Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Типы лексико-семантических полей в языке и поэтическом дискурсе
1.1. Понятие лексико-семантического поля в языке и поэтическом дискурсе 15
1.2. Структура колоративного лексико-семантического поля в языке и поэтическом дискурсе 20
1.3. Лексико-семантические макрополя цвета и света в языке и поэтическом дискурсе 31
1.3.1. Структура лексико-семантического макрополя цвета 31
1.3.2. Структура лексико-семантического макрополя света 34
1.4. Модели и способы образования колоративов в языке и поэтическом дискурсе 37
1.4.1. Структурно-морфологические модели образования и употребления колоративов 37
1.4.2. Способы словообразования колоративов 41
Выводы 44
Глава 2. Предметно-денотативное пространство колоративов в поэтическом дискурсе и его идиостилистическая значимость
2.1 Синестезия в поэтическом дискурсе 47
2.2. Цветообозначения природных объектов в поэтических дискурсах С. Есенина и Н. Рубцова 56
2.2.1. Колоративная репрезентация астрономических объектов 60
2.2.2. Колоративы, характеризующие гидрологические объекты 68
2.2.3. Колоративная характеристика времён года 71
2.2.3.1. Колоративная характеристика осенних пейзажей в поэтическом дискурсе 71
2.2.3.2. Цветообозначение зимних пейзажей в поэтическом дискурсе 75
2.2.3.3. Колоративная характеристика весны в поэтическом дискурсе 77
2.2.3.4. Колоративная характеристика летних пейзажей в поэтическом дискурсе 79
2.2.4. Колоративные образы фауны 81
2.3. Антропоцентричность в использовании колоративов 85
2.4. Идиостилистическое употребление колоративов в поэтическом дискурсе 95
2.4.1. Идиостилистика колоративов в поэтическом дискурсе С. Есенина 100
2.4.2. Идиостилистика колоративов в поэтическом дискурсе Н.Рубцова 107
Выводы 111
Глава 3. Лингвокультурологическое содержание колоративов в поэтическом дискурсе
3.1. Колоративы в свете лингвокультурологии 115
3.2. Символизм основных цветов в языке и поэтическом дискурсе 133
3.2.1 Символизм ахроматических цветов 138
3.2.2. Символизм хроматических цветов 142
3.3. Идиостилистическое использование колоративного символизма в поэтическом дискурсе 149
Выводы 152
Заключение 156
Список использованной литературы 160
Источники 180
Приложение 181
Схемы 216
- Структура колоративного лексико-семантического поля в языке и поэтическом дискурсе
- Колоративная репрезентация астрономических объектов
- Идиостилистика колоративов в поэтическом дискурсе С. Есенина
- Символизм хроматических цветов
Введение к работе
Помимо выявления культурной информации, лингвокультурология обращается к раскрытию имплицитного национально-специфического содержания языковых единиц разных лексико-семантических полей, выявлению их культурно маркированных компонентов и этнокогнитивных факторов формирования устойчивых дискурсивных ассоциаций. Такими единицами, в частности, являются лексические колоративы, образующие в русском языке колоративное лексико-семантическое поле (ЛСП). Моделирование колоративного ЛСП позволяет эксплицировать не только узуальные семантические связи и отношения между словами в системе русского языка, но и функционально-смысловые свойства колоративов в поэтическом дискурсе. Особенно сложным и многоаспектным они оказываются в текстах поэтических произведений. Если главным критерием выделения колоративного ЛСП в системе языка являются лексические значения слов (значение цвета и света), то в поэтическом дискурсе таким критерием служат их смысловые импликации. Не случайно, смысл является категорией лингвокультурологическои, смысл подвижен и изменчив от эпохи к эпохе, от человека к человеку, от текста к тексту. Такая изменчивость не позволяет определять смысл как категорию социально-психологическую, общественную, присущую определённой группе. Смысл - категория личностная, ситуативная, можно даже сказать, окказиональная. Социализированный синтез индивидуально-личностных смыслов выражается в категории значения, которая становится элементом общественного сознания и проявляется в социально-обусловленной и, поэтому, наиболее стабильной, постоянной части содержания языкового знака. С одной стороны, войдя в систему общественного сознания, смысловое содержание колоративов преобразуется в языковое значение (и в этом качестве, прежде всего, изучается семиасиологией); с другой - они входят в систему средств, формирующих языковую личность поэта, идиостшшстическую палитру его поэтического мышления, становятся средством создания поэтической картины мира. В поэтическом дискурсе личностный смысл противостоит значению как мотивированное отношение человека к обозначаемому. Если под значением слова принято понимать объективно сложившуюся систему связей, одинаковую для всех носителей языка, то под смыслом -индивидуальное значение поэтического слова, выхваченное из этой устоявшейся системы семантических связей.
Многообразие смыслов колоративов выражается в не менее многочисленных комбинациях сем их лексических значений, обусловливающих общую конфигурацию и смысловую архитектонику колоративного ЛСП. Конституирующую роль в этом играет и интенсиональный фактор организации ЛСП. Причём интенсиональным элементом структурирования колоративного ЛСП в системе языка выступает понятие, которое является интегрирующим для всех единиц того или иного поля. Понятие цвета в системе языка передает только колоративную характеристику определяемого объекта или явления (жёлтые
листья). Фокусирующим же эпицентром функционально-смыслового поля в поэтическом дискурсе служит концепт, который в отличие от понятия не имеет четких смысловых границ. Являясь элементом обыденного (не научного) языкового сознания, колоративный концепт не лишён эмоционально-оценочной характеристики, так как смысловое наполнение единиц колоративного ЛСП далеко выходит за рамки понятия. Так, в поэтическом дискурсе концепт «цвет» помимо прямого колоративного определения предмета или объекта несёт в себе целый комплекс семантических приращений (в том числе и символических). Прилагательное жёлтый, например, в поэтическом дискурсе может символизировать, с одной стороны, болезнь, смерть {Ведь не осталось ничего, / Как только жёлтый тлен и сырость — С. Есенин; Трущобный двор Фигура на углу. / Мерещится, что это Достоевский. / И жёлтый свет в окне без занавески / Горит, но не рассеивает мглу - Н. Рубцов), а с другой - прекрасное: Месяца жёлтые чары /Льют по каштанам в пролесь (С. Есенин).
Актуальность работы состоит в необходимости комплексного исследования функционально-смыслового содержания колоративов в русском поэтическом дискурсе первой половины XX века. Изучение колоративов в поэтическом дискурсе с лингвокультурологических позиций позволяет выявить и осмыслить древнейшие ментальные колоративные представления в концептосфере русского языка, сохранившиеся до наших дней и активно функционирующие в поэтическом дискурсе С. Есенина и Н. Рубцова. Выявление в составе колоративного ЛСП функционально-смыслового уровня, формирующегося в рамках поэтического дискурса, открывает новые возможности в когнитивно-коммуникативной интерпретации цвето-световой гаммы концептосферы поэтической картины мира. Назревшей необходимостью является также моделирование предметно-денотативного пространства колоративов в современном поэтическом дискурсе и определение его идиостилистической значимости.
Объект диссертационного исследования - поэтические тексты С. Есенина и Н. Рубцова.
Предметом исследования являются колоративы с точки зрения их функционально-смысловой сущности, соотношение их значений в системе языка и смысловых вариаций в поэтическом дискурсе С. Есенина и Н. Рубцова.
Гипотеза данной работы состоит в предположении, что предметно-денотативное пространство колоративов является культурологически значимым, обусловливающим идиостилистические контуры поэтического дискурса.
Целью исследования является изучение собственно языковых и
лингвокультурологических особенностей колоративов в поэтическом
дискурсе С. Есенина и Н. Рубцова. Достижение поставленной цели
предполагает решение следующих задач:
- осуществить моделирование ЛСП колоративов в поэтическом дискурсе С. Есенина и Н. Рубцова;
определить идностилистические особенности функционирования цветообозначений в поэтических текстах каждого из исследуемых авторов;
определить предметно-денотативное пространство колоративов в современном поэтическом дискурсе и его идиостилистическую значимость;
выявить лингвокультурологическое содержание знакообозначений цвета и света в концептосфере русского языка и в поэтическом дикурсе;
раскрыть поэтико-дискурсивный характер смысловых приращений в семантике символических колоративов.
Теоретической основой исследования стали положения, сформулированные в трудах отечественных и зарубежных исследователей:
семантическая и культурологическая концепции колоративов (А. П. Василевич, А. Вежбицкая, В. Г. Кульпина, Р. М. Фрумкина);
базовые понятия лингвоконцептологии (Е. М. Верещагин, В. А. Маслова, Э. Сепир, Ю. С. Степанов, Н. Ф. Алефиренко, И. А. Стернин и др.);
теория поэтического текста, разработанная в трудах Д. С. Лихачева,
Ю. М. Лотмана, Н.С. Болотовой;
лингвостилистика С. Есенина (В. В. Лопатин, Е. А. Некрасов,
Л. С. Кателина, В. В. Коржан) и лингвопоэтнка Н. Рубцова (В. Кожинов,
Т. И. Подкорытова, Ю. Кириенко-Малюгин, В. Таиров).
Положения, выносимые на защиту:
-
Все колоративы в системе русского языка и поэтическом дискурсе структурируются в пределах одного, достаточно обширного колоративного лексико-семантического поля. Оно включает в себя два макрополя: (а) макрополе цвета и (б) макрополе света и предполагает их дальнейшее членение макрополей, которые состоят из нескольких микрополей (микрополя красного, черного, белого, зелёного, синего и желтого цвета, а также микрополя света и тьмы).
-
Моделирование колоративного ЛСП - это процесс схематического построения речемыслительной структуры, определяющей колоративное пространство поэтического дискурса. Такое моделирование охватывает как непрерывные, так и дискретные, и пространственно-временные характеристики. Непрерывность обеспечивается совокупностью динамических (функционально-смысловых) связей колоративов в поэтическом дискурсе. Дискретность моделируемого колоративного ЛСП показывает сложную совокупность этапов формирования поля. Пространственно-временные характеристики связаны с процессами функционально-смысловых преобразований колоративов в поэтическом дискурсе. Такой подход позволяет: а) определить состав основных сем, которые образуют в своей сумме значение данного цветообозначения; б) установить модель сочетаемости данного колоратива с другими лексическими единицами; в) дать определение деривационных моделей колоративов.
3. Логическим центром структурирования колоративного ЛСП в
поэтическом дискурсе является концепт, который в отличие от понятия,
образующего логический эпицентр поля в системе языка, не имеет жёстко структурированных смысловых границ, является элементом языкового сознания поэта, средством создания эмоционально-оценочной архитектоники поэтического дискурса.
4. Идиостилистическое использование единиц колоративной системы
С. Есениным и Н. Рубцовым в поэтическом дискурсе позволяют создавать
неповторимые поэтические произведения, основываясь на функционально-
символической многоликости цветообозначений. Благодаря
контекстуальному окружению колоративы в поэтическом дискурсе
подвергаются семантическим модификациям, приводящим к смысловому и
прагматическому обогащению их лексического значения. Семантические
приращения в значении колоративов, носят традиционный характер,
продолжая фольклорные и литературные традиции, или наделяются
индивидуально-авторскими, идиостилистическими свойствами.
5. Двойственность символической коннотации колоративов
обусловливается их палеонтологическим происхождением,
универсальностью, диффузностью смысловых полей, а также
этнокультурными контактами. Двойственность значения замыкается на
антонимическом противопоставлении символических значение одного
колоратива.
Методологическим основанием исследования служит принцип системности, проявляющийся в моделировании ЛСП колоративов, и закон взаимодействия языковой единицы и дискурсивной среды её функционирования.
Методы исследования. Использованы как общефилологические и частные методы, так и общенаучные. Метод наблюдения и количественного анализа был использован при первичном анализе материала (поэтического дискурса) Метод контекстуального и композиционного анализа позволяет эксплицировать семантические нюансы лексического значения колоративов в поэтическом дискурсе. Компонентный анализ был необходим для определения состава и структуры ЛСП колоративов в русском языке и поэтическом дискурсе. Метод интертекстуального анализа позволяет выявить функционально-смысловые особенности слов-символов с колоративными значениями, описать их семантико-стилистические и символические свойства не только в поэтическом дискурсе, но и в контексте русской лингвокультуры. Сопоставительный анализ использовался при рассмотрении поэтических текстов двух авторов, для выявления колоративных предпочтений каждого из поэтов.
Научная новизна работы состоит в моделировании колоративного ЛСП в поэтическом дискурсе. Впервые обосновано положение о том, что основанием для объединения цветообозначений в одном ЛСП поэтического дискурса, прежде всего, является колоративный смысл, модифицирующий узуальные колоративные значения. Это позволило расширить границы колоративного ЛСП за счёт включения в его состав лексем, не имеющих системного колоративного значения, которые в поэтическом дискурсе
приобретают колоративный смысл. Научную новизну составляет вводимое в когнитивно-дискурсивную поэтику понятие «поэтическая синестезия», под которым понимаем такое когнитивно-коннотативное явление психолингвистического характера, сущность которого заключается в способности вызывать в нашем языковом сознании ощущение дискурсивной модальности колоратива под воздействием восприятия дискурсивной модальности другого слова.
Теоретическая значимость работы обусловлена разработанной в диссертации моделью теоретического описания механизмов преобразования колоративного ЛСП русского языка в функционально-смысловое поле колоративов в поэтическом дискурсе. В основе нашего подхода лежит положение о том, что при моделировании ЛСП «собственно лингвистические критерии должны сочетаться с логическими» (Н. Ф. Алефиренко). Согласно такому подходу построение колоративного ЛСП в исследуемых поэтических текстах опирается на принцип ассоциативно-смысловой импликации слов, благодаря которому в определённых поэтических контекстах погашаются системные лексические значения и развиваются речевые, коннотативные, поэтические смыслы. Обоснована целесообразность введения в когнитивно-дискурсивную поэтику понятия «поэтическая синестезия».
Моделирование выделяемого в поэтическом дискурсе колоративного ЛСП опирается не столько на колоративные значения слов, сколько на оказавшиеся в основе художественного мышления поэта, переживаемые концепты, которые служат когнитивным основанием для объединения колоративов в те или иные микрополя.
Практическое значение диссертации определяет возможность её практического использования как в учебно-дидактическом, так и в научном аспектах. Основные положения диссертации могут быть использованы в преподавании университетских курсов «Лингвистический анализ художественного текста» и «Стилистики русского языка», а также при изучении языка и стиля писателя в средней школе.
Источниками анализируемого материала явились поэтические тексты С. Есенина и Н. Рубцова (Есенин С.А. Собрание сочинений: В 2-х т. - Т. 1. Стихотворения. Поэмы. - М.: Сов. Россия: Современник, 1990. - 480 с; Есенин С.А. Собрание сочинений: В 2-х т. - Т. 2. -Стихотворения. Проза. Статьи. Письма. - М.: Сов. Россия: Современник, 1991. - 384 с; Рубцов Н. М. Я люблю, когда шумят березы. - М.: Эксмо, 2006. - 384 с.) и лексикофафические издания (Горбачевич К.С, Хабло Е.П. Словарь эпитетов русского языка. - Л. - 1979. - 567 с; Жюльен Н., Словарь символов. -Челябинск: Урал LTD, 1999. - 498 с; Лингвистический энциклопедический словарь. - М. - 1987.; Ожегов С. И., Шведова Н. Ю., Толковый словарь русского язык. - М.: ООО «ИТИ ТЕХНОЛОГИИ», 2003. - 944 с.)
Материалом исследования послужила авторская картотека (свыше 1500 словоформ колоративов, извлечённых методом сплошной выборки из поэтических текстов С. Есенина и Н. Рубцова).
Структура работы такова: 3 главы, заключение, список использованной литературы и приложение.
Апробация работы. Основные положения и результата! исследования в виде докладов и сообщений обсуждались на областной конференции «Роль учреждений культуры и образования в сохранении нематериального культурного наследия» (Белгород, 2006), на Международной научно-практической конференции «Журналистика и медиаобразование в XXI веке» (Белгород, 2006), на Международной научно-практической конференции «Фразеология и когнитивистика» (Белгород, 2008). Основные положения и выводы диссертационного исследования излагались на аспирантских семинарах, заседаниях кафедры русского языка и методики преподавания БелГУ. Результаты исследования нашли отражения в 6 публикациях (общий объем-1, 7 п. л.)
Структура колоративного лексико-семантического поля в языке и поэтическом дискурсе
Колоративное ЛСП в поэтическом дискурсе конституируется группой слов, обозначающих цвет, отличающееся от колоративного ЛСП в системе языка некой структурной диффузностью, менее выраженной организованностью и системностью. Интегральным признаком, присущим каждому члену колоративного ЛСП в поэтическом дискурсе является системное значение колоративов. Дифференциальными признаками выступают признаки цвета, являющиеся основной характеристикой колоративов и возникающие под воздействием соответствующего поэтического дискурса.
Поэтический дискурс — это сложное коммуникативно-когнитивное явление, в состав которого входит текст поэтического произведения в совокупности с различными экстралингвистическими факторами (историческая ситуация в стране и мире, процесс создания произведения, мировоззренческие позиции автора), которые играют немаловажную роль в процессе адекватного восприятия и интерпретации художественного произведения. Только текст, погруженный в культуру, представляющий собой определённое дискурсивное пространство, может служить источником той энергии (образного напряжения, поэтической силы и интенсивности), в силовом поле которой порождаются знаки образной цветовой номинации. Поэтический дискурс представляет собой, прежде всего, среду формирования поэтической энергии единиц непрямого знакообразования: В окнах зелёный свет, / Странный, болотный свет (Рубцов, 53J; Нахмуренное с прозеленью небо, / Во мгле, как декорагпш дома (Рубцов, 59). Использование различных оттенков зелёного для описания урбанистических пейзажей в поэтических произведениях Н. Рубцова позволяет, опираясь на негативную символику данного цвета, создавать ощущение безвыходности и тоски. Ср.: формирование поэтической энергии колоратива лазурь у С. Есенина: Он Медведицей с лазури — / Как из бочки черпаком. / В небо вспрыгнувшая буря / Села месяцу верхом (Есенин, 1: 253); Если этот месяц Друг га чёрной силы, - 7 Мы его с лазури / Камнями в затылок (Есенин, 1: 250). В поэтическом дискурсе С. Есенина лазурь, обладая позитивной энергетикой, нередко обозначает небесный свод.
Не следует забывать, что главным энергоносителем в лингвокреативных процессах дискурсивно-метафорического мышления выступает языковая личность писателя. Языковой личности С. Есенина присуще активное использование диалектизмов, колоративов микрополя синего и жёлтого: На небесном синем блюде Жёлтых туч медовый дьш (Есенин, 2: 45); Только лес, да посолонка, у Да заречная коса...7 Чахнет старая г\ерквушка, В облака закинув крест. ; И забольная кукушка / Не летит с печальных мест (Есенин, 1: 54) (посолонка - тощая, неплодородная земля; забольная - надоедливая). Языковой личности Н. Рубцова, в отличие от языковой личности С. Есенина, присуще использование лексики морской тематики и световых колоративов: Я весь в мазуте, весь в тавоте, / зато работаю в тралфлоте (Рубцов, 61); Кто лее знает, может быть, навеки / Людный тракт окутывается мглою, / Как туман окутывает реки (Рубцов, 15).
С точки зрения структуры поэтический «дискурс - двустороннее образование, имеющее план выражения и план содержания» (Сусов И. П., 1988: 8). План выражения поэтического дискурса - связная последовательность языковых единиц (с использованием колоративов), созданная художником слова в определённое время, в определённом месте, с определённой целью. В означающем дискурса дискурсивным этносознанием выделяются ключевые слова-концепты, вобравшие в себя смысловую и экспрессивно-оценочную энергетику всего коммуникативного события (концепт «Цвет»).
Синергетика поэтического дискурса, то есть взаимодействие всех порождающих его факторов, в результате которого происходит «слияние и содействие энергии», направлена на онтологическую и функциональную самоорганизацию дискурсивного пространства и его ингредиентов, определяющих смысловую дистрибуцию. В связи с этим, как нам представляется, смыслопорождающая энергия дискурса подпитывается различными энергопотоками: сенсорно-перцептивной образностью, знаково-символической интерпретацией первичных образов, действием превращенной формы в тексте, и, наконец, воздействием экстралингвистической среды (ситуативного, коммуникативно-прагматического и этнокультурного контекстов). Поэтому объектом пристального внимания становится не только смысловое пространство колоративнои системы, которое представляют (в разном соотношении) единицы первичной (колоративы ядра и центра колоративного ЛСП) и вторичной номинации (колоративы периферии), не только текст, но и вся та социокультурная информация о спектральном многообразии, которая этим текстом опосредуется.
В рамках смыслового пространства поэтического дискурса интегральные и дифференциальные признаки цвета порождают в смысловой структуре художественного слова соответствующие им семы — его минимальные смысловые элементы. Доминантная сема г/eew, разумеется, в разной степени присуща всем членам колоративного ЛСП.
Семы, проецируемые означаемым поэтического знака - это односторонние, присущие только плану содержания, предельные смысловые элементы, представляющие в поэтическом сознании различительные цветовые признаки обозначаемых реалий. Причём такие признаки обусловливаются не объективными качествами предмета, а разного рада ассоциациями, лежащими в основе связей обозначающего слова с другими (порой неожиданными, логически несовместимыми) элементами поэтического дискурса. Такого рода колоративные ассоциации служат тем когнитивным механизмом, который интегрирует даже, казалось, ничего общего не имеющие смыслы, объединяя их в пределах одного поэтического колоративного ЛСП уже не на логических, а на ассоциативно-образных основаниях.
Существование и функционирование единиц колоративного ЛСП в двух измерениях: в системе языка и в поэтическом дискурсе, приводит к тому, что в дискурсивной деятельности нередко появляются такие смыслы, которые в семантической системе языка не эксплицируются. Они порождаются когнитивными пропозициями в конкретном высказывании. В поэтическом дискурсе водоемы, которые обычно имеют синий цвет или различные его оттенки, приобретают не свойственную водному пространству окраску: Песчаный путь / В еловый тёмный лес. / В зелёный пруд / Упавшие деревья (Рубцов, 210). Жёлтый цвет песчаного дна пруда и отражённые в нём тёмные, иссиня-зелёные ели, также дают оптический зелёный оттенок воды. Отражение заката в пруду придаёт воде, несвойственный ей розовый цвет, который контрастно сочетается с золотом листвы: Закружилась листва золотая В розоватой воде на пруду (Есенин, 1: 114).
Речевая интенция, то есть потребность выразить пропозитивный смысл, или пропозициональное содержание, предопределяет позиционную схему высказывания, для заполнения которой подбираются соответствующие колоративы. Поскольку цветовая характеристика определяемого объекта может быть очень сложной, в системе языка не всегда обнаруживается требуемый колоратив, приходится использовать имеющиеся в языке лексемы, которые «вынуждены, погашая свое системное значение, подстраиваться» (Попова 3. Д., 1999: 11) под объективируемый в поэтическом дискурсе пропозитивный смысл, связанный с переживанием субъективной значимости тех явлений или событий, которые оказались в зоне действия ведущего мотива.
Лексемы, вербализующие колоративное ЛСП в русском языке и поэтическом дискурсе называются колоративами, или цветообозначениями. В своей совокупности они образуют двуплановую знаковую категорию, которая характеризуется как определённостью цветового значения, так и определённостью его выражения с помощью конкретной лексической морфемы (см.: Чумак-Жунь И. И., 1996).
Колоративная репрезентация астрономических объектов
Небо для всего русского народа испокон веков выступало не просто как пространство, видимое над землей, покрывающее мир человека. Оно «является видимым пределом обитаемого земного пространства» (Козлова Т. О., 2008: 237). Небо было чем-то возвышенным, недосягаемым, народные верования и религиозные традиции представляют небо сакральной, священной зоной, обителью бога, местом, где пребывают ангелы, души угодников и праведников, часто упоминая его в сказаниях, поверьях, былинах (см.: Козлова Т. О., 2008). С. Есенин и Н. Рубцов, как истинно русские люди, не могли отойти от этой традиции, поэтому образ неба часто встречается в их произведениях, причем является средоточением необычных поэтических образов. «Поэтический образ есть результат синестезирующей способности нашего интеллекта» (Маслова В. А., 2006: 54).
Цветовая характеристика неба в поэтических произведениях С. Есенина и Н. Рубцова разнообразна. В первую очередь, у обоих авторов реализуется ассоциативное представление русского человека о небе как о голубом или сияем пространстве над землей, так как эти цвета в христианской культуре ассоциируются с божественной истиной: Синее небо, і}ветпая дуга (Есенин, 1990, 97), Прекрасно небо голубое! (Рубцов, 194) Но цветовая характеристика неба в русском языке, согласно словарю эпитетов Горбачевича-Хабло, намного разнообразнее. Колоративная палитра лексемы небо в произведениях С.Есенина и Н. Рубцова почти дублирует общеязыковую. Ср.:
- Небо может быть белым: Небо ли такое белое? / Или солью выцвела вода? (Есенин, 1: 102);
- Небо может быть почти или полностью лишено цвета: А небо хмурилось и блекло (Есенин, 1: 62);
- Небо разных оттенков синего и голубого: И в небе тёмно-голубом, Сам Бог витает над селом (Есенин, 2: 31);
- Небо в красках зари: С запада розовой лентой заря / И улыбается небу земля (Есенин, 2: 25); В глаза бревенчатым лачугам Глядит алеющая мгла (Рубцов, 41);
- В рассветно-закатную пору, помимо оттенков красного и синего, небо может приобретать жёлтый, золотой оттенок: Загорелась зорька красная / В небе тёмно-голубом, / Полоса явилась ясная / В своем блеске золотом (Есенин, 2: 10);
- Небо может оцениваться по параметру плохой или хорошей видимости, прозрачности и непрозрачности, облачности и пасмурности: Небо в куреве, как хмаровая близь (Есенин, 2: 61); Если волк на звезду завыл, / Значит, небо тучами изглодано (Есенин, 2: 256); Замутило дождями / Небо холодную просинь (Рубцов, 246); И счастлив тем, / Что в чистом этом небе / Идут, идут, / Как мысли, облака (Рубцов, 229);
- Небо чёрного цвета: И чёрное небо хвостами, Хвостами коров вспламенят (Есенин, 1: 251); В чёрной бездне Большая Медведица (Рубцов, 276);
- Небо зелёное, или имеющее оттенки этого цвета: Нахмуренное с прозеленью небо (Рубцов, 59);
- Серое небо: Много серой воды, много серого неба (Рубцов, 130); Наше поле, луга и лес, Принакрытые сереньким ситцем / Этих северных бедных небес (Есенин, 1: 150);
- Цвет неба, образованный от названия химических минералов, встречающихся в природе: И бирюза, И огненные перья f Ночной грозою /Вымытых небес (Рубцов, 210);
- Лиловое, сиреневое, фиолетовое небо: И горит в парче лиловой Облаками крытый лес (Есенин, 1: 56); Но и все э/с вовек благословенны / На земле сиреневые ночи (Есенин, 1: 188).
Поэтические произведения исследуемых авторов изобилуют небесными пейзажами, цветообозначение которых может не совпадать с общеязыковыми представлениями, зафиксированными в словаре эпитетов. Н. Рубцов чаще всего «избегает яркого солнца, питает пристрастие к полутеням» (Оботуров В. А., 1987: 176) Поэтому в произведениях Н. Рубцова для колоративной характеристики пейзажных зарисовок широко использовано лексико-семантическое микрополе серого цвета: А ночью под аспидным небом (Рубцов, 108) (аспидный - серо-чёрный); И глохнет жизнь под небом оловянным (Рубцов, 134) (оловянный - серебристо-серый). С. Есенин тоже выходит за рамки цветовых общеязыковых представлений о небе, но предпочитает различные оттенки синего и голубого: Каждый вечер, как синь затуманится (Есенин, 1: 31); Если этот месяц Друг ах чЁрной силы,- / Мы его с лазури (Есенин, 1: 82). Н. Рубцов, обычно такой скупой на краски, рисует небо во всей палитре. Здесь «проявляется есенинская цветовая традиция, глубоко используемая поэтом» (Жучкова А., 2006: 163). Причем, даже обычный синий у Н. Рубцова не просто синий, а просинь, синеющий: Замутило дождями / Небо холодную просинь (Рубцов, 246).
Небесные пейзажи в произведениях двух авторов встречаются довольно часто, но они не кажутся однообразными, так как их цветовая характеристика различна. Особенно яркими выглядят рассветы и закаты, которые помимо синего приобретают другие тона и полутона: Загорелась зорька красная -/ В небе тёмно-голубом, Полоса явилась ясная 7 В своем блеске золотом (Есенин, 2: 10); В час перед иабеголі Кромешной тьмы / Без жизни и следа, / Как будто солнце / Красное над снегом, Огромное, / Погасло навсегда (Рубцов, 218). Широко и разнообразно представлено в описании рассветно-закатной поры лексико-семантическое микрополе красного цвета. Причем частотность использования единиц, составляющих ядро данного микрополя, невелика: Новые в мире зачатья, Зарево красных зарниц (Есенин, 2: 112). Многим более частотность использования в поэтическом дискурсе единиц, образующих периферию микрополя, причем не только ближнюю, но и дальнюю: Запад подернулся лентою розовой, / Пахарь вернулся в избушку с полей (Есенин, 2: 25); Выткался на озере алый свет зари (Есенин, 1: 35).
Характерно то, что периферийную зону, в отличие от ядерной, репрезентируемой только единичными колоративами, могут вербализовать не только колоративы, состоящие из одного слова, но и сравнительные обороты (с использованием цветообозначений), и конструкции, косвенно указывающие на цвет: Ярче розовой рубахи / Зори вешние горят (Есенин, 2: 64); Уведу тебя под склоны Вплоть до маковой зари (Есенин, 1: 29); Меж: болотных стволов красовался восток огнеликий (Рубцов, 131). Опора на прототипический колоративный образ в природе (лгаковая заря - красный цвет мака, огнеликий - ярко-красный цвет огня) без использования в поэтическом произведении цветообозначений создает необходимый колорит. Цвет вечернего неба в поэтических произведениях не всегда определён одним цветом: Загорелась зорька красная /В небе тёмно-голубом, / Полоса явилась ясная ; В своём блеске золотом (Есенин, 2: 10). Изменение палитры рассветно-закатного неба настолько динамично, что не может быть охарактеризовано одним или двумя цветообозначениями.
В трактате «Ключи Марии» С. Есенин несколько раз говорит о «браке земли с небом». Наверное, поэтому небо в его стихотворениях — это «голубая трава, небесный песок, где растут растения и бродят животные» (Захаров А., 1978: 223): Ягненочек кудрявый - месяц Гуляет в голубой траве (Есенин, 1: 62). Какая бы колоративная палитра не преобладала в поэтическом произведении, неразрывная связь земли, неба и воды, как первооснов жизни, налицо: И небо и земля все те лее, Все в те лее воды я гляэюусь (Есенин, 2: 110); Много серой воды, много серого неба, И немного пологой нелюдимой земли (Рубцов, 130).
Но описание небес не сводится только к передаче его оттенков. В пейзажной лирике одним из самых ярких образов является образ небесного светила (солнца), образ звёзд и луны, которые также имеют свою колоративную характеристику.
Идиостилистика колоративов в поэтическом дискурсе С. Есенина
Идиостилистической доминантой поэтических текстов С. Есенина является частотное использование колоративов лексико-семантического микрополя синего цвета (около 33% от общего количества колоративов). В лексико-семантическом микрополе синего цвета к центру следует отнести прилагательные, обозначающие оттенки синего по светлоте и насыщенности: И в небе тёмно-голубом / СОЛІ бог витает над селом (Есенин, 2: 31); Низкий дом с голубыми ставнями, 7 Не забыть мне тебя никогда (Есенин, 1: 150). На ближней периферии лексико-семантического микрополя синего цвета находятся имена существительные и глаголы, образованные от имен прилагательных со значением цвета, близкого к синему: Звонкое эхо кричит в синеву: -Эй ты, откликнись, кого я зову! (Есенин, 2: 78); С голубизны незримой кущи Струятся звёздный псалмы (Есенин, 1: 49); Далеко сияют розовые степи, / Широко синеет тихая река (Есенин, 2: 137); Чистит месяц в соломенной крыше / Обоймлённые синью рога (Есенин, 2: 84). Дальнюю периферию репрезентируют колоративы, в семантическом значении которых содержатся дополнительные, уточняющие цвет семы: Тихий ветер. Вечер сине-хмурый (Есенин, 2: 136); і? прозрачном холоде заголубели долы (Есенин, 1: 69); С бугра высокого в синеющий залив / Упала смоль качающихся грив (Есенин, 1: 76).
Доминирующим колоративом лексико-семантического микрополя жёлтого цвета в системе русского языка является цветообозначение жёлтый, а в поэтических текстах С. Есенина - колоратив золотой, который переместился с периферии общеязыковой системы в ядро лексико-семантического микрополя жёлтого цвета в идиостиле С. Есенина. Цветообозначение золотой в исследуемых поэтических текстах образует собственный словообразовательный ряд. Поэтому это цветообозначение в микрополе жёлтого являются доминантными. В лексико-семантическом микрополе с доминантой золотой к ближайшей периферии относятся имена прилагательные, обозначающие оттенки золотого по насыщенности, а дальнюю периферию образуют производные от них имена существительные и глаголы. Под пером С. Есенина возникают оттеночные цветообозначения; С золотистых веток полетела пыль (Есенин, 2: 46); Уронил он колоб золочёный На солому (Есенин, Г. 92); И струится с гор зеленых / златоструйная вода (Есенин, 1:91). Ближнюю периферию микрополя с доминирующим колоративом золотой составляют имена прилагательные, обозначающие оттенки золотого по насыщенности: С золотистых веток полетела пыль (Есенин, 2: 46). Дальнюю периферию образуют производные от них глаголы: Светит в темень позолотой Размалевана дуга (Есенин, 2: 44); Ты золотил поющим словом (Есенин, 1: 115). Восприятие окружающей действительности через призму есенинских колоративов позволяет увидеть мир во всем его спектральном многообразии. Так, употребление колоратива золотой в его основном лексическом значении у С. Есенина свидетельствует о богатстве и благосостоянии. Перед нами вся знать да бояры / В руках золотые чары (Есенин, 1: 215). Но автор не останавливается лишь на основном значении колоратива. Добавочные значения используются им намного чаще и продуктивнее, что позволяет расширить семантические границы колоратива и поэтического дискурса, четко дифференцировать колоративный спектр окружающего мира. Единый золотой мерцающий свет заполняет всю палитру поэта. Так, золотой фон на древнерусских иконах символизировал изначальный свет. С. Есенин низводит этот божественный свет на землю, и все атрибуты его малой родины становятся золотыми: Все равно остался я поэтом Золотой бревенчатой избы (Есенин, 1: 162). Созданию яркой образности в поэтических текстах С. Есенина способствует использование основных и добавочных лексических значений колоратива золотой.
С. Есенин, как талантливый художник слова, уже в начале своего творческого пути создал великолепные образцы стилистической обработки фольклорных произведений, в которых создавалась красочная картина мира. Её мотивы создаются той особой колористикой, которая «встречается в народных вышивках, фресковой живописи, устной народной поэзии» (Прокофьев Н., 1986: 130) (небо голубое, звезды золотые, синее глаза, синее море, зори алые, красные). Однако подобного рода цветоопределения создаются самим поэтом, органично вплетаются в ткань есенинских шедевров: Парень бравый, синеглазый / Загляделся не на смех (Есенин, 1: 67); Загорелась зорька красная Ъ небе темно-голубом, / Полоса явилась ясная - В своем блеске золотом (Есенин, 2: 10); Задремали звезды золотые (Есенин, 2: 34). Это связано с тем, что мироощущение человека, выросшего в непосредственной близости с природой предметно, отличается широким диапазоном качественных характеристик предметов. В поэтическом дискурсе эти характеристики превращаются в эпитеты, функции которых столь разнообразны, что используются С. Есениным как средства живописи, «передающие многообразие оттенков окружающей действительности и внешние портретные черты героев» (Коржан В.В., 1969: 189). Строен и бел, как береза, их внук, / Смедом волосьев и бархатом рук. Только, о друг, по глазам голубым — /Жизнь его в мире пригрезилась им (Есенин, 1: 99). Использование таких цветовых определений (колоративов) для характеристики лирического героя и его чувств, выдвигает на первый план их эмоционально-оценочную функцию. Оно рассчитано не столько на зрительное восприятие, сколько на воображение читателя. Самыми частотными в поэтических текстах С. Есенина стали колоративы: голубой, синий, золотой. Однако их смысловое наполнение столь широко и многоаспектно, что каждое новое их контекстуальное употребление создает новые и порой неожиданные смыслы: Отвори мне, страж заоблачный, Голубые двери дня. Белый ангел этой полночью і Моего увел коня (Есенин, 1: 101). Смысловое восприятие этих эпитетов требует или особого когнитивно-эмоционального напряжения (отчего двери голубые!), или воссоздания общей картины (представления белого ангела на фоне полночной тьмы).
Итак, функцию дифференциации семантических нюансов, психологических переживаний и колоративных оттенков мира выполняет в есенинском эпитете сема цвет . Этой же цели подчинены слова, имплицитно содержащие в своем значении сему цвет , которая проявляется только в контекстуальном окружении: Это слова небо, солнце. Лучи солнышко высоко Отразили в небе свет (Есенин, 2: 10). Из контекста мы понимаем, что ночное тёмно-синее небо меняет цвет, пронизанное золотистыми лучами восходящего солнца. Человеческое существование немыслимо без этих объектов, к тому же, они имеют ярко выраженную окраску, поэтому их цветоопределение у носителей языка не вызывает явных разногласий. В самом слове уже заложена его колоративная характеристика, поэтому такие слова помогают нам рассмотреть иллюзорный мир лирического героя С. Есенина во всем его семантическом и спектральном многообразии.
В идиостиле С. Есенина цветообозначения приобретают и социальное звучание. С. Есенин — поэт поистине русский, от первой написанной им в церковноприходской школе строки, до последней предсмертной записки-завещания. С. Есенин - не российский, а русский поэт. Русь - имя его родины. Ассоциативные связи слова Русь позволяют поэту лаконично и красочно создавать поэтические картины, и в этом немаловажную роль играют колоративные эпитеты. Золотой фон приобретает символическое значение, словно на древнерусской иконе. Голубой и синий — символ устремленности к небу, то есть к чему то недосягаемому. С. Есенин низводит это золотое небо на землю, золотой становится сама Русь. Русская земля - храм, небо и рай поэта. Золотая и голубая Русь навечно остается звенеть в есенинской поэзии. Синее, голубое, золотое - все его излюбленные характеристики относятся к облику русской природы, являясь неотъемлемыми элементами идиостиля С. Есенина.
Символизм хроматических цветов
Дихотомию двух ахроматических цветов {чёрного и белого) дополняет хроматический (очень яркий и насыщенный) красный цвет.
Красный
Наиболее употребительными цветообозначениями являются те, которые характеризуются «длительными свЪтовыми волнами и особенною интенсивностью оптическаго эффекта» (Шерцль В. И., 1884: 63). А так как в хроматическом спектре наибольшую длину волны имеет красный цвет, то лексико-семантическое микрополе этого цвета очень обширно. Пристрастие к этому цвету наблюдалось на протяжении многих веков у народов, различающихся не только традициями и верованиями, но и территориально разобщённых. Красный цвет прочно присутствовал и в древней Руси, но изначально лексема красный не несла в себе колоративного значения. Красный означал красивый, что нашло непосредственное отражение в сохранившихся фразеологических оборотах: красна девица (красивая), красно солнышко (светлое, прекрасное): Сказали ангелы солнышку: / «Разбуди поди мужика, красное (Есенин, 2: 36); Погадала красна девица в семик. Расплела волна венок из повилик (Есенин, 1: 37); Как будто солнце / Красное над снегом, / Огромное, /Погасло навсегда (Рубцов, 218).
Но со временем семантическое пространство слова заполнилось колоративной семантикой, поэтому до нас дошло большое количество слов, дифференцирующих оттенки красного цвета: И мне в окошко постучал Сентябрь багряной веткой ивы (Есенин, 1: 143); Закружилась листва золотая / В розоватой воде на пруду (Есенин, 1: 114); Что я хотел бы превратиться ; Или в багряный тихий лист, Иль в дозісдевой весёлый свист (Рубцов Н, М., 215); Теперь бы брызнуть в небо / Вишнёвым соком стих (Есенин, 1: 106); Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха (Есенин, 1: 33); В глаза бревенчатым лачугам у Глядит алеющая мгла (Рубцов, 41).
Колоратив красный составляет ядро лексико-семантического микрополя красного цвета, но это не означает, что из всех единиц этого микрополя он наиболее употребим в поэтическом дискурсе. Наоборот, зачастую, единицы периферии в поэтическом дискурсе встречаются чаще и несут огромную семантическую нагрузку. Это объясняется особенностями поэтического дискурса, который содержит в себе целый комплекс неязыковых критериев, без которых немыслимо адекватное восприятие художественных произведений.
Конвенциональное символическое значение красного цвета у всех народов выделяется как эмблематичный цвет крови, богов войны и власти в целом: Девушка рисует мёртвых на поляне, / На груди у мертвых - красные г}веты (Есенин, 2: 42); Алым венчиком кровинки запеклися на челе (Есенин, 1: 30); Облилась кровью ягод рябина (Есенин, Г. 261). Красный ассоциируется со здоровьем, молодостью, жизненной силой и любовью: С алым соколі ягоды на коже, Нежная, красива, была f На закат ты розовый похожа И, как снег, лучиста и светла (Есенин, 1: 65); Мне хотелось в мерцании пенистых струпі 7 С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй (Есенин, 1: 34); Глупое литое счастье, / Свежаярозовость щек (Есенин, 1: 104). Эталоном красного цвета в русском сознании является так же медь (см.: Прохорова М. Е., 2005): В волосах есть золото и медь (Есенин, 1: 184). В идиостиле Н. Рубцова колоратив медь не обнаруживается.
Принято считать, что в христианстве красный цвет символизирует самопожертвование Христа, его страдания и кровь, пролитую на Голгофе. Этот цвет является цветом одеяния воинов Господа: Красные нити часослова / Кровью окропили слова (Есенин, 2: 69); Звонкий мрамор белых лестниц В алых ризах кроткий Спас (Есенин, 1: 210). Фоном православных икон, наряду с золотым, был и красный цвет: Свет от розовой иконы / На златых моих ресницах (Есенин, 1: 73). Красный в славянской культуре символизировал огонь: Красный костер окровил таганы (Есенин, 1: 60); Сетью красной рассыпаясь, f Вьются искры у лгща (Есенин, 2: 33). Огонь в ночной темноте для русской этнокультуры являлся символом надежды и избавления от тьмы: Я зажёг свой костёр, х Пламя вспыхнуло вдруг / И широкой волной / Разлилося вокруг (Есенин, 2: 22); Была суровой пристань в поздний час. /Искрясь, во тьме горели папиросы (Рубцов, 208).
На формирование символических значений колоратива может влиять и современная политическая обстановка. Так в России долгое время господствовал коммунизм, который выбрал своим символом именно красный цвет, поэтому представителей этой партии называли субстантивированным колоративом красный: В поезда / Вбита красная наша / Звезда (Есенин, 1; 285); Пятнадцать штук я салі Зарезал красных (Есенин, 1: 271).
Синий
Синий цвет и его оттенки в русском сознании символизируют вечность, бесконечность, истину. Возможно, что для какого-то времени или территориально, синий цвет одежды воспринимался как праздничный (или как цвет дорогой, городской одежды): Голубая кофта. Синие глаза (Есенин, 1: 194); Да, мне нравилась девушка в белом, Но теперь я люблю в голубом (Есенин, 1: 151). Издалека, как синенький платочек, 7 Всю эюизнъ со мной прощаются они (Рубцов, 217).
«Старое употребление прилагательного синий и его производных в значении «тёмный», «чёрный» по отношению, главным образом, к бесу, дьяволу» (Бахилина Н.Б., 1975: 182-183): Ревут валы, / Поет гроза! / Из синей мглы / Горят глаза (Есенин, 1: 220). Синий ассоциировался с водой, где таятся враждебные человеку силы: С бугра высокого в синеющий залив Упала смоль качающихся грив (Есенин, 1: 76). Близость тёмно-синего цвета к траурному чёрному возможно, привела к тому, что славяне считали этот цвет символом печали и горя: Замутило дождями / Неба холодную просинь (Рубцов, 246); Ведь знаю я и знаешь ты, / Что в этот отсвет лунный, синий На этих липах не цветы — На этих липах снег да иней (Есенин, 2: 144).
Светло-синий, наоборот, означает свободу от земного, лёгкость и мечтательность, так как голубой имеет какой-то, хотя бы минимальный элемент эмоциональности, экспрессивной оценки (при общей стилистической нейтральности цветообозначения ситій): Я покинул родимый дом, Голубую оставил Русь (Есенин, 1: 111); Прекрасно небо голубое! Прекрасен поезд голубой! (Рубцов, 194); Чтоб с глазами она васильковыми / Только мне (Есенин, 1: 167); Так полюбил я древние дороги И голубые вечности глаза (Рубцов, 162).
Выбор синего цвета отражает физиологическую и психологическую потребность человека в покое: Предрассветное. Синее. Ранее. / И летающих звезд благодать (Есенин, 1: 167); Ах, у луны такое Светит —хоть кинься в воду. Я не хочу покоя В синюю эту погоду (Есенин, 2: 139); О сельские виды! О дивное счастье родиться f В лугах, словно ангел, под куполом синих небес (Рубцов, 94).
Как и другие прилагательные, обозначающие основные цвета, синий называет весьма разнообразные оттенки цвета. Вместе с тем, следует заметить, что даже в ряду этих цветообозначений синий отличается тем, что называет чрезвычайно широкую гамму оттенков, начиная от совсем светлых голубоватых, голубовато-сероватых оттенков до густо-синих, исчерна-синих: Под лазурным пологом ночлега / Он княжну прекрасную увидел (Рубцов, 300); И в небе тёмно-голубом / Сам бог витает над селом (Есенин, 2: 31); if бирюза, f И огненные перья Ночной грозою - Вымытых небес (Рубцов, 210); Тихий ветер. Вечер сине-хмурый (Есенин, 1: 136). Еще в русском литературном языке прилагательное синий используется для обозначения неясных серовато-синих оттенков дыма, тумана, голубоватых, синеватых оттенков в описании природы (синяя даль, синяя дымка): В прозрачном холоде заголубели долы (Есенин, 1: 69); Гой ты, Русь, моя родная Хаты — В ризах образа... Не видать конца края - / Только синь сосет глаза (Есенин, Г. 52); Замутило дождями / Неба холодную просинь (Рубцов, 246) (см.: Бахилина Н. Б., 1975).
