Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Журнал «Гиперборей». Специфика. История издания. Действующие лица
1.1. О своеобразии журналов 1910-х годов и жанровой природе «Гиперборея» 14
1.2. «Сириус» и «Остров»
а. «Сириус» 26
б. «Остров» 29
1.3. «Аполлон» 32
1.4. «Гиперборей»: основные этапы, эстетическая позиция и общественная реакция
а. Основные этапы 39
б. Эстетическая позиция 49
в. «Гиперборей» в критике современников 61
1.5. Круг авторов журналов «Гиперборей» 69
Глава II. Внутренняя структура журнала «Гиперборей»
2.1. Книга стихов акмеистов и журнал «Гиперборей»: возможности сближения
а. Книга стихов акмеистов. Типологические особенности 82
б. Диалогичность в «Гиперборее» 91
2.2. «Гиперборей» №1-№2: Преодоление символизма 97
2.3. «Петербургский текст» «Гиперборея» 104
2.4. О «поэтическом манифесте» акмеистов С. Городецкого 111
2.5. «Имплицитный диалог в "Гиперборее": несколько сюжетов последнего номера» 123
Заключение 132
Список литературы 136
- О своеобразии журналов 1910-х годов и жанровой природе «Гиперборея»
- Эстетическая позиция
- Книга стихов акмеистов. Типологические особенности
- «Имплицитный диалог в "Гиперборее": несколько сюжетов последнего номера»
Введение к работе
В перечне периодических изданий, связанных с «Цехом поэтов» и акмеистами, журнал «Гиперборей» занимает место, соразмерное данным явлениям. Возникнув вместе с акмеизмом (октябрь 1912) и просуществовав почти до его распада (март 1914), часто оказываясь на литературной передовой, журнал, тем не менее, старался отстоять не только интересы «Цеха» и акмеистов, но и свою суть, отличную от них.
Роль «Гиперборея» для непосредственных его участников была, безусловно, велика. Именно на его страницах осуществлялись первые пробы акмеистической поэтики, а также велось активное взаимодействие с другими поэтическими школами. По прошествии пятидесяти лет А.Ахматова, вспоминая тот ярчайший период «бури и натиска» акмеистов, охарактеризует его как «гиперборейская античность» - свидетельство максимально одобрения. Для литературной общественности журнал тоже не прошел мимо и плотно укрепился в сознании. Так, через несколько лет с момента окончания деятельности «Гиперборея» В.Жирмунский в своей знаменитой работе «Преодолевшие символизм» назовет акмеистов именно «гиперборейцами» .
Материалом для исследования послужил журнал «Гиперборей», его девять номеров. Для воссоздания целостной ситуации вокруг журнала, в диссертации также активно используются материалы газетных и журнальных статей, современных «Гиперборею».
Автор диссертации видит в качестве наиболее эффективного метода исследования синтез культурно-исторического подхода (при анализе внешних связей журнала) и исследований поэтики (при анализе внутренней структуры), закрепленных, в первую очередь, в работах М.М.Бахтина, М.Л.Гаспарова и В.М.Жирмунского и представителей тартуской школы. Не приходится отрицать, что во многом взгляды приведенных ученых были не всегда схожи (по вопросу подходов к анализу поэтики у Бахтина и Гаспарова; относительно определения поэтики между Жирмунским и Бахтиным и т.д.), однако представляется оправданным обращать внимание не столько на полемические моменты, сколько на сами работы авторов, формирующих, несмотря на все противоречия, «глубинное методологическое единство» на разных уровнях анализа текста и контекста.
Для автора особое значение имеют работы ученых: при анализе контекста эпохи: Н.А. Богомолова, И.Г.Кравцовой, А.В.Лаврова, О.А. Лекманова, Д.Е.Максимова, А.Г.Меца, Г.В.Обатнина, К.М.Поливанова, А.Г.Терехова, Р.Д.Тименчика, В.Н.Топорова, А.Б.Устинова, В.А.Черныха, Е.Г.Эткинда.
Гончарова Н.Г. Эскиз поэта на фоне античности // Гончарова Н.Г. Фаты либелей. М. - СПб., 2000. С. 15.
Жирмунский В.М. Преодолевшие акмеизм // Жирмунский В.М. Поэтика русской поэзии. М, 2001. С.364-405.
Последний номер «Гиперборея» вышел объединенным, №9-10. 1914 (март).
Орлова Е.И. Поэтическая и научная деятельность Н.В.Недоброво в контексте литературно-эстетического движения 1910-х годов. Дисс. д.ф.н. М, 2004. С.9.
При анализе поэтики журнала основным ориентиром послужили труды: М.М.Бахтина, Н.А. Богомолова, В.Э.Вацуро, М.Л.Гаспарова, В.М.Жирмунский, Л.Г.Кихней, А.В.Лаврова, О.А.Лекманова, О.Ронена, Д.М.Сегала, К.Тарановского, Р.Д.Тименчика, В.Н.Топорова. Отдельно стоит выделить базовую работу по поэтике акмеизма Ю.Левина, Д.Сегала, Р.Тименчика, В.Топорова, Т.Цивьян. «Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма»5.
Научная новизна. Среди внушительного объема трудов по литературному процессу 1910-х годов, до сих пор не существует достаточно полного исследования, посвященного журналу «Гиперборей», как его внутренней структуре, так и истории его издания и взаимодействия с другими сферами литературно-общественной жизни. Собственно по теме написано крайне небольшое количество работ, принадлежащих Р.Д.Тименчику: «Заметки на полях» и «Заметки на полях» №2 из репринтного издания «Гиперборея» , «Заметки об акмеизме (I)» и «К изучению круга авторов журнала "Гиперборей"» . Остальные сведенья в фрагментарном виде разбросаны в многочисленных статьях, монографиях, мемуарах и письмах. Тем самым работа над «Гипербореем» представляет собой новое и мало изученное явление в литературоведении, в частности, в деле исследования акмеизма, чрезвычайно необходимое для изучения.
Практическая значимость представляется весьма ощутимой, поскольку полное исследование акмеизма не возможно без описания его центрального печатного продукта, во многом воплотившего его поэтику и стратегию. На фоне весьма проработанной истории печатных изданий XIX века, довольно полно воссозданной истории журналов символистов, продукция постсимволистов, в особенности акмеистов, только ждет своего времени. Работа над воссозданием литературно-критического контекста вокруг журнала велась почти с нуля. Автору посчастливилось поработать долгое время с современными «Гиперборею» газетами и журналами, в результате чего прояснилась общественная реакция на журнал, а также открылись некоторые не замеченные прежде эпизоды из публицистической практики «гиперборейцев» и акмеистов. Изложенный материал вошел в диссертацию. Автор выражает скромную надежду, что настоящее исследование поможет не только яснее представить литературный процесс 1910-х годов, частью которого являлся журнал, и не только лучше понять акмеизм, но и главное - то, что данная работа вызовет интерес у читателей и послужит прецедентом для дальнейших исследований литературоведов в этой области.
Левин Ю, Сегал Д., Тименчик Р., Топоров В., Цивьян Т. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian literature. 1974. № 7-8. 6Гиперборей. 1912. №1. Репр.изд. 1990; Гиперборей. 1912. №2. Репр. изд. 1991.
Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме (I) // Russian literature. 1974. №7-8.
Тименчик Р. Д. К изучению круга авторов журнала «Гиперборей» // Тыняновский сборник. Т.5. Рига., 1994.
Кроме того, собранный и освещенный в диссертации материал может послужить хорошим дополнением для лекций и семинарских занятий по русской литературе первой трети XX века.
Цель исследования заключается в достаточно целостном описании «Гиперборея» как особого явления не только журнальной среды эпохи 1910-х годов, но и круга «Цеха поэтов» и акмеистов.
Соответственно, предполагается решение ряда конкретных задач:
Используя понятия альманах, журнал, книга стихов, наиболее точно определить жанровую природу «Гиперборея».
Воссоздать историю редакторских экспериментов организаторов в период до «Гиперборея» (журналы «Сириус», «Остров» и «Аполлон») и самого журнала. Выделить основные точки схождения и различия.
Подробно описать содержание и круг авторов «Гиперборея», на базе чего сформулировать основную его значимость в «Цехе поэтов» и у акмеистов.
Показать рецепцию «Гиперборея» в литературной среде и указать основные ее причины. Определить место «Гиперборея» в контексте эпохи 1910-х годов.
Располагая понятиями об основных принципах акмеистической поэтики, дать описание внутренней структуры «Гиперборея», способа функционирования и связи текстов в журнале, а также продемонстрировать это на примерах.
Положения, выносящиеся на защиту:
Журнал «Гиперборей» представляет собой продукт синтеза формы журнала, альманаха и книги стихов, что весьма свойственно постсимвлистской культуре.
Во многом выступая в качестве печатного органа кружка «Цеха поэтов» и акмеистов, «Гиперборей» не являлся закрытой системой, в рамках «литературной домашности» (Б.Эйхенбаум), и часто выступал в качестве посредника и парламентера с другими литературными группировками.
Основная позиция «Гиперборея» заключалась в потенциальной возможности интеграции представителей разных литературных направлений на страницах журнала, для чего организаторы часто заявляли о «внепартийности» журнала.
Внутренняя структура каждого номера «Гиперборея», ее семантический центр, представляет собой сложный механизм, в основе которого лежат главные принципы акмеистической поэтики.
Апробация положений, представленных в диссертационном исследовании, осуществлялась на международных, всероссийских научных и научно-практических конференциях в Москве (XVI и ХУП Международная научная конференция студентов,
аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» - 2009 и 2010; Третья Международная научная конференция: Русская литература XX-XXI веков: проблемы теории и методологии изучения); в Тарту (XXI и ХХП Международная конференция молодых ученых. Русская филология -2009 и 2010); в Санкт-Петербурге (Юбилейная конференция, посвященная 120-летию Анны Ахматовой - 2009; Вторая Международная научно-практическая конференция в Пушкинском доме «Современные методы исследования в гуманитарных науках» - 2010; V, VI, VII Международная Летняя школа на Карельском перешейке по русской литературе - 2008, 2009 и 2010) и в Крыму (VII Международный симпозиум «Крым и мировая литература»).
Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
О своеобразии журналов 1910-х годов и жанровой природе «Гиперборея»
В начале XX века в России журнал занимал видное место среди издательской продукции. Особенное распространение получил так называемый «толстый» журнал - «практически господствующий тип в России» . Основными отличительными признаками «толстого» журнала был собственно объем, 200-300 страниц текста, и широкий диапазон интересов: форма толстого журнала, справедливо отмечает Д.Максимов, позволяла «совместить в одной книге своего рода научную энциклопедию, литературно-художественный сборник и политическую газету»67, тем самым удовлетворяла разнообразные запросы читателей.
В связи с бурным развитием общественно-политической мысли начала века «"толстый" журнал ... начинает терять свое значение, свою главенствующую роль»68, и, преображаясь, претерпевает несколько трансформаций, давая жизнь новым типам периодической продукции.
Большая форма подчас была неудобна для быстрой реакции на стремительно меняющиеся политические события. То же касалось и частоты выхода журнала: почти все толстые журналы выпускались раз в месяц и заметно отставали в актуальности. «Темп жизни слишком бурный, ... чтобы явления жизни могли отстояться и выкристаллизоваться в книжке ежемесячного журнала. Иначе говоря, читатель жил слишком бурно, чтобы читать толстый журнал, и его едва хватало на ежедневную газету и еженедельный политический журнал»69, - описывает современник недавнюю общественную ситуацию. Таким образом, в журнальном мире получают распространение «"тонкие" журналы, политические еженедельники небольшого объема (50-60 страниц)» , быстро реагирующие на события в стране и обществе, и как некий противовес - нерегламентированные по времени выпуска альманахи, содержащие большую часть литературной информации (сборники «Знания», «Цветы Ор», «Факелы» и т.д.).
С другой стороны, изменение состава читательской среды также послужило импульсом к новым изменениям привычной формы толстого журнала в «тонкий». Сфера интересов в таких изданиях ограничивалась узким кругом тем в основном общественно-просветительского плана. «Классический русский журнал ... как бы распадается на целый ряд других изданий, в основу которых ложится одна из тем или один из разделов прежнего синкретического типа журнала» , - обобщает С.Я.Махонина.
И, наконец, не только социально-политические события изменили прежний вид журнала. Во многом этому способствовала литературная ситуация эпохи, «появление на литературной арене новых течений, вызвавших резкое обострение литературной борьбы» . Уже к 1910-м годам общественный статус журнала был восстановлен, но, сохранив объем и солидный внешний вид «новый толстый» журнал значительно сократил спектр ранее затрагиваемых тем (обычно до области литературы и искусства). Показательно, что подобная «реабилитация» «толстого» журнала произошла повсеместно, а не только в Москве и Петербурге. Согласно данным статистики за период с 11.01 1911 по 01.07.1912 в Самаре, журналы находились на третьем месте по количеству читательских заявок, после беллетристики и литературы для детей (первое и второе место соответственно). Требования на толстые журналы распределялись следующим образом: «"Русское богатство" - 794, "Вестник Европы" - 696, "Русская мысль" - 686, "Современный мир" - 641, "Современник" — 411, "Исторический вестник - 320»73. В столицах ситуация с журналами немногим отличалась от провинции. Вл.Гиппиус перечисляет самые популярные журналы, оценивая их новизну: «К старинному "Русскому богатству", обновленной "Русской мысли", мало освеженному разными новыми прикрасами журнальному деду — "Вестнику Европы" и старающемуся быть верным самому себе "Современному миру", -присоединились с недавнего времени: неопределенно колеблющаяся "Новая жизнь", - кажется, теперь переставший колебаться "Современник", сразу совершенно определенные в своем роде "Заветы", с последних дней — ... "Северные записки"... Это - литературно-политические ежемесячники; художественный "Аполлон", поскольку он касается литературы, относится к ним же; "Старые годы" (не безупречный ли из всех журналов?) стоит в стороне; далеко от всего - мало кому известные московские "Труды и дни", издающиеся в связи с специальным "Логосом", от которого уже один шаг до чисто профессорских "Вопросов философии". С прошлого года начал выходить, хотя и несколько любительский, но дельный, "Русский библиофил"»74. На фоне обозначенных существовавших ранее старых журналов («Русское богатство», «Вестник Европы», «Заветы»), продолжают заметно укреплять свои позиции модернистские журналы «Русская мысль» (особенно после прихода в нее В.Брюсова в 1909 году), «Северные записки», «Аполлон».
«Новый толстый» журнал обеспечивал интересы отдельного литературного направления. Подобное «идеологическое разнообразие» «новых толстых» журналов неизбежно приводило большую часть читателей к некоторой дезориентации в книжном мире: «Современный русский читатель находится в очень трудном положении. Опять оживились журналы - их множество: один другого лучше или хуже - не знаешь, как и решить, но, главное, их много, и ... каждый из них держится того-то направления»75. Журналы возникали и сменялись один за другим ровно так же, как появлялись и исчезали направления внутри литературы. «Когда-то было просто. Было два-три журнала, два-три лагеря, они враждовали и воевали, читатели знали, кто с кем воюет, сочувствовали тому, или другом, или третьему; ни четвертый, ни тем более пятый - не смущали читательской совести. Теперь ее разрывают на части»76, — сокрушался Вл.Гиппиус. Журнал «Золотое руно» был близок кружку «Аргонавты», «Новый путь» издавался силами «Религиозно-философского общества», . «мистический анархизм» породил альманах «Факелы», «Перевал» собрал под свое крыло символистов, стремящихся «соединить эстетику с общественностью, революцию с декадансом» , и т.д. «В новом искусстве берет верх принцип дифференциации», - так объяснял ситуацию вокруг журналов Н.Рябушинский, - поэтому, по его словам, не мог существовать «орган, который являлся бы идейным выразителем одновременно всех течений в новом искусстве» . Но именно издательства и журналы, считает А.Рейтблат, «стали кристаллизирующим фактором символистского движения, оформили и структурировали его, ввели в сознание читателей и литераторов»79.
Смена журнальных приоритетов, обозначенная началом 1910-х годов, совпала с кризисом символизма. Публицистическую арену покидают главные идеологические гиганты - «Золотое руно» и «Весы». Освободившееся печатное пространство занимает журнал «Аполлон» , ориентированный на совершенно иную читательскую аудиторию, не ограничивающуюся только символистским мировосприятием. Более того, вопреки доминирующей тенденции «дифференциации» «Аполлон» стремился собрать разных представителей модернистских групп во имя служения искусству (подробнее об этом см. раздел 1.З.), что служит одним из первых примеров появления новой линии в журнальной политике.
В области журнальной формы также наблюдаются дальнейшие изменения: новые направления постсимволизма предлагают свои эксперименты: кубофутуристы издают небольшие альманашные сборники «Садок судей» (1910, 1913), «Дохлая луна» (1913), «Рыкающий Парнас» (1914), эгофутуристы открывают газету «Петербургский глашатай» и т.д. На фоне этих событий в октябре 1912 года «Цех поэтов» начинает выпускать журнал «Гиперборей».
При первом знакомстве с «Гипербореем» его легко можно отнести к «тонким» журналам: небольшой объем (30-32 страницы), узкий круг интересов (только современная поэзия), условная принадлежность одному кружку («Цеху поэтов») и полемическая часть (отдел критики) говорят в пользу этого. И в первую очередь - типологическое обозначение «Гиперборея» как «ежемесячника», то есть регулярно выходящего издания, стимулирует нас рассматривать его именно с этой позиции.
Эстетическая позиция
По сравнению с «Островом» «Гиперборей» расширил свое содержание: к стихотворному разделу добавился раздел критики, в котором печатались небольшие рецензии на недавно вышедшие сборники. Идеологическая линия тем самым воплощалась не только в подборе определенных стихотворений, но и более наглядно — со страниц критического раздела. Всего вышло шесть номеров с разделом критики, после чего он был упразднен (подробнее об этом см. дальше). Помимо этого в каждом номере присутствовал небольшой раздел объявлений, от анонса новых стихотворных сборников до сообщений частного характера в жанре «писем в редакцию».
В отличие от стихотворного раздела (подробному разбору которого посвящена вторая глава диссертации), где появление новых поэтов приветствовалось, состав отдела критики не был столь демократичным и, более того, имел достаточно «авторитарный» характер. За весь период в свет вышло 30 рецензий, 11 из них принадлежали Городецкому и 10 - Гумилеву. По две были написаны акмеистом О.Мандельштамом и Г.Ивановым, близким к акмеистическому кругу. Только три рецензии написаны М.Лозинским, символистом, но активным участником «Цеха». Две рецензии до сих пор остаются атрибутированными. По всему такой мощный состав красноречиво говорит о том, что на страницах критики предполагалось проведение четко определенной линии, не допускающей посторонних веяний.
Рецензируя книги стихов своих младших собратьев по перу, главным достоинством гиперборейцы признавали не техническое совершенство стиха, а самостоятельность и подлинность чувства, родившего его. Так Г.Иванова и В.Курдюмова упрекали у неумелом подражании Кузмину" , а Скалдина -Вяч.Иванову214. «Нет, кажется, поэта, имеющего определенный лик, из которого А.Рославлев не сделал бы заимствований» , - негодуют гиперборейцы. И, напротив, у Кузьминой-Караваевой «полное отсутствие умения искупается подлинным темпераментом» , у В.Гарднера «в яркости и порывистости - главная сила стихов»217, и по поводу Шершеневича «можно надеяться, что в будущих его стихах мы увидим качества, в "Carmina" отсутствующие: строгость к себе, верный вкус и самостоятельность»218.
Гиперборейцев как последовательных продолжателей Аполлона также волновала эстетическая сторона стиха: наличие вкуса. Я.Годин, главным образом, обвиняется в неумении владеть русским языком . Неграмотность и отсутствие вкуса отмечалось и у Р.Ивнева: «Не входя в оценку пророческих способностей г.Ивнева отметим, что как произведение литературное его книга отличается полным безвкусием, отсутствием какого бы то ни было содержания и неграмотностью»220.
Вместе с тем критические заметки «Гиперборея», как резонно полагает А.Устинов, также «позволяют определить новые признаки литературного движения»221, поэтому нельзя не отметить и влияние акмеизма на систему оценок гиперборейцев.
Так, зачастую критики судят о новизне вышедших сборников исходя из «логоцентрических» позиций, т.е. через призму отношения авторов к слову:
«Простыми словами он достигает подчас высокого воплощения ... » , -сказано Мандельштамом об Эренбурге. «Простой и прекрасный язык»223 увидел Гумилев и у Вяч.Иванова. «Революционность в области слова»"" также как положительное качество отмечено у футуристов. Не только сами акмеисты, Мандельштам и Гумилев, но и другие гиперборейцы также активно исходили из критерия отношения к слову в своей системе оценок. К примеру, М.Лозинский отмечал в отзыве о Г.Иванове: «"Отплытие" обращает на себя внимание не своими темами, а их искусным воплощением в слово» .
Приоритетными и наиболее часто выделяемыми в качестве поэтических успехов оказываются уже упоминавшаяся простота стиха, а также скромность и сдержанность : «Сдержанность и скромность, наряду с непоколебимым сознанием своей силы отличают его как художника»227, -пишет Городецкий о Мандельштаме. «Скромная серьезная быль г.Эренбурга гораздо лучше ... его "сказок"»228, - находит уже Мандельштам в Эренбурге.
Акмеистическая образность также отражена в гиперборейских рецензиях: «Книга эта подобна уже вылепленному из глины Адаму, но еще не приявшему дыхания Бога»229, - рассуждал Городецкий о Скалдине. Встречаются и разные вариации слова «острие». Как известно, «акме» с греческого переводится как «высшая степень чего-либо, цветущая пора». А также «вершина» и «острие». В «Заметках об акмеизме» Р.Д. Тименчик наглядно продемонстрировал, как работают эти концепты в творческой практике акмеистов . «Острая парижская тоска» замечена О.Мандельштамом у И.Эренбурга, а «Острый взгляд на мир»" видит Гумилев у Я.Любяра (Лозины-Лозинского). «Преломление в теперешней жизни вечной женской души остро и властно дает чувствовать лирика Анны Ахматовой»233, - указывает Городецкий.
По всей видимости, следует говорить о некоторой общности акмеистической и гиперборейской критики, однако наряду с явными примерами поступательного следования акмеистским целям (рассматривающиеся ниже рецензии из №1 и №2) имеются и существенные различия.
Так, интересны взаимоотношения гиперборейцев с их «соперниками» -футуристами. Как показывают рецензии и первоначальный состав «Цеха» (на котором присутствовали Н.Бурлюк и В.Хлебников), позиция кубофутуристов уважалась гиперборейцами, чего нельзя однозначно сказать об акмеистах234. Это отмечают и А.Лавров с Р.Тименчиком: «К кубофутуристам Гумилев, несмотря на акмеистическую «цеховскую» предвзятость, отнесся иначе -признал правомерность их попыток "вернуть слову ту крепость и свежесть, которая утеряна им от долгого употребления"»235. Одна из рецензий «Гиперборея», а именно - отзыв Н.Гумилева на «Садок Судей. II», также благожелательна: «Кружок писателей, объединившихся для издания этого сборника, невольно внушает к себе доверие, как и несомненной своей революционностью в области слова, так и отсутствием мелкого хулиганства»236.
Эгофутуризм, напротив, как ложное эстетство вызывал у гиперборейцев и акмеистов единодушное раздражение. Во втором номере «Гиперборея» было напечатано официальное «отречение» Г.Иванова и Грааль Арельского от кружка "Ego"237. Также велась активная деятельность по вовлечению И.Северянина в состав «Цеха» (подробней об этом см. ниже), когда же эта небольшая кампания завершилась неудачей - в шестом номере «Гиперборея» вышел разочарованный отзыв на его «Громокипящий кубок»238.
С альманахами эгофутуристов также шла обоюдная напряженная борьба. На страницах «Гиперборея» критики не оставляли без внимания вышедшие издания эгофутуристов: «Такие явления как эта брошюра можно отмечать как печальные, но серьезно с ними считаться же не приходится»239, - писал Городецкий об альманахе «Дары Адонису», упоминая имена И.Гриневской и И.Игнатьева. По поводу «Орлов над пропастью» Гумилев замечал: «Вульгарность и безграмотность переносимы лишь тогда, когда они не мнят себя утонченностью и гениальностью»240, на что организатор альманаха, И.Игнатьев, вскоре отвечал со страниц газеты «Нижегородец», уличая «джентльменов из "Цеха"»241 также в отсутствии такта. В очередном альманахе эгофутуристов, «Небокопы», В.Ховин также поддержал И.Игнатьева, риторически вопрошая: « ... Что может быть пошлее лишенных всякого критического отношения, но почти циничных в самовосхвалении, "критических отзывов" в "Гиперборее"?»242.
Книга стихов акмеистов. Типологические особенности
В предыдущей главе отмечалось наблюдение Б.Эйхенбаума о домашнем характере творчества акмеистов, выражавшемся не только в специфике литературно-бытового поведения, но и в особом интимном способе подачи материала362. Представляется весьма возможным, что «Гиперборей», во многом позаимствовавший дух литературной домашности «Цеха поэтов» и акмеистов, абсорбировал и основные принципы их поэтики, наилучшим образом воплощенные в форме книги стихов.
Чтобы проверить выдвинутую гипотезу, для начала следует охарактеризовать книгу стихов акмеистов как явление. Конечно, если можно предложить условную дату «рождения» акмеистической книги стихов (1912 год), то границы ее исчезновения не могут быть установлены с той же легкостью, поскольку даже после окончания акмеистического периода важнейшие принципы поэтики, видоизменяясь, все же продолжались его авторами .
Поэтому резонно будет учитывать книги стихов акмеистов именно «гиперборейского» периода, т.е. книги-современники «Гиперборея», вышедшие со второй половины 1912 по первую половину 1914, с погрешностью на несколько месяцев. Таким образом, круг искомых интересов ограничивается сборниками «Вечер» (1912) и «Четки» (1914) А.Ахматовой, «Ива» (1912) и «Цветущий посох» (1914) С.Городецкого, «Чужое небо» (1912) Н.Гумилева, «Дикая порфира» (1912) М.Зенкевича, «Камень» (1913) О.Мандельштама, «Аллилуйя» (1912) В.Нарбута.
Как известно, несмотря на то, что акмеистами считались шесть перечисленных литераторов, семантический центр составляли Ахматова, Мандельштам и Гумилев 4, поэтому основное внимание будет уделено именно книгам стихов этих поэтов, но с учетом практики Городецкого, Зенкевича и Нарбута.
Уже по внешним параметрам книга стихов акмеистов отличалась от своих предшественников: в противовес сборникам символистов365 акмеистические книги были совсем небольшие. Для сравнения: «Чужое небо» - 117 страниц, «Дикая порфира» - 105, «Вечер» - 86, «Аллилуйя» - 44 и рекордсмен «Камень» - 30 страниц. Безусловно, финансовый аспект в данном вопросе играл далеко не последнюю роль366, однако, весьма вероятно, что здесь мог проявиться также и акмеистический культ «сознательного смысла слова, Логоса»367, выражавшийся в бережном и разумном его расходовании и максимальной концентрации содержания в предельно малом объеме текста. Не стоит забывать и о том, что почти все стихотворения акмеистов также отличались небольшим объемом.
Любопытным дополнением к приведенным данным может оказаться небольшое наблюдение над поэтикой И.Анненского, изначально идущей вразрез с преобладающей символистской линией, что сказалось, вероятнее всего, и на принципиально отличном объеме его книг стихов. В первом сборнике «Тихие песни» (1904) было 129 станиц, во втором, «Кипарисовый ларец» (1910) - 105. В литературно-исследовательской среде неоднократно подчеркивалось влияние поэтики Анненского на акмеистов368. Не видится особых препятствий и для того, чтобы полагать, что не только внутренняя поэтика, но и некоторые внешние особенности книги стихов «учителя» могли быть заимствованы акмеистами-учениками.
Внешнее оформление книг стихов многое говорит о поэтике его авторов. Книги акмеистов выполнены в сдержанном, аскетичном ключе, преимущественно без портретов авторов, фронтисписов, иллюстраций и т.д. То, что это было принципиальным моментом, подтверждают мемуары Я.Блоха: «Гумилев восставал против художественных обложек и фронтисписов»369. Для сравнения, у символистов была совершенно противоположная установка; из письма И.М.Брюсовой узнаем: «Сергея Александровича Полякова [организатора издательства «Скорпион», где вышли «Северные цветы» - А. Ч.] особенно интересовали заставки, концовки, шмуцтитулы и т.д.»370.
Редкое исключение у акмеистов составляет достаточно скромная литография в «Вечере». Совершенно выпадает из этой парадигмы книга В.Нарбута «Аллилуйя», крайне эпатажная как по форме, так и по содержанию. Критик М. Чуносов (И. Ясинский) писал об «Аллилуйе»: «Тоненькая брошюрка, напечатанная на великолепной бумаге. ... Контуры букв заимствованы из Псалтири XVIII века ... ; набор для обложки сделан в синодальной типографии; над разными украшениями работали художник Билибин, Нарбут (брат поэта) и г-жа Чемберс ... Терпит же бумага! И еще какая! Пушкин не печатался никогда на такой бумаге»371. Суть эпатажа В.Нарбута во многом заключалась не столько в содержании, сколько в несоответствии содержания с оформлением книги стихов, что было достаточно новым модернистским и эффективным (а в какой-то степени и эффектным) приемом. «Интерес модернистов ... к невербальным уровням книги стихов был связан с возможностью сознательной семантизации таких ее элементов, которые ранее носителями информации не являлись»372, -указывает А.Кобринский.
Несмотря на подобную внешнюю простоту, книга стихов акмеистов, тем не менее, оформлялась лучшими художниками Петербурга: М.Добужинским («Чужое небо»), Г.Нарбутом, М.Чемберс-Билибиной «Аллилуйя», Е.Лансере и С.Городецкий («Вечер»373), А.Остроумовой-Лебедевой («Камень»). Очевидно, что авторами было приложено большое количество усилий, чтобы оформление книги стихов не просто было, но в результате казалось предельно простым. Это в свою очередь вполне соотносимо и с внутренней поэтикой акмеистских текстов, о которой писала еще Л.Гинзбург : кажущаяся простота акмеистов на проверку оказывается результатом долгой и трудоемкой работы.
Следуя основным тенденциям развития книги стихов в «постакмеистический» период , книги акмеистов носили метафорическое заглавие, выражавшее основной вектор творческой мысли поэтов, и подзаголовок, что также характерно для эпохи 1910-х годов. «Подзаголовки в качестве необходимого «формального» компонента книги стихов закреплялись все прочнее и прочнее от книг первых русских модернистов к книгам постсимволистов» . - делает вывод современный исследователь.
Предисловие присутствует только у «Вечера» (предисловие М.Кузмина) и «Цветущего посоха» (в духе очередного акмеистического манифеста), что также соответствует общему направлению развития книги стихов модернистов.
Как и у символистов, в акмеистической книге стихов максимальная смысловая нагрузка приходилась на первое стихотворение, выполнявшее функцию «камертона». В «Камне» центральную проблему, - собственного бытия, - поэт формулирует уже в первом стихотворении «Дыхание», больше известном нам как «Дано мне тело...». В «Вечере» первое стихотворение «Любовь» также содержит основную тему сборника. «Уже в первом стихотворении "Дикой порфиры", - пишет О.Лекманов, - Зенкевич ... 7 сформулировал собственное поэтическое кредо» . Процесс рождения прекрасного из уродливого378 в первом стихотворении «Нежить» задает верный ракурс для правильного восприятия «Аллилуйи» и т.д.
«Имплицитный диалог в "Гиперборее": несколько сюжетов последнего номера»
В №8 «Гиперборея» вышло сразу несколько стихотворений А.Ахматовой с эксплицированным адресатом: «Что ты видишь, тускло на стену смотря...» (О. Глебовой-Судейкиной), «Не будем пить из одного стакана...» (М.Лозинскому), «Косноязычно славивший меня...» (В.Шилейко) и «Бисерным почерком пишете Lise...» (Г.Иванову). Еще два стихотворения - «У меня есть улыбка одна...» и «Вечером» не имеют точно известного исследователям адресата. В целом общая тенденция к диалогу проявлена здесь весьма четко, причем она является во многом продуктивной: в следующем №9-10 на обращение А.Ахматовой поэты откликнулись459: М.Лозинский посвящает ей стихотворение «Воскресшая»460 («Еще свою я помню колыбель...»), В.Шилейко - «Она - бледнее, чем вчера...». Однако еще один поэт посчитал себя вправе ответить Ахматовой: О.Мандельштам публикует «Анне Ахматовой» («Вполоборота, о печаль...»), что стимулирует нас вновь обратиться к №8 в поисках стихотворения, на которое мог отозвался поэт.
Принято считать, что стихотворение «Косноязычно славивший меня...» обращено к В.К. Шилейко461. Сравнительно недавно Р.Тименчиком была небезосновательно выдвинута еще одна версия, подкрепленная важным ахматоведческим аргументом: « ... у Ахматовой вообще стихотворения часто создаются на скрещении двух импульсов-источников, на заведомом раздвоении адресата»462. Исходя из этого утверждения и ряда доказательств, ученый вводит фигуру В.Пяста как еще одного потенциального адресата.
Учитывая возможность существования периферийных адресатов у Ахматовой и предполагаемую специфику журнала, взглянем на текст еще раз.
В стихотворении «Косноязычно славивший меня...» присутствует явная цитата, взятая из стихотворения Мандельштама «Я вздрагиваю от холода...». Ср. у него:
«Люби , вспоминай и плачь...» у нее:
«Люби меня, припоминай и плачь...» Ахматова не могла не знать этого стихотворения, написанного за год до этого, в 1912, и впервые опубликованного в первом номере «Гиперборея», что опять отсылает нас к кругу текстов, постоянно участвующих в «гиперборейском» диалоге.
Что примечательно, литературоведы, подтверждая свои выводы о принадлежности искомого стихотворения тому или иному адресату, приводят одним из аргументов наличие образа звезды:
Но в путаных словах вопрос зажжен,
Зачем не стала я звездой любовной... И у В.Шилейко, и у В. Пяста в стихотворениях, Ахматовой посвященных, образ звезды присутствует. Как и у О.Мандельштама:
Что если над модной лавкою,
Мерцающая всегда,
Мне в сердце длинной булавкою
Опустится вдруг звезда?» Этим риторическим вопросом заканчивается его стихотворение, повествующее, как полагает М.Гаспаров, о судьбе поэта: «Они [звезды -А.Ч.] приказывают поэту петь и вспоминать недоступный ему таинственный мир, а если нет - то грозят заколоть лучом, как длинной булавкою из модной лавки»464. Многократное взаимопроникновение ахматовского текста в стихотворения Мандельштама, наличие общей интертекстуальной базы, не раз отмечалось литературоведами. Перед нами же пример того, как Ахматова, продолжая тему поэта, его трагической обреченности (напомним: звезда, поражающая сердце лирического героя Мандельштама и палач, уводящий лирическую героиню Ахматовой), использует как прямое цитирование, так и общую образную структуру стихотворений, желая тем самым подчеркнуть единство взглядов двух авторов.
К слову, эпитет «косноязычный» может быть применим и к О.Манделыптаму: его поэзия и проза приверженностью к «усложненной синтаксической структуре, сложной метафоричности образов», часто создает эффект «мнимого косноязычия» . Кроме того, по свидетельству Б.М.Прилежаевой-Барской, участницы собраний в «Бродячей собаке», -артистическом кабаре 1912-1915, где собирались акмеисты и не только, -косноязычие представляло собой «почти обязательную, в известном смысле ритуальную стихотворную сумятицу, вносимую «собачниками» в свои импровизации»466, а не конкретную манеру какого-нибудь поэта.
Интересен еще один факт: мемуарная зарисовка Ахматовой о появлении стихотворения «Вполоборота, о печаль...» воспроизводит реминисценцию «Косноязычно славившего», хронологически близкого манделыптамовскому «Вполоборота...»: «Я стояла на эстраде... стали просить меня почитать стихи. Не меняя позы, я что-то прочла. Подошел Осип: "Как вы стояли, как вы читали" .. . »467. Точно известна дата вечера -3 января 1914 года , соответственно, этот в данном случае прямой диалог поэтов не мог повлиять на создание уже написанного и вышедшего к тому времени «Косноязычно славившего». Но стоит высказать предположение о преднамеренности данного ахматовского хода: позволив здесь Мандельштаму «толпиться на краю эстрады» и «славить» ее, притом достаточно косноязычно, она могла тем самым намекнуть читателям на потенциальную связь ее стихотворения «Косноязычно славивший» и фигуры О.Мандельштама. Он же, по всей видимости, эту связь осознавал довольно ясно, поскольку, повторимся, ответил Ахматовой в последнем №9-10 журнала «Гиперборей».
Приведенный пример показывает, что, гипотеза о диалогичное «Гиперборея» небезосновательна. Причем, как и ожидалось, в осуществлении поэтического диалога принимают участие как формы прямого диалога (посвящения), так и внутреннего (реминисценции).
Возвращаясь к стихотворению «Косноязычно славивший», заметим, что Ахматова изображает здесь эпизод из собраний в артистическом кабаре «Бродячая собака», одном из излюбленных мест участников «Цеха поэтов».
Ряд стихотворений «Гиперборея» также воспроизводит реалии и атмосферу «Бродячей собаки». В первую очередь, это серия стихотворений Г.Иванова, рисующая быт бродячих артистов и (что немаловажно) часто посвященная коллегам по «Цеху»: «Бродячие актеры» (посвящено Н.Гумилеву), «Фигляр», «Актерка» (М.Моравской), «Заезжие балаганщики» (О.Мандельштаму), «Я кривляюсь вечером на эстраде...». Очередное стихотворение Г.Иванова из «бродячесобачной» серии, напечатанное в «Гиперборее» №9-10, открывает еще одну личность - В.Пяста - «Я помню своды низкого подвала...». «Посвящавшееся Пясту стихотворение Георгия Иванова преобразовывало "Собаку" в какую-то романтическую таверну»469, -замечает Р.Тименчик.
Специфический контекст, зарисовка одного из собраний «Бродячей собаки», на фоне которого опять возникает фигура В.Пяста, проявляется и в стихотворении О.Мандельштама, также напечатанном в №9-10 «Гиперборея» - стихотворение «Мы напряженного молчанья не выносим...».
Известно, что Пяст был завсегдатаем заседаний в «Бродячей собаке» и неоднократно выступал там со своими стихами и докладами , что и отразилось в стихотворениях.
Всплеск интереса «гиперборейцев» к Пясту, весьма вероятно, мог быть инспирирован недавней его лекцией «Поэзия вне групп», прошедшей в зале Тенишевского училища 7 декабря 1913, где Пяст высоко оценил творчество акмеистов, в особенности Ахматову и Мандельштама471.
В свете изложенного стихотворение А.Ахматовой «Косноязычно славивший» вступает в новый ряд соотношений: упоминаемый контекст «Бродячей собаки» и потенциально возможная фигура В.Пяста. Не стоит забывать, что в качестве потенциального адресата стихотворения исследователями предполагается и Пяст472.
Таким образом, в большинстве своем тексты «Гиперборея» вступают в сложную систему интертекстуальных связей и, в первую очередь, с текстами той же «гиперборейской» среды, формируя особое пространство и единый контекст (стихотворения Ахматовой, Мандельштама, Г.Иванова). Некоторые тексты при этом не должны быть прочитаны только в одном заданном ключе, а могут выступать в качестве контрапунктов, стыковых узлов разных сюжетных плоскостей («Косноязычно славящий меня...»: след Мандельштама и Пяста; «Помолись о нищей, о потерянной...»: участие в споре акмеистов и введение оппозиции зримого/незримого света).
