Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. «Мысль историческая» в сборнике «Арабески»
1.1. Диалектизм исторического мышления Гоголя с. 10
1.2. Вопрос о законах истории и концепция личности в «Арабесках» с. 29
1.3. История и современность с. 51
ГЛАВА II. Проблемы искусства в «Арабесках»
2.1. Отношение искусства к действительности с. 68
2.2. Этические проблемы искусства с. 94
2.3. Эстетические взгляды Гоголя в «Арабесках» с. 100
ГЛАВА III. Жанрово-композиционное единство сборника «Арабески»
3.1. «Арабески» и эстетическое учение немецких романтиков... с. 105
3.2. «Арабески» как жанровая форма с. 111
3.3. Арабески и гротеск с. 120
3.4. Соотношение материального и идеального начал и его функции в создании гротеска с. 130
3.5. Часть и целое, единичное и общее как универсальный принцип содержания и композиции «Арабесок» с. 142
Заключение с. 160
Список использованной литературы с. 169
- Диалектизм исторического мышления Гоголя
- Вопрос о законах истории и концепция личности в «Арабесках»
- Отношение искусства к действительности
- «Арабески» и эстетическое учение немецких романтиков...
Введение к работе
У сборника «Арабески» самая странная судьба из всех гоголевских сборников. Кроме того, что он - наименее среди них изученный, долгое время он не рассматривался как сборник, можно сказать, почти с самого момента его выхода в свет в 1835 г. Сам Гоголь положил этому начало, когда «изъял» три повести из «Арабесок» и поместил их в третьем томе своего собрания сочинений, изданного в 1843г., образовавшем в дальнейшем петербургский цикл. Поэтому и в литературоведении повести «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего» традиционно рассматриваются внутри петербургского цикла, а статьи - как часть критико-публицистического наследия Гоголя.
Странная судьба сборника объясняется «странностью» самого сборника. При первом знакомстве с ним удивляешься как разнообразию жанров, помещенных в нем (это и научные статьи и повести, и главы из исторического романа), так и разнообразию тем (литература, история, музыка, живопись, архитектура и др.). Здесь нет того очевидного единства тематики и стилистики, которое присутствует в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», «Миргороде» и делает эти сборники монолитными по сравнению с хаотичными, на первый взгляд, лишенными одноплановости «Арабесками».
Сборник был опубликован в первой половине января 1835 года, цензурное разрешение - 10 ноября 1834 г. «Арабески» вышли в двух частях, в их состав входили следующие произведения:
Часть первая: Предисловие
Скульптура, живопись и музыка О средних веках Глава из исторического романа О преподавании всеобщей истории Портрет (повесть)
Взгляд на составление Малороссии Несколько слов о Пушкине Об архитектуре нынешнего времени Ал-Мамун (историческая характеристика)
Часть вторая: Жизнь
Шлецер, Миллер и Гердер Невский проспект (повесть) О малороссийских песнях Мысли о географии (для детского возраста) Последний день Помпеи (картина Брюллова) Пленник (отрывок из исторического романа) О движении народов в конце V века Записки сумасшедшего
И тем не менее сборник «Арабески» - не случайное издание имевшихся под рукой произведений, а результат целенаправленного творчества: ведь Гоголь специально готовил именно сборник, о чем можно судить по записи, сделанной им в записной книжке, датируемой автором августом 1834 г. В ней составлен перечень произведений, которые должны были войти в готовящийся сборник [4,116-117], а также по письмам к М. Погодину и Максимовичу (письма к Погодину от 14 декабря 1834 и 22 января 1835, к Максимовичу от 22 января 1835 г.). Судя по перечню, Гоголь обдумывал и порядок расположения произведений; в нем справа проставлены цифры и можно предположить, что это - порядковые номера произведений. Некоторые исправления также свидетельствуют о том, что Гоголь обдумывал порядок расположения в сборнике.
Изначально Гоголь представлял себе сборник как определенное единство. Что же формировало это единство?
В своей работе мы исходим из такого понимания художественной целостности, которая подразумевает органическое единство, нераздельную и диалектическую общность всех составляющих компонентов и уровней произведения, прежде всего содержания и формы. Понятие органической формы, существовавшее еще в античной эстетике (Аристотель сравнивал поэзию
5 с «единым живым существом», назначение которого - «производить удовольствие» [14,118]), возродили немецкие романтики, эстетические открытия которых были близки Гоголю: «Всякая истинная форма органична, то есть определяется содержанием художественного произведения» (А. Шлегель) [84,131].
Теоретической базой для нас в данном случае служат исследования М. Бахтина, который настаивал на единстве формы и содержания, вводя такие термины, как «оформленное содержание», «формообразующая идеология»: «В каждом мельчайшем элементе поэтической структуры, в каждой метафоре, в каждом эпитете мы найдем химическое соединение познавательного определения, этической оценки и художественно-завершающего оформления» [111,156-157]. Как пишет В. Е. Хализев: «Именно целостность воспринимаемого составляет главный источник его эстетического постижения. Целостностью называют то трудно определимое качество предмета, которое вызывает у воспринимающего единую реакцию на него, порождает впечатление» [168,16-17].
По отношению к сборнику «Арабески» понятие художественной целостности обладает особым значением и актуальностью, в силу необычной творческой судьбы этого сборника. А. Белый указывал на формосодержа-тельное единство всех произведений Н. Гоголя: «Творения Гоголя имеют одну особенность: анализ сюжета, тенденции, стиля их являет имманентность друг другу: сюжета, тенденции, стиля; тенденция — красочна; краска - осмысленна; слоговые особенности обусловлены стилем мысли; видишь, как форма и содержание рождены формосодержательным процессом» [20,16].
Специфика целостности «Арабесок» заключается не только в оригинальности и новаторской форме этого сборника. Их циклическая форма уже сама по себе по-своему парадоксальна: цикл — это некое целое, единство, и одновременно оно включает в свой состав произведения, обладающие самостоятельностью и законченностью. В своей работе мы попытались рассмотреть функции и смысловое наполнение категорий «единичное» и «общее»,
«часть» и «целое» как на содержательном уровне сборника, так и на композиционном. Крайне важным становится в данном случае понятие «границы»: «Границы между произведениями вместе с тем не всегда обладают полнотой определенности. Порой они оказываются подвижными, в какой-то мере даже размытыми. Важнейшей формой размывания границ между литературными произведениями является их циклизация» [168,183].
В нашей работе мы пытались проследить, какие новые, дополнительные значения, смыслы рождаются в результате «размывания границ» между произведениями.
В задачи диссертации входит определение идейно-художественных доминант, формирующих единство сборника «Арабески». Для рассмотрения указанной цели автор выделяет два основных аспекта исследуемого цикла — предметно-содержательный и структурный. Историко-философские и эстетические искания Н. В. Гоголя введены в культурный и общественный контекст эпохи, и автор стремится доказать, что сборник «Арабески» является отражением противоречивого процесса формирования мировоззрения писателя и его творческого метода.
Актуальность исследования обусловлена важностью научного осмысления поставленной проблемы. Как правило, в большинстве работ, посвященных исследованию творчества Н. Гоголя, художественные произведения сборника - повести «Невский проспект», «Портрет» и «Записки сумасшедшего» исследуются в рамках петербургского цикла. Статьи из «Арабесок» привлекаются, когда речь идет об эстетических, исторических взглядах писателя, или о его мировоззрении в целом. Например, В. Гиппиус в своей монографии «Гоголь» рассматривает отдельно произведения об искусстве в главе, посвященной эстетике Гоголя, отдельно - статьи, посвященные исторической теме, в главе об исторических взглядах писателя, хотя и указывает на некоторые связи и переклички этих работ между собой. В другом исследовании этого же автора - «Творческий путь Гоголя» - статьям из «Арабесок» отведена специальная глава, но сам сборник не описан в качестве самостоятель-
7 ной единицы гоголевского творчества, как, например, другие гоголевские сборники. Подобный подход к изучению творчества Гоголя наблюдается в основательных работах И. Котляревского «Н. Гоголь. Очерк из истории русской повести и драмы», Г. Л. Гуковского «Реализм Гоголя», С. И. Машинского «Художественный мир Гоголя» и др., хотя в них и содержатся глубокие замечания по поводу отдельных произведений и проблем сборника «Арабески».
10. В. Манн убедительно доказывает, что существует глубокая и тесная связь между научной мыслью Гоголя, представленной в таких работах из сборника «Арабески», как «О преподавании истории», «Последний день Помпеи», «О средних веках», и его творчеством, что отдельные методы и приемы научного познания, сформулированные Гоголем в статьях «Арабесок», во многом совпадают с его же принципами художественного освоения действительности, не затрагивая при этом проблему целостности сборника «Арабески» [102].
«Арабески» как самостоятельный объект исследования предлагает рассматривать И. М. Губарев: «Композиция и состав сборника тщательно продуманы Гоголем, и «Арабески» являются одним из оригинальнейших по жанру и содержанию произведений великого художника. Гоголь нашел гибкую литературную форму, которая позволила ему высказать все, что его волновало в период больших творческих исканий и размышлений над своим творчеством» [52, 24]. Но показательно, что сама работа данного автора посвящена петербургским повестям.
И. В. Карташова в своем исследовании «Гоголь и романтизм» уделяет «Арабескам» специальный раздел, в котором выявляет некоторые жанрово-композиционные особенности сборника, сближающие его с романтическими циклами, и выделяет три основных направления, в которых «развертывается энциклопедическое содержание «Арабесок»: история, современность, искусство - и устанавливается их контрастное соотношение» [75,24]. Единство «Арабесок» не является здесь предметом специального изучения, целью автора является выяснение роли цикла в эволюции метода писателя.
В. Д. Денисов в диссертации «Арабески» Н. В. Гоголя и русская литература конца 20-х г. и начала 30-х г. XIX века» подходит к изучению целостности сборника с точки зрения связей гоголевского сборника с «изданиями подобного типа» - с авторскими альманахами того времени, прозой Веневитинова.
В диссертации Т. Г. Черняевой «Литературно-эстетическая и журналь-но-критическая программа Н. В. Гоголя середины 1830-х годов (от «Арабесок» к «Современнику»)» высказана чрезвычайно продуктивная, на наш взгляд, мысль об «эстетической содержательности жанровой природы «Арабесок», которые являются, по мнению исследователя, «своеобразным журналом одного писателя» [174, 3]. Работа содержит также весьма ценное замечание о «соотнесенности между собой статей и повестей» сборника, но автор ее не ставит перед собой задачи выявления общности содержательных и формальных основ единства сборника.
Целостность художественного произведения также остается в литературоведении до сих пор спорной темой, требующей своего решения [47; 63; 111; 149; 168; 170]. Выводы и положения по данной малоисследованной и во многом противоречивой теме призваны помочь в решении вопроса о самой сути художественного творчества, степени их нераздельности, а также показать место сборника «Арабески» в идейно-художественной эволюции Н. В. Гоголя и в литературном процессе 30-х годов XIX века.
Научная новизна и методика исследования состоит в рассмотрении «Арабесок» как самостоятельного, хотя и чрезвычайно оригинального произведения, целостность которого впоследствии была разрушена самим автором. Для решения поставленных задач мы стремимся провести метод последовательно системного исследования сборника «Арабески». Разнообразные по форме и проблематике сочинения, входящие в его состав, анализируются прежде всего в соотнесении друг с другом, а также с другими произведениями Гоголя и основными принципами его творчества.
Методологической и теоретической основой диссертации явились тру-
9 ды исследователей, посвященные проблеме художественной целостности, принципам и приемам анализа литературного произведения, определению понятий «тема», «мотив», «композиция» и «структура», - А. и Ф. Шлегелей, М. М. Бахтина, Л. Ф. Лосева, Б. В. Томашевского, Ю. М. Лотмана, В. Е. Ха-лизева, Б. Л. Успенского, М. М. Гиршмана, Н. Д. Тамарченко, С. Н. Бройтма-на, М. Л. Саиарова, В. И. Тюпы, И. Л. Есаулова. Использованы материалы и положения, содержащиеся в исследованиях А. Белого, В. В. Гиппиуса, А. В. Михайлова, Г. А. Гуковского, Ю. В. Манна, С. Г. Бочарова.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что наблюдения и выводы, сделанные в нем, расширяют и углубляют наши представления об историко-философских и эстетических взглядах Н. В. Гоголя, о становлении и специфике его творческого метода.
Практическое применение результаты работы могут найти в общих и специальных курсах по истории русской литературы первой половины XIX века. Практическая ценность диссертации заключается в возможности дальнейших исследований на основе сделанных в ней выводов.
Структура диссертации определена объектом исследования, целью и задачами работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Диалектизм исторического мышления Гоголя
Значительное место в сборнике «Арабески» уделено исторической тематике, ей посвящены такие работы, как «О средних веках», «О преподавании всеобщей истории», «Взгляд на составление Малороссии», «Ал-Мамун», «Жизнь», «Шлецер, Миллер и Гердер», «О движении народов в конце V века». В той или иной форме и с различной целью вопросы истории затронуты в статьях «О малороссийских песнях», «Мысли о географии», «Об архитектуре нынешнего времени», «Скульптура, живопись, музыка». Помимо этих работ в сборник включены два незавершенных отрывка из исторического романа. Уже это само по себе красноречиво свидетельствует о важности для Гоголя в период написания «Арабесок» исторической темы. Кроме того, известно, что сборник «Арабески» создавался и вышел в печать почти одновременно со сборником «Миргород», в состав которого входит самое значительное произведение Гоголя на историческую тему - «Тарас Бульба». Да и в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» историческому прошлому отведено немало места.
Глубокий интерес к истории и историческим проблемам у Гоголя проявлялся не только в художественном творчестве, но и в научной деятельности и научных исследованиях. Общеизвестно, что Гоголь получил место преподавателя истории в Патриотическом Институте, а затем в конце 1833 года он всерьез думает о карьере ученого, при поддержке Пушкина и Жуковского хлопочет о должности преподавателя истории в открываемом Киевском университете св. Владимира. Статья «О преподавании всеобщей истории», вошедшая впоследствии в сборник «Арабески», была задумана как набросок плана преподавания, который Гоголь представил С. Уварову. Но должность получил другой соискатель, а Гоголь был назначен профессором Санкт-Петербургского университета по кафедре всеобщей истории. Многие письма Гоголя этой поры свидетельствуют о том значении, которое он придавал исторической науке. Высочайшей оценки заслуживает, по мнению Гоголя, профессия историка. Даже после своего неприятного педагогического опыта, спустя несколько лет, обращаясь к П. А. Вяземскому в 1842 году, он пишет: «Вы владеете глубоким даром историка - венцом божьих даров, верхом развития и совершенства ума. Я вижу в вас историка в полном смысле сего слова, и вечные упреки будут на душе вашей, если вы не приметесь за великий подвиг».
Сам Гоголь в период написания сборника «Арабески» переживает период увлечения грандиозными замыслами в исторической сфере. В письме к А. С. Пушкину он сообщает: «Я восхищаюсь заранее, когда воображу, как закипят труды мои в Киеве. Там кончу я историю Украины и юга России, напишу Всеобщую историю, которой, в настоящем виде ее, до сих пор к сожалению не только на Руси, но даже и в Европе, нет». В письме к М. Максимовичу от 9 ноября 1833 года Гоголь пишет: «Теперь я принялся за историю нашей единственной, бедной Украины... Мне кажется, что я напишу ее, что я скажу много того, что до меня не говорили». Судя по письму к М. Погодину от 11 января 1834 года, Гоголь работал над двумя историями одновременно... Статья «Взгляд на составление Малороссии» из «Арабесок» рассматривалась Гоголем как «введение к Истории Малороссии». Статья сопровождалась примечанием: «Автор избрал первую главу Истории Малороссии для помещения в журнале, потому что она представляет нечто целое и вместе служит введением в саму Историю. Приложения и ссылки отлагаются за недостатком места» [5,189-209].
В письме к М. Погодину от 1 февраля 1833 года Гоголь делится с ним другим своим масштабным замыслом - намерением написать «всеобщую историю и всеобщую географию в трех, если не двух томах, под названием Земля и Люди». Предполагалось и написание истории средних веков в восьми или девяти томах.
Круг общения Гоголя в 30-е годы также способствует усилению его интереса к истории. В 1832 г. Гоголь знакомится с М. П. Погодиным, в котором видит весьма авторитетного ученого-историка. Их сближение произошло во многом благодаря общему интересу к истории, о чем свидетельствует их переписка.
Историческим замыслам Гоголя не суждено было воплотиться. До сих пор в науке нет однозначного мнения относительно серьезности занятий Гоголя наукой. Как справедливо отмечает Ю. Манн, «в тени художественных творений Гоголя его критическое наследие всегда будет выглядеть достаточно скромным. Но помимо пассивного непризнания... было, так сказать, и неприятие активное. Понятие стихийной гениальности охотнее всего прилагалось именно к Гоголю, вследствие чего его научные и критические занятия выглядели делом случая и моды, проявлением дилетантизма и поверхностного увлечения» [98,454-455]. Многое для изменения подобного подхода к научной деятельности Гоголя сделали в начале XX века Г. П. Георгиевский -ученый хранитель Румянцевского музея - и С. А. Венгеров. Георгиевский, подготавливая к изданию два тома рукописей Гоголя, убедился, что «...о Гоголе мало сказать, что он был тружеником: не было такого времени в его жизни, когда бы он не работал» [2,455]. С. А. Венгеров в «Очерках по истории русской литературы» собрал все факты, подтверждающие серьезность и основательность научных занятий Гоголя [31]. Гоголь был лично знаком и вел активную переписку, в которой значительное место уделялось исторической теме, с авторитетным в то время ученым-историком — М. Погодиным. С большой долей вероятности можно предположить, что вопросы истории обсуждались Гоголем и с такими собеседниками, как А. Пушкин, В. Одоевский, С. Шевырев, в творчестве которых философии истории уделялось немало места.
Вопрос о законах истории и концепция личности в «Арабесках»
Проблема закономерности исторического развития занимает в сборнике «Арабески» значителыюе место. В литературе первой половины XIX века этот вопрос благодаря еще первым последователям Гердера, Шеллинга, Гизо, Тьерри в России стал одним из центральных. Опираясь в основном на труды представителей немецкой идеалистической философии — Шеллинга, братьев Шлегелей, Гердера, — русские литераторы и историки активно обсуждают вопрос о соотношении закономерного и случайного в истории... В «Вестнике Европы» за 1827 год выходят статьи И. Среднего-Камашева, в которых он предлагает «возвысить историю до степени науки», для чего необходимо прежде всего обратиться к поиску общих закономерностей исторического развития [33, 19]. В том же году близкий Гоголю М. Погодин издает в «Московском вестнике» свои «Исторические афоризмы». По мысли Погодина, основная задача историка — создание «системы истории», выявление причин и следствий во всемирно-историческом процессе [120]. Более сложное отношение к идее закономерного развития человеческой истории высказано в журнале «Московский телеграф» в связи с работой Гердера «Мысли о философии истории человечества»: «сочинение Гердера есть первый памятник идеи о непрерывных успехах человечества», но вместе с тем оно освещает историю с позиций философии, «очень неблагоприятной для могущества и независимости человека» [126; 63, 65, 68].
Позиция А. С. Пушкина в данном вопросе проявилась не только в его творчестве, где тема необходимого и случайного затрагивается не один раз. В 1830 году он принял участие в полемике по поводу «Истории русского народа» Н. Полевого, выступив на страницах «Литературной газеты» со статьями, в которых, с одной стороны, подверг критике «энтузиазм молодого неофита» романтической философии истории, а с другой - дал наиболее полную оценку «Истории государства Российского» Карамзина. Идеологические и методологические установки многих представителей русской общественной мысли, разных ее направлений раскрывались в отношении к труду Карамзина. Многие известные лица приняли участие в обсуждении его «Истории» [30;158; 79; 182; 119; 90]. В.Г.Белинский подразумевал именно это, когда писал: «Вот имя, за которое было дано столько кровавых битв, произошло столько кровавых схваток» [18, 54].
Главными оппонентами Карамзина выступили М. Погодин на страницах «Московского вестника» и Н. Полевой в «Московском телеграфе». Погодин считает, что заслуги Карамзина, как философа, невелики, «и ни на один философский вопрос не ответят мне из его истории» [121, 189]. Н. Полевой в 1829 году опубликовал рецензию на карамзинскую историю в связи с выходом в свет XII тома. История, по его убеждению, «не есть складно написанная летопись времен минувших, не есть простое средство удовлетворять любопытство наше», но должна быть «практической поверкой философских понятий о мире и человеке, анализ философского синтеза» [124, 472-477]. Таким образом, главное обвинение и Погодина, и Полевого в адрес Карамзина - недостаток, даже отсутствие философичности. Они критикуют его с позиций новейшей романтической историографии. Им бы хотелось, чтобы история выявляла ведущую закономерность истории прошлого, освещала целостность и поступательность мирового исторического процесса, реализующегося в национальных историях, раскрывала «тайну» отечественной истории и находила «общие начала» русского народного духа. Поэтому Полевой относит Карамзина к «литераторам, философам, историкам прошедшего века, прежнего, не нашего поколения» [Там же]. Как известно, в качестве практического примера Полевой противопоставил карамзинской истории свою собственную, демонстративно озаглавленную «История русского народа».
Именно в критике социальных, философских взглядов новых историков прояснилась точка зрения Пушкина по проблеме исторических закономерностей. Что же вызвало возражения поэта? Пушкин начинает свою статью с упрека в недостаточном уважении молодого историка по отношению к более зрелому: «Чем полнее, чем искреннее отдал бы он справедливость Карамзину, чем смиреннее отозвался бы он о себе самом, тем охотнее были бы все готовы приветствовать его появление на поприще, ознаменованном бессмертным трудом его предшественника... Уважение к именам, освященным славою, не есть подлость (как осмелился кто-то напечатать), но первый признак ума просвещенного» [144, 32]. Данный упрек Пушкина касается не только культурных и моральных норм. В позиции Полевого и других сторонников новой исторической науки он усматривает нарушение принципов преемственности. Пушкин неизменно с сочувствием и уважением относился к деятельности и мировоззрению русских просветителей, о чем свидетельствуют его работы — рецензия на альманах «Денница» (1830), статья «Александр Радищев», об истории XVIII века, а в Карамзине он видит наследника просветительской традиции Новикова. Излишне категоричный отказ оппонентов Карамзина от опыта предшественников неприемлем для поэта.
Отношение искусства к действительности
Тема искусства является одной из ведущих в сборнике «Арабески». Проблемы искусства, разнообразные его аспекты под тем или иным углом зрения затрагиваются практически во всех произведениях сборника, независимо от их жанровой принадлежности и содержания. Герои двух повестей, включенных Гоголем в цикл, - «Невского проспекта» и «Портрета» - художники. Известно, что первоначальное название третьей повести из сборника -«Записки сумасшедшего музыканта». Наименования большинства статей, вошедших в сборник, говорят сами за себя: «Скульптура, живопись и музыка», «Несколько слов о Пушкине», «Об архитектуре нынешнего времени», «О малороссийских песнях», «Последний день Помпеи (картина Брюллова)». Вопросов искусства Гоголь касается и в других статьях из «Арабесок». Ни в одном другом произведении Гоголя искусствоведческим проблемам не отводится столько места и значения, сколько в «Арабесках». Для этого сборника тема искусства не просто имеет большое значение, она является одной из ведущих, тех, что скрепляет сборник в единое целое. Эстетическая проблематика - искусство как высшая форма духовной деятельности, специфика художественного мышления и творчества, национальные и исторические формы искусства, место и роль художника-творца в жизни - является сердцевиной той единой и всеобщей идеи, которая, по мнению Гоголя, должна господствовать («владычество идеи») в каждом произведении, не только художественном, но и научном, о чем неоднократно он говорит в различных произведениях «Арабесок». Тема искусства, являясь одним из связующих и сцепляющих мотивов сборника, получает здесь чрезвычайно разнообразное и глубокое освещение.
Об этом периоде гоголевского творчества В. Гиппиус писал: «Эстетическое самосознание в Гоголе могло слабеть и обостряться, но для всей его юности оно оставалось определяющим. В творчестве оно могло сказываться косвенно, как толчок, и прямо - как тема... Личные отношения к Жуковскому и Пушкину ... и решительный успех «Вечеров» ... развивал и усиливал это самосознание и делал эстетизм основной стихией гоголевской психики той поры» [44, 40].
В вопросах, касающихся искусства в сборнике, мы первоначально выделим два аспекта: 1) этические проблемы искусства, 2) собственно эстетические проблемы. Необходимо учитывать, что это деление условное, принятое для удобства анализа. Сам Гоголь не только не отделяет моральные вопросы искусства от методологических, но рассматривает их во взаимной обусловленности. И кроме того, в разнообразных сочинениях, входящих в сборник «Арабески», освещается взаимодействие искусства с разными областями действительности- с политикой («Ал-Мамун»), религией («Жизнь», «О средних веках»), наукой («Шлецер, Миллер и Гердер»). Наконец, социальные тенденции повестей из «Арабесок», посвященных художникам, очевидны и достаточно широко описаны в литературоведении. Дух романтического универсализма, пронизывающий весь сборник и лежащий в основе его замысла, весьма характерен и для понимания Гоголем искусства, его сути, форм воплощения и назначения, и для трактования собственно искусствоведческих проблем.
В повестях «Арабесок» нравственная тематика не только самым тесным образом переплетается с эстетической, обоюдное влияние друг на друга морали и искусства, и даже шире - жизни и искусства — становится предметом изображения в этом сборнике. Героями «Невского проспекта» и «Портрета» являются художники, но нельзя сказать, что причинами их жизненных трагедий являются фундаментальные вопросы творчества. В романтической прозе 30-х годов, и особенно в творчестве В. Ф. Одоевского, такие вопросы занимали центральное место и являлись «движущей силой» художественного произведения. В основе личной драмы таких персонажей Одоевского, как Бетховен, Пиранези, Себастиан Бах, Киприяно - лежат коренящиеся в самой сути искусства противоречия: столкновение «беспредельности духовных стремлений ... с ограниченностью материальных возможностей жизни как таковой» [109, 16], присутствие в «глубине высочайшей духовности, составляющей основу и условие творчества, ... некоего демонического потенциала» [109, 17], раздор между мыслью и ее выражением, «творчеством и пониманием» [109, 23], а также наиболее традиционный для романтической литературы конфликт между гением и толпой «непосвященных».
Персонаж повести Н. Л. Полевого «Живописец» - Аркадий - в равной степени мучим вопросами самовыражения и житейскими проблемами, но в центре повествования здесь - невозможность художника вписаться в рамки повседневной и обычной жизни. Наряду с привычным в прозе 30-х годов критическим отношением к обывателям, их косности и ограниченности, у Полевого часть вины возлагается и на главного героя. Вернее, он сам осознает ее и не снимает с себя ответственности: «... я уже презирал и не любил людей, обожая в них человечество ... Урод нравственный!.. Все это отразилось на моем ученье, моей жизни, моей судьбе. Я более читал, нежели учился; голова моя наполнилась идеями, на которые недоставало у меня ни форм, ни образов, ни выражений, потому что я не знал ни жизни, ни света, ни людей» [71, 171]. Но в конечном счете, за Аркадием остается некоторое «право» обвинять в своих душевных страданиях Вериньку и ее отца, а в их лице - и все общество в целом.
«Арабески» и эстетическое учение немецких романтиков...
Среди факторов, оказавших влияние на формирование замысла «Арабесок», в первую очередь следует назвать общую для эпохи 30-х годов тенденцию к «циклизации малых форм и жанров» (Б. Эйхенбаум). Прозаический цикл стал своеобразным отражением процессов в русской действительности той поры с ее тяготением к философскому осмыслению и системности взглядов, к «поэзии мысли». Форма прозаического цикла открывала в этом плане большие возможности: эпически широкий охват действительности, диалектический взгляд на жизнь в целом и различные явления, лишенный односторонности. Все это было возможно благодаря таким приемам циклизации, как форма диалога, спора и совмещение в рамках одного цикла нескольких рассказчиков.
Известный тезис В. Г. Белинского: «Если есть идеи времени, то есть и формы времени» - лучше всего характеризует ситуацию в литературе 30-х годов, когда появились многочисленные образцы прозаических сборников: пушкинские «Повести Белкина», «Вечера в Малороссии» А. Погорельского, «Пестрые сказки» и «Русские ночи» В. Одоевского, «Святочные вечера» Н. Полевого, «Вечер на Кавказских водах» А. Бестужева-Марлинского и других. Прозаический цикл 30-х годов «выразил общую потребность русской литературы в философском, системном осмыслении жизни» [186, 11].
В ряду причин, способствовавших особой популярности циклической формы в рассматриваемый период, несомненно, следует учитывать новаторское влияние романтической эстетики. К проблеме влияния романтизма на творчество Гоголя обращались многие исследователи, рассматривающие ее в разном освещении. Для сборника «Арабески» этот вопрос приобретает особенное значение в силу именно специфики этого сборника [81; 44; 176; 98; 75; 174; 110]. Именно романтизм стал, по нашему мнению, основным творческим импульсом и источником при создании «Арабесок».
Переклички гоголевского сборника с романтизмом (преимущественно-немецким) прослеживаются на нескольких уровнях: первый - подразумевает общую идею сборника, замысел. Рассматривая проблему на этом уровне, следует иметь в виду только сборник в целом, в его единстве, тогда как для других уровней это требование не столь категорично.
Следующий уровень обнаруживает связь с романтической теорией с точки зрения содержательной: это касается совпадений в выборе некоторых направлений, тем, в характере решения конкретных проблем, в отдельных высказываниях. В двух первых главах нашей работы мы рассматривали наиболее важные объекты авторского внимания - историю и искусство, параллели и точки соприкосновения сборника с теорией и практикой романтизма в этих областях.
Так, сборник «Арабески» сближает с романтизмом принцип историзма и особое внимание к определенным эпохам в истории (средние века), интерес к национальной истории, к фольклору своего народа, которые должны послужить в качестве главных путей в постижении национальной специфики народов, рассмотрение смены форм и периодизация искусства, обоснование новой - синтетической - формы искусства, объединяющей в себе противоположности - классический и романтический типы искусства.
Историософские взгляды Гоголя, в самой основе которых лежит понятие «мировой идеи», «мирового духа», творящего непрерывный процесс смены исторических эпох, обнаруживают его знакомство с наиболее прогрессивными направлениями в исторической науке. В еще большей степени это относится к эстетическим воззрениям автора, хотя в то же время об «Арабесках» можно сказать, что они являются свидетельством одновременно и усвоения основных положений немецкой романтической эстетики, и отторжения ее.
Третий уровень представляет собой способ организации художественного материала сборника, сферу его поэтики.
Наиболее целесообразно в первую очередь установить роль романтической теории в формировании «Арабесок» как цикла. В общей идее сборника ощущается непосредственное воздействие натурфилософии Шеллинга: идея «творящей жизни» и единства всего сущего находит свое выражение в композиционном построении «Арабесок», во взаимодействии и перетекании тем и образов у Гоголя в этом сборнике.
Значение и влияние немецкого романтизма в становлении историко-философских и эстетических взглядов Гоголя, в том числе и изложенных в «Арабесках», отмечалось и признавалось многими исследователями: на него указывали в своих работах П. Н. Сакулин, И. Замотин, Н. Котляревский, С. Шамбинаго, В. В. Гиппиус, Г. Н. Поспелов, В. В. Виноградов, Н. Л. Степанов и др.
