятлу (или дрозду) (СУС 248 А ): Жил дрозд на высоком дубу со своими детьми. Вот видит он, лиса бежит.
- Дрозд, а дрозд, накорми меня, а то я дерево подрублю и деточек твоих загублю.
- Лисонька-матушка, дерево не руби, детушек не губи. Пойдем, накормлю .
Мнимая приманка. Лиса предлагает петушку выглянуть на улицу, где рассыпано зерно (СУС 61 В = АА 61 11):
А Лисонька прибежала и под окном запела:
«Эй, Петушок,
Золотой гребешок,
Выгляни в окошечко.
Боярыни пришли,
Гороху навезли,
Пойди попорхайся».
Петушок выскочил на окошечко, а Лисонька схватила и понесла .
Коварный совет (подстрекательство) . Лиса предлагает волку или медведю съесть собственные внутренности (СУС 20А или СУС 21):
" Народные сказки Воронежской области. № 3.
Архангельские сказки: Из материалов лаб. фольклора Помор, ун-та / Сост., подгот. текстов, вступ, ст. Н.В. Дранниковой. Архангельск, 2002. № 8.
В русских сказках о животных оказывается возможным объединить в одну группу два предиката: коварный совет и подстрекательство, так как тактики персонажей, которые пользуются этими трикстерскими приемами, идентичны. Так, например, лиса, которая предлагает волку опустить хвост в прорубь, тем самым одновременно дает совет и подстрекает его, так как заведомо знает, что хвост замерзнет.
Мнимая смерть: лиса притворяется мертвой (СУС 1) и съедает всю рыбу;
Мнимая слабость: лиса притворяется избитой, волк, пожалев ее, тащит ее на своей спине, хотя сам действительно избит.
Обращения персонажей во 2-м лице
Рассмотрим способы обращения, которые используют персонажи в коммуникации друг с другом в свете того, какие отношения они выстраивают, выбирая обращения в своей речи. Для описания этих взаимодействий с помощью базы данных были составлены таблицы коммуникативных ситуаций персонажей (см. Приложение 2). Представляется удобным предоставить корпус именований (обращений) в виде нескольких таблиц, из которых можно определить коммуникативные роли персонажей (адресат - адресант) и те обращения, которые они употребляют, пребывая в той или иной роли. Таблицы коммуникативных ситуаций персонажей и именований, которые они в них используют, находятся в приложении. Для удобства ниже представим описание таблиц и первые строчки из них.
Таблица 1 и 4: по вертикали представлены основные персонажи в функции адресанта. По горизонтали - эти же персонажи в функции адресата.
Иначе говоря, каждая строка таблицы показывает, как тот или иной персонаж обращается к другим персонажам, а каждый столбец - как у данному персонажу обращаются остальные.
Таким образом, мы имеем дело с репрезентативным корпусом обращений персонажей в русских сказках о животных. Сравнив данные таблиц, можно отметить целый ряд закономерностей.
В русских сказках о животных лиса именуется кумой всеми перечисленными персонажами. В сказках XX в. волк никогда не разговаривает с медведем, хотя они могут встречаться в одном сюжете. Например, «Звери в яме» или «Женитьба кота» .
Кот обращается только к лисе и петуху. Отчасти это связано с тем, что он вообще довольно редкий персонаж для животной сказки. Тем не менее, в сюжете о его женитьбе на лисе, где присутствуют также волк, медведь и заяц, он никогда с ними не разговаривает, что может свидетельствовать как об особом статусе самого кота, так и о статусе лисы (выступающей как посредник между котом и другими животными), которая, как видно из Таблицы 1, является самым коммуникативным персонажем.
Принцип именования животных и принцип выбора имени или отчества одинаков: имя или совпадает с нарицательным названием животного {Лиса, Кот) или созвучно ему {Лиса - Лизавета, козел - Козьма). Только в сборнике Эрленвейна встретился текст, в котором кота зовут Еремей.
В толковом словаре В.И. Даля в соответствующих словарных статьях перечислены именования некоторых персонажей. Например:
МЕДВЕДЬ м, ... этому дано много бранных и почетных кличек: бирюк (чаще зовут так волка), ... зверь, черный зверь, лапистый зверь, лесник, раменский, урманный (татар.), ломака, костоправ, Михайло Иванович Топтыгин, косолапый, куцый, куцык, косматый, космач, мохнатый, мохнач, лешак, леший, лесной черт , черная немочь; мишка, мишук, потапыч, сергацкий барин, лесной архимантрит, сморгонский студент (в Серчаге и Сморгонах обучали медведей)273. Однако в анализируемых сказках практически ни одного из этих наименований мы не встречаем. Из всех сказочных наименований со списком Даля совпадают только мишка и собственно медведь. При этом в сказках XX в. медведь не обладает таким разнообразным репертуаром именований, как в сказках XIX в. Привычное для нас Михайло Потапович в диалогах между главными животными персонажами вообще не встречается. Только в одном сказочном варианте название медведя родственно знакомому нам имени Топтыгин (зафиксированному Далем и Некрасовым). В сборнике детских сказок Ваненко встретилось именование: «едет Мужичек навстречу таптыге мохнатому» .
Отметим, что с медведем вообще мало кто разговаривает. По сути, с ним вступает в диалог только лиса, которая обращается к нему кум, хотя лиса так обращается ко всем животным без исключения. Реже с ним разговаривает волк, если они с медведем действуют в паре, и, странным образом, только в записях XIX в. (как уже отмечалось, в сказках XX в. Эти персонажи между собой не разговаривают).
Большинство обращений к лисе волка и медведя комплиментарны. Если сравнить обращения лисы к зайцу, волку и медведю, то окажется, что они зачастую пейоративны: серой голодной вор, красноглазый пес серый волк, черт остроносый, обманщик, такой-сякой, старый медведь, толстопятый пес. С такими обращениями контрастирует одна из основных стратегий лисы - лесть, которая заключается в использовании правильных (ситуативно подходящих) обращений к персонажам-жертвам. Так, чтобы выманить петуха, лиса использует следующие обращения: петушко, певушко, Петя, милое чадо.
Только лиса (из всех персонажей) обладает уникальным для животной сказки правом выбора имени для своих жертв: в некоторых из вариантов сюжета «Звери в яме» лиса поочередно выбирает жертву, одобряя или осуждая имя другого персонажа:
Медведь — медведухно — имецъко хороше.
Лиса — олисава — имицъко хороше.
Волк - волчухно - имецъко хороше.
Заяц - зайчухно - имицъко хороше.
Петун - петунухно - имицъко хороше.
Кура - окурава - имицъко худое!
Звери съедают курицу, после чего перебор имен повторяется.
Если вернуться к положению о том, что именование кого-либо определенным способом есть установление определенных отношений, можно отметить, что именно в сказках с сюжетом «Звери в яме» именно лиса оказывается тем персонажем, который устанавливает отношения со всеми другими. Более того, она контролирует отношения между другими персонажами, задает их, так как имена она предлагает последовательность выбора жертвы и именно она эту жертву выбирает.
Большинство обращений главных персонажей к лисе употребляются в уменьшительно-ласкательной форме: мати-лисича, лисонька, лисичка-сестричка и др. Как обращения к лисе могут выступать именования, определяющие высокий статус самой лисы относительно обращающегося персонажа: княгиня государыня, лисица, красная девица, Лиса Патрикеевна (о том же говорит и соотношение почтительных и бранных обращений между лисой и другими персонажами). В одной сказке есть обращение к лисе - красная девица, причем в других вариантах лисица сама себя так называет: я была лисица-красная девица, а теперь у меня есть муж - кот-бурмист . В других сказках петух обращается к ней как к старшей: мати-лисича. Такое обращение, кажется, несовместимо с девичьим статусом. В самом деле, в некоторых вариантах сюжета «Кот, петух и лиса» лиса оказывается матерью:
У лисы-то было три сына,
У лисы-то было три дочери:
Один - Малофейко,
Другой - Дорофейко,
Третий — Возлюбленничек,
Дочка - Чучелка,
Друга - Палачелка,
Третья дочушка - Подай челнок из подлавичъя .
Таким образом, в разных сказках лиса имеет разные статусы и играет разные роли, и это создается с помощью обращений.
