Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Истоки возникновения культурного мифа о Гофмане в 20-30-е годы XIX века 23
1. Миф как историко-культурный феномен 23
2. Первые русские читатели Гофмана 33
3. Гофман в русских периодических изданиях 41
4. Очерк А.И.Герцена «Гофман» и мифологизация биографии немец кого писателя 57
Выводы .Т...-.-. 75
Глава 2. Особенности формирования и трансформации культурного мифа о Гофмане в 30-40-е годы XIX века 76
Часть 1. Восприятие творчества Гофмана в кружке Н.В. Станкевича 76
1. Феномен кружкового сознания и кружок Н.В.Станкевича. Гофман в оценке Н.В.Станкевича 76
2. Участники кружка Н. В. Станкевича о Гофмане 84
3. Гофман в оценке В.Г. Белинского 97
Часть 2. Рецепции гофмановского мифа в произведениях русских писа телей 30-40-х годов XIX века 113
1. Миф о Гофмане в рецепции И.И.Панаева 114
2. Восприятие гофмановского мифа В.К. Кюхельбекером. Роман «Последний Колонна» 126
3 .Русские эпигоны Гофмана 140
Выводы 153
Заключение 155
Список литературы 158
- Миф как историко-культурный феномен
- Очерк А.И.Герцена «Гофман» и мифологизация биографии немец кого писателя
- Гофман в оценке В.Г. Белинского
- Восприятие гофмановского мифа В.К. Кюхельбекером. Роман «Последний Колонна»
Введение к работе
В начале XIX века важной частью национального литературного процесса становятся произведения западноевропейской литературы, переведенные на русский язык. С одной стороны, переводная литература, будучи явлением вторичным по отношению к оригинальной литературе, была призвана устранить языковой и культурно-этнический барьер и при этом достоверно отразить стилистические особенности подлинника.1 С другой стороны, передача того или иного художественного произведения средствами другого языка давала широкие возможности для развития оригинального творчества в рамках отечественного литературного процесса. По словам А.Н. Гиривенко, переводная литература этого периода «находилась в пограничной области между оригинальным творчеством и целенаправленными попытками воссоздать инокультурный текст» . Без глубокого анализа закономерностей развития переводной литературы невозможно восстановить целостную картину национального литературного развития.
Проблема влияния зарубежных авторов и их произведений на русских писателей применительно к 30-40-м годам XIX века не может считаться новой. Значительный вклад в изучение общих проблем переводной литературы и частных, но принципиальных вопросов русской рецепции отдельных зарубежных авторов и их творчества, внесли А.А. Асоян, В.Е. Багно, Н.И. Балашов, А.Б. Ботникова, В.Э. Вацуро, Я.И. Гордон, P.M. Горохова, Р.Ю. Данилевский, А.Н. Егунов, П.Р. Заборов, И.В. Карташова, И.М. Катарский, И.М. Левидова, Ю.Д. Левин, Л.Л. Нелюбин, А.Н. Николюкин, З.А. Старицина, Е.Г. Эткинд и многие другие отечественные ученые.
Сбор и систематизация научных данных по этой проблеме потребует ещё немало усилий специалистов, занятых в сфере литературной компаративистики
1 См.: Раренко М.Б. Перевод художественный // Литературная энциклопедия терминов и
понятий / гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М., 2001. С. 735 - 736.
2 Гиривенко А.Н. Из истории русского художественного перевода первой половины XIX
века. Эпоха романтизма. М, 2002. С. 6.
4 и истории переводной литературы, но методологическая основа будущих исследований уже заложена в классических фундаментальных трудах М.П. Алексееева, В.М. Жирмунского, Н.И. Конрада, Д.С. Лихачева.
Нельзя не согласиться со справедливым высказыванием М.М. Бахтина о том, что литература является неотрывной частью культуры, ее невозможно понять «вне целостного контекста всей культуры данной эпохи».1 Таким контекстом рассматриваемого нами периода стал романтизм как доминирующее философско-эстетическое течение эпохи. Как известно, появление и усиление романтических тенденций приходится в основном на кризисные эпохи. По мнению Е.А. Маймина, «реальные источники романтической настроенности и романтического искусства в России следует искать, прежде всего, в войне 1812 года, в том, что было после войны, в ее последствиях для русской жизни и русского общественного самосознания».2
Романтизм задал новую культурную парадигму, в рамках которой принципиальным становится сам процесс нового типа осмысления «иного» как "экзотированного воплощения невыраженного «своего» в актуальном культурном процессе. В этот период идет процесс переосмысления творчества уже известных и читаемых в России европейских писателей конца XVIII века. Формируется принципиально новый, построенный на иных по сравнению с прошедшими десятилетиями принципах отбора, свод образцовых авторов, определяющих философские и эстетические параметры создания в русской культуре романтической картины мира. Ее неотъемлемой частью становятся произведения немецких романтиков, а одним из наиболее востребованных авторов оказывается Э.Т.А.Гофман.
Влияние Гофмана на русскую литературу носило «самый широкий и всеобъемлющий характер, представляло собой не единичные, более или менее случайные контакты, не выражение только индивидуальных писательских
'Бахтин М.М. Ответ на вопрос редакции «Нового мира» // Бахтин М.М. Эстетика словесного
творчества / сост. С.Г. Бочаров. М., 1979. С. 329.
2 Маймин Е.А. О русском романтизме. М., 1975. С. 15.
5 пристрастий, а глубокий историко-литературный процесс, развитие целой линии в истории русской литературы»1.
Обращение к творчеству Гофмана представляет собой чрезвычайно интересную страницу русско-немецких литературных связей. Несмотря на достаточно подробное и разноаспектное изучение в отечественной и зарубежной науке, вопрос о влиянии Э.Т.А. Гофмана на русских писателей продолжает оставаться предметом специального анализа в современном литературоведении. Начало этого повышенного интереса восходит уже к 30-м годам XIX века, прежде всего, в работах ведущих русских критиков эпохи.
В статьях В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.И. Надеждина, В.Ф. Одоевского, СП. Шевырева, и других авторов (по подсчетам А.Б. Ботниковой до 1840 года было опубликовано 14 критических статей о Гофмане ) большое внимание уделялось общей оценке творчества Гофмана, попыткам объяснения причин его популярности в России, выявлению заимствований мотивов немецкого романтика русскими писателями.
А. Погорельского упрекали в явном подражании Гофману, В.Ф. Одоевский получает довольно прочную репутацию «русского Гофмана»,3 .повести Н.А. Полевого, В.Н. Олина, Н.А. Мельгунова сравнивали с гофмановскими.
После угасания романтической волны, во второй половине XIX века, имя Гофмана уходит из сферы актуальной литературы, оно лишь упоминается в связи с обращением к творчеству писателей-романтиков (А.И. Кирпичников, Н.К. Кузьмин, Н.Ф. Сумцов и др.).
В начале XX века исследователи вновь проявляют повышенный интерес к немецкому романтизму и творчеству Гофмана, в частности. Был собран богатый фактический материал, свидетельствующий о влиянии Гофмана на Гоголя и Достоевского, исследованы гофмановские традиции в творчестве
1 Маймин Е.А. Э.Т.А. Гофман в России // Вопросы литературы. 1978. №5. С. 285. 2Ботникова А.Б. Гофман и русская литература (1-я половина 19 века). К проблеме русско-немецких литературных связей. Воронеж, 1977. С. 12.
3 Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь Одоевский. Мыслитель. Писатель. М., 1913. Т. 1.4. 2. С. 290.
В.Одоевского и А.Погорельского и т.д. Устанавливались сюжетные сходства, - ..-. близкие мотивы и образы. Проблема восприятия немецкого романтика в русской литературе 30-40-х годов XIX века была затронута в ряде специальных исследований и статей (М.А. Петровский, С. Родзевич и др.), в фундаментальных исследованиях (И.И. Замотан3, В.М. Жирмунский4, С.С. Игнатов5, П.Н. Сакулин6 и др.).
Обращение к творчеству Гофмана в 30-е годы XX века оказалось связано,
в первую очередь, с изучением творчества А.С.Пушкина и Н.В. Гоголя в
отечественном и в зарубежном литературоведении (М. Горлин , А. Стендер-
Петерсен ). Ученых интересовала главным образом связь русской литературы
-...-. с тематикой, проблематикой и поэтикой его текстов. у" ~
С августа 1946 года после доклада А.А. Жданова, в котором он подверг жесточайшей критике членов содружества молодых писателей «Серапионовы братья» и его «идейного вдохновителя» Гофмана, имя немецкого романтика стало полузапретным. Оно встречалось с соответствующими негативными оценками лишь на страницах учебников, откуда его нельзя было совсем убрать.
.' Петровский М.А. О влиянии Гофмана на русскую литературу // Беседы. Сборник общества истории литературы в Москве. М., 1915. С. 40 - 62.
2 Родзевич С. К истории русского романтизма (Э.Т.А. Гофман и 30-40 гг. в нашей
литературе) // Русский филологический вестник (Пг.). 1917. Т. 77. № 1-2. С. 195-222.
3 Замотин И.И. Романтический идеализм в русском обществе и литературе 20-30-х годов XIX
столетия. СПб., 1907.
4 Жирмунский В.М. Проблемы сравнительно-исторического изучения литератур //
Взаимосвязи и взаимодействие национальных литератур. М., 1961. С. 33-68.
5 Игнатов С.С. Э.Т.А. Гофман. Личность и творчество. М., 1914.
6 Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь Одоевский. Мыслитель. Писатель. М.,
1913. Т. 1.4.2.
7 С. Штейн. Пушкин и Гофман. Сравнительное историко-литературное исследование.
М.,1927.; Д. Якубович. О Пиковой даме<...>. М., 1933.; В. Жирмунский. <...>Пушкин и
западные литераторы. Л., 1937.; Л. Израилевич. К вопросу о влиянии Гофмана на Гоголя. М.,
1939.; 3. Серапионова. Гофмановские мотивы в «Петербургских повестях» Гоголя. М.,1939.
'Gorlin М. Hoffmann en Russie II Etudes litteraies et historiques par Michel Gorlin et Raissa Bloch-
Gorlin. Bibliotheque russe de Г Institut d'etudes slaves. T. XXX. Paris, 1957.
9 Stender-Petersen A. Gogol und die deutsche Romantik II Euphorion. Zeitschrift fuer Literaturgeschichte. 1922. Bd. 24.H. 3. S. 632-641.
7 Переводы произведений Гофмана в стране перестали издавать. Только в начале 60-х годов XX века они начали понемногу возвращаться к читателям1.
В это же время художественная система романтизма становится предметом пристального рассмотрения исследователей, что вызвало пробуждение интереса к творчеству русских писателей-романтиков, определявших литературный процесс 30-х годов XIX века. В этот период в отечественном литературоведении вновь появляются специальные работы, посвященные творчеству Гофмана.
В исследованиях Н.Я. Берковского, Н.М. Берновской, И.Ф. Бэлзы, И. Грешных, А.В. Карельского, И. Миримского, Л. Славгородской, Ф.П. Федорова, Д.Л. Чавчанидзе и др. рассматриваются различные проблемы, отражающие основные аспекты, связанные с изучением творчества немецкого писателя-романтика: его концепция искусства и эстетические взгляды в целом, особенности художественного образа и сюжета, своеобразие иронии, место романов Гофмана в литературе Германии и т.д.
Проблеме связей немецкого писателя с русской литературой его эпохи посвящали свои исследования и зарубежные ученые. Ч. Песседж в работах «Russian Hoffmannists» и «Dostoevski the Adapter» указывал на сходные образы и ситуации в немецком оригинале и произведениях русских писателей. При этом поиск параллелей и перекличек зачастую становился самоцелью, исследователь далеко не всегда принимал во внимание общие исторические и теоретические закономерности развития литературного процесса. Поэтому в концепции Ч. Песседжа русская литература представляет собой сумму заимствованных у Гофмана тем и сюжетов. В книге исследователя Н. Ингама «Hoffmann's reception in Russia»4 русские романтики также представлены как писатели, лишь использующие и воспроизводящие гофмановские мотивы.
1 См.: Жирмунская Н. Новеллы Гофмана в сегодняшнем мире // Гофман Э.Т.А. Новеллы. Л.,
1990. Сб.
2 Passage Ch. Russian Hoffmannists. The Hague, 1963.
3 Passage Ch. Dostoevski the Adapter. A Study in Dostoevski's Use of the Tales of Hoffmann.
North Carolina, 1954.
4 Ingham N.W. E.T.A. Hoffmann's reception in Russia. Wurzburg, 1974.
В работе З.В. Житомирской «Э.Т.А. Гофман. Библиография русских переводов и критической литературы»1, был собран и обобщен уникальный материал по истории распространения и восприятия творчества немецкого романтика в России с 1821 года, когда его имя впервые упоминается в дневнике В.А. Жуковского, по 1964 год, когда труд исследователя вышел в свет. В качестве дополнительного материала З.В. Житомирская включает в раздел, "посвященный отражению творчества и личности Гофмана в русской художественной литературе те произведения, в которых есть прямое подражание или непосредственные ссылки на самого писателя. В нашей работе мы будем опираться, помимо прочего, и на материал, собранный данным исследователем. Так, библиография З.В. Житомирской стала основным ориентиром при отборе и изучении публикаций Гофмана в русской периодике.
В марте 1976 года в Институте мировой литературы АН СССР в связи с 200-летием со дня рождения Гофмана состоялась организованная Научным советом по истории мировой культуры АН СССР научная конференция. Тексты прочитанных в ходе ее докладов составили основу сборника «Художественный мир Э.Т.А. Гофмана» , показывающего наследие немецкого романтика как значительное явление истории культуры, оказавшее влияние на судьбу мирового искусства. В статьях Н.М. Берновской, И.Ф. Бэлзы, В.И. Сахарова, Д.Л. Чавчанидзе и других авторов рассматриваются основные аспекты изучения творчества Гофмана на общем фоне понимания романтизма, а также подчеркивается многогранность гофмановского таланта, проявившегося в разных видах искусства. Данный сборник содержит библиографию переводов произведений Э.Т.А. Гофмана на русский язык и критической литературы о нем (с 1964 по 1980 годы), составленную Г.А. Шевченко и задуманную как продолжение биобиблиографического указателя З.В. Житомирской.
'Житомирская З.В. Э.Т.А. Гофман. Библиография русских переводов и критической литературы. М., 1964.
2 Художественный мир Э.Т.А. Гофмана / ред. кол: И.Ф. Бэлза, O.K. Логинова, СВ. Тураев, Д.Л. Чавчанидзе. М., 1982.
В 1977 году выходит в свет фундаментальное исследование А.Б. Ботниковой «Гофман и русская литература: (1-ая половина 19 века). К проблеме русско-немецких литературных связей»1. В данной работе судьба Гофмана в России рассматривается в связи со становлением национальной русской литературы, ее идеологических и эстетических потребностей. Цель исследования - показать последствия соприкосновения русских писателей с наследием немецкого романтика, результатом которого явилось видоизменение художественной системы Гофмана на русской почве. Рассматривая вопрос о „становлении русской романтической прозы в связи с творчеством Гофмана, А.Б. Ботникова обращается к произведениям А. Погорельского, Н.А. Полевого, В.Ф. Одоевского, А.С. Пушкина, Н.В Гоголя и Ф.М. Достоевского. Прослеживаются различные формы литературных связей, включающих в себя не только усвоение, но и творческий спор. Тем не менее, значительная часть проблематики, связанной с процессом мифологизации личности и творчества Гофмана российским культурным сознанием, осталась за рамками этого исследования, поскольку автора интересовали главным образом литературные подражания и их воплощение в творчестве конкретных литераторов.
В 80 - 90-е годы XX века исследователи продолжают обращаться к творчеству немецкого романтика. Работы Л.А. Такварелия и А.В. Скобелева посвящены проблеме художника и особенностям сатиры и комического в творчестве Гофмана. В основу исследования А. Шариповой положены языковые особенности разновременных переводов сказки Гофмана «Крошка Цахес». В настоящее время продолжают выходить всё новые публикации о восприятии и развитии творческого опыта Гофмана русской литературой,
1 Ботникова А.Б. Гофман и русская литература: (1-ая половина 19 века). К проблеме русско-
немецких литературных связей. Воронеж, 1977.
2 Такварелия Л.А. Проблема художника в творчестве Э.Т.А. Гофмана (На примере образа
Крейслера). Диссертация...кандидата филол. наук. Тбилиси, 1981.
3 Скобелев А.В. Особенности сатиры и проблемы комического в творчестве Э.Т.А. Гофмана.
Диссертация...кандидата филол. наук. М., 1984.
4 Шарипова А. Языковые особенности разновременных переводов сказки Э.Т.А. Гофмана
«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер». Диссертация...кандидата филол. наук. Казань,
1996.
10 например: статьи И.Бабанова, Н.А. Корзиной, Н. Друбек-Майера,
- . А.Медведевой4, Г. Кочетова5, Н. Лебедевой6 и др. !- - '—-
Очень актуальной для нас представляется также работа Н.М. Ильченко «Русско-немецкие литературные связи в отечественной романтической прозе 30-х годов XIX века», вышедшая в свет в 2002 году . Автор данного исследования делает попытку осмыслить влияние литературы Германии на творчество русских романтиков 30-х годов XIX века: М.П. Погодина, Н.А. Полевого, К.С. Аксакова, Н.А. Мельгунова, Е.А. Баратынского и др. В рамках романтического контекста эпохи используются материалы, связанные с творчеством В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя. Литература
r . Германии представлена творчеством романтиков йенского периода и близкого к ним Э.Т.А. Гофмана. Принципиальная новизна данной работы заключается в том, что она является первым в отечественном литературоведении обобщающим исследованием по обозначенной выше проблеме.
По названным работам, а также значительному количеству не включенных в краткое описание исследований творчества Гофмана, можно судить о широте проблематики гофманианы в настоящее время. Все это говорит о том, что творчество немецкого романтика продолжает оказывать влияние, его произведения печатаются, издаются, иллюстрируются и комментируются, влияют на творчество новых писателей; .завоевывают все новые круги читателей.
'Бабанов И. К вопросу о русских знакомствах Э.Т.А. Гофмана // Вопросы литературы. 2001.
№ 11,12.С. 155-171.
2Корзина Н.А. Проблема усвоения «синтетического» опыта Гофмана в русской литературе //
Текст и контекст: русско-зарубежные литературные связи XIX-XX веков. Тверь, 1992. С. 4-
13.
3Друбек-Майер Н. От «Песочного человека» Гофмана к «Вию» Гоголя: К психологии зрения
в романтизме // Гоголевский сборник. СПб., 1993. С. 54-85.
4 Медведева А. Э.Т.А. Гофман и А.П. Чехов // В мире Э.Т.А.Гофмана. Калининград, 1994.
Вып. 1.С. 212-215.
5 Кочетов Г. Чехов и Гофман: поэтика зарубежных эпох // Чехов и Германия. М., 1996. С. 37-
42.
6Лебедева Н. Образ художника у Гофмана и Одоевского // Свое и чужое в европейской -" ^культурной традиции: Литература. Язык. Музыка: Н. Новгород, 2000. С." 244-245.
7 Ильченко Н.М. Русско-немецкие литературные связи в отечественной романтической прозе 30-х годов XIX века: Диссертация... доктора филол. наук. Н.Новгород, 2002.
Художественное завещание Гофмана продолжает свою жизнь, подтверждая слова последнего из петроградских «серапионов», В. Каверина, произнесенные перед «Серапионовыми братьями» в столетнюю годовщину со дня смерти Гофмана, в июне 1922 года: «Никто еще не измерил Гофмана как должно. Перед нами еще лежит эта высокая задача. Минет еще столетие, и новые Серапионовы братья будут праздновать день мастера Теодора, и новый Каверин скажет о том, что Гофман жил, жив и будет жить, доколе человеческий глаз сумеет видеть черное на белом и ломаную линию отличить от прямой» .
Столь долгое существование гофмановской традиции в отечественной литературе отчасти можно объяснить чрезвычайно большой популярностью его произведений, которые нашли отклик в русском общественном сознании в сложившейся в эти годы специфической литературной ситуации. С другой стороны, именно через Гофмана, представителя позднего немецкого романтизма, русская литература усваивала специфику немецкого романтизма в целом, подобно тому, как русские интеллектуалы усваивали немецкую философию посредством Шеллинга и Шлегеля. Именно благодаря Гофману, литературное достояние немецких романтиков, «этот богатый литературный ландшафт с его резкими взаимопереходами света и тени, волшебный и сверкающий, стал доступен многочисленным читателям от Парижа до Петербурга»2.
Произведения немецкого романтика становятся популярными за пределами Германии в первой половине XIX века, в первую очередь, во Франции3, где они активно переводятся. По признанию современных немецких исследователей, именно зарубежье возвело имя Гофмана в ранг мировой литературы.
Сюзанна Грёбль пишет по этому поводу: «В это же время зарубежье поставило его в разряд мировой литературы. Настоящим успехом стал в 1822
1 Каверин В. Литератор. М., 1988. С. 52.
2 Гюнцель К. Э.Т.А. Гофман. Жизнь и творчество. Письма, высказывания, документы / пер. с
нем. М, 1987. С. 21.
3 Heilborn Е. Е.Т.А. Hoffmann. Der Kuenstler und die Kunst. Berlin, 1926. S. 202.
12 году русский перевод «Девицы Скудери», а год спустя его французская обработка; в 1824 году «Элексиры дьявола» сделали Гофмана известным в Англии, В 1830 году вышло в свет французское издание его сочинений, а еще до середины века его произведения были переведены на русский язык. Во Франции его любили как поэта гротеска и фантастического - для его стиля придумали название «гофмановский», в России он считался мастером психологии<,. ,>. В Германии его открыли экспрессионизм " -интернациональное движение! - как поэта гротеска, а психиатрия как исследователя бессознательного. Но лишь с началом свободного непредвзятого отношения к литературе открылись глаза немецкой литературы на то, что уже давно видело зарубежье»1 (перевод наш. - А.К.).
И действительно, русские исследователи творчества Гофмана оценили его и отвели ему достойное место в истории литературы гораздо раньше немецких ученых, В Германии XIX века интерес к Гофману не был столь велик, хотя он был, несомненно, читаемым автором. Кроме того, по словам А.Б.
-Ботниковой, «на протяжении всего его творческого пути критика относилась к нему прохладно. Литераторы старшего поколения едва признавали его, И всегда с оговорками. Многим из них его творчество служило основанием для сетований на упадок немецкой литературы»2.
Соотечественник Гофмана, Генрих Гейне, в «Романтической школе» (1835), к примеру, так отзывался о творчестве писателя-романтика: «Гофман <...> везде видел только привидения, они кивали ему в ответ из каждого китайского чайника и каждого берлинского парика; он был волшебником, который превращал людей в чудовища и их даже в королевских прусских
-придворных советников; он мог вызывать мертвецов из-могил, но жизнь
1 Groble S. Literaturwissen fur Schule und Studium. E.T.A. Hoffmann. Stuttgart, 2000. S. 27-28.
2 Ботникова А.Б. Гофман и русская литература: (1-ая половина 19 века). К проблеме русско-
немецких литературных связей. Воронеж, 1977. С. 18-19.
13 вытолкнула его из себя, как мрачное привидение, <.. .> его произведения есть не что иное, как крик ужаса в двадцати томах»' {перевод наш. - А.К.)
В. Д. Балакин видит причину неприятия творчества Гофмана его современниками, даже такими великими как Гете, в том, что «наряду с «Кавалером Глюком» и «Золотым горшком» Гофман опубликовал массу таких вещей, которые ни один уважающий себя писатель не включил бы в собрание своих сочинений, вследствие чего «серьезная» критика не считала нужным обращать на него внимание»2.
Начало нового подхода к личности и сочинениям немецкого романтика в Германии ознаменовалось появлением в начале XX века трудов Э. Гризебаха и А. Закхайма4, а также выходом в свет комментированных изданий дневников и переписки Гофмана, выполненных Гансом фон Мюллером5. В России в конце XX века были, переведены и стали достоянием широкого круга читателей труды К. Гюнцеля6 и Г.Виткоп-Менардо7, которые позволяют по-новому взглянуть на жизнь и творчество немецкого романтика. В 2005 году в нашей стране публикуется книга современного немецкого писателя Рюдигера Сафрански8, мастера психологически выверенных биографий, в которой ему удалось проникнуть в самую сущность причудливых фантазий Гофмана и показать его не просто выдающимся писателем, во многом опередившем свое время, но и разносторонне одаренным человеком.
1 Heinritz Reinhard. Das Е.Т.А. Hoffmann-Museum in Bamberg. Einblicke in ein Kuenstlerleben.
Bamberg, 2003. S.53.
2 Балакин В.Д. Между сказкой и реальностью // Сафрански Р. Гофман / пер. с нем. М., 2005.
С. 5.
3 Grisebach Е. Biographische Einleitung. E.Th. A. Hoffmanns saemtliche Werke. Bd.l. Lpz., 1905.
4 Sakheim A. E.Th.A. Hoffmann. Studien zu seiner Persoenlichkeit und seinen Werken. Lpz., 1908.
5 E.Th.A. Hoffmann im persoenlichen und brieflichen Verkehr I Gesamm. und erl. von H. v.
-Mueller. Brl., 1912; E.Th.A. Hoffmanns Tagebuecher und literarische Entwuerfe/ hrgs. von H. v.
Mueller. Brl., 1915.
6 Э.Т.А. Гофман: Жизнь и творчество. Письма, высказывания, документы / сост. К. Гюнцеля;
пер. с нем. М., 1987.
7 Виткоп-Менардо Г. Э.Т.А. Гофман сам свидетельствующий о себе и о своей жизни / пер. с
нем. Челябинск, 1999.
8 Сафрански Р. Гофман /пер. с нем.; вступ, ст. В.Д. Балакина. М., 2005.
Однако, несмотря на то, что Гофман вышел из тени забвения, он все-таки остался писателем «второго ряда» у себя на родине. В.Д. Балакин отмечает, например, такой парадоксальный факт, что «в библиотеке Немецкого культурного центра имени Гете в Москве нет ни произведений самого Гофмана, ни книг о нем»1.
Справедливости ради следует заметить, что современные немецкие исследователи творчества Гофмана пытаются изменить эту ситуацию.
Из материалов, любезно предоставленных нам директором государственной библиотеки города Бамберга (Германия), профессором Бернхардом Шеммелем, следует, что в 1938 году в Бамберге, где немецкий романтик проживал с 1808 по 1813 годы, было создано общество имени Э.Т.А. Гофмана, призванное заботиться о его художественном наследии, популяризировать его и поддерживать контакты с исследователями и просто любителями его творчества по всему миру. Ежегодно общество организует собрание его членов, число которых составляет в данный момент 450 человек, для дискуссий об авторе и его произведениях и представления текущих проектов на исследовательском форуме. Доклады этого форума составляют основу ежегодника Гофмана, который приглашает к сотрудничеству исследователей из разных языковых и культурных сфер и поощряет не только филологические, но и междисциплинарные работы. Материалы этого сборника научных трудов о Гофмане находятся в упоминавшейся выше библиотеке города Бамберга и предлагают огромный потенциал для разного рода исследований творчества немецкого романтика.
Что касается темы «Гофман в русской литературе», то немецкие исследователи творчества Гофмана едва ли обращались к ней. В немецком справочнике по романтизму этой теме посвящен небольшой отрывок из статьи
0 европейском романтизме Герхарда Гофмейстера, который, ссылаясь на
работу Ч. Пэсседжа, отмечает, что Гофман пользовался невероятным успехом в
1 Балакин В.Д. Между сказкой и реальностью // Сафрански Р. Гофман / пер. с нем. М., 2005.
Сб.
15 России 1830-1845 годов, а именно во времена интенсивного восприятии творчества Гейне. В статье приводится перечень переведенных в этот период в России произведений Гофмана, с предположением о том, что эта переводческая волна совпала с французским переводом Леве-Веймара. Центром распространения творчества немецкого романтика называется журнал «Московский телеграф», а среди писателей, испытавших влияние Гофмана, упоминаются имена В.Ф. Одоевского, А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя.
Отмечается также тот факт, что русские литературные критики А.И. Герцен, В.Г.Белинский и Н.В.Станкевич уделяли большое внимание творчеству Гофмана и использовали его в качестве орудия борьбы с «реакционным и эмоциональным романтизмом»' (перевод наш. -А. К.).
Кроме того, нам стало известно, что в 2006 году на заседании общества им. Гофмана в Бамберге был заслушан доклад профессора Гамбургского университета бундесвера Николауса Катцера о фантазиях большого города у Гофмана и Гоголя. Этим и ограничиваются наши весьма скудные сведения по этому вопросу.
Актуальность данного исследования определяется возросшим в последнее время научным интересом к феномену культурного мифа и его конкретным воплощениям в литературном процессе.
Следует отметить, что еще относительно недавно исследователи рассматривали миф как элемент, свойственный исключительно древности, который изживает себя с развитием человека и человечества. Но в последнее время рамки такого понимания существенно расширились, и понятие «миф» часто используется для объяснения широкого спектра явлений действительности. Придерживаясь точки зрения К. Хюбнера2 о том, что миф не только возник раньше всего остального и воплотил в себе все, что впоследствии из него реализовалось, скажем, что миф составляет важную часть любого типа
1 Hoffmeister G. Deutsche und europaische Romantik II Romantik-Handbuch. Berlin, 1994. S. 162.
2 Хюбнер К. Истина мифа I пер. с нем. М., 1996.
культуры: как в стадии его становления, так и процессе эволюции характерного для данной культуры мировоззрения.
В связи с этим говорят о мифологическом сознании, которое стало рассматриваться как «форма сознания, свойственная человеку, как свойственны ему другие формы сознания»1. Очень важным, по нашему мнению, является представление о мифологическом сознании, как об определяющей черте всякого мыслящего человека, а также тот факт, что оно характерно для любой исторической эпохи и оказывает существенное влияние на все современные ему формы человеческого познания и деятельности.
При переходе на новый уровень развития рационального знания элементы мифологического сознания не исчезают из жизни общества, напротив, они становятся неотъемлемой частью сферы духовно-практического освоения действительности. Ведь такие выделившиеся из мифа формы общественного сознания, как искусство, литература, религия и наука сохраняют в себе ряд мифологических моделей, получающих новый статус при включении в новые структуры. Миф переживает свою «вторую» жизнь. Поэтому он часто называется решающим фактором, необходимым для объяснения всей творческой продукции человечества, древней и современной.
В человеческой культуре происходит постоянное обновление, реконструирование мифа, чему способствуют присутствие неизбежной субъективности при оценке того или иного явления и потребность сознания индивида, и коллективного сознания социальных групп создавать несвойственные реальности сочетания.
Объектом настоящего диссертационного исследования является процесс формирования и трансформации общезначимого мифа на примере восприятия личности и творчества Э.Т.А.Гофмана в России 30-40-х годов XIX века.
1 Гулыга А.В. Миф как философская проблема // Античная культура и современная наука. М., 1985. С. 275.
17 Предметом исследования стали конкретные проявления, динамика и историческое развитие русского культурного мифа о Гофмане - реакции на его личность и творчество, сформированной в общественном сознании эпохи.
Материалом исследования стали произведения документальных жанров: письма, дневниковые записи, критические статьи, мемуарная литература, а также художественные произведения, связанные с личностью, творчеством или литературным образом Гофмана, созданные в 30-40-е годы XIX века.
Цель диссертации - изучение характера и динамики восприятия русской литературой 30-40-х годов XIX века личности и творчества Э.Т.А. Гофмана, рассмотрение совокупности разнородных суждений отечественных критиков, писателей, мемуаристов, позволяющих представить сложность и масштабность литературно-эстетических коллизий, в центре которых, так или иначе, оказывались личность и творчество выдающегося немецкого романтика.
Цель обусловила постановку следующих задач:
охарактеризовать миф как историко-культурный феномен в аспекте цели данного исследования;
рассмотреть вопрос о первых русских читателях Гофмана;
показать, как распространялось литературное наследие Гофмана в периодических изданиях России 30-40-х гг. XIX в.;
выявить составляющие биографического мифа о Гофмане, представленные в критических статьях эпохи (на примере одноименной статьи А.И.Герцена);
проанализировать феномен кружкового сознания в аспекте гофмановского культурного мифа (кружок Н.В. Станкевича);
выделить и сопоставить особенности рецепции образа немецкого романтика в художественных произведениях В.К. Кюхельбекера и И.И. Панаева с целью сопоставления «динамического» (И.И. Панаев) и «статического» (В.К. Кюхельбекер) восприятия гофмановского мифа в русской литературе;
18 7) представить феномен «эпигонских» текстов В.П. Алферьева и В.Н. Олина как проявление литературной архаики и несвоевременного подражания Гофману.
Методологическая основа работы.
Методологическая база исследования - общие работы в области культурологи и теории литературы (Р. Барт, М.М. Бахтин, Д.С. Лихачев, А.Ф. Лосев, Ю.М. Лотман, Е.М. Мелетинский, А.А. Потебня, Ю.Н. Тынянов, М. Эпштейн и др.); специальные исследования по истории и теории критики и мемуаристики (Б.Ф. Егоров, Г.Г. Елизаветина, Ю.В. Манн), а также монографические работы о творчестве отдельных авторов: писателей, критиков, мемуаристов.
Методы: данная работа является историко-литературным исследованием,
в котором применены сравнительно-исторический и историко-функциональный
методы исследования. Эти научные методы являются конкретным
применением герменевтического подхода как основы теории восприятия,
понимания и интерпретации художественного текста в зависимости от
контекста, который представляет собой совокупность национальных,
культурных, социально-исторических, философско-эстетических,
идеологических и субъективных особенностей, оказывающих влияние на конкретное суждение автора. В исследовании использован также интегративный подход, позволяющий применить знания, полученные другими науками, к решению задач, поставленных в данной работе. Основные положения, выносимые на защиту:
1. В России культурный миф о Гофмане складывается, в первую
очередь, в процессе общения группы лиц, объединенных общими философско-эстетическими предпочтениями и интересами. Важную роль в этом процессе сыграли различные литературные кружки и салоны 30-40-х годов XIX века.
Публикации переводов Гофмана и биографических сведений о нем в российских периодических изданиях явились своего рода реакцией реципиентов на этот сложившийся миф.
Гофмановский миф в аспекте биографии писателя так же, как и всякий культурный миф, всегда имеет материальное воплощение в действии: будь то собственно творческий акт или поступок творческой личности.
В условиях вынужденной социальной изоляции восприятие мифа о Гофмане (как, вероятно, и других аналогичных образований) сохраняется в неизменном, как бы законсервированном виде, примером чего явилось его воплощение в романе В.К. Кюхельбекера «Последний Колонна».
В сознании активных участников общего литературного процесса миф о Гофмане претерпевает значительные изменения, становясь к середине XIX века своего рода архаичным явлением (что показывают соответствующие изменения оценок и суждений в произведениях И.И. Панаева 40-х годов XIX века);
Эпигонские тексты являются важным источником изучения законов восприятия объекта подражания в сфере литературного творчества. Отнесение к категории эпигонских произведений во многом вызывается текущей эстетической конъюнктурой. Так, например, эпигонские тексты В.П. Алферьева и В.Н. Олина были восприняты современниками как неудачные подражания стилю Гофмана, прежде всего, в силу своего «опоздания во времени».
Научная новизна: в исследовании впервые рассматривается проблема формирования, становления и закрепления культурного мифа о Гофмане в первоначальный период распространения его творчества в России.
Одним из элементов мифологического сознания является мифотворчество, которое, по справедливому замечанию Г.Н. Оботуровой, «в виде определенного «уровня», «фрагмента», своеобразных остаточных черт
20 может трансформироваться и проявляться в различных формах деятельности иных культур»1. В отличие от мифа архаического (А.Ф. Лосев), существовавшего как единственно возможное для древнего человека объяснение мира и носившего вследствие этого абсолютный характер, современные мифы получают статус относительных, так как они предполагают лишь внедрение отдельных своих элементов в немифологическую культурную ситуацию. В этом плане мы можем говорить об элементах мифотворчества в освоении наследия Гофмана в России. Ключевую и до конца не оцененную роль в этом процессе сыграл кружок Н.В. Станкевича, поэтому в своей работе мы обратимся к рассмотрению особенностей восприятия творчества Гофмана участниками этого объединения.
Кроме того системного осмысления требует процесс создания литературной биографии Гофмана как одной из форм существования биографического мифа, а также вопрос рецепции гофмановского мифа в произведениях В.К. Кюхельбекера, И.И. Панаева и В.Н. Олина. Представленные в контексте культурного мифа и объединенные одним отрезком времени, отзывы критиков, письма, дневниковые записи и воспоминания выдающихся представителей литературы и культуры XIX века, а также художественные произведения этого периода, в которых возникает образ Гофмана, представляют собой единую систему, центром которой является фигура немецкого романтика.
Попыткой предпринять комплексный анализ этой системы и объясняется научная новизна работы.
Решению поставленных задач призвана способствовать следующая структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, включающего 230 наименований, и двух приложений.
Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и научная новизна, определяются цели, задачи, методологическая основа исследования,
1 Оботурова Г.Н. Философия мифа.Вологда. 1998. С. 118-119.
21 характеризуется степень изученности проблемы, формулируются основные положения, выносимые на защиту.
Миф как историко-культурный феномен
При наличии в современной науке огромного количества разнородных и разноплановых определений мифа, очень часто противоречащих друг другу, едва ли возможно дать четкое и полное определение этому понятию. Поэтому попытаемся выделить среди многочисленных определений мифа несколько, наиболее принципиальных для нашей работы. По словам А.Ф. Лосева, «не зная, что такое миф сам по себе, мы не можем говорить и об его жизни в той или иной другой иноприродной среде»1.
В философии миф определяется как «особый способ-отражения мира в сознании человека, характеризующийся чувственно-образными представлениями о небывалых существах, явлениях и процессах» . В связи с этим часто говорят о «мифизации известных понятий, благодаря которой явления, лежащие в их основе как рационально неосвояемые и непостижимые, должны быть представлены в качестве благовейно принимаемых» .
В октябре 1986 года в ГМИИ им. А.С. Пушкина состоялись заседания «Круглого стола» на тему «Жизнь мифа в античности», на которых были заслушаны доклады ученых, объединенных идеей разработки единого научного понимания мифа не - только в его конкретно-историческом, не и общекультурном аспекте. В обзорной статье И.А. Ермолаева и А.А. Захарова4 представлены наиболее интересные современные подходы к пониманию сущности мифа.
Так, Ф.Р. Баллонов, называя существенным признаком мифа осмысление реальности как целого, определяет миф как «передаваемое традицией вербальным, действенным, иконическим образом понимание мира в целом и его частей (включая человека) с целью поддержания мира в стабильности, в необходимом для человека равновесии»1.
Г.С. Кнабе использует понятие «миф» для обозначения «определенного - .:.;- модуса существования объективной исторической реальности и определенной формы ее восприятия последующей культурой»2.
По определению А.И. Зайцева, современные мифы представляют собой «варьирующиеся в устной или письменной традиции повествования, включающие в себя элементы сверхъестественного и притом такие, в реальность которых верят»3.
Мнение, близкое к точке зрения А.И. Зайцева, высказал Д.В. Панченко, который определил миф как «традиционное сюжетное повествование, основные герои которого принадлежат (непосредственно или генеалогически) к кругу г-....-.-.- персонажей, имеющих культ,- - повествование, способное увлекать слушателей и не предполагающее со стороны аудитории вопроса об истинности рассказываемого»4.
Личность Гофмана, ставшего в России, несомненно, культовой фигурой, его необычная судьба, повествование о которой содержало все необходимые элементы сверхъестественного, возникшая в эпоху культурного взрыва (Ю.М. Лотман), воплотила в себе всю совокупность эмоциональных состояний и устремлений русских образованных людей 30-40-х годов XIX века, являвшихся уже представителями последующей культуры.
Наиболее тесная генетическая связь возникает между мифом и литературой. В литературоведении мифы понимаются как «создания коллективной общенародной фантазии, обобщенно отражающие действительность в виде чувственно-конкретных персонификаций ... , которые мыслятся вполне реальными»1. Но если рассматривать миф с этой точки зрения, как составную часть древней мифологии, то литература и мифология представляют собой пару несводимых друг к другу понятий. Это подтверждают слова М. Эпштейна о том, что «в сфере образного мышления все, что есть литература, не есть мифология, и наоборот» . Перечисляя самые типичные черты литературного творчества: «наличие индивидуального автора, осознанная условность образов по отношению к действительности, письменная фиксация, оригинальность как положительный эстетический критерий», исследователь замечает, что «все это со знаком отрицания окажется точным определением мифотворчества», для которого характерны: «коллективизм, вера в безусловную истинность образов и т.д.» .
Другой важной характеристикой мифа является, по мнению М. Эпштейна, то, что он «тяготеет к интенсивному обобщению: в отдельной вещи или поступке обнаруживаются постоянные ситуации человеческого и природного бытия; и чем короче, случайнее происшествие обыденной жизни, тем напряженнее его значение и глубже тайна в ином мифическом плане действительности» . При этом «в мифе нет национально-исторической субстанции, там пространство и время свернуты в архетипический образ чего-то внепространственного и вневременного», и поэтому герой мифа предстает перед нами «одиноким, вычлененным из горизонтальных связей с обществом и историей, ибо он находится в напряженнейших вертикальных связях с архетипическим прообразом, задающим ему тип поведения»5.
Данная парадигма в отношении Гофмана, ставшего героем русского мифа, ярко иллюстрируется шутливой фразой В.П. Боткина о том, что писатель, распустив ложный слух о своей смерти», «потихоньку уехал из Берлина в Россию и, поселившись где-то в отдаленном, безвестном углу обширного царства, стал учиться по-русски»1.
Вымысел, переплетенный с реальностью, становится мифом. По определению М. Эпштейна, «миф же - это и есть фантазия, отождествленная с действительностью»2.
Размышляя о природе мифа, ученый замечает: «Одной своей стороной миф отворачивается от жизни, уходит в уединенную область мечты и запустения, надменности и власти. Но другой своей стороной он: обращается к. той таинственной сути жизни, которая объединяет далеко отстоящие миры, позволяет встретиться и узнать друг друга существам, заброшенным в разные времена и пространства»3.
Многозначность термина «миф» усиливается введением в литературоведческий обиход понятия «современный миф», расширяющего представление о рамках древней мифологии. При этом «современное мифотворчество» получает свое развитие не только в научных теориях или философско-идеологических доктринах, но и в художественной литературе.
Сама художественная литература развивается из мифа, который является ее. естественным источником, и сохраняет видовую связь с ним.
Очерк А.И.Герцена «Гофман» и мифологизация биографии немец кого писателя
М.А. Черняк очень точно описывает процессы, протекающие в сфере культуры переходных эпох: «В моменты слома культурных эр, как правило, резко интенсифицируются две противоположные культурные традиции: с одной стороны, «элитарное» искусство ... , а с другой - искусство, ориентированное на массовые формы художественного мышления».1 Эти противоположные традиции имеют место и в сфере журналистики, которая находилась в рассматриваемый период в процессе становления: журналы не были четко сориентированы на определенный тип читателей, жесткой границы между периодикой и собственно литературой не существовало вообще.
Издатели журналов стремились всеми силами привлечь немногочисленных читателей, и имя Гофмана, очевидно, воспринималось как эффективный инструмент в борьбе за читательское внимание. Именно имя, ..поскольку выбор конкретных текстов писателя для публикации далеко не всегда может быть объяснен читательскими или даже редакторскими 58 предпочтениями. Об этом свидетельствует достаточно хаотичный отбор произведений Гофмана, большинство из которых соответствовали общему спросу на все «изощренное, захватывающее, таинственное»1. Интересно, что подобная же ситуация какое-то время имела место в журналистике Германии, когда поток произведений Гофмана, вошедшего в моду, заполонил рынок карманных изданий и альманахов: «Редакторы могли продолжать свою карьеру, если им удалось заполучить произведение Гофмана. Как только редакторское кресло под ними начинало шататься, к Гофману прибегали как к последнему средству». Парадокс восприятия творчества Гофмана заключался в том, что, с одной стороны, им зачитывались «рыночные торговки» , а с другой стороны, его произведения становились предметом обсуждения в интеллектуальных кругах Германии. у -г Период популярности Гофмана в Германии, а затем и в России, приходился на время нестабильности, переворотов и переоценок, которое «побуждало занимать позицию, при которой опираются на данность, не забывая, что все в высшей степени ненадежно и двусмысленно»4. Ю.М. Лотман отмечал, что в переходные эпохи, одной из которых является и рассматриваемый нами период, происходит «размывание границ между высоким и низким, элитарным и массовым путем их объединения в процессе восприятия».5 Благодаря Гофману, «в мире расхожего чтива начинают свое победное шествие художественные натуры, таинственно-замкнутые, совершающие эксцентричные поступки, несчастные, но часто влюбляющиеся»6. Произведения Гофмана, содержавшие в себе элементы «высокого искусства» и «массовой литературы», вполне отвечали основным тенденциям времени первоначально в Германии, а впоследствии и в России. Кроме того, журнал, каким бы он ни был по общей направленности, часто становился просто местом размещения «элитарной» информации о Гофмане, соответствовавшей взглядам и интересам того или иного издателя или людей близких к нему.
Это подтверждает история публикации очерка А.И. Герцена «Гофман»1, первой русской оригинальной статьи о творчестве Гофмана, которая суммировала большинство из того, что уже было ранее сказано русской критикой, и предлагала «целостную и глубокую концепцию творчества немецкого романтика»2.
Работа над статьей о Гофмане была начата А.И. Герценом в 1833 году и закончена в апреле 1834 года. На это указывает самое раннее упоминание об этом очерке: в письме Т.П. Пассек к мужу от 2 марта 1833 года3. Первоначально А.И. Герцен намеревался опубликовать свою статью в задуманном В.В. Пассеком альманахе, издание которого— так и не осуществилось. Вскоре после завершения работы над статьей, А.И.Герцен, отправленный в ссылку, увез ее рукопись с собой. Автор, планировавший ее издание в каком-либо журнале, обратился за помощью и к Н.А. Полевому. Н.А.Полевой незамедлительно выражает свое мнение об этой статье. 25 февраля 1836 года в письме, адресованном А.И. Герцену, он пишет: «Статью вашу о Гофмане я получил. Мне кажется, вы судите о нем хорошо и верно, но если вы хотите дать публичность этой статье, то примите мой дружеский совет: ее надобно поправить в слоге, весьма небрежном, и необходимо, прежде цензуры, исключить некоторые выражения». Далее он предлагает А.И. Герцену свои услуги: «Если вы доверите мне, я охотно приму на себя обязанность продержать над статью вашею политическо - литературную корректуру и потом отдать ее в какой угодно журнал. Без вашего позволения приступить ни к чему не смею и, право, не советую без поправок посылать другому» .
Однако статья, совершенно неожиданно не только для Н.А. Полевого, но и для самого А.И. Герцена, очевидно, при содействии Н.Х. Кетчера, располагавшего ее ранней рукописью, была опубликована в «Телескопе». В связи с этим А.И. Герцен написал 1 августа 1836 года в своем письме к Н.А. Захарьиной следующее: «В «Телескопе» напечатана моя статья «Гофман», в № 10 за 1836 год. Пишу тебе для того, что ты, верно, равнодушно не взглянешь на подпись Искандер. Впрочем, ее напечатали небрежно, не выправив; не знаю даже, кто это вздумал»2. Статья настолько полно соответствовала сформировавшемуся в среде русских литераторов и издателей мифу о Гофмане, что была в спешке напечатана, даже не имея на то разрешения автора.
Написанная в пору особого увлечения творчеством Гофмана, эта статья вызывает особый интерес, так как она представляет собой специфический «русский» взгляд на жизнь и произведения немецкого романтика, многие из которых еще не были переведены на русский язык. Неслучайно В.П. Боткин отметил, что русских читателей «так тесно сблизила» с Гофманом именно эта «живая, увлекательная повесть о его жизни и сочинениях» .
По словам А. Немзера, на рубеже XVIII-XIX веков, во времена «катастрофических событий революционных и наполеоновских войн» знамением эпохи становится «идея свободной и творящей личности», под определение которой как нельзя лучше подходила фигура Гофмана, жизнь которого «на глазах превращалась в высокую легенду»4.
Гофман в оценке В.Г. Белинского
Как известно, Н.А. Добролюбов именно В.Г.Белинского называл «наиболее энергическим представителем этого кружка» и объяснял это тем, что, возможно, «он имел и более материальной надобности высказывать в печати убеждения, выработанные им в обществе друзей, которые менялись своими идеями только между собою». И хотя критик отрицает факт заимствования В.Г.Белинским своих мнений и убеждений до 1840 года, все же он не сомневается в том, что «Станкевич деятельно участвовал в выработке тех суждений и взглядов, которые потом так ярко и благотворно выразились в критике Белинского»4.
В письмах Н.В.Станкевича и ранних статьях В.Г.Белинского действительно прослеживается много совпадений, сходных идей, что, по мнению Г.Г. Елизаветиной, можно объяснить глубоким взаимопониманием, «которое существовало между ним (Станкевичем. - А.К.) и критиком во взглядах на искусство»1.
Так, в одной из ранних рецензий «О русской повести и повестях г. Гоголя» В.Г.Белинский называет произведения Гофмана «фантастическими снами» , в то время как Н.В.Станкевичу его фантастическое «кажется каким-то давнишним сном»3.
А.И. Герцен прямо называет источник, который впоследствии стал основой критической системы В.Г.Белинского и его отношения к творчеству Гофмана: « ... взгляд Станкевича на художество, на поэзию и ее отношение к жизни вырос в статьях Белинского в ту новую мощную критику, в то новое воззрение на мир, на жизнь, которое поразило все мыслящее в России»4.
Его слова подтверждает А.Н. Пыпин, который говорит о том, что Белинский «не владел немецким языком, хотя не раз делал усилия, чтобы научиться ему, - как русский человек, Белинский и не любил немецкого языка, - и потому Станкевич и М. Бакунин по необходимости стали его путеводителями в этой области, т.е. передавали ему вычитанное и узнанное»5.
В.Г.Белинский с самого начала своей критической деятельности постоянно упоминает Гофмана при оценке творчества других писателей, в письмах к друзьям, в статьях и рецензиях, в систематических годовых литературных обозрениях. Он пытается разобраться в «сумасшедшей и болезненной»6 поэзии Гофмана и даже берется за изучение немецкого языка, чтобы читать его произведения в оригинале. Так, 15 ноября 1838 года он сообщает М.А. Бакунину, что принимается за чтение в оригинале «Серапионовых братьев», объясняя свой выбор тем, что это произведение «переведено на русский и можно справляться с переводом в трудных местах» .
Д.С. Лихачев подчеркивал: «Чтобы воспринимать культурные ценности во всей их полноте, надо знать их происхождение, процесс их создания, заложенную в них память. Чтобы воспринять художественное произведение точно и безошибочно, глубоко и содержательно, - надо знать, кем, когда и при каких обстоятельствах оно создано»2. В.Г.Белинский пытался максимально добросовестно изучить весь контекст гофмановского творчества, чтобы составить оригинальное представление о своеобразии таланта писателя. Критик знакомится с биографией Гофмана в переведенной с французского языка статье «Жизнь Гофмана». Его особенно поразили последние слова умирающего немецкого писателя: «Жить, жить - во что бы то ни стало!»3. В письме к М.А. Бакунину от 16 - 17 августа 1838 года он пишет, что находит в этих словах огромную силу, а не признак «души слабой и ничтожной»4. . \ Имя Гофмана встречается довольно часто в письмах В.Г.Белинского 1837 - 1840 годов (15 упоминаний), что свидетельствует об огромном интересе, который вызывает у него творчество и личность немецкого писателя. Так, в своем письме к В.П. Боткину от 16-21 апреля 1840 года он признается, что «страстно полюбил Гофмана» и «много объяснил ... себе и самого себя через это чтение»5. В.Г.Белинский делится своими впечатлениями от прочтения «Серапионовых братьев» и, упоминая «повесть о трех друзьях», пишет следующее: «Это злая сатира на меня, и именно в лице того, которому отец мнимо возлюбленной его явился в колпаке, с букетом, читая его письмо»1.
Кроме того, «Серапионовский круг» напомнил ему московский кружок Н.В.Станкевича и эти воспоминания вызвали «много сладких и грустных ощущений» в его душе. Находясь под гнетом «российской действительности», критик хорошо понимает «раздражительность Гофмана при суждении глупцов об искусстве, его готовность язвить их сарказмами» . Таким образом, создавая свой миф о Гофмане, В.Г.Белинский стремится соотносить те мысли, которые он почерпнул в произведениях немецкого романтика, с самим собой, со своей жизнью, со своими переживаниями.
Упоминания о Гофмане встречаются уже в его статьях 1835 - 1836 годов. По словам А.Б. Ботниковой, именно в критических работах В.Г.Белинского видно наиболее яркое и полное воплощение русской концепции гофмановского творчества4.
Рассматривая отличия между фаталической и фантастической литературными школами, В.Г.Белинский говорит о том, что «у Гофмана человек бывает часто жертвою своего собственного воображения, игрушкою собственных призраков, мучеником несчастного темперамента, несчастного устройства мозга, но не какой-то судьбы»5. В статье «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя»» В.Г.Белинскому удается кратко передать смысл «самых, по-видимому, бессмысленных повестей Гофмана» : «Герой немца сидит на бедном чердаке и, мученик мысли, то выпытывает из своей головы теорию звука, тайну его влияния на душу, то, мученик своего расстроенного воображения, представляет себя жертвою какого-то враждебного духа, то создает себе идеал женщины и, воспламененный им, возвышается до гениальной действительности в искусстве, и потом, нашедши осуществление этого идеала не в ангеле, не в пере, а в смертной женщине, сделавшись ее обладателем, начинает ненавидеть ее, своих детей, самого себя и оканчивает все это сумасшествием: вспомните «Кремонскую скрыпку», «Песочного человека», «Живописца» Гофмана»1.
Восприятие гофмановского мифа В.К. Кюхельбекером. Роман «Последний Колонна»
Восприятие гофмановского мифа поэтом-декабристом В.К. Кюхельбекером представляет собой чрезвычайно интересное резонансное явление. Истоки прикосновения к этому мифу следует искать еще в годы учебы В.К.Кюхельбекера в Царскосельском лицее, ставшие для него временем становления литературных взглядов. Здесь он познакомился с новейшими изданиями немецкой, английской и французской литературы, которые присылали родственники лицеистам, и в первую очередь - самому Вильгельму. Близким другом В.К.Кюхельбекера был князь В.Ф. Одоевский, создавший вместе с Д.В. Веневитиновым, И.В. Киреевским и А.И. Кошелевым «Общество любомудрия»1, которое представляло собой характерный для романтизма образец духовной общности людей, ищущих истину сообща, в жарких дискуссиях о философии, литературе и искусстве. Предметом обсуждения становились и произведения Гофмана. В.Ф.Одоевский, сыгравший важную и положительную роль в литературной судьбе многих русских писателей первой половины XIX века, столь же очевидно испытал на себе влияние его творчества . Ю.К. Арнольд в своих воспоминаниях говорит, к примеру, о подражании В.Ф.Одоевского Гофману в повседневной жизни: «он также завел у себя любимцем большого черного кота, наименованного им также как кот Гофмана «Kater Murr»». Хотя, по словам П.Н.Сакулина, «сам Одоевский признает влияние на себя только со стороны Гете: ни о Гофмане, ни Ж.П. Рихтере в этом смысле он не говорит».
В сентябре 1820 года Кюхельбекер, владевший тремя языками, по рекомендации А. Дельвига получает место секретаря и постоянного собеседника в путешествии в Европу обер-камергера А.Л. Нарышкина. Отправляясь в поездку, он ставил перед собой задачу познакомиться с культурной жизнью Европы и рассказать о ней русским читателям. Позднее, в 1824 году, «любомудры» приступят к выпуску собственного периодического издания, журнала-альманаха «Мнемозина», где будут опубликованы письма В.К.Кюхельбекера о Германии, отрывок из книги Ж.де Сталь «О Германии» и где встречается упоминание о книге В. Вакенродера и Л. Тика «Об искусстве и художниках». Видимо, именно этим издательским намерением было обусловлено желание Кюхельбекера встретиться с немецкими романтиками. Так, в ноябре 1820 года в Веймаре он знакомится с Гете и сближается с ним по многим вопросам. Вероятно, здесь он мог также познакомиться и с творчеством Гофмана. Гофман переживал в этот период краткий миг популярности у себя на родине, а его сочинения заполонили альманахи и многотиражные карманные издания. Точных данных о личном знакомстве этих писателей нет, хотя этот вопрос требует более глубокого рассмотрения. Однозначно можно сказать только то, что В.К.Кюхельбекер был хорошо знаком с произведениями Гофмана, читал их.
Н.А. Маркевич вспоминал: «Кюхельбекер был превосходный ценитель литературных произведений. Это была школа очищенного вкуса».1 Среди этих литературных творений важное место занимают и произведения Гофмана. Об этом свидетельствуют, к примеру, его дневниковые записи. В.К.Кюхельбекер обращается к творчеству Гофмана после разгрома восстания декабристов, в котором поэт принимал непосредственное участие, за что был приговорен к смертной казни, замененной заключением и бессрочной ссылкой в Сибирь. Очень многие молодые люди, испытавшие крах своих надежд в это период российской истории, находили утешение в гофмановской фантастике. Кюхельбекер не стал исключением. Р. Сафрански справедливо заметил: «Когда омрачается светлое будущее, более внятными становятся глухие голоса прошлого. Люди вновь находят удовольствие в загадочном, темном, приходящем издалека»2.
В это тяжелое время В.К.Кюхельбекер продолжал внимательно следить за отечественной периодикой, в том числе обращая внимание на публикации в ней гофмановских текстов. Именно в ссылке происходит становление гофмановского мифа в сознании В.К.Кюхельбекера, источниками которого были периодические издания, находившиеся, в том числе, в руках членов кружка Н.В.Станкевича. Следует учесть то обстоятельство, что после ареста в 1826 году чтение и сочинение были единственными занятиями поэта-декабриста. Дневник 1831-1845 годов отражает напряженную работу ума человека, оторванного от друзей и единомышленников и почти лишенного возможности быть в курсе текущих событий интеллектуальной жизни России.
Ю.Н. Тынянов писал об этом периоде жизни Кюхельбекера: «Все эти годы можно назвать годами борьбы за литературную деятельность. Он с редким упорством добивается в крепости присылки журналов и книг. Пушкину иногда удается прислать ему исторические книги. Лет через пять начинают проникать к нему журналы»1.
11 января 1833 года Кюхельбекер записывает следующее: «Давно я не читал ничего Гофмана. В «Вестнике» его повесть «Счастье игроков», которой начало истинно мастерское. Под конец слишком много происшествий; однако же, они, быть может, произвели бы сильное действие, если бы были более развиты, если бы были рассказаны не чересчур бегло и несколько спутано». Автор имеет в виду журнал «Санктпетербургский вестник», в котором перевод данной новеллы был опубликован в 1831 году.
18 апреля 1834 года Кюхельбекер делится своим впечатлением от прочтения отрывка сказки Гофмана «Золотой горшок»: « ...Соображение и тут тоже дикое, страшное, но мощное; о целом, однако же, нельзя судить по отрывку ... »3. Вероятно, он познакомился с этим отрывком в журнале «Московский телеграф», который еще в 1831 году, за 8 лет до появления полного перевода «Золотого горшка», опубликовал отдельные главы из этой повести Гофмана.4
В дневниковых записях 1833-1834 годов Кюхельбекер упоминает имя Гофмана еще 8 раз: 29 ноября 1833 года, 5 декабря 1833 года, отмечая сходство слога Вашингтона Ирвинга со слогом Гофмана, 14 февраля и 1 июля 1834 года, а также 4, 5, 24 июля и 18 декабря 1834 года.
