Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Тема войны в романе Л .Д. Ржевского «Между двух звезд» 15
1. Роман «Между двух звезд» в контексте русской военной прозы 1940-х годов 15
2. Принципы изображения персонажей в романе Л.Ржевского «Между двух звезд» 79
Глава 2. Творческая история романа Л.Ржевского «Между двух звезд» 129
Глава 3. Своеобразие военной темы в повести Л.Ржевского «...показавшему нам свет» 174
Заключение ...200
Библиография 208
- Роман «Между двух звезд» в контексте русской военной прозы 1940-х годов
- Принципы изображения персонажей в романе Л.Ржевского «Между двух звезд»
- Творческая история романа Л.Ржевского «Между двух звезд»
- Своеобразие военной темы в повести Л.Ржевского «...показавшему нам свет»
Введение к работе
«Каждая из больших войн, которые знала история, оставляла заметный след в искусстве. Для подтверждения этой очевидной истины не обязательно обращаться к древности; это видно и по войнам нового времени» (179; 3). Можно утверждать, что у каждой войны есть своя литература. В русской литературе еще в 19 веке сложились две традиции изображения войны. Одна из них - лирическая (романтическая) - ведет начало от А.А.Бестужева-Марлинского и Н.Н.Загоскина. Другая традиция - эпическая - ее основоположником можно считать Л.Н.Толстого («Севастопольские рассказы»).
Великая Отечественная война 1941-1945 гг. породила огромное количество произведений. В военные годы и в литературе первых послевоенных лет обе традиции пересекаются, сосуществуют параллельно, однако романтическая традиция является преобладающей. Она находит развитие в повестях Л.Леонова «Взятие Великошумска» (1944), А.Чаковского «Это было в Ленинграде» (1945), Эм.Казакевича «Звезда» (1947), в романе А.Фадеева «Молодая гвардия» (1945; 1951). В литературе войны очень популярным становится жанр «романтической новеллы» (термин, введенный советской критикой в военные годы) (61; 11; 154). Подобные произведения строятся на ситуациях «исключительного характера» и отражают «массовый героизм» (61; 11; 154). Анатолий Бочаров определяет эту линию в развитии литературы как «романтико-героическое течение» (38; 355). «Повесть о настоящем человеке» Б.Полевого (1946) - самое известное произведение подобного плана. Примерами таких текстов также могут служить новеллы Л.Соболева «Батальон четверых» и «Душа корабля», рассказ «Мера твердости» В.Кожевникова, «Чайка» Н.Бирюкова, «Александр Матросов» П.Журбы.
Эпическая линия доминирует, прежде всего, в повестях «Волоколамское шоссе» Александра Бека (1943), «Дни и ночи» Константина Симонова
4 (1943-1944), «Это мы, Господи!» Константина Воробьева (1943), «Спутники» Веры Пановой (1945), «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова (1944-1946).
В послевоенные годы (1945-1955) начинается усиленное развитие больших, эпических по замыслу полотен. «Сейчас наступило время глубокого и всестороннего осмысления жизненного материала, накопленного писателями за эти годы на фронте и в тылу, отсева случайного и второстепенного, отбора главного и типического Массового читателя уже не удовлетворяет герой без биографии, без ясного человеческого характера — он хочет многообразия определений, богатства и разнообразия связей человека с действительностью, тесного переплетения исторических событий с судьбами их творцов, широкого художественного полотна, которое вместило бы и образ великого вождя нового мира, полководца наших побед, и образ рядового бойца нашей армии» (173; 166). «Перед нами, - пишет Евгений Добренко об этой тенденции в литературе, - каркас «панорамно-эпического романа» - ме-тажанра советской литературы после войны...» (61; 10; 139). К произведениям такого плана относятся: «Белая береза» М.Бубённова (1946 - 1-ая книга; 1952 - 2-ая книга), трилогия О.Гончара «Знаменосцы» (1946-1948), «Буря» КЭренбурга (1947), «Весна на Одере» Эм.Казакевича (1949), «Солдаты» М.Алексеева (1951-1953; в двух книгах), «Они сражались за Родину» М.Шолохова (1943-1969).
Конец 50-х — начало 60-х гг. характеризуется новым всплеском литературы о войне. «Мы можем достаточно точно установить начало этого явления - рубеж 1956-1957 годов, когда на страницах «Правды» был опубликован шолоховский рассказ «Судьба человека» (179; 434). «Опубликованный в «Правде» на границе 1956-1957 годов (сама датировка выпусков газеты — 31 декабря и 2 января - была символичной), а затем прочитанный Сергеем Лукьяновым, одним из самых популярных киноактеров тех лет, по Всесоюзному радио, в ту пору самому главному источнику массовой информации, этот рассказ потряс миллионы людей» (108; 105). В это время в литературу
5 приходят писатели фронтового поколения, они приносят свое особое, обостренное восприятие военного опыта, память о юности, пришедшейся на войну. «Новым произведениям о военном времени было свойственно подчеркнутое стремление к «суровой правдивости повествования...» (179; 435). Для этой литературы характерно внимание к точности деталей, к подробным описаниям обстановки, блиндажному быту, фронтовому пейзажу. Внимание сосредотачивается на судьбе одного человека (у Шолохова это Андрей Соколов), акцент делается на раскрытии психологической «правды» о «простом» солдате, но в то же время происходит эпический подход к теме, эпическое освоение сложных явлений эпохи. По-новому в этой литературе изображается героическое начало. Здесь уже нет места удали и безотчетному порыву, героическое становится не исключительным, не пафосным, а будничным.
Эпический подход к теме отчетливо наблюдается в произведениях В.Богомолова «Иван» (1957), Ю.Бондарева «Последние залпы» (1959), Г.Бакланова «Пядь земли» (1959), В.Быкова «Третья ракета» (1959), К.Симонова «Живые и мертвые» (1960), В.Гроссмана «Жизнь и судьба» (1960), К.Воробьева «Убиты под Москвой» (1963), В.Курочкина «На войне как на войне» (1965).
Лирическая линия в эти годы явно ослабевает, «...романтико-героическая проза не иссякает, хотя и занимает безусловно меньшее место по сравнению с первыми послевоенными годами» (38; 357). Скорее, исключениями выглядят произведения Л.Соболева «Зеленый луч» (1954), В.Рослякова «Один из нас» (1962), В.Быкова «Альпийская баллада» (1964), Н.Чуковского «Цвела земляника» (1964).
Таким образом, в советской литературе эпическая и лирическая традиции изображения войны существовали параллельно, в определенные годы и в каждом произведении превалирующей была одна из них.
Однако о Великой Отечественной войне писали не только советские поэты и прозаики. «Вторая мировая война породила новый поток русских эмигрантов. Это были граждане Прибалтийских республик, не желавшие
6 признать советскую власть; военнопленные, справедливо опасавшиеся возвращения домой; молодые люди, вывезенные с оккупированных фашистами территорий в Германию в качестве дешевой рабочей силы; наконец, это были люди, сознательно вставшие на путь борьбы с советским тоталитаризмом» (19; 383). Во второй волне русской эмиграции было немало людей, посвятивших себя литературному творчеству. По вполне понятным причинам одной из наиболее актуальных тем в творчестве многих из них становится тема войны, но освоенная в ином ракурсе, нежели советской литературой. Об этом трагическом событии писали поэты Иван Елагин (настоящая фамилия Матвеев; 1918-1987), Владимир Марков (р. 1920), прозаики Владимир Юрасов (настоящее имя Жабинский Владислав Иванович; 1914-1996), Борис Филиппов (псевдоним Бориса Андреевича Филистинского; 1905-1991), Борис Ширяев (1889-1959).
Творчество литераторов второй волны эмиграции на сегодняшний момент остается практически неизученным, их имена мало о чем говорят широкому читателю, а творения большинства из них недоступны. Однако художественная практика этих писателей и поэтов уникальна и интересна и вполне заслуживает не менее пристального внимания, чем произведения общепризнанных мастеров художественного слова первой волны (И.Бунина, Г.Газданова, М.Алданова, И.Шмелева, Б.Зайцева, А.Ремизова, В.Набокова и мн.др.).
Безусловно, одним из самых ярких и талантливых писателей второй волны русской эмиграции является Леонид Денисович Ржевский (настоящая фамилия Суражевский; 1905-1986). Имя его практически неизвестно в нашей стране (за исключением, конечно, узкого круга специалистов). Однако в эмиграции этот автор был популярен, о его произведениях отзывались такие известные люди, как Г.Адамович, Ф.А.Степун, Р.Гуль - редактор «Нового журнала» (первая волна); В.К.Завалишин (вторая волна); В.Синкевич, Н.Коржавин (третья волна). Этим авторам принадлежит ряд рецензий на
7 произведения Ржевского, в которых высоко оценивается художественное мастерство писателя.
Так, Роман Гуль отмечал: «Я думаю, что о Ржевском стоит говорить, ибо, на мой взгляд, он один из немногих русских писателей за рубежом, кто пишет настоящую, интересную художественную прозу. И у него есть - по-моему - свое место не только среди русских писателей зарубежья. Живи он у себя на родине, он и там занял бы свое место, хотя бы уже потому, что даже чисто формально проза Ржевского - это проза большого художественного мастерства, тогда как в Советском Союзе именно - мастерство прозы — в страшном застое и загоне» (6; 129).
Высоко отзывался о мастерстве Ржевского и Георгий Адамович: «Для меня это было откровением... <...> Ржевский стоит особняком и говорит о том, о чем другие молчат — или во всяком случае, чего другие не сумели выразить, с его приглушенной силой, с его двоящимся, то безнадежным, то восторженным лиризмом, с его слухом ко всему, что расплывчато, за неимением иного слова, мы называем «музыкой»... <...> Душа и сознание у него очень русские, в чистейшем, хочется сказать «вечном» смысле этого слова» (3).
Каждый из зарубежных критиков в первую очередь отмечает уникальность прозы Ржевского на фоне произведений других писателей второй волны. Одно из отличительных качеств - «русскость» Ржевского. Об этом говорили и Г.Адамович, и Ф.Степун, и Р.Гуль, и Н.Коржавин. Об этом же пишет и Валентина Синкевич: «Ржевского можно назвать истинно московским писателем. Москва не только его родной город: в эмиграции она стала для него неиссякаемым источником творческой энергии» (13; 14).
Говорили критики зарубежья и о сквозной теме Ржевского - теме любви, отмечая, в первую очередь, эротизм его прозы и влияние на творческую манеру писателя-эмигранта поэтики И.А.Бунина. В частности, литературовед С.Крыжицкий считал Л.Д.Ржевского «наиболее талантливым последователем Бунина» (11; 248). Роман Гуль писал: «В его творчестве есть мотивы - может быть не сильно еще разработанные - но редко встречающиеся в русской ли-
8 тературе вообще. Я говорю о теме Эроса, но не преображенного эроса Платона, нет, а эротики, темы эротической любви. <...> Мне думается, что тема чувственной любви, тема эротики Ржевскому далеко не чужда» (6; 135-136).
Сам И.А.Бунин, прочитав дебютное произведение Ржевского, высоко оценил его: «В «Гранях» с большим интересом, а иногда и с волнением прочел «Между двух звезд»: ново по теме и есть горячие отличные места...»(12; 353).
Итак, очевидно, что критики и писатели разных поколений русской эмиграции с уважением относились к творчеству Ржевского.
В нашей стране первое серьезное упоминание о Леониде Ржевском прозвучало лишь в 1996 году в книге Глеба Струве «Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы» (первое издание этой книги появилось в США в 1956 году). Автор рассматривает фигуру Ржевского в контексте военной эмиграции, дает биографическую справку о нем, сообщает, что Ржевский - редактор «Граней», упоминает «интересный военный роман «Между двух звезд» (172; 259). В этом же 1996 году в России вышло монументальное исследование В.Казака «Лексикон русской литературы XX века» (первые издания за рубежом в 1988 году); в нем также есть упоминание о Леониде Ржевском как одном из талантливых писателей второй волны эмиграции (76; 347-348).
Но наиболее серьезное исследование творчества Ржевского принадлежит, безусловно, профессору В.В.Агеносову, именно благодаря его работам имя писателя-эмигранта входит в наше литературоведение. Это касается, в первую очередь, книги «Литература Russkogo зарубежья» (Москва, 1998), в которой творчеству Ржевского посвящена отдельная глава, представляющая обзор основных произведений писателя («Две строчки времени», «Двое на камне», «Сентиментальная повесть», «Рябиновые четки» и др.), анализ основных черт его стиля. Отметим, что роман «Между двух звезд» не рассматривается профессором В.В.Агеносовым, обозначена лишь его военная тематика.
Только в 2000 году впервые в России при непосредственном участии В.В.Агеносова вышла книга избранных произведений Леонида Ржевского. В нее вошли романы «Между двух звезд» и «Две строчки времени», «Сентиментальная повесть», рассказы «Сольфа Миредо», «Рябиновые четки», «Задумчивый старикан», «В бинокль». Однотомник открывается статьей Валентины Синкевич (она близко знала писателя, переписывалась с ним, последняя рецензия Ржевского - на книгу ее стихов) о творчестве писателя: перечислены основные вехи его биографии, кратко проанализированы некоторые черты поэтики Ржевского (автобиографичность его прозы, сдвиги во времени и пространстве, импрессионистическая манера письма в поздних произведениях и др.), приведены отзывы критиков-эмигрантов о его книгах.
Также в 2000 году вышел в свет наиболее монументальный на сегодняшний день справочник о русской литературе и литературе русского зарубежья «Русские писатели 20 века: Биографический словарь» под редакцией П.А.Николаева. В нем творчеству Леонида Ржевского посвящена статья профессора В.В.Агеносова, представляющая краткий обзор жизни и творчества писателя (151; 591-592).
В 2000 году была защищена первая и единственная на сегодняшний день кандидатская диссертация об этом прозаике-эмигранте А.А.Коновалова «Творческий путь Л.Д.Ржевского (Суражевского)». В поле зрения исследователя вошла, в первую очередь, биография писателя, А.А.Коновалов впервые систематизировал факты жизни Леонида Ржевского, дал литературоведческий анализ романов («Две строчки времени», «Дина», «Бунт подсолнечника») и рассказов писателя. Первостепенное значение в диссертации имеет вопрос о творческом влиянии на прозу Л.Д.Ржевского новеллистики И.АБунина («Темные аллеи»), упоминается о его деятельности как литературного критика. Заметим, что ни роман «Между двух звезд», ни повесть «...показавшему нам свет» не рассматриваются в исследовании.
В последние годы к творчеству этого талантливого писателя-эмигранта по-прежнему обращается профессор В.В.Агеносов, сосредоточив внимание
10 на изучении влияния на творческую манеру Ржевского русских классиков. Этой проблеме, перспективной по своей сути, посвящены две его статьи: «Письма И.А. и В.Н.Буниных Л.Д.Ржевскому» (2002 г.), «И.С.Тургенев, И.А.Бунин и Л.Д.Ржевский (к постановке проблемы)» (2004 г.).
Таким образом, можно утверждать, что творчество Л.Ржевского до сих пор остается мало изученным. И в первую очередь это касается ранних его произведений: роман «Между двух звезд», являясь одним из самых глубоких и принципиальных созданий писателя, не рассматривался подробно никем; неизученной остается и более поздняя повесть «...показавшему нам свет».
Актуальность нашего исследования обусловлена необходимостью введения в поле зрения современного литературоведения нового литературного материала, позволяющего объективно и во многом по-новому представить эволюцию литературы, посвященной Великой Отечественной войне, соотнеся традиции военной прозы русского зарубежья и метрополии. Вторая волна эмиграции до сих пор остается вне поля зрения для исследователей. И дело здесь не только в недоступности текстов. Сам Леонид Денисович Сура-жевский сокрушался в одном из писем (1979 год), адресованном В.Синкевич: «...а у меня ничего не начинается: такой убежденности в бесцельности своих писаний еще никогда у меня не было...-Это мне урок, т.к. совсем не было необходимости издавать за свой счет (речь идет о романе «Дина» - В.Синкевич), а вот дернуло меня: читатели, мол, на Большой земле найдутся! Но посредников-то на Большую землю не нашлось - авторы «второй» эмигрантской волны очень, так сказать, не в "фокусе"» (13; 5). «Не в фокусе», в первую очередь потому, что сознание русского (советского) человека людей, которые добровольно остались на стороне немцев во время Великой Отечественной войны, отказались, боясь репрессий и расстрелов, вернуться из фашистского плена на Родину, считало предателями и изменниками, отказывалось видеть их трагедию, признавая лишь вину. Необходимо посмотреть на этот факт иными глазами, не с идеологических позиций, а с точки зрения общечеловеческой, гуманистической. И самое главное - необходимо подвергнуть анали-
и зу произведения писателей второй волны не в плане иной идеологии, иного изображения военных событий, а оценить их с точки зрения художественного мастерства, чтобы убрать из современных учебных пособий замечания, ставшие «общими местами» нашей критики, вроде реплики В.СБаевского: «Вторая эмиграция своей литературы не создала, не выдвинула из своей среды таких крупных писателей, как первая. Самыми замечательными среди них были Иван Елагин, Дмитрий Кленовский и Николай Моршен (Марченко)» (28; 191-192). Появление таких произведений, как «Между двух звезд» и «...показавшему нам свет», не было случайным. Их нужно рассматривать не только как эстетическое явление, но и как в некотором роде свидетельство определенной эпохи, как новый дополнительный факт в понимании такого сложного и трагического для русского народа события, как Великая Отечественная война, причем показанного абсолютно с нетрадиционной, подчас шокирующей нашего читателя точки зрения.
В качестве материала исследования нами были избраны два произведения Леонида Ржевского: роман «Между двух звезд» (1953) и повесть «...показавшему нам свет» (1960). В обоих текстах по-разному нашла преломление тема войны. Изучение творчества писателя-эмигранта в контексте русской советской прозы о войне обусловило необходимость включения в сферу анализа произведений К.Симонова, В.Пановой, В.Некрасова, Эм.Казакевича, К.Воробьева. В этих произведениях очевидна общность сюжетных мотивов, которые позволяют нам представить процесс литературного развития как единый (и для литературы метрополии, и для литературы русского зарубежья).
Как мы уже говорили, в советской литературе развивались две традиции изображения войны. Причем эти линии развивались самостоятельно, изолированно, в разные периоды литературы и в каждом конкретном произведении доминировала одна из них. Леонид Ржевский в романе «Между двух звезд» соединяет обе тенденции, во многом определив новую направленность в развитии военной прозы. Повесть «...показавшему нам свет» в этом
12 плане выглядит более традиционно: в ней получает развитие только лирический сюжет, эпический лишь пунктирно намечен.
Целью данной работы является целостное и системное рассмотрение своеобразия военной прозы Л.Д.Ржевского.
Названная цель предполагает решение следующих задач:
Определить общие тенденции, характерные для русской военной прозы в 1941-1950-х гг.; провести сопоставительный анализ концепции войны в советской литературе и литературе русского зарубежья; показать типологическое сходство и различие советской военной прозы и прозы писателей-эмигрантов (на примере романа «Между двух звезд»);
Выявить своеобразие изображения военных событий в романе Л.Д.Ржевского «Между двух звезд»;
Проанализировать основные принципы систематизации и основные приемы создания образов персонажей в романе Л.Ржевского «Между двух звезд»;
Сопоставляя различные редакции романа «Между двух звезд», проследить его творческую историю, основные этапы генезиса произведения; показать, в каком направлении шла работа писателя над образами и стилем его дебютной книги;
Проанализировав своеобразие художественного решения военной темы в повести «...показавшему нам свет», выявить логику эволюции военной темы в творчестве Л.Ржевского;
Научная новизна данной работы прежде всего обусловлена самим предметом исследования и характером поставленных задач. Новой и весьма важной представляется попытка сопоставления изображения войны советской литературой и писателями второй волны эмиграции. Впервые всесторонне анализируется военная тема в творчестве Ржевского, которая нашла отражение в двух его произведениях. Мы впервые предприняли анализ творческой лаборатории писателя, сопоставив три варианта романа «Между двух звезд», проследили, как шла работа писателя по совершенствованию стиля.
Методологическая основа исследования носит комплексный характер и базируется, в первую очередь, на инструментарии традиционного литературоведения (сравнительно-типологическом, сравнительно-историческом и конкретно-текстуальном видах литературоведческого анализа) с использованием элементов мотивного анализа. Также весьма важными являются фундаментальные положения эстетики М.Бахтина о диалоге, «чужом слове». В работе над различными редакциями произведения автор диссертации опирается на методологический аппарат французской генетической критики (Луи Э, Жан Бельмен-Ноэль, Альмут Грезийон, Пьер-Марк де Биази, Жан Левайан, Даниэль Феррер и др.). В диссертации учтены работы современных исследователей военной прозы: АХ.Бочарова («Человек и война»), П.М.Топера («Ради жизни на земле. Литература и война. Традиции. Решения. Герои»), Е.Добренко («Грамматика боя - язык батарей». Литература войны как литература войны»); труды по литературе русского зарубежья Г.П.Струве, В.Казака, О.Н.Михайлова, В.В.Агеносова, А.А.Коновалова и др.
Практическая значимость работы определяется возможностью использования ее результатов, во-первых, в дальнейших исследованиях творчества Л.Д.Ржевского, других представителей второй волны русской эмиграции и истории литературы русского зарубежья в целом; во-вторых, - в разработке и чтении курса по истории русской литературы, в проведении спецкурсов и спецсеминаров, в практике вузовского и школьного преподавания.
Апробация работы. Основные теоретические положения и практические результаты исследования были изложены на Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых в г. Иваново (2001г.), на Всероссийской (с международным участием) научной конференции в г. Соликамске (2002г.), на 9-ой научно-практической конференции молодых ученых в ЯГПУ им. К.Д.Ушинского (Ярославль, 2001), на Ушинских чтениях в ЯГПУ (2003 и 2004 гг.). По теме диссертации опубликовано 6 работ. На основе материалов исследования в настоящее время проводится спецсеминар
14 для студентов факультета Русской филологии и культуры ЯЛТУ «Поэтика второй волны русской эмиграции».
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Роман «Между двух звезд» в контексте русской военной прозы 1940-х годов
В романе «Между двух звезд» речь идет о событиях Великой Отечественной войны. Первые четыре главы — это повествование об отступлении одной из дивизий осенью 41-го года. Значимость этих глав определяется тем, что их можно рассматривать как завязку к развитию двух сюжетных линий: лирической и эпической.
Лирическая линия связана с любовным сюжетом - взаимоотношениями главных персонажей - лейтенанта Заряжского и санинструктора Милицы. Уже на первой странице романа происходит их знакомство. Эпическая линия - повествование о фашистском плене, в который попадают герои в ходе отступления. Глазами Заряжского, которому посчастливилось стать переводчиком в лагере, увидены страшные картины лагерного быта, смерти сотен человек. Немцы предлагают Заряжскому и некоторым «надежным» людям путь сотрудничества, и герои Ржевского принимают его, пройдя перед этим через сомнения и муки совести, через противоречия и терзания. После освобождения из плена Заряжский продолжает работать на немецкую пропаганду на оккупированных территориях, организовывая концертную группу «Карусель». Так судьба сводит его с Володей Заботиным, который в последние месяцы войны примыкает к власовской Освободительной армии. Он ведет дневник, содержание которого лишь формально связано с повествованием о судьбах главных героев, но именно дневник является заключительной частью романа. Если судьба Заряжского и Милицы складывается благополучно - они счастливы, любя друг друга, то судьба Володи трагична - он разделяет участь сотен силой репатриированных в СССР.
В основе романа Леонида Ржевского «Между двух звезд» лежат реальные события. Произведение отличается большой степенью достоверности изображения событий, так как сам писатель был непосредственным участником военных действий: «28 июня 1941 года он защитил диссертацию, а уже 1 июля ушел на фронт в звании лейтенанта. На фронте был сначала переводчиком, затем - помощником начальника разведки дивизии. Выводя из окружения автоколонну, попал на мину и очнулся уже в немецком плену. 1941-1942 годы провел в лагерях для военнопленных, где получил язву желудка и туберкулез. В 1943 году ему предложили работать с учителями русских школ под Смоленском: немцы хотели снова открыть народные школы. Это было спасение, и пленный согласился... Но эта деятельность длилась недолго: в конце 1944 года туберкулез обострился, пропал голос» (19; 458). Чудом ему удалось попасть на лечение в Германию, где будущий писатель и остается вместе со своей женой. Таким образом, роман «Между двух звезд» можно назвать во многом автобиографическим произведением. Война изображена глазами очевидца, что, безусловно, задает определенный ракурс при ее описании: усиливается достоверность повествования, конкретнее передается эмоциональное ощущение человека, перенесшего эти события.
Мы поставили перед собой задачу включить роман Ржевского в контекст русской прозы этого же периода (1941-1953) с целью проведения сопоставительного анализа концепции войны в советской прозе и прозе русского зарубежья. Следовательно, необходимо определить общие тенденции, характерные для русской литературы в целом на данном этапе ее развития, обозначить вектор художественных поисков писателей, показать типологическое сходство и различие советской прозы и прозы русского зарубежья.
Безусловно, пласт произведений военной литературы необъятен. Для анализа в диссертации отобраны тексты, с одной стороны, показательные для литературы данного периода, в которых проявляются с наибольшей очевидностью общие закономерности, с другой стороны, не утратившие художественной ценности и по сей день. Материалом для нашего рассмотрения стали следующие произведения советской литературы: повести Константина Симонова «Дни и ночи» (1943-1944), Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» (1944-1946), Веры Пановой «Спутники (1945), Эммануила Казакевича «Звезда» (1947) и «Двое в степи» (1948), Константина Воробьева «Это мы, Господи!» (1943). В исследовании отмечены лишь наиболее значимые, показательные моменты для каждого текста, с учетом их проблематики и поэтики. Кроме этого, выбор был обусловлен тем, что названные писатели так же, как и Ржевский, были непосредственными участниками военных событий, что также позволяет провести параллель между этими произведениями.
Многие из известных литературоведов1 считают, что во время войны наступил период расцвета и лирики, и прозы. Это утверждение, на наш взгляд, справедливо, особенно если сопоставить военную литературу с литературой предыдущего этапа - тридцатыми годами.
Среди многочисленных исследований о военной литературе (А.А.Журавлева «Писатели-прозаики в годы «Великой Отечественной войны». - М.: Просвещение, 1978; М.НЛебедева «Русская литература периода Великой Отечественной войны». - М.: Высшая школа,1964; П.Е.Глинкин «Страницы подвига. Очерк русской прозы 1941-1945 годов». - М.,1978; и мн.др.) наиболее интересными и глубокими монографиями являются работы П.Топера «Ради жизни на земле» и А.Бочарова «Человек и война». Однако оба автора сосредоточены прежде всего на разборе послевоенной прозы, из рассматриваемых нами произведений они анализируют только повести К.Симонова и Э.Казакевича.
На наш взгляд, очень любопытную, хотя и спорную концепцию развития военной литературы предложил в своей статье « Трамматика боя - язык батарей". Литература войны как литература войны» Евгений Добренко . В статье Е.Добренко справедливо утверждает, что, несмотря на обилие критических работ, нельзя утверждать, что этот период изучен, что на поверку многие аспекты этой литературы никем из критиков не были даже заявлены: «...всякий, кто сегодня обратится к советской литературе 1941-1945 годов, этого нервного центра советской истории, обнаружит практически неотреф-лексированное культурное пространство...» (61; 10; 122). «Здесь действует формула: «Священная война» - «Священный Подвиг Народа» - «Священная Победа» - «Священная Память» - «Священная Литература». Всегда, однако, оставался некий осадок, не позволявший подходить к литературе войны только с традиционными мерками советской литературы, с мерками соцреа-листического канона: в этой - безусловно, советской — литературе есть нечто большее, чем советское, то, что всегда либо ускользало, либо сознательно не замечалось советским литературоведением и что поэтому не сводилось к простым советологическим формулам описания (этим, в частности, можно объяснить и отсутствие работ о советской литературе периода войны на Западе)» (61; 10; 122). Отметим, однако, что последнее утверждение критика не совсем справедливо: есть очень глубокая, концептуальная, основанная на хорошем литературоведческом анализе книга Г.Свирского «На лобном месте» (Лондон, 1979), в которой рассматриваются произведения В.Некрасова и Эм.Казакевича.
Принципы изображения персонажей в романе Л.Ржевского «Между двух звезд»
Система образов - один из значимых композиционных уровней произведения, непосредственно влияющий на семантику всего произведения. Как и любая система, персонажная сфера произведения характеризуется через составляющие ее элементы (персонажи) и структуру - «относительно устойчи-вый способ (закон) связи элементов». «Статус персонажа тот или иной образ получает именно как элемент системы, часть целого...» (40; 252). Важнейшее свойство любой системы - иерархичность. Принципы организации героев произведения в систему крайне разнообразны. Через героев раскрывается творческая концепция писателя, идея произведения. Классическими примерами разных принципов систематизации персонажей являются произведения русской литературы 19 века. Рассмотрим некоторые из них.
Можно выделить два типа систем персонажей. Первый из них следует обозначить как моноцентрический, т.е. все второстепенные и эпизодические герои располагаются вокруг одного, главного, они вводятся в произведение для раскрытия его характера, мировоззрения и т.д.
Еще В.Г.Белинский в разборе «Героя нашего времени» М.Ю.Лермонтова усматривал связь между пятью частями этого романа-цикла, с их разными героями и сюжетами, в «одной мысли» - в психологической загадке характера Печорина. Все остальные лица, «каждое столько интересное само по себе, так полно образованное - становятся вокруг одного лица, составляют с ним группу, которой средоточие есть это одно лицо, вместе с вами смотрят на него, кто с любовию, кто с ненавистию...» (31; 84). Рассмотрев «Бэлу» и «Максима Максимыча», критик отмечает, что Печорин «не есть герой этих повестей, но без него не было бы этих повестей: он герой романа, которого эти две повести только части» (31;113). Таким образом, в центре произведения Лермонтова - один главный герой.
Тот же принцип систематизации героев использует и И.А.Гончаров в романе «Обломов». Для понимания заглавного персонажа играют здесь большую роль второстепенные лица. Тип главного героя поясняют и его антипод, «немец» Штольц, и Захар (составляющий психологическую параллель своему барину), но в особенности - требовательная в своей любви Ольга и нетребовательная, тихая Агафья Матвеевна, создавшая для Обломова идиллический омут.
Моноцентризм характерен и для романа «Преступление и наказание». Все второстепенные герои (будь то явный антипод Раскольникова Сонечка Мармеладова или его «двойники» Лужин и Свидригайлов, следователь Пор-фирий Петрович или мать Родиона и его сестра Дуня) нужны Достоевскому, чтобы с разных сторон показать несостоятельность теории Раскольникова и, с другой стороны, его внутренние метания и мучения. Но все персонажи так или иначе связаны с образом главного героя. Другой тип систематизации объясняется наличием в произведении нескольких сюжетных линий и, соответственно, нескольких равноправных героев. А.С.Пушкин в «Евгении Онегине» использует именно такой принцип систематизации персонажей. Нельзя утверждать, что в центре романа - один главный герой. Роль Татьяны Лариной не сводится к простому противопоставлению Онегину, она ведет в произведении свою, самостоятельную линию, с ее образом связаны мысли Пушкина о гармонии, об истинных ценностях, о целостности человека и его единении с миром. То есть в романе два равнозначных образа.
Такого же принципа, но в еще более усложненном виде придерживается Л.Н.Толстой. Одним из «знаков» стиля Толстого является принцип «семейственности» в объединении персонажей. В «Анне Карениной» основные сюжетные линии (Анна - Каренин - Вронский, Кити - Вронский - Левин, Долли - Стива) объединены прежде всего семейной темой, в толстовском понимании и оценках. Этот же способ - и в «Войне и мире»: семьи Ростовых, Болконских, Курагиных. В эпопее Толстого очевиден также принцип антитезы, лежащий в основе всего произведения в целом и системы персонажей в частности. Причем принцип этот проявляется в противопоставлении и семей (Болконские, Ростовы, с одной стороны, и Курагины - с другой), и отдельных героев (к примеру, Наташа Ростова - Элен Курагина, Андрей Болконский -Анатоль Курагин; Кутузов - Наполеон и т.д.). «Война и мир» как роман-эпопея, предполагающий широкий охват действительности, естественно тяготеет к многоперсонажности. По некоторым подсчетам, в нем около шестисот действующих лиц (155; 355).
Систему персонажей романа Л.Ржевского «Между двух звезд» можно, безусловно, отнести ко второму типу. Персонажная сфера произведения достаточно сложная, многоуровневая. Отличается она также мобильностью, подвижностью, одни действующие лица сменяют других (особенно это касается эпизодических героев). Во многих произведениях второстепенные и эпизодические персонажи выполняют лишь функцию характеристики главных героев или же участвуют в развитии действия. У Ржевского иная задача - он дает широкую панораму событий, лиц, показывает совершенно разные точки зрения на происходящее, сталкивая мнения подчас противоположные. Систему персонажей надо анализировать по частям романа (1,2 и 3 части -по отдельности), так как значимость действующих лиц в них меняется.
В 1-ой и 2-ой частях романа главными героями являются Заряжский и Милица. Алексей Филатович Заряжский - автобиографический персонаж. Практически ни одно произведение Ржевского не обходится без подобного героя. Заряжский - москвич, филолог по образованию, занимался преподаванием литературы в Московском педагогическом университете. Ржевский также филолог, кандидат наук, преподавал в том же заведении, что и его герой. Заряжский знает иностранные языки (немецкий прежде всего, что и по 82 могает ему, попав в плен, стать переводчиком, и это тоже является автобиографическим фактом, а также французский, о чем говорит то, что он наизусть цитирует отрывки из произведений на этом языке). Кроме этого, герой до войны пробовал заниматься литературой, немного писал, что также подчеркивает его автобиографизм. Заряжский - один из любимых героев писателя, и поэтому вполне понятен тот факт, что в его слова автор часто вкладывает свои рассуждения.
Принципиальная черта творчества писателя касается определения действующими лицами их позиции по отношению к войне и немцам, происходит идеологизация внутреннего мира героя. Заряжский, оказавшись за проволокой, сначала становится переводчиком в лагере, а затем идет на известное сотрудничество с немцами, организовывая группу самодеятельности для постановки концертных программ. На подобное сотрудничество с немцами соглашаются все любимые герои писателя.21
Творческая история романа Л.Ржевского «Между двух звезд»
Роман Л. Ржевского «Между двух звезд» создавался на протяжении длительного времени, причем в процессе генезиса уточнялись не только его название, композиция, но изменилась в целом концепция произведения. Впервые оно было издано в 1950 году в журнале «Грани» (1950 № 8, 9 - 1-ая часть; 1951 № 11 - 2-ая часть; издательство «Посев», Франкфурт-на-Майне); это был роман под названием «Девушка из бункера». В 1951 году в №13 «Граней» Ржевский печатает новое произведение — первую часть романа «Между двух звезд» - «Дневник Володи Заботина» с комментариями: «Дневник Володи Заботина» (продолжение романа «Девушка из бункера») построен автором на основе документальных записей и материалов». Можно предположить, что писатель планировал в дальнейшем продолжить работу над «Дневником», однако в последующих изданиях произведения эта часть оформлена как самостоятельная и законченная, продолжения ее не последовало.
На следующем этапе генезиса Ржевский соединяет оба романа в один и выпускает отредактированное произведение «Между двух звезд» в 1953 году в нью-йоркском издании имени А.Чехова. Эта редакция состоит из трех частей - первая имеет название «Дулаг ...надцатый», вторая - «Девушка из бункера», третьей стал «Дневник Володи Заботина». Однако автор не механически соединяет части воедино, он работает над уточнением образов персонажей, сюжетных линий, оттачивает стиль, стремясь к точности и лаконизму.
В первую очередь, Ржевский корректирует психологическую характеристику многих героев. Так, он меняет имя главной героини романа. Если в журнальном варианте ее зовут Наташа, то в нью-йоркском издании - Милица. Это имя, безусловно, более поэтично, изысканно. Данное изменение принци 130 пиально, так как в романе постоянно подчеркиваются указанные черты характера девушки.
В «Гранях» были эпизоды, указывающие на негативные качества За-ряжского. Приведем в качестве примера реплику ординарца Савельева о заглавном персонаже на совещании у командира дивизии: «Ваши документы вот уже дней пять как у меня. Вот, что называется профессорская рассеянность, - засмеялся Савельев. Шальман неодобрительно покачал головой».24 В редакции 1953-го года этот эпизод исключен писателем, так как Заряжский изображен в романе как человек порядочный, совестливый, добросовестный, приведенная характеристика поэтому неуместна.
По-иному интерпретируется отказ Заряжского от особых условий, которые предлагают ему немцы в плену. В журнальном тексте: «Спасибо, я не хочу никакого привилегированного положения...хотя бы из опасения, что...» (курсив наш - Б.Н.). В данном случае главный аргумент персонажа - боязнь за собственную репутацию, беспокойство о том, что его сочтут предателем. В тексте 53-го года реплика сокращена, но эта купюра меняет концепцию образа - он не хочет лучшей жизни по сравнению с другими пленными, будучи человеком совестливым и переживающим за судьбы тех, кто рядом: «Нет, не стоит. Не хочу никакого особого положения...»
Принципиально изменен и образ русского коменданта лагеря Кожевникова. В первом издании делается акцент на том, что он работал не только ради того, чтобы облегчить жизнь военнопленных, но, в первую очередь, ради собственной выгоды. В романе было несколько эпизодов, доказывающих это. К примеру, речь шла о действовавшем в лагере «черном рынке», на котором можно было достать и продукты, и сигареты, и одежду: «Там даже существовал черный рынок. Может быть, оттого Кожевников и привязался так к этому бараку, охотно ограничивая рабочими командами свою комендантскую дея-тельность». В раннем варианте повествуется о том, что Кожевников органи 131 зовал «спецбарак» - для специалистов, которые выполняли какую-либо работу внутри лагеря и имели привилегированное положение. «Талончик» в этот барак можно было купить у того же Кожевникова: «Не потеряйте, не впустят без него. Знаете, между прочим, сколько за эту штучку _ за талончик в мой барак - дают теперь? - повернулся он к Заряжскому. - Тысячу рублей советскими! Вот как. А намедни, докладывали мне, один какой-то царскую золотую пятерку выложил. Ничего не поделаешь: люди на земле валяются, а в спецбараке - нары, тепло, и на работу посылают. Тут пропуск, выходит, как валюта. Отпечатали - и пошел на бирже котироваться.
- Вот и мерзко! — не одобрил Заряжский... Значит, иной настоящий «спец» и не попадет в ваш барак, если у него нет тысячи рублей или золота».27
В нью-йоркском варианте эти моменты сняты - образ Кожевникова получился совсем иным: он изображен абсолютно бескорыстным, добрым, заботливым человеком, для которого единственный смысл жизни за проволокой - забота о пленных, малейшая неудача в этом угнетает его (вспомним историю с Руфью); это человек, ненавидящий немцев и их действия по отношению к пленным. Писатель усложняет этот образ, показывая героя, страдающего от вынужденного сотрудничества с немцами, болезненно для себя решающего дилемму «между двух звезд», которая в первоначальной версии была явно приглушена.
Столь же важное изменение претерпел и образ Вансовича. В журнальном варианте в нем сочетаются и положительные, и отрицательные черты. К числу последних относятся мелочность, меркантильность: он хочет иметь выгоду от пленных. Он пренебрежительно относится к ним, и к Заряжскому в том числе. «Вот что, мой милый, - он прикрыл за собой поплотнее дверь и положил на плечо Заряжского рыжеволосую руку. - У вас там, я слышал, среди вещей, которые отбираются у пленных, попадаются хорошие бритвы. Я бы хотел иметь парочку. Для отца. Он не любит безопасных. Нельзя ли как-нибудь это устроить? А? - Он глядел на Заряжского детскими голубыми глазами, странно не идущими к его самоуверенному лицу. Ему, видно, неловко было обращаться с просьбой к военнопленному, поэтому развязность речи и движений казалась какой-то выделанной. - Вы получите от меня кое-что, - заключил он и, пошарив в кармане, ловко выудил кончиками пальцев сигарету.
Хорошо, я выберу и пришлю с Петером, - сказал Заряжский, не замечая протянутой сигареты...— После ближайшего цуганга. До свидания, господин штабс-интендант».28
В редакции 1953 года этот эпизод вычеркнут, что изменило образ принципиально: Вансович - немец, но это один из самых порядочных и гуманных героев романа. Он так же чутко, как и Заряжский, относится к пленным, у него с главным персонажем сложились дружеские отношения, в дальнейшем он во многом определил судьбу Заряжского и Милицы. Таким образом, четко проясняется работа писателя в плане концепции романа в целом: он постепенно отказывается от упрощения образа врага, снимая оппозицию «русский-немец».
Своеобразие военной темы в повести Л.Ржевского «...показавшему нам свет»
Повесть Л.Ржевского «...показавшему нам свет» была опубликована в 1960-м году в издательстве «Посев» (Франкфурт-на-Майне), в нашей стране не издавалась. По свидетельству Валентины Синкевич (поэтессы и критика, близко знавшей Ржевского), сам автор считал эту книгу «лучшим своим произведением» (13; 13). Еще один немаловажный факт, подтверждающий это: «Агния Сергеевна Ржевская похоронила мужа на русском кладбище Ново Дивеево в штате Нью-Йорк. На православном кресте над именем Леонида Денисовича Ржевского выгравирована строчка молитвы, словами которой он озаглавил свой любимый роман: «Слава Тебе, показавшему нам свет» (13; 20).
В повести писатель вновь обращается к военной тематике, которая была основной в романе «Между двух звезд». События разворачиваются в Баварии, куда в больницу был перевезен главный герой повести Вятич - бывший военнопленный, который, как и другие персонажи этого произведения, не возвращается на родину, а остается в Германии. Временной диапазон событий небольшой - с марта по октябрь 1945 года, т.е. самый конец войны и первые послевоенные месяцы. (Отметим устойчивость типа главного героя в произведениях Ржевского - почти все они - русские эмигранты, это касается не только рассматриваемых нами произведений, но его прозы в целом. Приведем лишь несколько примеров. Главный персонаж романа «Две строчки времени» - русские писатель, живущий в Америке; герой повести «За околицей» Батулин - русский интеллигент, Ди-Пи, живущий в Германии; герой рассказа «Через пролив» - ученый-литературовед, тоже эмигрант, чьи великолепные лекции по русской литературе оказываются невостребованными.)
Изображения военных действий в тексте нет совсем, их отголоски лишь упоминаются, «...где-то за городом, на холмах, затявкала вдруг зенитка: наблюдатели прозевали налет...» (б).42 «Смотрел с обрыва на движение по шоссе, кусок которого виден отсюда. Судорожно, как расклеванная гусеница, ползла по нему дулами к югу вереница брони и орудий. Конец Третьего Райха! Впервые за последние дни я вдруг представил себе огромность этого конца...» (46). «Где-то повыше, на главной оперативной карте, направление танков с белыми звездами обозначалось жирной чертой на восток; танков со свастикой — в никуда, смятенным пунктиром. В парке и ближнем лесу мы с Марой натыкались на брошенные, закамуфлированные на всякий случай, военные грузовички и машины. Из опасения, что победители станут стрелять наобум, врачи и санитары в лазарете у Вятича вздели на себя сзади и спереди мясничьи белые фартуки с громадными, как на каретах скорой помощи, красными крестами. В ожидании, что будут грабить, больным роздали из кладовой все спиртные запасы...» (53).
Однако именно война - та сила, которая определила участь героев повести. Главный персонаж Вятич и рассказчик Петрович по ее вине оказались в плену, затем они «вместе выкарабкались из-за проволоки для так называемой «культурной работы» на разоренной земле: составляли эстрадные группки, сами сочиняли и ставили разные развлекательные пустяки» (7). Война сыграла роль и в судьбах двух женских образов повести - они были вывезены немцами на территорию Германии в качестве рабочей силы, Мара из Гомеля («Правда, в эти антракты между налетами как раз и приходили к нам всякие страшные новости - о пропавших, разорванных бомбами, взятых за проволоку или еще как-нибудь по-другому замученных и убиенных земляках, но близких, по ком бы рыдать, у Мары, кажется, не было: вывезли ее немцы из Гомеля в одиночку...» (6)), Аннушка - из Подмосковья. Наконец, война послужила причиной тех тяжелых заболеваний, которые пришлось пе 176 ренести Вятичу, и одновременно - переосмысления им ценности жизни. То есть война является той доминантой, которая определила те или иные переживания и испытания героев Ржевского, той основой, на которой сформировалось их мировоззрение.
Еще одна особенность повести - сознание человека, пережившего войну, влияет на стиль произведения: очень часто сравнения, метафоры Ржевского так или иначе связаны с войной. «Мара влетела ко мне в комнату, как зажигательная бомба в противовоздушный окоп, где людям положено воображать себя в безопасности» (5). «Рядом на самодельной треноге из кольев пристроен был его аппарат (фотоаппарат - Б.Н.), нацеленный куда-то вверх объективом, как зенитка» (87).
Сюжет в произведении ослаблен, не на событийном ряде сфокусировано внимание писателя, его можно пересказать несколькими предложениями. Вятич, бывший военнопленный, согласившийся на сотрудничество с немцами, заболевает туберкулезом легких и горловой чахоткой - диагноз смертельный. Он оказывается в лазарете, где знакомится с юной русской девушкой Аннушкой, которую немцы в самом начале войны насильно вывезли в Германию на работы. Любовь, возникшая между ними, во многом и стала причиной чудесного, неожиданного даже для врачей выздоровления Вятича.
Произведение имеет подзаголовок: «оптимистическая повесть». Он задает совершенно определенное восприятие происходящего: читателю изначально понятно, что, каковы бы ни были испытания героя, его судьба сложится благополучно. Ржевский делает это осознанно: в авторскую задачу не входит показ неожиданных, удивительных событий, он не стремится заинтриговать читателя внезапной развязкой или поворотом сюжета, у него совершенно иная установка - показать, в чем истоки этого счастливого исхода, какие причины позволили сложиться обстоятельствам так, а не иначе. Основное в повести - внутренняя жизнь героя, его рефлексия, передача состояния человека, стоящего на пороге смерти и нашедшего в этом земном мире то, что спасает его.
Произведение строится как рассказ в рассказе. Два самостоятельных повествователя с разных сторон оценивают одну и ту же ситуацию выздоровления смертельно больного. В то же время оба они являются одновременно и активными действующими лицами. Первый из них - Петрович (у него нет ни имени, ни фамилии, друзья называют его по отчеству), его рассказ об истории Вятича, который ведется от первого лица, занимает большую часть произведения (начало первой, вторая и третья части). Отметим, что повествование практически во всех произведениях Ржевского, и в романах, и в повестях (за исключением романа «Между двух звезд») идет от первого лица. Второй рассказчик - сам Вятич, он непродолжительное время ведет записи о своем состоянии, о том, как в его душе постепенно рождался страх смерти и о том, как он его победил. Свои заметки он называет «Две недели, или укрощение страха» (они составляют основу первой части произведения).
Повесть имеет четко выраженную автобиографическую основу. Мы уже упоминали о том, что сам Ржевский, находясь в лагерях для военнопленных в 1941-1942 гг., заболевает туберкулезом, в конце 1944 года, в связи с обострением болезни попадает в госпиталь на территории Германии, сначала в Дрезден, затем недалеко от Мюнхена. «Несмотря на приговор врачей о двух-трех неделях жизни, больной выжил. Как он сам считает, этому способствовала разыскавшая его вторая жена Агния Сергеевна Шишкова (ставшая ему другом, помощником и опорой на всю оставшуюся жизнь)» (19; 459). Можно рассматривать Вятича как автобиографического персонажа, предельно сближенного с автором, в его рассказе о страхах и переживаниях, которые выпали на его долю, во многом отражены ощущения самого писателя. Этим объясняется психологическая убедительность, достоверность передачи эмоций и мыслей героя.
