Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Черты агиографии в русской литературной традиции и в творчестве Н.С.Лескова 13
1. Жития святых в духовном поиске предшественников и современников Н.С. Лескова 13
2. Влияние агиографической традиции на формирование образа литературного героя в творчестве Н.С. Лескова 40
Глава 2. Пути художественного освоения житийной традиции в творчестве Н.С. Лескова 66
1. Персонологическая и структурно-композиционная организация «житийных» произведений Лескова 66
2. Повествовательные новации в произведениях Н.С. Лескова, созданных в рамках житийной традиции 106
3. Способы художественного осмысления житийной традиции в творчестве Н.С. Лескова 138
Заключение 147
Библиография 152
- Жития святых в духовном поиске предшественников и современников Н.С. Лескова
- Влияние агиографической традиции на формирование образа литературного героя в творчестве Н.С. Лескова
- Персонологическая и структурно-композиционная организация «житийных» произведений Лескова
- Повествовательные новации в произведениях Н.С. Лескова, созданных в рамках житийной традиции
Введение к работе
Кажется, что XIX век ушел далеко в прошлое, но и сегодня величайшие достижения русской литературы XIX века востребованы, актуальны в полной мере. Творчество Н.С. Лескова стоит на магистральной линии развития русской литературы с ее истоков до современности. Эта магистральная тема — нравственные искания человека, духовный мир личности, ее трагические противоречия, взаимодействие идеальных устремлений и прозы жизни.
Тема человека, воплотившего в себе высокий идеал, как личный, так и общественный, серьезно рассматривалась в древнерусской литературе, в частности, в произведениях агиографического жанра, проявлялась она и в XVIII веке, но только в литературе XIX века указанная тема получает свое наиболее полное развитие, разрешение.
В поисках художественного воплощения этического идеала Н.С. Лесков на протяжении всего своего творческого пути обращается к образам праведников. Под праведничеством в православии понимается святость жизни человека, подвижничество во славу Божию в обычных условиях, а не только в монастырской келье. Праведность традиционно рассматривается в литературе с точки зрения нравственной и духовной идеализации, но писатель наполняет это понятие более сложным содержанием. Он не стремится идеализировать своих героев, которые глубоки, многогранны, органичны в своей естественной цельности.
Отчетливо осознавая противоречивость современной ему действительности, Н.С. Лесков обращается в своих произведениях к устоям, выработанным многовековым укладом народной жизни, многовековым развитием национальной культуры. Создавая образы праведных, художник вступает в диалог с весьма представительной в древнерусской литературе агиографической традицией, по-своему развивая и переосмысливая ее. Вопрос о связи художественного творчества Н.С. Лескова с древнерусской словесностью неоднократно служил предметом специального исследования. Факты обращения писателя к сюжетам и темам древнерусской литературы отмечались еще его современниками.1 Тема «Н.С. Лесков и традиции древнерусской литературы» как самостоятельная историко-литературная проблема оформляется в работах таких литературоведов XX века, как Л.П. Гроссман2, Д.С. Лихачев3, чему в значительной степени способствовала актуализация в русской филологии вопросов преемственности в развитии литературы, ее национального своеобразия. Тема была значительно расширена в монографиях и статьях А.А. Горелова4, И.В. Столяровой.5 Ориентацию Н.С. Лескова непосредственно на агиографию отмечали в своих работах современные исследователи, как отечественные (О.Е. Майорова, Е.А. Михеичева, В.Ю. Троицкий, В.Е. Хали-зев)6, так и зарубежные (Дж. Алиссандратос, X. МакЛин, П. Честер).7 В частности, цикл статей последних лет Джулии Алиссандратос (США, Бостон) посвящен агиографическим традициям в творчестве русских писателей второй половины XIX века (Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова). Исследовательница рассматривает использование житийных мотивов Л.Н. Толстым в повести «Отец
Сергий), реализацию житийной схемы, пересекающейся с православным каноном изображения юродивого в очерке Н.С. Лескова «Обнищеванцы».
Актуальность исследования определяется тем, что на фоне нового глубокого осмысления древнерусских литературных традиций в творческих исканиях классиков XIX века, и в первую очередь Н.С. Лескова, до сих пор остается невыделенной проблема освоения форм христианской словесности в художественном наследии писателя, отсутствует системный ответ на вопросы о месте и значении житийной традиции в его творчестве, о характере трансформации агиографического канона.
Важно отметить, что в разных произведениях Лесков по-разному подходит к использованию элементов древнерусской агиографии. В некоторых произведениях о праведниках («Однодум») художник открыто ориентируется на традиции агиографической литературы, реализуя в них житийную схему, пересекающуюся с православным каноном изображения святого; в других («Кадетский монастырь») — использует лишь общие принципы изображения человека, характерные для агиографии в целом; в третьих («Пигмей») можно отметить тематическую близость с древними житиями. Нестандартность Н.С. Лескова как писателя обусловлена в том числе и нестандартностью его подхода к агиографии. В своем творчестве он апеллирует к глубинам христианского сознания, а не к церковным аспектам агиографического канона. Церковная агиография канонична, Лесков-художник неканоничен, хотя житийная ориентация весьма четко прослеживается в его произведениях. Писатель принципиально обращается к тем моментам, когда канон только формировался - к раннехристианской агиографии, либо к тем, когда он трансформировался. Праведничество в понимании Н.С. Лескова связано с раннехристианскими размышлениями, представлениями, чаяниями, оно выношено всей массой литературного наследия христианской эпохи. Неутилитарность от ношений человека с миром, чаяние вечности, пути привнесено в творчество Лескова именно из христианской литературы.
Традиции христианской легенды в его творчестве пересекаются с элементами легенды народной. Имея в виду прежде всего народное, неортодоксальное православие, писатель зачастую трансформирует канон, интерпретируя житие в русле народного христианства. Праведность лесковских героев не означает статичности, застылости в единственной идее угождения Богу. Система ценностей художника включает в себя прежде всего устремленность к добру, которое при этом мыслится не как отвлеченная идея, но как конкретно направленные милосердие, сердобольность, сочувствие, кротость и терпение. Такое гуманистическое понимание праведности сближает Н.С. Лескова не столько с категориями собственно средневековья, сколько с категориями XVII века, когда такие добродетели, как благотворительность, ни-щелюбие, странноприимство, начинают преобладать в фигуре праведника над аскезой, самоистязанием, смирением (как, например, в житии Юлиании Лазаревской). Необходимо отметить также, что для Н.С. Лескова характерен интерес не только к проявлениям внутреннего бытия человека, но и к значимым особенностям внешнего быта, так как его герои не абстрактные фигуры, а динамичные, живые люди. Внедрение в агиографию бытового начала, которое литературно преобразует ее, также указывает на близость Лескова категориям XVII века.
Связь с различными культурными системами, в частности, с раннехристианской литературой и с древнерусской агиографией, говорит прежде всего не о влиянии на художника того или иного автора или произведения, а о принципиальном стремлении Н.С. Лескова утвердить близкие ему этические идеалы с общечеловеческой культурной и нравственной традицией. В его творчестве представлено полное и подробное исследование феномена праведности средствами литературной поэтики. Писатель создает своеобраз ный «житийный» жанр, который не повторяет канона агиографии, но, безусловно, интерпретирует его. В этой связи вполне можно говорить о некой «житийной» повествовательности у Лескова, равно как об оригинальных «житиях» его героев, где речь идет не столько о событийной канве, сколько о внутренней, духовной атмосфере и исканиях. Лесков — психолог в той мере, в которой его интересует внутренний мир героев, его становление, динамика. Слово «житийный» в творчестве художника соотносится скорее не с каноническим значением, а представляется в контексте духовных исканий вполне земной личности.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней представлена исследовательская стратегия, позволяющая на основе изучения феномена трансформации житийных традиций в произведениях Н.С. Лескова как отражения авторских представлений о праведничестве выявить его магистральное значение в художественной поэтике писателя, ключевую роль при формировании авторского художественного метода. Раннехристианская и древнерусская агиографические традиции представлены как объект сильнейшего интереса писателя и активной трансформации в его творчестве, занимающий ведущее место в художественном изображении духовного мира человека, живущего не в изоляции, а в реальной, укорененной в быту действительности. При определенной исследованности темы праведничества в творчестве Н.С. Лескова осознание всей масштабности и глубины, парадоксальности и противоречивости этого феномена невозможно без соотнесения его с преобразованием житийной традиции в произведениях художника. В лескововеде-нии много писалось о стилевых исканиях писателя, но связь лесковских новаций с «архаическими» пристрастиями автора затрагивалась только вскользь. Нам представляется, что необычным, нестандартным, часто экстраординарным стилем не ограничивается новаторство художника. Стиль Лескова является выражением идеи, и он необычен в той мере, в какой соотно сится с нестандартностью персонажей, большинство из которых люди «не от мира сего», не укладываются в рамки массовой морали.
Научная гипотеза состоит в том, что при всей оригинальности, самобытности лесковского текста, мера этой самобытности тем более высока, чем более автор ориентирован на традиции (раннехристианские, древнерусские, фольклорные). Чем выше традиционность, тем ярче оригинальность.
Цель диссертационного исследования - определить характер и смысл художественного освоения и преобразования Н.С. Лесковым житийной традиции в организации повествовательного текста.
Исходя из указанной цели диссертационного исследования необходимо решить следующие задачи:
1) уяснить место житийной традиции в процессах становления русской литературной классики;
2) определить масштаб и характер взаимодействия Н.С. Лескова с житийной традицией в его творчестве;
3) выявить своеобразие взаимодействия писателя с житийной традицией персонологического и сюжетно-композиционного построения текста;
4) охарактеризовать природу повествовательной новации в лесковских произведениях, ориентированных на житийную традицию;
5) обобщить представление о творческих установках Н.С. Лескова в его художественном осмыслении литературных форм житийной традиции.
Предметом настоящего исследования являются факты присутствия в творчестве Н.С. Лескова житийной традиции и характер художественных трансформаций писателем житийного канона.
Материалом исследования послужил ряд художественных произведений Н.С. Лескова 1860 - 1880-х годов, как выстроенных автором в соответствии со структурными признаками житий, так и тех, в которых используются отдельные компоненты организации житийного текста: «Житие одной бабы» (1863), «Соборяне» (1872), «На краю света» (1875), «Пигмей» (1876), «Однодум» (1879), «Кадетский монастырь» (1880), «Несмертельный Голован» (1880), а также эпистолярные и публицистические произведения писателя.
В основу методологии исследования положены традиционные методы историко-литературного и конкретно-текстуального анализа, что позволило осуществить комплексный подход к изучению произведений и обусловлено задачами, стоящими перед автором работы. Мы опирались на теоретические положения и методологические принципы, выдвинутые в трудах М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Б.М. Эйхенбаума.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Мы констатируем, что освоение житийной традиции в новой русской литературе представляло собой долговременный и неоднозначный процесс, обусловленный интересом писателей к национально-культурным моделям человеческой личности, к моделям осмысления нравственных ценностей.
2. Мы пришли к выводу, что крупнейшими фигурами в рамках агиографической традиции в русской литературе являются Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский. В этой связи обращение Л.Н. Толстого к агиографической традиции имеет характер диалога-полемики, а позиция Ф.М. Достоевского понимается нами как диалог-приятие. Взаимоотношения Н.С. Лескова с житийным материалом и житийным каноном могут трактоваться как диалог-интерпретация.
3. Мы полагаем, что главной целью обращения Н.С. Лескова к житийной традиции было исследование им возможности изображения «положительно-прекрасного человека» в реальных (современных и исторических) обстоятельствах в литературном произведении. Поэтому, по нашим наблюдениям, поиски писателя велись:
а. в направлении выявления комплекса личностных черт и ситуаций, в которых мог бы проявить себя прежде всего «средний» человек в самых разных социальных обстоятельствах и житейском статусе;
б. в направлении выявления противоречий, затрудняющих проявление этих черт, и тех деяний, которые бы позволяли человеку преодолеть реально возникающие жизненные помехи, испытания, гонения, непонимание;
в. в направлении исследования тех структурных и персонологиче- ских характеристик, почерпнутых в корпусе отечественных и раннехристианских житий, которые помогли бы ему воплотить в современном произведении образ русского праведника;
г. в направлении повествовательных экспериментов, позволяющих выстроить особую форму рассказа о праведнике как о человеке, способном следовать подлинно человеческой модели поведения.
4. Мы пришли к выводу, что главным типом праведника у Н.С. Лескова выступает не идеальный герой, не человек, свято следующий монашеской модели поведения, но «простец», живущий и решающий свои духовные проблемы «по наитию», по внутреннему чувству человечности (часто в форме и духе евангельской проповеди). Остальные типы праведников являются модификациями этого основного типа как реализации иных житийных вариантов. Каждый лесковский праведник реализует не одну житийную роль, а строит свое поведение как мозаику си туаций, порождающих те или иные ролевые формы личностного проявления и поведения. 5. Мы полагаем, что поиски Лескова в области повествовательной организации произведений, лежащих в русле житийной традиции, служат решению задачи изобразить обыденное праведничество в неправедном мире как реальность и принципиальную возможность, более того, они во многом этой задачей и обусловлены.
Научно-теоретическое значение исследования заключается в том, что в диссертации представлены новые факты осмысления исторических судеб древнерусской агиографии в литературе нового времени.
Научно-историческое значение обусловлено выделением новых аспектов в осмыслении процесса освоения русской классикой христианского наследия предшествующих этапов литературного развития.
Результаты исследования могут быть практически использованы при разработке курсов по русской литературе второй половины XIX века в школьном и вузовском преподавании, а также при разработке спецкурсов и спецсеминаров по творчеству Н.С. Лескова.
Апробация материала проходила на межрегиональных конференциях «Актуальные вопросы изучения и преподавания русской литературы в вузе и школе» (Ярославль, 2002), «Проблемы анализа литературного произведения в средней школе» (Иваново, 2004); на межвузовских конференциях молодых ученых (Ярославль, 1997, 1998, 1999); на научно-практических конференциях преподавателей педколледжей Ярославской области (Ростов, 2002; Ярославль, 2003). Основные положения и результаты исследования отражены в шести опубликованных работах. Материалы диссертации нашли применение в учебном процессе при преподавании автором курсов «Истории древнерусской литературы» и «Истории русской литературы второй половины XIX века» в Угличском педагогическом колледже.
Цель, задачи, гипотеза исследования определили структуру и объем диссертации, которая состоит из двух основных глав, введения, заключения, списка использованной литературы. Во введении обосновывается актуальность выбора темы, анализируется степень разработанности проблемы, определяются цель, задачи, объект и предмет исследования; формулируется гипотеза, положения, определяющие новизну исследования, теоретическую и практическую значимость; даны сведения об апробации диссертации. Первая глава «Черты агиографии в русской литературной традиции и в творчестве Н.С. Лескова» посвящена постановке проблем, определению материала и путей исследования. Во второй главе «Пути художественного освоения житийной традиции в творчестве Н.С. Лескова» представлены этапы решения проблем исследования в соответствии с основными задачами. В заключении сделаны обобщения, подведены итоги исследования, намечены перспективы дальнейшей работы. Основной текст диссертации включает 151 страницу. Библиография насчитывает 230 наименований источников и исследований.
Жития святых в духовном поиске предшественников и современников Н.С. Лескова
В своем обращении к традициям христианской, в частности агиографической, литературы Н.С. Лесков не одинок. Феномен святости, явленный в образах величайших русских подвижников и закрепленный в агиографических произведениях Древней Руси, издавна привлекал как исследователей, так и выдающихся русских писателей, ценивших в житийной литературе не столько авторитет древности, сколько возможность обращения к вечным общечеловеческим ценностям.
Творчество русских писателей с агиографическими произведениями связывала традиция изображения положительного героя - праведника или героя, искренне раскаявшегося в совершенных грехах. Жанровая форма жития привлекала русских писателей XVIII столетия, агиографический жанр был хорошо известен читателям в связи с повсеместным распространением культа почитания святых, новые жития продолжали активно составляться. Светская литература заимствует термин у литературы духовной, и в середине века в России издается значительная группа как переводных, так и отечественных произведений — биографий государственных деятелей, названных «житиями» (Житие канцлера Франциска Бэкона. - СПб., 1760; Катифоро А. Житие Петра Великого. - СПб., 1772; Ильинский С.Н. Житие Франца Яковлевича Лефорта, российского генерала. - СПб., 1799), а также стилизованные под жития сатирические памфлеты (Чулков М.Д. Житие господина N.N. -СПб., 1781). Стилизацию под древнерусские жития создает и А.Н. Радищев в своих повестях «Житие Федора Васильевича Ушакова» и «Житие Филарета Милостивого». Посвящая «Житие Ф.В. Ушакова» памяти безвременно ушедшего из жизни друга, Радищев сознательно ориентирует читателя на восприятие произведения именно как агиографического, то есть заключающего в себе не только сведения о жизни героя, но прежде всего восхваление личности, чья судьба должна стать предметом подражания и нравственного влияния. Писатель строго придерживается жанрового канона: выдержана трехчленная композиция (риторическое вступление от автора, рассказ о жизни и смерти «святого», описание посмертных чудес), выбраны наиболее важные для биографии героя эпизоды, присутствуют традиционные агиографические мотивы (видения, предсмертное наставление братии). Одним из наиболее ярких проявлений агиографического стиля в «Житии Ф.В. Ушакова» является его проповеднический, архаизированный язык.9 А.Н. Радищев - писатель XVIII века - стилизуя свою повесть под жанр древнерусской литературы, утверждает ценность личности, обыкновенного, на первый взгляд, человека, который по своим внутренним, душевным качествам может служить примером, моральным образцом для читателей.
Подъем общественного интереса к национальному прошлому, которым отмечен XIX век, в особенности вторая его половина, обусловил своеобразное открытие интеллектуальной элитой древнерусской литературы, живописи, архитектуры. На 1860 - 1880-е годы приходится активная деятельность по собиранию и изучению памятников древнерусской агиографии. Археографической комиссией издаются Великие Минеи Четий митрополита Макария, Н.С. Тихонравов публикует в 1861 году «Житие протопопа Аввакума», Г. Кушелев-Безбородко в 1860 - 1862 годах выпускает в свет «Памятники старинной русской литературы». Широко известны исследования о житиях В.О. Ключевского и Н.П. Барсукова.10 Культурный контекст эпохи, несомненно, воздействовал на Н.С. Лескова и современных ему писателей.
В XIX веке жития оказали влияние на развитие реалистической повести и романа, сыграв важную роль в становлении психологизма как характерной черты классической русской литературы. К агиографическим текстам обращались писатели разных литературных и общественных направлений, используя их не столько как источники, отражающие «дела давно минувших дней», живую жизнь и характеры наших предков, но и как возможность продемонстрировать и закрепить в сознании читателя высокий этический идеал, сформировать христианское мироощущение, представить модель преодоления человеком нравственных «кризисов».
Н.С. Лесков в статье «Жития как литературный источник»11 отмечает, что «житиями святых интересуется теперь и художественная литература. Это опять весьма понятно, так как характеры лиц, о коих сложены те житийные повести, являют, по удачному выражению св. Саввы Звенигородского, «духовную красоту» нашего народа. Искусство же должно и даже обязано сберечь, сколь возможно, все черты народной «красоты». А как жития выводят «красоту» преимущественно из эпохи самой древней, из которой других описаний жизни «красивых душ» почти нет, то понятно, как эти описания ценны и почему они так уважаемы и благочестием, и наукою, и искусством. К житиям склонялось внимание многих светских писателей, и притом людей самого противоположного образа мыслей и направления, и все, кто знакомился с этими повестями, находили в них обильный материал для с этими повестями, находили в них обильный материал для своего вдохновения. Так например, жития читали Пушкин, Герцен (Искандер), Костомаров, Достоевский и, по слухам, ныне ими же усерднее всех вышеупомянутых занимается граф Лев Н. Толстой». В особенности Лескова радует, что к житийному материалу обратился писатель такого уровня, как Л.Н. Толстой («ударив в старый камень священных сказаний, может источить из него струю живую и самую целебную»), что позволяет ожидать необычного, нетрадиционного подхода к решению вопроса о нравственном идеале.
Влияние агиографической традиции на формирование образа литературного героя в творчестве Н.С. Лескова
Агиографическая литература органически входит в творческое сознание Н.С. Лескова, ибо в ней писатель видит художественное воплощение благочестия и «веры народной».40 Лесков, по его собственному утверждению, знает русский народ «изнутри»,41 этим во многом обусловлен его интерес к агиографической литературе как излюбленному народному чтению, предлагавшему высокие нравственные образцы. Вопрос об отношении простого человека, человека массы к ценностям христианской культуры неоднократно рассматривался исследователями.42 Жития святых, проповеди, нравоучительные рассказы относились к тому типу сочинений, содержание которых могло и должно было удовлетворить духовные запросы народа и воплотить в себе коренные идеи христианской церкви. По мнению А.Я. Гуревича43, в агиографических произведениях идеология и культура интеллектуальной элиты вступали во взаимодействие с умонастроениями и культурным фондом массового христианина. В житийном жанре, функционировавшем как бы «на границе» между элитарной культурой и культурой простонародной, могли быть выявлены многие характерные черты последней. Будучи человеком чрезвычайно начитанным в данной области древней отечественной словесности, Н.С. Лесков неоднократно обращается к материалам Пролога, Четьих Миней, патериков, постигая особенности русского национального характера. Уже в начале 1860-х годов автор констатирует: «История земной жизни Христа и святых, чтимых церковью, составляет самое любимое чтение русского народа»,44- а в 70-е годы он окончательно утверждается в этом мнении: «Дух житийных сказаний - это тот дух, который в повествовательной форме всего ближе знаком нашему религиозному простолюдину» (XI, 109). Высокий нравственный идеал, воплощенный в незаурядных личностях святых, привлекает писателя, считающего агиографическую литературу одним из источников литературы нового времени.45 Глубина и содержательность произведений автора во многом определены его опорой на житийные жанровые модели и связанные с ними мотивы, проблемы, принципы и приемы обрисовки персонажей. Лесковская позиция, сформулированная им, во-первых, в «Предисловии»46 к циклу о «трех праведниках» (1880): вера в то, что существуют праведники, без которых «несть граду стояния», люди не от мира сего, стремление доискаться, что есть праведность, каков ее реальный, житейский облик, - во-вторых, в заметке «О героях и праведниках»47 (1881): интерес к приближающемуся к святости человеку, который сумел «прожить изо дня в день праведно долгую жизнь, не солгав... не слукавив, не огорчив ближнего и не осудив пристрастного врага», - в-третьих, в «Авторском признании» (Открытом письме ПК. Щебальскому)48 (1884): изображение лица с его духовным содержанием - демонстрирует высочайшую степень погруженности писателя в контекст христианской, в первую очередь агиографической, литературы, для которой важным является описание подвижнической жизни, показ воплощения идеальных требований в земной действительности. Житийные жанровые традиции преломляются и серьезно трансформируются в творчестве Н.С. Лескова, и характер этих трансформаций определяется как гуманистическим мироощущением писателя, так и эстетической позицией художника, свободного от литературных шаблонов, создающего оригинальный портрет современного праведника.
Н.С. Лесков - художник с христианским мировидением, один из самых христианских писателей своего времени, но необходимо осознавать опасность упрощенных христианских прочтений его произведений.
Обращение к проблеме нравственных поисков, духовного становления автора, эволюции авторской индивидуальности неизменно направляет внимание к религиозным исканиям художника. Тема собственной религиозности Н.С. Лескова неоднократно поднималась исследователями и определялась ими как достаточно спорная. Лесков в запальчивости позволял себе резкие выпады против православия и церкви, а их легко можно было принять за выпады против религии вообще. А.Н. Лесков, сын писателя и наиболее основательныи мемуарист-исследователь, целый раздел своей книги о нем озаглавил безапелляционно: «Еретичество»». Многие исследователи, в том числе О.Е. Майорова51, отмечают, что любая секта, любое «религиозное новаторство» интересовали Лескова не догматической своей стороной, а живой, практической - сохранившей в себе нечто утерянное церковью. Л.А. Аннинский, упоминая о попытке Лескова попасть в Лурд в группе паломников, идущих к гроту, где Святая Дева, согласно легенде, явилась местной девочке, указывает, что в сочетании с интересом к «чужеродным евангелическим пасторам», «редстокистам» и всяческим «великосветским» ересям протестантского толка этот католический маршрут Лескова выдает у него тревогу о месте русской православной церкви в общехристианском контексте, о ее силе и бессилии, о ее правоте и неправоте среди других церквей. Но католичество и протестантизм - лишь одна полусфера, очерчивающая русский православный мир, — с другой стороны к нему подступают буддизм и азиатское языче-ство: «Тунгусское. «Дикарское», как прописал его...сам Лесков». Очевидно, что церковь для Н.С. Лескова не является чем-то раз и навсегда устоявшимся, неизменным и не подлежащим изменению. Напротив, религиозность писателя носит динамичный, можно даже сказать, поисковый характер. Церковь, безусловно, не должна рассматриваться в качестве единственной выразительницы нравственного идеала.
Персонологическая и структурно-композиционная организация «житийных» произведений Лескова
Агиографическая традиция для Н.С. Лескова является объектом пристального внимания художника, глубокого проникновения в ее природу и серьезного творческого переосмысления. Значительный круг произведений писателя 1860 - 1880-х годов имеет связь с агиографией, многие лесковские тексты можно назвать вариантами жития. Наиболее отчетливо жанровые признаки минейного жития и патериковой легенды (в трансформированном виде) представлены в ряде рассказов и повестей, объединенных Н.С. Лесковым в цикл «Праведники». В ранних произведениях писателя излюбленным житийным типом является тип страдальца, мученика - не за веру, за свою человечность, но характеризующегося высокими душевными качествами. Наиболее ярко этот тип представлен в «Житии одной бабы» (Настя). Позднее образ мученика не уйдет полностью со страниц лесковских житий («Человек на Часах», «Прекрасная Аза», «Тупейный художник»), но более интересным для писателя станет иной тип праведника - странник, искатель истины (Иван Флягин («Очарованный странник»), Марк и Левонтий («Запечатленный ангел»), архиепископ и Кириак («На краю света»)). В разное время в произведениях Н.С. Лескова появляются разные типы персонажей, которых можно соотнести с житийными (проповедники веры (прежде всего в рассказе «На краю света»), герои бескорыстные, «безмездные» («Инженеры-бессребреники», «Кадетский монастырь», «Скоморох Памфалон»), вдохновенные труженики («Запечатленный ангел») и другие). Но наиболее интересным типом, принципиальным типом для Лескова становится тип героя- «простеца», который зачастую включает в себя признаки перечисленных выше типов. Только «простец», с его точки зрения, способен сохранять праведность в неправедном мире, жить в нем по законам мира должного. В центре нашего анализа находятся произведения, в первую очередь объединенные образом героя-«простеца»: «Однодум», «Кадетский монастырь», «Пигмей», «Несмертельный Голован», «На краю света».
В данном параграфе для нас важно выявить своеобразие взаимодействия автора с житийной традицией персонологического и сюжетно-композиционного построения литературного текста.
Как известно, жития святых — это произведения с четко регламентированной структурой, всякое житие строится по устойчивому канону в соответствии с традицией. Различия между житийными разновидностями обусловлены прежде всего типом героя - святого, чей образ лег в основу повествования.
Жанр жития отнесен исследователями, в частности В.Е. Хализевым, к онтологическим жанрам. Дополняя классификацию, предложенную Г.Н. Поспеловым, В.Е. Хализев включает житие, притчу, мистерию в глубоко значимую «группу литературно-художественных...жанров, где человек соотносится не столько с жизнью общества, сколько с космическими началами, универсальными законами миропорядка и высшими силами бытия».85 В современной медиевистике существует ряд классификаций агиографических произведений. В частности, как уже упоминалось, жития подразделяются на минейные (помещенные в четьих минеях — сборниках, содержащих подробные жития святых, изложенные в порядке празднования их памяти, предназначенных для домашнего и монастырского чтения86) и проложные (помещенные в Прологе - славянском церковно-учительном сборнике, содержащем краткие жития всех почитаемых в славянских странах православных святых, а также рассказы об основных церковных праздниках87). Кроме того, жития включались в патерики (сборники рассказов о монахах какого-либо монастыря, прославившихся чудесами и трудами во славу христианской веры).
Группируются жития и в соответствии с географическим принципом (учитывается место жизни и подвигов святого, а также место написания жития): киевские, севернорусские (новгородские), псковские, московские и т.д. Традиционной считается классификация житий по типу святости прославляемого подвижника: жития мучеников за веру и подвижников во славу церкви, миссионерские, святительские, преподобнические, жития святых благоверных князей, жития столпников, юродивых. Данная классификация представляется в достаточной степени условной и не имеющей точных границ (например, князь может выступать в житии как мученик за веру и т.п.). Анализируя данную классификацию, Т.Р. Руди указывает, что одной из важных составляющих средневековой (в частности агиографической) поэтики является принцип imitatio (подражание): «важнейшим типом топики житий мучеников являются топосы imitatio Christie миссионерских житий (т.е. житий просветителей народов) - топосы imitatio apostoli (или imitatio Constantini), житий праведных жен - топосы imitatio Mariae, житий преподобных - топосы imitatio angeli и т.д.
В качестве расширяющей указанную выше традиционную классификацию, на наш взгляд, стоит учитывать классификацию, начало которой было положено М.М. Бахтиным и которая группирует жития по характеру жизненного пути агиографического персонажа. М.М. Бахтин в работе «Формы времени и хронотопа в романе (Очерки по исторической поэтике)» вводит термин «кризисное житие», говоря о раннехристианских житиях, в которых образ человека представлен «разделенным и соединенным кризисом и перерождением, — образ грешника (до перерождения) и образ праведника — святого (после кризиса и перерождения)».89 Таким образом, для кризисных житий в дополнение к классификации, представленной Т.Р. Руди, можно ввести термин «imitatio Paoli» - подражание Павлу, бывшему прежде Савлом- гонителем христиан,- а ставшему апостолом. Жизненный путь бывших разбойников, корыстолюбцев, раскаявшихся грешников, нашедших истинную веру язычников может быть сопоставлен с тем путем, который прошел Павел, прежде чем познал Христа. По аналогии с указанным М.М. Бахтиным агиографическим типом Г.Б. Пономарева вводит тип «жития святого, не знающего падения»90. Житие в данном случае описывает героя, чей земной путь свободен от низменных, порочных страстей и от начала и до конца идеален и подчинен высокой идее служения Богу.
Самоотверженное добро и неукоснительное исполнение нравственного долга, равно как и покаянное осознание человеком собственной греховности и стремление к духовному совершенству мыслятся Н.С. Лесковым столь глубоко укорененными в человеческой натуре, что он находит возможным реализовать идеальное воплощение современного ему героя в рамках древнерусской агиографической традиции.
Повествовательные новации в произведениях Н.С. Лескова, созданных в рамках житийной традиции
Исследуя характер отражения агиографической традиции в произведениях Н.С. Лескова (открытая ориентация на житийную традицию, трансформация исходных образов, возможность полемического толкования), мы приходим к выводу о принципиальной неоднозначности постановки и решения этических проблем в творчестве писателя и, конечно, всей системы авторских оценок. Обращаясь к традиционным житийным темам, Н.С. Лесков не столько агиографией проверяет выводы жизненного опыта героев, сколько предание проверяется этим опытом, оспариваются неоспоримые ответы, предлагаются собственные.
Последовательно переосмысливая заданные жанровым каноном характеры, способы их изображения, трансформируя структурную схему агиографического произведения, писатель трансформирует и житийную манеру повествования.
Главный вопрос, стоящий перед нами в этой главе: совместимы ли житийная повествовательная манера и повествовательная манера Н.С. Лескова? Дифференцируем некоторые аспекты данной проблемы.
1. Повествование в третьем лице/повествование в первом лице. Каноническому житию было присуще неторопливое повествование в третьем лице, при этом агиограф мог допустить такие отступления, как похвала от своего имени герою-праведнику, самоуничижительное обращение к читателю с просьбой о прощении за неумение достойно рассказать о святом, за грубость изложения. Агиограф всегда в мета-позиции - списывающего, судящего, хвалящего, удивляющегося и удивляющего. Он - посредник между святым и аудиторией, проникнутой православным мироощущением («своими»), теми, для кого обсуждаемая модель поведения является значимой. Сам праведник не может - в силу канонического смирения, требования незаметного, неявного, тайного добротворения — не только повествовать о себе, но и вести «дневник» своих деяний или высказываний (с этой точки зрения, протопоп Аввакум, конечно, кощунствует). В произведениях Н.С. Лескова - от первого лица - рассказчик говорит о себе и о своем, при этом сообщает он не об исключительном, праведном, житийном, а о житейском, обыденном, заурядном. Он (по «малости» своей, «скудоумию», наивной простоте, отсутствию гордыни и самолюбования) повествует о «грехах». И только читатель (с подачи автора) трактует его покаяние, исповедальность как неведомое рассказчику изложение его «жития», подвигов духа и человечности. 2. Однозначность/неоднозначность моральных оценок. Древняя житийная традиция предполагает однозначность моральных оценок, снятие каких-либо противоречий в характере персонажа и в отношении к нему автора. Однозначность моральных оценок в житии обусловлена тождественностью ценностного пространства, поступков праведника, оценок агиографа, ожиданий аудитории. Автор-агиограф, по мнению Б.И. Берма-на112, не стремится привлечь читателя неожиданностью содержания или формы, он, обрабатывая материал, приглушает его своеобразие, приводит его к некоему общему знаменателю с помощью определенных приемов унификации. Автор жития видит свою цель в установлении устойчивой эмоционально-нравственной атмосферы, особого «православного мирочувствования» , позволяющего приобщиться к святости, ощутить себя частью целого - «собора», поддерживающего и спасающего. У Лескова же и «праведник», и
«агиограф» (писатель), и среда восприятия (персонажи вокруг героя), и читатели находятся не в ценностном пространстве. «Праведник» противостоит жизненной «норме», в которую погружен, изолирован, гоним, принимает позицию юрода, «не от мира сего», выломившегося из ценностной «нормы». Писатель (и читатель) знают, что есть «норма», а что — выход за ее пределы. Носителями же ценностной «нормы» (по сути антинормы) выступают второстепенные персонажи с их оценками.
Поэтому, в отличие от жития, отрицающего все, что не является идеалом, Н.С. Лесков показывает мир, отрицающий христианские ценности, ради того, чтобы найти, восстановить и соединить «житийные» ценности в мире, им противостоящем. При всей неоднозначности моральных оценок в произведениях Лескова наблюдается устремленность автора и читателя вместе с героем к житийному ценностному (однозначному) горизонту ради преображения антиценностного мира (мира второстепенных персонажей).
3. Неиндивидуальность/индивидуальность авторского голоса. Житие не нуждается в каком-либо индивидуальном, авторском голосе, особой авторской позиции (в «Житии» протопопа Аввакума, где авторское начало выражено отчетливо, наблюдается разложение всех житийных канонов), так как точку зрения любого автора все-таки можно оспорить, а задача агиографии — донести до читателя вечную и неоспоримую истину. Единство в. мирочувствии жития (праведник - агиограф - читатели) решает задачу противостояния миру путем его отрицания, отказа в праве ценностного существования. Лесковская же концепция современного жития, мирского, человеческого, признающая господство как раз антиидеальных ценностей требует введения в текст активной инстанции, способной восстановить утраченное житийное единство. Отсюда - самостоятельная активность и, как следствие, повествовательная индивидуальность (на уровне субъекта сознания) авторского начала и (на уровне субъекта речи) рассказчика.
4. Нейтральная манера повествования/сказовая манера. В житии этическое самоумаление повествователя отнюдь не исключает яркой характерности повествования, о чем свидетельствуют такие, например, факты, как ритуальные самоуничижения, восхваления, удивление, порицания. Казалось бы, в этом вопросе Н.С. Лесков не противоречит традиции, однако, следует отметить ряд черт, свойственных манере художника и отличающих ее от традиционной агиографической:
- комизм, являющийся «ключом» к вычитыванию и пониманию большего, нежели сказал «простодушный» рассказчик;
- характерность как культурная дистанция, позволяющая оценить высоко чужое — то, что современному сознанию читателя могло казаться ничтожным;
- игра в словесные жесты как мобилизация культурного кругозора читателя, позволяющая ему от персонификации рассказа повествователя переходить к горизонту мастерства автора.
