Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Поэтика женских характеров в контексте русских национальных традиций 11
1. Народный идеал русской женщины в образах замятинских героинь 11
2. Сила и воля 18
3. Магия природы 25
4. Палитра Замятина сквозь призму традиционной цветосемантики 34
5. Синий - цвет Богородицы в глазах замятинских героев. 43
6. Синтез богородичных и языческих мотивов 49
7. Образ Богородицы в замятинской прозе 52
8. Нравственное и природное в замятинском тексте. Образ Афимьи. 56
9. Преступление или наказание? Образ Софьи 59
Глава II. Дух и тело как атрибуты народной эстетики в прозе Е.И. Замятина 66
1. Концепция синтетизма. «Рассказ о самом главном» 66
2. Антиномии русской души 71
3. К вопросу о классификации женских характеров Е.И.Замятина 80
4. Доминанта любовного тандема 86
5. Вне ratio 90
6. Портреты замятинских красавиц и народная эстетика 96
7. Функция эроса в сюжетах Е.И.Замятина 103
8. Любовное чувство в замятинской системе ценностей 115
9. Специфическое соседство: любовь и смерть 118
10. Продолжение жизни. Культ матери 122
Заключение 129
Примечания 136
Список использованной литературы 149
- Народный идеал русской женщины в образах замятинских героинь
- Сила и воля
- Концепция синтетизма. «Рассказ о самом главном»
- Антиномии русской души
Введение к работе
Среди «возвращенных» имен писателей XX века значительное место занимает имя «магистра литературы» Евгения Ивановича Замятина (1884-1937). Он родился в городке Лебедянь, который находился на тот момент в составе Тамбовской губернии, а позднее отошел к Липецкой области. Это самый центр Черноземья («что может быть русее?»). Все творчество писателя проникнуто глубокой любовью к русской природе, национальным традициям. И любовь эта воспитана, прежде всего, Лебедянью, куда Замятин периодически приезжал вплоть до отъезда в 1931 году за границу.
На рубеже XIX - XX веков в кругу философов, писателей усилился интерес к природе русской души, русскому менталитету. Не раз выдвигалась идея о так называемой женственности русского народа. Об этом размышляли и писали В.Соловьев, Д.Мережковский, Н.Бердяев, В.Розанов, В.Ремизов и многие другие. В это время в интеллигентской среде возникли понятия женственной Мировой Души, Вечной Женственности (Н.А.Бердяев), Софии, Премудрости Божией (Вл. Соловьев). А. Блок создал в своих стихах образ Прекрасной Дамы. Идеи эти, бесспорно, влияли на творчество Е.И.Замятина, преломляясь и отражаясь в нем.
Писатель вывел целый ряд замечательных женских образов, поражающих разнообразием характеров, удивительными судьбами, красотой и оригинальностью портретов, достойных занимать подобающее место в галерее классических героинь мировой литературы. Женщины в прозе писателя предстают существами, сохранившими в первозданном виде связь с природными силами, с Космосом, со всей Вселенной. В противовес мужскому рационализму они естественны и стихийны. Такой взгляд писателя очень близок философской концепции женской стихии Н.Бердяева.
Художественная проза Е.И. Замятина отмечена непреходящим интересом писателя к народной философии и поэтике, к особенностям национального мировосприятия. Художник, возможно отчасти благодаря конструктив-
ному мышлению инженера, в своих небольших по объему произведениях выразительно передал очень многое. Мастерски используя богатейшие ресурсы русской речи, он не внес ничего лишнего в их словесную ткань. Каждое замятинское слово, краткое и емкое, заряжено огромным смысловым зарядом. «За 29 лет литературной работы осталось - под мышкой унесешь; но вес- «свинчатка»1, -писал в некрологе A.M. Ремизов.
Смысловая емкость и поэтическая насыщенность, объединенные в словах, краткость которых, действительно, становится «сестрой» настоящего таланта, вполне соответствуют нынешнему веку, одной из основных ценностей которого являются высокая скорость передачи большого объема информации.
В настоящее время интерес к творческому наследию Е.И. Замятина высок как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении. С изучением замятинских текстов связаны имена многих исследователей: Л.М. Геллера и А. Гилднер, Р. Гольдта и Т.Т. Давыдовой, В.Н. Евсеева и И.Е. Ерыкаловой, Н.Ю. Желтовой и В.А. Келдыша, Б.А. Ланина и М.ЮЛюбимовой, Н.Н. Ком-лик и О.Н. Михайлова, Л.В. Поляковой и И.М. Поповой, Е.Б. Скороспелова и И.О. Шайтанова, А. Шейна и Л. Шеффлера, Н.В. Шенцевой и других литературоведов2.
Всестороннему осмыслению многочисленных аспектов творчества писателя, посвящены монографии, докторские и кандидатские диссертации, статьи, заметки, научные доклады.
Одно из перспективных направлений современного замятиноведения связано с проблемой национальной выразительности творчества художника, с вопросами специфических истоков его философии и поэтики, народной культуры, народного поэтического сознания. Здесь особенно ценна монография Н.Н. Комлик «Творческое наследие Е.И. Замятина в контексте традиций русской народной культуры». Проблеме отражения национальных особенностей в творчестве Е.И. Замятина посвящены научные изыскания Т.Т. Давы-
довой, Н.Ю. Желтовой, Т.В. Ивановой, Е.А. Лядовой, Л.В. Поляковой и других исследователей.
В русле конкретной проблематики диссертационного исследования написаны некоторые работы Н.Н. Комлик и Н.Ю. Желтовой. Однако, несмотря на имеющееся обилие и разнообразие работ о Е.И. Замятине, на наш взгляд, в научной литературе о нем все же недостает комплексного и целенаправленного анализа именно парадигмы женских характеров, их национальной поэтики, места и функции женщины в художественно-философской системе представлений писателя о человеке и мире. В своем творчестве Е.И. Замятин наделял женщин сильными действенными характерами, природной мудростью. Роскошно описана их внешность.
В диссертации решаются лишь некоторые проблемы, связанные с особенностями женских характеров прозы Е.И. Замятина. Эта тематика оставляет широкое поле для работы исследователей.
Актуальность исследования связана с тенденцией возрождения в современной литературе культурных национальных традиций. Проза Е.И. Замятина отмечена непреходящим интересом художника к народной философии и поэтике, к особенностям национального мировосприятия. Исследование соответствует Постановлению Президиума РАН «Об утверждении основных направлений фундаментальных исследований» от 1 июля 2003 г., № 233, пунктам: 8.5 «Этногенез, этнокультурный облик народов, современные этнические процессы; историко-культурное взаимодействие Евразии»; 8.7 «Духовные и эстетические ценности отечественной и мировой литературы и фольклора в современном осмыслении».
Актуальность определяется и обращением диссертанта к творчеству писателя, чье художественное наследие в настоящее время подвергнуто переоценке, значительно влияющей на представления об общей картине литературного развития всего XX столетия.
Материалом диссертации является художественная проза Замятина: романы «Мы» (1921) и «Бич Божий» (1935), повести и рассказы разных лет,
среди них как наиболее полно отражающие проблематику диссертационной работы «Уездное» (1912), «Чрево» (1913), «Алатырь» (1914), «На куличках» (1914), «Кряжи» (1915), «Полуденница» (1916), «Знамение» (1916), «Сподручница грешных» (1918), «Север» (1918), «Рассказ о самом главном» (1923), «Куны» (1923), «Русь» (1923), «Икс» (1926), «Наводнение» (1929?).
Объектом анализа стала галерея женских образов, выведенная Замятиным в его произведениях.
В качестве предмета диссертационного исследования обозначились пути создания Замятиным характеров его героинь в контексте русских культурных традиций, в русле народной эстетики.
Цель работы состоит в изучении и осмыслении содержания и художественного потенциала замятинских женских образов в национальном культурно-историческом и философском контекстах.
Реализации поставленной цели способствует решение следующих задач:
определить отношение Е.И. Замятина к микрокосму женщины как явлению миропорядка;
рассмотреть специфику любовного женского переживания в прозе Е.И. Замятина;
выявить особенности функционирования в замятинской прозе темы материнства;
изучить роль народного женского идеала в становлении и развитии замятинской женской характерологии;
проанализировать, отвечающий русской культурно-религиозной традиции, процесс столкновения в женском характере прозы Е.И. Замятина дифференцированных начал телесного и духовного, языческого и богородичного, энергетического и энтропийного.
исследовать в сопоставлении функционирование эроса в замятинской эстетике и в русских народных представлениях;
выявить наиболее выразительные художественные средства в создании Е.И. Замятиным женских портретов.
Метод исследования представляет собой синтез культурно-исторического, сравнительно-поэтического, историко-литературного подходов.
Теоретико-методологическая база диссертации создавалась на основе идей, разработанных и сформулированных в исследованиях А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, культурологических и историко-литературных концепций И.Е. Забелина, М.М. Бахтина, О.М. Фрейденберг, Ю.М. Лотмана. В процессе исследования учтены аксиологические философские системы отечественных (B.C. Соловьев, В.В. Розанов, Н.А. Бердяев, Б.П. Вышеславцев) и зарубежных (Ф. Ницше, 3. Фрейд, К.Г. Юнг, А. Шопенгауэр, О. Шпенглер) мыслителей; достижения современного замятиноведения, представленного трудами Р. Гольдта, Л. Геллера, А. Гилднер, Т.Т. Давыдовой, В.Н. Евсеева, НЛО. Жел-товой, Н.Н. Комлик, М.Ю. Любимовой, Л.В. Поляковой, И.М. Поповой, А. Шейна и других.
Основные положения, выносимые на защиту:
Тема женщины-матери, защитницы, спасительницы, держащей в своих руках тайну продолжения человеческого рода, составляющая основу национального мировосприятия, проходит через весь творческий путь Е.И. Замятина и позволяет охарактеризовать ее в прозе как доминирующую и интегрирующую.
Женским характерам на страницах замятинской прозы, как правило, свойствен синтез дифференцированных начал: богородичного и языческого, телесного и духовного, энергетического и энтропийного.
В своих произведениях писатель реабилитирует «тело», уравнивает его в правах с «духом» и стремится к гармонии в передаче их конфликтных столкновений.
Для любовных переживаний замятинских женщин, всегда окрашенных трагизмом, спасительно материнское чувство.
Поэтика замятинских женских характеров национально специфична и выписана в традициях народной культуры.
Научная новизна диссертационной работы заключается в проведении специального углубленного исследования женской парадигмы прозы Е.И. Замятина в контексте русских народных культурных традиций. Женские характеры целостно проанализированы в аспектах языческих традиций, древнего идеала женской красоты, народной эстетики. Рассмотрена художественная функция женщины-Матери, изучена поэтическая специфика замятинских женских характеров.
Теоретическая значимость связана с разработкой поэтической системы женских образов и характеров в творчестве конкретного художника, освоением теории культурных национальных традиций в художественной прозе.
Практическое значение результатов исследования состоит в возможности их использования при создании общей историко-литературной концепции первой трети XX века, в курсах лекций, семинарах на филологических факультетах, в работе школьных факультативов, посвященных творчеству Е.И. Замятина.
Апробация научных идей диссертации осуществлялась в научных докладах на конференциях разных уровней: международных замятинских чтениях (ТГУ им. Г.Р.Державина, 2000, 2002, 2004); международной научной конференции «Национальный и региональный «Космо-Психо-Логос» в художественном мире писателей русского Подстепья (И.А. Бунин, Е.И. Замятин, ММ. Пришвин)» (Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина, 2006); V Международной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» (МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2006); всероссийском с международным участием конкурсе научных студенческих работ «Литература русского зарубежья: Е.И. Замятин» (ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002, 2004);
всероссийской научно-практической конференции «Славяно-русские духовные традиции в культурном сознании народов России» (Тюменский государственный университет, 2005); всероссийской научной конференции «Вопросы социально-экономической динамики дотационного региона» (ТГУ им. Г.Р. Державина, 2006); ежегодных Державинских чтениях в ТГУ им. Г.Р. Державина (2001, 2002,2003, 2004); на заседаниях кафедры истории русской литературы ТГУ им. Г.Р. Державина; в 18 опубликованных работах, в том числе в 4-х публикациях на страницах издания, рекомендованного ВАК для публикации научных результатов по диссертациям, «Вестника Тамбовского университета» (2001, 2002,2004,2007).
Структура работы включает Введение, две главы и Заключение. Приложен список использованной литературы.
Народный идеал русской женщины в образах замятинских героинь
Исследователями не раз уже отмечено постоянное внимание Е.И. Замятина к славянским мифологическим образам и мотивам, которые автор использовал как одну из основ своей художественной прозы. Этот интерес писателя к древним легендам и преданиям, к фольклору не случаен. В славянских сказаниях, в русской мифологии он, как и многие его современники, искал истоки становления и формирования русского национального характера, ключ к загадке русского человека, к специфике его души, которую так сложно понять иностранцам. Такое пристальное внимание к корням, к устному народному творчеству было характерно для всего искусства России начала XX века в целом. Тенденция возвращения к истокам включала и взгляд на Россию как на «женственную» (НА. Бердяев) страну.
В ходе изучения галереи женских характеров в прозе Е.И. Замятина становится очевидной близость многих его героев былинным богатырям и девам-воительницам древнеславянского фольклора. Причем поэтика и очарование былинной богатырской Руси в прозе Е.И. Замятина связана, прежде всего, не с мужским характером, а с женским, в котором отчетливо слышны отзвуки матриархальных времен, и воплощен старинный русский идеал женской личности. В художественной системе писателя такой женский тип играет важную роль и связывается с авторским осмыслением корневых истоков этики, культуры народа, его представлений об идеальной женщине, которые сложились в древнейшие языческие времена.
Для выявления исторических реалий, определивших формирование специфики женского характера в творчестве Е.И. Замятина, идущего вслед за народной традицией, на наш взгляд, начинать исследование нужно с обращения к одному из наиболее ранних периодов отечественной истории, а именно к эпохе языческий Руси.
Поднятая еще в XIX веке проблема соотношения прав и обязанностей женщин и мужчин во всех жизненных сферах дала толчок к проведению отдельных исследований так называемого «женского вопроса». Письменность древнерусского общества фиксирует столкновение противоречивых взглядов на женщину, как на одно из слагаемых социума. Дебаты на эту тему в литературе велись, начиная со Святославова изборника, не окончились и по сей день. Анализ этих противоречий содержится, например, в труде известного историка XIX века Н.П. Дашкевича «Рыцарство на Руси - в жизни и поэзии»1.
Многие авторы отмечают, что положение женщины на Руси до периода татаро-монгольского ига было выше, чем в более позднее время: время падения вечевого строя и развития единодержавия. Аскетический взгляд на женщину тогда еще не возобладал. Открытым и общепринятым было исконно славянское уважение к женщине, ее прочное положение в качестве жены, хозяйки подкреплялось особым почтением, которым пользовалась богиня домашнего хозяйства Макошь. В языческом пантеоне она располагалась рядом с верховными богами славян — Перуном, Белесом, Родом, Дажьбогом, Сва-рогом. Русский устав уравнивал женщину с мужчиной в имущественных и других социальных правах. При определенных условиях женщина могла достигать политического значения, что подтверждается примерами княгини Ольги и Марфы Посадницы.
Что касается семейных отношений, они имели различия в разные исторические периоды2. На практике в русской семье, вслед за общиной, главная роль определялась не по признаку пола, а по старшинству. С возрастом всё it больший вес приобретала жена главы семьи, влиятельнейшая фигура бабуш-ки, которая сама становилась главой в случае смерти своего мужа. Составитель «Домостроя» уважительно называл их «государыни дома». Еще с древности на Руси процветал «культ бабушки», старейшей женщины рода, обладающей большими властными полномочиями на уровне семьи. Не случайно в замята иском романе «Мы» редких посетителей у ворот Древнего Дома встречает именно старуха. В силу возраста освобожденная от власти страстей» она остается хранительницей последнего настоящего Дома, где возможно было существование настоящей семьи.
Женщина в славянском язычестве понималась как совершенно самостоятельная сила. На протяжении веков женщинам в России приходилось нести на своих плечах, как мужские работы, так и мужские роли, мужскую ответственность. Со времен Киевской Руси, в течение первых шести столетий развития русской государственности, славянки пользовались значительной политической и экономической свободой. Галерея женщин, связанных с политикой на Руси могла бы включить около 50 княгинь, княжон, боярынь. В Новгороде, несмотря на Византийское влияние, женщины еще появлялись на народных собраниях. Княгиня Мария Борецкая в Новгороде, великие княгини Евдокия и Софья в Москве, Евдокия и Анастасия в Твери, Елена в Суздале принимали активное участие в общественной жизни, давали аудиенции послам, появлялись на торжественных обедах. Корни и отголоски подобной культурной традиции сохранялись долгое время.
Христианство противопоставило образ Евы - природно-родовой женственности, образу Девы Марии - женственности духовной, просветленной, личностной и вечной. Распространенное в Европе почитание Девы Марии, преклонение перед ней как перед прекрасным возвышенным существом по влекло за собой почитание образа Прекрасной Дамы и в реальной жизни. Культ Девы Марии со временем развился в романских странах юга Европы в культ Прекрасной Дамы, которой посвящали песни и победы в рыцарских турнирах.
Сила и воля
В русском фольклоре женщины ни в чем не уступают, даже напротив, зачастую превосходят мужчин силой и ловкостью, пользуясь заслуженным уважением. Так, в одной из былин киевского цикла Добрыня попадает в плен к полянице, которая, схватив его за волосы, приподнимает с земли; сам непобедимый Илья Муромец находит себе достойную противницу в Палке, дочери Соловья-разбойника; с женою богатыря Дуная не может сравняться в мастерстве ни один киевский стрелок. В свое время древлянская княгиня Ольга «делала все то, что делали все первые князья, воевавшие и торговавшие с Царьградом, покорявшие соседние племена, уставлявшие уставы, уроки и дани»14. Кроме этих занятий, она, между прочим, не по-женски жестоко (а, может быть, наоборот: жестоко именно по-женски?) расправилась с врагами, отомстив за убитого мужа, о чем свидетельствует «Повесть временных лет». И для современников княгини ее «государственная» деятельность не представляла собой чего-то из ряда вон выходящего. Все эти упомянутые выше замечательные качества, характерные для представительниц прекрасного пола давнего времени, по словам исследователя замятинского творчества Н.Н. Комлик, делали «женщину дохристианской эпохи самостоятельной и свободной по отношению к языческому обществу, равноправной с мужчиной, что больше всего импонировало мировидче-ским принципам Е. Замятина. Очарованный древним идеалом женской личности, Замятин создает непривычно раскованный, яркий тип женщины из народа, умеющей страстно любить»15. Очевиден факт, что для Е.И. Замятина представлял несомненную ценность традиционный идеал женского характера, сформировавшийся в русском народном сознании. Черты этого идеала присутствуют в характерах Марьи («Кряжи»), Пельки («Север»), Марьки («Куны»), Маринки («Полуденница») и многих других. Именно на него писатель и ориентируется при создании лучших своих женских типажей. Известный русский историк И.Е.Забелин полагает, что в этом старинном идеале русский «народ выразил свои представления о достоинстве женской личности, в каких именно чертах это достоинство наиболее казалось ему высоким и желанным»16. Примечательно то, что достоинства эти базировались на таких, казалось бы, не женских понятиях, как сила, мужественность и отвага. Однако, с учетом естественных исторических обстоятельств, изложенное выше положение не содержит в себе ничего удивительного. Образ женщины-богатырки, широко распространенный и в народных сказках, был связан, очевидно, с жизненной необходимостью продолжения рода, воспроизведения здорового потомства. Для девушек, как и для юношей, существовала система инициации, связанная в числе прочего с физическими испытаниями. Отголоски ее долго сохранялись в обрядовых танцах, а затем в народных плясках и подвижных играх, где ценили подвижность и быстроту реакции. Женский идеал формировался в эпоху доминирования мужества и силы. В силу определенных условий выживания, по словам И.Е. Забелина, -«человек везде в своей деятельности должен был богатырствовать, богатырски завоевывать себе положение и побеждать природу более силою плеча, чем силою ума», когда «богатырство было исходным началом»17 жизни человека. Соответственно, женский характер не мог не включить в себя понятий храбрости, смелости, мужества, отваги. «Не могло быть, - пишет И.Е. Забелин, - чтобы женщина, находясь в сфере, где мужественное начало и отвага оставляли стихию жизни, не воспитывалась под сильным влиянием этой сти-хии» . Сама жизнь, проблема выживания привела женщин к необходимости совершать богатырские подвиги наравне с мужчинами и поставила это явление в разряд обычных. Эти причины и стали определяющими. Они обусловили появление в русском эпосе образа удалой поляницы, воительницы, по выражению Ф.И. Буслаева, - «женского типа древнейшего народного эпоса, от- личающегося величайшим характером. Это героини воинственные, как богатыри, ездили на конях и раскидывали в поле палатку»19, то есть выполняли богатырские функции защиты своих интересов. Древние поляницы имели своих последовательниц, вошедших в историю: убегая от домашнего гиета женщины XVI-XVII веков, сами организовывали вооруженные шайки. Например, известен факт, что в 1671 году Григорий Долгорукий во главе одной из разбойничьих шаек, следовавших за Стенькой Разиным, встретил женщину, которую жестоко казнил - приказал сжечь ее. Причем, это отмечает и И.Е. Забелин в своих трудах, функция воительницы, как и, вообще, сила и мощь в древней женщине, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», функционировала не в качестве экзотики или проявления грубого простонародного вкуса. Это образное воплощение древнего идеала гармоничной, для своего времени, женской личности продолжающего жить в глубине народного сознания, где-то и по сей день. (Недаром, в одном из фильмов о Великой Отечественной войне - «Они сражались за родину» - солдаты искренне восхищены мощной статью героини Нонны Мордюковой). Характерен и сказочный идеал женщины. В русских народных сказках мы не встретим образа спящей принцессы. Напротив, сказочные героини всегда в заботах: содержат дом, помогают женихам или мужьям выполнять сложные царские задания. Золотая рыбка, до поры до времени, выполняет желания старухи, которая раз за разом посылает своего бесхарактерного старика на берег моря. Царевна-лебедь исполняет, в общем-то, капризы князя Гвидона, которому не хватает чудес при дворе. В этой же сказке злобные завистницы с легкостью обманывают царя и в дальнейшем в определенной степени влияют на принятие им решений. Царевна-лягушка проявляет мастерство ткачества и кулинарии, помогая мужу обойти старших братьев в борьбе за престол. Данило-мастер не в силах забыть чудес властной хозяйки Медной горы. И так далее. Народная сказка (или часто в переработанном виде религиозно-нравственное поучение с тем же сюжетом) рисует образ добродетельной, терпеливой, работящей девушки (чаще всего падчерицы). Счастьем, в лице супруга и детей, она вознаграждается за терпение и незаслуженные страдания. В.И. Мильдон в своей статье «Сказка - ложь...» (Вечно женственное на русской земле)» пишет: «В русских сказках преобладает тип умной женщины: «ум во благо, ум во зло». Мужчина пассивен: Иван-дурак, рохля, но нет Марьи-дурочки. Очень часто женщина, наделенная магическими способностями, выручает мужчину из, казалось бы, безысходной ситуации, в которой он бессилен сделать что-либо, бахвалится «черной удалью» - пусть голову снимут, двум смертям не бывать, а одной не миновать»20. Наряду с силой и смекалкой следует отметить еще одну значимую черту, свойственную образу древней славянки, о которой пишет Н.Н. Комлик: «Потребность «первого века» в мужестве и отваге повлекла за собой культивирование еще одной принципиально важной черты, ставшей едва ли не основной в понимании нашими предками женского идеала. Это свобода выбора, свобода действий и на поле брани, и в хозяйственной деятельности, и в любви»21. Действительно, браки у древних славян, в преобладающем большинстве случаев, совершались исключительно с согласия невесты, без принуждения. Даже в тех областях, где бытовала традиция умыкания невест, по свидетельству И.Е. Забелина, - «мужчины умыкаху жены себе, с нею же свещашися»22. Эта гуманная и разумная традиция сохранялась на Руси достаточно долго.
Концепция синтетизма. «Рассказ о самом главном»
У Е.И. Замятина есть статья «О синтетизме» (1922), в которой концепция синтетизма воплощена писателем образно: «Плюс... Влажная, изумрудная глина трав; персиково-теплая на изумруде - нагое тело Евы; вишнево-румяная: губы и острия грудей Евы, яблоки, вино. Яркая, простая крепкая, грубая плоть... реализм, натурализм. Но вот Адам утолен Евой... он погружается первый раз в ее глаза, и на дне этих жутких колодцев, прорезанных в глиняном трехмерном мире - туманно брезжит иной мир. И выцветает изумруд трав; забыты румяные упругие губы; объятья расплелись; минус - всему глиняному миру, «нет» - всей плоти. Потому, что там, на дне, в зыбких зеркалах - новая Ева, в тысячу раз прекраснее этой, но она трагически недостижима, она - Смерть... идеализм, символизм. Еще годы, минуты ... опять кровь прилила к щекам ... долой минус! Но сегодняшний... Адам - уже отравлен знанием той, мелькнувшей Евы, и на губах этой Евы - от его поцелуев со сладостью остается горький привкус иронии....»1. В некоторых художественных произведениях Е.И. Замятина обнаруживаются три интегральных образа: два женских и один мужской. Эта группа обладает такими признаками, которые позволяют установить ее сходство с упомянутых выше Адамом, Евой «глиняной» и «новой Евой». Наиболее выразительное, на наш взгляд, образное воплощение подобного треугольника встречается в романе «Мы», где распределены все роли. В Д-503 определен-г но виден Адам. О главном герое даже говорится устами другого персонажа, R-13: «Ах вы... Адам! Да, кстати, насчет Евы...» (с. 584). Обе Евы также присутствуют в этом произведении. О-90 - представляет собой живое воплощение румяной, розовой, «глиняной», Евы, которая существует в одном с Адамом мире, в одной с ним плоскости. Д-503 и 0-90 напоминают первую человеческую пару, безмятежно существовавшую в райском саду. Легко увидеть, что в смысловой структуре романа 1-330 также играет по отношению к Д-503 роль Евы. Параллель с библейской Евой появляется уже при первой встрече с героиней, в ее словах: «Мне кажется, вы уверены, что и меня сотворили вы, а не кто иной» (с. 552). Ситуация осложнена тем, что 1-330 выступает также как искуситель, роль которого в библейском тексте играет змей. Эта героиня с успехом представляет иррациональную ипостась Евы из замятинского треугольника, которая будоражит, тревожит Адама своей недоступностью обычному осмыслению, недостижимостью и непостижимостью, после встречи с которой и «забыты румяные упругие губы», и приходит «минус - всему глиняному миру» . Так же, как образ-откровение, на миг, мелькнувший перед Адамом на дне глаз «глиняной» Евы, она открывает Д-503 существование иной, отличающейся от привычной для всех граждан Единого Государства реальности. 1-330 искушает главного героя, она инициирует его, делает причастным к миру за Зеленой Стеной. В «Рассказе о самом главном», который сам по себе рассматривается в исследовательской литературе как художественное воплощение замятинской концепции синтетизма, также присутствует подобная группа образов. В этом произведении младшая женщина олицетворяет настоящее, сиюминутную страсть, зов плоти к.выживанию. Она - реальность, «глиняная» Ева. Адам здесь - молодой мужчина. В «Рассказе о самом главном» о последнем мужчине на Темной звезде говорится: «Обеими руками он крепко держит свою бушующую голову, глаза круглы - как у ребенка, как у зверя» (с. 433). Это соотнесение обосновано в данном контексте и легко расшифровывается. Упомянутые выше объекты, так же как и сравниваемый с ними за-f мятинский герой, существуют в простом мире, изначально ограниченном и находящемся в зависимости от рефлексов, близких безусловным. Мышление любого ребенка, пока он не вырастет (а зверя в принципе), синкретично, дос- таточно просто, бесхитростно. Для них во многом специфичен один и тот же, общий уровень безусловных рефлексов. Молодой мужчина с Темной звезды совмещает в себе все обозначенные выше качества. Во-первых, в «Рассказе о самом главном» для старшей женщины, Матери, он - ребенок. В то же время мужчине свойственны и звериные качества. У него обостренное животное чувство самосохранения, он может быть жестоким, ради собственного выживания способен на убийство. Его поступками руководят инстинкты, а не разум. Этот герой чувствует опасность, как животное: «Ноздри у него дрожат - как у зверя, который чует далекий, неясный запах и, ощетинившись, пятится. ... Вдруг стрелой к двери - скорее отсюда, чтобы не видеть, чтобы...» (с. 433). Одновременно, как ребенок, он верит утешительной сказке о спасительной Земле, которую, как ребенку, чтобы успокоить его в последние минуты, рассказывает Мать, которая предпочитает не открывать своему сыну-мужу истины, позволяет ему дожить в привычном мире. Все поступки мужчины обусловлены позывами инстинктов, в то время как облик Матери, живущей рядом, в тех же условиях надвигающегося апокалипсиса, совсем иной. Мать, на наш взгляд, близка «новой Еве», стоит над привычным существованием, живет дольше («тысячи кругов») и знает больше, чем кто-либо из оставшихся в живых на Темной Звезде. Она воплощает вечность, властвующую над примитивными позывами, но в своей высшей мудрости не лишается человеческих чувств. Цикл мира Темной звезды закончен, чтобы не продлевать агонию, она обязана принять великое и страшное решение о переходе жизни на новый виток, чтобы появились новые, «цветоподобные» существа, вместо опустившихся до первобытного уровня потомков древней, когда-то, очевидно, великой цивилизации. В то время как младшая женщина олицетворяет тщетный зов к выживанию индивидуальной плоти, Мать думает о продолжении жизни вообще. Размышляя над символикой «Рассказа о самом главном», И.А. Сайга-нова приходит к выводу, что обе героини на Темной звезде представляют собой две ипостаси женственности, о которых уже велось немало философских споров на рубеже XIX - XX веков. По мнению исследователя, - «определение Софии начинает раздваиваться: первоначально София это Богородица -Пресвятая Дева - «обожествленная материя, бессеменно родившая Христа Девой и царицей Ангелов». Эта София принадлежит к нетварному, божественному миру. Второе определение Софии сформировалось непосредственно под влиянием христианства «Третьего завета»: оно тронуто чувственностью, дионисийством, культом эроса. Эта София уже не Богоматерь. Это, скорее, Афродита, Афродита небесная или же площадная»3. Мать - воплощение первой, высокой духом Софии, младшая женщина соотносится с чувственной Афродитой. Причем символ чувственности не отвергается Божественной Софией, несмотря на то, что соединение мужчины и младшей женщины не имеет будущего, оно не одухотворено.
Антиномии русской души
Многие мыслители, писавшие о специфической, не похожей на других, «душе России», отмечали ее женственный характер. Может быть, ярче всех об этом говорил известный философ Н.А. Бердяев. Его размышления в разгар Первой мировой войны, развязанной Германией, выдают тревогу за стойкость женственной России в войне с «железной» Германией - страной, воплощающей не ведающую сантиментов мужскую дисциплину и рациональность, тевтонскую мобилизованность, так резко контрастирующую со славянской расслабленной созерцательностью, женской впечатлительностью.
Основную беду русской души философ видел в переходящей в «бабье» женственности и пассивности. О недостатке мужественности, склонности к браку с чужим и чуждым мужем (выразительный пример - призвание варягов на княжение в давние времена) рассуждал он в статье «О «вечно-бабьем» в русской душе». Н.А. Бердяев утверждал: «Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия - земля покорная, женственная. Пассивная, рецептивная женственность в отношении к государственной власти - так характерна для русского народа и для русской истории.
Нет пределов смиренному терпению многострадального русского народа. Государственная власть всегда была внешним, а не внутренним принципом для без государствен ного русского народа; она не из него созидалась, а приходила как бы извне, как жених приходит к невесте»6.
Н.А. Бердяев отмечает характерную черту - в русской истории не было рыцарства. С его отсутствием, по мнению философа, связано недостаточное развитие личностного начала в русской жизни. Русский народ всегда предпочитал существование в массе, в коллективе (в общине ли, в коммуне ли). Для него свойственно растворение в стихии родной земли, в лоне матери. Основные принципы, на которых базируется рыцарство, предполагают развитие чувства личного достоинства и чести, создают закал личности, прививают индивидуализм. Философ полагает, что именно этого личного закала русская история, в частности, и не создавала. Русскому человеку присуща мягкотелость, что отражается даже в специфике внешности: в русском лице нет четкого, жесткого, выточенного профиля. По представлению Н.А. Бердяева, русский народ тяготеет к тому, чтобы быть землей, которая невестится, ждет мужа. Все эти свойства России были положены в основу славянофильской философии истории.
Определяя психологическую доминанту творчества В.В, Розанова, Н.А. Бердяев писал о «женственности души русского народа». Однако, на наш взгляд, представляется уместной и даже необходимой следующая оговорка. Следовало бы, исходя, кроме всего прочего, из немаловажного опыта русской сказки, говорить о чертах женственности в мужской душе, тем более что в тексте В.В. Розанова можно прочесть признания автора именно в «женских» переживаниях: «Русский народ не чувствует себя мужем, он все невестится, чувствует женщиной перед колоссом государственности, его покоряет «сила»...»7.
Тот взгляд на русский характер, который многие философы определяли для себя лишь к концу жизни (например, Н.О. Лосский), Е.И. Замятина характеризовал на протяжении всего его творческого пути. Одну из последних работ Н.О. Лосский так и назовет «Характер русского народа» (1957), в ней философ отмечал, что русских отличают могучая сила воли, страстность (которая уживается, однако, с противоположной этим качествам бездейственной мечтательностью). Это проявляется в быту, в политической и религиозной жизни. Максимализм, экстремизм, фанатическая нетерпимость - все это также проявления такой страстности. Преобладающая черта русского характера - доброта. Но в то же время в русской жизни немало жестокости. Русский человек поражает многосторонностью своих способностей. Беда русских -недостаток средней области культуры. Они - максималисты: «все или ничего». В русском человеке сочетается Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков»8 В характере русского человека странным образом уживаются самые противоречивые качества, как это наглядно представлено в миниатюрном рассказе Е.И. Замятина «Дракон» (1918), где нелепый красноармеец, только что отправивший «штычком» на тот свет «морду интеллигентную», подбирает и отогревает своим дыханием замерзающего воробья. Таких примеров в прозе Е.И. Замятина достаточно. Вспомним, хотя бы кучера Чеботарихи Ур-ванку из ранней повести «Уездное». Похожий на черта внешне и зверообразный по характеру, а «первое его удовольствие - духом цыпленка греть» (с. 50). В повести «На куличках» солдат Аржаной простодушно и невежественно полагает, что китайцы, манзы, не люди вовсе, а что-то «вроде куроптей больших», которых и убивать можно, как дичь. С недоумением и недоверием выслушивает разуверяющие слова. Через некоторое время этот солдат искренне жалеет рядового Муравья, жестоко избитого Шмитом за то, что тот, увлекшись, вместо обычной окраски, расписал пейзажами ящики с патронами.
