Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Утопические установки Андрея Белого 25
1. Теургическая утопия в творчестве Андрея Белого 28
1.1. Философский контекст теургической утопии 32
1.1.а. Философские системы Ф. Ницше и В. Соловьева в теургической утопии А. Белого 33
1.1.6. Идея обожения в контексте религиозно-философских систем Р. Штейнера, В. Соловьева, Оригена, А. Безант 42
1.1.в. «Теория соответствий» Э. Сведенборга в теургической утопии А. Белого 53
1.2. Концепция человека-микрокосма 59
2. Лингвистическая утопия в творчестве А. Белого 62
3. Контекст историософской утопии в творчестве А. Белого
Глава II. Утопия в творчестве футуристов 83
1. Философский контекст формирования утопических концепций в творчестве Маяковского 89
1.1. Влияние философии Ф. Ницше на формирование космически-антропоцентрической утопии Маяковского 89
1.1.а. Категория переоценки ценностей в творчестве Маяковского 92
1.1.6. Категория воли к власти в творчестве В. Маяковского 95
1.1.в. Категория витализма в творчестве В.Маяковского
1.2. Формирование мессианско-революционной утопии В. Маяковского и ее философские основания 102
1.2.а. Влияние философии Л. Фейербаха на становление мессианско-революционной утопии В. Маяковского 103
1.2.6. Утопия В. Маяковского в контексте идей А. Богданова 109
2. Концепции лингвистических утопий футуристов 117
2.1. Основные источники и положения утопических языковых проектов кубофутуристов 117
Глава III. Утопические аспекты в творчестве новокрестьянских поэтов 139
1. Идея богоизбранности народа в контексте философии Т. Карлейля и мифологемы Града Китежа 141
1.1. Контекст идей Т. Карлейля в формировании крестьянской утопии 143
1.2. Мифологема «Град Китеж» в творчестве новокрестьянских поэтов 150
2. Религиозно-мессианская утопия 170
Библиография
- Идея обожения в контексте религиозно-философских систем Р. Штейнера, В. Соловьева, Оригена, А. Безант
- Влияние философии Ф. Ницше на формирование космически-антропоцентрической утопии Маяковского
- Категория витализма в творчестве В.Маяковского
- Контекст идей Т. Карлейля в формировании крестьянской утопии
Введение к работе
Предметом исследования являются утопические проекты, реализованные в творчестве писателей различных эстетических групп Серебряного века. Подобное исследование позволяет обнаружить, с одной стороны, универсальные характеристики литературы, ее связь с историческим, культурным, философским контекстом, общие мотивации содержания и художественных особенностей текстов; с другой — индивидуальные интеллектуальные, социальные, биографические условия творческой эволюции писателя, специфику генезиса того или иного литературного явления. На основе рассмотрения произведений таких авторов, как
A. Белый, В. Маяковский, В. Хлебников, С. Есенин и других, нами предлагается
следующая типология утопий: 1) теургическая, 2) историософская, 3)
лингвистическая, 4) космически-антропоцентрическая, 5) революционно-
мессианская, 6) крестьянская утопия «мужичьего рая», 7) религиозно-мессианская.
Рассмотренные типы позволяют говорить об общности попыток преодоления кризисного состояния мира через преображение природы человека; в то же время выявляется специфика утопического модуса внутри каждого из рассмотренных литературных направлений, обусловленная их эстетико-философскими основаниями, что составляет актуальность исследования.
Материалом исследования стали произведения А. Белого, в творчестве которого реализовался целый ряд утопических идей Серебряного века, а также
B. Маяковского, В. Хлебникова, А. Крученых, С. Есенина, П. Карпова, А. Ганина.
Цель работы — выявление типологии утопического сознания в работах писателей с несхожими религиозными, философскими, художественными, политическими установками. Подобная типология рассматривается как показатель общих тенденций развития русской гуманитарной мысли. Задачи исследования: 1) Описание сути теургического, историософского, лингвистического, космически-антропоцентрического, революционно-мессианского, крестьянского и национально-мессианского типов утопий. 2) Анализ утопических мотивов в художественных произведениях в аспекте мировоззренческих и текстуальных совпадений.. 3) Определение религиозно-философского контекста утопических проектов, обнаружение прямых источников их положений. 4) Исследование индивидуальной и авторской интерпретации традиционных утопий.
Определение жанровой специфики утопии не входит в задачи исследования1.
В начале ХХ в. утопическое мышление претерпевает стремительную эволюцию; помимо традиционных социально-политических, религиозных, научных появляются иные проекты, обозначаемые как «экоутопия», «практопия», «эупсихия», «дистопия», «какатопия»; Серебряный век характеризуется как «панутопический»2. Получают развитие эстетическая и лингвистическая утопии. Среди диссертационных исследований, посвященных литературным рецепциям утопий, можно назвать работы О. А. Павловой «Русская литературная утопия 1900—1920-х гг. в контексте отечественной культуры» (2006), Н. А. Царевой «Историософская утопия русского символизма: На материале творчества Дм. Мережковского и А. Белого» (2001), Ким Сонг Иль «Русская литературная утопия первой четверти ХХ века» (1998), Е. С. Долгиной «Проблемы культуры в русской литературной утопии XIX—XX веков» (2008).
Печатные труды, предметом которых является утопическое мышление, можно объединить в следующие группы:
-
Работы, посвященные взаимодействию утопии и мифа. Сюда относятся исследования таких авторов, как Р. Барт, Г. Гадамер, Д. Кэмбел, Ю. Левада и др. В то время как одни (например, Ф. Кессиди) склонны к отождествлению утопии и мифа, другие (А. Тигер, Э. Баталов, Ж. Сорель, Ф. Полак) пишут об их принципиальной разнице. Популярна тема о Золотом веке как универсальном источнике утопий (С. Евдокимов, О. Палова, М. Элиаде), о связи между мифологией и утопией в произведениях Платона (А. Лосев, Г. Маркузе).
-
О взаимодействии религиозного и утопического сознания писали К. Доусон, Ф. Кессиди, Ч. Кирвель, Ю. Левада, К. Ранер, П. Тилих. Кроме того, В. Шестаков и Ф. Аинса предлагают классификацию отношений Церкви и государства в утопических проектах. Магистральной темой становится развитие религиозного утопизма (также определяемого как «утопии ордена» 3 ), которое связывается с деятельностью еретических сект
1 Нами учтены положения и выводы таких исследователей специфики жанра утопии и его эволюции, как
А. Е. Ануфриев, А. Т. Бегалиев, Н. В. Ковтун, О. А. Павлова, Г. Д. Сысоев, Т. В. Чернышева, Е. Шацкий,
М. Никё и Л. Геллер.
2 Павлова О. А. Русская литературная утопия 1900—1920-х гг. в контексте отечественной культуры. Дис. докт.
филол. наук. Волгоград: Волгоградский гос. ун-т, 2006. С. 11.
3 Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990. С. 120.
-
Антропологическая утопия получила развитие в конце XIX — начале ХХ в. в связи с идеями Ф. Ницше, Л. Фейербаха. Работы, посвященные антропоцентрической утопии, принадлежат Н. Бердяеву, С. Булгакову, Е. Трубецкому и др.
-
Проблема нравственного совершенствования человечества в утопическом сознании исследуется в работах Э. Блоха, Т. Горячевой, Ф. Майора, С. Сысоева, И. Тузовского, В. Чаликовой, В. Шестакова и др. Уже в наиболее репрезентативных произведениях жанра, как, например, «Утопия» Т. Мора, жители идеального общества описываются свободными от низких человеческих страстей. В качестве нравственно-этических утопий выделяются сочинения Вольтера, Я. Коменского, Ж. Руссо, Ф. Шиллера.
-
Работы, рассматривающие утопическое сознание в русле эсхатологизма, принадлежат таким авторам, как А. Ануфриев, Б. Гройс, С. Евдокимов, Б. Егоров, М. Капустин, И. Могилева, Л. Морщихина, Г. Пономарева, В. Шестаков, В. Чаликова и др. Во многом благодаря открытиям в науке (идея мультиверсума, существование параллельных измерений и др.), в философии и культуре (ощущение переломной эпохи, необходимость выработки путей обновления действительности), историческим событиям (мировая война, Февральская и Октябрьская революции) определился эсхатологический характер утопий ХХ в.
Научная новизна работы определяется установкой на поиск общих и отличных характеристик утопических идей в основе художественных текстов трех эстетических направлений; обращением как к изученным, так и к мало исследованным произведениям; интеллектуальным контекстом, который привлечен для выявления специфических черт утопических концепций в творчестве В. Маяковского, В. Хлебникова, А. Белого, С. Есенина, А. Ганина, П. Карпова и др. Нами рассмотрено влияние взглядов А. Безант, Ф. Ницше, Оригена, Э. Сведенборга, В. Соловьева, Р. Штейнера, на формирование теургической утопии в творчестве А. Белого. Идеи Ф. Ницше и Ф. Фейербаха составили контекст космически-антропоцентрической утопии В. Маяковского. Мы также обратились к богостроительским исканиям и установкам марксизма как имеющим отношение к формированию мессианско-революционной утопии. Нами привлекаются положения философии Т. Карлейля о сакральной сущности аграрного труда и социализме,
гегемон которого — крестьянин. Крестьянский утопизм связан с идейными течениями, популярными в кругах представителей высокой культуры: скифством, голгофским христианством и др.
На защиту выносятся следующие положения:
I.
Теургическая концепция творчества А. Белого предстает как утопическая попытка синтеза познавательной, религиозной и творческой деятельности, обладающей потенциями непосредственного преображения действительности. Контекстом является «Теория соответствий» Э. Сведенборга, в которой представлена попытка символического прочтения сакрального текста. Утопический мотив обжения человека в творчестве А. Белого предстает как идея воплощения Христа в человеческой плоти.
На первый план в лингвистической утопии А. Белого выходит идея о сакральной связи между звуком и смыслом, представления о теургических потенциях слова.
В развитии историософской утопии А. Белого отразилось мистическое толкование исторических событий.
II.
Космически-антропоцентрическая утопия в творчестве В. Маяковского представляла идею утверждения сильной творческой личности. Формирование революционно-мессианского типа утопии обусловлено переходом от антропоцентрической картины мира к парадигме восстания масс и культа коллективного сознания. В качестве источника (помимо названных выше) выделяется идеология А. Богданова.
Лингвистическая утопия футуризма основывалась на максиме об интуитивном восприятии заумного языка и перспективе создания универсальной коммуникативной системы. Лингвистическая утопия Хлебникова вбирала в себя задачи поиска совершенных языков и обнаружения их общей пра-матрицы, попытку построения априорного языка логики, а также проекта универсального апостериорного языка.
III.
Утопия «мужичьего рая» в творчестве новокрестьянских поэтов
основывалась на представлениях о том, что крестьянская (народная)
культура являлась фундаментальной характеристикой русского мира.
Революционно-мессианская утопия в их произведениях выразилась в
теме избраннической роли России как импульса духовного обновления
всего мира.
Теоретико-методологическая основа. В систематизации материала мы
опирались на труды историков и теоретиков литературы, принадлежащих к
университетским научным школам: А. Авраменко, М. Голубкова, А. Карпова,
О. Клинга, Л. Колобаевой, С. Кормилова, А. Леденёва, М. Михайловой,
И. Ничипорова, Е. Рудневой, Е. Скороспеловой, Н. Солнцевой, В. Хализева,
Л. Чернец, А. Эсалнек; на монографии и статьи исследователей творчества
символистов (З. Минц и др.), авангарда (В. Терёхиной, Н. Харджиева и др.),
новокрестьян (Н. Шубниковой-Гусевой и др.). Теоретической базой для осмысления
утопии как литературного жанра послужили труды таких авторов, как Ф. Аинса,
А. Ануфриев, Э. Баталов, Л. Геллер, М. Нике, Б. Гройс, С. Евдокимов, Ч. Кирвель,
А. Кирхенгейм, В. Лекторский, Л. Мамфорд, К. Мангейм, О. Павлова, Г. Сысоев,
И. Фролова, В. Чаликова, Е. Шацкий, Е. Эгильский и др. В выявлении типов утопии
приоритетным является литературоведческий подход, связанный с концепциями
Д. Лихачева, И. Смирнова, В. Иванова. В работе использованы элементы мотивного,
мифопоэтического, интертекстуального анализа.
Апробация работы. В полном объеме диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории русской литературы ХХ века филологического факультета МГУ им М. В. Ломоносова. Результаты исследования изложены в публикациях и в докладах на следующих научных конференциях: Международный научный симпозиум «Сергей Есенина: диалог с ХХI веком» (Москва — Константиново, 2010), Международная научная конференция «Ломоносов 2010» (Москва, 2010), International Academic Conference of Arts and Science (Harvard University, 2010), The 3rd International Academic Conference. Consciousness, Theatre, Literature and the Arts. (Lincoln University, 2009), Международный симпозиум «Мир детства в русском зарубежье» (Москва, 2009).
Практическая значимость работы определяется возможностью использования ее содержания в специальных исследованиях, а также при подготовке лекций по истории русской литературы ХХ в., спецкурсов и спецсеминаров, посвященных проблеме формирования и эволюции утопий в литературе Серебряного века.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Основное содержание работы Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, освещается состояние ее научной разработанности, определяются цели, задачи, методологическая основа исследования, раскрываются положения, выносимые на защиту.
Идея обожения в контексте религиозно-философских систем Р. Штейнера, В. Соловьева, Оригена, А. Безант
Острое переживание кризисности эпохи рубежа веков, эсхатологические предчувствия, связанные с надеждами на обновление окружающего мира и природы человека, породили ряд утопических установок, продуктивных в творческом отношении, в развитии культуры в целом. Как отмечает Л. А. Колобаева, «символизм мыслился как некое новое миропонимание, как особый тип культуры и жизнестроения» , что ярко представлено в теории и поэзии «младосимволистов», явлено на практике некоторыми из старших символистов. Символизм представлял собой особого рода проект, осуществление которого должно было привести общество к идеальному состоянию и вывести человечество на новую ступень эволюционного развития.
В диссертации нами проводится различие между субъективным стремлением к идеальному, характерным для старших символистов, в частности таких авторов, как 3. Гиппиус, К. Бальмонт, Ф. Сологуб, и попытками построить объективную систему, способную не просто помочь поэту проникнуть в «башню из слоновой кости» или «сотворить легенду», уводящую от реальности, но, прежде всего, изменить саму реальность.
Ярчайшим выразителем утопической мысли является А. Белый. Кризисный характер переходного периода остро переживался поэтом и во многом стал отправной точкой развития самых смелых утопических проектов. Не меньшую роль в становлении его миропонимания играла сама специфика его Неудовлетворенность настоящим и стремление к гармонии проявились еще в раннем детстве. В статье «Почему я стал символистом и почему не перестал им быть во всех фазах моего идейного и художественного развития» (1928) Белый писал об ощущении «внутренней разорванности», спасение от которого » находил в «игре соединения, в символизации» . В юношестве он также переживал антиномичность собственных интересов: с одной стороны, увлечение музыкой, с другой — стремление заниматься математикой. К. В. Мочульский писал: «Раздвоение — трагическая судьба Белого. В университетские годы раздвоение раскрывается в несоединимости двух миров, в которых он живет: мира искусства и мира науки»45. Так определилась одна из доминант творческих поисков А. Белого — стремление к синтетизму, соединение несоединимого в поэтической теории, практике и собственной жизни. Антиномичность как причина внутреннего трагизма и синтетизм как путь к его преодолению трансформировались и в мифологизации Белым реальности, что «оказывается примечательным для самоидентификации культуры Серебряного века» 6, и в мифе о самом Белом. По словам И. Б. Ничипорова, миф, порожденный М. И. Цветаевой, «высвечивает глубинное противоречие в творческой натуре Белого: жадное стремление к полноте бытия, "цельной ноте" (смысл символики белого цвета) и в
Синтетизмом объясняются утопические мотивы в творчестве Белого. Мы выделяем три типа утопии в его теоретических работах: 1) теургическую; 2) лингвистическую и 3) историософскую. Они взаимосвязаны, в каждой присутствуют положения противоположных философских систем (например, идеи Ницще о сверхчеловеке и Вл. Соловьева о богочеловечестве). В художественной теории и практике поэт пытался привести к общему знаменателю вопросы этики и эстетики, соединить антропософскую идею «Импульса Христа» с движением «скифства» и, возможно, голгофского христианства.
В теургической утопии объектом становится вся вселенная, преображаемая поэтом-теургом. Кроме эстетических задач, поэт-теург решает проблему преображения собственной личности, открывая человечеству путь к новой эволюционной ступени. По Белому («Символизм как миропонимание», 1904), термином «теургия» В. Соловьев определял «соединение вершин символизма как искусства с мистикой. ... теургия — вот что воздвигает пророков, вкладывает в уста их слово, дробящее скалы»48. Конечной целью теургии для Соловьева было «совершенное воплощение ... духовной полноты в нашей действительности» , то есть преображение действительности и воплощение богочеловечества (достижение божественного идеала в человеке).
Ничипоров И. Б. Миф об Андрее Белом в художественном сознании М. Цветаевой // Кафедральные записки: Вопросы новой и новейшей русской литературы / Отв. ред. Н. M. Солнцева. С. 89. 48 Белый А. Символизм как миропонимание. С 253.
Соловьев В. Общий смысл искусства // Соловьев В. С. Смысл любви: Избранные произведения / Сост., вступ, ст., коммент. Н. И. Цимбаева. М.: Современник, 1991. С. 78. В основе теургической утопии в интерпретации А. Белого лежала идея синтеза науки, религии и творчества. Она складывалась под влиянием идей В.Соловьева50, Ф.Ницше, А.Шопенгауэра, Р. Штейнера, и др. Особо нами рассмотрено влияние средневекового шведского мистического писателя и ученого Э. Сведенборга, рецепция «теории соответствий» которого встречается у символистов, в частности у Ш. Бодлера и А. Белого5".
На лингвистические идеи А. Белого, связанные с преображающей и созидающей природой слова, оказали влияние теория «эвритмии» Штейнера и языковые концепции Сведенборга (язык «людей Древней Церкви»).
Влияние философии Ф. Ницше на формирование космически-антропоцентрической утопии Маяковского
Формирование утопического сознания русского футуризма обусловлено социокультурными факторами, прежде всего — переходом от антропоцентристской картины мира, в которой личность представала центром мироздания и двигателем истории, к парадигме восстания масс и культа коллективного сознания. Данный переход был связан с развитием индустриального общества и распространением марксистской идеологии, выдвигавшей массы на передний план авансцены истории. Исследователи обращают внимание на такую особенность: «Марксизм зародился как движение во главе с культовыми фигурами Маркса и Энгельса, сколь бы сильно эти отцы-основатели сами не презирали культы личности» . Иными словами, марксизм как идеология отвергал личность, но марксизм как учение был неотделим от личности авторов, которые могли претендовать на статус авторизованных творцов истории. В этом противоречии отразилась дихотомия между личным сознанием и массовым, во многом определившая развитие утопического сознания начала XX в. Другой существенный факт влияния — религиозный кризис, обострившийся в начале столетия. Кризис официальной церкви 194 , развитие неортодоксальных религиозных практик, тео- и антропософских поисков нашли отражение в оригинальных системах русской религиозной источники. Автореф. дисс канд. филол .наук. М., 2009; Перцова Н. Н. О «звездном языке»
Отметим, что индивидуалистический пафос Ницше не разделялся Маяковским в полной мере. Начиная с самых ранних произведений фигурировал и иной мотив: футурист представал как выразитель «языка улиц», поэт масс. В картине мира Маяковского не было разделения на неспособную к перерождению толпу и избранных сверхлюдей. Напротив, поэт говорил: «"Я" / для меня мало. / Кто-то из меня вырывается упрямо» [1; 185], развивал тему любви как онтологической категории («Я бы всех в любви моей выкупал» [1; 277]). В этом он сближается с философией Л. Фейербаха, отвечавшей, с одной стороны, богоборческим установкам Маяковского, но при этом развивавшей идею любви к ближнему как первостепенной мотивировки творчества: «Чувство и фантазия возникают только там, где человек освещается и согревается близостью человека; поэтому любовь ... является первоисточником поэзии» (курсив мой -— Г. С.) . Рассмотрение антропологической утопии Маяковского в контексте философии Фейербаха позволяет полнее раскрыть аспекты дореволюционного периода творчества поэта, а также прояснить проблему доминирования в его поэмах, написанных после 1917 г., иного, революционно-мессианского, типа утопии.
Фейербах Л. Сущность христианства. СПб.: Прометей, 1908. С. 73. После 1917 г. « ... романтический индивидуализм, присущий лирическому герою Маяковского, уступил место соборности, единению с миллионами, "я" сменилось на "мы"» Идейными катализаторами подобного сдвига могли послужить популярные среди левой интеллигенции идеи богостроительства, стремившегося к взаимоинтеграции социалистического и религиозного мировоззрений, а также идеология марксизма, которой был увлечен Маяковский . Стихийная и идеологически пестрая Февральская революция представала в сознании некоторых писателей и мыслителей в романтическом ключе, виделась залогом реализации потенциала творческой личности, ее освобождения. Октябрьская революция, напротив, была результатом инициативных действий компактной революционной организации, с ясно очерченной идеологией, подчиненной диктату отца-основателя большевистской партии. Маяковский выразил новую парадигму в хрестоматийных строках «Мы говорим Ленин, / подразумеваем — / партия, / мы говорим / партия, / подразумеваем — / Ленин» [6; 179]. Переход от одного типа утопии к другому отразил важнейший идеологический сдвиг начала XX в., во многом определивший дальнейшее развитие утопического сознания.
Категория витализма в творчестве В.Маяковского
Другим аспектом языкового утопизма Хлебникова была теория «звездного языка» и попытки сконструировать общий для всех народов язык. Это вписывает поиски Хлебникова в контекст интерлингвистики, то есть раздела лингвистики, занимающегося изучением международных вспомогательных языков. Проблеме рецепции творчества Хлебникова в контексте интерлингвистики посвящены, например, работы В. Григорьева, который замечает: «Юношеская эпатажная установка на "разрушение языков" обернулась поисками "единых смертных разговора" и обнаружением неизвестных до того запасов языковой экспрессии» . Данный проект подразумевал не только единение всех народов, устранение войн и раздоров325, но и постижение фундаментальных основ бытия: «язык ... может служить для решения отвлеченных задач. Так, попытаемся с помощью языка измерить длину волн добра и зла. Мудростью языка давно уже вскрыта световая природа мира» [6; 170]. Центральной для формирования интерлингвистики стала опубликованная в 1907 г. книга Кутюра и Ло, описывающая 38 апостериорных (то есть созданных на основе элементов уже существующих языков — Г. С.) языка, представленных на суд научной общественности в конце XIX в. Такие авторы, как М. Шлейер, Феге, Шифер, Д. Пеано предлагали варианты искусственных языков, претендовавших на международный статус. Пожалуй, самым популярным среди них стал язык Эсперанто, описанный в книге Лазаря Людовика Заменгофа в 1887 г. Примечательно, что, как и в лингвистическом творчестве Хлебникова, в сочинениях Заменгофа много места отводится согласию между людьми и преодолению розни 2 .
Проект создания универсального языка Хлебникова также может быть рассмотрен в контексте трудов Яна Асмоса Коменского, который видел задачу построения идеального общества в связи с изобретением универсального языка. Он писал о возможности «сообща ... исправить все множество разнообразных, нелепых и гибельных извращений, мало-помалу совершенно избавив от них человеческий род» " («Вселенский совет об исправлении человеческих дел», 1664). Ключ к всемирному единству и достижению идеального государства — всеобщее просвещение, оно возможно «только через посредство языка»328, которое он именует «панглоттией, то есть универсальной культурой языка [курсив автора]» " . Основа для осуществления обоих проектов (Коменского и Рассуждая о всеобщем языке, Хлебников писал: «Ладомир тел .. . невозможен без ладомира духа, то есть одной священной и великой мысли» [6; 53]. Коменский полагал: «И как ум един у всех людей ... как едины для всех основания вещей ... как един род человеческий, так должен быть един для всех, со всеми, через все пролегающий путь сообщения всего» . В сочинении Коменского встречается образ единой книги: «Ведь как един мир, полный упорядоченных вещей, так и книга, образ вселенной, должна быть едина, с единым, непрерывным, связным, незыблемым, объясняющим все вещи порядкомХлебникова) — духовная общность всех людей. » . Речь идет о книге божественного откровения, мотиве, отразившемся также «Единой книге» Хлебникова: «Я видел, что верные Веды, / Коран и Евангелие, / и В шелковых досках / Книги монголов / из праха степей, / Из кизяка благовонного, / Как это делают / Калмычки зарей, / Сложили костер / И сами легли на него» [4; 277].
Можно сделать вывод, что лингвистическая утопия Хлебникова отличалась многообразием и вбирала в себя проекты поиска совершенных языков, обозначившиеся еще в античности, как поиски языка Адама, а также обнаружение общей матрицы для всех языков. В теории заумной речи отразились многовековая вера в преобразовательную силу языка, на которой основываются не только магические заклинания и говоры, феномен глоссолалии, но и мистические языки различных тайных обществ. Кроме исследования имманентно присущих естественным языкам потенций Хлебников занимался также разработкой искусственного языка логики, который необходим в исследовании пространственно-временных законов вселенной. Именно эта часть языкового проекта будетлянина связывает его с философами XVII—XVIII вв., также занимавшимися созданием искусственного языка философии, лишенного недостатков (в первую очередь, семантической двусмысленности), языка естественного. И наконец, идея «звездного языка», понятного для всех живущих на земле, ставит утопический проект Хлебникова в контекст интерлингвистики, идеи конструирования искусственного языка для международного общения, в частности, проектов языков волапюк, идо, эсперанто и др.
Контекст идей Т. Карлейля в формировании крестьянской утопии
Различия в развитии утопических проектов обусловлены эстетико-философскими позициями, которые занимали те или иные авторы. Так, при рассмотрении теургической теории Белого в ее утопическом аспекте необходимо учитывать влияние не только В. Соловьева, Ф. Ницше, Р. Штейнера, но и Э. Сведенборга, Оригена и А. Безант. В этом контексте формировались представления Белого о синтезе религиозных и художественных функций в творчестве, а также о пророческой миссии поэта: развитие духовного «я» связывалось с идеями Безант и Оригена о возможности земного воплощения Христа.
Среди источников лингвистической утопии Белого мы выделяем учение Р. Штейнера об эвритмии. Ритмическая организация текста, с точки зрения Белого, может влиять на тонкие планы человеческой личности, способствовать духовному развитию. Связь между звуком и смыслом предстает как сакральная: божественная природа мира является звучащей, следовательно, поэзия становится силой, созидающая миры, а художник слова — демиургом.
Историософскую утопии А. Белого также определяет влияние Р. Штейнера: в поэме «Христос Воскрес» отразилась идея об «Импульсе Христа» как ключевого события в истории, восприятие и воплощение которого открывает путь к внутреннему развитию и преображению действительности. Кроме того, важен контекст «скифской» идеологии и положений «голгофского» христианства в формировании представлений Белого о мистическом характере совершающихся событий.
Специфика утопических проектов авангардных поэтов связана с отрицанием традиционных ценностей, что ярко проявилось в творчестве В. Маяковского. Богоборческие интенции предреволюционного периода связаны с философией Ф. Ницше и такими категориями, как «переоценка ценностей», «воля к власти» и «витализм». Переход к революционно-мессианской утопии послереволюционного периода творчества связан с пересмотром антропоцентрической картины мира и богостроительскими интенциями выдвижения массы на авансцену истории. Утопические представления, развитые в «тектологии» А. Богданова, а также идеология марксизма и некоторые эстетические теории (в первую очередь «социального заказа» и «призыва ударников в литературу») оказали влияние на позднее творчество Маяковского, в котором утверждается решающая историческая роль коллектива в обновлении действительности, что, однако, не препятствует развитию мифологизированного портрета вождя масс В. И. Ленина. Новокрестьянскую утопию формировали те концепции, которые связывали идеальное общественное устройство с крестьянским укладом. Так, во взаимодействии с философией Т. Карлейля развивались представления о России — «Нового Назарета», гегемоном которого становился крестьянин. Кроме того, воплощенным мифологизированным представлением о народе как хранителе истинной веры и его духовных абсолютов выступала легенда о Граде Китеже. Мифологема получила неоднозначное воплощение в лирике: в творчестве Есенина, например, она противопоставлялась «Инонии» — иной, новой, России; в творчестве Карпова легенда актуализировалась в образе «Светлого Града» как выражении духовных поисков мистического сектантства. В творчестве Ганина на передний план выходила дихотомия явленного и потаенного, представленная как задача воплощения в реальности сакрального топоса Руси, существующего вне пространства и времени.
Мессианизм новокрестьянских поэтов был связан со славяонфильской и народнической идеологией и развивал идею о Росии как духовном центре, призванном явить миру образ идеального общественного устройства.
Произведения Р. Штейнера, о особенно лекции «О России», наряду с идеями скифства и голгофского христианства, стали контекстом мессианских мотивов в творчестве С. Есенина. Революционные события предстают в его поэмах как мифологизированное продолжение священной истории, преображение всей действительности. Параллельно с указанным циклом Есенина, идея России, как избранного Богом пространства, призванной объединить в братстве весь мир, развивалась в «песне Солнценосца» Н. Клюева.
В творчестве П. Карпова сектантство становится центром народного мессианизма, являя пример идеального общинного устройства. Идея преображения всей вселенной на основе воплощения сакрального топоса Руси вписана в космогоническую утопию А. Ганина.
Так, изучение утопического сознания позволяет более полно представить ту социо-культурную проблематику, которая преломлялась в различных художественных направлениях Серебряного века. С одной стороны утопизм представал как общий симптом для того рубежного периода, которым стала эпоха Серебряного века, а с другой — выявил специфические черты, характерные для различных литературных направлений.
