Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Русская рецепция книги И. Г. Циммермана «О национальной гордости» 14
Глава 2 Лингвистическая концепция А. С. Шишкова в контексте идей немецкого пуризма конца XVIII века. 76
Глава 3 Антинаполеоновская публицистика Э. М. Арндта в России . 119
Заключение 178
Список литературы 180
Приложения 197
1. И. Г. Кампе. Словарь для объяснения и онемечивания навязанных нашему языку выражений. Перевод с немецкого некоторых фрагментов.
2. Перевод из ведомостей, называемых jenaisische allgemeine 211 literaturzeitung.
- Русская рецепция книги И. Г. Циммермана «О национальной гордости»
- Лингвистическая концепция А. С. Шишкова в контексте идей немецкого пуризма конца XVIII века.
- Антинаполеоновская публицистика Э. М. Арндта в России
Введение к работе
Эта работа посвящена влиянию, которое оказала немецкая традиция на формирование в русской литературе 1780-1810-х годов представления о том, что такое нация. Проблема эта рассматривается в диссертации на материале трех практически не исследовавшихся сравнительно-историческим литературоведением тем: русской рецепции книги Й.Г. Циммермана «О национальной гордости», сопоставлении лингвистических теорий Й. X. Кампе и А. С. Шишкова и восприятию в России военной публицистики Э. М. Арндта.
Подход к материалу, представленный в данной работе, во многом опирается на богатую традицию изучения русско-немецких литературных и культурных связей конца XVIII - начала XIX века. Эта проблематика активно разрабатывалась как отечественными исследователями, такими как В.М. Жирмунский1, Л.З. Копелев2, Р.Ю, Данилевский3, так и немецкими учеными, Г. Грассховом4, Э. Хекселыынейнейдером5, Г. Гиземаном6 и другими. Для их исследований характерно пристальное внимание к публикациям первых русских переводов того или иного автора, поиск возможных посредников при передаче сведений об одной культуре другой, и тщательный анализ тех трансформаций, которые претерпевает тот или иной текст в интерпретации русского рецепиента.
Вместе с тем в настоящей работе сам выбор материала подчинен задаче изучения более широкой проблемы возникновения и развития концепции «национального» в немецкой и русской культурах.
1 Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л., 1981.
2 Копелев Л.З. Из истории русско-вемецких литературных связей // Вестник мировой
культуры. 1958. Да 4. С. 113-121. KopelewL. Neues Verstandnis und Neue Mifiverstandnisse,
neue Verbindungen und neue WidersprCiche II West-ostliche Spiegelungen. Russen und
Russland aus deutscher Sicht. 18. Jahrhundert: Aufklaning. Miinchen, 1987. Reihe A. Bd. 2. S.
11-34.
гДанилевский Р.Ю. «Молодая Германия» и русская литература. Л., 1969.
4 Grasshoff Н. Russische Literatur in Deutschland in Zeitalter der Aufklaning. Die
Prapagierung russischer Literatur im 18 Лі. durch deutsche Schiftsteller und Publizisten,-
Berlin, 1973.
5 Hexelschneider E. Kulturelle Begegimngen von Sachsen und Rutland. 1790-1849. Berlin,
2000.
Соответственно, в методологическом отношении для нас оказываются важными современные теории национализма, активно разрабатываемые западной гуманитарной наукой с 1950х годов7. Слово «национализм» в данном случае не имеет оценочного характера, а употребляется только как научный термин.
Из всего многообразия теорий национализма наиболее адекватными данному исследованию нам представляются так называемые «конструктивистские» работы, в которых национализм осмысляется как особый тип мировоззрения, возникший в Европе в Новое время, и развивающийся по сей день. Так, Ганс Кон называет эпоху национализма «новой эрой глобальной истории» и отсчитывает эту эпоху со второй половины 18 века. «Национализм - не естественное явление, не результат действия «вечных законов», а продукт роста социальных и интеллектуальных факторов на некоторой стадии истории»8. «Национализм, - пишет Кон, - состояние ума, охватившее большинство народа и претендующее на то, чтобы охватить всех его членов, признающее национальное государство как идеал политической организации и национальности как источник всякой творческой и культурной активности и экономического благосостояния» .
Э. Геллнер называет «национализмом» «политический принцип, согласно которому государственные и национальные границы должны совпадать»10. Он полагает, что «национализм порождает нации, а не наоборот», т. е. «идея» нации порождает особую организацию социума. Э Э. Хобсбаум, принимая определение Геллнера, усиливает его следующим замечанием: «Однако, для подступа к «национальному вопросу» продуктивнее будет начать с понятия «нации» (т. е. с «национализма»), а
6 Giesemann G. Kotzebue in Rutland. Frankfurt a. Main, 1971
7 См.: Nationalism. Oxford Reader. / ed. by J. Hatchinson, A. Smith. Oxford. 1994. Smith A.
Theories of nationabsm. London, 1971. Коротеева В. В. Теории национализма в
зарубежных социальных науках. М., 1999.
8 Kohn Н. Die Idee des Nationalisms. Ursprung und Geschichte bis zu Franzosischer
Revolution. Fr. a. M. 1962. S.7. (оригинал The Idea of nationalism. A Study in its Origins and
Background. N.Y. 1944.)
9 Ibid. S. 23.
10 Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991
не с реальности, которую это понятие обозначает»11. Таким образом, предпосылкой существования национализма как политического принципа, оказыввается сама «идея нации», то есть представление о том, что человечество разделено на некие сообщества, нации, что эти сообщества обладают определенным набором свойств.
Наиболее продуктивным для литературоведческого исследования представляется методология, предложенная в книге Б. Андерсона «Воображаемые сообщества»12. Андерсон дает такое определение нации: «Нация - это воображенное политическое сообщество (imagined political community), воображенное как ограниченное и суверенное"13.
Андерсон основывает возможность «вообразить» национальные сообщества на изменениях картины мира в XVI - XVIII веках, новые представления о пространстве, великие географические открытия, развитие книгопечатания. Культурные системы, которым национализм наследует и из которых он возник - религиозное сообщество и династическая власть (dynastic realm). Национализм заменяет их когда религиозное сообщество, поддерживаемое одним сакральным языком «фрагментируется, плюралязуется и территориализуется», а «автоматическая легитимность сакральной монархии начинает утрачиваться» .
В книге Андерсона акцент в изучении национализма перемешается с экономических и политических обстоятельств возникновения этого явления на анализ тех культурных феноменов, которые позволяют «вообразить» такое сообщество как «нация». В качестве основ коллективного «воображения» нации исследователь называет ежедневную газету, классический роман, толковый словарь, перепись, карту, музей. Совершенно очевидно, что при таком подходе к сущности
'' Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. Спб, 1998.
12 Anderson В. Imagined communities: reflection on the origin and spread of nationalism.
London, 1983. Русский перевод: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления
об истоках и распространении национализма. М., 2001
13 Anderson В. Imagined communities: reflection on the origin and spread of nationalism.
London, 1983. P. 15.
14 Ibid. P. 26, 49.
национального строительства, литературе отводится одна из ведущих ролей. Именно литераторами производится то, вне чего не может существовать ни одна нация: способы «говорения» о ней, базовые метафоры, осмысляющие ее особенности, и нарративы, о ней повествующие.
Исторический период, рассматриваемый в настоящей работе, с одной стороны, не дает нам картины национализма как мировоззрения широкий слоев населения. С другой стороны, для истории литературы этот период осмысления проблемы «национального» интересен тем, что именно тогда идея нации начинает интересовать довольно узкий круг интеллектуалов15, и прежде всего писателей, лингвистов, публицистов и журналистов. На этом этапе можно проследить сам процесс зарождения представлений о нации, процесс поиска средств выражения этой идеи. В стремлении репрезентировать все общество группы интеллектуалов прибегают к такому средству, как «изобретение традиции» (Хобсбаум)16.
* * *
В екатерининскую эпоху литература и журналистика становятся областью, где происходит публичная дискуссия о месте России в Европе и путях общественного развития в самой России. Потребность образованной дворянской элиты в осмыслении собственной роли в государственной жизни выразилась в обсуждении тем «национального характера», «патриотизма» и «любви к Отечеству», ставших важнейшими для русской литературы конца 18 - начала 19 века. Всплеск интереса к этой проблематике приходится на вторую половину эпохи правления Екатерины, 1780-1796 годы, когда государственной властью санкционируется и поощряется интерес к отечественной истории,
15 Периодизацию развития национализма по принципу распространения в обществе
«сверху вниз» см., в частности: Hroch М. In the national interest: Demands and Goals of
European National Movements of the Nineteen Century. Prague, 1996.
16 Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. Спб, 1998; The invention of
tradition / ed. Hobsbaum E., Ranger T. Cambrige, 1983.
народной поэзии и национальному языку. Затем, после краткого периода царствования Павла І, в александровскую эпоху проблема опять занимает ведущее место, став особенно актуальной в период наполеоновских войн в Европе (1805-1815).
Таким образом, «представления о нации», заявленные в названии работы рассматриваются нами не просто как одна из тем русской литературы конца XVIII -начала XIX века, но как одна из ключевых проблем всей русской культуры. Другими словами, история рассуждений о нации - это история поиска адекватного языка самоописания социума. Между тем, понятие «национальное своеобразие русской литературы» долгое время оставалось одной из априорных конструкций советского литературоведения. Первыми исследованиями, в которых прослеживалась история самого представления о «национальном своеобразии» на материале русской литературы избранного нами периода, стали труды представителей тартуско-московской школы, прежде всего - самого Ю.М. Лотмана17 и Л.Н. Киселевой18.
Определенную завершенность процесс развития в русской литературе представления о «национальном» получил уже позже, в 1820-1830-е годы, когда возникла доктрина «народности» как требование к литературе и идеологии, как официальной: («православие-самодержавие-народность» Уварова и литературное творчество таких писателей, как Н. В. Кукольник и др.), так и оппозиционной (декабристы). Именно этот этап привлекал большее внимание отечественного литературоведения19.
Процесс интенсивного поиска русской культурой конца XVHI -начала XIX века нового языка самоописания тесно связан с рецепцией европейской общественной мысли. Как уже было сказано, в настоящем
17 Лотман Ю.М. Идеи общественного развития в русской культуре // Из истории русской
культуры. М, 1996. Т. IV. С. 27-83.
18 Киселева Л.Н. Идея национальной самобытности в русской литературе между
Тильзитом и Отечественной войной (1807-1812). Автореферат дисс. ... кандидата
филологических наук. Тарту, 1982.
19 Томашееский Б.В. Пушкин и народность // Томашевский Б.В. Пушкин. Книга вторая.
Материалы к монографии (1824-1837). Гинзбург Л.Я. О проблеме народности и личности
в поэзии декабристов // О русском реализме XDC века и вопросах народности
литературы. Сб. статей. М.-Л., I960. С. 52-94.
исследовании рассматривается рецепция немецких представлений о нации. Объясняется такое выбор, прежде всего, особо тесными русско-немецкими контактами того времени, характерным отличием которых был взаимный интерес двух культур . Кроме того, интересным представляется рассмотреть рецепцию именно немецкого дискурса о нации, который многими исследователями характеризуется как «особый», специфически немецкий или «культурный» национализм.
Наконец, важной причиной для подобного исследования служит сходство историко-культурной ситуации в России и немецких землях конца XVHI - начала XIX века. Не смотря на различие государственного устройства и экономического развития, на культурной карте Европы Россия и Германия занимали периферийное положение по отношению к ее центру - Франции, а точнее говоря, Парижу. Рецепция французских веяний и отторжение их составляют сюжет немецкой и русской интеллектуальной истории того времени. Особенно сложным этот процесс становится после Революции, когда Франция в сознании периферийных элит становится недостойной занимать место центра, но остается там как «фигура умолчания» или минус-прием.
* * *
Многие исследователи национализма21 исходят в своих рассуждениях из довольно жесткого противопоставления двух его типов: «западного» и «восточного», «гражданского» и «этнического», «либерального» и «консервативного», «рационального» и «романтического». В первом случае нация представляется политическим, то есть договорным, во втором - культурным, или даже органическим, единством. При этом предполагается жесткое географическое
20 См., например: Койтен АЛ. Русская литература конца XVIII - начала XIX века в
Германии: немецкая рецепция творчества Г.Р. Державина и Н.М. Карамзина.
Автореферат.... кандидата филологических наук. М., 1999. С. 8-9.
21 Kohn Н. Die Idee des Nationalismus. Ursprung und Geschichte bis zu Franzosischer
Revolution. Fr. a. M. 1962. Greenfeld L. Nationalism: five roads to modernity. Cambridge,
разграничение: первый тип характерен для стран Западной Европы,
второй - Восточной. Пригодность этой оппозиции для исследования
различий политических и социальных систем разных стран была
оспорена, в частности, в работах Р. Брубейкера. Он назвал такое
противопоставление
манихейской теорией, что существуют два типа
национализма: хороший/гражданский и плохой/этнический типы.
Им соответствуют две концепции национальности/нации:
хорошая, или гражданская, по которой национальность считается
основанной на общем гражданстве, и плохая/этническая, согласно
которой национальность/нация основывается на общей этничности
(этническом происхождении). Подобное деление часто связано с
ориенталистской концепцией восточно-европейского
национализма, поскольку в общем считается, что гражданский национализм характерен для Западной Европы, а этнический - для Восточной...22
Однако противопоставление двух типов национализма может «работать», если воспринимать их не как исторические формации, жестко закрепленные за теми или иными географическим ареалами, но как абстрактные модели, как «идеальные типы» представлений о нации и ее происхождении. «Рационализм» и «романтизм», «механицизм» и «органицизм», договорное начало и единство происхождения - это два полюса, вокруг которых создается «нация», две противоположенные системы метафор, организующие размышления о ней. Используя терминологию немецкой социологии, мы эмблематично назовем эти типы наций терминами, долгое время использовавшимися в немецкой социологии. Так, мы будем различать два способа, говоря словами Б. Андерсона, «воображения нации»: нацию-Gesellschaft, что можно перевести как «общество», и нацию-Gemeinschaft, «общину» . Мы
1992. Р. 12-13. Nipperdey, Th. Auf der Suche nach der Identitat: Romantische Nationalismus// Nachdenken iiber die deutsche Geschichte. Miinchen 1986. S. 110-125.
22 Брубейкер P. Мифы и заблуждения в изучении национализма // Ab imperio. Теории и
истории национальностей и национализма в постсоветском пространстве. Казань, 2000.
Вып. 2. С. 263-266.
23 Историю этих терминов см.: Geschichtliche Grundbegriffe. Historisches Lexikon zur
politisch-soziale Sprache in Deutschland I Hrg. Brunner 0., Werner C, Koselleck R. Stuttgart,
1975. Bd.2. S. 821-867. В рассматриваемый нами период эта терминология еще не
используем эти термины не для обозначения конкретных моделей нации, сложившихся в немецкой и русской культурах в конце XVIII - начале XIX века, но для того чтобы «расставить вехи», обозначить границы и смысловые центры, вокруг которых концептуализировалось понятие «нации».
Возможность такого подхода к материалу русской литературы конца XVIII - начала XIX века была продемонстрирована Л.Н. Киселевой в статье о П.А. Плавилыцикове. Киселева различает две концепции «любви к Отечеству», метафорическое определение которых было предложено Плавилыциковым в журнале «Зритель»; «Вы любите его (Отечество - Е.З.) как любовницу, а я как друга!». По мнению исследовательницы, «приверженность одной из двух указанных точек зрения явилась, по сути, решающим признаком, разделившим литераторов 1800-х годов на две партии. Деление это совпадает с привычным противопоставлением лагерей шишковистов и карамзинистов, или «архаистов» и «новаторов», в терминологии Ю.
Тынянова Выбор концепции патриотизма является универсальным,
так сказать, методологическим признаком, определявшим мировоззрение вцелом, а следовательно, и отношение писателя или общественного деятеля к национальному языку, словесности, к прошлому и настоящему нации» .
Ключевую роль в процессе развития в Германии представлений о нации сыграл И.Г. Гердер. Специфика его философии «национального» привела к тому, что до конца первой мировой войны даже в немецкой научной литературе он не осмыслялся как основатель немецкого
приобрела парадигматического значения, однако попытка разграничить понятия обнаруживается, например в «Речах к немецкой нации» Фихте (см.: Гайденко 17.17. Жизнь и творчество Фихте // Фихте И.Г. Сочинения. Работы 1792-1801. С. 6-7.) 24 Киселева Л.Н. Журнал "Зритель" и две концепции патриотизма в русской литературе 1800-х гг. //Ученые записки Тартуского государственного университета. Тарту, 1985. Вып. 645. С. 19.
национального движения . Так, классик немецкой исторической науки Фридрих Майнеке пишет, что разработанная Гердером теория «гуманности» скорее ослабила у немцев чувство реальности национального сообщества . С другой стороны, в современных исследованиях именно Гердер называется основоположником немецкого национализма.
Философия Гердера, которого многие называют
основоположником «романтического» национализма, его «Идеи к философии истории человечества» и «Письма о поощрении гуманности» не укладываются в жесткую схему. Первым обосновав идею своеобразия каждой нации и не-универсальности взгляда просвещенной Европы на «варварские народы», Гердер сохраняет тесную связь с идеями Просвещения и остается приверженцем универсальной категории «гуманности». Первьш выдвинув тезис о том, что язык есть воплощение народной души, Гердер не был сторонником жесткого пуризма и изоляционизма.
Об этой связи гердеровского мировоззрения с «унивесалистким» идеалом Просвещения писали многие исследователи. Очень точно на это указывал В. М. Жирмунский:
Философия истории Гердера, в том окончательной форме, которую она получила в «Идеях», имела огромное влияние.... Опираясь на формулированную философией Просвещения идею прогрессивного развития общества как единого исторического процесса, Гердер обогащает и осложняет ее исторической концепцией, учитывающей, наряду с общими тенденциями развития, своеобразие национальных культур и исторических эпох как качественно самостоятельных ступеней в широкой перспективе мировой истории.27
Не менее отчетливо проявляется гуманистический универсализм Гердера в его резко отрицательном отношении ко всяким проявлениям шовинизма в современной ему немецкой литературе. Не в меру «патриотических» немецких историков он
15 Dann О. Herder und die deutsche Bewegung II Nationalismus in vorindustrieller Zeit.
Miinchen, 1986. S. 308-340.
26 Meinecke, F. Weltbtirgertum und Nationalstaat. Studien zur Genesis der deutschen
Nationalstaates. Munchen-Berlin, 1919. S. 53.
21 Жирмунский B.M. Предисловие II Гердер И.Г. Избранные произведения. М.-Л., 1959.
С. LVII.
всячески предостерегает от того, чтобы считать своих соотечественников избранным народом. Он готов признать достоинства германцев, „но считать их из-за этого избранным народом божьим в Европе, которому, вследствие его прирожденного благородства, будто бы принадлежит весь мир и которому предназначены служить другие народы, - это было бы неблагородной гордыней варварства"»
Мы не делаем целью настоящей работы полное исследование русской рецепции творчества Гердера. Это чрезвычайно обширная тема требует, вероятно, не только привлечение огромного материала, но и выработки специфической методологии выделения «гердеровского субстрата» в различных текстах эпохи. Многое в этой области уже сделано историками литературы. Прежде всего следует указать на скрупулезные разыскания немецкого исследователя Г. Биттнера, исследовавшего все цитаты и реминисценции из Гердера в творчестве Н. М. Карамзина, Н. А. Радищева, Г.Р. Державина .
О влиянии Гердера на представление о патриотизме русских «старших архаистов» впервые написала Л. Н. Киселева30. М.К. Азадовский отмечал, влияние сборников народных песен Гердера на мировоззрение и методологию первых русских фольклористов31. Р.Ю. Данилевский, рассмотрев более поздний период рецепции Гердера, сделал выводы о его решающем влиянии на развитие сравнительно-исторического литературоведения3 .
В настоящей работе не рассматривается влияние Гердера на русскую культуру «напрямую». Выбор немецкого материала обусловлен, прежде всего, самим фактом рецепции произведений именно этих
гк Там же. С. XLIX.
29 Bittner К. Herderische Gedanken in Karamsins Geschichtsschau II Jahrbiicher fill Geschichte
Osteuropas. Neue Folge. Jg.7. Muncheii, 1959. S. 237-269. Bittner K. Herder und Radiscev II
Zeitschrift fur slawische Philologie. Bd. 25. H.l. S. 8-53. Bittner K. J. G. Herder und G. R.
Derzavin II Zeitschrift fur slawische Philologie. Bd. 26. H.2. S. 196-215.
30 Киселева JIM. Журнал "Зритель" и две концепции патриотизма в русской литературе
1800-х гг. // Ученые записки Тартуского государственного университета. Тарту, 1985.
Вып. 645. С. 6-19.
31 Азадовский М. К. История русской фольклористики. М., Учпедгиз. 1958. С. 51.
32 Данилевский Р.Ю. И. Г. Гердер и сравнительное изучение литератур в России //
Русская культура XIX века и западноевропейские литературы: Сб. статей. Л. 1980.
авторов. Однако творчество этих авторов выстраивается в некий ряд «немецкой гердерианы».
Книга И.Г. Циммермана «О национальной гордости», о которой речь идет в первой главе, прекрасно демонстрирует состояние представлений о нации в Германии «накануне Гердера». Ее русская рецепция, произошедшая через двадцать лет, уже наслаивается на восприятие в России конструкции нации, связанной с идеями Гердера. Лингвистические воззрения И.Г. Кампе и публицистика Э.М. Арндта, восприятие которых в России рассматривается, соответственно, во второй и третьей главах диссертации, также представляют различные пути распространения в Германии гердеровских идей.
Изучение русской рецепции произведений трех немецких авторов позволяет обратиться к широкому кругу проблем истории русской литературы конца XVIII - начала ХГХ века. С именами Циммермана, Кампе, Арндта связано творчество таких значительных русских авторов как Фонвизин и Карамзин. В поле зрения исследователя оказываются и проблемы государственной идеологии, и теории образования и воспитания, и проблемы кодификации литературного языка. Особое место в истории восприятия в России немецкой «гердерианы» занимает литературные, лингвистические, публицистические труды А.С. Шишкова, одного из основателей русского «архаизма», создателя важнейших концептов русской культуры, связанных с идеей «русского национального своеобразия».
В этой работе мы хотели бы не только рассмотреть историю русской рецепции произведений Циммермана, Кампе и Арндта: обстоятельства знакомства с ними русских читателей, историю переводов и реминисценций. Наша задача состоит и в описании конструируемого как немецкими писателями, так и их русскими рецепиентами представления о том, что есть нация, исследование различий в трактовке концепта «нации» немецкими и русскими писателями и изменения этой трактовки в течение указанного периода.
Русская рецепция книги И. Г. Циммермана «О национальной гордости»
Эта глава посвящена истории русских переводов книги И. Г. Циммермана «О национальной гордости». Особое внимание мы хотели бы уделить литературному и культурному контексту, в котором появлялись и воспринимались эти переводы. В заключительной части главы мы попытаемся сопоставить с позицией Циммермана несколько наиболее репрезентативных текстов, появившихся в России в то время, когда вышли в свет переводы его книги.
Йохан Георг Циммерман (Johann Georg Zimmermann, 1728-1796), швейцарец по происхождению, врач и писатель, был в свое время знаменит в Европе и в России. Он состоял в переписке с императрицей Екатериной II, принимал участие в устройстве немецких подданных на русскую службу. Литературную популярность принесли ему книги «О национальной гордости» и «Об уединении», несколько раз переводившиеся на русский язык.
В исторических исследованиях, посвященных периоду правления Екатерины, ее переписка с Циммерманом уже давно стала одним из важных источников. А.Н. Пыпин указывал на значение писем немецкого корреспондента для формирования политики Екатерины по отношению в масонам1. Отдельную статью посвятил переписке А.Г. Брикнер, подчеркнув прежде всего важность этого источника для изучения внешнеполитической доктрины екатерининского царствования2. Значение переписки подчеркивают и сегодняшние исследователи3.
Меньше внимания уделяли наследию Циммермана историки литературы. На важность переводов книги Циммермана «О национальной гордости» в истории русской литературы указывал А. Я. Кучеров в статье, посвященной восприятию в России Французской революции. Популярность в России этой книги исследователь связывает с тем, что «именно в конце XVIII столетия проблемы национальности, российской самобытности завоевывают столь общий интерес, что включаются в число литературных тем»4. Кучеров говорит о важности сопоставления идей Циммермана с мыслями, высказанными в статье Карамзина 1803 года «О любви к отечеству и народной гордости», противопоставляя «республиканскому любочестию» Циммермана «монархический патриотизм» Карамзина.
Коротко очерчена история русской рецепции Циммермана в монографии Р.Ю. Данилевского «Россия и Швейцария»5. Исследователь отмечает прежде всего «швейцарские корни» творчества Циммермана: «просветительскую ненависть к церковному обскурантизму, невежеству, национальной замкнутости и высокомерию, к сословной спеси родовитого дворянства». Далее исследователь пишет об интересе к популярному философу Екатерины II, отмечая, что, переписываясь с императрицей, Циммерман «оказывал услуги Петербургу, подыскивая для него западноевропейских ррачей и ученых». Данилевский упоминает все известные русские переводы книг Циммермана «О национальной гордости» и «Об уединении», подчеркивая актуальность их тематики для русских читателей.
Изучение русской рецепции двух популярнейших книг Циммермана может быть весьма важным для характеристики русской культуры конца XVIII - начала XIX века. Так, история русских переводов книги «Об уединении» (первый вышел в 1781, а наиболее популярный, выдержавший два переиздания, в 1796 году) дает импульс для исследования мотива уединения в русской литературе конца XVIII - начала XIX ека, и шире для изучения концепции личности в культуре русского Просвещения6.
Изучая русскую рецепцию книг Циммермана, следует учитывать, что они написаны в традиции немецкой «популярной философии» (Popularphilosophie), получившей мощный импульс для развития в эпоху Просвещения. Наряду с X. Гарве, М. Мендельсоном и Г.К. Лихтенбергом, Циммерман был одной из самых ярких личностей, писавших в подобной манере.
Широкое распространение популярной философии во второй половине XVIII века связано прежде всего с расширением круга потребителей печатного слова. Появление более или менее массового спроса на литературную продукцию породило «популяризацию» не только беллетристики, но и научных и философских жанров.
Популярная книга по философии - текст не столько философский, сколько литературный. Это не «трактат» и не «рассуждение», а занимательное повествование, критерием совершенства которого становится не строгая логика доказательства, но изящество стиля и авторское остроумие. С другой стороны, от строго философского рассуждения такой текст отличает декларируемый дидактизм и открытая апелляция к читателю, обращение к нему с «рецептами» и «советами».
В содержательном отношении книги популярно-философского плана оказываются «адаптированным» изложением наиболее актуальных для общества идей «высокой» философии. «Популярный» философ становится посредником между узким кругом интеллектуалов и более или менее широким слоем образованных современников. Он, с одной стороны, выполняет своеобразный «социальный заказ», а с другой, сам влияет на мировоззрение читающей публики. Изучение произведений подобного рода может быть в высшей степени интересным как для интеллектуальной истории, так и для истории культуры.
Лингвистическая концепция А. С. Шишкова в контексте идей немецкого пуризма конца XVIII века.
Эта глава посвящена проблеме национального языка в немецкой и русской лингвистической мысли конца XVIII - начала XIX века. Материалом для рассмотрения служит концепция «улучшения и очищения» немецкого языка Й. X. Кампе. Именно его взгляды и литературная деятельность, как мы постараемся показать, оказали определенное влияние А. С. Шишкова, стремившегося стать монополистом в области пуристических доктрин в России.
Традиция «пуризма», борьбы за «освобождение» литературного языка от «чужих» элементов (варваризмов, заимствований, низкой лексики и пр.) восходит к эпохе Возрождения1. В рассматриваемый нами период эта традиция приобретает особое звучание, т.к. выходит за рамки чисто литературной полемики и приобретает социальную и даже политическую окраску.
Представление о роли языка в обществе в конце XVIII века связано с представлением о сущности национального сообщества. Сторонники нации-GeselIschaft видели в кодификации национального языка средство укрепления и поддержки «общественного договора». Такое представление о национальном языке отразилось, например, в языковой политике Французской революции .
Для сторонников нации-Gemeinschaft язык играет намного более важную роль, поскольку становится одним из главных элементов, которые кладутся в основание национальной идентичности. Тот факт, что люди «от природы» говорят на разных языках, становиться главным доказательством «органичности» национальных сообществ.
Систематического сопоставления лингвистической ситуации в Германии и в России конца XVIII - начала XIX века в научной литературе еще не проводилось. Однако на наличие такого сходства указывали многие исследователи. Так, Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский в программной статье о «Происшествии в царстве теней» С. Боброва замечают: «... галломания русского дворянского общества второй половины 18 века с известным правом может рассматриваться как отражение языковой ситуации при немецких дворах: действительно, французско - русские макаронизмы русских дворян очень близко соответствуют французско - немецким макаронизмам немецкого языка „эпохи модников" ( a la mode-Zeit). Если субъективно русские петиметры были ориентированы на французский язык и французскую культуру, то фактически они могли просто импортировать немецкую языковую ситуацию: немецкая языковая культура выполняла роль актуального посредника в русско - французских контактах. .... . Совершенно так же „Происшествие в царстве теней" С. Боброва в принципе может отражать немецкие полемические сочинения, посвященные борьбе с галломанией. Отметим прежде всего - как, может быть, наиболее актуальный пример -разговор в царстве теней под заглавием „Elysium", принадлежащий перу Якоба Ленца".3
В литературе о лингвистических воззрениях А.С. Шишкова высказывалась мысль о том, что он испытал влияние немецкой традиции. Так, Б.А. Успенскийв статье «О языке Державина» пишет: «Так называемый спор «архаистов» и «новаторов» или «галлорусов» и «славянофилов», как их называли в свое время, - и в частности, полемика карамзинистов и сторонников Шишкова - это, в сущности выбор между французской и немецкой ориентацией. Если бы победил Карамзин, русский язык был бы организован - в тех или иных аспектах - как французский. Карамзинисты прямо ссылаются на французский опыт... Между тем, если бы победил Шишков, русский литературный язык был бы организован (по крайней мере в лексическом плане) так же, как немецкий. Знаменитые шишковские мокроступы ... обнаруживают следование идеям немецких романтиков: сторонники «Беседы» явно ориентируются на опыт немецкого языкового строительства» .
В связи с языковыми концепциями Шишкова более общее суждение высказывает В.М. Живов. «Само представление о народности как основе культуры, о народном гении, раскрывшем себя в древности, о космополитической цивилизации, которая стирает черты самобытности, оплодотворяющие культуру, и о связи языка с духом народа были достаточно типичными идеями предромантического периода: в сочинениях Шишкова и его приверженцев нельзя не заметить влияния Гердера, прямого или опосредованного»5.
Также в современной научной литературе, прежде всего лингвистической, отмечается типологическое сходство теории национального языка А.С. Шишкова и В. фон Гумбольдта6. Как отмечалось в научной литературе7, Шишков вряд ли был знаком с произведениями классической немецкой философии, в которой разрабатывался концепт «национального». Более вероятным немецким источником шишковской доктрины национального своеобразия нам представляются произведения таких популяризаторов, как И. Г. Кампе и Э.М. Арндт. Кампе и филантропизм
Иоахим Хайнрих Кампе (1746-1818) - один из наиболее последовательных представителей немецкого Просвещения Социальное происхождение его весьма типично для немецкой интеллигенции того времени: отец, обедневший дворянинин, женился на мещанке и занимался сельским хозяйством и торговлей. Мать настояла, чтобы сын получил образование. Кампе учился в гимназии в Хольцминдене, где воспитание было выдержано в пиетистском духе, а затем на теологическом факультете университета в Хельмсштете, где стал членом «заботящегося» о языке «Немецкого общества».
Кампе начал карьеру в Берлине как частный учитель юных братьев Вильгельма и Александра фон Гумбольдтов, с которыми он поддерживал отношения в течение всей жизни. В Берлине Кампе лично познакомился или завязал переписку со многими литераторами, ведущими представителями немецкого просвещения; Клопштоком, Виландом, Николаи, Мендельсоном. Недолгое время пробыв проповедником в Потсдаме, Кампе расстался с теологией и в 1776 году перебрался в княжество Дессау.
В Дессау Кампе получил должность советника по образованию принца Леопольда Фридриха Франца. Реформой образования в Дессау занимался известный педагог Й. Б. Базедов, основавший в 1774 году так называемый «филантропин», экспериментальное учебное заведение, преподавание в котором было основано на идее «естественного воспитания».
Антинаполеоновская публицистика Э. М. Арндта в России
Время наполеоновских войн (1S05-1815) стало важным периодом для развития идеи нации во многих странах Европы. Представления о национальном единстве и своеобразии становились идеологической базой для борьбы с внешней угрозой. Как пишет немецкий исследователь, «пока Наполеон предавался мировой политике, в немецких государствах крепли реформы, проблематизировались отношения Франции с другими европейскими народами, которые хорошо выучили урок французов: они мобилизовались по схожему принципу. Воспитание становилось «национальным воспитанием», культурная нация политизировалась - с негативными последствиями для немецкого национального самосознания - против другого народа. Подобное происходило в России и Испании: Наполеон как никто другой разбудил их патриотизм и даже национализм» .
Одним из ведущих немецких публицистов, отстаивавших в годы наполеоновских войн идеи немецкого национального возрождения, был Эрнст Моритц Арндт (Ernst Moritz Arndt, 1769-1860). Его взгляды формировались во многом под влиянием идей философии французского Просвещения, но резко изменились после Революции и прихода к власти Наполеона.
Арндт родился на острове Рюген, находившимся тогда наряду с Померанией под управлением Шведской Короны2. В 1791-1793 год он учился в университете в Грайфсвальде, а затем еще один год в Йене, где слушал «Лекции о наукооучении» Фихте. Как и Фихте, он одобрительно воспринял революционные события во Франции.
Путешествуя в 1799 году по Европе, он записывает в дневник свое мнение о Французской революции: «...то была борьба света против тьмы.... Святой закон человечности, чрез этот народ ты распространился по всей земле»3. Представление об универсальном характере права и приоритете свободы личности лежит в основе ранних работ Арндта. Став в 1800 году приват-доцентом истории университета в Грайфсвальде, Арндт пишет «Человечное слово о свободе в древних республиках»4 и «Опыт истории крепостного права в Померании и на Рюгене»5.
Однако довольно скоро Арндт, как и многие его соотечественники, переходит от одобрения к критике происходящих во Франции событий. В книге «Германия и Европа», изданной в 1803 году, он говорит об опасности, которую несет всей Европе набирающая военную мощь Франция6. В начале 1806 года, в Швеции, где не было пронаполеоновской цензуры, выходит в свет первая часть самой известной книги Арндта «Дух времени» («Geist der Zeit»), После разгрома прусских войск под Иеной Арндт был вынужден эмигрировать в Швецию.
Политическая публицистика становится основной сферой деятельности Арндта. В Стокгольме он издает политический журнал, в 1809 году там же была издана вторая часть «Духа времени». Благодаря эмоциональному накалу этих произведений, их возвышенному тону и пророческим интонациям, Арндт стал одним из главных популяризаторов идеи немецкого национального единства в период наполеоновских войн7.
Благодаря внешней угрозе идеи культурного единства разобщенной немецкой нации, высказанные еще Гердером, приобретают политическое звучание. Единство языка и традиций становится аргументом в пользу политического объединения всех немецких земель. «Народ» начинает осмысляться в немецкой литературе как субъект истории.
В первой части «Духа времени» Арндт называет средние века «золотым веком» немецкого народа. Слабость центрального правления привела к развитию внутри империи городов-республик (Reichsrepubliken). Именно в немецких городах, а не в централизованной Франции, по мнению Арндта, «равенство и справедливость» стали почитаться как «святые христианские ценности» . Трудолюбие, экономность, трезвость рассудка стали «признанными народными добродетелями». Рассудительность и справедливость выразили «дух нации» («Sinn der Nation»), о величии этой нации говорили успехи в науках и искусствах.
Такое представление о нации вполне укладывается в традиционно-просветительскую доктрину «общественного договора», однако Арндт настаивает на ее «народном», исключительно немецком, а не универсальном характере. Поэтому Тридцатилетняя война, когда по воле правителей «немец вооружился против немца», свела на нет все достижения нации. По мнению Арндта, уже двести лет Германия являет собой место кровавого побоища.... Теперь мы оказались на краю пропасти. Без политического действия, без участия, без любви и надежды народ становится, наконец, равнодушным и глупым. Бедствия войны, позорный мир падение устоев, глумление чужеземцев и трусость, алчность и лживость князей - все это должно привести к всеобщей гибели9. Единственная возможность национального спасения состоит в осознании немцами «исходности», первичности «народного» по отношению ко «всеобщему».
Наши философы отдают нам должное. Они говорят, что немецкий народ сохранил рожденную в разуме и вере свободу. Они полагают, что наличие многих властителей (Vielherrschaft) необходимо, чтобы не оскудели свобода и мудрость. Они верят, что неясные очертания государства способствовали тому, чтобы отвлечься от политического и народного (volkstumliche) и указывать на всеобщее и человеческое. Так могло зародиться лишь всемирное чувство (Weltsinn). Они полагают, что космополитизм благороднее национализма, а человечество - возвышеннее народа. Так народы могли бы исчезнуть, как шелуха от семян, а на их месте взросло бы человечество.
Эти идеи высоки, но они не разумны. Без народа нет человечества, а без свободного гражданина - свободного человека10.
Уже в первой части «Духа времени» Арндт говорит об этнической однородности и единстве происхождения народа как главном условии его политической свободы. В этой связи интересна его отрицательная характеристика русских.
Русские, как и большинство народов, случайно стали господствовать в Европе. Вместе с финскими славянские, эстонские и Бог знает, какие еще народы распространялись от Невы до Днестра и Буга. Варяги пришли к власти над ними и сделали из них нацию. Но в языке и управлении победило не скандинавское, а славянское начало, вероятно случайно, поскольку вокруг Киева, где сосредоточено было правление, жили в основном славяне, или потому, что варяги были малочисленны для того, чтобы германизировать всю массу различнейших народов11.
Подобно многим его современникам, еще недавно прославлявший французов как просвещенную нацию Арндт называет их теперь «рабским народом». Опыт революции оценивается им крайне негативно, поскольку «выродившийся» (ausgeartet, лишенный собственной сущности) народ не может в один день стать благородным и свободным. Революции Арндт противопоставляет «выращивание свободы» в Голландии, Швейцарии и Италии и Германии.
Наполеона Арндт называет узурпатором, который, воспользовавшись слабостью французского государственного устройства, решил, что «сам может быть законом» . Однако сама возможность прихода Наполеона к власти обусловлена отсутствием у французов гражданских добродетелей. Рабов легко завоевать и удерживать в повиновении, создав деспотическое милитаристское государство. Только несвободный народ может допустить, чтобы им правил «корсиканец», «чуждая сила вне народа» .
