Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Мемуарный очерк Н.С. Лескова: специфика творческого сознания и проблема жанра 22
Глава II. « Русская рознь»: проблема социально-этического идеала в мемуарной очеркистике Н.С. Лескова 1880-х годов... 63
1. Проблема «взаймоверия» в очерке Н.С. Лескова «Обнищеванцы» 65
2. «Русские демономаны»: социально-философские и философско-антропологические аспекты народной демонологии в творчестве Н.С. Лескова 80
Глава III. Жанр литературного портрета в творчестве Н.С. Лескова 1880-х годов 107
1. «Товарищеские воспоминания о П.И. Якушкине» 111
2. «О художном муже Никите и совоспитанных ему» 139
Заключение 155
Список литературы 164
- Мемуарный очерк Н.С. Лескова: специфика творческого сознания и проблема жанра
- Проблема «взаймоверия» в очерке Н.С. Лескова «Обнищеванцы»
- «Русские демономаны»: социально-философские и философско-антропологические аспекты народной демонологии в творчестве Н.С. Лескова
- «Товарищеские воспоминания о П.И. Якушкине»
Введение к работе
Данная диссертационная работа посвящена мемуарным очеркам Н.С. Лескова 1880-х годов: «Обнищеванцы», «Русские демономаны», «Товарищеские воспоминания о П.И. Якушкине», «О художном муже Никите и совоспитанных ему».
На рубеже ХХ-ХХІ веков значительно возрос интерес литературоведов к творческому наследию Н.С. Лескова. Существенно изменились ракурсы рассмотрения и оценки как отдельных произведений писателя, так и его творчества в целом.
Отечественное литературоведение пересмотрело многие ранее сложившиеся представления, связанные с оценкой философских, социально-этических и религиозно-нравственных аспектов мировоззрения Н.С. Лескова. По-новому осмысляется место Лескова в русской классической литературе, в общекультурных процессах его времени, а также глубинные взаимосвязи творчества писателя с предшествующими и последующими литературными эпохами. Значительным вкладом в разработку этих проблем стали докторские диссертации И.В. Столяровой «Н.С. Лесков и русское литературно-общественное движение 1880-1890-х годов» (СПб., 1992) и И.П. Видуэцкой «Творчество Н.С. Лескова в контексте русской литературы XIX века» (М., 1994). Одним из ведущих направлений анализа стало исследование религиозно-философских исканий писателя в их соотнесенности с православно-христианской теософской традицией.1 Внимание исследователей привлекает
1 См.: Дунаев М.М. Православие и русская литература: В 5-ти частях. - Ч. 4. - М., 1998; Косых Г.А. Праведность и праведники в творчестве Н.С. Лескова 1870-х гг.: Дис... канд. филолог, наук. - Волгоград, 1999; Кретова А.А. «Будьте совершенны...». Религиозно-нравственные искания в святочном творчестве Н.С. Лескова и его современников. - М..-Орел, 1999. - 303 с; Мюллер де Морог И. Марфа и Мария. Образ идеальной женщины в творчестве Лескова // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. -Петрозаводск, 1998. - С. 442-453; Сепик Г.В. Религиозно-философская идея жизни в логике Н.С. Лескова // Гуманитарные исследования. - Вып. 4. - Уссурийск, 2000. - с. 351-354; Снегирева И.С. Типология характеров праведников в романе-хронике Н.С. Лескова 1870-х годов («Соборяне», «Захудалый род»): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Орел, 2002 и
ДР-
4 отображение в художественном мире Лескова этнокультурной проблематики. Новыми подходами и открытиями обогатилось изучение поэтики лесковских произведений. Начало публикации 30-ти томного собрания сочинений Н.С. Лескова вводит в научный оборот множество забытых и неизвестных ранее текстов писателя (таких, как очерки «Обнищеванцы», «Русские демономаны» и др.), значительно расширив поле исследований.
В то же время потенциал, открывающийся перед научной мыслью в наследии писателя, далеко не исчерпан. В лескововедении еще немало «белых пятен». Одним из них является мемуарная очеркистика Н.С. Лескова. Отсутствие специальных исследований, посвященных данному предмету определяет актуальность нашей работы. Избранная нами тема подразумевает как обращение к проблемам очеркового жанра в творчестве Лескова, так и к анализу особенностей мемуарных форм повествования и роли мемуарного начала в творчестве писателя.
Жанрология остается одной из сложнейших и недостаточно разработанных областей литературоведения.4 Особенно это относится к жанру
См.: Гачев Г. Германский мир и ум глазами русского (по рассказу Н. Лескова «Железная воля») // Вопросы литературы. - М, 1997. - Вып. 6. - С. 66-85; Леонова О.Г. Стереотипы национального сознания в творчестве Н.С. Лескова // Проблемы современного филологического образования. - М, 2001. - С. 70-77; Панченко А.М. Лесковский Левша как национальная проблема // Возрождение культуры России: истоки и современность - СПб., 1993. - Вып. 1. - С. 18-22; Свительский В.А. Н.С. Лесков и проблемы этнопоэтики // Юбилейная международная конференция по гуманитарным наукам: Материалы. - Вып. I: КС. Лесков. - Орел, 2001. - С. 18-20 и др.
3 См.: Дыханова Б.С. В зеркалах устного слова: (Народное самосознание и его стилевое
воплощение в поэтике Н.С. Лескова). -Воронеж: Изд-во Воронежского пед. ун-та, 1994.-191
с; Дыханова Б.С. Символизация факта в «пейзаже» лесковских «Полуношников» //
Юбилейная международная конференция по гуманитарным наукам: Материалы. - Вып. I:
Н.С. Лесков. - Орел, 2001. - С. 81-91; Мосалева Г.В. Поэтика Н.С. Лескова. - Ижевск, 1993,
Особенности повествования: от Пушкина к Лескову. - Ижевск-Екатеринбург, 1999 и др.
4 Исследованию проблем жанра в эпической прозе посвящен ряд общетеоретических работ:
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского, - М., 1979, Вопросы литературы и эстетики.
М., 1975; Головко В.М. Русская реалистическая повесть: герменевтика и типология жанра.
М.-Ставрополь, 1995; Лужановский А.В. Выделение жанра рассказа в русской литературе. -Вильнюс, 1988; Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. - М., 1972; Утехин Н.П. Жанры эпической прозы. - Л., 1982; Чернец А.П. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики). - М., 1982; Эсалнек А.Я. Внутрижанровая типология и путь ее изучения. - М., 1985; Эсалнек А.Я. Типология романа (теоретический и историко-литературный аспекты). - М., 1991 и др.
5 очерка. Библиография работ, посвященных очерковому жанру, достаточно скромна.5 Часть из них обращена к рассмотрению отдельных вопросов развития жанра преимущественно в историко-литературном аспекте (В.А. Богданов, В.И. Кулешов, Ю.В. Лебедев, К. Степанова, А.Г. Цейтлин). Взгляд исследователей на жанровые особенности очерковой прозы, на типологию жанра довольно противоречивы, о чем подробнее будет сказано в первой главе настоящей работы.
Изучением места и особенностей очеркового жанра в творчестве Н.С. Лескова занимался В.Н. Азбукин.6 Исследователь акцентировал внимание на широком распространении очерковых форм в творчестве Лескова на всех его этапах. Жанровое своеобразие лесковских очерков, по мнению В.Н. Азбукина, определяется оригинальным совмещением в рамках очерка разнообразных форм беллетристики и публицистики. В.Н. Азбукин предложил свою классификацию очерков Лескова, выделив среди них «проблемные» очерки и «очерки-обозрения». В качестве отличительных признаков метода Лескова-очеркиста исследователь называет мемуарность и сюжетообразуюшую роль анекдота. По мнению исследователя, именно мемуарность, определяющая особую роль автора в тексте произведения, вносит в очерк публицистическую струю, в то время, как основанный на анекдоте сюжет служит своеобразной
5 Алексеев ВА Очерк. - Л., 1973; Богданов ВА Проблемы очеркового жанра (очерк в
демократической литературе 1840-1860 гг.): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 1967;
Глушков Н.И. Очерк в русской литературе. - Ростов н/Дону, 1979; Глушков Н.И. Очерковая проза. -
Ростов н/Дону, 1979; Журбина Е.И. Теория и практика художественно-публицистических жанров.
Очерк. Фельетон. - М, 1969; Кулешов В.И. Натуральная школа в русской литературе XIX века.
- М., 1982; Лавреневская А.С. Объективное и субъективное в очерке (к теории жанра): Автореф.
дис. ... канд. филол. наук. - М., 1989; Лебедев Ю.В. У истоков эпоса (очерковые циклы в русской
литературе 1840-1860-х годов). - Ярославль, 1975; Степанова К. Очерк как жанр описательный
// Жанровое новаторство в русской литературе конца ХУШ-ХГХ вв. - Л., 1974; Цейтлин А.Г.
Становление реализма в русской литературе. (Русский физиологический очерк). - М., 1965 и др.
6 См.: Азбукин В.Н. Жанр очерка в творчестве Н.С. Лескова // Проблемы реализма в русской
и зарубежной литературах: Тезисы докладов П-й Межвузовской научной конференции
литературоведов. - Вологда, 1969. - С. 84-86. Кроме того, различные аспекты лесковской
публицистики рассматривались в следующих работах: Раевский С. Публицистика Н.С.
Лескова начала 60-х годов // Ученые записки ЛГПИ. - 1958. - Т. XXXII. - Ч. 2. - С. 137-163;
Сидяков Ю.Л. Публицистика Н.С. Лескова 1870-х годов: Автореф. дис. ... канд. филол. наук.
- Тарту, 1987. - 16 с; Чуднова Л.П. Н.С. Лесков - публицист (1890-1995): Автореф. дис. ...
канд. филол. наук. - Л., 1979. - 19 с.
6 иллюстрацией к публицистическим высказываниям Лескова в мемуарной части.
В то же время, В.Н. Азбукин оставляет в стороне мемуарный очерк как таковой, ничего не говоря, например, о жанре литературного портрета, имеющем место в очеркистике Н.С. Лескова. Вместе с тем, жанр литературного портрета вообще является одним из наименее изученных отечественным литературоведением. Монографические исследования данного вопроса предпринимались B.C. Бараховым. Исследователь поставил перед собой задачу «рассмотреть литературный портрет в широком эстетическом плане как часть общей проблемы портрета, но под углом зрения присущего ему жанрового своеобразия в литературе, выявить существенные черты его поэтики на примере произведений мемуарной литературы».8 В качестве основного объекта изучения B.C. Барахов избрал произведения русских и советских писателей. Анализируя длительную эволюцию словесного портрета в русской литературе, исследователь приходит к выводу, что в творчестве писателей XIX столетия портрет насыщается социально-биографическим содержанием, обнаруживая тенденцию к превращению из «портрета-характеристики» в «портрет-судьбу», что дает возможность сложиться самостоятельному жанру литературного портрета. Литературный портрет, запечатлевая характерные черты реальной человеческой индивидуальности, является в то же время, актом художественного обобщения, творческого отбора, объединения и компоновки разрозненных наблюдений и впечатлений в органическое целое. Собственное «я» автора представлено в литературном портрете весьма ощутимо, особенно если автор выступает в роли действующего лица (в этом случае в литературный портрет закономерно входит автобиографическая тема). В том, какие черты своего героя стремится раскрыть писатель, в том, что является для него приоритетном в создаваемом образе, ярко проявляется его
Барахов B.C. Искусство литературного портрета. Горький о В.И. Ленине, Л.Н. Толстом, А.П. Чехове. - М, 1976; Литературный портрет. Истоки, поэтика, жанр. - Л., 1985. Далее: Барахов B.C. Литературный портрет... 8 Барахов B.C. Литературный портрет... . - С. 6.
7 собственная личность. В этом смысле B.C. Барахов говорит об «автопортретности» литературного портрета.9
Указывая на существование отличных друг от друга разновидностей литературного портрета,10 B.C. Барахов определяет жанровую форму его мемуарно-биографической разновидности как мемуарный очерк. В мемуаристике писателей, указывает исследователь, литературные портреты образуют самостоятельный раздел, или являющийся своеобразным дополнением к автобиографии, или же примыкающий по своей проблематике к публицистике и литературной критике автора. В таком ракурсе литературный портрет рассматривают и другие исследователи, обращавшиеся к изучению мемаристики писателей.11 По мнению B.C. Барахова, жанр литературного портрета в отечественной словесности достиг настоящего расцвета к началу XX века, когда потенциал синтетической природы этого жанра был по-настоящему раскрыт писателями. Компоненты портретной характеристики приобрели свойства необходимых частей обобщенно-целого, опосредованных индивидуальным восприятием художника и представляющих авторскую концепцию личности героя. B.C. Барахов считает, что принцип структурной связи компонентов литературного портрета «основывается на глубоком доверии писателя, творца портрета, к живой натуре человека, к ее эстетической самоценности, которая заключает в самой себе возможности для интерпретации его характера, убеждений, поведения».12
9 Эту мысль B.C. Барахова поддерживает Н.А. Бугрина. См.: Бугрина Н.А. Документальность
биографического повествования и его жанры // Факт, домысел, вымысел в литературе:
Мевуз. сб. науч. трудов. -Иваново, 1987. -С. 117-131.
10 Так, напр., литературный портрет может выступать одним из жанров литературной
критики и в этом качестве исследуется литературоведами. См.: Александрова Е.А.
Литературный портрет в творчестве А. Воронского // Актуальные вопросы
литературоведения и методики преподавания литературы: Тезисы науч. конф. профессорско-
преподавательского состава М111Й им. Н.К. Крупской. - Йошкар-Ола, 1991. - С. 16-17;
Грачева A.M. Жанр литературного портрета в критике Е.А. Колтоновской // Русский
литературный портрет и рецензия: Концепции и поэтика: Сб. ст. - СПб., 2000. - С. 16-22.
11 См., напр.: Ермилова Г.Г. Н.К. Михайловский о личности и творчестве Н.А. Некрасова //
Н.А. Некрасов и современность. -Ярославль, 1984.
12 Барахов B.C. Литературный портрет... . - С. 142
Исследователь анализирует специфику художественного обобщения в жанре литературного портрета. Он обращает внимание на объективирующую функцию времени, разделяющего жизненные впечатления и начало работы над воспоминаниями о них. Образ создается в свете всего пережитого и испытанного. Поскольку литературный портрет «пишется» только с реальных лиц, принципиальное значение здесь имеет выбор героя, определяемый мировоззрением писателя, занимаемой им общественной позицией, масштабом дарования. В неповторимости лиц и судеб литературный портрет способен дать ключ к пониманию важнейших черт эпохи. Портретист стремится найти в индивидуальном облике героя характерные черты некоего человеческого типа. В то же время внимание писателей-портретистов привлекают в первую очередь натуры оригинальные, «живописные», портретные по своему существу. «Пафос творческой деятельности писателя-портретиста, - пишет исследователь, - сосредоточен на том, чтобы показать конкретную личность не в ее случайных проявлениях, а в целом, включая сюда и возможности проявления индивидуального. <...> Создание характеризуемой личности осуществляется в форме ее художественного отражения. И в этом находит свое выражение гносеологическая сущность литературного портрета как специфического способа эстетического познания исторической действительности».
Исследуя поэтику литературного портрета, B.C. Барахов делает следующие важные выводы. Литературный портрет обладает специфической внутренней динамикой, которую исследователь именует «бессюжетной». Она проявляется в смене ракурсов рассмотрения «натуры», каждый из которых раскрывает изображаемую личность с новой стороны, и в этом движении планов рельефнее обозначаются черты живого человека. Поэтическая структура литературного портрета складывается из выразительных деталей, характерных штрихов, приобретающих первостепенное значение для создания образа. «Мелкие» детали, считает B.C. Барахов, гораздо важнее здесь, чем обстоятельные протокольные свидетельства. Именно выразительная деталь
13 Там же.-С. 83.
9 составляет основу художественной структуры портрета. Свободная композиция, присущая данному жанру, позволяет объединить разрозненные детали в соответствии с логикой движения авторской мысли.14
Жанр литературного портрета привлекает внимание исследователей и в самое последнее время. Новое в данной области представляют статьи сборника «Русский литературный портрет и рецензия: Концепции и поэтика» (СПб., 2000). Работы, вошедшие в сборник, расширяют исследовательское поле, обращаясь к ранее не анализировавшимся произведениям в жанре литературного портрета.15 Наблюдения авторов над особенностями концепции образа и поэтикой произведений разных мемуаристов намечают актуальные ракурсы рассмотрения жанра в целом. Так О.Л. Фетисенко и М.Ю. Любимов уделяют особое внимание роли лейтмотивов в структуре литературного портрета. A.M. Грачева и А.Н. Тепляшина анализируют динамику образа в литературном портрете. Все исследователи касаются вопроса о специфических формах выражения авторской личности в текстах данного жанра. Представляют интерес размышления авторов сборника об особенностях языка и стиля литературного портрета. О.Л. Фетисенко указывает на соотнесенность стилистики мемуарных очерков Тэффи с писательской манерой ее рассказов. В статье В.И. Конькова жанр литературного портрета рассматривается как особый тип текста, совокупность специфических особенностей которого не встречается в других формах речевой практики. Исследователь выделяет среди таких особенностей две принципиально важные: 1) синтетический тип текста, вбирающего в себя речевые навыки,
14 Для Н.С. Лескова свободная композиция мемуарного повествования характерна и в других
жанрах. Цепь сюжетно не связанных эпизодов нанизывается на ассоциативную мысль
рассказчика. Эта особенность отмечалась исследователями (См., напр.: Майорова О.Е.
Особенности стиля рассказов-воспоминаний Н.С. Лескова//Русская речь. -1981.-№1.-С.51-
54).
15 См., напр.: Тепляшина А.М. Литературный портрет в творчестве Корнея Чуковского //
Русский литературный портрет и рецензия: Концепции и поэтика. - СПб., 2000. ~ С. 56-63;
Фетисенко О.Л. Мемуарные очерки Тэффи (Особенности поэтики) // Там же. - С. 37-47;
Яркова А.В. Б.К. Зайцев об И.С. Тургеневе: Черты поэтики литературного силуэта // Там же. - С.
47-56.
16 См.: Любимов М.Ю. Евгений Замятин о литераторах-современниках // Там же. - С. 23-32;
Фетисенко О.Л. У к. ст.
сформированные в других разновидностях литературного языка, образует не имеющую аналогов речевую систему; 2) максимальная ориентация на «чужое слово», представленное в тексте различными способами и многократно интерпретированное. По мнению В.И. Конькова, изучение языковой семантики образующих текст языковых форм выявляет специфику литературного портрета, представляющего собой некий семантический конструкт. «Литературный портрет, - пишет В.И. Коньков, - это семантически многомерный текст: портретируемый имеет в тексте разные семантические ипостаси. При этом степень проработки каждого семантического слоя отличается достаточной глубиной».17 Исследователь выделяет четыре таких слоя. В первом герой выступает как чувственно воспринимаемый объект (описание черт внешнего облика). Второй слой представляет человека как деятельную сущность (герой как участник каких-либо событий, его отношения с другими людьми и т.п.). Третий семантический слой связан с образом портретируемого в общественном сознании и существует как набор сведений о нем, о его жизни и деятельности. Поскольку зачастую знания о портретируемом трансформируются у автора в элементы теоретического анализа, возникает уровень абстрактной семантики (термины, концепции, гипотезы). Семантика того или иного типа активизируется автором в зависимости от конкретного замысла. Кроме того, В.И. Коньков указывает на насыщенность текста модусными и оценочными значениями, сконцентрированными прежде всего в выражении мнений, комментариях, авторских оценках. Активизация модусных и оценочных значений в речетворческом процессе ведет к тому, что объектом рассмотрения становится освоенная и осмысленная («присвоенная») портретируемым часть предметного мира, а также творческая компонента его жизненного пути.
В творчестве Н.С. Лескова разновидности мемуарной очеркистики не ограничиваются литературными портретами. Для анализа жанра мемуарного
17 Коньков В.И. Литературный портрет как речевая система («Некрополь» В.Ф. Ходасевича) //Там же.-С. 33.
11 очерка в целом актуальны достижения литературоведов, исследовавших мемуарную прозу в качестве самостоятельной области документально-художественной литературы и как специфическую форму художественного мышления.
Большое внимание этому вопросу уделяется в работах Л.Я. Гинзбург. Развивая идею о месте, уровнях и границах эстетической деятельности, исследовательница делает следующий вывод: «Эстетическая деятельность совершается в сознании человека непрерывно, искусство только предельная, высшая ее ступень, как наука - предел логически-познавательной деятельности, также совершающейся непрерывно. Непрерывная связующая цепь существует между художественной прозой и историей, мемуарами, биографиями, в конечном счете - бытовыми "человеческими документами". Соотношение это в различные эпохи было сложным и переменным. Литература, в зависимости от исторических предпосылок, то замыкалась в особых, подчеркнуто эстетических формах, то сближалась с нелитературной словесностью». Предложенный Л.Я. Гинзбург подход позволяет точнее обозначить границы мемуарной литературы, включающей и «нелитературные» и «подчеркнуто эстетические» формы. Исследовательница считает, что именно разные уровни эстетической организации жизненного и литературного материала обусловливают различия жанровых форм. Изучая мемуарную прозу, Л.Я. Гинзбург рассматривает в качестве коренных проблем взаимодействие литературы и истории, соотношение художественного вымысла и документа, бытовой личности и литературной традиции. Рассматривая историю развития мемуаристики в различные эпохи, исследовательница приходит к выводу, что именно литература XIX века в полной мере выявила эстетические возможности документально-художественных жанров. Принципиальное значение имеют мысли Л.Я. Гинзбург об основополагающих общих качествах документальной литературы. Важнейшее из таких качеств - установка на подлинность, которая, однако, не всегда равна фактической точности. «Некий фермент
18 Гинзбур Л.Я. О психологической прозе. - М, 1999. - С. 4.
12 "недостоверности", - пишет Л.Я. Гинзбург, - заложен в самом существе жанра». Всякий мемуарист (в особенности - большой художник) стремится перестроить материал, восполнить его пробелы. Эстетическая организация документального материала порождает качество художественного образа. Жизненный факт преображается в самом своем выражении. Исследовательница формулирует суть различий творческого метода в мемуаристике и собственно художественных жанрах: « <...> в сфере художественного вымысла образ возникает в движении от идеи к выражающему ее единичному, в литературе документальной - от данного единичного и конкретного к обобщающей мысли. Это разные типы обобщения и познания и тем самым построения художественной символики. <...> В документальной литературе художественный символ имеет особую структуру. Он как бы содержит независимое знание читателя о предмете изображения. В соизмерении, в неполном совмещении двух планов, плана жизненного опыта и плана его эстетического истолкования, - особая динамика документальной литературы».
Проводя развернутый анализ различных произведений мемуарного жанра, Л.Я. Гинзбург исследует принцип выражения авторского сознания в каждом конкретном тексте, считая его (как и отсутствие выявленной авторской личности) концептуально важным моментом. В этой связи исследовательница касается и вопроса о соотношении авторской памяти с действительностью и одновременно с вымыслом и воображением.
В контексте лескововедения проблема памяти выдвинута как одна из фундаментальных в монографии О.В. Евдокимовой,21 дающей новое освещение философских и художественных закономерностей творчества Н.С. Лескова под углом зрения мнемопоэтики. Исследовательница рассматривает художественный мир Лескова как строящийся на сократовско-платоновском понимании памяти (познание как воспоминание). Мнемопоэтика Лескова, по мысли О.В. Евдокимовой, - сознательно создаваемый писателем механизм
19 Там же. - С. 7.
20 Там же. - С.9.
21 Евдокимова О.В. Мнемонические элементы поэтики Н.С. Лескова. - СПб., 2001.
13 воплощения своего творческого предназначения, которое исследовательница интерпретирует как поиск самосознания. Исследовательница считает, что анализ мнемопоэтики способен раскрыть философско-эстетические универсалии творчества Н.С. Лескова. Рассматривая в своей работе отдельные произведения писателя в этом ракурсе, О.В. Евдокимова формулирует своеобразный закон, на который ориентируется построение образа, оформление жанра и высказывания у Лескова: «<...> тождественность "жизни", памяти и "художества" (момент "припоминания") определяет отношения "я" и "другого" в творческой практике Лескова как отношения, подчиненные желанию
самосознающей личности обрести себя».
Актуальность исследования О.В. Евдокимовой в контексте избранной нами темы состоит прежде всего в соотнесении проблем мемуарности в творчестве Лескова с глубинными свойствами творческого мышления и личностного самосознания художника. Сопоставляя творческий опыт Лескова в сфере мнемопоэтики с сократовской традицией, О.В. Евдокимова находит, что в отношении писателя к проблеме памяти обнаруживаются черты личности переходной эпохи. В этой связи примечательно, на наш взгляд, что обострение интереса Лескова к жанру мемуарного очерка приходится на 1880-е годы,
совпадая с этапом «переходного времени» в историко-литературном аспекте.
В соответствии с темой монографии, О.В. Евдокимова немалое внимание уделяет мемуарной форме повествования у Лескова. Пристрастие писателя к письму «мемуаром» исследовательница объясняет стремлением создать форму, позволяющую стереть границу между жизнью как предметом повествования и повествованием о ней. Исследовательница указывает на специфику художественной антропологии Н.С. Лескова в произведениях с мемуарной формой повествования: «Мемуарной форме у Лескова принадлежит свое представление о человеке. Воспоминания, больше, чем какой-либо другой
22 Евдокимова О.В. Ук. соч. - С. 313.
23 См.: Троицкий В.Ю. Литературная жизнь 80-х- начала 90-х годов: Художественные
искания эпохи общественного перелома //История русской литературы XI-XX веков. - М.,
1983.-С. 362-365.
14 жанр, расположены видеть природу человека неизменной и, кроме того, неподвластной субъективной воле». Человек представляется, в сущности, «равным себе» в каждый момент жизни.
Мемуарная форма повествования как одна из характернейших черт лесковского метода неоднократно привлекала внимание исследователей, анализировавших произведения различных жанров.25
А.В. Лужановский рассматривает мемуарную форму повествования на материале лесковских рассказов. По его мнению, мемуарная форма в творчестве Лескова прежде всего была призвана создать иллюзию достоверности. «Я» мемуарной формы оказывается в значительной степени плодом творческой фантазии. Однако мемуарность повествования, по мнению А.В. Лужановского, специфичная для Лескова форма осуществления «внутренней достоверности» художественного произведения. Исследователь усматривает в тяготении Лескова к документальности и мемуарности влияние переломной историко-литературной эпохи, дискредитировавшей «авторитарное мышление» в литературе. «Именно в переломные литературные эпохи, - пишет А.В. Лужановский, - вымысел становится преградой между писателем и читателем ("выдумщику" читатель не верит)». Лесков же стремится сочетать факт и поэзию, факт и его общественно-эстетическое осмысление в повествовательных формах, понимаемых им как «естественные».
Мемуарные очерки Н.С. Лескова 1880-х годов, ставшие предметом анализа в данном диссертационном исследовании, литературоведами подробно не рассматривались. Однако некоторые авторы включали их в сферу своего внимания, обращаясь к идейно-тематическому содержанию этих произведений в связи с общей проблематикой творчества Н.С. Лескова.
24 Евдокимова О.В. Ук. соч. - С. 66.
25 См., напр.: Другое Б.М. Н.С. Лесков. Очерк творчества. - М., 1957; Евдокимова О.В.
«Юношеские воспоминания» Н.С. Лескова о Киеве («Печерские антики») // Русская
литература. - 2000. - № 1. - С. 132-142; Майорова О.Е. Ук. соч.; Старыгина Н.Н.
«Монашеские острова на Ладожском озере»: (Жанр и композиция) // Жанр и композиция
литературного произведения. -Петрозаводск, 1986. -С. 116-124.
26 Лужановский А.В. Документальность повествования - жанровый признак рассказов Н.С.
Лескова // Рус. лит. - 1980. - № 4. - С. 150.
Так очерка «Обнищеванцы» касались в своих работах К.П. Богаевская, А.А. Горелов, И.В. Столярова и др. подробно рассматривает историю создания очерка и останавливается на перекличке этого произведения с идеями Ф.М. Достоевского, к памяти которого обращался в «Обнищеванцах» Лесков. И.В. Столярова отмечает, что, сближаясь с Достоевским в осмыслении ряда явлений общественной жизни, Лесков постоянно ощущает некий разделяющий их рубеж. В «Обнищеванцах» это выражается в повышенном интересе автора к нравственно-психологической стороне описываемого эсхатологического движения. «Практический» христианин Лесков интересуется не только «теориями» «обнищеванцев», но еще более личностью и судьбой их лидера -Ивана Исаева. А.А. Горелов рассматривает очерк «Обнищеванцы» в кругу ведущих тем лесковского творчества, ставя его прежде всего в общий ряд с произведениями «праведнического» цикла. Исследователь отмечает, что в этом очерке Лесков акцентирует внимание на самосозидании личности и «мира» через устремленность к христианскому этическому идеалу. История «обнищеванцев», по мнению А.А. Горелова, служит у Лескова одновременно аргументом против апологетики буржуазности и подтверждением убежденности писателя в нереволюционности народного идеалистического сознания.
Очерку Н.С. Лескова о П.И. Якушкине посвящена одна из глав книги В. Базанова «Павел Иванович Якушкин» (Орел, 1950). В соответствии с темой книги и принятыми в тогдашней науке идеологическими установками, В. Базанов критикует Н.С. Лескова, находя его взгляд на личность Якушкина тенденциозным. Исследователь видит в Якушкине прежде всего деятеля революционно-демократического лагеря и считает, что Лесков, ставя своего героя в ряд «симпатичных нигилистов», намеренно затушевывает вопрос о «социальных симпатиях» последнего. В этом, по мнению В. Базанова,
27 Богаевская К.П. Н.С. Лесков о Достоевском (1880-е годы) // Лит. наследство. - Т. 86: Ф.М. Достоевский. Новые материалы и исследования. - М., 1973. - С. 606-620; Горелов А.А. Лесков и народная культура. - Л., 1988; Столярова И.В. В поисках идеала (Творчество Н.С. Лескова). -Л., 1978.
16 сказывается реакционность Лескова, противостоявшего революционно-демократическому движению «шестидесятников». Не обращаясь к рассмотрению жанровых и поэтических особенностей данного произведения, исследователь, тем не менее, констатирует, что по глубине и мастерству в создании образа Лесков превзошел всех других мемуаристов, писавших о Якушкине. В. Базанов отмечает, что Якушкин под пером Лескова выступает не только как яркая индивидуальность, но как представитель определенного бытового и социально-психологического типа. В этой связи В. Базанов особое внимание обращает на соотнесенность очерка о Якушкине с ранней повестью Н.С. Лескова «Овцебык». Проводя сравнительный анализ двух этих произведений, исследователь убедительно доказывает, что именно П.И. Якушкин послужил прототипом героя повести Василия Богословского. В. Базанов высказывает мнение о том, что и в повести, и в очерке содержится одна и та же «идейная тенденция» - осуждение социально-политических взглядов и деятельности героев. Только в очерке она завуалирована «внешней доброжелательностью».
К «Товарищеским воспоминаниям о П.И. Якушкине» обращалась в рассмотренной нами выше монографии О.В. Евдокимова. Исследовательница анализирует это произведение как характерный образец мнемопоэтики Лескова, демонстрирующий стремление писателя сделать собственную «субъективность» мерой универсального. Исследовательница находит, что в этом произведении нет, в сущности, объекта, а есть лишь субъект (Лесков в его восприятии П.И. Якушкина). «Разделы очерка, - пишет О.В. Евдокимова, -фиксируют прежде всего этапы жизни самого вспоминающего. <...> Вспоминающий настойчиво вписывает себя в жизнь конкретного человека, которому дает типологическую характеристику. <...> "Постройка" же в целом возводится к сверхтипу, общему и для Лескова, и для Якушкина». Этот сверхтип олицетворяет в очерке Сократ. Таким образом, по мысли исследовательницы, Лесков разрушает представление о линейности времени.
28 Евдокимова О.В. Мнемонические элементы поэтики Лескова. - С. 62.
17 Якушкин, Лесков и Сократ в воспоминаниях сводятся в одну временную точку, выступая в роли разных форм одной сущности - человека. Так, по мнению О.В. Евдокимовой, проявляется лесковское представление о жизни как «длительности», писатель «растит в себе жизнь бесконечную, осуществляя
свое творческое предназначение».
Отметим, что воспоминания о Якушкине - единственный среди очерков, ставших объектом нашего исследования, который вошел в Собрание сочинений писателя в 11 томах (он был снабжен комментарием И.Я. Айзенштока30).
Очерк «О художном муже Никите и совоспитанных ему» затрагивается исследователями в связи с вопросом об отражении в творчестве Лескова его интереса к русской иконописи как к проявлению национальной духовности, а также в ряду произведений писателя о художниках (шире - об «артистических» натурах).31 В исследованиях художественного творчества писателя указывается также на то, что герой очерка послужил одним из прототипов для персонажей повестей «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник».32
Очерк «Русские демономаны» в наименьшей степени затронут исследовательским вниманием. Тем не менее, в работах А.Н. Лескова, P.M. Алексиной содержатся важные с точки зрения избранной нами темы разыскания о связи отдельных моментов содержания очерка с подлинными фактами житейских впечатлений Н.С. Лескова.33
Все перечисленные исследователи, говоря о названных мемуарных очерках Лескова, рассматривали их в идейно-тематическом ракурсе, а также в
Там же. 30 См.: Лесков Н.С. Собр. соч.: в 11 т. - Т. 11. - С. 71-89.
См.: Столярова И.В. Н.С. Лесков о литературе и искусстве // Н.С. Лесков о литературе и искусстве. - Л. - 1984. - С. 4-30; Туниманов В. Валаам в творчестве Н.С. Лескова // Лесков Н.С. Очерки и рассказы. -Петрозаводск, '1988. - С. 3-22 и др.
32 См.: Дыханова Б.С. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н.С. Лескова. -Москва, 1980.
3 См.: Алексина P.M. Орловские источники сюжетов Лескова (По документам Государственного архива Орловской области) // Литературное наследство. - Т. \0\: Неизданный Лесков. - Кн. 1. - М., 2000. - С. 597-600; Лесков АН. Жизнь Николая Лескова: в 2 т. -М., 1984.
связи с фактами биографии писателя и вопросов прототипии. Исключение составляет работа О.В. Евдокимовой, обращенная к философско-эстетическим основаниям лесковского метода. Сколько-нибудь подробного анализа текстов с точки зрения проблемы жанра, поэтики, специфики отображения в них авторского мировоззрения пока не проводилось.
Обращение к проблеме жанра мемуарного очерка у Н.С. Лескова с учетом накопленного литературоведением опыта и новых подходов в лескововедении последних лет, позволяет рассмотреть жанровое своеобразие этих произведений в их соотнесенности с творчеством писателя в целом.
Целью предлагаемого исследования является изучение жанровых особенностей мемуарных очерков Н.С. Лескова 1880-х годов в связи с философско-антропологическими, гносеологическими и проблемно-тематическим аспектами творчества писателя, установление характера и содержания интертекстуальных взаимодействий мемуарной очеркистики с остальным массивом литературного наследия Лескова.
Для достижения указанной цели ставятся следующие задачи:
выявить основные черты творческого сознания Н.С. Лескова, обусловливающие авторскую концепцию жанра;
рассмотреть «концепцию образа» героя мемуарного очерка с точки зрения художественно-антропологических и гносеологических принципов творчества Лескова;
охарактеризовать принципы взаимоотношений факта и его художественного переосмысления у Лескова;
проанализировать жанрообразующий механизм композиционных связей в мемуарных очерках Лескова;
- исследовать семантику мотивов, объединяющих мемуарные очерки
с другими текстами Лескова в единое смысловое пространство.
Объектом исследования являются очерки Лескова «Русские демономаны» (1880 г.), «Обнищеванцы» (1881 г.), «Товарищеские воспоминания о ПИ. Якушкине» (1883 г.), «О художном муже Никите и
19
совоспитанных ему» (1886 г.), а также ряд других художественных и
публицистических произведений писателя, привлекаемых для
сопоставительного анализа.
Предмет исследования - жанр и поэтика мемуарного очерка в творчестве Н.С. Лескова 1880-х годов.
Теоретической и методологической основой диссертации являются теоретические положения жанрологии по вопросам документально-художественной прозы с учетом достижений современного лескововедения. В работе использован системный подход к явлениям литературы, сочетающий историко-генетический, сравнительно-типологический, феноменологический методы с элементами структурального анализа.
Историко-генетический метод необходим при выявлении связей очерков Лескова с современной ему действительностью, обусловленных их жанровой спецификой, а также при обращении к художественной ткани самих очерков.
Сравнительно-типологический метод используется с целью рассмотрения очерков Лескова в контексте идейных и жанровых исканий русской литературы второй половины XIX века.
Феноменологический метод применяется в плане изучения специфики мемуарной очеркистики Лескова как отображающей свойства творческого сознания ее автора.
Элементы структурального анализа используются при рассмотрении жанровой специфики произведений, их архитектоники, структуры сюжета и образа.
Тема работы обусловила обращение также к смежным областям знания: философии, культурологии, психологии, фольклористике.
Научная новизна настоящей работы заключается в том, что мемуарная очеркистика Н.С. Лескова впервые становится предметом специального исследования. Хотя учеными неоднократно отмечалось тяготение Лескова к очерковым формам, равно как и особая роль мемуарного начала в его
20 произведениях, мемуарные очерки 1880-х годов вообще не входили в сферу исследовательского внимания в аспекте их жанровой специфики, типологии и поэтики. Предлагаемая работа - практически первый шаг в этом направлении.
Научно-практическое значение диссертации состоит в том, что ее результаты могут быть учтены в дальнейшем исследовании творчества Н.С. Лескова, а также в теоретических и историко-литературных исследованиях по проблемам документально-художественных жанров. Материалы работы могут найти применение при разработке общих и специальных курсов по истории русской литературы второй половины XIX века.
Апробация работы. Материалы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы XI-XIX веков Орловского государственного университета. Основные положения диссертационного исследования были изложены в докладах на Юбилейной международной конференции по гуманитарным наукам, посвященной 70-летию Орловского госуниверситета (2001 г.), на IV-x Всероссийских чтениях «Оптина Пустынь и русская культура» в Калуге (2001 г.), Всероссийских научно-практических конференциях в Орловском государственном институте искусств и культуры (1999, 2000, 2001, 2002, 2003 гг.), Музейных чтениях в Доме-музее Н.С. Лескова (2001, 2002, 2003 гг.), «Славянских чтениях», проводимых кафедрой литературы ОГИИК (2002, 2003 гг.).
По теме диссертации опубликовано десять работ.
Основной текст диссертации состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы.
Во введении дается краткий обзор научной литературы по теме, определяется предмет исследования, устанавливается его актуальность, отмечается новизна, излагается цель, задачи и методологические основы работы, а также ее научно-практическая значимость.
В главе I - «Мемуарный очерк Н.С. Лескова: специфика творческого сознания и проблема жанра» - выявляются и исследуются особенности
творческого сознания Лескова, определяющие специфику мемуарной очеркистики писателя.
В главе II - «"Русская рознь": поиск социально-этического идеала в мемуарной очеркистике Н.С. Лескова 1880-х годов» - предметом анализа выступают мемуарные очерки проблемного типа, воплощающие важнейшие аспекты социально-философских воззрений Лескова в художественно-публицистическом жанровом поле.
В главе III - «Жанр литературного портрета в творчестве Лескова» -рассматриваются жанровые особенности и черты поэтики литературных портретов Лескова в свете национально-психологического содержания художественной антропологии писателя.
В заключении подводятся итоги исследования.
Мемуарный очерк Н.С. Лескова: специфика творческого сознания и проблема жанра
В исследовательской литературе неоднократно отмечалось, что особенности творчества Н.С. Лескова ярко проявились в жанровом своеобразии его произведений (об этом писали И.П. Видуэцкая, Ю.В. Лебедев, А.В. Лужановский и др.).
На протяжении всего творческого пути Лесков тяготел к малым литературным формам - рассказу, очерку, статье. Наряду с главным для Лескова жанром рассказа, в его творчестве очень широко представлен очерковый жанр. «Этот традиционный жанр, - писал В.Н. Азбукин, - имеет у Лескова во многом новое осмысление. В рамках очерка Лесков обычно цементирует самые разнообразные формы беллетристики и публицистики, создавая оригинальный жанровый сплав, не всегда поддающийся точному определению. ... И все же жанровые признаки очерка наличествуют во многих вещах Лескова. Как и у любого очеркиста, фактический материал у Лескова не только художественно обрабатывается, но и публицистически осмысляется».
Жанровые искания Лескова протекали в русле литературного процесса его времени, когда повышенный интерес к малым формам литературы обуславливался их демократизмом и оперативностью, способностью адекватно отразить пестрое и дробное общественное сознание эпохи. Такие черты очерка как злободневность, публицистичность, исследовательский пафос, обращенность к проблемам общественной жизни делали этот жанр особенно привлекательным для литераторов «переходного времени». Показательно заявление Н.С. Лескова, сделанное им в начале творческого пути в статье «О лжи в русской жизни» (газ. «Северная пчела», 1862 г., №: 92). Рассуждая об утрате литературой чувства жизни, о надуманности, фальши, дурной тенденциозности, молодой Лесков противопоставляет этим негативным проявлениям ряд современных ему произведений именно очеркового жанра: «Губернские очерки» М.Е. Салтыкова-Щедрина, «Очерки народного быта» Н.В. Успенского, «Путевые письма» П.И. Якушкина. Лесков пишет: «За исключением некоторых рассказов гг. Щедрина, Успенского и писем Якушкина, они [читатели - Б.Л.] нигде не встретили верного описания народного быта, нигде не увидели того народа, с которым они живут, а в весьма многих толках о народности встретили странную, хотя, может быть, и весьма благонамеренную болтовню, назвали ее ложью и перестали заниматься неинтересным и бесполезным, по их мнению, чтением».2
Важность такой оценки «от противного» особенно очевидна, если учесть принципиальную значимость для Н.С. Лескова поднятой в статье проблемы. Для Лескова противопоставление «правды» и «лжи» всегда выполняло функцию ключевой аксиологической антитезы, практически синонимичной паре «добро» - «зло». (В рассказе 1885 г. «Пагубники» писатель оформил это как максиму: «Соблазн и ложь идут рядом, и от лжи родится соблазн»3). Ложь в литературе в указанной статье Лескова названа «самой печальной и самой вредной ложью».
Лескову были близки творческие искания Салтыкова-Щедрина и Г. Успенского. В научной литературе отмечалось определенное сходство жанровых аспектов творчества этих писателей (связанное со значительной ролью публицистического начала в их произведениях), а также близость художественной интерпретации темы русского праведничества у Н.С. Лескова и Г.И. Успенского.4 Глубоко содержательный анализ точек соприкосновения, позволяющий рассматривать творчество Н.С. Лескова и Г.И. Успенского в русле одного направления русской литературы П-й половины XIX века, сделан И.В. Столяровой.5 За работами Успенского Лесков внимательно следил до последних своих дней, неоднократно выступал с положительными отзывами о нем.
Позитивно оценивая литературные достоинства и общественную значимость произведений очеркистики, Лесков одновременно дает оценку особым возможностям отображения действительности, заключенным в очерковом жанре.
В русской литературе очерк получил признание в 40-х годах XIX столетия. В это время он оформился как нравоописательный жанр, названный «физиологией». Центром физиологического очерка была социальная характеристика, отчетливо выражавшая свойственное жанру стремление к исследованию, к анализу описываемого явления. Два других важнейших структурных компонента - описание и бытовая сценка. Сюжет в структуре физиологического очерка играл второстепенную роль.6
Нового взлета в русской литературе очерк достигает в 1860-70-е годы (М.Е. Салтыков-Щедрин, Г.И. Успенский, В.А. Слепцов и др.). Он видоизменяется, приобретая черты отличные от «физиологии». Прежде всего, изменяется предмет и принципы типизации. Очеркисты обращаются не к отдельным типам, а к общим картинам общественной жизни. Свойственный «физиологиям» объективизм сменяется подчеркнутой тенденциозностью. Автор может выступать не только в роли наблюдателя, но и участника событий. Очеркистика обращается к экспрессивным средствам выразительности, наполняется публицистическим содержанием, включает в свою сферу сатиру и юмор. В то же время, в очерке сохраняется приоритет нравоописательного аспекта проблематики.
В этот период складывается классическая жанровая форма очерка как описательно-повествовательного рассказа, лишенного единого быстро разрешающегося конфликта. Описательная в основе своей, композиция очерка гораздо более свободна, чем в других малых эпических жанрах (новелла, повесть). Единство элементов композиции зачастую обеспечивает образ рассказчика, передающего свои впечатления, наблюдения, обобщения. Специфика жанра увязывается с особенностями проблематики, затрагивающей «не столько проблемы становления личности в ее конфликтах с устоявшейся общественной средой, сколько проблемы гражданского и нравственного состояния "среды" (воплощенного обычно в отдельных личностях)».
Жанровые признаки очерка неоднозначно определяются современными литературоведами. Часть исследователей считает обязательным признаком очерка документальность. Однако большинство склоняется к мнению, что очерк может и не иметь документальной основы (на это указывает опыт классической литературы - И.С. Тургенева, М.Е. Салтыкова-Щедрина). Данная точка зрения отражена в энциклопедических изданиях. Так, в «Литературном энциклопедическом словаре» говорится о большом познавательном разнообразии очеркового жанра, о том, что очерк может принадлежать как литературе, так и публицистике. Здесь выделяются разновидности жанра: собственно художественные очерки, очерки по преимуществу публицистические и документальные очерки.8
Проблема «взаймоверия» в очерке Н.С. Лескова «Обнищеванцы»
Очерк «Обнищеванцы» о хилиастическом движении в фабричной среде Петербурга был написан для газеты И.С. Аксакова «Русь» и впервые опубликован в номерах 16-21, 24, 25 за 1881 год. В том же году Лесков включил «Обнищеванцев» в сборник «Русская рознь». Этот превосходный и весьма значительный, с точки зрения творческой эволюции писателя в 1870-1880-х гг., очерк долго оставался на периферии лескововедения. Заслуга в возрождении внимания к нему, наряду с другими несправедливо забытыми произведениями писателя, принадлежит Андрею Николаевичу Лескову.3
Мемуарная природа «Обнищеванцев» двойственна. В основу очерка, с одной стороны, положены собственные впечатления автора от общения с главным героем произведения, с другой - рассказы самого героя о его жизни и учрежденном им движении «обнищеванцев», а также его собственноручное «Списание», излагающее религиозно-этические и общественные взгляды героя. Это накладывает отпечаток на структуру и характер текста. Основная часть произведения представляет собой, по большей части, объективированное повествование, где авторские интонации сосуществуют с интонациями героя, поскольку текст насыщен речевыми оборотами последнего. Подход Лескова к документальному материалу, сообщенному самим героем, сближает очерк с другими биографическими произведениями писателя: Лесков перестраивает материал в соответствии со своими творческими задачами, устанавливает последовательность эпизодов, подчас отступая от истинной хронологии событий. В то же время, он вводит в текст прямые авторские ремарки наряду с обширным цитированием речи героя (напр., письмо Ивана Исаева).
В ходе работы Лесков, по обыкновению, примерил к очерку несколько названий: «Кустарный пророк», «Религиозные мечтатели и нововеры», «Фабричный пророк (из рассказов о трех праведниках)». На последний вариант названия следует обратить особое внимание, как и на то, что автор отказался от него в пользу окончательного: «Обнищеванцы (Религиозное движение в фабричной среде)». Появление очерка хронологически совпадает с началом создания Лесковым так называемой «праведнической» серии произведений (1879-1889гг.), открытой рассказом «Однодум». Хотя некоторая размытость границ «праведнической» серии была очевидна даже для самого автора (многие более ранние сочинения определенно примыкают к рассказам о праведниках), но именно в пору написания «Однодума» Лесков достигает нового рубежа в своей мировоззренческой и творческой эволюции, на котором заново перечитывает и переосмысливает Евангелие, приходя к убеждению, что прежде он «блуждал», а теперь «воротился» к самому себе, «к свободным чувствам и влечениям своего детства» (XI, 509). Эпитет «праведник» приобретает для писателя важное самостоятельное значение «как обозначение специфической морально-философской оценки человека».4 Дав первоначально очерку о фабричном пророке подзаголовок «Из рассказов о трех праведниках», писатель безоговорочно ввел произведение во вновь задуманную и печатно заявленную «праведническую» серию. Что могло побудить Лескова позднее снять этот подзаголовок в то время, как вошедший в тот же сборник «Русская рознь» рассказ «Несмертельный Голован» его сохранил?
Очевидно, что герой «Обнищеванцев» имеет все основания претендовать на звание лесковского праведника, поскольку сам Лесков видел такие основания в том, «"что тут возвышается над чертою простой нравственности" и потому "свято господу"» (VI, 643). Однако при сопоставлении с произведениями «праведнического» цикла («Несмертельный Голован», «Инженеры-бессребреники», «Кадетский монастырь» и др.) обнаруживается отсутствие в очерке «Обнищеванцы» некоторых черт, характерных для рассказов о праведниках. В основе последних лежат истории, приобретенные Лесковым в рукописях или записанные им со слов престарелых людей. С героями этих историй Лесков не был и не мог быть близко знаком лично, между ними и писателем существует временная дистанция, отсутствующая в «Обнищеванцах». Свидетельства, на основе которых Лесков создавал образы своих праведных героев, он, как известно, называл «бытовыми апокрифами», поскольку в них «может быть, не все верно, а иное положительно неверно» (VIII, 588). Значение же «бытовых апокрифов» для писателя заключалось прежде всего в их способности передавать дух времени, «довольно верное понятие о вкусе и направлении мысли самих сочинителей» (VIII, 589). «Апокрифичность» присуща не только «праведническому» циклу, но и многим статьям, очеркам, заметкам Лескова, особенно биографического характера. Представляется обоснованной точка зрения одного из современных исследователей, определяющего строй исторического мышления Лескова в целом как «герменевтический», для которого особую остроту приобретают вопросы соотношения онтологии и мифологии. «Герменевтичность» историзма сочетается у Лескова с мощной мифотворческой тенденцией, пронизывающей все его творчество, и вкупе они составляют одну из наиболее специфичных черт его художественного метода. Повествование «Обнищеванцев» опирается на «Списание» и устные рассказы Ивана Исаева, которые, безусловно, могут быть квалифицированы как «бытовой апокриф» в понимании Лескова. Разница между ними и документально-апокрифическим материалом «праведнического» цикла в том, что герой «Обнищеванцев» существует в реальном по отношению к Лескову времени и повествует о себе сам. История «наивного пророка» остается незавершенной. Финальная точка может быть поставлена в очерке, но не в судьбе Исаича. Открытость финала мешает Исаичу стать в один ряд с героями «праведнического» цикла, свершившими свой жизненный круг, к которому больше уже ничто не может быть добавлено, а лишь возложено на чашу весов высшего суда.
Фактор реального времени и характер документальной основы очерка (автобиография) препятствуют созданию мифологического плана образа героя, играющего столь значительную роль в произведениях о «праведниках». Показательно в этом смысле сопоставление с таким «классическим» лесковским «праведником» как Несмертельный Голован, в рассказе о котором четко обозначаются автором две категории источников (достоверные свидетельства и разноголосица молвы), порождающие два параллельных взаимодополняющих плана повествования - реальный и мифологический.6
«Русские демономаны»: социально-философские и философско-антропологические аспекты народной демонологии в творчестве Н.С. Лескова
Мемуарную основу имеет и другой очерк из сборника «Русская рознь» -«Русские демономаны», но характер ее иной. Это и описание собственных впечатлений Лескова, и свидетельства других людей, сведения, полученные от третьих лиц, и, наконец, в центральной части очерка, перевоплощение автора в персонаж рассказа. Сложная меморативно-фабулативная природа текста взаимосвязана со спецификой идейно-тематического содержания и во многом определяет иную, чем в «Обнищеванцах», композицию произведения. Монолитному по содержанию повествовательно-описательному, близкому к классически очерковому тексту, «Обнищеванцев» противостоит дробное композиционное решение «Русских демономанов», фрагменты которого тяготеют к автономности, а история об отце Боголепе обладает развитым завершенным сюжетом и в целом напоминает скорее рассказ, чем очерк. Повествование развивается не плавно, поступательно, а подается короткими мазками, складывающимися в мозаичное полотно, дробный ритм которого подспудно соотносится с сутью изображаемого - ведь это одна из личин «русской розни», разъятого, несогласного, разорванного мира. В данном случае сама структура текста участвует в трансляции авторской идеи.
Основное содержание очерка «Русские демономаны» - все тот же поиск путей воплощения религиозно-этического идеала в действительность, но осуществляемый «от противного», через демонстрацию последствий и попытку осмысления причин его отсутствия.
Здесь, как и в «Обнищеванцах», поднимаются проблемы религиозного сознания, но в его искаженных, зловещих формах. В мире «Русских демономанов» не брезжит светоч нравственного идеала. Религия, призванная объединять людей в стремлении к совершенствованию, на деле оказывается способной порождать страх, злобу, отчуждение и, как следствие, все ту же общую «рознь». Впрочем, речь идет не о подлинной евангельской вере, а о ее кривозеркальном двойнике - суеверии. Лесков, однако, ополчается далеко не только против суеверного невежества народа, но против порождающих его условий общественной жизни, важнейшим из которых считает неспособность и нежелание официальной церкви приняться за исправление такого положения. По мнению писателя, церковь не может стать истинным духовным прибежищем для простого человека, «за нуждою» позабывшего Бога, поскольку не хочет снизойти до него. Между человеком, нуждающимся во вседневной братской духовной поддержке и наставлении, и русской церковью, с ее колоколами и монументальностью, - стена. И в этом - еще одно катастрофическое проявление всеобщей «русской розни». «И вот за это мы до сих пор не можем расстаться ни с двоеверием, ни с такою гадостью, как шарлатаны-портилыцики, и почти таковые же изгонители. Всю эту тьму рассеет только свет Христов в доме, в школе и в таком храме, какой может построить себе бедный народ по своему достатку. Пусть кровля его будет и соломенная, лишь бы вера к нему притекала живая, а не казенная, от которой все живое бежит куда попало».29
Очерк «Русские демономаны» был написан в 1880-м году и первоначально публиковался в газете «Новое время» под названием «Случаи из русской демономании». Лесков действительно повествует о ряде известных ему фактов, квалифицировавшихся в тогдашнем быту как «одержимость бесами». Однако для позднейшей публикации в сборнике писатель берет название «Русские демономаны», точнее отвечавшее задаче произведения: попытаться проанализировать явление в целом, вскрыть его психологические, социальные, национальные составляющие. Национальным, пожалуй, уделяется особое внимание, и эпитет «русские» в обоих вариантах названия показателен.
Как уже отмечалось, структурно очерк достаточно сложен. Текст разбит на небольшие главки и содержит несколько относительно самостоятельных историй, каждый раз, однако, выводящих читателя к новому аспекту рассмотрения общей темы.
Очерк насыщен автобиографическими сведениями, автор подчеркивает свою причастность практически ко всем описываемым событиям. Особенно точен и детально подробен Лесков в первых главках, где речь идет о его детских впечатлениях, соседях по имению, борьбе Петра Сергеевича Алферьева (деда писателя) с деревенскими суевериями. Стремление с самого начала убедить читателя в абсолютной документальности повествования и придать, таким образом, всему тексту характер неукоснительного следования факту весьма свойственно писательской манере Лескова. Отмеченный исследователями в беллетристике, этот прием имеет место и в очерковой прозе писателя. В действительности Лесков часто оказывается рабом факта лишь внешне, перетасовывая и достраивая исходный материал в соответствии с собственным творческим замыслом. Условность лесковского документализма следует учитывать и в отношении «Русских демономанов», поскольку значительная часть материала очерка не поддается фактографической проверке. Сказанное прежде всего относится к главкам, посвященным заклинателю бесов отцу Боголепу.
История Боголепа составляет примерно половину очерка и воспринимается как вполне автономный «рассказ в рассказе» не только из-за сравнительно большого объема, но и потому, что здесь мы имеем дело с принципиально иным объектом описания. Если в начале очерка речь идет о явлении, то в истории отца Боголепа Лесков обращается к характеристике человеческого типа, для данного явления особенно репрезентативного. Сам писатель неоднократно это подчеркивает: «На мой взгляд это был тип русского демономана и тип чрезвычайно сильный, но, к сожалению, до сих пор совсем не изученный и не воспроизведенный с тою добросовестностью и беспристрастностью, какой он заслуживает, даже хотя бы в одних художественных интересах».30 Лесков создает полноценный литературный портрет «русского демономана», не составляющий отдельного произведения, но выступающий частью иного целого. Рассказ об отце Боголепе обладает собственной развитой, замкнутой сюжетной структурой, тяготея к автономности и в этом отношении.
Примечательно, что именно рассказ о Боголепе вызвал наиболее отрицательные оценки современных Лескову критиков. На фоне открыто просветительской, казалось бы, направленности очерка, несколько странными кажутся упреки рецензентов, обвинявших автора в «грубом мистицизме»: «Г. Лесков не дошел еще до чертиков, но уже очень близок к ним. Его «Белый орел» специально посвящен явлению духов, но здесь рассказ еще ведется в третьем лице. В «Русских демономанах» (эпизод отца Боголепа) г. Лесков уже от себя сообщает разные чудеса, объясняя, какое действие на бесов оказывает большой требник Петра Могилы. Эти рассказы - позднейшее произведение г. Лескова. Надо полагать, что с течением времени мы услышим от него еще не то».31 «Один элемент ... является в книге г. Лескова преобладающим. Этот элемент - чертовщина; не мистицизм, не спиритизм даже, а именно прямая русская чертовщина, как ее понимают разные наши "богомолки, бабы умные"».3
«Товарищеские воспоминания о П.И. Якушкине»
Очерк Лескова о Якушкине вошел в обширную подборку «товарищеских воспоминаний», предварявшую посмертную публикацию сочинений Якушкина, осуществленную В. Михневичем.13
Идея Михневича представить портретно-биографический материал не в форме некоего резюме, а как независимые мнения разных лиц была не только оригинальна, но и весьма удачна. Свои воспоминания Михневичу предоставили, помимо Лескова, СВ. Максимов, П.Д. Боборыкин, П.И. Вейберг, И.Ф. Горбунов, Н.С. Курочкин, Н.А. Лейкин и др. В совокупности они «рисуют более или менее ярко уголок нашего литературного мира, судьбу и быт русского писателя в любопытную эпоху 60-х гг.».14 Михневич, публикуя «товарищеские воспоминания», заявлял о желании не только дать наиболее полную и верную оценку самого Якушкина, но, в то же время, собрать исторический материал для восстановления и понимания целей литературной эпохи. Однако в плане литературных достоинств и содержательной глубины «товарищеские воспоминания», разумеется, не являются однородными. Помимо обстоятельного биографического очерка СВ. Максимова, которому изначально отводилась ключевая роль в подборке, приковывает внимание, прежде всего, сочинение Лескова. Оно было отмечено уже современной писателю критикой. Так Н.В. Шелгунов считал его отличающимся наибольшей художественностью и полнотой: « ... это как бы законченный художественный очерк, картинка с натуры, нарисованная с обычной г. Лескову талантливостью» (XI, 626).
Черты внешности, характера и взглядов Якушкина нашли отражение в литературном образе Василия Богословского - главного героя раннего лесковского рассказа «Овцебык»(1862). О том, что Якушкин был прототипом Василия Богословского обстоятельно писал еще В. Базанов в своей монографии, посвященной фольклористу.15 Наблюдения Базанова вполне убедительны. Заметим, что исследователь опирался практически исключительно на сопоставительный анализ рассказа с «товарищескими воспоминаниями» Лескова. Действительно, в очерке Лесков акцентирует внимание именно на тех характерных чертах Якушкина, которые отличают и Василия Богословского: «неповиновенные вихры», поношенный простонародный костюм, мужиковатость манер, слабость к рюмке, весьма своеобразное отрицание частной собственности. По поводу последней особенности Якушкина Лесков сообщает в «товарищеских воспоминаниях» следующую историю: однажды Павел Иванович пришел к Лескову, когда того не было дома, переобулся в новые венские ботинки хозяина, оставив взамен пару «самых невозможных отопток» и записку, где предлагал Лескову получить за ботинки семь рублей от Некрасова (с которым Николай Семенович даже знаком не был). Этот эпизод точно соответствует фрагменту из авторской характеристики Василия Богословского: «Когда у Василия Петровича не было сапогов, то есть если сапоги его, как он выражался, "совсем разевали рот", то он шел ко мне или к вам, без всякой церемонии брал ваши запасные сапоги, если они ему кое-как всходили на ногу, а свои осметки оставлял вам на память. Дома ли вы или нет, Василию Петровичу это было все равно: он располагался у вас по-домашнему, брал, что ему нужно, всегда в возможно малом количестве, и иногда при встрече говорил, что он взял у вас табаку, или чаю, или сапоги, а чаще случалось, что и ничего не говорил о таких мелочах» (I, 32).
Рассказ «Овцебык» и «Товарищеские воспоминания» разделяют два десятилетия. По прошествии столь длительного времени Лесков возвращается в очерке к материалу, уже отчасти «отработанному» им в сфере собственно художественной (и то же самое, лишь с несколько меньшим временным разрывом, происходит в случае со вторым избранным нами для анализа текстом - «О художном муже Никите ...»).
В предыдущей главе мы говорили о таком возвращении как о специфической черте лесковского метода (по поводу очерка «Обнищеванцы»). Речь шла о повторной разработке темы: первоначально в художественном тексте, а позднее - в документально-художественном или публицистическом. Однако, по нашим наблюдениям, работа Лескова с реальными жизненными впечатлениями, со столь излюбленным им «фактом» обнаруживает ту же особенность. В. Костршица сформулировал близкую нам мысль о специфике сосуществования художественного и публицистического начал у Лескова: « ... публицистичность - это не только трамплин для возникновения более сложных литературных жанров, а постоянно присутствующий важный элемент прозы Лескова на протяжении всего ее развития, проявляющийся время от времени даже в своей чистой форме. Значит, для прозы Лескова характерно не одностороннее движение от факта к его все более и более сложной беллетризации, а непрерывное обновление факта, приближение к его первичному смыслу и реальной функции».16
Согласно нашим наблюдениям, «обновление факта» у Лескова могло принимать характер своего рода обратного движения - из беллетристики в публицистические или «пограничные» жанры. При этом обновленный факт, уже прошедший «горнило» беллетризации, неизбежно приобретал новое качество, получал как бы отпечаток своего художественного «двойника». Это не значит, что изначальная ценность достоверности факта размывалась. Факт вписывался Лесковым в его «картину мира», систему ценностей, становился в соответствующие отношения к другим отражаемым явлениям - в общем, раскрывал для писателя свою подлинную суть. Такой встроенный факт закономерно оказывался увязанным с определенным кругом тем и идей. Возвращаясь к нему в небеллетристических формах (напр., в литературном портрете), Лесков переносит в новое жанровое поле и некоторую часть этого ранее сложившегося идейно-тематического круга.
