Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Становление взглядов П.И. Мельникова на старообрядчество и их отражение в рассказах 13
1.1 . Старообрядческая специфика и художественный анализ произведений П.И. Мельникова 13
1.2.Принципы противостарообрядческой публицистики, сформировавшиеся до П.И. Мельникова 17
1.3.. Литературно-художественное осмысление старообрядчества до П.И. Мельникова 26
1.4. Формирование взглядов П.И. Мельникова на старообрядчество 39
ГЛАВА II. Особенности изображения старообрядчества в творчестве П.И. Мельникова (до дилогии «В лесах» и «На горах» 45
2.1. Рассказ «Гриша»: к проблеме интерпретации поведения персонажей 45
2.2.«Праведники» и «грешники» в «Грише» 53
2.3.Литературные источники образов рассказа «Гриша» 58
2.4.Иллюзия достоверности как принцип противостарообрядческой сатиры П. И. Мельникова 62
2.5.П.И. Мельников и Ф.В. Ливанов - два сатирика старообрядчества 65
2.6.Роль трагического и мотив «кающегося грешника» в произведениях, обличающих старообрядчество ; 85
2.7. «Очерки поповщины» в аспекте публицистики и изображение старообрядческого священства в них 91
2.8. П.И. Мельников и ослабление противостарообрядческих тенденций в литературе середины ХГХ века 106
ГЛАВА III. Старообрядческое купечество в дилогии «В лесах» и «На горах» 110
3.1. Образ старообрядчества и стилевые особенности дилогии 110
3.2. Авторский подход к созданию образа положительного героя в дилогии 120
3.3. «Русский хозяин» в системе персонажей дилогии «В лесах» и «На горах» 127
3.4. Другие типы старообрядцев в дилогии 149
Заключение 162
Библиография 168
- Старообрядческая специфика и художественный анализ произведений П.И. Мельникова
- Литературно-художественное осмысление старообрядчества до П.И. Мельникова
- Рассказ «Гриша»: к проблеме интерпретации поведения персонажей
- Образ старообрядчества и стилевые особенности дилогии
Введение к работе
П.И. Мельников остается малоизученным писателем в силу разных причин. Одна из них - отсутствие критики, которая оценила бы его по достоинству (а не только как писателя-этнографа) и способствовала бы популярности произведений. На это обстоятельство указывал в начале XX века высоко оценивавший писателя А.А. Измайлов: «Его романы появились уже тогда, когда русская критика оскудела. Большинство критиков не рассмотрело ничего дальше внешних форм и внешних фактов мельниковского рассказа»1. А.А. Измайлов в своем критико-биографическом очерке обосновывал художественную состоятельность произведений писателя.
Отзывы критики о П.И. Мельникове при его жизни в целом не содержали достаточно глубокого анализа его творчества. О П.И. Мельникове писали О.Ф. Миллер, А.П. Милюков, А.Н. Пыпин, СЛ, Венгеров, A.M. Скабичевский, историк и друг писателя Д.И. Иловайский. Подводя итог критическим отзывам, появлявшимся в печати в течение 25 лет, истекших после смерти писателя, Н.А. Саввин констатировал: «По странной иронии судьбы Мельников до сих пор не дождался подробного - обстоятельного - если не изучения, то разбора как писатель-беллетрист. Никто из критиков и историков литературы не дал полного освещения литературной физиономии писателя, не выяснил значения его художественных образов, не поставил его в общую связь с предшествующим литературным развитием, не указал основных приемов творчества; в большинстве случаев дело ограничивается самою общею, самою сжатою характеристикою талантливого писателя».
После смерти П.И. Мельникова зазвучали негативные оценки его творчества. Например, отрицательно отзывался о дилогии A.M. Скабичевский: «В романах этих нечего и искать каких-либо художественных достоинств, равно как и психологической правды. Быт поволжских раскольников, составляющий содержание этих романов, изображается в них с одной внешней, этнографической стороны...»3 «Мельников любил показывать свой товар лицом, то есть обставить свой материал поэффектнее, прикрасить археологическими редкостями, выисканными народными выражениями и т.п., и действительно этнографическая картина очень интересная. Но какое мировоззрение лежит в ее подкладке? Насколько собственные истолкования и комбинации автора объясняют изображенный быт? В этом смысле результат рассказов очень невелик», - пишет А.Н. Пыпин4, Давая подобные оценки, критики, как было уже отмечено, вскользь анализировали художественное мастерство писателя, резкий тон их оценок обусловлен несовпадением взглядов на некоторые социально-общественные явления, бывшие тогда актуальными.
Наиболее полной дореволюционной работой о П.И. Мельникове стала книга ILC. Усова, открывавшая собрание сочинений писателя, издававшееся в 1897 - 1898 годах М.О. Вольфом . Она в основном носит биографический характер. В ней были впервые опубликованы многие документы, связанные с деятельностью П.И. Мельникова в Министерстве внутренних дел, с его жизнью и творчеством. Однако в целом в дореволюционном литературоведении за П.И. Мельниковым прочно закрепилась репутация «писателя-этнографа». Именно эту сторону в его творчестве выделяли, кроме A.M. Скабичевского, А.Н. Пыпин («Рассказ "На горах" есть наполовину произведение с художественными намерениями, наполовину этнография»)6 и С.А. Венгеров,7 Н.А. Янчук8.
Литературоведческое осмысление творчества писателя начинается в советскую эпоху. В 1928 году вышла статья П.О. Пилашевского «К вопросу о композиции в стиле романа П.И. Мельникова "В лесах"»9. Затем статья Г.С. Виноградова «Фольклорные источники романа Мельникова-Печерского "В лесах"», открывшая этот роман, выпущенный издательством «Academia» в 1936 году. Автор статьи доказывал, что использование фольклорных и этнографических элементов - это средство создания художественных образов, необходимое также для точного и реалистичного изображения народного быта. Но, оценивая в целом положительно эти и другие работы о писателе, в 1957 году Д.А. Марков вынужден был констатировать: «Язык и стиль Мельникова-Печерского мало изучен...»10
Заметный вклад в изучение творчества П.И. Мельникова внесла Л.М. Лотман, рассматривая творчество писателя в контексте общего развития русской литературы XIX века в сопоставлении с творчеством современников П.И. Мельникова.
На сегодняшний день наиболее изученной стороной творчества П.И. Мельникова остается фольклорный аспект . Исследование фольклора в произведениях П.И. Мельникова затрагивало изучение и стилевых особенностей творчества писателя. В работах, ставящих целью исследование и функционирование фольклора в произведениях писателя, затрагивались вопросы создания образов старообрядцев с помощью фольклорных средств. Исследователи обратили внимание на художественные связи писателя с «предшествующим литературным развитием» (диссертации П.И. Лещенко «Ранний период творчества П.И. Мельникова-Печерского (истоки и взаимосвязи)», Л.М, Рудневой «П.И. Мельников-Печерский в 1830 - 60-е годы. (Вопросы биографии и творчества)», на особенности создания им художественного портрета (диссертация И.В. Кудряшова «Дилогия ТТ И. Мельникгта-Печерского "В лесах" и "На горах" (поэтика портрета)»), на жанровую специфику романов (диссертация Э.Т. Какильбаевой «Дилогия П.И. Мельникова-Печерского "В лесах" и "На горах" (Система образов и особенности жанра)»). Тем не менее специфика художественного изображения старообрядчества остается пока не вскрытой.
В советские годы вышло два собрания сочинений П.И, Мельникова. Первое, шеститомное, под редакцией, с примечаниями и критико-биографическим очерком М.П. Еремина, увидело свет в 1963 году. Второе собрание, в восьми томах, также подготовленное МЛ. Ереминым, - в 1976 году. Ссылки на произведения П.И, Мельникова даются в диссертации по восьмитомному собранию сочинений (первая цифра - номер тома, вторая - страница).
Во вступительных статьях М.П. Еремина, Ф.М. Левина (его статья «Эпопея П.И. Мельникова» открывает переизданный в 1956 году роман «На горах»13) рассматривалась обзорно служебная и литературная деятельность писателя. Статьи содержат ряд ценных замечаний, однако специфика отношения к религии в то время, когда они увидели свет, оказывает влияние на общий тон оценок многих эпизодов дилогии, ведет к субъективной их трактовке. В силу той же причины не получали переоценки противостарообрядческие установки писателя, и резко отрицательное, сатирическое изображение, например, скитской жизни однозначно расценивалось как достоинство дилогии, одна из «правдиво нарисованных картин жизни»14. На наш взгляд, изображение старообрядчества в творчестве писателя оставалось достаточно субъективным, что нельзя не учитывать.
Из работ последних лет о писателе самой полной остается книга В.Ф. Соколовой «П.И. Мельников-Печерский. Очерк жизни и творчества». Здесь проанализированы источники, послужившие основой для ряда сюжетных линий дилогии «В лесах» и «На горах», выявлены и обобщены сведения о прототипах некоторых героев, даны литературоведческие характеристики основных персонажей, экскурс в творческую лабораторию писателя.
Художественный анализ произведений П.И. Мельникова должен, на наш взгляд, соотноситься с особенностями развития взглядов писателя на старообрядчество, с учетом влияния на творчество писателя противостарообрядческой публицистики.
Писатель обычно наделяет литературного героя теми или иными чертами характера: односторонними или многосторонними, цельными или противоречивыми, статичными или развивающимися, вызывающими уважение или презрение и т.д. ЦЕЛЬ работы состоит в анализе эволюции художественного характера старообрядца в произведениях Мельникова, начиная от его рассказов рубежа 1850-60 годов {«Поярков», «Гриша») и заканчивая романами «В лесах» и «На горах».
В соответствии с обозначенной целью определены следующие ЗАДАЧИ исследования:
1.Раскрыть мировоззренческие основы изображения старообрядчества, создания художественных характеров, объяснить их своеобразие. Мы считаем важным остановиться именно на этом аспекте, поскольку солидарны с мыслью П.Н. Сакулина о том, что мировоззрение писателя непосредственно отражается на создании художественного образа. «Мировоззрение понимается как поэтическая концепция жизни и мира. Оно проникает собою все художественное творчество поэта и школы...»15
2.Соотнести особенности авторского подхода к изображению старообрядчества с творческими установками других писателей 1860 - 70-х годов, затрагивавших старообрядческую проблематику.
3.Проследить влияние противостарообрядческой публицистики на создание тех или иных персонажей.
4.Выявить основные художественные приемы создания П.И. Мельниковым образа старообрядца в рассказах и в дилогии, а также некоторые литературные источники, использовавшиеся писателем и ранее не отмеченные литературоведами.
АКТУАЛЬНОСТЬ работы обусловлена слабой изученностью перечисленных аспектов творчества П.И. Мельникова.
МАТЕРИАЛОМ ИССЛЕДОВАНИЯ послужили рассказы писателя, затрагивающие старообрядческую тематику («Поярков», «Гриша»), «Очерки поповщины», дилогия «В лесах» и «На горах». В целях сопоставления привлечены произведения И.И. Лажечникова, М.Н. Загоскина, О.Забытого, Ф.В. Ливанова и др.5,
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ базой диссертации служат труды А.А. Потебни, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, А.Н. Веселовского, Ю.Б. Борева, Ю.И. Минералова и др.
ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ исследования. Материалы диссертации могут быть использованы в вузовских базовых лекционных курсах, спецкурсах, спецсеминарах, при работе над комментариями к произведениям писателя.
По СТРУКТУРЕ диссертация, кроме введения, состоит из трех глав и заключения. Структура определяется вышеназванными целями работы и спецификой материала.
Первая глава - «Становление взглядов П.И. Мельникова на старообрядчество и их отражение в его рассказах». Здесь намечены основные этапы развития противостарообрядческой публицистики (в том числе и до П.И. Мельникова) и Сакулин П.Н. Теория литературных стилей. - в кн.: «Филология и культурология». - М., 1У90. - С. 141. показано ее влияние на художественную литературу первой половины XIX века, затрагивающую старообрядческую тематику. Отмечено, что изображение старообрядчества строится в соответствии с определенной публицистической заданностью, «социальным заказом», в соответствии со сложившимися в публицистике и в общественном мнении стереотипами. Таковы, например, образы старообрядцев в «Последнем Новике» И.И. Лажечникова, «Брынском лесе» М.Н. Загоскина. Старообрядчество продолжает оставаться закрытым миром для литературы, несмотря на эпоху романтизма при всем ее внимании к национальному, к народному, и, по сути, для натуральной школы с ее вниманием к бытовой конкретике, человеческим типам, этнографизму. Рассказы П.И. Мельникова «Поярков», «Гриша» также несут на себе заметный отпечаток сложившихся к тому времени публицистических стереотипов с характерным акцентированием негативных черт характера старообрядца, мотивов поведения.
В ПЕРВОЙ главе анализируется сложившаяся у П.И. Мельникова в первой половине 1850-х годов так называемая концепция «недостатков русского народа», изложенная в «Отчете о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии». Эта концепция - своеобразная попытка обрисовать этнический образ русских старообрядцев. Концепция П.И. Мельникова во многом наивна, шатка, неполна, зачастую слабо аргументирована. Тем не менее это был определенный этап в его личном осмыслении национальных особенностей русского народа, плод его наблюдений, раздумий, размышлений. Эта концепция, к которой литературоведы не обращались, позволяет уточнить некоторые особенности изображения героев рассказа «Гриша», по-новому взглянуть на него. Образы героев рассказа (а художественный образ, как известно, всегда несет в себе обобщение, то есть имеет типическое значение) олицетворяют те или иные «недостатки русского народа», обозначенные П.И. Мельниковым в «Отчете...». Зависимостью от концепции «Недостатков...» объясняется ряд странностей в поступках персонажей, концепция позволяет решить вопрос интерпретации поведения героев этого произведения.
В первой главе определены также основные особенности произведений П.И. Мельникова рубежа 1850 - 60-х годов, касающихся старообрядчества.
Во ВТОРОЙ ГЛАВЕ («Особенности изображения старообрядчества в творчестве П.И. Мельникова (первая половина 1860-х гг.)») рассмотрены особенности противостарообрядческой сатиры П.И. Мельникова. Выявлены основные сатирические противопоставления, используемые писателем. Особенности сатирического изображения старообрядцев сопоставлены с творчеством Ф.В. Ливанова, чьи взгляды на старообрядчество отличались крайним консерватизмом и резким неприятием этого религиозного течения. Хотя эти писатели, безусловно, разного дарования, в их творчестве можно выявить некоторое сходство мотивов, обличительно-сатирических приемов и, конечно, различия.
В главе анализируется также роль элементов трагического в противостарообрядческой сатире и так называемый мотив «кающегося грешника». Он состоит в том, что герой, строго придерживаясь старообрядчества и пройдя различные житейские перипетии, убеждается в неправоте своей религиозной доктрины (часто под влиянием какого-нибудь сильного потрясения), раскаивается и присоединяется к господствующему вероисповеданию. Отрицая с помощью введения трагического конфликта нормы старообрядческой этики, некоторые писатели (И,И. Лажечников, А.В. Иванов) пытались показать, что какой бы глубины ни достигло падение героя, оно не исключает возможности очищения. Герой-старообрядец, совершивший преступление (зачастую тяжкое, связанное с пролитием крови) или ставший причиной чей-то смерти, приводился к покаянию. Покаяние и отречение от старообрядчества возвышало такого героя, однако выглядело искусственным. Осознавая, что введение мотива кающегося грешника требует большой психологической достоверности, П.И. Мельников с его художественным чутьем избегал использовать его и не решался описывать резкие, драматттсгские повороты судеб своих героев.
Отдельный параграф второй главы посвящен историко-публицистической работе «Очерки поповщины» и принципам изображения старообрядческого священства в ней. Они сопоставляются с художественной манерой писателей, близких к народническому лагерю, - О. Забытого (Г.И. Недетовский), Н. Александрова.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА диссертации («Старообрядческое купечество в дилогии "В лесах" и "На горах"») посвящена, соответственно, особенностям изображения купечества. Поскольку отношение П.И. Мельникова к старообрядчеству менялось, то претерпевала изменения и система изобразительных средств, образная структура произведений. П.И. Мельников был вынужден искать особый стиль, способный отобразить и воссоздать совсем другой, особый образ старообрядчества, нежели тот, что создавался при помощи сатирической поэтики. В дилогии действуют совсем иные герои. От образа-схемы писатель переходит к образу-характеру. В дилогии появляется положительный герой-старообрядец. Однако существенной особенностью его изображения является декларирование героем разрыва со старообрядческой средой либо постоянная ее критика. Правоту старообрядчества и каноничность восстановления белокриницкой церковной иерархии П.И. Мельников поручает отстаивать Стуколову, герою отрицательному, авантюристу.
Отходят на второй план образы изуверов (Гриша). На первый выдвигается купец-старообрядец, инициативный хозяин, организатор производства. Иными словами, та группа людей, с которой писатель связывал развитие страны. Пользуясь выражением старообрядческого публициста В.П. Рябушинского, в третьей главе мы выделяем особую группу героев дилогии - «русский хозяин». При этом оговаривается, что в силу разноплановости, индивидуализированности характеров, в силу других особенностей системы персонажей дилогии предложить их полную, стройную классификацию едва ли возможно. Подвергнута критике классификация Л.М. Багрецова, предложенная им в работе «Раскольничьи типы в беллетристических произведениях П.И. Мельникова-Печерского» (1901 г.), в основу которой положен критерий, предполагающий необходимость учитывать степень искренности отношения персонажей к старообрядчеству (случайные «представители раскола», истинные «ревнители древлего благочестия», переходные типы).
В заключение обобщаются итоги исследования, формулируются выводы, обоснованные в главах диссертации.
Старообрядческая специфика и художественный анализ произведений П.И. Мельникова
Художественная проза П.И. Мельникова обратила на себя внимание современников своим уникальным проникновением в обрядно-религиозную и бытовую жизнь русских старообрядцев. Это заставляет внимательно всмотреться в относящуюся сюда культурно-историческую проблематику прежде чем перейти непосредственно к текстам произведений писателя. Мы сознательно углубляемся в эту проблематику, так как П. И. Мельников сумел создать в дилогии «В лесах» и «На горах» особый художественный образ старообрядчества; все религиозно-быторые, этнографические реалии были переплавлены им в художественное качество. И чтобы этот образ подвергнуть анализу, чтобы реализовать поставленную цель - анализ художественного построения мира писателя, художественного мастерства и индивидуального стиля, необходимо всмотреться в аспекты, давшие материал для создания образа старообрядчества в рассказах, затем в романах.
Игнорирование особенностей старообрядческого аспекта произведений писателя ведет литературоведа к ряду неточностей. Это могут быть формальные ошибки. Так, например, В.Ф. Соколова в своей книге «П.И. Мельников (Андрей Печерский), Очерк жизни и творчества» говорит о рассказе «Гриша»: «...в центре внимания писателя - идейно-религиозные искания молодого юноши-старообрядца спасова согласия» . Между тем ни одного героя «Гриши» нельзя причислить к спасову согласию. Напротив, в самом начале рассказа четко сказано, что купчиха Гусятникова и Гриша «принадлежали» к Рогожскому кладбищу. Одно это указывйет, что они были старообрядцами белокриницкого согласия, которое не имеет со спасовым ничего общего.
Недопонимание поведения героев также может быть следствием игнорирования обрядно-религиозных и бытовых особенностей старообрядчества. Так, например, постоянное использование Манефой и другими героями дилогии «В лесах» и «На горах» присловья «последние времена» в разных вариациях нельзя расценивать как осознание ими духовной несостоятельности старообрядчества, предощущение его близкого и конечного упадка, разложения. Эта деталь свидетельствует о другом. П.И. Мельников понимал, насколько живыми остаются в сознании старообрядцев последствия того «эсхатологического шока», который в XVII веке испытала часть населения России, не принявшая церковную реформу. Казалось, что с ее началом погибает православие, наступили «последние времена». Конца света не произошло, однако ощущение, что он уже происходит на глазах современников протопопа Аввакума, сохранилось у старообрядцев XIX века, аккумулируясь в этом устойчивом выражении - «последние времена». По неизвестному людям Божьему замыслу они продолжаются и до сих пор. Используя приведенное выше выражение, П.И. Мельников хотел достовернее передать особенности мировосприятия героев, но вовсе не акцентировать внимание на кризисе старообрядчества.
Пример еще одной неверной трактовки. В конце романа «В лесах» есть эпизод, когда Патап Чапурин бьет кнутом обвенчавшихся без его ведома Василия Борисыча и дочь Парашу. Это можно трактовать как проявление его свирепого нрава. Однако ситуация гораздо глубже. Чапурин лишь исполняет предписанную домостроем обязанность (прав в домострое нет) наказывать за самовольство. Исполнив эту обязанность, он тут же меняет гнев на милость, потому что такое поведение также является предписанным, он обязан это сделать. В подобном быстром перепаде настроений нет противоречия. Это понимают и окружающие. Жена Чапурина, дочь, новоиспеченный зять не выражают протеста против кнута, поскольку также воспринимают это наказание как необходимое и неизбежное исполнение обязанности, от которой Чапурину нельзя уклониться. Они также знают, что после этого Чапурин будет обязан простить им совершенное, поэтому с покорством принимают его кнут. Поступки героев помещены в особый домостроевский контекст, не зная которого, мы не сможем понять особенности их психологии.
Исследовательница творчества писателя СВ. Шешунова полагает: «Следуя старинному обычаю, Чапурин наказывает самовольно обвенчавшихся Парашу и Василия Борисыча. Но гнев Патапа Максимыча напускной (эта свадьба - его заветное желание); плетка, которой он бьет молодых, - игрушечная. В старом соблюдении "уставного обряда" просвечивает что-то подобное розыгрышу» . Мы не разделяем это мнение. В описываемом эпизоде нет игры, все происходит всерьез. И плетка настоящая, и бьет Чапурин не вполсилы. Это наказание - не право Чапурина, которым по желанию он может воспользоваться, а обязанность хозяина дома, и этой обязанностью нельзя пренебрегать, она не является игрой или розыгрышем. Смысл обряда не столько в наказании, не в «розыгрыше», но в утверждении веками сложившейся семейной иерархии, обряд выражает определенное мировоззрение, причем это мировоззрение должно оберегаться и передаваться последующим поколениям.
Исследователь, не знакомый со старообрядческой спецификой литературных произведений П.И. Мельникова, рискует причислить к старообрядцам купца Корнилу Егорыча - главного героя первой повести писателя «Красильниковы» Между тем о нем сказано только, что этот герой был «русским купцом старого закала» (1, 59). Эта оговорка дает ключ к пониманию мировосприятия героя, но не означает конфессиональной принадлежности. Корнила Егорыч бывал городским головой, что для старообрядца невозможно. Среди любимых его книг П.И.Мельников называет псалтирь, в то время как у старообрядцев принято говорить «псалтырь».
Некоторые современные литературоведы полагают, что изучение литературного произведения без учета религиозных аспектов лишено смысла. «Изучая литературные произведения, мы нередко не учитываем веру и религию авторов и героев, т.е. сложившегося у них восприятия мира и поведения по отношению к Высшим ценностям, или всего того, что определяет в обыденных и чрезвычайных обстоятельствах духовную жизнь человека, начиная с изначальных представлений и кончая всем укладом жизни. ... Не учитывать этого при анализе любого художественного произведения и, конечно же, при рассмотрении произведений русской классики - ненаучно» (В.Ю. Троицкий)18.
Литературно-художественное осмысление старообрядчества до П.И. Мельникова
Литература XVIII века не дала произведений, посвященных старообрядчеству. Это обусловлено спецификой основных художественных направлений
Пришедший на смену барокко классицизм был неотделим от него. «...В XVIII веке были бесспорные или почти бесспорные барочники и такие же классицисты, по были писатели, о принадлежности которых туда или сюда можно дискутировать до бесконечности, ибо их творчество полностью не укладывается в схему... Причем в каждом индивидуальном случае степень близости писателя принципам "барочной" или "классицистской" схемы оказывается разной»36.
Если литература и касается изредка старообрядческой тематики, то при всех различиях между барокко, классицизмом и сентиментализмом она отстаивает привнесенный из богословско-публицистических сочинений тезис о том, что старообрядчество держится на грубом невежестве. Так, вслед за Ф. Прокоповичем А.Д. Кантемир полагал, что причины расколов - «от безмозглых голов мужичьих пахарских». «В России расколы больше от глупости, чем от учения рождаются; суеверие же есть истое невежества порождение», - пишет А.Д. Кантемир в примечаниях к сатире I («На хулящих учение. К уму своему»)3 . О староверии и расколе он упоминает в сатирах, где рассуждает о просвещении и обличает невежество. Такова, кроме сатиры I, сатира IX («На состояние сего света. К солнцу»). А.Н. Радищев, писатель-сентименталист (то есть принадлежащий к совершенно иному литературному направлению, нежели А.Д. Кантемир), рассуждая в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» о цензуре, также отзывается о старообрядчестве как о дурачестве, предлагая оригинальный по тем временам способ борьбы с ним. «Но для чего не дозволять всякому заблуждению быть явному? Явнее оно будет, скорее сокрушится. ... Запрещать дурачество есть то же, что его поощрять. Дай ему волю; всяк увидит, что глупо и что умно» .
Классицизм с его культом государства и гражданских добродетелей не ставил целью художественно изображать отдельного человека как личность с его внутренним миром - с ему одному свойственными индивидуальными устремлениями, страстями, желаниями. По замечанию Г.А. Гуковского, литератор-классик «изображал человека вообще, отвлеченного человека. Он представлял себе человеческую психику не в виде единого и сложного противоречивого потока переживаний, а в виде математической суммы несмешиваемых "способностей" или чувств, каждое из которых может быть рассмотрено в чистом виде»39. Характеры в классицизме строились на принципе выделения одной доминирующей черты. Все это затрудняло литературное осмысление староверия. Нужно было создать достаточно конкретный художественный образ, наделенный индивидуальной психологией и взглядом на мир, чтобы он соответствовал реальной действительности и был типически точен. Отвлеченный образ не мог отразить действительной сути такого сложного и противоречивого явления, как староверие.
Нельзя не учитывать и социальный аспект: литература XVIII века была преимущественно дворянской, а к старообрядчеству к тому времени принадлежало главным образом купеческое и крестьянское сословие. Дворяне знали его извне и соответственно изображали. К тому же под жестким прессом публицистики старообрядчество рассматривалось исключительно как следствие невежества и мало чем могло заинтересовать литератора, погруженного в стихию античной древности.
Античная литература была признана образцовой. И хотя А.П. Сумароков, а затем Я.Ъ. Княжнин показали, что сюжет из отечественной истории вполне способен заменить античный, события середины XVII века не легли в основу трагедийных сюжетов. Церковная реформа не расценивалась как значительное политическое событие, в отличие, например, от воцарения и падения Димитрия Самозванца, эпоха которого отстоит от событий раскола всего на пятьдесят лет. Для литератора XVIII века раскол - лишь противостояние невежества и разумной государственной воли, то есть слишком рядовой, лишенный особой героики конфликт. Неспроста тема раскола в XVIII веке поднималась главным образом в сатирических произведениях (уже упомянутые сатиры А. Д. Кантемира, «Гимн бороде» М.В. Ломоносова). Исторические сочинения не затрагивали тему раскола. М.М. Херасков закончил «Россиаду» на взятии Казани Иваном Грозным. Н.М. Карамзин в XIX веке не довел «Историю государства российского» до эпохи Никона.
Непримиримое столкновение характеров, вызванное церковной реформой, обретет художественное преломление у русских писателей, когда литература, обращенная к отечественной истории, обратится и к индивидуальному в человеке, когда сформируется русский исторический роман, В XIX веке к событиям церковного раскола будут обращаться Д.Л. Мордовцев («Великий раскол», «За чьи грехи?»), М.А. Филиппов («Патриарх Никон»), А.С. Суворин («Русские замечательные люди») и ряд менее известных литераторов. Однако еще раньше, в первой половине XIX века, внимание к старообрядчеству начинают проявлять романтики (И.И. Лажечников, М.Н. Загоскин),
Возникновение романтического направления характеризуется интересом к отечественной истории, стремлением к осознанию своей национальной самобытности40. Формируется представление о том, что каждый народ имеет собственную судьбу и характер. В этой связи уже нельзя было обойти стороной события середины XVII века, приведшие к расколу церкви, они обретали для писателя значимость, становились достойными интереса, Отрицая метод «южных» поэм и «романтизм байроновского толка», А.С. Пушкин формирует понятие «истинный романтизм», называя в качестве его основных критериев «погружение либо в историческую древность, либо в историческую современность, в образ мыслей и чувствований человека как продукта истории»41. Освещение истории предполагало точность, но не натуралистическое воспроизведение событий, художественный вымысел, основанный на правде предполагаемых характеров и обстоятельств. Человек перестал быть математической суммой чувств, каждое из которых могло рассматриваться в чистом виде, могло быть доведено до крайнего предела. Человек мыслится как противоречивое единство чувств, побуждений, страстей. «Истинный романтизм» А.С. Пушкина включал черты реалистического метода.
Рассказ «Гриша»: к проблеме интерпретации поведения персонажей
А.А. Потебня в работе «Из записок по теории словесности» писал: «Поэзия есть преобразование мысли... посредством конкретного образа, выраженного в слове, иначе: она есть создание сравнительно обширного значения при помощи единичного сложного (в отличие от слова) ограниченного словесного образа (знака)»64. Эта мысль развита в работе «Мысль и язык»: «Как в слове, так и в художественном произведении есть те же самые «стихии»: содержание (или идея), соответствующее чувственному образу или развитому из него понятию; внутренняя форма, образ, который указывает на это содержание, соответствующий представлению... и, наконец, внешняя форма, в которой объективируется художественный образ»65. Мысль о том, что слово не просто называет, но изображает предметы, явления, идеи, обосновывал П.Н. Сакулин. Согласно ему морфологические признаки стиля следует искать в композиции произведения, семантике поэтической речи, тематике и эйдологии (то есть в образах). Мировоззрение писателя непосредственно отражается на создании художественного образа. Жизненная характерность в художественном образе предстает уже как предмет оценки, в творческом синтезе с авторским отношением к ней, «то есть как часть особой, второй, художественной действительности» . A.A. Потебня отмечает, что образу присуща художественная типичность (синекдохичность), когда он «становится в мысли началом ряда подобных и однородных образов». «Цель поэтических произведений этого рода, именно обобщение, достигнута, когда понимающий узнает в них знакомое: "я это знаю", "это так", "я видел, встречал таких", "так на свете бывает"» . Процесс типизации сопровождается эстетической оценкой, с помощью отбора наиболее, по мнению писателя, характерного. Литературный образ становится типом, когда в его индивидуальных чертах воплощены наиболее характерные признаки лиц определенной категории. Типизация, таким образом, представляет собой и обобщение, и индивидуализацию одновременно.
И авторская оценка, и отбор характеризующих персонаж свойств, заострение тех или иных его качеств определялись П.И. Мельниковым под воздействием уже сложившихся в противостарообрядческой публицистике стереотипов. Образы старообрядцев в «Пояркове» и «Грише» испытали это в полной мере. Писатель акцентирует отрицательно окрашенные качества героев (фанатизм, слепой аскетизм с презрением простых и добрых человеческих радостей, неспособность совершать добрые поступки, двуличие монахов, глупость). Именно эти качества выступают в рассказах типическими. Положительный герой-старообрядец отсутствует и появится только в дилогии «В лесах» и «На горах». Существенной чертой художественного освоения П.И. Мельниковым феномена старообрядчества был отказ изображать его как опасный для стабильности государства мир. В «Отчете...» 1854 года писатель охарактеризовал старообрядческое мировоззрение как «религиозно-политическое», ко времени издания «Пояркова» (1857 г.) он оставил это убеждение.
Прежде чем приступить к анализу рассказов П.И. Мельникова (в частности, к анализу рассказа «Гриша») в филологическом аспекте необходимо выявить основные черты этнопсихологического образа старообрядца, обозначенные и обосновываемые писателем в «Отчете о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии». Здесь П.И. Мельников сформулировал основные тезисы своей концепции Потебня АЛ. Из записок по теории словесности - в кн.: «Эстетика и поэтика». - М., 1976. - С.342. «недостатков русского народа». Идеи концепции получили художественное воплощение в рассказе «Гриша» (1861 г.) . Анализ и комментирование рассказа будут затруднены, если мы оставим в стороне основные идеи «концепции недостатков».
Писатель полагал, что у русского народа есть недостатки, которые едва ли не ему одному свойственны, и недостатки эти прежде всего выразились в старообрядчестве. Оно придало им силу религиозных убеждений, оно обосновывает их как достоинства, оправдывает их богословски. Рассказ «Гриша» явился для П.И. Мельникова иллюстрацией его первых (пусть наивных) этнопсихологических наблюдений. Художественной задачей писателя было показать старообрядцев в свете постулатов «концепции недостатков».
Первый из недостатков, о которых писал П.И. Мельников в «Отчете...» -склонность к бродяжничеству и самовольству. В русском человеке якобы живет безотчетное желание «порыскать по свету». Он любит простор и раздолье и, ходя за сохой, поет про синее море, про широкую степь. «Воля» для него не значит «свобода», это - «жилье вне дома». Русский человек, как герои «Гриши», способен внезапно сорваться с привычного места и уйти странствовать неизвестно куда. С этаким стремлением пошататься сочетается в характере русского крестьянина и стремление к воле как к «безотчетной свободе». «Бредит спросонья русский человек о той «воле», где нет ни рекрутчины, ни подушного, ни паспортов, где никто не смеет стащить его с печки и послать на работу.., где не нужно ходить с жалобой на обидчика к начальству и выжидать целые годы конца делу...» Старообрядческое согласие странников олицетворяет собой указанный «недостаток». Гриша и Ардалион («Гриша») отправляются на поиски «истинной веры» «в пустыню», убежденные: «свой кров иметь - грех незамолимыЙ» (1, 314).
Образ старообрядчества и стилевые особенности дилогии
А.Ф. Лосев определял понятие «художественный стиль» как «принцип конструирования самого художественного произведения, взятого во всей его полноте и толще, во всем его художественном потенциале». Причем подчеркивалось, что это конструирование идет «на основе тех или иных первичных впечатлений от жизни у художника, на основе тех или иных его жизненных ориентировок, пусть первичных, пусть неосознанных, пусть надструктурных, пусть надыдеологических» . Термин «потенциал» предполагает, что произведение берется «во всей своей полноте», «во всей своей и внутренней, и экспрессивной значимости, именно во всей своей исторической специфике». Термины «цельность», «историческая обусловленность», «глубина», «непосредственно созерцаемая жизнь художественного произведения» и ряд других не могут в полной мере обозначить, что же есть художественное произведение, чем оно является для нас. Но все это, вся теоретическая и практическая мощь произведения и стиля, фиксируются, объединяются в термине «потенциал». Стиль - принцип конструирования потенциала художественного произведения.
Это конструирование идет на основе различных надструктурных и внехудожественных заданностей, «первичных моделей». «Первичная модель» вводится вместо понятий «прототип», «прообраз», «идея», которые либо слишком частичны, либо могут вызвать ненужные ассоциации. Просто «модель» уже предполагает нечто художественно выполненное, это уже готовая композиционная схема. Эпитет «первичная» отличает ее от модели как композиционной схемы того произведения, о котором идет речь41. Первичными моделями могут быть определенные типы людей, общественных отношений, животные, «весь мир вещей, которые создаются человеческой деятельностью и в свою очередь характеризуют человеческий быт», любые явления материальной природы, различные философские теории и т.п., образы из других литературных (музыкальных, живописных и т.д.) произведений . Что касается, например, героев дилогии П.И. Мельникова, то первичными моделями для их художественного воплощения писателю послужили конкретные люди, которых он в той или иной степени знал, его собственная писательская концепция смысла существования и значения старообрядчества (или, например, концепция «Недостатков русского народа», проиллюстрированная в рассказе «Гриша»), впечатления, порожденные чтением противостарообрядческой публицистики (что будет видно далее на примере образа Василия Борисыча).
Поскольку отношение П.И. Мельникова к старообрядчеству с течением времени менялось, то, конечно, менялась система изобразительных средств, образная структура произведений о старообрядчестве. Разрабатывая в своем творчестве старообрядческую тематику, он вынужден был искать такой стиль, который помог бы отразить совершенно особый, неизвестный, замкнутый мир, в котором с традициями дониконовского православия параллельно развивались и возникали сектантские течения. Он вынужден был искать новые подходы к изображению действующих лиц, новых героев. Писатель в своей дилогии хотел воссоздать особый образ старообрядчества, который не мог быть реализован в художественном слове при помощи уже сложившейся сатирической поэтики изображения старообрядцев. Для воплощения своей идеи П.И. Мельникову потребовалась иная поэтика, особая система изобразительных средств (или, по выражению М.М. Бахтина, «иное отношение... к языку и обусловленные им способы оперирования с языком»143), позволяющие адекватно воплотить в художественных образах культуру, ценностные ориентиры (в том числе и свои, авторские), религиозно-бытовой уклад всех социальных слоев, представленных в дилогии, и главным образом старообрядческого купечества. Художественное воплощение образа старообрядческого Поволжья требовало от произведения иных стилевых доминант, иных подходов к системе персонажей дилогии, особых приемов создания отдельных героев.
В дилогии П.И. Мельников ставил задачу «...изобразить быт великороссов в местностях при разных развитиях, при разных условиях общественного строя жизни, при разных верованиях и на разных ступенях образования»144. Эту задачу он выполнил в полной мере. Идейно-художественное содержание дилогии обусловило общность образной системы двух его вершинных произведений, средств индивидуальной художественной выразительности, творческих приемов. Организующими принципами и стилевыми доминантами дилогии стали описательность и жизнеподобие, позволяющие наиболее полно воплотить в художественных образах поставленную писателем задачу. Отличительная особенность принципа жизнеподобия в дилогии состоит в том, что здесь он в отличие от рассказов («Поярков», «Гриша») не служит сатирическим задачам или для дискредитации конкретных лиц, как в «Очерках поповщины». Описательность в дилогии предполагает не только детально точное художественное воспроизведение особенностей скитской и купеческой жизни, этнографических особенностей старообрядцев Поволжья, регионального колорита; она, безусловно, оказывает заметное влияние на приемы создания особых человеческих характеров.
В дилогии П.И. Мельникова сосуществуют, не вступая в конфликт, различные культурно-религиозные пласты: хлыстовство, христианство, язычество. Языческие образы в романе, взятые из народной мифологии, персонифицированы (Гром Гремучий, Яр-Хмель, Мать Сыра Земля, Ярило). Они способны вмешиваться в жизнь («Ходит Ярило по людям, палит страстью, туманит головы»). Языческий пласт связывает настоящее и прошлое, все еще живущее в настоящем. П.И. Мельников впервые в русской литературе показал и описал хлыстовство («На горах»), пытаясь осмыслить логику его возникновения и существования, причины притягательности, лежащие в национальной психологии, не прибегая к поверхностному инвектированию. Хлыстовство органично вписано в общую картину культурно-религиозных пластов, отображенную в романах.
Описательность и жизнеподобие диктуют особое использование народной лексики, диалектизмов, областничеств. Иногда их употребление намеренно сгущено писателем. («Лихие люди изурочили. - думает Таня, не зная, чем иным растолковать необычные поступки и странные речи Марьи Гавриловны, - либо притку по ветру на нее пустили, либо след ее из земли вынули. Как тому пособить, кому сурочить с «сударыни» злую болесть, лиходеями пущенную» (3.386)). Использование народной лексики и языческой символики, стилизаций способствует созданию в дилогии особого национального колорита, помогает передать своеобразие старообрядческого мира в целом и героев в отдельности. Диалектная лексика, фольклорные средства используются и героями, и в повествовании от автора. В том и другом случаях они органично смотрятся в повествовательной канве от начала до конца. За речевой манерой повествователя просматривается определенный характер, образ мышления, близкий или далекий героям дилогии. Диалектизмы и областничества, используемые в дилогии, уже были предметом отдельного исследования145.
