Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Гистер, Марина Александровна

Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники
<
Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Гистер, Марина Александровна. Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.01.01. - Москва, 2005. - 263 с.

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. История русской литературной сказки 17

Раздел 1. Первые русские сборники литературных сказок 17

Раздел 2. Восточные сказки. Дидактические сказки. Пародийные сказки 61

Глава 2. Сказки об амуре и психее и сказки о красавице и звере 110

Раздел 1. Сказки об Амуре и Психее 110

Раздел 2. Сказки о красавице и звере 145

Заключение 207

Приложения 212

Введение к работе

Диссертация посвящена исследованию русской литературной сказки XVIII в. Поскольку слово «сказка» в литературном лексиконе XVIII в. имело два значения, этот термин применялся к текстам с весьма разными жанровыми характеристиками. Во-первых, он использовался для жанрового определения повествовательных произведений, в основе которых лежит фольклорный сюжет, или рассказов о необыкновенных приключениях (например, большая часть текстов в сборнике В. А. Левшина «Русские сказки» или «Сказка о царевиче Хлоре» Екатерины II). Во-вторых, «сказками» именовали самые разнообразные сюжетно-повествовательные тексты, как в прозе, так и в стихах, и понятие «сказка» было синонимично понятиям «повесть», «история», «рассказ», «новелла» и даже «басня» (например, стихотворные сказки И. И. Дмитриева, типа «Модной жены»). Значение слова «сказка» в первом случае определяется его устойчивым употреблением применительно к фольклорным повествовательным текстам, во втором является результатом усвоения значения французского слова «conte» (от глагол «conter» - рассказывать, повествовать), которым в XVIII в. назывались как сказки с фольклорным сюжетом, так и вообще сюжетно-повествовательные тексты (от стихотворных сказок - басен Лафонтена, до «contes philosophiques» Вольтера или «contes moraux» Мармонтеля.

В диссертации рассматриваются преимущественно произведения, соответствующие двум жанровым формам народной сказки: волшебной и социально-бытовой. С целью сопоставительного анализа структуры и прагматики жанра сказки в литературе выборочно рассматриваются также сказки - притчи с условно-восточным антуражем.

Русская литературная сказка формируется в образованной и, по большей части, дворянской среде на основе народной сказки. Начиная с эпохи возникновения - 1760-х гг. - и до конца XVIII в., она испытывает заметное влияние французской литературной сказки XVII-XVIII вв.

Русская литературная сказка XVIII в. не часто привлекала внимание специалистов. До сих пор не существует монографического труда, посвященного специально этому жанру. Наиболее полным исследованием в этой области остается труд В. В. Сиповского «Очерки из истории русского романа» (Сиповский 1910). В. В. Сиповский рассматривал все важные для понимания литературного процесса сказки XVIII в. в хронологическом порядке; он мало интересовался их поэтикой, а, как правило, ограничивается очень подробным пересказом текстов и указаниями на некоторые возможные источники того или иного сюжета. Он делит рассматриваемые им произведения на три следующие группы:

  1. Рыцарский роман-поэма, типа произведений Ариоста, Боярдо (М. Д. Чулков. «Пересмешник, или Словенские сказки», 1-е изд. 1766-68; М. И. Попов. «Словенские древности, или приключения Словенских князей», 1-е изд. 1778; В. А. Левшин. «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказанные в памяти приключения»1,1-е изд. 1780-83г; В. А. Левшин. «Вечерние часы, или древние сказки Славян Древлянских», 1787).

  2. Восточная сказка типа сказок 1001 ночи (Аноним. «Зубоскал, или новый Пересмешник, Египетские сказки», 1791; И. Крылов. «Каиб», впервые - «Зритель», 1792, ч. 3. и др.)

  3. «Сказка о феях», со всеми ее разновидностями («Добрада -волшебница», соч. А. А., 1786; Аноним. «Девушкины прогулки, или

1 В XIX в. сборник «Русские сказки» приписывался Чулкову. Считалось, что Левшин лишь переиздал в 1807 г. сказки М. Д. Чулкова (1780-83). {Савченко 1914: 74). О том, что его автором является В. А. Левшин, см., в частности, в книге В. Б. Шкловского «Чулков и Левшин» {Шкловский 1933).

молодкины увертки», 1791; Евграф Хомяков (?2). «Забавный рассказчик, повествующий разные истории, сказки и веселые повести», соч. одного Россиянина 1791; Екатерина II. «Сказка о царевиче Февее», «Сказка о царевиче Хлоре», 1782; «Сказка о Горе-Богатыре Косометовиче», 1789; Карамзин. «Прекрасная царевна и счастливый Карла», 1792; «Дремучий лес», 1794.

Сказочную поэму Сиповский не рассматривает, поэтому таких произведений, как, например, «Душенька» И. Ф. Богдановича или «Бахариана» М. М. Хераскова в его классификации нет.

Говоря об источниках сказочных сюжетов в русской литературе, В. В. Сиповский уделял наиболее пристальное внимание текстам западноевропейской литературы, а о фольклорных источниках писал весьма общо.

Соотношение фольклорных и литературных источников русской литературной сказки XVIII в. привлекло другого исследователя - С. В. Савченко. Одна из глав его книги «Русская народная сказка: История собирания и изучения» озаглавлена «Сказки в XVIII в. (народные и литературные)» {Савченко 1914). Савченко опирался на классификацию русских сказок, предложенную Сиповским. Как и Сиповский, он обращал внимание на западноевропейские источники, а также на сказочные и былинные сюжеты в сборниках Чулкова и Левшина (чьи «Русские сказки» он также приписывал Чулкову). Наконец, Савченко отмечал связь первых русских сказочных сборников с лубочной традицией. При этом он использовал данные, приведенные в книге «Русские народные картинки» Д. А. Ровинского {Ровинский 1881), наиболее компетентного специалиста по русскому лубку, чьи работы не утратили своей научной актуальности и в наше время. Очень важно следующее замечание Савченко об устной и книжной сказочных традициях: «параллельно с проникновением народных

2 Подробнее о возможном авторе этого сборника см. в книге Э. В. Померанцевой «Судьбы русской сказки»: (Померанцева 1956).

сказок в печать, идет и обратный процесс - широкая популяризация как народных, так и книжных сказочных сюжетов с помощью лубочной литературы и лубочных картинок» {Савченко 1914: 109). Таким образом, не только литературная сказка заимствует свои сюжеты из устной народной традиции, но и, наоборот, литературные произведения в XVIII в. начинают проникать в устную традицию через лубок. Эти положения развивает в своей книге «Русская лубочная сказка» К. Е. Корепова {Корепова 1999).

Еще одно важное замечание С. В. Савченко касается жанровой неоднородности первых русских сказочных сборников. В качестве примера он приводит сборник «Русские сказки», где сказки романного типа, в основе которых лежат произведения Ариосто или Боярдо, соседствуют со сказками на былинный сюжет, восточными сказкам, зачастую заимствованными из французских сборников, и социально-бытовыми сказками. Савченко объяснял эту разнородность следующим образом: если во французских сборниках популярной литературы того времени такие жанры, как роман и сказка («conte»), различались весьма четко, и к первым относились преимущественно тексты с рыцарским или историческим сюжетом, а ко вторым - волшебные или восточные сказки, то русские авторы не разделяют жанры столь строго. Они, «смешивая в отдельных произведениях черты различных литературных жанров, черты волшебного романа, восточной сказки и сказки о феях, смешивают, быть может, благодаря этому и названия этих жанров...» {Савченко 1914: 88). Это объяснение представляется весьма убедительным. Савченко пишет о значении первых русских сказочных сборников: «Прежде всего, они приучали, так сказать, относиться снисходительнее к русской народной сказке тех людей, которые, следуя мнениям псевдоклассиков, отвернулись бы от этой сказки с презрением. Приучали же они потому, что в вымышленных романах читатель весьма часто встречался с теми самыми

сказочными мотивами, которые ему уже были известны из устной

традиции, и естественно, что это незаметно сближало в глазах читателя народную сказку с книжным произведением, приближало первую к уровню второго. Правда, это сближение народных сказок с книжными произведениями побудило издателей еще более сближать первые со вторыми, т. е. подделывать народные сказки под книжные, и, следовательно, портить их» (Савченко 1914: 89). Это утверждение С. В. Савченко в целом верно. Спорным может показаться лишь то положение, что литературные сборники сказок могли пробудить интерес читателей-интеллектуалов. Принято считать, что основная масса читателей этих сборников не принадлежала к интеллектуальной элите. Однако, наличие мотивов и сюжетов, явно почерпнутых из подобного рода литературы в таких произведениях, как «Руслан и Людмила» Пушкина или, ранее, «Бахариана» Хераскова, доказывает, что авторы этих произведений были читателями «Русских сказок», «Пересмешника» и т. п.

Авторам первых русских литературных сказок - М. Д. Чулкову и В. А. Левшину посвящена книга В. Б. Шкловского «Чулков и Левшин» (Шкловский 1933). В. Шкловский обращался, в основном, к социально-бытовым сказкам этих авторов. Он говорил об интересе Чулкова и Левшина к фольклору, но не занимается детальным анализом фольклорных сюжетов в их сказочных сборниках.

Связь первых русских сказочных сборников и, в частности, социально-бытовых сказок из сборника В. А. Левшина «Русские сказки», с лубочной традицией прослежена в книге К. Е. Кореповой «Русская лубочная сказка». Известно, что Левшин использовал в своих сказках фольклорные сюжеты, но, как показывает К. Е. Корепова, имело место и обратное влияние - сказок Левшина на сказочную традицию. В своей книге она сопоставляет текст Левшина «Тимоня» и сказки с тем же сюжетом из сборника И. А. Худякова (Худяков 1964) и отмечает, что рассказчик, очевидно, читавший Левшина, употребляет те же выражения,

что и автор «Русских сказок» (Корепова 1999).

В другом сравнительно недавнем исследовании - И. 3. Сурат «Жанр стихотворной сказки в русской литературе 1830-х годов» {Сурат 1985) -основное внимание уделено сказкам более позднего периода, но зато в ней кратко рассмотрены произведения смежного со сказкой жанра - сказочно-богатырские поэмы конца XVIII - начала XIX в. - поэмы «Илья Муромец» Н. М. Карамзина, «Добрыня» Н. А. Львова, «Бова» А. Н. Радищева, «Алеша Попович» и «Чурила Пленкович» Н. А. Радищева (1801 г.). По справедливому замечанию И. 3. Сурат, сложность изучения сказки «состоит, в частности, в том, что неустойчивость жанровых представлений определила и неустойчивость термина: "сказкой" в конце XVIII - первой трети XIX века называли произведения самых разных жанров» {Сурат 1985: 7). Действительно, как было сказано выше, русское понятие «сказка» в интересующую нас эпоху не только включало в себя весь спектр значений французского «conte» (от сказки до повести), но и сливалось с понятием романа. Так происходит со всеми волшебными сказками в сборниках, названных в разделе I классификации Сиповского. Границы жанра русской литературной сказки XVIII в. настолько расплывчаты, а сам этот жанр настолько мало изучен, что И. 3. Сурат можно понять, когда она ставит под сомнение существование этого жанра как такового до 1830-х гг. {Сурат 1985: 6). Заметим, что в тот момент, когда И. 3. Сурат писала свою работу, русский лубок, неотделимый от истории русской литературной сказки, был изучен весьма мало. Книга К. Е. Кореповой, где о связях лубочной и литературной традиций говорится весьма подробно, еще не была написана, книга Савченко {Савченко 1914) была полузабыта, а книга Э. В. Померанцевой «Судьбы русской сказки» {Померанцева 1956) была недостаточно оценена литературоведами. Из тех работ, в которых затрагивается связь русской литературной сказки XVIII в. с фольклором И. 3. Сурат упоминает лишь книгу И. П. Лупановой «Русская народная сказка

в творчестве писателей первой половины XIX в.» {Лупанова 1958), а также

издание «Русская литература и фольклор (XI - XVIII в.)» (Русская литература 1970).

Иначе обстоит дело с исследованиями французской литературной сказки. Если в XVII - XVIII вв. литературная сказка во Франции приобрела большую популярность в образованной дворянской среде, чем ее аналог в России в XVIII в., то эта же ситуация в некотором смысле повторилась и в XX в.: французская литературная сказка во Франции стала значительно более популярным объектом исследования, чем русская сказка в России. Французских специалистов интересовали следующие моменты:

причины возникновения моды на такой фольклорный жанр, как волшебная сказка в интеллектуальной среде конца XVII - начала XVIII в.;

сказка и салонная игра в народность и детскость, отразившаяся в ней;

- многообразие источников литературной волшебной сказки.
Кроме того, многие французские исследователи нередко задавались

вопросом, почему среди авторов волшебных сказок, особенно на рубеже XVII - XVIII вв., столь явно преобладали дамы.

Объектом исследования французских ученых стали, прежде всего, сказки Шарля Перро и его современников, точнее, современниц. Первое серьезно прокомментированное издание сказок Перро вышло в 1875 г., с предисловием и комментариями А. Лефевра (Lefevre s.a.), а первое крупное исследование по этому материалу - в 1823 г., книга П. Сент-Ива (Saint-Yves 1980). Сент-Ив давал сказкам Перро толкование в духе мифологической школы. Среди его комментариев есть и весьма изящные (например, интерпретация сказки «Золушка» как календарной и карнавальной, а самой Золушки - как весенней героини, прослеживание элементов обряда инициации в сказке «Мальчик-с-пальчик» или причисление «Рике-с-хохолком» к сказкам о чудесном женихе / чудесных

мужьях с отголосками сюжета об Амуре и Психее). В то же время, в

комментариях Сент-Ива немало натяжек, т. к. почти все сказочные сюжеты он пытался объяснять отражением в них календарных или переходных обрядов. Этот подход был бы корректен по отношению к народным сказкам непосредственно, Перро же мог заимствовать из фольклора только сюжеты, но никак не представления об обряде.

Сказкам Шарля Перро и их месту в литературном процессе во Франции конца XVII в. посвящена книга М. Сорьяно «Les contes de Perrault. Culture savante et traditions populaires» («Сказки Перро: Ученая культура и народная традиция») (Soriano 1996). Интерпретируя тексты Перро, автор уделяет пристальное внимание их фольклорным источникам. При этом он ориентируется на исследования сюжетов народной сказки, в частности на указатели сказочных сюжетов Аарне-Томпсона «The Types of the Folktale» («Типы народной сказки») (AT) и Деларю - Тенез «Le conte populaire Francais. Catalogue raisonne des versions de France» («Народная сказка во Франции. Систематический каталог французских версий») (Delarue - Teneze 1976). Марк Сорьяно замечает, что, благодаря своей популярности, сборник Шарля Перро дал впоследствии заглавие многим сказочным типам по указателю Аарне-Томпсона: «On a rapidement considere le recueil comme une collecte de premier ordre: plusieurs titres de contes servent maintenant de sous-titres a des themes de la classification Aarne -Thompson ».

Обилие фольклорных сюжетов в литературных сказках конца XVII -XVIII в. позволило Р. Робер составить таблицу использования фольклорных сказочных типов во французской литературной сказке с 1690 по 1778 г. В ее книге «Le conte des fees litteraire en France: de la fin du XVIIeme a la fin du XVIIIeme siecle» (Robert 2002) четыре таблицы: общая хронологическая таблица, таблица пародийных сказок, таблица переизданий сказок раннего периода (конец XVII - начало XVIII в.) в

3 Перевод: Сборник быстро начал восприниматься как собрание/сказок/первого порядка: многие заглавия сказок служат теперь подзаголовками в классификации Аарне-Томпсона.- Перевод наш - М. Г. (Soriano-1996: 82)

XVIII в. и уже упоминавшаяся выше таблица распределения сказок по типам AT. Книга Р. Робер - самое полное, на сегодняшний день, исследование французской литературной сказки XVII - XVIII вв. Р. Робер подробно говорит о месте сказок в литературном процессе, об их поэтике и основной тематике, о ситуации, когда во Франции конца XVII в. возникла мода на сказку, об источниках литературных сказок и о наиболее популярных сказочных сюжетах.

Отдельного упоминания заслуживают подготовленные Р. Робер сборники литературных сказок. Это книги «И etaient une fois les Fees : Contes de XVII - XVIII s.» («Жили-были феи: сказки XVII - XVIII вв.»; Robert 1984) и «Contes parodiques et licencieux du XVIII s.» («Пародийные и непристойные сказки XVIII в.»; Robert 1987). Это подробно откомментированные издания, с указанием источников сказок и необходимых сведений об их авторах.

Еще одно большое исследование о французской литературной сказке XVII - XVIII вв. написано Н. Жасмэн. Но темой ее исследования «Naissance du conte feminin: les contes de fees de Mme d'Aulnoy (1690-1698)» («Рождение женской сказки: Сказки мадам д'Онуа») {Jasmin 2002) стали только сказки, созданные женщинами. Автора этой книги интересует преимущественно социальное положение женщин в описываемую эпоху, а анализ и интерпретация текстов представляются нам поверхностными.

До сих пор речь шла об исследованиях, затрагивающих историю литературной сказки. Скажем несколько слов о тех работах по теории повествования (нарратологии), авторы которых прослеживают основные механизмы повествования на материале сказок, как народных, так и литературных.

В основе нарратологии лежат работы русских формалистов, а также

«Морфология сказки» В. Я. Проппа {Пропп 1998). После выхода статьи

Клода Леви-Строса «Структура и форма» {Levi-Strauss 1960; Леви-Строс

1983), написанной в качестве рецензии на первое французское издание книги Проппа (1960 г.), одна за другой появляются работы французских структуралистов по теории повествования. Одним из наиболее часто подвергающихся структурному исследованию жанров оказывается именно сказка, чаще народная, но иногда и литературная, как мы видим это в работах А.-Ж. Греймаса {Greimas 2002; Греймас 2004), П. Маранда {Marandd), К. Бремона {Вгетоп 1966; СИ), Ц. Тодорова {Todorov 1980), Ж. Курте {Courtes, Greimas 1978) и Ж.-М. Адама {Adam 1985). Их работы посвящены как литературным сказкам с фольклорным сюжетом, так и другим литературным произведениям со сходной структурой повествования.

Наконец, внимание исследователей нередко привлекали литературные сказки с одним и тем же исходно фольклорным сюжетом, встречающиеся в разных литературных традициях. Наиболее популярным оказался сюжет о красавице и звере. Сказкам о красавице и звере (и смежным с ними сказкам об Амуре и Психее), как народным, так и литературным, посвящены книги Э. Тегетхоффа {Tegethoff 1922), Я.-О. Свэна {Swahn 1955), Б. Хирн {Неагп 1989).

Как можно заключить из приведенного обзора, во Франции литературная сказка, ее история, поэтика и основные сюжеты, изучена более детально, чем в России. В западноевропейских исследованиях литературной сказки авторы стремятся не только описать историю данного жанра, но и проанализировать источники каждого текста, как фольклорные, так и литературные. Исследователи отдают себе отчет в том, что в литературной традиции, как и в устной, определенные сюжеты могут повторяться и варьироваться (см. например уже упоминавшийся сюжет о красавице и звере), и что литературная волшебная сказка по структуре своей близка к народной.

В российском литературоведении подобный подход редок. Исследователи литературной сказки нередко недооценивают ее связь с фольклорными источниками. Напротив, фольклористы, которые обращаются к литературной сказке, как правило, видят в ней продолжение народной и не считаются с ее местом в литературном процессе (исключение - работа С. В. Савченко). Между тем, русская литературная сказка XVIII в. требует аккуратного обращения как с русскими народными, так и с французскими литературными источниками, а вне этих контекстов исследование рискует оказаться однобоким. В настоящей работе мы рассматриваем русскую литературную сказку XVIII в., ее историю и поэтику, принимая во внимание все эти контексты, и в этом состоит актуальность и новизна нашего исследования.

Предметом данного исследования являются не только история и

поэтика, но и источники русской литературной сказки в XVIII в., как

литературные, так и фольклорные. Мы не встречали таких исследований

русской литературной сказки XVIII в., где автор обращал бы внимание

сразу и на историю и типологию этого жанра в русской литературе, и на

его фольклорные источники, и на его генетическое и типологическое

родство с французской литературной сказкой. Значение немецкой

литературной сказки для русской литературы также весьма велико, но

заметим, что в XVIII в. немецкая литературная сказка также испытала на

себе серьезное французское влияние. Напротив, изучая русскую сказку

XIX в., смело можно говорить о непосредственном влиянии немецкой

литературной сказки эпохи романтизма (примером могут служить, в

частности, такие тексты, как «Сильфида» или «Саламандра» В. Ф.

Одоевского). Что же касается итальянской новеллы, чью роль в

формировании жанра сказки в европейской литературе также нельзя

недооценивать, то она могла восприниматься в России, в свою очередь,

через призму французской сказки. Об итальянской поэме и ее отражениях

в первых русских сказочных сборниках достаточно подробно писал В. В. Сиповский. Из фольклорных источников, кроме, собственно, сказки (как устной, так и лубочной), будет рассмотрен и тот жанр, который в XVIII в. называли то сказкой, то песней, т. е. былина.

В настоящей работе анализируются основные этапы развития русской литературной сказки в XVIII в. и ее жанровое своеобразие, ее поэтика и прагматика. Цели, которые преследует автор при создании сказочного текста могут быть весьма многообразны. Например, В. А. Левшин в предисловии к своему сборнику «Русские сказки...» декларирует историческую ценность собранного им материала. Иные цели преследуют авторы сатирических, дидактических или пародийных сказок. В сатирических сказках высмеиваются злые нравы, цель дидактических -дать достойный пример для воспитания нравов. Авторы пародийных сказок редко преследуют какую-либо воспитательную цель. Предметом осмеяния в них, как правило, становятся наиболее харектерные литературные условности.

В первой главе диссертации речь идет о первых в русской литературе сборниках сказок («Русские сказки» или «Вечерние часы» В. А. Левшина, «Пересмешник» М. Д. Чулкова или «Словенские древности» М. И. Попова), а также о восточных сказках (как, например, «Каиб» И. А. Крылова), дидактических сказках (сказки Екатерины II) и пародийных сказках (сказки Н. М. Карамзина). Во второй главе детально анализируется история бытования одного сказочного сюжета, а именно - сюжета об Амуре и Психее и смежного с ним - о красавице и звере, во французской литературе XVII - XVIII вв. и в русской литературе интересующего нас периода. Мы увидим, как выглядел этот изначально народный сюжет во французской и русской литературе интересующей нас эпохи.

В настоящей работе рассматриваются преимущественно такие

тексты, которые можно определить как волшебные сказки. Поучительные

сказки-притчи или сказки-новеллы, которыми изобилуют дидактические

журналы той эпохи, могли бы стать темой отдельного исследования. Дело в том, что жанровые черты этих сказок еще более расплывчаты, чем черты волшебной сказки в русской литературе XVIII в. По структуре своей это -не волшебные сказки, где герой, преодолевая ряд препятствий, достигает своей цели (будь то волшебный предмет или духовное совешенствование), а, как правило, краткие иллюстрации к одной отдельно взятой идее морального характера. Эти произведения, зачастую переводные, печатаются в журналах без указания автора и языка оригинала. Кроме того, при их анализе необходимо учитывать идеологическую направленность тех (преимущественно масонских) журналов, в которых они появляются.

Цель настоящего исследования - описать историю формирования сказки как литературного жанра в России, а также охарактеризовать типологию этого жанра. Для достижения поставленной цели необходимо разрешить следующие задачи: Описать историю вормирования жанра сказки в русской литературе XVIII в.; выявить основные источники сюжетов русской литературной сказки XVIII в.; сопоставить пути развития французской литературной сказки XVII - XVIII вв. и русской литературной сказки XVIII в.; охарактеризовать художественное своеобразие русской литературной сказки XVIII в.

Цели и задачи данного исследования требуют привлечения методов

и материалов, которые более традиционно используются в

фольклористике при исследовании повествовательных жанров - таких, как

сказка или былина. Для того, чтобы понять, является ли сюжет той или

иной сказки изначально фольклорным, мы будем обращаться к указателям

сказочных сюжетов, прежде всего, к указателю Аарне - Томпсона. Кроме

того, русские сказки мы будем проверять по «Сравнительному указателю

сюжетов восточнославянской сказки» (СУС), а французские по указателю

Деларю-Тенез. Совпадение сюжета литературной сказки с фольклорным, обозначенным в указателе, нельзя считать случайным, такие совпадения говорят о фольклорных корнях интересующего нас текста. Заметим, что в комментированных изданиях литературных сказок составители прибегают к подобной методологии. Примером этому могут служить такие издания сказок Шарля Перро, как Перро 1936 и Перро 2002, а также «Французская литературная сказка XVII - XVIII вв.» (ФЛС).

Иногда для нас бывает важно сопоставить не только сюжет, но и более частную структуру повествования той или иной литературной сказки с ее фольклорным прототипом. Тогда мы пользуемся схемой, разработанной для анализа волшебной сказки В. Я. Проппом (Пропп 1998).

Сказки, написанные по мотивам былин (случай «Русских сказок» Левшина) требуют также привлечения исследований в области текстологии былин, в частности, «Былины в записях и пересказах XVII-XVIII веков» (БЗП) и в области народного эпического стиха, таких, как «Сказитель» Лорда (Лорд) и «Избранные статьи по русскому народному стиху» (Бейли). Рассматривая такой многоплановый материал, как русская литературная сказка XVIII в., мы обращаемся, как было сказано выше, и к народным, и к литературным источникам интересующих нас текстов.

Результаты проведенного исследования смогут быть использованы в комментариях к новым изданиям русских литературных сказок XVIII в. и включены в учебные курсы истории русской литературы этого времени. Кроме того, наши материалы будут полезны для изучения русской повести и сказки последующих эпох, а также для дальнейшего изучения русской литературной сказки XVIII в.

Первые русские сборники литературных сказок

Как уже упоминалось во Введении, история русской литературной сказки XVIII в. неотделима от истории французской литературной сказки XVII - XVIII вв. Литературная сказка во Франции оформилась как самостоятельный жанр в конце XVII в. Но, говоря о таком литературном жанре, как сказка, нельзя забывать о его предыстории, т. е. о народной сказке и ее книжной фиксации. С книжной фиксацией народной сказки мы имеем дело уже в средние века, см. «Formes medievales du conte merveilleux» («Средневековые формы волшебной сказки»; FMC). В средневековых сборниках можно встретить и сказку, близкую по сюжету к «Диким лебедям» Андерсена, и даже вероятный прообраз «Красной Шапочки» Шарля Перро. Важно также помнить о таком жанре популярной литературы, как рыцарский роман. При этом мы имеем в виду не средневековый роман (тексты Кретьена де Труа и т. п.), а более поздний рыцарский роман в прозе (тексты вроде «Роберта-дьявола» и «Петра и Магилены», выходившие, начиная с XVII в., в таком дешевом популярном издании, как «La Bibliotheque Bleu»). В этих романах нередко встречаются отдельные мотивы и сюжеты устной сказки.

В XVII в. жанр сказки ассоциируется у массового читателя, во-первых, с миром детства, во-вторых, с фольклором. До последнего десятилетия XVII в., когда жанр сказки в литературе входит в моду, народ воспринимался образованным (т. е. благородным) обществом как бескультурная масса, а детство - как неизбежный этап на пути к разумному (т. е. взрослому) состоянию. Как пишет М. Сорьяно {Soriano 1996: 331-349), в мире, в центре которого стоит фигура взрослого, ребенок не успел еще заявить о себе как о самостоятельной, особенной личности, он воспринимается, в лучшем случае, как взрослый в миниатюре4. Однако, начиная с последней декады XVII в., сказка входит в моду, прежде всего в салонах, и, пользуясь термином Ю. Тынянова, превращается в литературный факт {Тынянов 1993). Новый литературный жанр привлекает внимание образованного общество, к нему обращаются представители разных литературных групп, как «Древние» (Фенелон и Лафонтен), так и «Новые» (Шарль Перро). Заметим, что в момент создания своих сказок и басен Фенелон - гувернер молодого герцога Бургундского, а Лафонтен принимает деятельное участие в воспитании Дофина. Их сборники текстов морального содержания реально могли выполнять воспитательные функции. Несколько иначе дело обстоит со сказками Перро. Его «Истории, или Сказки былых времен» выходят в 1697 г. с посвящением Мадмуазель (Елизавете-Шарлотте Орлеанской, племяннице Людовика XIV, которой к моменту посвящения ей сборника было двадцать один год) от имени Пьера Дарманкура, юного сына академика, которому отец сознательно приписывает свои сказки. Приписывание своих сказок сыну - явно игровой момент, и игра эта преследует сразу несколько целей. Во-первых, отношение к жанру сказки в ученом обществе того времени было еще слишком пренебрежительным, и академику Шарлю Перро было зазорно выпускать сборник сказок под собственным именем. Во-вторых, сказка прочно ассоциировалась с миром детства и, будучи написана юношей, «ребенком», она оставалась именно в рамках этого мира. Не случайно «Посвящение» начинается следующими словами: «On пе trouvera pas etrange qu im Enfant ait pris plaisir de composer les Contes de ce recueil... » («Никто не сочтет странным, что ребенку приятно было сочинить Сказки, составившие это собрание...» {Soriano 1996: 331-349). Наконец, следует заметить, что игра в «детскость» стала одной из важных составных частей салонной моды на сказку. Об этом явлении подробно пишет известная исследовательница французской литературной сказки Раймонда Робер в статье « L infantilisation du conte merveilleux au XVIIeme siecle» {Robert 1991). Однако, если в XVII в. детскость в сказках по большей части игровая, а использование сказок в учебных и воспитательных целях - явление относительно редкое, то в XVIII в. ситуация меняется. С тех пор, как в 1756 г. в Лондоне начинает выходить журнал мадам Лепренс де Бомон {Leprince de Beaumont 1756), сказки начинают широко использоваться в детских воспитательных журналах (примером могут служить многочисленные детские издания мадам де Жанлис, в которых важную роль играют нравоучительные сказки и повести).

Восточные сказки. Дидактические сказки. Пародийные сказки

Выше мы говорили о моде на восточные сказки, воцарившейся во Франции начиная с 1704 г. - года начала публикации сборника сказок «1001 ночь» в переводе Галлана. В 60-е гг. эта мода приходит в Россию и достигает своего пика в десятилетие с конца 70-х по конец 80-х гг. Первый русский перевод «1001 ночи» выполнен Алексеем Филатовым и опубликован в 1763 г. Дальнейшие публикации восточных сказок, иногда оригинальных, но чаще переводных, преимущественно с французского следуют в такой хронологии: - «Гузаратские султанши, или сны неспящих людей». СПб., 1766 - [Геллет Тома Симон] «Тысяча и одна четверть часа, повести татарские, перевод с французского». М.: Унив. тип., 1765-66 (оригинал: Guelette, Les mille et une quart d heur) - [Геллет Тома Симон] «Тысяча и один час, сказки Перуанские, переведены с французского на русский Анною Вельяшовой-Волынцовой», М.: при Императорском Московском Университете, 1766-67 - Марианн-Аньес де Фок, «Серальские сказки; перевод с немецкого на французский, а потом на российский язык». М.: Унив. тип., 1768 - «Тысяча и один день. Персидские сказки, перевел Петис-де-ла-Круа, с французского - М. Попов». СПб., 1778-1779 - «Визири, или очарованный Лавиринф; повесть восточная; перевел с немецкого Левшин; 3 части». М.: Унив. тип. Н. И. Новикова, 1779 (оригинал - Марианн-Аньес де Фок). - «Абасай, восточная повесть или удивительные приключения; перевод с немецкого». М.: Унив. тип. Н. И. Новикова, 1780-1781 - «Тысяча и одно дурачество; французские сказки, сочинение Нугарета, перевод с французского Петра Страхова; 8 частей». СПб, 1780-1781. - «Золотой прут; восточная повесть; перевод с арабского господина Хераскова». М.: Унив. тип. Н. И. Новикова, 1782 - «Сказка об арабском царевиче Шехере, или Обретенное царство любви». М., 1784 - «Лабиринт волшебства, или удивительные приключения восточных принцев. Сочинение В. Протопопова]». М.: тип. Пономарева, 1786 - [Вуазон, Клод Анри де Фюзе] «Султан Мизапуф и Грезимина; перевод И. Ш». СПб.: тип. артиллеристского и инженерного Кадетского корпуса, 1787 (оригинал - abbe Voistnon, Le Sultan Misapoufet la Princesse Grisemine,\lA6). - «Восточные чудеса, перевод с арабского». М.: тип. Пономарева, 1787 - [Джонсон Сэмюэл] «Обидаг. Восточная повесть». СПб., Шнорр, 178612 - «Новые восточные сказки, из сочинений графа Кайлуса» перевод с французского; 3 части». М., 1789 - «Чудное похождение Израда Китайского Гражданина; российское сочинение, 3 части». М., 1790 - «Зубоскал, или новый Пересмешник, Египетские сказки;сочинение российское, 4 части», СПб., 1791 - Зедербан. «Ах, какая прекрасная сказка; перевод с турецкого». М., 179213 - «Узбек и Омар, восточная повесть». М. 1792. - «Новая Тысяча и одна ночь, сказки Арабские, перевод с французского, 8 частей». М., 1794. - «Продолжение Тысяча и одной ночи; Арабские сказки, привезенные во Францию Доном Денисом Шовис, 1789, перевод с французского, 8 частей». М.: Унив. тип., 1794-1795. - «Новые Арабские сказки; состоит в 8 томах, перевод с французского». Смоленск: иждивением И. Сытина, 1796. Среди переводных сказок встречаются пародийные, как, например, в случае «Тысяча и одной нелепости» Казота. Это произведение не является, в строгом смысле слова, восточной сказкой, но заглавие и форма (обрамленная проза, см. выше) пародируют популярную «1001 ночь», как и в некоторых других произведениях данного списка. Кроме произведений, перечисленных выше, нельзя не учитывать те короткие поучительные «восточные» повести, которые в изобилии печатались в дидактических, преимущественно масонских журналах (таких, как «Полезное упражнение юношества» (ПУ) или «Покоящийся трудолюбец» (ПТ). Это были сказки, преимущественно, переводные, в которых волшебство либо полностью отсутствовало, либо заменялось нравоучительными аллегориями. Восточными в них, как правило, были только имена героев - королей, принцев, отшельников, духов-вестников и простых людей. Путь героя в этих сказках - это путь духовного совершенствования и познания истины. Заметно, что авторы этих сказок нередко ориентировались на произведения известных авторов Просвещения.

Сказки об Амуре и Психее

Сказочный тип 425 по указателю Аарне-Томпсона - The Search of the Lost Husband - является одним из наиболее распространенных в мировом фольклоре. К этому типу принадлежит и первая из дошедших до нас записей волшебной сказки в европейской литературе - сказка об Амуре и Психее, которая входит в роман Апулея «Золотой осёл» . При этом точно не известно, является ли сказка из «Золотого осла» передачей фольклорного источника, или же вымыслом Апулея. Наиболее распространены в фольклоре и наиболее близки к версии Апулея следующие варианты народного сюжета: 425 А - The Monster (Animal) as a Bridegroom (Cupide and Psyche) (Чудовище /животное/ в роли жениха// Купидон и Психея), 425 В - The Disanchanted Husband: the Witch s Tasks (Расколдованный муж: задачи колдуньи) и 425 С - Beauty and the Beast (Красавица и Зверь). Этому сказочному типу в фольклоре и, частично, в литературе посвящена монография Свена «Сказка о Купидоне и Психее (AT 425 и 428)» (Swahn J.-O., «The tale of Cupid and Psyche (Aarne hompson, 425 & 428)», Lund, 1955; Swahn 1955). Как показал в своей книге «Герой волшебной сказки» Е. М. Мелетинский {Мелетинский 1958), данный сюжет восходит к архаической мифологической сказке о браке со сверхъестественным существом. Сказочные сюжеты о чудесном женихе (AT 425) и симметричные им - о чудесной жене (AT 400, 402, 407) - формируются на этапе перехода от мифологической сказки к классической волшебной {Мелетинский 1986: 49). Для сказок данного типа характерна идеализация младшего, невинно гонимого героя/ героини. Литературные обработки народного сюжета о волшебном супруге, от романа Апулея и до современного романа, такого, как, например, «Mercure» Amelie Nothomb , весьма многочисленны. Это и сказки о Психее и Купидоне Лафонтена или Богдановича, и различные варианты сказки о Красавице и Чудовище/ Звере (в частности, прозаические версии мадам де Вильнёв и мадам Лепренс де Бомон, сказки мадам д Онуа, драматические версии Мармонтеля, Н. де ля Шоссе и мадам де Жанлис, а также и «Аленький цветочек» Аксакова). Менее очевидные вариации этого же сказочного типа встречаются и у Шарля Перро («Рике с хохолком») и во многих литературных сказках других европейских авторов. Поскольку в данной работе нам предстоит столкнуться с разными вариантами сюжета об Амуре и Психее и о Красавице и Звере, предлагаем краткое изложение основных трех вариантов народной сказки, по указателю AT. Сразу же заметим, что тип 425 С принципиально отличается от двух других отсутствием поиска супруга героиней (quest). В данной работе речь пойдет о нескольких французских литературных обработках этого сказочного типа, созданных в XVII-XVIII вв. и о восприятии этих французских произведений на русской почве. Начиная с XVII в., через 15 веков после «Золотого осла», сюжет об Амуре и Психее вновь обретает популярность в Европе. В 18 в. этот изначально народный сюжет (опосредованный сказками о красавице и чудовище) приобретает явную просветительскую окраску. Поскольку данный раздел посвящен сопоставлению нескольких текстов об Амуре и Психее, позволим себе краткое изложение этого сюжета. У некоего царя три дочери. Все три красавицы, но младшая, Психея, затмевает красотой не только сестер, но и самое богиню Венеру. Психее поклоняются как богине, в то время, как храмы Венеры пустеют. Разъяренная богиня призывает своего сына Амура отомстить девушке. С этих пор Психея оставлена поклонниками. Царь вопрошает оракул о дальнейшей судьбе дочери и узнает, что Психею надлежит отвести на высокую гору, где она станет добычей кровожадного чудовища, которому предназначена в жены. Предначертание оракула выполняется. Ветер подхватывает девушку на скале и приносит в великолепный дворец, где многочисленные слуги вьшолняют каждую ее прихоть. По ночам, под покровом темноты, к Психее является хозяин дворца, ее супруг. Видеть его Психее запрещено. При этом Психея счастлива, но она скучает по сестрам. Однажды сестры являются к ней во дворец - их приносят услужливые ветры. Сестры завидуют счастью и богатству Психеи и уговаривают ее узнать, кто же достался ей в супруги, и не чудовище ли это, предсказанное оракулом. Психея соглашается. Ночью она подкрадывается к ложу супруга с горящей лампой и с мечем и видит Амура. В то время, как она зачарованно любуется на прекрасного супруга, из лампы выливается капля раскаленного масла и обжигает Амура. Он просыпается и, увидев в руках у супруги меч, в гневе покидает ее. Безутешная Психея отправляется на поиски супруга. Ее преследует гневная Венера, задает ей невыполнимые задачи, чтобы погубить или обезобразить ее. Последнее ей удается. Когда силы Психеи уже на исходе, ее находит простивший ее супруг (который предварительно отомстил ее завистливым сестрам), Юпитер дарует ей бессмертие, Венера прощает ее и возвращает ей красоту. Психея рожает дочь, которую называют Наслаждение, Услада, Сладострастие и т. п. В этом сюжете можно вычленить следующие важные моменты, общие для большинства народных сказок типа 425 и для литературных обработок этого сказочного типа: /. Красавица-героиня вынуждена отправиться жить во дворец к неизвестному чудовищу - AT 425 А, В, С. 2. Супруг (или же хозяин дворца) таинственен, он не открывает героине своей истинной сущности - AT 425 А. 3. Героиня нарушает запрет таинственного супруга, или связанный с ним (чаще всего, по наущению завистливых сестер) - AT 425 А, В, С. 4. Супруг исчезает - AT 425 А, В. 5. За нарушение запрета она подвергается испытаниям - AT 425 А, В. 6. Самое страшное испытание: героиня послана за таинственной шкатулкой, которую нельзя открывать - AT 425 А, В. 7. Пройдя через испытания, она воссоединяется с супругом и живет с ним счастливо - AT 425 А, В, С. Как мы видим, все основные этапы развития сюжета литературной сказки об Амуре и Психее соответствуют типу AT 425 А, т. е. тому народному сюжету, который, по Аарне-Томпсону, как раз и лежит в основе этой сказки. Черты типа В также воспроизводятся довольно последовательно. С этим явлением мы столкнемся ниже, когда будем рассматривать сказки М.-К. д Онуа о Красавице и Звере.

Сказки о красавице и звере

В 2002 г. во Франции была опубликована книга «La Belle et la Bete, quatres methamorphoses»47. В этой книге собраны четыре литературных текста XVIII в. о красавице и звере: комедия «Amour pour Атои»г («Любовь за любовь», Нивель де ля Шоссе, 1742), сказка «La Belle et la Bete» («Красавица и Зверь», Мадам Лепренс де Бомон, 1756), либретто к опере Гретри «Zemire et Azor» («Земира и Азор», Мармонтель, 1771) и комедия «La Belle et la Bete» (Мадам де Жанлис, 1779). Публикация подобного сборника достаточно красноречиво свидетельствует о популярности сюжета о красавице и звере в XVIII в., а ведь в этой книге не собрано и половины французских текстов на этот сюжет, писавшихся начиная с 70-х гг. XVII в. Этот сюжет оставался популярен во Франции и в XIX, и в XX в., и фильм Жана Кокто -далеко не последнее произведение о красавице и звере48. Сказки с этим сюжетом начали появляться во Франции начиная с 70-х гг. XVII в., т. е. сразу после выхода в свет «Любви Психеи и Купидона» Лафонтена и трагедии-балета Люлли «Психея» с либретто Мольера, Корнеля и Кино. В России начиная с XVIII в. также появлялись сказки о красавице и звере. Прежде всего, это были переводы французских текстов, но встречались и оригинальные разработки сюжета. В данной работе мы рассмотрим ряд французских и русских текстов о красавице и звере и попытаемся понять, почему этот сюжет не приобрел в России такой популярности, как смежный с ним сюжет об Амуре и Психее. 1. Упоминания Амура и Психеи в сказках о красавице и звере Как в фольклоре, так и в художественной литературе сюжет о красавице и звере разработан во множестве разных вариантов. Но все эти варианты объединяют следующие основные черты сходства: 1. Красавица вынуждена жить у Зверя. 2. У Зверя чудовищная наружность, но доброе сердце. 3. Зверь любит Красавицу. 4. Красавице удается полюбить Зверя за его доброту, не взирая на его наружность. 5. Зверь оказывается красавцем королем и берет Красавцу в жены. Как мы помним, Психее было предсказано, что она станет женой страшного и безжалостного чудовища. Ей досталось в мужья сверхъестественное, необыкновенное существо. Зверь - также необыкновенный супруг (AT 425), но, если Амура можно назвать чудовищем лишь фигурально, то Зверь чудовищен реально, физически. В истории Амура и Психеи одной из важнейших проблем стала проблема сочетания красоты и добродетели (вспомним, как у Лафонтена Амур признает, что был чудовищем, когда покинул Психею, а обезображенная Психея своей кротостью становится еще милее Амуру). Проблема сочетания красоты/ безобразия и добродетели лежит и в основе сказочного сюжета о Красавице и Звере. И вот, хотя герой здесь, в отличие от Амура, безобразен, сходство сюжетов остается очевидным для авторов сказок. Об этом сходстве они часто говорят напрямую. 1.1. Амур и Психея в сказках мадам д Онуа. Почти через тридцать лет после публикации «Любви Психеи и Купидона» Лафонтена, в конце 90-х гг. XVII в., увидел свет сборник сказок Мари-Катрин ле Жюмель де Барнвиль, в замужестве графини д Онуа, «Les Fees a la mode et les illustres Fees» («Модные Феи и знаменитые Феи»). Произведения мадам д Онуа часто переиздавались в таком знаменитом многотомном собрании сказок, как «Le Cabinet des Fees». В указателе сюжетов французской народной сказки Деларю -Тенез (Delarueeneze 1976) три ее сказки указаны как первые французские литературные версии народного сюжета об исчезнувшем супруге (тип 425) - это сказки «Gracieuse et Percinet, Le Serpentin Vert» («Зеленый змей») и «Le Mouton» («Барашек»). В первых двух мы встречаем упоминания «Любви Психеи и Купидона» Лафонтена. Сказка Gracieuse et Percinet в общих чертах соответствует сказочному типу 425 А и С. Принцесса Gracieuse попадает в заколдованное королевство, ее женихом становится заколдованный принц Percinet (принц, правда, имеет не звериный, а человеческий облик, но он, так же, как и герои большинства сказок данного типа, становится жертвой чар злой феи). Героиня начинает проситься домой - но именно в этом и заключается нарушение запрета - она должна была согласиться остаться в заколдованном королевстве. Она расстается с принцем и проходит через испытания, которым подвергает ее злая мачеха. Ей помогает Percinet. В финале героиня освобождается от власти мачехи, а герой - от чар феи. Они женятся.

Похожие диссертации на Русская литературная сказка XVIII века: история, поэтика, источники