Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Смеховое и комическое в эстетике Ф. М. Достоевского 26
1.1.Представления о комическом в России середины XIX в 26
1.2. Смеховое и комическое в эстетике Достоевского: постановка проблемы 30
Смеховое начало в эстетике Достоевского 33
Комическоев понимании Достоевского 47
1.4.1 .Сатира у Достоевского 52
1.4.2. Ирония у Достоевского 54
1.4.3. Юмор у Достоевского 57
ГЛАВА 2. Смеховое и комическое в романах «бедные люди», «село степанчиково и его обитатели» и повести «дядюшкинсон» Ф. М. Достоевского 62
2.1. Роман «Бедные люди»: формирование поэтики комического 62
2. 2. Общая характеристика произведений сибирского периода 67
2. 3. Повесть «Дядюшкин сон» 71
2.3.1. Жанровые признаки комедии 72
2.3.2. Комические персонажи 77
2. 4. Роман «Село Степанчиково и его обитатели» 80
2.4.1. Смеховоев романе 83
2.4.2. Карнавализация 86
2.4.3. Детский смех как специальная проблема
2.4.4. Комические персонажи 102
ГЛАВА 3. Смеховое и комическое в романе ф. М. Достоевского «подросток» 111
3. 1. Смех в романе «Преступление и наказание» 111
3. 2. Смеховое и комическое в романе «Подросток»: 117
3. 3. Смеховое в системе образов романа «Подросток» 124
3. 4. Комические персонажи 150
3. 5. Комические ситуации 156
3.6. Специфика юмора в романе 160
Заключение 163
Список использованной литературы
- Смеховое и комическое в эстетике Достоевского: постановка проблемы
- Комическоев понимании Достоевского
- Повесть «Дядюшкин сон»
- Смеховое в системе образов романа «Подросток»
Смеховое и комическое в эстетике Достоевского: постановка проблемы
Достоевского редуцированным, определяя в качестве основных форм проявления такого смеха юмор и иронию. Мыслитель справедливо замечает, что от первых произведений Достоевского, в которых смех звучит явственно и отчетливо, к более поздним книгам писателя прослеживается тенденция угасания смеха, однако, редуцируясь почти до минимума, он не исчезает вовсе. След смеха, по мысли М. М. Бахтина, сохраняется и в структуре образов, и в многообразных сюжетных ситуациях, но наиболее ярко редуцированный смех раскрывается в авторской позиции, которая, благодаря амбивалентной функции смеха, снимает всякую однозначность, догматичность, абсолютизацию какой-либо точки зрения. Сам Достоевский неоднократно призывал авторов художественных произведений относиться к своим героям с иронией, не абсолютизировать ни их низость, ни идеальность. С точки зрения функционирования карнавального смеха М. М. Бахтин подробно рассматривает «Бобок» и «Сон смешного человека».
В исследовании Н. М. Чиркова «О стиле Достоевского» 33 содержится немало точных замечаний и наблюдений, касающихся комического Достоевского. Автор исследования говорит о взаимопроникновении комического и трагического, утверждая, что комическое нередко подчеркивает трагическое, выявляет его. Н. М. Чирков полагает также, что в произведениях Достоевского, особенно позднего периода, имеет место сосуществование комического и трагического, отмечая, что иногда трагическое изображено в крайне близком соседстве с «похабным шутовством», «разнузданным смехом» 34. Исследователь на обширном материале показывает суть и место элементов комического в творчестве писателя, он обращается к романам «Село Степанчиково и его обитатели», «Игрок», «Бесы». В статье Р. Г. Назирова «Юмор Достоевского» 35 понятие комического Достоевского осмысленно новым образом, и здесь постулируется мысль о доминировании юмора в творчестве Достоевского. Юмор, по мнению исследователя, никогда не исчезает со страниц произведений писателя, а лишь модифицируется в различные формы, то приглушается, то звучит во весь голос. Р. Г. Назиров полагает, что особое понимание, а главное, сами принципы использования комического унаследованы Достоевским от Чарльза Диккенса, Н. В. Гоголя и М. Е. Салтыкова-Щедрина. Исследователь, разграничивая разные формы комического, считает, что в творчестве Достоевского имеет место и ирония, и сарказм, и сатира, и юмор, а последний, в свою очередь, автор статьи подразделяет на возвышенный, просветленный, мрачный и юмор нелепости. Р. Г. Назиров, объясняя взаимосвязь между трагическим и комическим, полагает, что комическое «подчиняется общим задачам трагедии», но в то же время «светлый юмор не вступает в прямые контрастные столкновения с трагизмом, служит как бы передышкой в беспощадном движении к катастрофе» 36.
Т. М. Родина в своей книге «Достоевский: Повествование и драма» 37 обращает внимание на неразрывную связь Достоевского с народным театром, народно-смеховой культурой, приводя примеры из воспоминаний А. Г. Достоевской и современников писателя о его трепетном отношении, например, к спектаклям о Петрушке.
Не менее значимой следует считать работы Н. В. Кашиной «Эстетика Ф. М. Достоевского» и «Человек в творчестве Ф. М. Достоевского» 38, в которых содержатся ценные наблюдения над разворачиванием комической проблематики в творчестве писателя. Н. В. Кашина полагает, что в основе комического лежит некое противоречие, нелепость. Комическое, по мысли исследовательницы, тесно связано с трагическим, и поэтому рядом с трагическими противоречиями и коллизиями разворачиваются комические коллизии и сюжеты. Н. В. Кашина анализирует элементы комического во всех основных романах Достоевского, от «Преступления и наказания» до «Братьев Карамазовых», наиболее подробно останавливаясь на романе «Идиот». Но установка Н. В. Кашиной на выявление противоречия в основе всех видов комизма несколько сужает понимание особенностей функционирования и развития комического у Достоевского.
В 2006 г. вышла в свет монография А. Е. Кунильского «"Лик земной и вечная истина". О восприятии мира и изображении героя в произведениях Ф. М. Достоевского» 39. Это исследование является одной из первых монографических работ, специально посвященных проблематике комического у Достоевского. А. Е. Кунильский проделал значительную работу по поиску и систематизации существующей литературы о комическом Достоевского, подробно анализируя каждое исследование. Также автор монографии обращается и к проблеме осмысления смеха и комического в XIX в., и введение данного контекста представляется значимым для понимания особенностей восприятия Достоевским смехового и комического. Особенности функционирования смеха и комического в творческом мире писателя проанализированы А. Е. Кунильским на материале следующих произведений: первого романа «Бедные люди», романа «Идиот» и завершающего творческий путь писателя романа «Братья Карамазовы». При анализе комического компонента в романе «Бедные люди» автор использует понятия «смех», «радость», «веселье», тесно связанные, по мнению исследователя, с христианской системой ценностей, благодаря чему решение проблемы комического у А. Е. Кунильского приобретает христианский контекст.
Комическоев понимании Достоевского
Период 1856-1859 гг. - сложное, переходное время в жизни и творчестве Достоевского. После каторги писатель был преисполнен множеством мыслей и планов, но работа над ними шла тяжело и сложно, поскольку Достоевский остро ощущал свою оторванность как от актуальной общественно-политической жизни, так и от последних тенденций развития русской литературы. «Возвращение» же в литературу не терпело отлагательств, это было связано и с тяжелым материальным положением, и с внутренними потребностями писателя. Но самым главным было то, что сам беспрецедентный сибирский жизненный опыт Достоевского требовал выработки новых художественных принципов, новой творческой позиции.
Все это определило переходный и, во многом, экспериментальный характер творчества Достоевского сибирского периода.
При этом принципиально важным в контексте данного исследования является то, что первые законченные произведения сибирского периода писателя - комическая повесть «Дядюшкин сон» (1859) и «комический роман» «Село Степанчиково и его обитатели» (1859). Вообще, в целом, в период 1856-1859 гг. в центре художественных замыслов Достоевского -смеховое и комическое.
Так, писатель обдумывал создание большого, «величиною с Диккенсовы», романа. Упоминание здесь Диккенса крайне показательно. В письме к А. Н. Майкову от 18 января 1856 г. Достоевский пишет: «Я шутя начал комедию и шутя вызвал столько комической обстановки, столько комических лиц и так мне понравился мой герой, что я бросил форму комедии, несмотря на то, что она удавалась, собственно для удовольствия как можно дольше следить за приключениями моего нового героя и самому хохотать над ним. Этот герой мне несколько сродни. Короче, я пишу комический роман, но до сих пор все писал отдельные приключения, написал довольно, теперь все сшиваю в целое» (28/1; 209).
Замысел этого романа так и не был осуществлен, хотя Достоевский несколько раз писал брату о скором окончании работы над ним. Писатель несколько раз возвращался к полюбившейся ему идее создания «комического романа», но работа не была завершена. Об этом свидетельствует, в частности, письмо к М. М. Достоевскому от 3 ноября 1857 г.: «Что же касается до моего романа, то со мной и с ним случилась история неприятная, и вот отчего: я положил и поклялся, что теперь ничего необдуманного, ничего незрелого, ничего на срок (как прежде) из-за денег не напечатаю, что художественным произведением шутить нельзя, что надобно работать честно и что если я напишу дурно, что вероятно, и случится много раз, то потому, что талантишка нет, а не от небрежности и легкомыслия ... Я увидел себя в необходимости испортить мысль которую три года обдумывал, к которой собрал бездну материалов ... и которую уже отчасти исполнил, записав бездну отдельных сцен и глав. ... Я было думал (и уверил себя), что можно писать и печатать по частям, ибо каждая часть имела вид отдельности, но сомнение все более меня мучило. Я давно положил за правило, что коли закрадывается сомнение, то бросать работу ... но жаль было бросать» (28; 289). Письмо носит оправдательный характер, поскольку написано в ответ на письмо брата, просившего прислать «готовую» часть романа.
Долго обдумываемый писателем замысел «комического романа» не был реализован 106. Но можно предположить, что какие-то его идеи или фрагменты вошли в «Дядюшкин сон» и в «Село Степанчиково и его обитателей». (Хотя никаких указаний на это самого Достоевского не сохранилось.) Разработав для своего «комического романа» определенные средства и приемы создания комического, Достоевский должен был учитывать и использовать их при создании комических сцен, ситуаций, персонажей в указанных произведениях.
Творческая история этих произведений до сих пор остается малоизученной, поскольку не сохранилось никаких связанных с ними черновых материалов.
С определенной долей вероятности можно говорить о повести «Дядюшкин сон», которую писатель в одном из писем брату характеризует как отрезанный кусок большого комического романа величиной с «Бедных людей», которую он намерен отделать и отослать в «Русское слово». Это письмо относится к времени работы над «Дядюшкиным сном».
Более интересна и загадочна история создания романа «Село Степанчиково». В 1858 г. Достоевский пишет о том, что идея написания этого романа возникла у него восемь лет назад, но не была реализована. Время, указанное писателем, - 1849-1850 гг., самый тяжелый период жизни писателя. Спустя восемь лет Достоевский вновь возвращается к этой идее и, отослав в январе 1859 г. в печать «Дядюшкин сон» (которым он был недоволен), без спешки начинает работать над написанием перспективного, на его взгляд, романа, на который возлагал большие надежды. Именно с ним он связывал свои надежды вернуться в литературу, повторив свой первый триумф, триумф «Бедных людей». В письме к брату от 9 мая 1859 г. Достоевский говорит, что это будет лучшее его произведение, «на нем основаны все лучшие надежды мои и, главное, упрочение моего литературного имени» (28/1; 326). Высокую оценку писателем своего будущего романа подтверждают и другие его письма: «Роман, который я отсылаю Каткову, я считаю несравненно выше, чем «Дядюшкин сон». Там есть два серьезные характера, даже новые, небывалые нигде» (28/1; 299).
Повесть «Дядюшкин сон»
Проявление радости кажется Коле чем-то слишком детским, наивным, а он так торопится стать взрослым: «Карамазов, скажите, я очень теперь смешон? - Да не думайте же про это, не думайте об этом совсем! - воскликнул Алеша. - Да и что такое смешон? Мало ли сколько раз бывает или кажется смешным человек? При том же нынче почти все люди со способностями ужасно боятся быть смешными и тем несчастны. Меня только удивляет, что вы так рано стали ощущать это, хотя впрочем я давно уже замечаю это и не на вас одних. Нынче даже почти дети начали уж этим страдать. Это почти сумасшествие. В это самолюбие воплотился чорт и залез во все поколение, именно чорт, - прибавил Алеша, вовсе не усмехнувшись, как подумал было глядевший в упор на него Коля. - Вы, как и все, - заключил Алеша, - то есть как очень многие, только не надо быть таким как все, вот что» (14; 503). «Знаете, Карамазов, наше объяснение похоже на объяснение в любви, -каким-то расслабленным и стыдливым голосом проговорил Коля. - Это не смешно, не смешно? - Совсем не смешно, да хоть бы и смешно, так это ничего, потому что хорошо, - светло улыбнулся Алеша» (14; 504). Детский смех в романах Достоевского может быть и разрушающим. В «Братьях Карамазовых» это относится к Лизе Хохлаковой.
Первое описание Лизы подчеркивает, что она больна, но при этом -веселая, почти радостная девочка: «Четырнадцатилетняя дочь ее страдала параличом ног. Бедная девочка не могла ходить уже с полгода, и ее возили в длинном покойном кресле на колесах. Это было прелестное личико, немного худенькое-От_болезни,-но-веселое...-Нтоло-шаловливоехветилосьв ЄЄ-Т.ЄМНЬГХ больших глазах с длинными ресницами» (14; 43). После посещения старца Зосимы радость еще более наполняет душу Лизы. Кажется, что Лиза -обычный, жизнерадостный ребенок, который стойко переносит свою болезнь: «Миленькое, смеющееся личико Lise сделалось было вдруг серьезным, она приподнялась в креслах, сколько могла и, смотря на старца, сложила пред ним свои ручки, но не вытерпела и вдруг рассмеялась...» (14; 45). Лиза ежеминутно посмеивается над Алешей, ведет себя, как шаловливый ребенок: «Lise, совсем почти свесившись из кресел, выглядывала на него сбоку и ждала изо всех сил, когда он поглядит; поймав же его взгляд, расхохоталась так, что даже и старец не выдержал...» (14; 46). Но, несмотря на кажущуюся шутливость, беспечную веселость Лизы, ее выдает ее смех в конце разговора с Зосимой: «И она вдруг не выдержав закрыла лицо рукой и рассмеялась ужасно, неудержимо, своим длинным, нервным, сотрясающимся и неслышным смехом» (14; 46). Это уже не детский насмешливый смех. Здесь проявляется нервозность, выдающая внутреннее напряжение Лизы.
Более того, по мере неестественно быстрого взросления Лиза вообще теряет способность к веселому смеху. Два главных слова определяют ее состояние: «скучно» и «гадко». Веселость осталась в прошлом: «Намечтать можно самое веселое, а жить скука» (15; 22). Лиза внутренне стремится к разрушению, разрушению себя и мира вокруг себя. Она стремится к беспорядку, она сознательно пытается создать его: «Ах, я хочу беспорядка. Я все хочу зажечь дом» (15; 21). Алеша замечает эти изменения, но все же надеется, что это минутный кризис, что Лиза тотчас зальется своим простодушным и веселым смехом: «В вас что-то злобное и в то же время простодушное» (15; 21). Но затем он с удивлением обнаруживает, что Лиза не шутит: «Алешу всего более поражала ее серьезность: ни тени смешливости и шутливости не было теперь в ее лице, хотя прежде веселость и шутливость не покидали ее в самые «серьезные» моменты» (15; 21). У Лизы,-потерявшей_жизненные- ценности,- смех -становится-одним-из-орудий— тотального разрушения всего и, прежде всего, себя. Показательным является «смешной» сон, который Лиза рассказывает Алеше. Когда к Лизе приходят черти, она, перекрестившись, отпугивает их, и они отходят, но затем она начинает бранить Бога, и черти подходят опять. Такую запредельную игру Лиза называет «веселой». В ситуации абсолютного отрицания, когда ананасовый компот и распятый мальчик становятся явлениями одного порядка, веселость теряется, остается лишь озлобленный, разрушающий смех: «Она как-то злобно и воспаленно засмеялась...» (15; 25).
На примере образа Лизы Хохлаковой ярко выявляется то, что в мире Достоевского смех очень точно отражает все мельчайшие изменения в душе героев.
В полной мере это относится и к взрослым героям писателя, которых он, в свою очередь, зачастую наделяет способностью смеяться чисто, светло - по-детски.
В «Записках из Мертвого дома» в сцене театра повествователь подчеркивает в каторжанах именно детскость, веселое восприятие жизни, к которому способны только дети: «Что за странный отблеск детской радости, милого, чистого удовольствия сиял на этих изборожденных, клейменых лбах и щеках, в этих взглядах людей, доселе мрачных и угрюмых, в этих глазах, сверкавших иногда страшным огнем!» (14, 122 - 123).
Детскую улыбку как воплощение чистоты замечает Раскольников на лице Лизаветы перед смертью. Детская улыбка просматривается и в лице Сони Мармеладовой, и ее детская улыбка как будто передается Раскольникову: «И ужас ее вдруг сообщился и ему: точно такой же испуг показался и в его лице, точно так же и он стал смотреть на нее, и почти даже с такою же детскою улыбкою» (6; 427). Согласимся с мнением С. В. Белова, который полагает, что «Достоевский не случайно выделяет здесь «детскую улыбку» Раскольникова. В этой улыбке таился для Раскольникова залог его раскаяния-и-спасения;-ибо- помутился»-толъко-его-разум,а- сер дцеещене испорчено и целомудренно, как у детей»
Смеховое в системе образов романа «Подросток»
Важным в понимании Версилова становится для Аркадия его диалог с Ахмаковой, услышанный Подростком.
В этом объяснении героев оппозиция «любит - не любит» становится эквивалентной противопоставлению «смешно - несмешно» или «смешон -смешна». Это, на первый взгляд, уводит от сути конфликта, но, на самом деле, вскрывает истинную сущность любви-ненависти Версилова к Катерине Николаевне. Смех - сильное оружие, которое может унизить любого, а Версилов - гордый человек, и он не сможет перенести унижения.
В продолжение всего разговора Андрей Петрович постоянно улыбается, смехом пытаясь маскировать свои чувства, но у него ничего не получается, и от этого улыбка его бледна, и смеется он потерянно. На беззлобный и примиряющий смех Катерины Николаевны он реагирует болезненно, и улыбка на лице Ахмаковой во время ее признания в том, что она действительно любила его, настораживает и раздражает Версилова. Для Версилова разлюбить - значит, осмеять все, что было раньше: «вас совсем забыл и над глупой страстью моей совсем смеюсь...» (13; 413). Поэтому когда он получает отрицательный ответ на вопрос, любит ли она его сейчас, он совершенно закономерно для себя уточняет: «И смеетесь?» (13; 414).
Катерина Николаевна, видя, как болезненно реагирует Версилов на ее улыбку, вынуждена оправдываться: «Нет, я потому сейчас усмехнулась, нечаянно, потому что я так и знала, что вы спросите: «А теперь?» А потому улыбнулась. Потому что, когда угадываешь, то всегда усмехаешься» (13; 414).
В их разговоре возникает категория веселия. Ахмакова говорит о том, что любит веселых людей. В Версилове же веселия как гармонии личности, цельности, сообщительности она не находит и поэтому не может любить его. Но Андрей Петрович, сначала не понимая ее слов, переспрашивает, а затем совсем отдаляется от сути, уточняя: «Бьоринг - веселый человек?» (13; 414). Но позднее он угадывает: «Вы тогда тоже испугались моего беспорядка?» (13; 415). Именно дисгармоничность, раздвоенность Версилова смущали Катерину Николаевну, и она объясняет это следующим образом: «Мне всегда казалось в вас что-то смешное» (13; 415). Смех - начало хаотичное, амбивалентное, большей частью, сохраняющее в себе негативный модус, но все же имеющее и положительный потенциал. Поняв и почувствовав это, Версилов отвечает ей странной, как показалось Аркадию, фразой: «Вот за то, что вы мне это сказали, я вам много могу простить» (13; 415). Но теперь уже Ахмакова не слышит и не понимает его.
В продолжение этого разговора Андрей Петрович несколько раз захочет убедиться, смеется ли над ним Ахмакова или нет. Катерине Николаевне вновь придется объясняться: «Но вы всегда смеетесь надо мною, как и теперь ... Никогда, никогда не смеялась я над вами!» (13; 416). Попытки Катерины Николаевны оправдаться приводят к смеху Версилова, но это смех отчаяния и неверия. «Наивно-унизительная просьба» Версилова «Только не выходите ни за кого замуж!» (13; 417), этот возглас боли и отчаяния является кульминационной точкой их разговора. После нее Андрей Петрович все пытается перевести в шутку: «Я пошутил, проговорил он тихо, улыбаясь» (13; 417); «если мы встретимся когда-нибудь совсем друзьями и будем вспоминать и об этой сцене с светлым смехом?» (13; 417). Анализ «смехового портрета» Версилова, его отношения к смеху, его смеха над людьми подтверждает, в конечном счете, «двойничество» героя: «Право, мысленно раздваиваюсь и ужасно этого боюсь. Точно подле вас стоит ваш двойник; вы сами умны и разумны, а тот непременно хочет сделать подле вас какую-нибудь бессмыслицу, и иногда превеселую вещь, и вдруг вы замечаете, что это вы сами хотите сделать эту веселую вещь, и Бог знает зачем, то есть как-то нехотя хотите, сопротивляясь изо всех сил хотите.
Я знал однажды одного доктора, который на похоронах своего отца, в церкви, вдруг засвистал. Право, я боялся прийти сегодня на похороны, потому что мне с чего-то пришло в голову непременное убеждение, что я вдруг засвищу или захохочу, как это несчастный доктор...» (13; 408). Версилов неоднократно ощущает фальшивость своей жизни, театральность своего поведения: «Да не в Сибирь, успокойся, к пятнадцати рублям штрафу всего; комедия вышла!» (13; 298); « ... а мои странствия как раз кончились и как раз сегодня: ты опоздал мой милый. Сегодня финал последнего акта, и занавес опускается. Этот последний акт долго длился» (13; 372). Он искренней, но, в то же время, каждый его шаг намерен, продуман, провакативен. В Версилове сочетаются гордость и смирение, доброта и злоба, добродушие и жестокость, рационализм и безумие. Он внутренне раздвоен, и его смех выражает его вторую сущность. Важным этапом в духовном становлении Аркадия становится его встреча с Макаром Ивановичем.
Макар Иванович олицетворяет собой то «благообразие», гармоничный порядок, которого так не хватает Подростку. После первого разговора с Макаром Ивановичем Аркадий как будто пробуждается к новой жизни, открывает её радость. После их первого разговора Подросток запишет свои первые впечатления: «Я лежал лицом к стене и вдруг в углу увидел яркое, светлое пятно заходящего солнца, то самое пятно, которое я с таким проклятием ожидал давеча, и вот помню, вся душа моя как бы взыграла и как бы новый свет проник в моё сердце... Это был лишь новый миг новой надежды и новой силы...но в ту самую светлую надежду я верю и теперь -вот что я теперь записать и припомнить» (13; 291).
