Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. АНТРОПОНИМИЯ В ПАМЯТНИКАХ МОНАСТЫРСКОЙ ДЕЛОВОЙ ПИСЬМЕННОСТИ БЕЛОЗЕРЬЯ КОНЦА XIV - XV ВВ 24
1.1. Семантика, структура и функционирование некалендарных личных имен в памятниках монастырской деловой письменности Белозерья 24
1.1.1. Функционально-семантические типы отсубъектно-мотивированных личных имен 24
1.1.2. Семантические типы отобъектно-мотивированных личных имен 31
1.1.3. Структура и география некалендарных личных имен 42
1.1.4. К вопросу о соотношении внутрисемейных и прозвищных имен в памятниках монастырской деловой письменности 51
1.2. Названия по профессии, социальному статусу, месту рождения или проживания. Их позиция в именовании лица 59
1.3. Календарные имена в памятниках монастырской деловой письменности Белозерья 67
1.3.1. Фонетические варианты календарных личных имен 69
1.3.2. Морфологические варианты календарных личных имен 75
1.3.3. Словообразовательные модификаты календарных личных имен 80
1.4. Патронимическая лексика и посессивные конструкции в памятниках монастырской деловой письменности 90
Выводы 103
ГЛАВА II. ТОПОНИМИЯ В ПАМЯТНИКАХ МОНАСТЫРСКОЙ ДЕЛОВОЙ ПИСЬМЕННОСТИ БЕЛОЗЕРЬЯ КОНЦА XIV - XV ВВ 107
2.1. К проблеме структурной типологии топонимов древнерусского языка. Специфика наименований географических объектов 107
2.2. Названия географических объектов, созданных человеком, в памятниках деловой письменности Белозерья конца XIV - XV вв 112
2.2.1. Типы топонимических сочетаний с посессивным значением. 115
2.2.2. Отражение процесса становления словообразовательного типа посессивных топонимов в памятниках монастырской деловой письменности 125
2.2.3. Топонимы-ориентиры как средство выражения локативных отношений 135
2.2.4. Вторичные формы выражения локативных значений в топонимии памятников монастырской деловой письменности 143
2.2.5. Квалитативные топонимы 143
2.2.6. Названия смешанного типа 149
2. 3. Названия объектов естественно-географического характера в памятниках деловой письменности Белозерья конца XIV-XV вв 155
2.3.1. Семантические типы географических наименований 157
2.3.2. Структурные и деривационные типы географических наименований 165
Выводы 171
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 175
Источники и их условные обозначения 181
Словари, коллективные монографии и их условные обозначения 182
Сокращения 183
Спосок литературы 184
Приложение № 1. Алфавитный указатель календарных личных имен 202
Приложение № 2. Алфавитный указатель некалендарных личных имен 218
- Функционально-семантические типы отсубъектно-мотивированных личных имен
- К проблеме структурной типологии топонимов древнерусского языка. Специфика наименований географических объектов
- Типы топонимических сочетаний с посессивным значением.
Введение к работе
Актуальность исследования. Выбор и обоснование основных аспектов исследования. Актуальность работы обусловлена тем, что имена собственные исследуются по документам конца XIV - XV вв. Как известно, история русского языка до эпохи начального формирования русской нации условно членится на два этапа: древнерусский (X - XIV вв.) и старорусский (XV - первая половина XVII вв.). Исследуемый период - это конечный этап развития языка древнерусской народности, от которого дошло незначительное количество письменных памятников, поэтому анализ ономастического материала, отмеченного в деловой письменности Кирилло-Белозерского монастыря, представляется особенно значимым.
Онимы, зафиксированные в древнерусских памятниках письменности, исследовались в работах С. Роспонда (1965, 1972, 1979), Ю. А. Карпенко (1966), Р. Мароевича (1993, 1997, 2000), А. А. Зализняка (1986, 1995), Ю. И. Чайкиной (2005) и др. Детально изучены имена собственные севера и северо-запада на материале старорусских источников: Новгорода (Сельвина 1976), Пинежья (Симина 1969, 1980), Верхнего Подвинья (Смольников 1996, 2005), Среднего Посухонья (Варникова 1988), Великого Устюга, Устюжны, Тотьмы (Чайкина 1982, 2004), Белозерья (Бахвалова 1972, 1974, 1985; Кашина 1982, 1985, 1987), Вологды (Чайкина 2005; Комлева 2004; Попова 2002), Карелии (Михайлова 1985; Кюршунова 1994; Приображенский 2003). В последние десятилетия появились работы, в которых на материале деловых текстов Северо-Восточной Руси анализируются онимы конца XIV - начала XVI вв. (Вуй-тович 1986, 2001; Гвоздева 1989; Туманова 1989). Однако имена собственные, отмеченные в монастырских актах Белозерского края конца XIV - XV вв., до сих пор не были объектом самостоятельного изучения.
Значимость исследования имен собственных Белозерского края данного периода обусловлена рядом факторов этноисторического и лингвистического порядка. Первоначальная колонизация Белозерья славянами была связана с заселением территории края выходцами из Великого Новгорода (IX в.). С XII
5 века после распада Киевского государства Белозерье входило в состав Ростовской земли. В период XII - XIII вв. (в XIII веке выделилось самостоятельное Белозерское княжество) миграция славян на территорию Белозерского края шла в направлении с северо-востока. Исследователи политической истории Белозерского края также говорят о массовом переселении людей из Ростово-Суздальского княжества в северо-западные районы Древней Руси в период монголо-татарского завоевания (Копанев 1951:16). С другой стороны, историки отмечают мощное влияние Древнего Новгорода на Белозерье, которое было обусловлено тем, что в древнерусский период именно через Белозерье шли основные потоки новгородской колонизации восточноевропейского севера. Самостоятельное Белозерское княжество просуществовало до середины XIV века, в XIV веке Белозерье перешло под управление московского князя. С этим была связана новая волна миграции населения из пределов Московской земли.
Изучение истории заселения Белозерья славянами невозможно без обращения к вопросу о диалектном членении русского языка древнерусской и старорусской эпохи, к проблеме становления межзональных белозерских говоров. По данным Ю. И. Чайкиной, в древнерусский период четко разграничиваются три диалектные зоны - северо-западная, древненовгородская и рос-тово-суздальская (Чайкина 1974). Как отмечает исследователь, «в период существования языка общевосточнославянской народности на территории Белозерья располагались окраинные части ареалов, основная территория распространения которых связана с противоположными диалектными зонами -северо-западной и древненовгородской, с одной стороны, крайней северовосточной и ростово-суздальской, с другой» (Чайкина 1975: 152). В древнерусский период говоры Белозерья не имели диалектной целостности. Уже в XIV - XV вв. начался процесс тяготения трех основных диалектных объединений. Как отмечает Ю. И. Чайкина, «процессы сближения противоположных диалектных объединений способствовали активному формированию в пределах переходных зон межзональных говоров» (Чайкина 1975: 156).
Анализ топонимов и антропонимов, отмеченных в памятниках письменности Белозерья конца XIV - XV вв., позволит уточнить некоторые вопросы, связанные историей становления межзональных белозерских говоров, историей заселения региона славянами. В связи с этим представляется перспективным обращение к этнокультурному аспекту изучения имен собственных. Данный аспект предполагает описание онимов в тесной связи с фактами культурной истории края, повлиявшими на формирование онимической системы. Исследование этнической истории региона, путей формирования межзональных белозерских говоров по данным ономастики должно опираться на выявление и локализацию диалектизмов, положенных в основу имен собственных исследуемого ареала, на установление типологических, структурных соответствий в онимических системах других регионов.
В отечественном языкознании в связи с открытием новгородских берестяных грамот и постоянным пополнением их фонда значительно активизировалось изучение антропонимической системы древненовгородского диалекта (работы Н. В. Подольской (1977), А. А. Зализняка (1986, 1995), В. П. Строговой (1995), Ю. И. Чайкиной (2005) и др.). Менее исследована древняя топонимия Новгородской земли (Подольская 1956, 1967, 1977; Агеева 1977; Васильев 2005). При этом в ряде работ (например, в работе В. Л. Васильева) в связи с тем, что географические названия, в отличие от личных имен, сохраняются на протяжении веков, наблюдается ретроспективный подход к исследованию топонимов, т.е. географические названия XI - XV вв. изучаются не только на историческом, но и на современном материале. Несмотря на это, данные, полученные исследователями в результате анализа древненовгород-ских имен собственных, могут быть использованы для сопоставления и выявления общих направлений в развитии антропонимической и топонимической систем Древнего Новгорода и Белозерья.
Система имен собственных Белозерского края не могла не испытать влияние со стороны онимической системы ростово-суздальского диалекта. Однако установить характер этого влияния невозможно, поскольку для
7 Северо-Восточной Руси XI-XIV вв. исследователи не располагают памятниками письменности, в которых бы нашел отражение массовый материал по антропонимии и топонимии. По мнению Ю. И. Чайкиной, в XI - XIV вв. на территории Ростово-Суздальской земли не было сформировавшейся и устойчивой системы имен собственных. С точки зрения исследователя, это могло быть связано с тем, что территория Ростово-Суздальской земли складывалась позднее других областей - во второй половине XII - первой половине XIII в. (Чайкина, 2005а).
Актуальность работы обусловлена тем, что имена собственные конца XIV - XV вв. исследуются на материале памятников деловой письменности. В отечественной ономастике недостаточное внимание уделяется изучению прагматики имен собственных, решению вопросов, связанных с использованием онимов говорящим субъектом, с влиянием коммуникативных интересов адресата на выбор той или иной номинации лица или географического объекта и т.д. Можно назвать лишь несколько работ, в которых объектом изучения стали особенности функционирования личных имен в деловых текстах древнерусского и старорусского периода (И. А. Королева (2000), Е. Шнитке (2000), С. Н. Смольников (2005а). Между тем изучение онимов в связи с жанровой спецификой текстов позволит выявить некоторые закономерности использования средств номинации в тех или иных типах документов.
В основе функционального анализа лексических единиц лежит положение об особой значимости прагматического компонента в структуре слова как языкового знака. Прагматический слой лексического значения слова «содержит информацию об отношении человека, использующего данное слово, к обозначаемому словом объекту или к адресату сообщения, а также специфическую для данной лексемы информацию о тех речевых действиях, которые можно осуществлять с ее помощью» (Кобозева 2000: 87). В соответствии с этим можно выделить два основных вида прагматической информации, входящей в структуру слова как языкового знака: отношение говорящего к обозначаемому и отношение говорящего к адресату (Кобозева 2000: 89).
8 Данные разновидности прагматической информации присутствуют и в содержании имен собственных. На это неоднократно указывали исследователи современной и исторической ономастики (Рут 2001а; Березович 2000, 2001; Супрун 2000; Смольников 2005а). Как отмечают ученые, использование применительно к одному объекту различных вариантов именования обусловлено различиями в прагматической информации, входящей в их значение. По мнению Е. Шнитке, исследовавшей на материале бытовой монастырской переписки XVII века закономерности выбора номинации лица при первом упоминании, в каждом наименовании «закодирована некоторая информация, которая может касаться либо самого референта, либо речевой ситуации, либо коммуникативных намерений автора» (Шнитке 2000: 356). Использование той или иной номинации лица зависело, в первую очередь, от параметров речевой ситуации, коммуникативных намерений автора, выбор модели именования определялся ориентацией текста на адресата, текстовой пропозицией и т.д. При этом особую роль приобретал субъективный фактор, обусловливающий выбор средств номинации, их оценку с точки зрения соответствия назначению документа (Смольников 2003: 98).
Значимым представляется изучение особенностей выбора способов именований лиц, географических объектов, отразившихся в белозерской актовой письменности конца XIV - XV вв. Актовая письменность Белозерского края включает данные, раздельные, духовные, заемные, купчие, межевые, отводные, разъезжие, разводные, меновые грамоты, отражающие процессы перераспределения земельных фондов между светскими и церковными собственниками, перехода земель во владение монастырей (Кирилло-Белозерского, Ферапонтова, Спасо-Каменного). Как отмечает В. Я. Дерягин, первая клаузула акта (клаузула - часть документа, содержащая отдельно мыслимое или выраженное в акте правовое действие или отношение) обычно включает обязательные сведения о земельных собственниках (которыми могли быть черные крестьяне, представители черного и белого духовенства, титулованные и нетитулованные представители класса феодалов, удельные
9 князья), об объекте купли-продажи, дарения, обмена, завещания и т.д. (сельскохозяйственном угодье: деревне, починке, поле, ниве, покосе) (Дерягин 1980а: 98). По словам В. Я Дерягина, «на протяжении XV в. в пределах I клаузулы складывается формула описания границ земельных владений» (Дерягин 1980а: 104), в которую включаются названия географических объектов, пограничных с отчуждаемым земельным участком.
В работах, посвященных анализу языка деловых текстов древнерусской и старорусской эпох (например, Дерягин 1980), отмечается стилистическая специфика памятников монастырской деловой письменности Белозерья конца XIV - XV вв. Исследователями неоднократно высказывалась мысль о существовании территориальных разновидностей деловой речи. В результате анализа языковых средств, составляющих специфику деловой речи (форма изложения, характер межевой формулы и т.д.), ученые установили, что северные и западные (новгородские, псковские, двинские) документы XIV -XV вв. по ряду черт существенно отличаются от северо-восточных (московских) и южновеликорусских грамот данного периода. При этом, как отмечает В. Я. Дерягин, документы Кирилло-Белозерского монастыря по некоторым стилеобразующим признакам занимают промежуточное положение (Дерягин 1980). Вероятно, данные источники могли отличаться от документов других территорий и в использовании способов и средств именований лиц, географических объектов. В старорусский период диалектные черты в памятниках деловой письменности нивелируются. Начало данного процесса датируется концом XV - XVI вв., когда деловое общение приобрело общерусский характер. Поэтому выявление локального своеобразия белозерских деловых документов по данным ономастики возможно лишь на материале источников конца XIV - XV вв.
Исследование онимов на материале памятников письменности конца XIV - XV вв. предполагает не только определение точки зрения субъекта, использующего имена собственные в речи, но и установление позиции номи-натора, создателя имен собственных. Как известно, менталыюсть той или
10 иной исторической эпохи проявляется в отношении носителей языка и культуры к имянаречению и именованию. Изучение онимов как результата имя-творческой деятельности позволит выявить особенности народного мировоззрения той эпохи, обнаружить новые стороны взаимосвязи языка и культуры на данном этапе их исторического развития. Личные имена, зафиксированные в деловых текстах, способны быть носителями информации о ценностных параметрах локальной языковой картины мира. Географические названия, отмеченные в памятниках письменности, являются ценным источником реконструкции системы народных представлений о пространстве.
Научная значимость исследования определяется тем, что в данной работе предложено описание практически всех имен собственных, отмеченных в памятниках монастырской деловой письменности Белозерья конца XIV - XV вв. (исключение составляют экклезионимы и наименования крупных единиц административно-территориального деления). Отдельные группы онимов Белозерья привлекались к изучению. В работах Т. В. Бахваловой (1972, 1974, 1985) объектом исследования явились семантические особенности некалендарных личных имен, а также структурные типы составных именований жителей Белозерского края XV - XVII вв. В работах М. Вуйтовича (1986, 2001) антропонимы Белозерья были описаны в составе личных имен, зафиксированных в памятниках письменности Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI вв. Семантическая и структурная характеристика славянских топонимов Белозерского края предложена в работах Н. П. Кашиной (1982, 1985, 1987). Географические названия Белозерского края частично привлекались к изучению в работах Ю. И. Чайкиной (1974, 1975, 2005), Л. А. Субботиной (1983, 1985). Но в целом белозерский ономастикой не являлся предметом комплексного исследования.
Комплексный анализ имен собственных требует выработки единой методики их описания. В отечественном языкознании существует ряд работ, в которых современный ономастикой рассматривается в целом (ТМОИ; Супрун 2000). Н. В. Подольская говорит о существововании единого ономасти-
ческого пространства, под которым понимается «комплекс собственных имен всех разрядов, употребляемых данным народом в данный период» (СРОТ, 104). Если ономастическое пространство - совокупность имен собственных как таковая, безотносительно к ее внутреннему устройству, то ономастическая система, с точки зрения Н. В. Подольской, - это «определенным образом внутренне организованная совокупность ономастических (онимических) моделей данного этноса для данного времени» (СРОТ, 99).
В исследованиях, целью которых явилось создание единой теории имен собственных, характеристика онимов часто основывается на формальной интерпретации ономастических единиц и явлений. Наиболее ярко это проявляется в описании системных (парадигматических) связей и отношений в сфере онимов. А. В. Суперанская предлагает разграничивать в рамках ономастической синонимии полионимы и номинативные дублеты. Полионимами А. В. Суперанская называет параллельно или в разное время существующие или существовавшие названия одних и тех же объектов, выраженные разными лексемами {Иван Иванович - тов. Смирнов — Ваня; Колыванъ — Ревель — Таллин). Номинативными дублетами, по мнению А. В. Суперанской, являются разные имена объектов, выраженные лексемами, этимологически, лексически, фонетически, морфологически родственными (Ливерпул - ранее Ливерпуль). С точки зрения А. В. Суперанской, контекстуальная синонимия в ономастической лексике - это полионимия, осуществляющаяся с помощью собственных и нарицательных имен: Капабланка - Капа — кубинец - побежденный Алехиным (Суперанская 1973).
В отечественной ономастике широкое распространение получила мысль о том, что наличие бинарных оппозиций - основной признак топонимической системы (Топоров 1964; Воробьева 1973, 1976). Н. Т. Бушенев называет данный тип системных отношений антонимическими. При этом понятие антонимической пары в трактовке Н. Т. Бушенева оказывается шире понятия бинарной оппозиции. Если бинарная оппозиция определяется как «противопоставление (для различения) двух известным образом связанных
12 объектов с помощью имен, имеющих одинаковую основную лексему и анто-нимичные определения» (СРОТ, 40), то антонимической парой также считаются составные именования, включающие сложные слова с антонимичными первыми частями, сложные топонимы с антонимичными первыми частями, топонимы с приставками, имеющими противоположные значения (Бушенев 1985: 125-127).
Точка зрения, согласно которой наличие бинарных оппозиций географических названий признается основным признаком топонимической системы, подвергается критике со стороны ряда исследователей. По мнению Г. В. Глинских, бинарные оппозиции можно рассматривать как признак топонимической системы только в момент возникновения топонимов, когда семантика исходных апеллятивов осознается носителями языка как отражающая современное состояние (Глинских 1987: 32). С точки зрения исследователя, для топонима как члена топонимической системы с синхронической точки зрения отношения, существовавшие между мотивирующими основами, в целом нерелевантны.
Господство теорий, основой которых являлась формальная интерпретация языковых явлений в сфере имен собственных, способствовало тому, что онимы долгое время признавались семантически неполноценными лексическими единицами. По мнению А. А. Уфимцевой, А. А. Реформатского, значение собственных имен исчерпывается их номинативной функцией (Уфим-цева 1968: 74; Реформатский 1997: 66). С точки зрения Н. Д. Арутюновой, имена собственные не способны передавать какую-либо объективную информацию, следовательно, имена собственные, подобно дейктическим словам, являются семантически ущербными (Арутюнова 1999: 2).
В последние десятилетия все чаще высказывается мысль о том, что «существование единой модели онома, очевидно, следует признать мифом» (Рут 2001а: 59). Одной из причин невозможности создания общей теории и методики ономастических исследований является особое положение антропонимов в системе имен собственных. В. И. Супрун, применивший полевый
13 подход к анализу русской ономастической лексики, относит антропонимы к ядру ономастического пространства (Супрун 2000: 17). Подобный вывод делается на основании анализа семантического, деривационного, фреквента-тивного и формально-грамматического признаков антропонимов. По мнению В. И. Супруна, топонимы включаются в периферию ономастического поля (Супрун 2000: 104). С точки зрения исследователей, «классичность» антропонимов как собственных имен (определение М. Э. Рут) не позволяет использовать для их анализа те же методы, что и для топонимов, отличающихся структурно-семантическим разнообразием и обладающих некоторыми чертами апеллятивно-онимического пограничья (Супрун 2000: 17). Данное положение справедливо для современного ономастикона, однако оно не может быть отнесено к именам собственным на ранних этапах их становления. С точки зрения С. Н. Смольникова, специфическую черту древнерусских и старорусских онимов составляла их слабая отграниченность от имен нарицательных (Смольников 2005а: 5). Ю. И. Чайкина отмечает взаимозависимость процессов формирования на базе апеллятивной лексики старорусских топонимов и антропонимов (Чайкина 1982: 48).
Представляется перспективным использование ономасиологического и функционально-семантического подходов для описания имен собственных конца XIV - XV вв. Ономасиологическая мотивированность имени собственного носит двусторонний характер, создание онима, как и любой другой мотивированной лексической единицы, определяется внеязыковыми и языковыми пропозициями (Голев 1989; Смольников 1996). Внеязыковая мотивация, понимаемая в узком смысле как непосредственная связь слова с внеязы-ковой реальностью, - отличительное свойство имен собственных на начальном этапе их формирования. Языковая мотивация лексической единицы представляет собой результат процесса материализации представлений человека о признаке (признаках) объекта номинации в языке и определяется как «отражение в мотивате формально-семантических компонентов другого слова (мотивирующая база)» (Голев 1989: 18).
С точки зрения внеязыковой мотивации основным компонентом номинативной ситуации является объект номинации (Гак 1977: 241 - 242, Рут 1992: 15). Именования могут различаться в зависимости от того, учитывались или нет в процессе их создания свойства объекта номинации. Например, в составе антропонимов к номинациям, мотивированным свойствами объекта, могут быть отнесены имена-характеристики, патронимы, апеллятивные именования лица по социальному статусу, месту рождения или проживания, в составе топонимов - все собственно русские географические наименования. В число именований, не мотивированных свойствами объекта, входят календарные антропонимы, имена-апотропеи, пожелательные имена-композита, субстратные топонимы.
Чаще всего ономасиологическая мотивированность соотносит номинативную единицу с одним или (реже) несколькими признаками объекта (Горя-ев 2005: 184). В современной теории номинации разработана типология номинативных признаков. С точки зрения В. Г. Гака, номинативные признаки могут быть двух типов: собственные и относительные. Как отмечает В. Г. Гак, «к собственным признакам относится форма, цвет, протяженность, устройство, размеры, поведение и тому подобные признаки, отличающие предмет от других предметов данного класса» (Гак 1977: 273). В свою очередь, «относительные признаки отражают связи данного предмета с другими, часто относящимися к иному классу (пространственные отношения, последовательность, принадлежность, функции)» (Гак 1977: 273). Номинации, мотивированные данными признаками, определяются исследователем как квалифи-кативные и релятивные.
Квалификативные именования широко представлены в сфере имен собственных. К ним относятся имена, характеризующие лицо по его качествам и свойствам, а также топонимы, называющие географический объект по его признакам. Семантическое описание некалендарных личных имен-характеристик, квалитативных топонимов обычно состоит в выявлении и классификации признаков, положенных в основу номинации. Исследование
15 номинативных признаков в сфере некалендарных антропонимов (по порядку и времени рождения, по внешности, особенностям поведения, характера, по профессии, социальному положению и т.д.) представлено в работах В. К. Чичагова (1959), А. М. Селищева (1986), А. Н. Мирославской (1979), Ю. И. Чайкиной (2004), Т. В. Бахваловой (1972) и т.д. Характеристика качественных признаков, положенных в основу номинации географических объектов, дана в работах А. М. Селищева (1986), А. К. Матвеева (1969), И. А. Воробьевой (1973), Е. Н. Варниковой (1988) и др.
Анализ квалитативных наименований в семантическом аспекте может быть выполнен с применением идеографического метода. Исследователи, использовавшие данный метод, исходят из того, что в период возникновения онимов их семантическое содержание определяется лексическим значением исходного апеллятива. Методика идеографического описания имен собственных изначально разрабатывалась на материале топонимов (ср. работы А. И. Рудных (1972), Н. В. Овчар (1991), Е. Л. Березович (2000), Н. К. Фролова (1996)), однако она может быть применена и для анализа некалендарных личных имен, характеризующих человека по его свойствам и качествам.
Метод построения семантических полей, где исходным пунктом служит единица содержания, а конечным - способ формального выражения этого содержания, широко применяется для ономасиологического описания системных отношений в сфере имен нарицательных. Идеографическое описание результатов процесса языковой объективации внеязыковых явлений основано на вычленении семантических элементов различной степени абстракции и осуществляется с помощью терминов семема, семантическая модель, семантический тип. Понятие семантической модели соотносится с понятием номинативного признака, идеей внутренней формы онима. При этом необходимо отметить, что если номинативный признак, внутренняя форма онима представляют собой компоненты внеязыковой действительности, то семантическая модель является единицей языкового уровня1.
1 В топонимии семантический тип образуют «географические названия, объединяемые
Релятивные наименования используются как для обозначения геогра
фических объектов (локативные и посессивные топонимы), так и для номи
нации лица (патронимы, названия по месту рождения, проживания). Грамма
тикализованный характер релятивных компонентов именования позволяет
изучать их в функционально-семантическом аспекте. В работах по историче
ской ономастике недостаточное внимание уделяется проблеме определения
характера связи онимов с функционально-семантическими категориями.
Анализ древнерусских и старорусских имен собственных в функционально-
семантическом аспекте предложен лишь в нескольких работах (Мароевич
* 1989; Смольников 2002, 2004, 2005а; Уляшева 2001). Между тем локативные
и посессивные онимы могут быть рассмотрены в ряду морфологических, синтаксических, словообразовательных, лексических средств языка, взаимодействующих на основании общности их семантических функций (выражение локативных или посессивных отношений). Специализированные и неспециализированные компоненты антропосочетании, а также различные по структуре типы топонимов, объединенных на основании совпадения функций, реализуемых ими в именованиях, составляют функционально-семантические парадигмы онимов (топонимов и антропонимов). Применительно к именам собственным термин функционально-семантическая парадигма впервые был использован С. Н. Смольниковым. Как отмечает исследователь, «рассмотрение средств в пределах подобных парадигм позволяет вы-
обобщенным признаком, общим для всех включенных сюда топонимов» (Рудных 1972: 44). Например, Н. В. Овчар в составе гидронимов, отражающих свойства и качества объекта, выделяет семантические типы «фауна», «чистота, прозрачность, цвет», «форма» и т.д. (Овчар 1991). Подобные образования Е. Л. Березович считает чисто парадигматическими структурами и называет их виртуальными семантическими полями. В работе Н. К. Фролова эквивалентом термина семантический тип выступает термин лексико-семантическая группа (Фролов 1996). Следующий уровень идеографической классификации составляет семантическая модель. Семантическую модель Н. В. Овчар определяет как формулу, основу образования однотипных в семантическом аспекте названий. Семантический тип реализуется в наборе семантических моделей, в свою очередь, семантические модели реализуются в ряде антропо- и топосемем, выражающих «вещественный статус конкретного понятия или слова как единицы содержания (значения), соответствующей единице звучания (выражения)» (Фролов 1996: 43).
17 явить взаимовлияние и взаимообусловленность компонентов именования» (Смольников 2005а: 229).
Ономасиологический подход к описанию языковых единиц, в том чис
ле и имен собственных, предполагает изучение технических средств вопло
щения номинации: выявление основных способов номинации объектов (сло
вообразовательная деривация, словосочетание, семантический перенос, лек
сическое заимствование), описание структурных моделей обозначения объ
ектов и т.д. Ономасиологический подход позволяет исследовать природу на
именования как на уровне слова и непредикативных словосочетаний, т.е.
і собственно номинативных знаков языка, так и за пределами этих знаков. Это
дает возможность сделать объектом анализа, например, полипредикативные образования (Микифоровская деревня, что была за Насоном — Арх. еж., 4, ок. 1455 г.), описательные обороты (дескрипции) типа пожни на той же реце вверхъ Вологодици по обе стороны реки (АСВР 2, 191, 1471 г.).
Для имен собственных, находящихся на начальных этапах формирования, существенным представляется положение о наличии в языке альтернативных форм выражения одного и того же содержания, о возможности описать один и тот же объект разными способами. Как отмечает Е. С. Кубрякова, в этом случае речь идет «о выборе говорящим одной из форм единого номинативного ряда, характеризующегося наличием в каждой из единиц этого ряда одного и того же корня (основы)» (Кубрякова 2004: 424). В ономасиологии под номинативным рядом понимается «система единиц, которые, различаясь своей образующей структурой, соотносимы с одним и тем же денотатом, поэтому могут служить названием одного и того же предмета, явления, и, следовательно, способны замещать друг друга, выступая как коммуникативные эквиваленты» (Никитевич 1985: 116). Номинативные ряды в области апеллятивной лексики различаются по структуре, числу входящих в них единиц (от простейших, объединяющих исконные и заимствованные слова, морфологические дублеты и т.д., до сложных, в состав которых включаются
18 разноструктурные средства номинации: аналитические дескрипции и производные слова).
Номинативные ряды в ономастике имеют свою специфику. В антропо-
нимической системе варианты (фонетические, морфологические) и словооб
разовательные модификаты образуют номинативные ряды функционально
эквивалентных личных имен: Василей — Василь - Василий — Васко — Васюк;
Федор — Феодор - Федко - Федец - Федюня - Федюк. Данные парадигмы но
сят потенциальный характер, т.е. объединяют в своем составе невоплощен
ные личные имена, которые не являются «полноценными антропонимами,
* поскольку не соотнесены с конкретным лицом, не выполняют номинативной
и идентифицирующей функции» (Смольников 2003: 83). Номинативные парадигмы потенциальных антропонимов могут быть реализованы в ряду актуальных антропонимов, «воплощенных в именовании лица и закрепленных в сознании языкового коллектива за конкретным индивидуальным предметом» (Смольников 2003: 83): Петруня Васильев сын - Патря Васильев - Патрюн (АСВР 2, 296, ок. 1496 - 1505 г.).
Тождественная референтная соотнесенность (кореференция) вариантов
является основным признаком номинативных рядов географических назва
ний. Типология номинативных вариантов топонимов современного русского
языка разработана в трудах И. А. Воробьевой (1973), 3. В. Рубцовой (1988). 3.
В. Рубцова различает фонетический, акцентный, морфолого-синтаксический,
словообразовательный, флексийный (морфологический) типы топонимиче-
1 ских вариантов. Как отмечают исследователи древнерусских географических
наименований, особенностью памятников письменности XI - XV вв. является наличие вариантов топонимов типа Киевъ град — Киевъ (Карпенко 1966). Ономасиологический подход к описанию онимов позволяет объяснить причины возникновения подобных форм. В современной ономасиологии номинация рассматривается как процесс, механизм образования лексической единицы. По словам Е. С. Кубряковой, «появление знака всегда отражает стремление заменить одну сущность другой таким образом, чтобы облегчить этим
19 ментальные, или же мыслительные процессы в человеческом сознании» (Кубрякова 2004: 421). Исследователи отмечают, что словопроизводственный процесс представляет собой движение от синтаксически выраженного (в словосочетании) содержания к его лексическому объективированию. Структуру многих однословных топонимов можно рассматривать как своеобразное свертывание, лексико-грамматическую конденсацию синтаксического целого (сочетаний дотопонимического характера).
Взаимосвязь топонимов и антропонимов обусловлена тем, что антро
понимы являются производящей базой для многих географических названий.
> Топонимы могут служить ценным источником реконструкции личных имен.
Проблемам изучения антропонимов на материале топонимии посвящены работы ряда современных исследователей. В статье Я. Саарикиви (2002) предпринята попытка реконструировать финно-угорские личные имена на базе субстратной топонимии Архангельской области. В работе Р. А. Агеевой (1977) рассматриваются личные имена, отраженные в псковских и новгородских гидронимах, зафиксированных в памятниках письменности XVI - XIX вв. В статье Ю. И. Чайкиной (1987) география неофициальных личных имен крестьян в старорусском языке изучается на материале топонимии Вологодской области. В данной работе исследование структуры, семантики, географии антропонимов производится на материале не только личных имен, выступающих в функции основного или дополнительного компонента именования, но и личных имен, реконструированных на основе патронимов и топонимов (к рассмотрению принимались отантропонимические образования на -ов/-ев, -ин, -овск/-евск, -инск).
Предметом исследования являются имена собственные (топонимы и антропонимы), отмеченные в памятниках монастырской деловой письменности Белозерского края конца XIV - XV вв.
Цель исследования - описать типологические, структурные, семантические, функциональные особенности антропонимов (личных имен, патронимов) и топонимов, установить общие черты в отдельных подсистемах
20 онимической системы региона. Основная цель работы обусловила постановку следующих задач:
выявить и систематизировать состав антропонимов и топонимов Бе-лозерья по данным памятников письменности;
описать семантические, структурные и деривационные типы личных имен и топонимов;
определить особенности функционирования имен собственных в памятниках монастырской деловой письменности;
4) установить характер связи антропонимов и топонимов с функцио-
» нально-семантическими категориями;
5) выявить источники формирования топонимии и антропонимии ис
следуемого региона.
Научная новизна. В работе впервые дан многоаспектный анализ они-
мов Белозерского края конца XIV - XV вв. Охарактеризованы структура, се
мантика, география, функции имен собственных в памятниках деловой пись
менности. В диссертации предпринята попытка в рамках ономасиологиче
ского и функционально-семантического подходов выработать единые прин
ципы описания топонимов и антропонимов. Предложена семантическая
классификация некалендарных личных имен, построенная с учетом онома-
силогической специфики антропонимов. В работе уточняются некоторые по
нятия исторической ономастики (разграничение форм и вариантов личных
имен, выделение формально-грамматических типов календарных имен, опре-
1 деление понятия усеченной основы), разрабатывается система функциональ-
ных категорий, значимых для изучения русской топонимии. Рассмотрена связь патронимов и посессивных топонимов с ФСК посессивности. Определено место локативных топонимов в системе средств выражения ФСК лока-тивности. Номинация в сфере имен собственных рассматривается не только как результат имятворческой деятельности, но и как процесс словопроизводства: на материале одного синхронного среза выявлены особенности процес-сов топонимообразования и топонимического морфемообразования.
Теоретическая и практическая значимость. Результаты исследования
могут быть использованы в обобщающих работах по исторической онома
стике, исторической лексикологии, ономасиологии, диахроническому слово
образованию, при сопоставительном изучении онимии других регионов, при
создании функциональных грамматик, ономастических словарей русского
языка. Материалы и результаты работы могут найти применение в препода
вании вузовских курсов истории русского языка, лексикологии русского язы
ка, диалектологии русского языка, в подготовке спецкурсов и спецсеминаров
по ономастике.
> Материал исследования. Источниками материала послужили грамоты
из архивов Кирилло-Белозерского, Ферапонтова, Спасо-Каменного монасты
рей. Материал извлекался из печатных: «Акты социально-экономической ис
тории Северо-Восточной Руси», «Акты феодального землевладения и хозяй
ства», «Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей 14-16
вв.», «Акты, относящиеся до юридического быта древней Руси», «Археогра
фический ежегодник за 1968 г.» и из рукописных текстов, хранящихся в
РГАДА(Ф. 1441. Оп. 1. Группа: Грамоты и акты монастырского землевладе
ния): «Книга крепостей на пустоши в Белозерском и Вологодском уездах.
Нач. 1448 - 1469г.», «Книга крепостей на пожни по р. Шексне. Нач. 1397 —
1427г.», «Книга крепостей на пожни по р. Шексне. Нач. 1435 - 1447г.»,
«Книга крепостей на подмонастырные вотчины и на село Олохово. Нач. 1467
- 1469г.», «Книга крепостей на село Рукина слободка. Нач. 6 дек. 1471г.»,
1 «Книга крепостей на село Рукина слободка. Нач. 20 сент. 1472г.», «Книга
крепостей на село Сизма. Нач. 6 дек. 1471г.».
Выбор источников может быть объяснен судьбой древнейших рукописей Кирилло-Белозерского монастыря и историей их публикаций. В настоящее время фрагменты архива Кирилло-Белозерского монастыря конца XIV -XV вв. (копийные книги, списки актов) сохранились в составе коллекций Российской государственной библиотеки, Ленинградского отделения института истории, Российского государственного архива древних актов. Часть до-
22
кументов до 1971 года находилась в Государственном историческом архиве
Ленинградской области, откуда была передана в РГАДА. Большинство мона
стырских актов были опубликованы еще в XIX - начале XX вв. в сборниках
«Акты юридические или собрание форм старинного делопроизвадства», «Ак
ты, относящиеся до юридического быта древней Руси», «Русская историче
ская библиотека». Фрагменты копийных книг Кирилло-Белозерского мона
стыря печатались в трудах Н. Н. Дебольского, С. Шумакова, Н. Никольского,
А. Федотова-Чеховского и др. Сборники, послужившие основным источни
ком материала (АСВР, АФЗХ и др.), включили в свой состав практически все
ранее опубликованные и не опубликованные грамоты Кирилло-Белозерского
монастыря конца XIV - XV вв. Акты, по каким-либо причинам не вошедшие в данные сборники, изучались по рукописным памятникам.
Методы и приемы исследования. Основными методами исследования в работе являются описательный, сравнительный, статистический, лингвогео-рафический. Применение в работе также получили приемы семантической реконструкции, идеографического описания.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссерта
ционного сочинения получили отражение в докладах на XXXIV и XXXV
Международной филологической конференции (14-17 марта 2005 г., 13-18
марта 2006 г., СПбГУ), во Всероссийской Академической школе-семинаре
«Актуальные вопросы исторической лексикологии и лексикографии» (19-21
октября 2005 г., ИЛИ РАН), на Филологических чтениях факультета ино-
* странных языков (21 декабря 2005 г., ВГПУ), были обсуждены на кафедре
русского языка Вологодского государственного педагогического университета. Содержание диссертации отражено в трех публикациях.
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, посвященных анализу антропонимов и топонимов памятников монастырской деловой письменности, заключения, в котором выявляются признаки, объединяющие топонимию и антропонимию в памятниках письменности Белозерья конца XIV - XV вв., и приложений, в которых представлены списки использован-
23 ной литературы, источников, словарей и коллективных монографий, алфавитные указатели календарных и некалендарных личных имен Белозерского края.
>
Функционально-семантические типы отсубъектно-мотивированных личных имен
Основы традиционной семантической типологии некалендарных личных имен были заложены в работе А. М. Селищева «Происхождение русских фамилий, личных имен и прозвищ» (Селищев 1986). Классификация, предложенная А. М. Селищевым, усовершенствована в трудах В. К. Чичагова (1959), А. Н. Мирославской (1979), Т. В. Бахваловой (1972) и др. В зависимости от значений основ слов, используемых в качестве личных имен, исследователи выделяют лексико-семантические группы некалендарных антропонимов. А. Н. Мирославская, Р. Л. Сельвина вслед за А. М. Селищевым разграничивают имена, называющие лицо по порядку и времени рождения, характеризующие отношение к факту появления нового члена семьи, отмечающие воздействие новорожденных на окружающих; антропонимы, определяющие внешний вид, характеризующие черты характера, поведения; именования по профессии, социальному статусу, по месту происхождения, по народности; личные имена от названий животных, птиц, насекомых, пищи, предметов, явлений природы и т.д. (Мирославская 1979: 85 - 87; Сельвина 1976: 7-10).
Традиционная классификация личных имен не лишена ряда недостатков. Вычленение групп «от животных», «от насекомых», «от птиц», «от рыб» не раз подвергалось критике со стороны исследователей. Устраняя данный недостаток, Т. В. Бахвалова предлагает различать некалендарные личные имена двух типов: антропонимы, прямо и непосредственно характеризующие человека: имена, указывающие на порядок рождения, время появления ребенка, отражающие особенности поведения, черты характера именуемого, внешний вид человека и т.д., антропонимы, характеризующие человека благодаря переносному значению: имена, образованные от названий предметов домашнего обихода, обуви, животных, птиц и т.д. (Бахвалова 1985: 71).
В традиционных семантических классификациях по признакам номинации не найдено места именам-пожеланиям, именам-апотропеям. А. М. Се-лищев оговаривает, что в некоторых личных именах, данных по физическим недостаткам и по отрицательным свойствам (группа «профилактика»), отрицательное значение не воспринималось (Селищев 1986: 114 - 115). Ю. И. Чайкина выделяет в отдельную группу «охранные» личные имена, отвращающие, по мнению родителей, от ребенка злых духов (Чайкина 2005).
Функционально-семантическая классификация С. Н. Смольникова построена с учетом всего разнообразия личных имен и фамильных прозвищ. В работе С. Н. Смольникова (2005а) антропонимы, в том числе и некалендарные личные имена, группируются в зависимости от характера внутренних модусов, определяющих семантические особенности имен: нехарактеризую-щие (имена с апотропеической, отождествительно-апотропеической и номи-нативно-отождествительной функцией), условно характеризующие (отражающие отношение родителей к ребенку, временный, ситуативный признак лица) и собственно характеризующие (имена, характеризующие лицо в зависимости от внешних условий жизни или социальных моментов).
В классификации, представленной в работе М. Э. Рут, типы номинаций разграничиваются в зависимости от того, учитывались или не учитывались в процессе создания лексических единиц свойства объекта номинации. Исследователь выделяет имена, мотивированные свойствами объекта (отобъектно-мотивированные). К ним относятся все номинации по признаку. Для имен, не мотивированных свойствами объекта, определяющим компонентом номинативной ситуации может являться адресат номинации (например, отадресатно-мотивированные номинации-посвящения, использование в качестве наименований слов, обозначающих престижные в данном языковом коллективе понятия и т.д.). Для отсубъектно-мотивированных имен внеязыковая детерминация мотивата носит иной характер: в имени находят отражение не признаки и свойства объекта, а установки субъекта номинации (Рут 1992: 21). Классификация М. Э. Рут может быть использована для анализа некалендарных имен конца XIV — XV вв.
В древнерусской антропонимии установки номинатора, дававшего имя лицу, специфика отношения номинатора к акту именования, к номинируемому объекту наиболее ярко проявляются в именах-композита. В дохристианской традиции символическое содержание имен-композита определялось их предписывающе-программирующей функцией (Толстой, Толстая 2000: 73). Как отмечают Н. И. Толстой, С. М. Толстая, наречение у славян именами, обладающими данной функцией, было основано на принципе «этимологической магии»: в подобных случаях «выбор имени определяется... «семантикой» или мифопоэтическими коннотациями самого антропонима» (Толстой, Толстая 2000: 606).
В исследуемом материале в составе личных имен отмечены имена-композита: Володгшер Григорьев сын Семенова (АСВР 2, 258, ок. 1480 - 83 гг.), Володя (АФЗХ, 289, до 1486 г.),Добрыня Филимонов брат (АСВР 2, 58, 1428 - 34 гг.). Остальные сложные имена и их модификаты реконструированы на основе патронимов и топонимов: Вячеслав (Вячеславская земля — АСВР 2, 272, 1497 г.), Милобуд {Милобудово - АСВР 2, 275, 1488 т.), Добрило (деревня Добрилово - АСВР 2, 290, 1492 г., Игнат Добрилов - АСВР 2, 230, ок. 1475 - 80 гг.), Милята (деревня Милятина - АФЗХ, 288, 1495 - 1511 гг.), Вышата (Вышатинская пустошь - АСВР 2, 120, 1448 - 70 гг.), Журята (де-ревня Журятино - АСВР 2, 86, 1435 - 47 гг.). В исследуемый период имена-композита носили характер реликтов, они уже не выполняли предписывающе-программирующей функции и являлись немотивированными антропонимами.
К проблеме структурной типологии топонимов древнерусского языка. Специфика наименований географических объектов
Способность топонимов образовывать микросистемы парадигматического характера была квалифицирована В. А. Никоновым как закон ряда. Вычленение топонимических парадигм основано, по мнению В. А. Никонова, на положении о том, что топоним всегда возникает на пересечении рядов (Никонов 1965: 37). Центральным понятием, используемым при структурном анализе географических названий, является понятие топонимического типа. В современной ономастике структурный топонимический тип - это «ряд топонимов, объединенных единством структуры и общим способом появления их на свет как топонимов» (Воробьева 1973: 21). Таким образом, типы топонимов современного русского языка вычленяются с учетом специфики словообразовательной структуры онимов, обусловленной способом появления топонимов как языковых единиц.
Как отмечают исследователи, топонимы могут возникать путем топо-нимизации апеллятивов, деривации географических названий при помощи топонимообразующих формантов, переноса названий с одних объектов на другие, т.е. трансонимизации и т.д. (Бучко 1993: 32). Учитывая способ образования географического названия, В. А. Никонов выделяет в топонимии со-ременного русского языка следующие словообразовательные типы: форма «чистой» основы, аффиксация, словосложение, словосочетание (Никонов 1962: 17). По мнению И. А. Воробьевой, пятый самостоятельный топонимический тип составляют предложно-падежные конструкции (Воробьева 1973: 20).
Для И. А. Воробьевой топонимический тип - понятие структурное, а не словообразовательное. Для словообразовательного аспекта анализа топонимов И. А. Воробьева вводит понятие топонимической модели. Топонимическую модель И. А. Воробьева определяет как формулу образования однотипных наименований (Воробьева 1973: 21). Недостатком структурного анализа топонимов, выполненного с учетом понятий «топонимический тип» и «топонимическая модель», Г. Я. Симина считает необоснованное включение в одну рубрику топонимов, образованных с помощью омонимичных суффиксов (Симина 1980: 21). Очевидно, что в процессе формального описания топонимов необходимо учитывать семантику производящих основ исследуемых единиц. Для семантического аспекта анализа структуры географического названия В. В. Туманова вводит понятие мотивационной модели. С точки зрения исследователя, «каждая топонимическая модель включает несколько мотивационных моделей, уточняющих лексический характер мотивационной основы» (Туманова 1989: 8).
Применительно к современной топонимике возможны и другие толкования понятия структурный топонимический тип. В рамках ономасиологического подхода к описанию онимов К. В. Першина сближает понятия «структурный тип топонима» и «модель номинации», под которой понимает схему построения собственного имени, включающую указание на признак номинации и способ его объективирования (воплощения) на уровне языковой структуры (Першина 1993: 79).
Классификация топонимических типов, разработанная на основе анализа топонимов современного русского языка, не может быть применена к топонимам, отмеченным в памятниках письменности древнерусского языка. Это связано, прежде всего, со структурной спецификой географических названий данного периода. Как отмечает Ю. А. Карпенко, «древнерусская топонимия структурно (но не семантически!) отличалась от нарицательных значительно меньше, чем современная топонимия восточных славян» (Карпенко 66: 10). Поэтому для разработки классификации структурных типов древнерусских географических названий принципиально важным оказывается вопрос о признании возможности существования переходных ономастических форм.
Исследователи ономастической системы языка признают относительность границ между именами собственными и нарицательными (Никонов 1965; Карпенко 1966; Белецкий 1972 и др.). Теоретическое обоснование проблемы определения границы между апеллятивами и онимами (топонимами) предложено в рамках полевого подхода к описанию ономастической системы (Супрун 2000). Наличие ядра и периферии в ономастическом пространстве является теоретической посылкой к признанию возможности существования переходных ономастических форм. Утверждение об условности границ между апеллятивами и онимами подтверждается данными, полученными в результате синхронического анализа древних топонимических систем.
Типы топонимических сочетаний с посессивным значением
В исследуемых текстах топонимические сочетания с посессивным значением используются для наименования одного земельного угодья: Сущовская пожня (АСВР 2, 215, 1471 - 75 гг.), стожье Евьсевьево (АСВР 2, 41, 1397 - 1427 гг.), Зоринский наволок (АСВР 2, 41, 1397 - 1427 гг.), Терентьевская земля (АСВР 2, 233, 1476 г.), Михеевъская пустошь (АСВР 2, 324, 1449/50 г.), Тарасова подель (АСВР 2,165, ок. 1455 г.), Новиковское поле (АСВР 2, 290, ок. 1492 г.), деревня Захарьинская (АСВР 2, 266, 1484 г.), комплекса земельных угодий, принадлежащих одному лицу: пожни Рукинские (АСВР 2, 91, 1435 - 47 гг.), Левшинские пашни (АСВР 2, 287, ок. 1492 г.), поженки Митяевские (АСВР 2, 4, 1397 - 1410 гг.), Хаиминские пожни (АФЗХ, 307, 1453 г.), Савинские земли Онисимова (АСВР 2, 93, ок. 1430х -40х гг.), Олексеиковы пожни Кострова (АСВР 2, 290, ок. 1492 г.) Овдеевы земли (АСВР 3, 264, ок. 1440х гг.), Ивановы пожни (АСВР 2, 134, 1448 - 70 гг.), Михайловы пожни (АСВР 2, 94, ок. 1430х - 40х гг.), Даниловы земли (АСВР 2, 298, ок. 1490-х гг.), Гридины земли (АСВР 2, 290, ок. 1492 г.), Без-стужовские пожни (АСВР 2, 40, 1397 - 1427 гг.), Кобановскые пожни (АСВР 2, 213, 1471 - 75 гг.), Нестеровские пожни (АСВР 2, 390, 1477 г.), Микитьские деревни (АСВР 2,143, 1448 - 70 гг.).
Посессивные топонимы представляли собой именования аналитического характера, различные по своей формальной структуре: Мартыновская На-гово земля (АСВР 3, 272, 1497 г.), Елизарова пожня Циплятева (АСВР 2, 290, 1492 г.), Захаровская пожня Троянова (КШ 2, 6 об., 1492 г.), земля княжа Михаила Андреевича Мануйликова (АФЗХ, 289, до 1486), Пазиловская земля (АСВР 3, 264, ок. 1440-х гг.), пожня Омосовская (АСВР 2, 21, 1397 - 1427 гг.), Васильева нива (АСВР 2, 298, ок. 1490-х гг.), Фроловская пустошь (АСВР 2, 165, ок. 1455 г.), Глушкова деревня (АСВР 2, 253, 1479 г.), Филин починок (АСВР 2, 293, 1493 г.), поженки, что есми купил себе у Насона у На-заръина day Семена у Третьякова (АСВР 2, 144, 1448 - 70 гг.).
Географические наименования с живым посессивным значением сохраняли непосредственную связь с системой посессивных категорий, сформировавшихся еще в праславянском языке. Попытка реконструкции прасла-вянской системы посессивных категорий и посессивных производных была предпринята в работах Р. Мароевича. На основе данных, полученных при анализе древнерусской ономастической и апеллятивной лексики, Р. Марое-вич разработал классификацию посессивных категорий праславянского языка. С точки зрения Р. Мароевича, система посессивных категорий делится на три подсистемы: «на посессивные категории для выражения атрибутивной, атрибутивно-предикативной и предикативной посессивности» (Мароевич: 1989: 122). По формально-грамматическому признаку Р. Мароевич различает суффиксальные и синтаксические посессивные категории. Основным средством выражения атрибутивной посессивности являются суффиксально оформленные притяжательные прилагательные и родительный принадлежности как синтаксическая категория. Средством выражения предикативной посессивности в праславянском языке являются особые посессивные предложения, реализующие значения принадлежности и обладания (Мароевич 1989: 122).
В современной функциональной грамматике семантическое содержание ФСК посессивности определяется структурой посессивной ситуации, характеризующейся наличием элементов «обладатель» (посессор), «предмет обладания» (посессиум), «отношения между ними» (посессивные отношения) (ТФГ 1996а: 99). Языковые средства выражения данной семантической категории принято рассматривать как структуру полевого типа. Исследователи отмечают полицентричность данного ФСП. С точки зрения А. В. Бондарко, «бицентрическая структура ФСП определяется различием предикативной и атрибутивной функций, связанных с соответствующими типами посессивных конструкций: 1) предикативных (У меня есть время; Я имею время и т.п.) и 2) атрибутивных (мое время; мамина книга; дом брата и т.п.)» (ТФГ 1996а: 99).
Представляется возможным рассмотрение аналитических топонимов, выражающих значение принадлежности географического объекта, как составляющих ФСК посессивности. Предикативные и атрибутивные посессивные конструкции (Федорова пожня - Арх. еж., 2, 1400 - 1430-е гг.; Микифо-ровская деревня, что была за Насоном - Арх. еж., 4, ок. 1455 г. и т.д.) включаются в систему посессивных категорий и посессивных производных. Формальная структура данных топонимов непосредственно отражает структуру посессивной ситуации: в географических наименованиях (например, пожня Давида Клементьева - АСВР 2, 135, 1448 г.) представлены и посессор (Да-выд Клементьев) и посессиум (поэюня). Как уже было отмечено, древнерусские патронимы также сохраняли связь с категорией посессивности, поэтому в данной работе структура сочетаний дотопонимического характера анализируется в сопоставлении с патронимическими конструкциями.
