Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Теоретическая база исследования: гендер в парадигме современного филологического знания .
1. 1. Проблема гендера в гуманитарном знании .
1. 1. 1. Различные подходы к исследованию категории «гендер»
1. 1. 2. Категория «гендер» в феноменах «мужественность» / «женственность» .
1. 1. 3. Категория «гендер» в различных типах дискурса .
1. 1. 4. Гендерная асимметрия в языке .
1. 2. Гендерные стереотипы в художественном осмыслении .
1. 2. 1. Система персонажей художественного текста сквозь призму гендерологии .
1. 2. 2. Женские образы сквозь призму гендерологии
1. 2. 3. Мужские образы сквозь призму гендерологии
1. 3. Методологические направления гендерных исследований
1. 3. 1. Методика анализа гендерных явлений в художественном тексте .
Выводы
Глава 2 Языковая репрезентация смысловой диады мужчина / женщина в творчестве М. Ю. Лермонтова
2. 1. Характер вербализации образа героя в произведениях М. Ю. Лермонтова .
2. 1. 1. Языковая репрезентация внешнего облика героя
2. 1. 2. Языковое воплощение характера героя
2. 1. 3. Особенности речи мужских персонажей .
2. 1. 4. Языковая репрезентация интеллектуальной сферы героя
2. 1. 5. Характер вербализации социальной сферы героя .
2. 1. 6. Характер вербализации мужского поведения
2. 1. 7. Языковая репрезентация эмоционально-волевой сферы героя .
2. 2. Характер вербализации женских образов в произведениях М. Ю. Лермонтова .
2. 2. 1. Языковая репрезентация внешнего облика героини .
2. 2. 2. Языковая репрезентация характера героини .
2. 2. 3. Особенности речи героини
2. 2. 4. Языковая репрезентация интеллектуальной сферы героини
2. 2. 5. Характер вербализации социальной сферы героини
2. 2. 6. Языковая репрезентация поведения героини
2. 2. 7. Языковая репрезентация эмоционально-волевой сферы героини
Выводы
Глава 3 Парадигматический и синтагматический аспекты анализа смысловой диады мужчина / женщина в художественных текстах М. Ю. Лермонтова
3. 1. Парадигматический аспект как прием выявления концептуальных смыслов
3. 1. 1. Лексико-семантические группы репрезентантов смысловой диады мужчина / женщина
3. 1. 2. Антонимические связи .
3. 1. 3. Ассоциативно-образные связи
3. 2. Синтагматический аспект как прием выявления концептуальных смыслов
3. 2. 1. Смысловая диада мужчина / женщина в синтагматическом аспекте
3. 2. 2. Гендерный аспект художественных сравнений .
3. 3. Языковая модель смысловой диады мужчина / женщина в художественных текстах М. Ю. Лермонтова .
Выводы .
Заключение .
Библиографический список .
Список использованных словарей
- Категория «гендер» в различных типах дискурса
- Методологические направления гендерных исследований
- Характер вербализации социальной сферы героя
- Лексико-семантические группы репрезентантов смысловой диады мужчина / женщина
Введение к работе
Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению лингвистической экспликации культурно маркированной специфики пола в языке - тендеру
Актуальность настоящей работы, выполненной на стыке лингвокуль-турологии и тендерной лингвистики, обусловлена, во-первых, включенностью в антропоцентрическую научную парадигму, одной из проблем которой является изучение и описание менталитета носителей языка на базе анализа фрагмента языковой картины мира; во-вторых, признанием необходимости изучения тендерных явлений для совершенствования принципов анализа и расширения теоретико-методологической базы современной гендерологии; в-третьих, включенностью данного исследования в контекст современного лермонтоведения, в котором выделяется как литературоведческий, так и лингвистический аспекты изучения творчества поэта. Исследователи-литературоведы (С. А. Васильев, Л. В. Короткова, Д. Е. Максимов, В. М. Маркович, О. В. Миллер, Н. Н. Скатов, Б. Т. Удодов, Л. А. Ходанен, И. С. Чистова, И. П. Щеблыкин и др.) рассматривают идейно-эстетическое содержание произведений и его реализацию в образах, символах, мотивах, отражающих специфику организации индивидуально-авторской концептуальной системы. В лингвистическом аспекте творчество М. Ю. Лермонтова представляет малоисследованную область, анализу подвергались образные средства (М. А. Бакина, Е. А. Некрасова, Г. А. Родионова, Н. В. Ярышева и др.).
Объектом исследования выступает смысловая диада мужчина / женщина в системе художественных текстов М. Ю. Лермонтова.
Предмет исследования - языковая репрезентация смысловой диады мужчина / женщина.
Цель настоящего исследования состоит в описании языковой репрезентации смысловой диады мужчина / женщина в творчестве М. Ю. Лермонтова.
Поставленная цель предполагает решение ряда задач:
создать эмпирическую базу исследования;
рассмотреть научные источники, отражающие проблематику исследования;
выработать методику ведения поэтапного анализа художественно представленной диады мужчина / женщина;
проанализировать систему средств вербализации смысловой диады мужчина / женщина и выявить внутренние смысловые связи слов-репрезентантов исследуемой диады;
описать особенности репрезентации тендерных речевых и поведенческих моделей, определить характер проявления тендерных стереотипов эпохи;
представить модель функционально-семантических полей «мужчина» / «женщина», отражающую языковую репрезентацию смысловой диады в художественных текстах М. Ю. Лермонтова.
Обращение к тендерному аспекту исследования художественного материала предполагает уточнение терминологического аппарата, необходимого для проведения анализа: тендер, тендерная картина мира, тендерные стереотипы, тендерный концепт, психологический пол, маскулинность, феминин-ность, мужественность, женственность, а также описание таких процессов, проявляющихся в языке, как «гендерная асимметрия» и «андроцентризм» языка.
Теоретическую базу настоящего исследования составили труды отечественных ученых в области:
тендерных исследований (теоретические положения, описывающие двухъярусную модель антропоориентированного изучения языка Московской школы лингвистической гендерологии А. В. Кирилиной, а также работы Л. Ю. Бондаренко, О. А. Ворониной, А. Г. Фомина и др.);
общей семантики и семантики текста (положения работ Л. М. Васильева, А. А. Уфимцевой, Ф. П. Филина и др.);
лингвистики текста (разные подходы к интерпретации художественного текста Л. Г. Бабенко, И. Р. Гальперина, Ю. М. Лотмана, В. А. Пищальниковой; к антропоцентричности в художественном тексте Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, Н. Н. Кудашовой и др.);
лингвопоэтики (работы В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, В. В. Кожи-нова, О. В. Миллер, Л. В. Полукаровой, Л. В. Рассказовой, Э. Р. Тенишева, Б. А. Успенского, И. С. Чистовой и др.);
лермонтоведения (работы И. Л. Андроникова, Н. Л. Бродского, Э. Г. Герштейн, Д. Е. Максимова, Б. Т. Удодова и др.).
Стремление раскрыть природу семантических значимостей и проникнуть в сложную сущность тендерных явлений определяет научную новизну работы, в которой впервые:
предложена и обоснована методика анализа вербализации тендерных явлений в художественном тексте;
проведено комплексное исследование языковой репрезентации смысловой диады мужчина / женщина в творчестве М. Ю. Лермонтова с опорой на концептуальные установки тендерного анализа.
Теоретическая значимость данного диссертационного исследования заключается в углублении знаний относительно языковой репрезентации тендера, проявлении его специфики в художественном дискурсе, а также в изучении мо-тивной организации творчества М. Ю. Лермонтова в тендерном аспекте.
Практическая значимость исследования определяется возможностью использования его положений при разработке вузовских курсов по стилистике и интерпретации текста, спецкурсов по тендерной лингвистике. Наблюдения и выводы, изложенные в диссертации, могут быть полезны при дальнейшем изучении творчества М. Ю. Лермонтова.
Материалом анализа выступило литературное наследие М. Ю. Лермонтова, взятое во всем его жанрово-видовом разнообразии - лирика, поэмы, стихотворные повести, драмы, прозаические произведения, а также анализу подверглось эпистолярное наследие (проанализировано 54 письма Лермонто-
ва)1. При отборе языковых фактов использовался тендерный подход, то есть ориентированность в контексте на лицо мужского и женского пола, за единицу была принята лексема. Картотеку языковых фактов составили единицы с тендерно маркированными суффиксами, служащими для обозначения лиц мужского пола (-ец, -ин, -ик, -ник, -ок и др.) и женского пола (-иц, -к, -их, -ух, -ун, -ин, -с, -ш и др.; значение «жена» передается суффиксами -ш, -их и др.). Для выявления объема и содержания исследуемых понятий брались во внимание все возможные средства их вербализации: прямые и образные номинации героев, устойчивые расчлененные номинации (устойчивые словосочетания), а также синонимичные единицы. Объем картотеки составил 7,5 тысяч языковых фактов.
Обращение к творчеству М. Ю. Лермонтова с позиций тендера обусловлено тем, что первая треть XIX века - особое переломное время, которое рассматривается в российской тендерной истории как период, в который традиционная бинарность претерпевает существенные изменения, создается автономность отдельных тендерных групп (В. Агеева, О. В. Рябов): меняются представления о человеческой сущности и человеческом предназначении, сам феномен человека осмысливается по-новому, в нетрадиционных измерениях и соотношениях, когда наблюдается размывание устоявшихся границ фемининно-сти / маскулинности, когда происходит изменение тендерных стереотипов.
Методологической основой предложенного анализа художественного материала послужило стремление описать область индивидуально-авторского знания о мире, которое входит в содержание художественно представленной диады мужчина / женщина. В связи с этим в работе используется термин когнитивной лингвистики «концепт», рассматриваемый как «явление разноуровневое, одновременно принадлежащее логической и интуитивной, индивидуальной и социальной, сознательной и бессознательной сферам»2; как явление,
1 Лермонтов, М. Ю. Собрание сочинений в четырех томах [Текст] / М. Ю. Лермонтов. - Ленинград:
«Наука» Ленинградское отделение, 1980. (В тексте диссертации при иллюстрации положений ука
зывается том и номер страницы.)
2 Степанов, Ю. С. Слово [Текст] / Ю. С. Степанов // Русская словесность. От теории словесности к
структуре текста. Антология / Под ред. проф. В. П. Нерознака. - М., 1997. - С. 290.
сочетающее в себе знаковую и образную природу и содержащее одновременно «общую идею» в понимании определенной эпохи; как коллективное, безличное и одновременно личное ядро культуры. Исследование репрезентаций тендера в соответствии с поставленными задачами проводилось на основе применения описательного и контекстологического методов, дефиниционно-го, классификационного, сопоставительного и количественного приёмов, путем проведения концептуального анализа, а также применения методики моделирования.
Научная достоверность и обоснованность полученных результатов обеспечиваются, во-первых, аргументированной выборкой языкового материала и его количеством; во-вторых, использованием в качестве методологической основы исследования положений, выработанных в теориях лингвистического, стилистического и литературоведческого анализов художественного текста; в-третьих, комплексным применением различных методов исследования.
Научная гипотеза исследования заключается в следующем: художественная речь актуализирует тендерный потенциал разноуровневых языковых единиц, проявляя тем самым тендерную «идеологию» эпохи.
На защиту выносятся следующие положения:
В творчестве М. Ю. Лермонтова актуализируется как архетипическая тендерная информация (бинарность женского и мужского начал), так и информация, отражающая тендерные стереотипы первой трети XIX века относительно тендерного и речевого поведения персонажей.
В качестве ведущих лексико-семантических объединений, вербализующих тендерные аспекты в художественном материале, выявлены группы лексем, объединенных по следующим параметрам: статусу, роду деятельности и выполняемой социальной роли.
Тендерную специфику смысловой диады мужчина / женщина проявляют ведущие мотивы творчества М. Ю. Лермонтова: любви, дружбы, одиночества, изгнанничества, странничества.
Языковая объективация отражает изменчивость феноменов «мужественность» и «женственность», подверженных сильнейшему влиянию культурных традиций эпохи, и поддается моделированию.
Лексический состав, эксплицирующий диаду мужчина / женщина, может быть представлен в виде функционально-семантических полей, объединяющих семантические группы слов разного характера.
По структуре функционально-семантические поля мужчина / женщина многомерны и объемны, поскольку тендерная специфика проявляется во всевозможных средствах вербализации.
Апробация результатов исследования. Основные положения работы обсуждались на аспирантском семинаре кафедры русского языка Томского государственного университета. Результаты исследования на различных его этапах излагались и получили одобрение на III (XXXV) Международной научно-практической конференции «Образование, наука, инновации: вклад молодых ученых исследователей» (г. Кемерово, 2008 г.), на II Международной научной конференции «Язык и межкультурная коммуникация» (г. Астрахань, 2008 г.), на конференции молодых ученых «Актуальные проблемы литературоведения и лингвистики» (г. Томск, 2009 г.), на II Международной научной конференции «Славянская филология: исследовательский и методический аспекты» (г. Кемерово, 2009 г.), на VI Международной научной конференции «Русская речевая культура и текст» (г. Томск, 2010 г.), на Всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Языки культуры: историко-культурный, философско-антропологический и лингвистический аспекты» (г. Омск, 2010 г.), на Второй Всероссийской научно-практической конференции «Письменная русская речь в вузе и школе: теория и практика» (г. Кемерово, 2010 г.), на конференции «Л. Н. Толстой: художественная картина мира» (г. Кемерово, 2010 г.).
Результаты исследования отражены в 13 публикациях автора, в том числе в двух статьях в изданиях, включенных в реестр ВАК Минобрнауки РФ.
Исследование поддерживалось Российским фондом фундаментальных исследований (гранты по программе «Мобильность молодых ученых»: № проекта 09-06-90736-моб_ст 2009, № проекта 11-06-90729-моб_ст 2011).
Цель и задачи исследования определили структуру и объем работы, которая соответствует логике и содержанию научного исследования и состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 296 наименований, списка использованных словарей и 2 приложений (№ 1 - тематические рубрикаторы, № 2 - модели-схемы). Диссертация изложена на 259 страницах, из которых 182 страницы основного текста.
Категория «гендер» в различных типах дискурса
С конца 60-х – начала 70-х годов прошлого века категория «гендер» прочно вошла в обиход западной славистики (Р. Коннелл, Р. Брайдотти, Т. де Лауретис) и стала рассматриваться как социально-демографическая катего-рия, социальная конструкция (Д. Лорбер, Д. Циммерман), идеологический конструкт (Б. Фридан), культурная метафора (Л. Ирригарэ, Х. Сису, Ю. Кри-стева). В отечественных науках этот термин начал активно использоваться с начала 90-х годов ХХ века. Его востребованность подчеркивается интересом со стороны не только философов и социологов, но и для представителей це-лого ряда других наук, в том числе лингвистов, поскольку в нем происходит «сложнейшее переплетение культурных и социальных аспектов» [Маслова 2007: 124]. Гендерные исследования получили статус междисциплинарного направления: так, существует гендерная психология (Т. В. Бендас) и социоло-гия (Л. Ю. Бондаренко), формируется гендерная лингвистика (А. В. Кирили-на, Е. А. Земская, Е. И. Горошко, Н. Н. Болдырев, И. Е. Герасименко) и поэти-ка (Т. В. Гущина, П. Л. Зайцев, Т. Н. Шмелева).
До настоящего времени в гуманитарном знании не существует единого мнения о природе гендера: его значение активно осмысляется. С одной сто-роны, его относят к мыслительным конструкциям, своеобразным теоретиче-ским моделям, созданным для более точного описания проблем пола с раз-граничением биологических и социальных функций (И. А. Жеребкина). С другой стороны, гендер рассматривается как социокультурный конструкт («значимы как внешние атрибуты, так и наборы ролей на институциональном уровне» [Бондаренко 2004: 9]), который создается обществом с помощью различных социальных институтов, и в том числе с помощью языка (Е. И. Го-рошко, А. В. Кирилина).
Определение гендера как социального пола постепенно заменяется по-ниманием его как социально-закрепленного разделения ролей на мужские и женские, что ведет к осознанию: гендер – это социальный статус, от которого зависят индивидуальные возможности доступа к власти и профессиональная деятельность.
Поиск новых научных подходов к изучению социальной реальности приводит к бурному развитию гендерных исследований в России, о чем сви-детельствует быстрый рост количества научных объединений и центров, за-нимающихся гендерными исследованиями, а также организация курсов по гендерным дисциплинам. В журналах «Этнографическое обозрение», «Общественные науки и современность», «Женщина плюс… Социально-просветительский журнал» в рубрике «Гендерные исследования» регулярно печатаются статьи мужской и женской тематики. На базе Ивановского госу-дарственного университета создан Головной совет межвузовской научно-исследовательской программы «Феминология и гендерные исследования в России: перспективы, стратегии и технологии». Опубликованы сборники раз-личного уровня, материалы конференций, круглых столов, в которых нашли отражение различные аспекты мужской и женской проблематики, гендерных исследований (см. «Вариации на тему гендера: «Гендерные отношения в со-временном российском обществе», Санкт-Петербург; «Гендер, язык, культу-ра, коммуникация», Москва; «Гендерные разночтения: «Гендерные отноше-ния в современном обществе: глобальное и локальное», Санкт-Петербург).
Интерес к гендерным исследованиям и их интенсивное развитие в Рос-сии А. В. Кирилина объясняет следующим образом: «они стали одной из со-ставляющих новой, постмодернистской концепции гуманитарной науки, то есть явились логическим продолжением развития лингвистической науки в целом» [Кирилина 1998: 57]. В настоящее время в отечественной науке наметилось три теории по-нимания категории «гендер»: 1) гендер определяется как социальный конструкт, который формируется за счет различных общественных институтов: семьи, образования, СМИ, искус-ства, литературы, кино; 2) гендер понимается как стратификационная категория, организующая сис-тему социальной иерархии, наряду с классом, расой, возрастом; 3) гендер интерпретируется как культурная метафора (в культурно-символическом аспекте выделяется два ряда: мужское – рациональное – ду-ховное – божественное – культурное и женское – чувственное – телесное – духовное – природное), что находит применение в гуманитарных науках (в философии, истории, культурологии, литературоведении) [Воронина 2002: 14].
В центре внимания гендерных исследований находятся культурные и социальные факторы, определяющие отношение общества к мужчине и жен-щине, стереотипные представления о мужских и женских качествах – все то, что переводит проблематику пола в сферу социальной жизни и культуры [см. работы А. В. Кирилиной, И. А. Жеребкиной, Т. А. Клименковой]. В гендерных исследованиях ключевыми понятиями являются следую-щие термины: гендер, гендерный стереотип, психология пола, маскулин-ность, фемининность, мужественность, женственность. Обратимся к их оп-ределению.
Понятие «гендер» (от лат. genus «вид, род»), по мнению А. В. Кирили-ной, первоначально возникло в лингвистическом описании как грамматиче-ская категория, обозначающая систему для синтаксического согласования слов в языке (мужской / средний / женский род) [Кирилина 1998: 51]. В Словаре гендерных терминов гендер определяется как «совокупность социальных и культурных норм, которые общество предписывает выполнять людям в зависимости от их биологического пола» [Словарь гендерных тер-минов 2002: 23].
В основе гендера ученые выделяют три группы характеристик: биоло-гический пол, полоролевые стереотипы, распространенные в обществе, и «гендерный дисплей» – многообразие проявлений, связанных с предписан-ными обществом нормами мужского и женского действия и взаимодействия, то есть «презентация самого себя как личности определенного гендера через устойчивые маркеры тела и внешние атрибуты» [Бондаренко 2004: 14].
По мнению О. В. Рябова, термин «гендер» необходим, он не является избыточным и не может быть заменен категорией «пол» [Рябов 2001: 11]. Во-первых, он демонстрирует культурную, а не природную доминанту модели-рования пола. Во-вторых, гендерные исследования позволяют рассматривать вопросы пола в широком контексте: они связаны не только с анализом нацио-нальных репрезентаций, принципов организации господства и подчинения, но и с анализом способов конструирования картины мира [Рябов 2001: 11-12]. Обратим внимание на трактовку пола в Словаре русского языка С. И. Ожегова «это разряд организмов, в том числе людей» [Ожегов 1987: 550], то есть словом пол обозначают группу людей, в связи с этим принято употреблять выражения «сильный пол», «прекрасный пол», «женский пол» [Рябов 2001: 12]. Тем более что слово пол в русском языке имеет биологиче-ский оттенок и, как считает О. В. Рябов, «не вполне соответствует стилю ис-следования феноменов социальной жизни» [Рябов 2001: 11].
Методологические направления гендерных исследований
Страдающий и обманутый мужчина в произведениях М. Ю. Лермонто-ва рассылает благодарность, он не в силах справиться с женским обаянием, а женщина в этой же ситуации наполняется гневом и рассылает проклятья: «Он вырвал у меня любовь … Проклятья на него! Злодей!» [Т. 2, С. 86]; «Ос-тавив тут обманутую деву, как Ариадну, преданную гневу» [Т. 2, С. 308]; «Чтобы тебе сгнить живому, чтобы черви твой язык подточили, чтоб во-роны глаза проклевали, – чтоб тебе ходить, спотыкаться, пить, захлеб-нуться» [Т. 4, С. 50]. Вновь проявляются гендерные различия в поведении: женское самолюбие не терпит смирения со сложившейся ситуацией, мужчина же склонен к всепрощению.
Молодые люди соблюдают негласные законы общения, которое сводит-ся к крайне к формальным контактам: «Говорят, не должно с мужчиной де-вушке сидеть в полночь» [Т. 3, С. 31]; «Говорят, девушки должны бояться мужчин» [Т. 3, С. 154]; «Какое адское мученье // Сидеть весь вечер tete-aete, // С красавицей в осьмнадцать лет» [Т. 2, С. 359]; «О, я наедине // Не тот, каким кажуся в людях» [Т. 3, С. 96]. Расширение контекста в послед-нем примере не раскрывает всей сути: истинный смысл помогает понять си-туация, разворачиваемая на страницах первой сцены драмы и заключающаяся в признании возможности раскрепоститься только будучи наедине с женщи-ной.
В обществе осуждается сожительство, не оформленное документально, но порой влюбленные, игнорируя, продолжают наслаждаться близостью, не узаконивая своих отношений: «Пускай ханжа глядит с презреньем // На без-законный наш союз, // Пускай людским предубежденьем // Ты лишена се-мейных уз // … мы смехом брань их уничтожим, // Нас клеветы не разлу-чат: // Мы будем счастливы, как можем, // Они пусть будут, как хотят!» [Т. 1, С. 315].
Время способно настолько изменить прежних возлюбленных, что при встрече наступает полное разочарование: «Он ее увидел 6 лет спустя... увы! она сделалась дюжей толстой бабою … она колотила слюнявых ребят, мела избу, бранила пьяного мужа самыми отвратительными речами … очарование разлетелось как дым; настоящее отравило прелесть минувше-го» [Т. 4, С. 78].
Идиллическое начало проявляется скорее в лирике М. Ю. Лермонтова. Герой, как правило, очарован возлюбленной, наслаждается своим счастьем, при этом героиня не всегда существует в реальности, а пребывает лишь в мечтах. Трагическое начало обусловлено одиночеством лирического героя, во многих стихотворениях есть намек или прямое указание на гибель героини («Ты отстрадала, я еще страдаю…»). Источником трагизма также могут слу-жить воспоминания о любимой. Родство душ, являющееся пределом мечта-ний героя, способно усиливать его страдания («Alter ego»). В некоторых сти-хотворениях лирический герой осознает свою вину в случившемся («Долго снились мне вопли рыданий твоих…»). По отношению к дружбе, как одному из проявлений «поиска родной души», актуализировано двойственное отношение: искренние отношения ассоциируются с добротой, взаимопомощью, вза-имовыручкой: «Его друг и приятель, занимавший первое место за столом его, товарищ на охоте, ласкавший детей его, – сосед искренний, просто-сердечный» [Т. 4, С. 16]; ложность дружеских отношений вербализуется, прежде всего, атрибу-тивными признаками и предикатами, отражающими неискренние поступки: «Палицын был тот самый ложный друг, погубивший отца юной Ольги – и взявший к себе дочь, ребенка 3 лет … он воспитал ее как рабу, а хвалился своею благотворительностию; десять лет тому назад … забавлялся ее ребячествами и теперь в мыслях готовил ее для постыдных удовольствий. Это было также мщение в своем роде … » [Т. 4, С. 18].
Неспособность к дружбе («родству душ») является следствием эгоизма, выражающегося в неспособности сочувствовать другой душе, настраиваться в унисон с настроением других, от неумения по-настоящему привязываться к людям и стремления каждую влекущую к себе жизненную ситуацию довести до конфликта. Так, разрешение конфликта может напрямую зависеть от исхода по-единка: «Увы! свершилось наказанье … // В крови, без чувства, без ды-ханья // Лежит насмешливый казак. // Черкес глядит на лик природный – // Он пощадить не мог никак, // Он удержать не мог удара. // Как в тучах за-рево пожара, // Как лава Этны по полям, // Больной румянец по щекам // Его разлился» [Т. 2, С. 142] – соперничество достигает кульминации чаще в столкновении героев-горцев, их мировосприятие строится по законам патри-архального мира: они обращаются к защите чести силой оружия. Поединки, как правило, заканчиваются гибелью одного из участников: «И всадник, кро-вью истекая, // Лежал без чувства на земле … бледность муки на челе» [Т. 2, С. 191]; «И бледный лик в крови омытый // Горел в щеках – он чуть дышал, // И смертным холодом облитый // Протягшись, на траве лежал» [Т. 2, С. 20]; «Он спит … В ланитах кровь, как у девицы, // Играет розо-вой струей» [Т. 2, С. 177].
Резюмируя все сказанное выше, мы можем говорить о едином лермон-товском искусстве, хотя созданные им образы по своему методу являются то романтическими (герои юношеских поэм и драм, позднее Мцыри и Демон), то реалистическими (штаб-ротмистр Гарин, Сашка, Нина из «Сказки для детей», Печорин). Героям внятны все аспекты бытия, все проявления «живой жизни». Они ищут в окружающем мире красоту человеческих чувств; их от-личают «желания, безбрежные как вечность», «пыл страстей», воля к дейст-вию.
Характер вербализации социальной сферы героя
Ангел в представлениях христиан – посланник с небес, по воли Бога покровительствующий человеку, у Лермонтова данная лексема употребляется в значении «идеал, олицетворяющий все лучшее черты»: «Существо … чуждое, существо забытое, но прекрасное, нежное, женщина с огненной душой, с душой чистой и светлой, как алмаз … плакала … как плачет изгнанный херувим» [Т. 4, С. 91]; «Ты слишком ангел» [Т. 1, С. 198]; «Ангела назвать … с райской девой забывать // Что рая нет уж под луною» [Т. 2, С. 225]; «И слышался голос Тамары: // Он был весь желанье и страсть, // В нём были всесильные чары, // Была непонятная власть. // На голос невиди-мой пери // Шел воин, купец и пастух» [Т. 1, С. 482]; «Поступь райской пе-ри» [Т.2, с. 307]; «гораздо лучше одной из бальных нимф» [Т. 4, С. 118]. Дьявол в религиозном представлении – злой дух, черт, сатана, а демон – это тот же злой дух, но обольщающий, способный стать духом-властелином, или, как говорится в Писании, тот, кто сомневается и отрицает: «Ты, дьявол, мне жужжала поминутно про эти адские средства» [Т. 3, С. 167]; «Дьявол, а не женщина!» [Т. 4, С. 200], «Она была или божество или демон, ее душа была или чиста и ясна как веселый луч солнца… или черна как эти очи, как эти волосы» [Т. 4, С. 79]. В последнем примере лексема «демон» вводится Лермонтовым для создания образа «непонятного существа», для придания контраста по отношению к «божеству» (то есть ангелу). Два, казалось бы, противоположных инфернальных существа – ангел (сотворенное Богом существо, исполняющее его волю) и демон (божество, способствующее или препятствующее человеку в исполнении его намерений, падший ангел, способный толкать людей на грехи) – у Лермонтова близки по своим способностям проводить души в мир смерти, предварительно оболь-щая: «Демон прилетел» [Т. 2, С. 387], «Посланник рая, херувим, // Храни-тель грешницы прекрасной» [Т. 2, С. 389]; «И девы труп он оживляет // Ду-шою ангельской своей» [Т. 2, С. 114]; «То ангел смерти… он тело девы бро-сил в прах: // Его отчизна в небесах» [Т. 2, С. 121]. Сирены в древнегреческой мифологии – полуптицы-полуженщины. Именуя женщину сиреной, употребляя лексему в переносном значении, автор имеет в виду обольстительную красавицу, чарующую своим голосом: «Нака-зана … эта сирена» [Т. 3, С. 196].
При анализе материала мы обратили внимание на следующую законо-мерность: номинации инфернальных существ, относящихся к лицам мужско-го пола, как правило, именуют действующих лиц, героев поэм Лермонтова, единицы же, обозначающие инфернальные существа женского пола, как пра-вило, метафоризированы. Ассоциативный перенос возможен благодаря сход-ству по внешнему облику (русалка, ундина) или по каким-то внутренним ка-чествам (ангел, божество, дьявол). В художественных текстах Лермонтова встречаются имена богинь в ос-новном из классической римской мифологии. При использовании имени соб-ственного в качестве средства вторичной номинации, как правило, присоеди-няются определения или локализаторы, указывающие на ограниченное рас-пространение данной лексемы и, соответственно, предопределяющие в тек-сте ее переносное толкование. При употреблении лексемы без распространи-телей установить метафорическое значение антропонима, как правило, по-зволяют мифологические знания: «Диана в обществе … Венера в маскараде» [Т. 3, С. 272]; «Дианы строгие в чепцах, // С отказом вечным на устах» [Т. 2, С. 348]; «Чудо природы!.. милое, небесное созданье» [Т. 3, С. 13]; «эта девушка такая неприкосновенная святыня, на которой само ваше дыхание оставит вечные пятна» [Т. 4, С. 92]; «Одно из тех божественных созданий молодой души» [Т. 4, С. 331]; «Не могу ничего путного сказать, когда сижу против это-го чудного созданья» [Т. 3, С. 201]; «Созданье есть одно» [Т. 1, С. 174]; «Богиня // Души моей» [Т. 3, С. 104].
Венера в римской мифологии – богиня садов (ее имя является синони-мом плодов), у Лермонтова она богиня любовной страсти, мать Амура. Диана в римской мифологии – богиня растительности и плодородия, родовспомога-тельница, олицетворение луны и женского целомудрия, переносно, в поэти-ческой речи – луна, строгая девственница. Первый пример позволяет отме-тить, что в обществе героиня строга и недоступна, а, прячась под маску, рас-крепостившись, способна раскрыть свою истинную сущность.
В текстах встретилось единичное упоминание (ставшее нарицатель-ным!) мужского божества любви, соответствующего римскому Амуру и гре-ческому Эроту: «Этот купидон – вас вдруг околдовал? // Зачем, когда он сам бесчувствен, как металл, // Все женщины к нему пылают страстью?» [Т. 3, С. 328].
Введение мифологических образов (характерная особенность поэтики романтизма) способствует раскрытию сакральной природы персонажей. Упоминание римских богинь и богов также необходимо М. Ю. Лермонтову для метафорического отражения черт характера и манеры поведения героев, для глубокого раскрытия сущности женского начала, а также для «вписыва-ния» собственных ощущений в общемировой контекст. ЛСГ «Национальная принадлежность»
В процессе анализа материала удалось выделить характерные особен-ности женщин, принадлежащих к определенной национальности. Возникает гипотеза, что неудачи с женщинами на протяжении всего жизненного пути Лермонтова толкают его на создание в романе «Герой нашего времени» сте-реотипного образа русской женщины: «Русские барышни большею частью питаются только платонической любовью, не примешивая к ней мысли о замужестве … если две минуты сряду ей будет возле тебя скучно, ты по-гиб невозвратно: твое молчание должно возбуждать ее любопытство, твой разговор – никогда не удовлетворять ее вполне … станет тебя мучить, а потом просто скажет, что она тебя терпеть не может» [Т. 4, С. 250].
Лексико-семантические группы репрезентантов смысловой диады мужчина / женщина
Сравнения, характеризующие внутреннее состояние героев. В лирических сравнениях образы, возникающие у автора, тоже одинокие и гор-дые, неприкосновенные, отдаленные от мира, такие, как, например, луна: «Вот луна явилась, будто шар златой… / Она была тиха, ясна, / Как сердце Леды в этот час» [Т. 2, С. 85].
Любовные переживания воспринимаются как простые, естественные чувства. Эти сравнения близки к народным, фольклорным, и поэтому в каче-стве образа возникают приземленные, обыденные предметы: «Любовь не кра-сит жизнь мою. / Она, как чумное пятно / На сердце, жжет, хотя темно» [Т. 1, С. 218].
Любовь изображается в глобальных масштабах, так как сила ее неизме-рима и необъятна, но обязательно связана с изменой и обманом: «О любви пою – / Она была моей мечтою. / И бывши все мне на земле, / Как все земное, обманула» [Т. 1, С. 233]; «Хотя давно изменила мне радость, / Как любовь, как улыбка людей, / И померкнуло прежде, чем младость // Светило надеж-ды моей» [Т. 1, С. 283].
Как видно из примеров, сравнения, характеризующие внутреннее со-стояние героев, в лирике главным образом направлены на осмысление лю-бовных чувств и переживаний. В прозе подобных сравнений значительно меньше. М. Ю. Лермонтов использует в «Песне про Ивана Васильевича и моло-дого опричника купца Калашникова» традиционные фольклорные образы для описания девушки: «Горят щеки ее румяные // Как заря на небе божием; // Косы русые, золотистые»; «Задрожала вся, моя голубушка, // Затряслась как листочек осиновый» [Т. 2, С. 339]. Здесь и сами сравнения, и контекст – стилизация под русский народный фольклор, как правило, за счет уменьши-тельно-ласкательных суффиксов. В других сравнениях, напротив, интересен именно признак за счет сво-ей необычной трактовки. Например, сравнение «Я принужден, как некий тать, / Из дому отчего бежать» [Т. 1, С.46] указывает на такую черту, как осторожность движений, шагов, действий. Это сравнение не столько описы-вает абстрактное свойство личности, сколько изображает определенную зри-тельную картину осторожного движения.
Отсутствие эмоций, аморфное состояние действующего субъекта-женщины дает основания сравнить ее с куклой: «Она отвернулась от него, не отвечала, не шевелилась; как восковая кукла» [Т. 4, С. 91].
В художественном материале находим также отражение реминисцен-ций библейских сюжетов, поданных через сравнение: «Отверженный, как Каин» [Т. 3, С. 404].
В анализируемом материале частотны меткие, но, в то же время, не-ожиданные сравнения: «Она была свежа, бела, кругла, // Как снежный ша-рик» [Т. 2, С. 282].
Отсылка к древнегреческой мифологии в структуре сравнений создает атмосферу старины: «Подобная Армиде… Она идет в волшебный замок свой» [Т. 3, С. 32]. В данном случае показателен отход Лермонтова от поэтики клас-сицизма: античные и мифологические реминисценции – большая редкость.
Сравнение с чувственно-эмоциональной формой идеала, носящей нор-мативно-ценностный характер, довольно распространенный прием Лермон-това: «Ты для меня была, как счастье рая // Для демона, изгнанника небес» [Т. 1, С. 319].
Развернутые ситуативные сравнения обладают свойством «наглядно-сти» за счет присутствия не только объекта, но и подробно обрисованной си-туации: «Стоял перед ней, как Мефистофель перед погибшею Маргаритой, с язвительным выражением очей, как раскаяние перед душою грешника» [Т. 4, С. 66]; «Он сидел, как сидит бальзакова 30-летняя кокетка на своих пу-ховых креслах после утомительного бала» [Т. 4, С. 220] – в этом сравнении для Лермонтова важно не внешнее сходство позы, а сквозящее сквозь нее разочарование и усталость от жизни; «Я теперь на водах, пью и принимаю ванны, словом, веду жизнь настоящей утки» [Т. 4, С. 401].
Объект сравнения может оказаться очень неожиданным: «Вернер был мал ростом, и худ, и слаб, как ребенок; одна нога была у него короче другой, как у Байрона» [Т. 4, С. 243].
Основанием для сравнения действия с каким-либо объектом служат стереотипные представления: «Славный малый!.. пьет как бочка, дерется как зверь… и умнее монаха!..» [Т. 4, С. 101].
Сравнение «Когда глазами голубыми / Ты водишь медленно кругом, / Я молча следую за ними, / Как раб с мечтами неземными / За неземным своим вождем» [Т. 1, С. 57] подчеркивает беспрекословное подчинение и смирение.
Сравнение с бесом «А уж ловок-то, ловок-то был, как бес!» [Т. 4, С. 191] позволяет приписать герою такие характеристики, как сообразитель-ность и хитрость.
Сравнение с матросом основано на сходстве образа жизни: «Я, как матрос… душа сжилась с бурями и битвами… скучает и томится… хо-дит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразно-му ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль» [Т. 4, С. 305]. Через глаголы («сжилась», «скучает», «томится») передается тоска по родному образу жизни, без которого радости мирские не ощутимы.
Сравнения «Судьба моя плачевна, / Я здесь стою как пень. / И что ска-зать не знаю» [Т. 1, С. 410] и «Он любит мрак уединенья… Он чувств лишен: так пень лесной, / Постигнут молнией, догорает, / Погас – и скрылся жизни сок, / Он мертвых ветвей не питает, – / На нем печать оставил рок» [Т. 1, С. 49] усиливают уничижительное отношение. Последний пример демонст-рирует развитой и самостоятельный характер присоединительных сравнений, здесь образ приобретает некоторую самоценность, хотя он приведен только для того, чтобы пояснить и разъяснить сам предмет. В «опрокинутых» срав-нениях появляется как бы ключ к пониманию всего образа, и он словно оду-хотворяется этим присоединением. Интересно гендерное сопоставление: «Как мальчик кудрявый, резва» [Т. 1, С. 449] на основе активных действий.
«Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом, о котором рассказывает Тасс в своем «Освобожденном Ерусалиме» "Только приступи, – говорил он, – на тебя полетят со всех сторон такие страхи, что боже упаси: долг, гордость, приличие, общее мнение, насмешка, презрение.… Надо только не смотреть, а идти прямо; – мало-помалу чудовища исчеза-ют, и открывается перед тобой тихая и светлая поляна, среди которой растет зеленый мирт; – зато беда, если на первых шагах сердце дрогнет и обернешься назад"» [Т. 4, С. 278]. В данном отрывке мирт встречается не случайно (историческая справка: из миртовых веток и листьев в древности делались венки, которые надевались на головы героев и победителей, при легких победах; лавровые же венки носили
