Романы В. Т. Нарежного в контексте русской прозы конца XVIII - начала XIX веков Рублева Лариса Ивановна

Содержание к диссертации

Введение

Часть I ГЛАВА 1. Русская проза конца XVIII века в культурно-историческом аспекте

1.1. Проблема чтения и споры о романе 38-68

1.2. Формирование теории повествовательных жанров 68-102

1.3. Пути развития русской прозы 102-142

1.3.1. Авантюрно-приключенческий, волшебно-рыцарский романы и другие виды развлекательной прозы 102-118

1.3.2. Нравоописательный сатирический, воспитательный романы 118-143

ГЛАВА 2. Проблема героя в прозе 80-90-х годов XVIII века

2.1. Плут 144-158

2.2. «Маленький человек» 158-176

2.3. Созерцатель 177-195

2.4. «Герой времени» 195-222

Часть II. ГЛАВА 1. Романы В.Т. Нарежного 10-х годов XIX века и русская проза XVIII века

1.1. Романы Нарежного: общие тенденции формирования жанра 223-243

1.2. «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» и плутовской роман 243-286

1.3. «Черный год» и русский сатирический роман 286-314

ГЛАВА 2. Романы В.Т. Нарежного 20-х годов XIX века — поиски нового

2.1. «Аристион» — эволюция типа романа воспитания 315-339

2.2. «Бурсак»: накопление признаков «свободного романа» 339-373

2.3. «Два Ивана» -углубление линии нравоописательной прозы 373-394

Заключение 395-407

Библиография 408-438

• Проблема чтения и споры о романе
• Формирование теории повествовательных жанров
• Романы Нарежного: общие тенденции формирования жанра
• «Аристион» — эволюция типа романа воспитания

Введение к работе

Конец XVIII - начало XIX веков составляет немаловажный этап в истории развития русской культуры, сущность которого определяется коренными изменениями во всей социально-экономической и общественно-политической жизни России. Это необыкновенно насыщенное время в духовной жизни русского общества. Русская проза, как и вся литература анализируемого периода, есть опосредованное выражение судьбы народа, осуществляемое художественными средствами. Необходимо проанализировать связи романа и повести с демократическими движениями, которые питали повествовательные жанры общественной проблематикой, определяли отбор жизненного материала. Демократизация объекта художественного изображения проявилась в активном введении бытовых сцен, зарисовок из жизни крепостного крестьянства и купечества, в появлении героя нового типа.

Русская художественная проза рождалась в период, когда читательские запросы в определенной степени влияли на формирование повествования, определяли ее развитие. Усиление процесса демократизации той части литературы, которая была связана с просветительскими идеями, вызвало расслоение читательской аудитории. Проблема чтения, взаимоотношений автора и читателя рассматривается нами как одна из задач историко-функционального изучения прозы.

На рубеже XVIII-XIX веков во многом благодаря повествовательным жанрам обнаруживаются признаки нового состояния русской литературы: «...одним из важнейших симптомов был подъем романа, самим своим присутствием... разрушившего традиционную систему жанров, и, что еще важнее, самое концепцию жанра как центральной и стабильной теоретико-литературной категории»1. Наблюдается неуклонно нараставший процесс популярности жанровых форм повествовательной прозы, в частности, повестей и романов. Количественно повестей было больше. Карамзин и прозаики 80-90-х годов, фактически, канонизировали этот жанр. Постепенно по мере расширения читательской аудитории роман завоевывает прочное место в ряду других жанров литературы. Исследователь русской прозы XVIII-XIX веков В.В. Сиповский писал: «Роман - это наша национальная гордость, и нельзя правильно выяснить все его значение, пока не будет раскрыта его праистория, начиная с того времени, когда только начало складываться и укрепляться у нас его существование. ... Русский роман до Пушкина — это загадка...»2. Изучение русской прозы, установление общих параметров жанра романа выявляет более глубокие основания в стремлении к системному изучению литературы.

Развитие прозы определялось, с одной стороны, национальной литературной традицией, с другой - влиянием западноевропейской литературы. Через художественный перевод решались важные социальные и культурные проблемы. В предисловиях, авторских рассуждениях указывалось, что авторы хотели «оказать услугу отечеству», «принести пользу согражданам». В середине века проза была подражательной. На рубеже XVIII-XIX веков наблюдается увеличение числа оригинальных произведений.

Непрекращающиеся дискуссии вокруг романа стимулировались интенсивным процессом возникновения в художественной практике произведений, новаторских по форме и содержанию, отличающихся от первых образцов прозы, появившихся в 60-70-е годы XVIII века.

Общей тенденцией становления повествовательных жанров следует считать создание произведений, ориентированных на событийность. Через внешнее действие, быструю смену событий, вовлечение в них героев, автор решает поставленные перед собой задачи. Жизнь человека осваивается в динамике, становлении, ситуациях конфликтных отношений с окружающей средой. Событийное начало характеризует специфику сюжета плутовского, авантюрного, рыцарского и других видов романа.

Существенное место в конце XVIII — начале XIX веков занимает линия нравоописательного романа, романа воспитания и психологического романа, которые на начальном этапе были связаны с традицией западноевропейского повествования, но в конце XVIII века наметилась тенденция отказа от подражательности и стремление к оригинальности. Это проявилось в выявлении наиболее характерных явлений русской действительности, бытописании, критическом отношении к порокам света, сатирической направленности произведений.

Постепенно от изображения персонифицированных идей авторы обращаются к изображению индивида, человека, стремящегося к реализации собственных интересов, своей судьбы. В центре внимания авторов по-прежнему остается личность, проявляющая себя через действия и поступки. Возникает интерес к миру чувств героя. Предметом изучения становится внутренний мир человека. Авторы используют как традиционные суммирующие обозначения того, что испытывает герой (думает, чувствует), так и развернутые характеристики повествователем того, что происходит в душе персонажа. Новая литература наследует от средневековой «открытие ценности человека самого по себе, вне его принадлежности к сословию, к той или иной корпорации»3. Уже в средневековых и ренессансных поэмах Боярдо, Тассо, Ариосто, которые Гегель называет романизированными эпопеями, видя в них источник европейского романа, произведениях древнерусских писателей наблюдается необходимость показать внутренние помыслы и стремления отдельных представителей общества. На осознание нового взгляда на человека и воплощение этого в произведении потребовалось несколько столетий. Переход от изображения «высших» натур, «героев» к обыкновенным людям прошел, благодаря различным видам русской прозы XVIII века, менее чем за сто лет.

К концу века были внесены изменения в проблему авторства: круг авторов значительно расширяется. В литературный процесс включаются «третьесословные», «мелкотравчатые» (определение М.Д. Чулкова) писатели. Изменяется статус писателя: ему покровительствуют, он как равный входит в круг творцов, возникают дружеские объединения. В непринужденной обстановке посетители салонов читают и обсуждают литературные новинки, общаются, что способствует художественной деятельности, стимулирует ее. Плоды творчества становятся достоянием массового читателя. Литературой начинает заниматься практически вся образованная часть общества, а не только члены литературных групп.

Показательна в этом отношении судьба романиста Василия Трофимовича Нарежного, вошедшего в литературу на исходе XVIII века. Он был ограничен кругом сослуживцев, не являлся членом какого-либо литературного объединения, не имел возможности творческого общения. Может быть, поэтому он не смог избежать досадных ошибок при несомненных достоинствах, свойственных его произведениям. С другой стороны, именно это, по нашему мнению, обеспечило ему творческую свободу.

В.Г. Белинский назвал В.Т. Нарежного «первым по времени русским романистом». Его роман «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» (1814) и произведения, опубликованные в первое двадцатилетие XIX века, тесно связаны с основными тенденциями развития русской прозы XVIII века. Романистика В.Т. Нарежного является, с одной стороны, своеобразным завершением формирующегося типа русского романа XVIII века, с другой стороны, переходным звеном между нравоописательной сатирической прозой XVIII века и прозой первой трети XIX века. Нам представляется необходимым преодолеть тенденцию изучения истории русской прозы XVIII века в отрыве от прозы XIX века. Изучение романистики В.Т. Нарежного необходимо для углубления исторической картины развития прозы допушкинского периода, для ее системного исследования на различных этапах.

Переходный характер эпохи породил аналогичные явления в сфере литературы и в значительной мере определил их значимость. Поэтому особенно активным становится обращение к эстетическим явлениям, которые исследуются в диссертации. До сих пор о преемственности, характерной для романов XVIII-XIX веков, говорилось как об отголоске классицистического принципа подражания образцам, а также в связи с зависимостью от западноевропейской литературы. Чтобы понять допушкинский роман XIX века, надо всмотреться в роман XVIII столетия, где закладывалось его будущее реалистическое начало. Для этого же, как это ни парадоксально, необходимо обратиться к романистике В.Т. Нарежного 20-х годов XIX века. Переходность литературных явлений проявляется в том, что, с одной стороны, используется тип повествования, характерный для плутовского и нравоописательного сатирического романов. С другой - в сознательном сближении литературы с жизнью, в объемности ее изображения, углублении интереса к внутреннему миру человека, показе его судьбы.

Процесс самоутверждения любого явления крайне противоречив. Повествовательные жанры не являются исключением. Существенно то, что в своих противоречиях жанр раскрывает для будущего свою специфику. Первые суждения о романе и повести появились в предисловиях и обращениях к читателям, журнальных рецензиях, переводных трактатах, опубликованных во второй половине XVIII-XIX веков. Для формирования русской прозы потребовалось менее полувека. Накопление практического опыта вызывало необходимость теоретического осмысления повествовательных жанров, подготавливало почву для романистов XIX века.

Наблюдение над прозой XVIII — начала XIX веков позволяет выделить следующие тенденции развития:

• 60-70-е годы XVIII в. - первые попытки создания оригинальных жанровых форм повествовательной прозы с сохранением подражательности западноевропейским образцам;

• 80-90-е годы XVIII в. — развитие оригинального романа и повести, обогащающихся за счет различных форм устного народного творчества, достижений сатирической прозы и драматургии, малых жанров прозы, западноевропейского романа;

• 1800-20-е годы XIX в. - утверждение приоритета оригинального романа среди других форм повествования, появление пародий на западноевропейские и отечественные источники. Создание и публикация произведений В.Т. Нарежного.

Разрабатываемая нами тема - «Романы В.Т. Нарежного в контексте русской прозы конца XVIII — начала XIX веков» является частью большой работы, которую ведут ученые. Концепция работы опирается на труды таких дореволюционных ученых, литературоведов и критиков, как В.Г. Белинский, Н.Л. Добролюбов Н.И. Надеждин, Г.Е. Благосветлов, Е. Мечникова, А.И. Лященко, Н.А. Белозерская, А.Д. Галахов, В.В. Сиповский, А.Н. Веселовский. Нами учтены работы таких ученых XX века, как Ю.М. Лотман, М.М. Бахтин, В.В. Кожинов, В.Ф. Переверзев, Е.Е. Соллертинский, Н.Л. Степанов, Ю.В. Манн, О.Л. Калашникова, Т.Е. Автухович, П.В. Михед и других, давно и плодотворно изучавших прозу XVIII-XIX веков в теоретическом, историко-литературном, а также культурологическом аспектах.

Жанр как мера содержательных и формообразующих признаков повествования обретает в конце XVIII начале XIX веков новый идейно-эстетический смысл. Несмотря на существование большого количества работ по частным вопросам, многие проблемы остались нерешенными. Не выявлено жанровое своеобразие русской прозы анализируемого периода; не прослежена связь романов В.Т. Нарежного с прозой конца XVIII века; не рассмотрена целая группа вопросов, требующих научного разрешения: это и проблема генезиса жанра, и взаимодействие жанра и художественного метода, и его историко-функциональное изучение. Отсутствие решения этих вопросов определяет актуальность данной темы.

В связи с отмеченными проблемами в исследовании ставится цель выявления своеобразия романистики В.Т. Нарежного в контексте русской прозы XVIII века. Достижение этой цели возможно путем решения ряда более частных задач.

1. Выявить основные тенденции, характер развития русской прозы рубежа XVIII-XIX веков, влияние западноевропейской литературы и стремление авторов к оригинальности.

2. Осветить проблему чтения, позволяющую исследовать характер функционирования русской прозы изучаемого периода, формирование теории повествовательных жанров.

3. Проанализировать проблематику и образную систему произведений, представляющих ценность в плане выявления формообразующих признаков романа.

4. Выявить основные типы героя в прозе 80-90-х годов XVIII века, повлиявшие на романистику В.Т. Нарежного.

5. Охарактеризовать русский роман конца XVIII века как экспериментальный жанр, оказавший влияние на произведения В.Т. Нарежного 10-20-х годов XIX века.

6. На основе анализа текстов проследить характер использования В.Т. Нарежным основных мотивов и художественных средств, свойственных русской прозе XVIII века. Исследовать взаимоотношения между произведениями В.Т. Нарежного и образцами прозы конца XVIII века, имеющими общий объект изображения, стилистические особенности.

7. Проанализировать поэтику романов В.Т. Нарежного, проявление индивидуального авторского стиля.

Исследование жанровых форм повествовательной русской прозы рубежа XVIH-XIX веков, в частности, романа - «самой универсальной художественной формы, которая вбирает в себя все содержание жизни»4 и повести, составляет объект данного исследования. Материал отбирался в соответствии с задачами и целью работы. В работе анализируется анонимный роман «Несчастный Никанор, или Приключение жизни российского дворянина н (1775, 1785-89), «Повесть одного российского дворянина, удалившегося от света» (1792), «Неонила, или Распутная дщерь» (1794), роман «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества» (1799-1801) А.Е. Измайлова, повесть «Евгения, или Нынешнее воспитание» (1803) Н.Ф. Остолопова, «Чувствительное путешествие по Невскому проспекту» (1818) П.Л. Яковлева, а также произведения В.Т. Нарежного: «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» (1814), «Аристион, или Перевоспитание» (1822), «Черный год, или Горские князья» (1829), «Бурсак» (1824), «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» (1825), ряд других текстов. Рассмотрено множество критических источников, в том числе и несправедливо забытых, что продиктовано стремлением, дать объективную и возможно более полную картину процессов, протекавших в литературе указанного периода. В работу внесен ряд ограничений. В частности, вне поля зрения остались многие прозаические произведения XVIII — начала XIX века, в том числе незавершенный роман В.Т. Нарежного «Гаркуша».

Анализ проблематики, конфликта, системы образов и использование средств художественной выразительности в произведениях конкретных авторов предполагает в качестве одной из важнейших задач выявление внутреннего единства их творчества при наличии в нем многообразных, а подчас и взаимоисключающих тенденций. Изучение «повторимости» будет сочетаться, если несколько перефразировать В.Я. Проппа, с изучением «единственности». Существует некая условная шкала ценностей, на которой располагаются

4 Русский и западноевропейский классицизм. Проза. - М., 1982. - С. 72. изучаемые объекты. Уровень «ниже - выше», «обыкновенный талант» — «гений», «подмастерье» — «мастер», так или иначе, выявляется при анализе, способствует научному осмыслению проблемы. При раскрытии тенденций развития русской прозы XVIII века в центр внимания обычно попадает деятельность классиков, но для более полной картины художественного развития необходимо осветить деятельность также и рядовых литераторов, которые сами себя называли «мелкотравчатыми». Неверно рассматривать неклассические имена и произведения как отражение чьего-то влияния. По нашему убеждению, принципиально важно изучение литературной многорядности для решения проблемы генезиса и взаимообусловленности.

Предметом исследования служит функционирование различных форм повествования, романа в первую очередь, в определенный период развития. Для исторического подхода характерно установление характера прозы в определенной эстетической системе, на определенной стадии литературного формирования в синхронном соотношении с другими жанрами. Типологический подход выявляет своеобразие романа и повести в различных эстетических системах, наличие сходных функций и специфических особенностей жанров, связей с другими жанрами, позиции по отношению к системе в целом. Это позволяет решать проблемы поэтики повествовательных жанров. Законы функционирования романа и повести неотделимы от изучения жанровой специфики. Поэтому изучать их следует в единстве.

Научная новизна исследования состоит: во-первых, в привлечении к анализу широкого круга повествовательных произведений последней четверти XVIII — начала XIX века, не рассматривавшихся ранее достаточно полно исследователями; во-вторых, в систематизации представлений о прозе анализируемого периода через обращение к авторским декларациям, журнальным рецензиям, переводным и отечественным теоретическим._, источникам, трудам ученых, литературоведов и лингвистов XIX - XX веков; в-третысе, в определении функциональности русского романа и повести указанного периода, проявляющейся в доступности произведений широким читательским кругам, в богатстве содержательных возможностей, соответствии требованию общественной пользы; в четвертых, в выявлении типологии героя русской прозы конца XVIII века; в-пятых, в раскрытии особенности соединения мировоззренческого и художественного начал в произведениях В.Т. Нарежного, во внимании к эволюции нравственных и эстетических критериев оценки действительности, мира и человека, в целостном анализе его романистики в контексте развития русской прозы конца XVIII - начала XIX веков.

В процессе исследования был использован ряд методов. Мы исходим из признания значимости основных литературоведческих подходов к изучению литературного процесса, выработанных в современной науке: сравнительно-исторического, историко-функционального, типологического. В диссертации используются элементы каждого из этих подходов.

Обоснование выводов. Достоверность и обоснованность выводов обеспечивается соответствием современной методологии литературоведческого исследования, изучением обширного круга романов XVIII - начала XIX веков, хранящихся в Российской государственной библиотеке, в Библиотеке Института русской литературы (Пушкинский дом), в Государственной публичной исторической библиотеке России. Мы использовали авторитетные издания произведений (первые издания, последние прижизненные издания, академические издания и т.п.), обращались к таким каталогам, как «Роспись российским книгам для чтения из библиотеки Александра Смирдина, систематическим образом расположенная: В 4 ч.» (СПб., 1828), «Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII в. 1725-1800» (М., 1962-1975), «Сводный каталог русской книги. 1801-1825» (М., 2000) и другим.

Апробация исследования проведена по следующим направлениям:

• освещение рассматриваемых диссертантом проблем в монографиях: Из истории русской прозы 70-90-х годов XVIII века. - Южно-Сахалинск, 2001; Романы В.Т. Нарежного: традиции и новаторство. - М., 2002, научных статьях, опубликованных с 1985 по 2002 гг.,

• доклады и выступления по теме диссертации на научно-практических конференциях: «Средства массовой информации в современном мире» (Санкт-Петербург, 2000, 2001), «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (Москва, 2001, 2002), «Пушкинские чтения: Творчество Л.С. Пушкина в контексте современных наук» (Южно-Сахалинск, 1999), «Актуальные проблемы методики преподавания филологических дисциплин в вузе и школе: II Маймановские чтения» (Южно-Сахалинск, 2001), «Поэтика русской и зарубежной прозы» (Южно-Сахалинск, 2001), «Голубковские чтения» (Москва, 2002), «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, 2002), научных периодических изданиях: «Филологические науки» (Москва, 2002), «Филологический журнал» (Южно-Сахалинск, 1999, 2000, 2001), «Ученые записки СахГУ» (Южно-Сахалинск, 2000,2001).

Практическое значение работы заключается в том, что ее положения и выводы могут быть использованы в дальнейшем научном освоении проблемы жанровой природы русской прозы конца XVIII — начала XIX веков, изучении своеобразия романа как жанра, рассмотрении переходных явлений литературы, целостном анализе романов В.Т. Нарежного. Материал исследования применим при чтении общих и специальных курсов по истории русской литературы XVIII-XIX веков в вузе.

История научного изучения проблемы исследования. Попытки изучения повествовательных жанров, в частности, романа и повести предпринимались с давних пор. При этом движение исследовательской мысли не могло быть последовательным. Непоследовательность объясняется, во-первых, причинами и условиями формирования жанров русской прозы, особым положением романа по отношению к другим жанрам, его спецификой.

Необходимо учитывать зависимость первых образцов от древнерусской повести и повестей петровского времени, западноевропейского романа, сентиментальной повести, стремительность процесса жанрообразования и обогащения новыми признаками. Во-вторых, изучение проблемы на различных этапах развития литературоведения зависит от меняющихся и обновляющихся методологических позиции исследователей. Продуктивным, с нашей точки зрения, является социально-исторический подход к изучению повествовательных жанров, когда их специфика связывается с внутренними содержательными признаками произведения, а сами признаки объясняются историческими условиями. Понять содержательную природу романа возможно лишь при изучении внелитературных, культурно-исторических факторов.

Понятие содержательности может интерпретироваться по-разному. Так, например, в «Теории литературы»5 выделяется понятие содержательного начала, которое формируется в определенных национально-исторических условиях, а затем видоизменяется, превращаясь в определенный тип сюжетно-композиционной конструкции, который и служит показателем жанра. В ряде работ исследователей 60-х годов XX века6 содержательность понимается как некое количественное начало. При анализе выделяется, прежде всего, объем, широта охвата материала7. Анализ первых теоретических источников изучения повествовательных жанров XVIII века, предисловий и других форм обращения авторов к читателям свидетельствует именно о таком подходе к пониманию их специфики.

В современных теоретических источниках указывается на необходимость определения жанра, исходя из качественных признаков. В ряде работ содержание произведения понимается как совокупность мотивов, то есть тем8,

5 Теория литературы: В 3 т. - Т. 2. Ролы и жанры. - М., 1964.

6 Кузнецов М. Советский роман. - М., 1963; Чичерин А. Возникновение романа-эпопеи. - М., 1958 и др. См., например: «Как повесть относится к рассказу, как роман к повести, так эпопея относится к обыкновенному роману», - писал Л.В. Чичерин//Чичерин А.В. Возникновение романа-эпопеи. - М., 1958.-С.

11.

8 Жирмунский Ь. Народный героический эпос. - М.-Л., 1962; Кожинов В. Происхождение романа. - М., 1963 и др. анализируется проблематика произведения. Слабостью многих работ в изучении специфики жанра романа следует считать изучение содержания отдельно от изучения формы. Определение жанра лежит в точке пересечения формы и содержания. Замечено: «Жанр представляет собой целостное образование, в котором не только опредмечивается, кристаллизуется и формулируется некоторое содержание, но диалектически сочетаются и взаимодействуют специфическое содержательное начало и различные типы словесно-композиционных систем»9.

Тенденция определения специфики романа по содержательным признакам определяет первые попытки научного изучения русского романа XVIII века, которые были предприняты уже во второй половине XIX века. Г.Е. Благосветлов в нескольких номерах (28, 31, 38) журнала «Сын отечества» в 1856 году опубликовал «Исторический очерк русского прозаического романа». Он рассматривает роман как зеркало действительности и средство ее критики, то есть в анализе жанра на первый план выдвинуто наличие или отсутствие сатирического начала. В истории романа он выделяет соответственно два направления: ложноклассическое (греческое) и сатирическое. К первому направлению он относит романы Ф.А. Эмина и М.М. Хераскова. Ко второй группе отнесен роман М.Д. Чулкова «Пригожая повариха», «Похождения Ивана Гостиного сына» Ивана Новикова и роман А.Е. Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества».

В работе А.И. Лященко «К истории русского романа. Публицистический элемент в романах Ф.А. Эмина» (1889) в центре внимания оказываются произведения первого русского романиста. Автор ограничился пересказом их содержания.

Последовавшие затем работы историков литературы А.Д. Галахова, Е. Мечниковой, Н.А. Белозерской, В.В. Сиповского и других отразили интерес ученых к фактологии, библиографическим изысканиям. Это были, как правило, стихийные попытки дедуктивного вычленения и изучения различных типов романа, не претендующие на создание стройной типологической классификации.

В капитальном труде А.Д. Галахова «История русской словесности, древней и новой» (1863) проза XVIII - начала XIX вв. рассматривается в русле культурно-исторической школы, формирующейся в отечественном литературоведении. Русский роман периода формирования рассматривается, прежде всего, в связи с западноевропейскими образцами. Поэтому отмечено, например, что философско-политические романы М.М. Хераскова ориентируются на произведения Фенелона и Мармонтеля, а романы «морального направления» находятся под влиянием прозы Прево. Анонимный «Несчастный Никанор» и роман Ф.А. Эмина «Непреоборимое постоянство» отнесены к группе «рассказов о приключениях». Отдельно выделены произведения, подражающие «легкомысленным французским романам». При анализе произведений особо выделяется возможность их использования в процессе воспитания. «Пригожая повариха» М.Д. Чулкова обозначена как «пример трезвого отношения к легкомыслию». Историк литературы был убежден, что нравственные болезни героев - следствие пагубного влияния общества, поэтому роман А.Е. Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества» характеризуется положительно как нравоучительное произведение.

Н. А. Белозерская, длительное время занимавшаяся анализом развития прозы XVIII-XIX веков, также отмечает, что первые произведения русских авторов находились «всецело под непосредственным влиянием иностранных романических произведений»10. Предложенная классификация отражает влияние европейского романа: роман с приключениями, нравоучительные «восточные повести», реальный роман, сентиментальный роман. Представляют интерес работы А.Н. Веселовского, посвященные определению сущности жанровых и родовых различий русского и западноевропейского романа. Ученый обладал энциклопедическим знанием истории западных и восточных литератур, что давало возможность для широких обобщений и выводов. Необходимо отметить, что ему не всегда удавалось объяснить конкретно-историческую природу тех или иных литературных явлений. Позитивистский подход к осмыслению фактов проявлялся в негативном отношении к умозрительным обобщениям. В ряде работ нередко заметна тенденция имманентного объяснения процесса развития мирового искусства и смены его форм и видов. Заметнее всего это в «Исторической поэтике», например, в объяснении процесса происхождения родов. Анализ жанра романа он проводит через сопоставление с такими эпическими жанрами, как героическая песня и эпопея, выделяя их связь с романом как новым жанром. Веселовский считает, что на определенном этапе исторического развития общества «происходит ослабление чувства солидарности между общественной единицей и обществом, иное понимание ею религиозных и политических вопросов, у единицы является свой особый мир, не тождественный с общим, иногда ему прямо противоположный, есть желание заявиться перед этим общим»11. Потребность в новом жанре, которым может быть и роман, и повесть, и новелла, возникает тогда, когда «главный интерес не сосредоточивается, как в былое время, на событии, а на участии, которое принимало в нем то или иное лицо, на их мотивах и побуждениях, на всем том 1 У мире личности, который раскрыт был новым прогрессом истории» . Одним из содержательных признаков романа, считает А.Н. Веселовский, является внимание к личности. «Личность, - указывает он, - предполагает, прежде всего, самосознание, сознание своей особенности и противоположности индивидуумом, своей отдельной роли в общей культурной среде... Личность развивается в эпохи, богатые борьбой, но вместе с тем богатые и результатами, когда известное прошлое устранено во имя новых принципов, сознательно становящихся на их место и ложащихся в основу характеров»13.

В опубликованном курсе лекций А.Н. Веселовского «История русского романа» (1907-1908) несколько глав посвящено анализу некоторых произведений русской литературы XVIII века. Основной тенденцией в развитии литературы анализируемого нами периода ученый видит зависимость русской прозы от западноевропейской, особо выделяет влияние «восточной» повести. Он не предлагает принципиально новой классификации жанра романа, поддерживая уже существующие, не объясняет критериев обособления одного типа от другого. Для «плутовского» и «психологического» романов главное, по его мнению, - объект изображения. «Сентиментальный» и «реалистический» романы обособлены по способу изображения действительности.

Историю русского романа он начинает с произведения XVII века — «Повести о Савве Грудцыне». Генеалогический ряд продолжают: «гистории», романы Ф.А. Эмина, проза М.Д. Чулкова, произведения Н.М. Карамзина. О романе А.Е. Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества» говорится как о произведении новаторском: оно несет в себе признаки переходности, размытости жанровых границ, имеет ярко выраженный элемент реалистичности: «Это не плутовской роман и не романы Эмина, это скорбная повесть о том, как человек, вступив в жизнь без нравственных устоев и попав в дурное сообщество, погибает. Все отрицательные черты современного общества хорошо схвачены автором и переданы вполне правдиво. Роман явился первым шагом в зарождении реалистической повести»14. Как видим, ученый не делает акцента на отличии повести от романа.

Значительный вклад в изучение романа внес В.В. Сиповский. В ряде статей 1903-1905 годов и в двухтомных «Очерках из истории русского романа», посвященных роману XVIII века, он попытался описать и пересказать огромное число художественных текстов, созданных в последнюю треть века, как мало известных, так и практически неизвестных. Фактически его работы представляют собой единственную на сегодняшний день историю русской прозы XVIII века. Исследователь предпринял классификацию материала с выделением типов и жанровых признаков. Но, ограничив себя анализом идейно-тематической (содержательной) стороны произведения, он затруднялся с определением жанровых разновидностей. Понятие «роман» объединяет и собственно роман, и повесть, и сказку.

Преувеличивая влияние переводного романа, он свел все многообразие жанровых разновидностей русской прозы к романным типам западноевропейской литературы. Выделены четыре разновидности романа:

• роман псевдоклассический, обязательным элементом которого является наличие авантюрного сюжета, подразделяемый, в свою очередь, на галантно-героический (типа романов Ла Кальпренеда или М. Скюдери), политический (типа «Телемака»), авантюрно-дидактический (типа «Жиль Бласа») и другие;

• роман волшебно-рыцарский с обязательным «элементом подвига, любви и волшебства»15, где ощущается подражание «1000 и одной ночи» или французской литературной сказке. Подчеркивается, что указанные два типа опираются на явления жизни «внешней»;

• «английские» романы - «психологические по преимуществу» (912), в которых авторы показали «тончайшие изгибы душевной жизни героев» (400), «обратили внимание на явления внутреннего порядка» (912). Называются произведения Л. Стерна и С. Ричардсона, подражания «Новой Элоизе» Ж.Ж. Руссо, «Вертеру» И. Гете;

• русский оригинальный роман, для которого характерно выделение «внутренней стороны» произведения и «бытового элемента - элемент реальной жизни, русской действительности является доминирующим» (636-637). Здесь выделены «романы, принадлежащие своим содержанием к старинной русской повести», «романы, содержание которых взято из русской жизни», «народный роман «Ванька Каин» (639).

Преувеличенное внимание к содержанию и желание подвести каждое произведение под предложенную схему, не позволило учесть как авторскую индивидуальность, так и те сугубо национальные особенности, которые выделяют «свое» в «чужом». Так, например, «Несчастного Никанора» исследователь относит и к «псевдоклассическому» типу по наличию авантюрного сюжета, и к «русскому оригинальному роману» по основному месту действия - основные события происходят в России. Данная классификация, тем не менее, позволила выделить две линии в развитии русского романа: «высокую» и «низкую». Первая из названных линий представлена типами политического, исторического, философского романа, для которых характерно выделение общественных проблем, героического начала. «Низкий» роман - по преимуществу плутовской. В центре внимания автора — утверждение эгоистических интересов личности, показ элементов реальной жизненной борьбы.

Перечисленные работы, вместе с тем, не свободны от описательности. Авторы придерживаются традиций культурно-исторической школы, поэтому абсолютизируют зависимость русских авторов от западноевропейских источников, нет четкости в классификации.

Сформировавшееся в начале XX века в отечественном литературоведении социологическое направление (П. Сакулин, В. Святловский) определило свой подход к изучению русского романа XVIII века. В тексте видели только отражение классовой борьбы, тех или иных социально-экономических процессов. Нередко смешивалось понятие жанра и стиля. Так, например, П.II.

Сакулин рассматривает прозу XVII - 40-х годов XIX века с точки зрения стилистических особенностей. XVIII век является по этой классификации второй культурной эпохой и этому времени свойственны следующие типы романов: сказочный, авантюрный, реально-бытовой. Неверно выбранный критерий оценки не позволяет разделить сказку, повесть и роман, формы журнальной сатиры. Авантюрный стиль объединяет такие непохожие друг на друга романы, как «Бова Королевич» и «Пригожая повариха» М.Д. Чулкова, романы М. Комарова и «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества» А.Е. Измайлова, «Несчастный Никанор» и «Мертвые души» Н.В. Гоголя. К реально-бытовому типу исследователь относит повесть «Горькая участь» из «Пересмешника» М.Д. Чулкова и некоторые образцы журнальной сатиры последней четверти XVIII века.

В работах ММ. Бахтина, написанных, главным образом, в 30-е годы XX века и дождавшихся публикации в конце века, также предложена классификация романных форм. В работе «Роман воспитания и его значение в истории реализма» (1936-1938) проблема движения и эволюции романных форм рассматривается на обширном фактическом материале многовековой предыстории европейского романа, начиная с поздней античности до романов Гете. Ученый предлагает несколько разновидностей и типов жанра по принципу построения образа героя: «роман странствий», «роман испытания героя», «роман биографический (автобиографический или исповедальный)», «роман воспитания и становления». Отмечено, что ни одна разновидность не существует в чистом виде, но можно обособить тот или иной тип, учитывая определенный тип сюжета, характер концепции мира, своеобразие композиции. Так, например, герой «романа странствий» — «движущаяся в пространстве точка, лишенная существенных характеристик и не находящаяся сама по себе в центре художественного внимания романиста», концепция мира статична, разрабатывается лишь «авантюрное время», «историческое время» отсутствует. Поэтому «становления, развития человека роман не знает. Если и меняется

резко положение человека (в плутовском романе из нищего он становится богачом, из безродного бродяги - дворянином), то сам он при этом остается неизменным»16. Заметим, что признаки указанного типа могут быть, обнаружены в русском романе 60-х годов XVIII века.

Следующей ступенью развития жанра является «роман испытания», для которого характерно нагнетание препятствий. Герой должен все преодолеть, чтобы проявить себя. Качества личности заложены в нем изначально, события и приключения помогают проверить их. Выделяется греческий роман, который строится на рассказе о любовных испытаниях, либо на идее испытания святого. Другими типами являются рыцарский и барочный романы. Последний тип, в свою очередь, развивается либо как авантюрно-героический, либо как сентиментальный.

При всех разновидностях названных типов у них есть общие черты: событийность связана с исключительными ситуациями, поэтому особая роль отводится случайности. События не могут создать нового типа жизни или новой биографии именно благодаря своей природе. Мир не способен изменить героя, он не меняется, а лишь устраняет препятствия. Для такого типа героя не характерен показ социальных отношений. Мы видим наличие такого героя в таких произведениях 70-х годов, как «Пригожая повариха» М.Д. Чулкова или «Несчастный Никанор». Приметы этого типа встречаем в романах В.Т. Нарежного «Российский Жилблаз» и «Бурсак». «Идея испытания героя» соединена волей автора с показом социальных отношений, углубляясь до показа исторического становления человека.

«Биографический роман» отличается от указанных типов полнотой знаний о герое и обстоятельствах его жизни. Обязательным является перечисление основных событий жизни, которые изложены последовательно, чтобы показать кризис и перерождение героя. Для этого используется «биографическое время». Меняется изображение мира. Это уже не фон для 16 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.-М., 1979.-С. 189-190. героя. Герой характеризуется как положительными, так и отрицательными чертами, которые даны изначально. Приметы такого типа повествования мы видим в таких произведениях, как «Неонила, или Развращенная дщерь», «Евгения, или Нынешнее воспитание» Н.Ф. Остолопова и ряде других.

Основной целью исследования М.М. Бахтина является многостороннее выяснение художественно-исторической ситуации, в которой складывается «роман воспитания» как зрелая форма романа нового времени. Выделяются три основных фактора формирования указанного типа: 1) новый образ «становящегося человека»; 2) принципиально иную, по сравнению с предыдущими типами, организацию пространственно-временной картины мира; 3) своеобразие «слова» в романе (романное «многоязычие»). Каждый из этих аспектов получил самостоятельную разработку в трудах ученого. Так, например, изучение времени и пространства легло в основу учения о «хронотопе». Бахтин при анализе «романа воспитания» особо выделяет момент «существенного» становления героя, что делает характер «переменной величиной в формуле романа»: «Образ становящегося человека начинает преодолевать здесь свой приватный характер (конечно, до известных пределов) и выходит в совершенно иную, просторную сферу исторического бытия. Таков последний, реалистический тип романа становления».

Классификация романа по степени освоения реального исторического времени, предложенная Бахтиным, очень спорна. Так, например, показ циклических возрастных изменений героя, выделенный им в отдельный тип, не имеет принципиального отличия от биографического типа. А «изображение жизни как опыта и школы» не имеет принципиального отличия от дидактико-педагогического романа. Тем не менее, основная концепция ученого представляется нам продуктивной, сделанные наблюдения позволяют углубить представление о романе XVIII века. Так, например, роман Л.Е. Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного поведения и сообщества» удобнее Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979. - С. 203. рассматривать как роман воспитания биографического типа, а в романе В.Т. Нарежного «Аристион, или Перевоспитание» уместно видеть некоторые черты «дидактико-педагогического» типа с включением элементов реалистического романа и т.п.

В статье «Эпос и роман (О методологии исследования романа)» (1941) основное внимание уделено проблеме показа судьбы героя в романе. Ученый утверждает, что герой романа показывается «не как готовый и неизменный, а как становящийся, изменяющийся, воспитуемый жизнью»; это лицо «не должно быть «героичным» ни в эпическом, ни в трагическом смысле этого слова, романический герой объединяет в себе как положительные, так и отрицательные черты, как низкие, так и высокие, как смешные, так и серьезные»18. Кроме того, отмечено, что роман запечатлевает «живой контакт» человека «с неготовой, становящейся современностью (незавершенным настоящим)». И он «более глубоко, существенно, чутко и быстро», чем какой-либо иной жанр, «отражает становление самой действительности»19. Основное достижение романа в том, что он может обнажить в человеке не только определившиеся в поведении свойства, но показать также нереализованные возможности: «Одной из основных внутренних тем романа является именно тема неадекватности герою его судьбы и его положения», человек может быть «или больше своей судьбы, или меньше своей человечности»20.

В 60-е годы XX столетия активизировалась деятельность по изучению истории и теории романа XVIII века. Ю. М. Лотмап предложил выделить два вида романа: «высокий» политический (роман классицизма) и «низкий» плутовской (роман эмпирического реализма). Эти виды, возникнув на начальном этапе развития жанра, отличаются одноплановостью. Развиваясь, они подготавливают почву для просветительского романа, который, в свою очередь, делится на роман философский и сатирический, рассматриваемые уже как двуплановые. К первому типу он относит такие произведения, как «Дикая Европианка, или Исправление преступления одного добродетелию другого» (1804), «Дикий человек, смеющийся учености и нравам нынешнего света» (1781) П. Богдановича и ряд других. К романам второго типа относятся «Каиб», «Ночи» (1792) и «Почта духов» (1789) И.А. Крылова, «Переписка моды» (1791) Н. Страхова, «Кривонос-домосед, страдалец модный» (1787) и другие. Отличительным признаком всех моделей является степень участия в общественной борьбе или полнота отражения этого. Поэтому, например, произведение А.Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» отнесено к «просветительскому роману идеологического типа». Как видим, концепция Ю.М. Лотмана также не позволяет отразить многообразия жанровых модификаций (особенно на начальном этапе развития), проблему творческого метода писателя. Кроме того, нет основания для разграничения повести и романа21.

В двухтомной академической «Истории русского романа», подготовленной сотрудниками Института русской литературы (Пушкинский дом) в 1962 году, впервые систематизирован огромный и разнообразный материал от повестей XVII века до романов начала XX века. Дан импульс к дальнейшему исследованию жанра. Материалы, посвященные русской прозе XVIII века, помещены в первом томе. Монографически представлено творчество Ф.А. Эмина, М.Д. Чулкова, М.М. Хераскова, И.А. Крылова. Обзорно представлено творчество М.И. Попова, В.А. Левшина, анонимные произведения «Несчастный Никанор, или Приключение жизни российского дворянина», «Неонила, или Распутная дщерь» и ряд других. Путь жанра представлен скорее описательно, чем аналитически. Движение жанра совмещено с хронологическим принципом. Многие наблюдения не утратили ценности до сих пор. Однако следует заметить, что первые романы Ф.А. Эмина, произведение «Неонила, или Развращенная дщерь» и романы В.Т. Нарежного, созданные в 20-е годы XIX века, определены как явления одного порядка, то есть, не определено их качественное отличие. Проза начала XIX века представлена повестями Н.М. Карамзина, романами Л.Е. Измайлова и В.Т. Нарежного. Верно замечено, что «рассматривать возникновение и развитие русского романа XIX века только как преемственное продолжение романа XVIII века было бы неправильно» . Определено место нравоописательных романов указанных авторов в истории русского романа: «сыграли...важную роль в подготовке и формировании принципов реалистического романа следующей эпохи» . Заметим, что в работах таких исследователей, как В. Ф. Переверзев , Н. Л. Степанов , Н. А. Вердеревская , Ю.В. Манн и других продолжает развиваться эта точка зрения.

Не утратила ценности до сих пор работа В.В. Кожинова «Происхождение романа» (1963). Теоретическое освещение проблемы жанра рассматривается на материале западноевропейской и русской литературы. В вопросе о романе исследователь исходит из понятия «жанровой формы», которая осознается им как содержательная. Это «тип структуры с единой системой своеобразных композиционных, образных, языковых систем» . Автор прослеживает социально-исторические предпосылки, эстетические возможности старых литературных жанров, закономерности возникновения новой формы художественного освоения мира, определяет причины и условия появления признаков романной структуры. Роман оказался, как утверждает исследователь, наиболее емкой и универсальной формой для художественного исследования действительности и человека. Предметом романного повествования является определенный тип человека, появившегося в XVI-XVII веках. Описание жизни бродяги, пикаро, по его мнению, питало новый жанр, который превращается в

«эпос частной жизни». Традицию соотнесения романа с судьбами личности мы находили в произведениях Гегеля, В.Г. Белинского, А.Н. Веселовского. В монографии В.В. Кожинова появляется новый аспект этой проблемы: понятие «личного» трактуется неоднозначно. Это и юридическая свобода, и частный быт, и внутренняя свобода. Принципиально важным для понимания природы нового жанра является, по нашему мнению, внимание к прозаической стороне жизни человека, мелочам быта. Герои постоянно перемещаются в пространстве, но их движение является вынужденным и вызвано поиском пропитания, пристанища. При этом герои должны приложить усилия, чтобы преодолеть обстоятельства, проявить смекалку и хитрость, не надеясь на сословные привилегии, данные им от рождения. Ориентируясь на образцы известных западноевропейских романов XVIII века, В.В. Кожинов выделяет две романные линии: «событийный роман» (Г. Филдинг, Т.Дж. Смоллет) и «лирический роман» (С. Ричардсон, Ж.-Ж. Руссо). Им обозначены этапы развития романа: • плутовской роман (конец XVII века — начало XVIII века): «Дон Кихот» и «Робинзон Крузо»; в конце XVII века зарождается психологический роман: «Прицесса Клевская»; • психологический роман (с середины XVIII века), в котором основным предметом изображения становятся душевные искания и странствия; • в первой четверти XIX века складывается особая ветвь исторического романа, главным в котором является субъективное самораскрытие; • после окончательного установления буржуазного общества формируется и развивается роман классического типа (Стендаль, Флобер), о котором замечено: «...подлинной эстетической реальностью романа остается движение к счастью, полноте любви и свободе, ибо это движение имеет беспредельную неограниченную цель»29. В основной концепции В.В. Кожинова, тем не менее, есть некоторые противоречия. Историю романа он начинает с XVI века, определяя суть жанра как «стихию движения к счастью». Но подобная сюжетная основа характерна и для произведений, созданных в другие эпохи.

Несомненную ценность имеет коллективная монография ИМЛИ им. A.M. Горького «Русский и западноевропейский классицизм. Проза» (1982). Основное внимание уделено анализу закономерностей формирования и путей развития классицизма в различных прозаических жанрах. Детально анализируется творчество Ф.А. Эмина, М.Д. Чулкова и М.М. Хераскова. Разделение произведений по принципу художественного метода затрудняет конкретизацию типологических особенностей. Так, например, имя М.Д. Чулкова упоминается и в главах о классицизме, и в главах, посвященных анализу предромантических и предреалистических тенденций.

Линия развития русской прозы XVIII века прослежена в диссертационных работах В.П. Степанова, Е.И. Степанюк, В.П. Царевой, Л.В. Камедипой, А.В. Антюхова, Е.М Фильченковой, Т.Д Долгих, С.Б Камепецкой и других30. В них исследуется либо творчество известного прозаика, либо произведение, наиболее значительное в жанровом плане.

На данный момент существуют две работы31, авторы которых сосредоточивают внимание на начальном этапе развития русского романа XVIII века — шестидесятых-семидесятых годах. До сих пор недостаточно изучен разнообразный по жизненному материалу и формам повествования роман последней четверти XVIII - начала XIX века.

Значительным вкладом в разработку проблем русского романа XVIII века следует считать работы О.Л. Калашниковой32. Ею систематизирован имеющийся материал по изучению жанра романа 60-70-х годов XVIII века для решения проблемы его типологии. С этой целью определены жанрообразующие признаки, среди которых: концепция мира и человека, проблематика, воплощенная в определенном типе конфликта, характер хронотопа, тип центрального героя и сюжета, характер композиции, субъективная организация материала.

Анализу подверглись модификации «высокого» романа. Это произведение «Нума, или Процветающего Рима» М.М. Хераскова, любовно-авантюрные, философско-политический роман воспитания и авантюрно-философские романы Ф.А. Эмина. Высшим достижением романиста назван философско-психологический эпистолярный роман «Письма Эрнеста и Доравры». Для всех названных модификаций «высокого» романа свойственны общие признаки: «организующая жанровую структуру концепция жизни как извечной борьбы человека с судьбой; исследование духовной стороны отношений личности и социума, составляющих родовую структурную основу жанра; конфликт, ограниченный духовно-интеллектуальной сферой бытия; образ мира, развертывающийся в условном пространстве и времени и остающийся неизменным; тип центрального героя, живущего в мире размышлений и чувств; сочетание авантюрного и философского начал, определяющее наличие трактатного элемента; особая роль автора - учителя — главного субъекта романной речи»33.

«Низовой» роман представлен социально-бытовым романом М.Д. Чулкова «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины», где жизнь изображена как она есть, а также социально-психологическим романом «Несчастный Никанор, или Приключение жизни российского дворянина

Н ». Проблему взаимодействия с типом волшебно-рыцарского романа и народной сказки исследовательница рассматривает на примере романа М.И. Попова «Славенские древности, или Приключения Славенских князей». Общими типологическими признаками «низового» романа являются: «концепция действительности как эмпирической реальности в ее материально-бытовом воплощении; понимание человека как продукта определенной среды, формирующей особый тип героя, энергично борющегося с нуждой; внимание к социальному аспекту конфронтации человека и мира, обусловившем социальный конфликт романов; антиномичная любовным и духовным авантюрам «высокого» романа бытовая авантюрность сюжета, основанного на обыденных ситуациях обычной жизни современника; локализация действия в конкретно-историческом времени и пространстве; жанровая двойственность, основанная на сочетании событийного и психологического планов; на пародийном переосмыслении элементов «высокого» романа; на включении документа в жанровую структуру»34. Таким образом, важнейшим основанием для рассмотрения текста в его принадлежности к «высокому» или «низовому» типу является различие в концепции действительности: мир духа или мир материи. Роман XIX века сумел преодолеть полярность двух указанных линий, что сыграло свою положительную роль в формировании романа нового типа.

Романистика В.Т. Нарежного, рассматриваемая нами в контексте русской прозы XVIII века, не имеет до сих пор достаточно полного изучения. Первое и единственное исследование творчества Нарежного осуществлено сотрудницей журнала «Русская старина» Н.А. Белозерской в 90-е годы XIX века. Историко-литературный очерк «Василий Трофимович Нарежный» (1896) состоит из двух частей. В первой части дана общая характеристика состояния русской прозы в конце XVIII - начале XIX века, определен момент подражательности и самобытности, предложена своеобразная типология русского романа. С учетом содержательного признака выделены: «а) романы с приключениями (romans «d aventures»); b) романы нравоучительные, с) так называемые восточные повести; - более поздние: d) сентиментальные романы и повести, а также попытки: е) исторического и Ї) реального романа» (выделено Н. Белозерской — Л.Р.) 5. Кроме того, сделан обзор произведений того времени, что позволяет представить общую картину развития повествования. К сожалению, мало внимания уделено анализу влияния на прозу Нарежного сатирической журналистики XVIII века, а также произведений Д.И. Фонвизина, М.Д. Чулкова и других прозаиков. Предложен интересный материал, позволяющий видеть изменение читательских интересов в русском обществе первого двадцатилетия. Указывается, что «романы являлись главным и любимым чтением русской публики не только в прошлом, но и в начале нынешнего столетия»36.

Во второй части очерка систематизирован имеющийся на тот момент биографический материал, рассматриваются основные произведения В.Т. Нарежного. Заключает исследование вывод, в основе которого убеждение, что Нарежный «оказывается более новым и самобытным, нежели все его предшественники... Не подлежит сомнению, что при таком разнообразии произведений и силе таланта, о котором свидетельствуют лучшие романы и повести Нарежного, он мог бы занять видное место среди русских первоклассных романистов, а для этого он должен был явиться в пору большей зрелости литературы и при более благоприятных условиях. Но тем выше приходится нам ценить оказанные им услуги русской романической литературе». Н.А. Белозерская не ставит перед собой цели дать глубокий литературоведческий анализ произведений Нарежного. Она наметила путь для современных исследователей. Таким образом, до публикации очерка встречались лишь разрозненные высказывания, теперь появилось цельное исследование, в котором систематизирован имеющийся материал, дано первое описание основных произведений писателя.

В курсе лекций «История русского романа» (1907-1908) Л.Н. Веселовский упоминает о «фигуре Нарежного, интересной по большой интенсивности внутренней жизни» . Он ценит в писателе наблюдательность, трезвый взгляд на Русь, твердость позиции, которая проявилась в отрицании влияния «чужо-европейского», авторскую самобытность («в каждом своем романе мог сказать свое слово»). Особо выделена мысль о том, что Нарежный заложил основы развития русского романа: в его произведениях «мы найдем что-нибудь такое, что потом понадобится будущим писателям или по обрисовке типов, или же по картинке нравов»39. Веселовский сравнивает романы Нарежного с прозой Гоголя и Булгарина и отдает предпочтение первому. Хотя замечает, что был излишне самонадеян и не имел в начале пути того, кто бы посоветовал ему, как Пушкин Гоголю, больше почитать западноевропейскую литературу и удалить из текста лишнее.

В XX веке появилось несколько новых работ, посвященных анализу тех или иных сторон прозы В.Т. Нарежного. Это объясняется стремлением к углубленному исследованию становления русского реализма, существенную часть которого занимают прозаические жанры. Анализ романов В.Т. Нарежного позволяет уточнить истоки и исторический путь русского реализма. Литературоведами XX века была определена основная его заслуга в том, что в произведениях изображена «многосторонняя картина русской общественной жизни начала XIX века»40.

На протяжении XX века романы Нарежного переиздавались несколько раз41. В связи с подготовкой первого издания его сочинений в советское время были опубликованы работы В.Ф. Переверзева. В монографии «У истоков русского реального романа» (1938)42 одна из глав посвящена Нарежному -«Провозвестник романа «натуральной школы» Н.В. Гоголя». Автор связывает произведения писателя с вырождением и перерождением дворянства, что позволяет, по его мнению, создать «все типы дворянских уродцев, противопоставив им идиллически зарисованные культурные дворянские поместья» . Верно указывается на преемственную связь Нарежного и Гоголя, в каждом произведении Нарежного ученый находит элементы «утопического романа» либо их отсутствие. Исследование выдержано в духе марксистского литературоведения того времени. Вся романистика первой четверти века пренебрежительно названа «презренной прозой», романы Нарежного рассматриваются вместе с произведением Булгарина «Иван Выжигин» с классовых позиций. В произведениях, прежде всего, выделяются признаки1 критического реализма. Стиль работы отличается наличием специфической лексики. Например, «...был страстный борец, яростно метавший в своих общественных и литературных врагов поэтические перуны...»44.

Одновременно с указанной работой выходит статья Н.Л. Степанова в журнале «Литературная учеба» (1937, № 7)45, также отличающаяся наличием идеологических оценок и выделением в произведениях Нарежного критического начала. В 50-70-е годы появились работы Е.Е. Соллертинскоого46, продолжившего исследование романов Нарежного. Он отмечает наличие антикрепостнических настроений писателя, сопоставляет прозу Нарежного с произведениями А.Н. Радищева, Н.И. Новикова и другими представителями литературы XVIII века. Лишь одна работа посвящена изучению жанровой специфики романов В.Т. Нарежного - диссертационное исследование П.В. Михеда47. Детальному анализу подвергнуты романы «Российский Жилблаз» и «Бурсак». Особое внимание уделено влиянию на произведения Нарежного различных жанров устного народного творчества, народной украинской комедии. П.В. Михед предлагает рассматривать романистику Нарежного как синтез просветительского мировоззрения и элементов барочного мироощущения. Вслед за М.М. Бахтиным он определяет реализм Нарежного как «гротескный», имея в виду, прежде всего, стилевые особенности его прозы. В 80-е годы XX века новым словом в анализе творчества писателя стали работы Ю.В. Манна . Исследователь рассматривает типологические особенности произведений романиста, выявляет связь с западноевропейской литературой, обнаруживает сюжетное сходство с произведениями Н. В. Гоголя. Одним из главных вопросов в трудах всех исследователей является обсуждение проблемы художественного метода В.Т. Нарежного. Первым определил принадлежность писателя к реалистическому методу В.Г. Белинский, указав при этом на излишнее присутствие дидактизма и морализирования. Кроме того, упрек был высказан в недостаточно глубоком охвате явлений общественной жизни. Н.А. Белозерская в качестве достоинства отметила наличие в произведениях картин русского быта, тонкую наблюдательность автора. Уточнение направленности развития реалистических тенденций в прозе Нарежного было сделано В.Ф. Переверзевым, назвавшим его реализм «провинциально-поместным». Н.Л. Степанов видит в произведениях писателя отражение рационалистического мировоззрения человека XVIII века, что дает ему право видеть в творчестве Нарежного проявление «дидактического реализма». Е.Е. Соллертинский уточняет это понятие применительно к роману «Российский Жилблаз»: «Объективное значение изображения порочности социально-крепостнического строя далеко выходит за рамки его скромного желания только поучать с помощью предметных уроков». Роман «заставляет задуматься над причинами неблагополучия и виновниками его. Поэтому обозначение «дидактический реализм» не должно снижать значительности содержания созданных автором картин»49. Хотя исследователь и считает, что некоторый схематизм, обусловленный просветительской эстетикой, ограничивает реалистические возможности произведения.

На «теньеризм», свойственный произведениям Нарежного, как один из принципов реалистического бытописания, указывалось еще в прижизненных рецензиях. Эту идею продолжает развивать в своих работах Н.Л. Степанов. Он отмечает, что, несмотря на то, что для своего времени это было прогрессивным явлением, свидетельством наличия критического начала в произведении, тем не менее излишняя натуралистичность мешала созданию обобщения, выделению типического, изображению сложного внутреннего мира героя. Заметим, что знание основ русской жизни, внимание к быту народа, включение в текст множества бытовых подробностей, представляющих огромный интерес для характеристики героев, наблюдательность, проявившаяся в создании ярких картин русской жизни, составляет, по нашему мнению, главное достоинство прозы Нарежного. В этом проявляется не приземленность, не неспособность посмотреть на жизнь широко, что было более свойственно прозаикам XVIII века, а умение видеть частности, поэзию обыденного. Е.Е. Соллертинский считает, что творчество Нарежного имеет исключительное значение для начального этапа развития русского критического реализма, так как писатель отбирает для сатирического описания наиболее типичные явления, «стремится расширить рамки повествования». Но «ограниченность мировоззрения писателя, отрыв от центров общественной борьбы приводит к тому, что социальные противоречия иногда подменяются моральными»50. Действительно, автор предлагает обычно своим героям путь нравственного перевоспитания. Известно, что крупные явления литературы часто складываются из усилий талантливых, но малозаметных писателей. Необходимо, чтобы эти многочисленные имена не остались для читателей безликими, чтобы каждый автор выделялся какой-то своей чертой.

Из всего многообразия творческой деятельности В.Т. Нарежного мы выбрали для анализа его романы, опубликованные в первом двадцатилетии XIX века. Творчество Нарежного-прозаика мы характеризуем как лабораторию романа. Он не боялся обращаться к традиционным романным моделям XVIII века и начала XIX века, осуществлять творческий эксперимент. По определению Н.А. Белозерской, «он оказывается более новым и самобытным (выделено Н. Белозерской — Л.Р.), нежели все его предшественники. Без преувеличения можно сказать, что его роман «Черный год, или Горские князья» был первым русским сатирическим романом, где он, не ограничиваясь сферой повседневных явлений, касается разных сторон общественной и государственной жизни. В своих двух сочинениях «Российский Жилблаз» и «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» он положил начало русскому реальному нравоописательному роману, равно как его «Запорожец» и «Бурсак» могут считаться первыми, более или менее самобытными произведениями в области русского исторического романа. В «Гаркуше» мы видим попытку нравоописательного романа из народного быта. Не подлежит сомнению, что при таком разнообразии произведений и силе таланта, о котором свидетельствуют лучшие романы и повести Нарежного, он мог бы занять видное место среди русских первоклассных романистов, а для этого он должен был явиться в пору большей зрелости литературы и при более благоприятных тем выше приходится нам ценить оказанные им услуги русской романической литературе»51. Обращение к текстам писателя должно, по нашему убеждению, подтвердить или опровергнуть предложенную классификацию, позволить углубить наше представление о роли и месте Нарежного-романиста в истории русского романа.

Так как романистика Нарежного не получила до сих пор достаточно полной оценки, есть необходимость определить ее значение и ценность, указать истинное положение его романов в истории русской прозы конца XVIII -начала XIX веков.

Проблема чтения и споры о романе

Исторический путь, пройденный русской прозой, с самого начала имел свои особенности, которые отражают национальное своеобразие условий и путей развития русской культуры и литературы. В XVII веке происходит переориентация всей жанровой системы, подготовившая достижения русской прозы XVIII века. Церковные жанры более активно вытесняются жанрами светскими. Один из бурно развивавшихся жанров XVII века - повесть. Учитывая широкий содержательный аспект, принято выделять бытовую, антиклерикальную, сатирическую и другие виды повествования. Терминологической определенности нет. «Повесть о Фроле Скобееве» исследователи называют плутовской новеллой, «Повесть о Савве Грудцыне» -«первым опытом русского романа», «первой попыткой романа на русской почве»52, «Повесть о Карпе Сутулове» - новеллой. «Службу кабаку» называют новеллой простой формы (A.M. Панченко), «Калязинскую челобитную» — пародией, «Сказание о куре и лисице» - притчей

Традиции, накопленные древнерусской литературой, оказали воздействие на формирование жанра романа. Известно, что литература Древней Руси такого жанра не знала. Однако оригинальный русский роман XVIII века не мог плодотворно развиваться, если бы в древнерусский период не была бы подготовлена почва, не созданы предпосылки и художественные элементы, сделавшие форму романа исторически закономерной и необходимой для дальнейшего развития русской литературы. Д.С. Лихачев верно заметил: «Роман мог возникнуть только на известной, при этом вполне развитой, стадии развития литературы, в пору, когда в свои законные права вступил художественный смысл, когда литература стала действительно литературой и полностью отделилась от своих деловых и церковных функций. Стала стремиться к занимательности, а затем и к широкому художественному обобщению».

Жанровые формы повествовательной прозы, в частности, роман и повесть, вошли в систему жанров русской литературы XVIII века сначала как переводные и подражательные, затем как оригинальные. В конце XVII - начале XVIII века в Россию буквально хлынул поток переводных рыцарских и авантюрных романов. Интерес к ним связан как с внешней занимательностью, так и с обилием новой информации. Первые русские прозаики не могли миновать опыта западноевропейской литературы. О.Л. Калашникова, анализируя прозу начала XVIII века, выделяет «три основных потока, в которых в этот период шло накопление романного опыта»55. Это «гистории», повести петровского времени, подражательные романы и повести - вариации русских книжников на темы западноевропейских романов, преимущественно рукописные переводы европейских романов. Отмечено, что «все три потока были живым литературным явлением своего времени, составляя единый русский литературный процесс первой половины XVIII столетия»56. Таким образом, первым оригинальным образцам романа, появившимся в России в середине XVIII веке, предшествовали ранние повествовательные опыты, во многом приближавшие русскую литературу к жанру романа. В доме каждого образованного человека XVIII века хранились и рукописные, и печатные книги. Средневековая книга была рукописной, книга

XIX века - печатной. XVIII век занимает особое положение: рукописные и печатные книги существуют одновременно. Книга стоит дорого, ее нередко переписывают, а не покупают. В рукописях хранятся и первые переводные романы. В библиотеке нередко хранились вместе: духовные книги, исторические сочинения, любовные романы. Так, например, в романе «Рыцарь нашего времени» Н.М. Карамзин показывает традиционный процесс духовного воспитания героя. Автор отмечает, что первыми книгами, по которым Леон учился читать, были книги церковные, затем он «начал разбирать и печать светскую». Первой такой книгой был сборник басен Эзопа. Но настоящее открытие мира герой сделал, когда ему отдали ключи от «желтого шкапа», где хранилась библиотека его матери. Леону открылся новый свет в романах; он увидел, как в магическом фонаре, множество разнообразных людей на сцене, множество чудных действий, приключений - игру судьбы, дотоле ему совсем неизвестную...»57.

Для русского читателя представление о новом жанре надолго соединится с любовной коллизией. Европа в начале XVIII века уже пережила увлечение куртуазностью. В это время новинкой там был другой тип романа — плутовской. Популярность плутовского романа в Европе отражает процесс перерождения прециозного салона в просветительский. Героев романов легко можно было найти среди его посетителей. Достаточно было намека или полуслова, чтобы погрузиться в романный мир, такой понятный и реальный. Борьба энциклопедистов с салонной литературой во Франции дала свой негативный результат: в 1737 году на издание романов был наложен запрет . Интерес к жанру романа в России в какой-то мере стимулировался запретом на западноевропейский роман. Исследуя литературный процесс XVIII века в культурологическом аспекте, Ю.М. Лотман заметил: «...в контексте французской культуры салон (литературная среда) порождал роман, а в русских условиях роман был призван породить определенную культурную среду.

Формирование теории повествовательных жанров

Формирование теории повествовательных жанров В XVIII веке с его приоритетом разума каждому жанру отводилась определенная роль. Повествовательная проза была за пределами собственно «литературы». Изображение жизни идеальной могло быть предметом только высоких жанров, к которым роман не относился. Нравоучительные эпизоды или целые произведения имели только дидактический смысл. Жизнь частная, будничная, грубо материальная определяла содержание низких жанров. Разделение литературы на «высокую» и «низкую» ограничивало возможности автора. Специфика романа и залог его бурного развития и упрочения успеха -соединение того и другого, что рано или поздно разрушило принцип полярности.

Содержание произведения определяет, прежде всего, идея. Роман на заре своего существования испытал воздействие рационализма в полной мере. Писатели, которые руководствуются категорией «полезности», не свободны от программности, тезисности, поиска универсального ключа к человеку, человеческой жизни и истории. Однако идея произведения не может быть отвлечена от образности и свободна от чувства. На начальном этапе развития русской прозы поэтическая мысль довольно тесно была слита с чувством. В разных произведениях возможны отклонения то в одну, то в другую сторону -то перевешивает мысль, то чувство. Русская проза XVIII- начала XIX веков есть совокупность произведений, в которых в живых образах и картинах выражается суть жизни русского человека.

Господство нормативной поэтики в XVIII веке проявилось в пренебрежительном отношении к роману. Жанр был определен как «низкий»: «несообразности с романом неразлучны», поэтому «герой, в ком мелко все, лишь для романа годен»116. В трактатах представителей классицизма господствует негативное отношение ко всей повествовательной прозе того времени, которая трактуется как порождение средневекового варварства и невежества. Особым нападкам подвергается приземленность прозы, осуждается читатель, который торопится узнать, что произойдет с героями, который переживает эти события как подлинные события, совершая тем самым величайший грех против искусства, вообще против истины. Парадоксально, но роман, не признанный эстетикой классицизма как художественно значимый, к концу XVIII века стал самым популярным жанром, способствовал переходу к новым принципам изображения мира, изменению жанровой системы.

На протяжении всего XVIII века происходит формирование теории русской прозы , регулярно повторяются попытки выделить жанровые признаки повести и романа. Понятия, имевшие отношение к художественной прозе, требовали «толкования». Один из первых подступов к новой терминологии, в частности, к определению романа, мы находим в комментариях А.Д. Кантемира к переводу «Разговора о множестве миров» Б. Фонтенеля (1740). В этой книге упоминается популярный роман Мари Мадлен де Лафайет «Принцесса Клевская» (1678). Кантемир считает необходимым заметить: «Принцесса де Клев» есть французской романц, который содержит вымышленную повесть о принцессе де Клев. Есть же романц баснь, в которой описуется острыми выдумками какое любовное дело по правилам эпического стихотворения для забавы и наставления читателя. Эпическое стихотворение есть повесть художновымышленная к исправлению нравов, через наставлений прикрытие под приуподоблениями какого важного действа, описанного стихами таким образом, что истине казалося подобно и было не меньше забавно, чем удивительно» . «Романц» (роман), по его мнению, объединяет с жанром басни, привычным для читателя, наличие вымысла.

Замечено: «Начав свое определение романа при помощи понятий, известных русскому читателю, - повесть, баснь, вымысел и т.д., - Кантемир почувствовал, что их явно недостаточно для того, чтобы во всей полноте и наглядности раскрыть сущность именно этой литературной формы, практически неведомой читателю»119. Введение переводчиком определения «эпическое стихотворство» помогло вписать жанр романа в привычную систему классицизма и в то же время определить его специфику. Выделены следующие признаки ведущего прозаического жанра: вымысел, нравоучение, соединенное с развлечением, наличие любовной интриги. Использование понятия «повесть художновымышленная» позволяет обособить особую роль вымысла в рассказе о события и героях. Кантемиру необходимо было подготовить читателя, воспитанного на древнерусской повести, достоверной в своей основе, к восприятию иного художественного мира.

В это же время в «Кратком руководстве к красноречию» (1748) Ломоносов также формулирует отношение к жанрам, основанным на «вымысле» - сказке и роману. «Вымыслы» бывают «чистые и смешанные». В основе каждого из них должно быть нравоучение: «Чистые состоят, в целых повествованиях и действиях, которых на свете не бывало, составленных для нравоучения. Сюда надлежит из древних авторов Езоповы притчи, Апулеева басня о золотом осле, Петрониев сатирикон, Лукиановы разговоры; Из новых -Барклаева Аргенида, Гулливерово путешествие по неизвестным государствам и большая часть Еразмовых разговоров»120. Как видим, исключение Ломоносов делает лишь для философско-политического западноевропейского романа.

Романы Нарежного: общие тенденции формирования жанра

В первой трети XIX века проза еще не занимает ведущего положения в русской литературе. Журналы были заполнены литературной продукцией незначительного содержания, часто подражательного плана. Продолжает ощущаться, как это было в XVIII веке, приоритет сочинений популярных иностранных писателей, что не всегда было связано с их художественными достоинствами, а больше отражало стремление угодить вкусу и требованиям публики. Произведения западноевропейских романистов читали наравне с творениями первых русских прозаиков. Так, например, Н.А. Добролюбов признавался: «Я читал все, что попадалось под руку: историю, путешествия, рассуждения, оды, поэмы, романы, - больше романы. Начиная от Жанлис и Радклиф до Дюма и Жоржа Заида и от Нарежного до Гоголя включительно, все было поглощаемо мной с необыкновенною жадностью»296.

В 1824 году в заметке о новом романе В.Т. Нарежного «Бурсак», помещенной в журнале «Благонамеренный», встречаем рассуждение, позволяющее представить картину развития русской прозы этого периода: «Русский оригинальный роман есть необыкновенное явление в нашей словесности, несмотря на то, что у нас около полутора тысяч романов, по каталогам наших книгопродавцев; большая часть переводы; русских же, оригинальных... едва наберется сто романов (выделено мною-Л.Р.); и те, за небольшим исключением, можно причислить к самым плохим переводам... Жалеть о том бесполезно! Утешимся надеждою на будущее: может быть, и у нас появятся свои Фильдинги, Лафонтены и Скотты - а до того времени предлагаем любителям чтения новый роман г. Нарежного «Бурсак»... Ручаемся, что многие прочтут его с удовольствием... самый лучший изо всех вышедших на русском языке оригинальных романов, несмотря на многие небрежности в слоге и погрешности»297. В «Обзоре российской словесности за 1828 год» О. Сомов также отмечал, что «с некоторого времени, хорошая проза сделалась необходимою потребностью для читающей публики нашей; и, как все хорошее и редкое, она ловится с какой-то ревнивою жадностью». Обращаясь к «молодым кандидатам в литераторы», он советовал, чтобы они «от вялых подражаний в стихах обратились бы к прозе, в которой еще не все, или даже очень мало сделано для русского языка»298.

Творчество Василия Трофимовича Нарежного (1780-1825) долго оставалось в тени гениальной прозы Н. Гоголя и А. Пушкина, массовой продукции Ф. Булгарина, О. Сенковского и других. Лишь со второй половины XIX века самобытная и неординарная фигура писателя стала привлекать внимание исследователей. Нарежный был первым, но не единственным романистом в литературе первого двадцатилетия XIX века. У него были предшественники и не менее талантливые последователи. Н.А. Белозерская, собравшая ценный фактический и аналитический материал по его творчеству, справедливо заметила: «В настоящее время немало найдется образованных людей, которые едва знают о существовании Нарежного, хотя помнят имена многих современных ему более мелких и даже бездарных писателей»299. Парадоксально, но интерес к его творчеству усиливался по мере удаления от времени, когда он творил. В оценках, которые появлялись в критических обзорах, рецензиях, отзывах, случайных впечатлениях современников и исследователей, неизменным остается главное — определение «первый».

В 30-40-е годы XIX века имя Нарежного неоднократно встречается в статьях и обзорах В.Г. Белинского, положительно оценившего талант и оригинальность романиста300. Критик воздал должное сатирическому таланту писателя и «умению верно отражать действительность», хотя упрекал в слабости изображения душевного мира человека и «бедности внутреннего содержания». Если понимать под внутренним содержанием «отражение духовного строя русского человека» и «затаенное стремление к идеалу» , то категоричность обвинения необходимо оспорить. В работах Белинского находим уточнение понятия «содержание»: произведение может быть талантливым, но не иметь «содержания», в этом случае оно способно лишь «растревожить» читателя, «возбудить стремлением к чему-нибудь неопределенному», «вызвать раздражение, но не удовлетворение». Воздействие на читателя произведения с «глубоким содержанием» иное: читатель «принимает в себя новую силу», его «существование чем-то преисполняется», он «узнает общечеловеческую скорбь или радость, душу века, интерес времени» .

Категория «содержание» истолковывается критиком как «полное страстной вражды и любви мышление», «дух анализа и исследования», «пробудившееся сознание», «могучий разум», «сомнение и отрицание». «Содержание» - это то, в чем проявляется деятельность автора в литературном процессе, а также выбор самого предмета изображения — «правды без прикрас». С нашей точки зрения, в произведениях В.Т. Нарежного «содержание» проявляется в авторской позиции, выборе объектов для наблюдения над явлениями действительности, отражении духовного мира русского человека рубежа веков.

«Аристион» — эволюция типа романа воспитания

Неудача с первыми двумя романами круто изменила писательскую судьбу В.Т. Нарежного. Это в какой-то мере помогает объяснить отказ писателя от сатирической позиции. Роман «Аристион, или Перевоспитание» (1822) создан по образцу западноевропейского романа воспитания, русского нравоописательного романа и опытов показа «новомодного» воспитания в сатирических журналах XVIII века. Герой произведения заражен пороками дворянства, но в благоприятных условиях поместья, где царствует высокий дух нравственности и культуры, осознает необходимость перемен и перерождается.

Писатель обратился к традиционному типу романа в надежде на успех в читательской среде и благосклонность цензоров. Однако произведение не вызвало интереса у публики и критики. Современники осуждали стремление автора подвести героя к нравственному перерождению, что неизбежно вело к учительности, схематизму. Может быть, этим объясняется невысокая оценка романа в момент его публикации.

Первым откликом была небольшая заметка в «Благонамеренном» за подписью «- нъ», в которой основным достоинством романа рецензент считает нравоучительность: «В этом романе нет отличных картин, нет сравнений, портретов; но зато содержание его весьма нравоучительно; описание жизни богатых молодых людей в столице и украинских помещиков — справедливы и остроумны, хотя несколько преувеличены». Главным недостатком романа рецензент считает плохой слог: «слог сочинителя тяжел и неровен, иногда даже неправилен, в нем встречаются слова обветшалые и выражения приказные... он мог бы называться хорошим, если бы слог был чище и ровнее» В разделе «Критика» журнала «Сын Отечества», редактируемого Н. Гречем, была помещена заметка о романе «Аристион» за подписью «СП.». Рецензент не касается собственно художественной стороны произведения. Он воспринимает его как педагогический трактат и оценивает роман как руководство в воспитании: «Если бы эта повесть была вымышленною, то и тогда бы читатель был вправе требовать от сочинителя больше правдоподобия и естественности, но сочинитель уверяет нас, что она справедлива и тем больше ТОО позволяет быть строгими в нашем суждении» . Главное обвинение в адрес автора - неправдоподобие ситуации, когда родители назвались умершими, чтобы «перевоспитать» сына: «Таковая развязка поражает дикостью, жестокостью, совершенным бесчувствием родителей Аристиона; он, конечно, достоин был наказания за свои заблуждения, но употребительное для его исправления средство не носит признака сердец добрых и нежных»399. В другой заметке, появившейся в этом же журнале, рецензент недоумевает: «...только развязка его кажется не совсем правдоподобною: вероятно-ли, чтобы все слуги, все даже знакомые и соседи Валериана сохранили его тайну и чтобы ничто не открыло Аристиону истины»400.

Приведенные здесь высказывания свидетельствуют о выделении критиками и рецензентами лишь одной функции романа — воспитательной. Анализ поэтики не входил в их задачу. Общее состоянием критики начала XIX века следует считать неудовлетворительным. В качестве образца можно было бы взять разбор «Россияды» М.М. Хераскова, проведенный в 1815 году профессором поэзии и красноречия Московского университета А.Ф. Мерзляковым. Он считает, что автор должен изображать: «сладкие чувствования родства, дружбы, любви, великие пожертвования, добродетели или пороки, прелестные виды природы, картины, доставляемые прошедшим и настоящим: все это вместе составляет запасный магазин романиста! Хорошо, когда бы романы всегда устремлены были к доброй цели, когда бы писали их Ричардсоны и Филдинги! Хорошо, когда бы романы могли служить к величайшей цели жизни, приобретаемой наукой, к познанию нас самих, способствовали бы к образованию нашей нравственности»401.

Рецензент «Сына Отечества» именно с позиции категории полезности оценивает роман Нарежного. По его мнению, для тех, кто имеет добрых родителей, «повесть теряет цену». Критик высказывает требования к чистоте языка, находит в романе отступления от правил пиитики и риторики, ограничивается частными замечаниями по поводу неудачных слов и выражений: «Слог этой повести небрежен, неправилен, не имеет плавности, легкости и приятности, столь привлекательных для чтения»402. Среди ошибок называется чрезмерное употребление галлицизмов, «странных выражений» (например, «блистательный дед»), «дурных оборотов» (ему не нравится, например, выражение «описание не могло не взволновать») и тому подобное. Эта рецензия, помещенная в разделе «Критика», больше похожа на читательский отклик.

В журналах начала 20-х годов XIX века критические отделы не вполне соответствовали своему назначению. Журналист и критик П.И. Макаров замечает: «Критика наша не для авторов и переводчиков, а единственно на пользу той части публики, которая при похвальной охоте к чтению не имеет для выбора книг другого руководства, кроме газетных объявлений»403. Авторы статей, как правило, ограничивались выражением общего впечатления, не вдавались в оценку художественных особенностей произведения. Примеров настоящей критики, к сожалению, было еще недостаточно. Исключение из правил - публикации в журнале «Московский Меркурий» (1803-1804), издателем и основным автором которого был П.И. Макаров, бывший в дружеских отношениях с В.Т. Нарежным. Материалы критического раздела содержат не только впечатления, но и оценки. Отмечая достоинства и недостатки автора, критик исходил из взгляда на произведение как органическое целое, все части которого должны соответствовать его общей «цели» и «плану». Его материалы стоят у истоков русской критической мысли XIX века, когда культ полезности будет вытеснен культом художественности, среди основных требований будут не грамматические огрехи, а требования проблемной и тематической новизны.