Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблема пассивности личности в постановке Достоевского 18
1.1. Человек и его миф: образ Степана Трофимовича Верховенского 28
1.2. Эстетизм и творчество: Образ Кармазинова 41
1.3. Человек и закон: образ губернатора Лембке 46
1.4. Норма и "ненормальность": образы Ставрогина, Хромоножки и Тихона 53
1.5. Самозванство как тип оформленное личностного бытия 64
Глава 2. Выражение активности личностной позиции в мире Достоевского 95
2.1. Идеологическая активность личности 98
2.2. Революционность как форма активности 111
2.3. Подвижничество как форма внутренней активности 118
2.4. Личность и проблема выбора позиции. Активность как «бремя» 131
2.5. Религиозные формы активной позиции личности: совесть и сострадание 151
Заключение 176
Библиография 180
- Человек и его миф: образ Степана Трофимовича Верховенского
- Эстетизм и творчество: Образ Кармазинова
- Идеологическая активность личности
Введение к работе
Ф. М. Достоевский так определил основную задачу своего литературного творчества: "При полном реализме найти человека в человеке" (1, т.27, С. 65). Большинство исследователей творчества Достоевского сходятся во мнении, что главным объектом внимания писателя-философа является человеческая личность, главной темой - человек и общество. На наш взгляд, важнейшим положением в системе взглядов художника на мир было его убеждение во внутренней свободе человека, в необходимости для него реализации своих потенциальных возможностей в процессе становления личности. На христианскую идею о возможности возрождения "падшего" опирается вера писателя в достижение человечеством "высшего и последнего развития личности", самоотдающейся миру "безраздельно и беззаветно" (см. т. 20, С. 172).
По замечанию Р. Г. Назирова, "творчество Достоевского антропоцен-трично, и правильное понимание его концепции человека имеет исключительное значение при исследовании принципов его романного искусства" (104, С.28). Приоритетность этой проблематики в творчестве Достоевского задает необходимость для литературоведения детальнее исследовать неповторимую авторскую теорию личности.
В литературоведении предпринимались попытки прояснить обрисовку личности в художественном мире Ф. М. Достоевского. По целому ряду соответствующих исследований заметно, что их авторы, говоря о личности в произведениях Ф. М. Достоевского, делают акцент, как правило, на индивидуальных качествах, которые отличают одного героя от другого и обосновывают единственность и неповторимость каждого. Такие индивидуальные качества личности образутот в каждом случае некий "непреодолимый стержень человеческого я" (см. об этом 95, С. 135), "нравственное ядро личности" (79, С. 134). Без нравственного ядра человек безличен. Подчеркивается также - и совершенно справедливо - свойственный Ф. М. Достоевскому "принцип исключительности каждой личности" (104, С.32).
В науке особо оговаривается несовпадение понятий "человек" и "личность". Понятие "личность", как категория ценностная, отграничивается от более широкого и всеобъемлющего понятия "человек". Человек должен осуществить себя, пройдя через сложный процесс становления личности. Достоевский изображал именно процессы пробуждения личности (индивидуализации) и ее отчаянной борьбы за свои права, за свою "самость" ( См. об этом работу Л. А. Колобаевой - 84, С 14-15).
Соотношение понятий "личность" и "характер" также привлекало внимание литературоведов. Согласно С. Аскольдову, личность отличается от характера, типа и темперамента, которые обычно служат предметом изображения в литературе, своей исключительной внутренней свободой и совершенной независимостью от внешней среды (цит. по кн. М. М. Бахтина - 12, С. 15). По мнению С. Г. Бочарова, "характер - это единство всеобщих сил и индивидуального действия, общего и индивидуального в художественной личности" (27, С.325).
Рассмотрение степени изученности на данный момент этих вопросов привело нас к выводу, что у каждого литературоведа есть свой к ним подход, продиктованный во многом субъективными взглядами на мир и человека. Речь идет скорее об индивидуальных теориях личности. При этом каждый исследователь выступает в роли теорєтика-персонолога. В силу этого возможна условная дифференциация литературоведческих концепций личности по следующим положениям: свобода - детерминизм; проактивность - реактивность; изменяемость - неизменяемость; гомеостаз - гетеростаз; познаваемость - непознаваемость. (По таким положениям принято анализировать теории личности в психологии.(см Л.Хьелл, Д. Зиглер. Теории личности - 147, С. 40-49). Условность такой дифференциации связана с тем, что объектом литературоведческого исследования является личность как художественный образ, а не как конкретный реальный человек. Но все же считаем этот подход достаточно продуктивным и оправданным.
Что касается проблемы свободы или детерминированности личности в художественном мире Достоевского, то большинство ученых сходятся на том, что писатель был прежде всего певцом свободы человека. Сильную приверженность Достоевского положению свободы отмечали еще русские философы, считавшие религию Достоевского "самой свободной религией, какую видел мир" ( См об этом кн.: Н. Бердяев "Миросозерцание Достоевского" — 18, С.40). Всем своим творчеством Достоевский боролся против теорий, объясняющих поведение человека воздействием "среды", то есть не признавал детерминированности личности. Писатель стоял на позиции христианства, которое, "вполне признавая давление среды и провозглашая милосердие к согрешившему, ставит, однако же, нравственным долгом человеку борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается" (1, Т. 21, С. 16).
Для советского литературоведения характерно признание свободы личности у Ф. М. Достоевского с некоторой оговоркой по поводу ее социальной обусловленности. Так, Н. Кашина пишет: "Достоевский в понимании "природной" детерминации, так же как детерминации социальной, исходил из идеала. В идеале человек должен и может преодолеть и внешнее давление, и свой характер, если то или другое направляет его к дурному, вредоносному для других людей поведению" ( 79, С. 91). Но далее утверждается, что Достоевский стремится снять вину с Раскольникова, потому что своеволие его "не так уж свободно и самопричинно, а детерминировано рядом внешних обстоятельств" (79, С. 190). В. Днепров, в свою очередь, замечает о романном мире Достоевского: "Личность берется в нем не столько в зависимости от обстоятельств, как определяемое, сколько в ее виновности и ответственности, в ее действительной или кажущейся самостоятельности и инициативе - как определяющее" (49, С.366). И затем следует замечание, что социальные границы личности "дают себя знать на каждом шагу" (49, С.368). Таким образом, есть основания видеть определенную тенденцию в отечественной науке о Ф. М. Достоевском предыдущих десятилетий: за "личностью" признается средняя степень свободы, свобода с оговоркой.
Критерий проактивность-реактивность по своей сути очень близок к
6 положению свободы-детерминизма в теории личности. Исследователи, придерживающиеся положения проактивности, ищут истоки поведения внутри самой личности. Для них герои Достоевского больше поступают и действуют из себя, чем реагируют. Иллюстрацией может служить следующее утверждение Г. К. Щенникова: "Достоевскому важно, чтобы человек осознал: характер зависит не только от внешних влияний и инстинктов (...), но и от опыта внутренних реакций, от степени свободы в поступках, от нравственных установок. Пафос раскрепощения личности от неосознанного и сознательного подчинения среде и инстинктам пронизывает всю антропологию Достоевского" (153, С.6). Другие исследователи придерживаются положения реактивности во взгляде на природу человека и, соответственно, трактуют поступки героев как их реакцию на внешний мир. Правда, подобное понимание чаще встречалось в советском литературоведении 50-х годов.
Следует заметить, что большинство подходов так или иначе выводит исследователей на проблему, которую мы в данной работе решаемся поставить в центр внимания. Это ПРОБЛЕМА центральной альтернативы личностной позиции с ориентацией ее по двум очень неоднозначным полюсам - пассивности и активности. Интерпретация личностной позиции героев Достоевского в свете двух основных критериев - активности/пассивности - представляется нам важнейшей, многое проясняющей характеристикой как отдельных образов, так и авторской концепции. Определенный опыт в этом отношении в науке наработан, но он требует систематизации.
Актуальность предпринятого исследования продиктована следующими соображениями.
Почти хрестоматийным для науки является положение, что герои Достоевского активно проявляют себя. Быть личностью, в варианте Достоевского, значит бороться с внешними влияниями за свою индивидуальность. Вот как выразил эту мысль Г. М. Фридлендер : "Он (герой - Е.П. ) рожден для того, чтобы стать личностью, а это означает, что ему не подобает уступать пассивно воздействию среды..." (141, С.9.). Более развернуто сказано об этом у Р. Г. На- зирова: "Он (Достоевский - Е. П. ) не отрицал воздействия среды на человека, но считал для человека унизительным пассивно подчиняться обстоятельствам. Преувеличивая силу среды и драматически подчеркивая нравственную необходимость активного деяния, Достоевский приходил к трагическому представлению о жизни и положении человека в мире" (104, С.31). В. Д. Днепров о романном міфе Достоевского замечает: "Социальное изображается не столько в моменте страдательности, сколько в моменте активности, отношения между коллективностью и индивидуальностью сдвинуты в сторону индивидуальности" (49, С.4). С. М. Нельс в исследоваїши, посвященном образу приживальщика у Достоевского, утверждает: "...Везде у Достоевского приживальщик активен. ...У Достоевского шут и приживальщик активно заявляет о себе" (106, С. 126). При этом под активностью понимается не свойство личности, а положение героя в романном мире, где нет незначительных, пустых персонажей, каждый герой несет на себе определенную смысловую нагрузку.
Таким образом, активность до сих пор рассматривалась преимущественно как социальное качество, без необходимой дифференциации ее выражений. Что касается пассивности, то этот полюс личностной позиции в его возможной многозначительности тем более остается до сих пор обойденным вниманием. И саму альтернативу активности/пассивности исследователи не склонны были интерпретировать как центральную характеристику личностной позиции героев Достоевского. А между тем такой подход должен дать дополнительный материал для осмысления и уточнения наших представлений о своеобразии и содержательности художественного мира Достоевского, о направленности и интенсивности его писательских исканий. Мы видим в этом достаточное основание для того, чтобы предпринять собственное исследование в указанном направлении.
В более общем виде актуальность работы обеспечена неизбывным читательским и научным интересом к «человековедению» Достоевского. Опыт его идеологических и художественных исканий всегда оказывается по-новому востребован в переходные эпохи. Тем более сегодня, в кризисный момент отече- ственной истории, важно услышать все возможные предупреждения и советы, учесть весь опыт, выработанный и сконцентрированный в отечественной культуре и вошедший в сокровищницу культуры мировой. Поэтому любая новая возможность вступить в контакт с опытом Достоевского, глубже интерпретировать, реализовать или хотя бы учесть этот опыт — «обречена» на актуальность.
Наряду с этим необходимо систематизировать в свете обозначенной темы многое из богатого и пестрого научного опыта, наработанного в последние десятилетия в ходе заинтересованных интерпретаций творчества Достоевского. В самом литературоведении при этом уже утрачена «чистота подхода», сочетаются и входят в противостояние традиции академизма и публицистичности. Но параллельно идут еще интенсивные исследования в философии и психологии, имеющие прямое отношение (и зачастую на том же материале) к художественной антропологии Достоевского.
В современной психологии и философии вопросам динамизма жизненной позиции личности (именно в аспекте "активности/пассивности") придается заведомо большее значение, чем в литературоведении. Правда, интерес этот носит специфический характер, и это естественно.
Например, американский психолог Эрих Фромм, обосновывая свои представления о позитивной свободе, в которой человек "свободен, но не одинок; критичен, но не подавлен сомнениями", приходит к выводу, что человек может ее достигнуть, только реализуя свою личность. "Свобода состоит в спонтанной активности всей целостной личности человека", - считает ученый (145, С.215). Термин "активность" (пассивность) в трудах Фромма относится не только к деятельности, но и к внутренней установке или состоянию ума человека (145, С.215). А. Адлер в свое время утверждал, что люди обладают творческой силой, которая обеспечивает возможность распоряжаться своей жизнью; свободная осознанная активность является определяющей чертой человека (147, С. 166).
Очевидно, что назрела необходимость привести по возможности в соот- ветствие методологию и итоговые результаты смежных научных исследований и попытаться выработать системный, комплексный подход. От нас здесь требуется особый научный такт в процессе переориентации "чужого" методологического опыта.
Научная новизна работы обусловлена тем, что идейно-художественное содержание романа «Бесы» впервые будет интерпретировано в свете предлагаемых здесь критериев, по алгоритму активности/пассивности, который реально организует образную систему этого произведения и его идейный строй. Это даст возможность существенно обновить бытующие представления о характерах героев романа и логике их судеб. Такие принципиальные для художественных исканий Достоевского понятия, как «юродство», «самозванство», «революционность», «подвижничество», должны получить новое объяснение и предстать в необходимой взаимосвязи, в свете единства авторского поиска.
Объект исследования — идеологическое наполнение и художественное выражение разнообразных личностных ориентации в образной системе Достоевского.
Предметом исследования избирается роман «Бесы». В принципе для нашей темы это не «эксклюзивный» художественный материал, но все-таки такой выбор не случаен. Именно в этом романе нашло, на наш взгляд, самое яркое воплощение убеждение художника в нравственной ответственности человека за свою жизненную позицию и за реализацию своей личности. В то же время интерпретация воплощенной в «Бесах» авторской концепции личности должна идти в соотнесенности с другими романами пятикнижия (от «Преступления и наказания» до «Братьев Карамазовых»).
В частности, для прояснения значения понятий активность/ пассивность мы посчитали целесообразным обратиться к двум первым произведениям пятикниядая: "Преступлешію и наказанию" и "Идиоту". Именно в этих романах, предшествующих "Бесам", автором были поставлены проблемы личности и истории, человека и толпы, в решении которых становятся особенно актуальными категории аісгивности/пассивности личности. Кроме того, в них были показаны возможные типы личностной активности: от пассивности "ординарного большинства", через своевольное самоутверждение личности, отрицающей Бога (Раскольников), к идеалу личностной активности (жертвенной по своей сути) в лице подвижника Мышкина, - нашедшие свое продолжение в героях "Бесов", "Подростка" и "Братьях Карамазовых".
Целью работы является разобраться в вариациях личностных позиций героев Достоевского и в логике соотношений этих вариаций.
В задачи исследования входит: рассмотрение общего комплекса личностных свойств и качеств как они понимаются и выражены у Достоевского; дифференциация всего разнообразия личностных позиций героев романа «Бесы» по двум полюсам (в алгоритме активности/пассивности); выявление для каждого случая логики выбора героем той или иной позиции; прояснение динамики переходов между позициями разного качества и соотношения их с изменением статуса личности в художественном мире; уточнение представлений об авторской идеологической концепции человека.
Теоретически) и методологическую базу исследования составляют труды отечественных ученых — литературоведов, философов и психологов. Специфика объекта исследования потребовала широкого использования метода «медленного чтения» и философского комментария.
В основу исходного понимания нами проблемы личностного самоопределения героев Достоевского легли идеи М.М.Бахтина. Они же являются для нас эталоном продуктивного соотношения методов классической филологии и философских изысканий.
Этому ученому суждено было стать, может быть, крупнейшим отечественным филологом XX века, тогда как большинство его идей были, как известно, гораздо шире и глубже того прикладного значения, которое в них оказывалось востребовано при его жизни. У Бахтина оппозиция активность / пассив-
11 ность также выступает в качестве широчайшей, почти универсальной философской категории. Она внутренне связана с оппозициями заданность-данность, свобода-детерминизм, творчество-ритм, занимающими центральное место в философии ученого.
Активность/пассивность как своеобразная альтернатива самоопределения человека изначально заложена в формуле "я есмь". По мысли М. Бахтина, "здесь неслиянно и нераздельно даны и момент пассивности и момент активности: я оказался в бытии (пассивность) и я активно ему причастен: и мне данное и заданное (...): я есмь действительный, незаменимый и потому должен осуществить свою единственность" (10, С.45). Осуществить свою единственность человек может через ответственный поступок. Согласно Бахтину, активность личности становится действительно существенной только при условии осознания ею своей долженствующей единственности, своей причастности бытию. В таком случае отказ человека от активного осуществления себя через ответственные поступки, "лдазнь на основе своего алиби в бытии" выдают пассивную позицию личности.
В книге М. Бахтина "Автор и герой в эстетической деятельности" понятие "активность" приобретает характер эстетической категории. Жизнь человека, по мнению философа, есть художественное произведение, по отношению к которому он является автором, но ни в коем случае не героем. "Я сам - условие возможности моей жизни, но не ценный герой ее. (...) Мое время и мое пространство - время и пространство автора, а не героя, в них можно быть только эстетически активным по отношению к другому, которого они объем-лют, но не эстетически пассивным, эстетически оправдывать и завершать другого, но не себя самого", - отмечает ученый (11, С.71). В таком случае моя активность по отношению к вне лежащему (пассивному) миру есть формулирующая, завершающая и утверждающая активность. Но возможна ситуация, когда человек сознательно отказывается от собственной активности, "отпадает в бытие" и становится темным стихийно-пассивным участником в нем. По М. Бахтину, пассивность есть определенность внутреннего бытия, данность, за- вершенность (11, С.83). Форму бытия пассивной данности философ определил как ритм.
В работе нами используются такие часто встречающиеся у Бахтина понятия, как участное (интонированное) мышление, долженствующая единственность, ответственный поступок, а также неповторимо авторские оппозиции: ритм - риск, "алиби в бытии"- "не алиби в бытии", "еще-предстояние себе" -"уже-оформленность внутреннего бытия", "еще-заданность" - "уже- данность", — и всё это, по мере возможности, в том значении, которое подразумевал под ними сам философ.
Работая над исследованием проблемы личности в романном мире Достоевского, мы не могли не учесть философские взгляды самого художника, выраженные в "Дневнике писателя", в записной тетради, в публицистических статьях и материалах. Это также придает нашей методологии определенную — и вполне закономерную — окраску. В общих чертах концепция писателя относительно перспектив развития общества и человека выглядит следующим образом.
Достоевский выделяет в этом развитии три стадии (или ступени). Состояние человека доисторического, по Достоевскому, есть "непосредственное", непротиворечивое погружение его в недра доличностного бытия, где он обусловлен внешними законами. Второй, "переходный" этап характеризуется развитием личного сознания, созданием формы собственного "я". На этом этапе человек обретает своевольную свободу, но теряет "источник живой жизни", отказываясь от авторитетного закона "всех", от идеи Бога. Человек цивилизации, по Достоевскому, есть личность отрицающая. На последнем этапе человек достигает высшей формы развития индивидуального "я" - личности, жертвующей себя миру, живущей во Христе. Важно, по мысли художника, что без второго этапа третий невозможен: отказаться от себя может только человек, осознавший свою единственность, достигший "полного могущества сознания и развития" (Т. 20, С. 191-194).
Философы признают, что Достоевский рассматривал человечество и че- ловека как аналогичные сущности, а историческое развитие человечества считал аналогичным развитию отдельного человека (см. об этом Лаут Р. Философия Достоевского в системном изложении - 90, С.388). Отсюда с очевидностью следует, что человек в процессе индивидуализации проходит те же стадии, что и человечество: отказавшись от пассивного доличностного существования, пройдя через стадию своевольной, все отрицающей активности, он может развить в себе личность высокую, способную на творческое исхождение из себя ради активного утверждения вовне лежащего мира.
Эти идеи Достоевского впоследствии оказали большое влияние на русскую религиозную философию. Так, Н.О.Лосский, опираясь на наследие Достоевского, рассматривал мир как царство свободно деятельных существ, способных к самостоятельному творчеству, перед которыми поставлена задача свободно осуществлять высочайшее добро (См. об этом Лосский Н. О. Достоевский и его христианское миропонимание - 95, С.86). Согласно Лосскому, каждый субстанциальный деятель, стремясь к абсолютной полноте бытия, избирает свой путь жизни самостоятельно, при этом "некоторые из них (деятелей - Е. П.) проявляют бескорыстную любовь к совершенству в Боге и, став членами царства Божьего, приобщаются к полноте бытия его путем деятельности, согласной с ним (...) Наоборот, другие деятели задаются целью достигнуть абсолютной полноты бытия вполне или отчасти вне Бога, путем деятельности по своему плану и самочинному избранию" (Лосский Н. О. - 96, С.275). По мысли философа, в идеале всякое проявление деятеля должно иметь характер активного соучастия в соборном творчестве. Активность же в личных целях, без ориентации на Бога есть активность мнимая, пустая, повторяющаяся, которая ведет к эволюции, но не творит новое прекрасное. (96, С. 276-286). Мы можем сделать вывод, что и Н. Лосский рассматривал историю человечества как путь человека от его бессознательного, безразличного состояния через осознание себя к познанию божественного.
Параллельно с теорией Н. Лосского свою философию свободы, не без оглядки на Достоевского, разрабатывал Н.Бердяев. По мысли Бердяева, природ- ный, райский человек получил свободу в момент совершения первого своевольного акта: в момент грехопадения. Свобода Адама была свободой избрания Добра и Зла. Человечество же в своем развитии должно сделать выбор в пользу свободы в Добре, свободы во Христе. "Истина делает человека свободным, но человек должен свободно принять Истину, он не может быть приведен к ней насильственно (...). Христос дает человеку последнюю свободу, но человек должен свободно принять Христа", - утверждает философ (18, С.58). Понимание личностью свободы и определяет тип ее активности. Свобода, понимаемая как своеволие, определяет отрицающий, бунтующий тип активности. Свобода в Добре и Боге придает активности личности созидательный характер.
Мы приходим к выводу, что история человечества, как ее понимал Достоевский, а за ним и русские религиозные философы, есть движение человеческого духа от несвободы - через свободу в добре и зле - к свободе в добре; от райской неосознанности - через свободу Адама - к свободе Христа. Активность человека развивается по схеме: от пассивности - через активность в избрании добра и зла, активность вне Бога - к активности в добре, в Боге.
Эта схема определила для нас план работы над диссертацией, ее внутреннюю логику. Исследовать проблему активности личности в конкретном художественном произведении, на наш взгляд, следует с применением метода "от противного", начиная с выявления того, что в понимании писателя не является подлинной свободой и подлинной активностью, - то есть с выявления сути пассивной позиции личности. Далее следует определиться в том, какие именно герои занимают активную позицию в бытии, совершая поступки, вмешиваясь в жизнь других людей. Очевидно, что активность несовместима с позицией вне-находимости, и все же не всякое активное вмешательство в жизнь следует считать положительным и продуктивным. На выявлении разницы между активностью своевольной и действительно созидательной в понимании Достоевского следует остановиться особо. И, наконец, следует определиться, в чем именно видит автор выражения идеальной активности личности, достигшей "высшего развития".
Согласно указанной логике, ход исследования конкретно распределился по следующим этапам.
Первая глава диссертации посвящена выявлению причин, внешних проявлений и внутренней сути пассивной позиции личности. В "Бесах" пассивное мироощущение хараісгерно, по крайней мере, для трех персонажей: Степана Трофимовича Верховенского, губернатора Андрея Антоновича Лембке и писателя Кармазинова. Каждый из этих образов, объединенных одним миропониманием, все же несет в себе особую смысловую нагрузку.
Так, образ Степана Трофимовича выводит нас на проблему человека и его мифа (человека как он есть и как он себя представляет) и позволяет различить две концепции: жизни как данности, мифологической судьбы и жизни как заданное, свободно творимой истории. Процесс индивидуализации в таком случае оказывается внутренне связаным с процессом демифологизации.
С образом писателя Кармазинова связана проблема творчества и эстетики. Очевидно, что активность предполагает творческое исхождение из себя. Возможно, что полюса личностной активности у Достоевского разведены по признаку степени свободы творчества.
Образ губернатора Лембке позволяет выйти на проблему человека и закона, одну из центральных для творчества Достоевского. Вероятно, внутренняя активная либо пассивная позиция определяет выбор человека между законом творческим, внутренним и формальным, внешним законопослушанием. В художественном мире Достоевского степень развития личности зависит от ее отношения к свободе: либо это законное требования свободы (активность вне Бога, по своему плану), либо свободное принятие закона (активность в Боге, по божественному плану), "большинство" же отказывается от собственной свободы, прячется от нее под защиту закона-нормы (пассивность).
Возможно, что полюса личностной активности соотносятся между собой как остановившаяся нормальная данность и вечно движущаяся вненормативная заданность. Выявлению ценностной сущности понятий "нормы" и "ненормальности" у Достоевского в их взаимосвязи с активностью / пассивно-
16 стьго посвящен 4 параграф первой главы. В 5 параграфе, следуя внутренней логике исследования, мы посчитали необходимым подробнее остановиться на явлениях самозванства и двойничества. На наш взгляд, эти явления внутренне связаны с проблемой активности / пассивности личности и раскрываются с такой точки зрения по-новому.
Человек и его миф: образ Степана Трофимовича Верховенского
В своем творчестве Ф. М. Достоевский не раз показывал, как внешнее бытие навязывает человеку повторяемые типы жизни и действий. Царство данности требует от деятеля строгой принадлежности тому или иному классу. Жизнь в таком случае упрощается и снижается до представительства, которое заменяет человеку личное счастье и принимается с восторгом. Такое восторженное представительство Степан Трофимович Верховенский назвал "административным восторгом". "Поставь какую-нибудь самую последнюю ничтожность у продажи каких-нибудь билетов на железную дорогу, и эта ничтожность тотчас же сочтет себя вправе смотреть на вас Юпитером, когда вы пойдете взять билет, чтобы показать вам свою власть. И это у них до административного восторга доходит...", - проницательно замечает герой в своем разговоре с Варварой Петровной (1, Т. 10, С.48). В этой маленькой зарисовке Степан Трофимович схватил самую сущность явления представительства: "ничтожность" ощущает себя "Юпитером".
Представительство есть скрытое самозванство личности. "Пытаясь понимать всю свою жизнь как скрытое представительство, каждый акт как ритуальный, мы становимся самозванцами", - утверждал в свое время М. Бахтин (10, С.52). Это утверлсдение философа помогает нам понять, что человек-чин - это только представитель, самозванец, двойник - то, что осталось от Богом созданной живой личности. Человек в "припадке административного восторга" уходит от своей персональной ответственности и впадает в формализм роли.
Явление, которому дал название Степан Трофимович, распространено в мире гораздо шире и имеет более глубокие корни, чем видит наш философствующий герой. Его суть - остановка развития личности (внутренней активности) и внешнее самозванство позы (пассивность). Административным можно назвать всякое восторженное любование собственной "постановкой". Роль и есть тот самый самозвано присвоенный административный чин. В таком случае "красивая гражданская постановка" Степана Трофимовича Верховенского, поза "великого писателя" Кармазинова, титул "хозяина губернии", "чиновника от правительства" Лембке -это все самозвано присвоенные героями "административные" чины. Тотальное самолюбование этих героев и восторг от себя воцарившегося «на кассе» билетера имеет одну и ту же природу. Любовное отношение к самому себе чуждо активному сознанию. Активность предполагает творческое исхождение из себя и любовное утверждение вне лежащего мира. Самолюбование выдает в героях «не-на-пороге» принципиально пассивную позицию, при которой не я активно творю в мире, а мир активно творит меня.
"Административный восторг" предполагает восторженный взгляд на себя со стороны, взгляд другого, при неспособности творить из себя. Это еще одна форма "одержимости другостью", описанная М. Бахтина в зарисовке "Человек у зеркала", когда человек смотрит на себя «глазами мира, чужими глазами», одержим «другим» (13, С.71).
Эстетизм и творчество: Образ Кармазинова
Особое место в системе образов «Бесов» занимает писатель Кармазинов. Как показал Достоевский, художник, человек творческой профессии тоже может быть внутренне пассивным, ориентированным на мир данности человеком. Этот герой добровольно променял неповторимость собственной личности на кичливое представительство: "Про Кармазинова рассказывали, что он дорожит связями своими с сильными людьми и с обществом высшим чуть не больше души своей" (1, ТЛО, С.69). И в желании героя иметь все мелкие вещицы: запонки, воротнички, "непременно как и у людей безукоризненно хорошего тона" (1, Т. 10, С.71) - видится желание быть "как все" принятые в обществе, а глубже - желание раствориться в толпе, сбежать от себя "как есть", от себя единственного. Герой как бы отменяет себя - неповторимого, ограничиваясь принятым каноном.
Внешне признанной маской "великого писателя" Кармазинов защищается от собственной единственности. Человек становится только представителем «большинства», живущим не своей исключительностью, а своей «другостыо». Как верно заметил М. Бахтин, в таком случае «исключительность материализуется и становится паразитической» (13, С.73).
В художественном мире Достоевского ценностное значение имеет не столько эстетическое творчество, сколько творчество в жизни. Более того, осмелимся предположить, что для Достоевского эстетство - черта пассивности личности.
В "Бесах" эстетическим творчеством занимаются Степан Трофимович Вер-ховенский, Кармазинов, Лембке. Литературное творчество этих героев сковано одержимостью внешним и собственной внутренней завершенностью, оформлением себя в чин: "почти государственного ума" (Кармазинов), "чиновника от правительства" (Лембке), "либерала - идеалиста" (Верховенский). Внутренняя пассивность делает их героями, а не авторами собственной жизни. М. Бахтин в работе "Автор и герой в эстетической деятельности" высказал ряд замечательных мыслей по поводу взаимосвязи эстетической постановки с внутренней (пассивной или активной) позиции личности. Он пишет: "Я сам - условие возможности моей жизни, но не ценный герой ее. Мое время и мое пространство - время и пространство автора, а не героя. В них можно быть только эстетически активным, по отношению другого, которого они объемлют, но не эстетически пассивным, эстетически оправдывать и завершать другого, но не самого себя" (11, С.71). В пассивных Степане Трофимовиче Верховенском, Кармазинове, Лембке наблюдаем обратное: «другость» эстетически завершает их, навязывает им красивые позы и роли.
Идеологическая активность личности
Хрестоматийным для литературоведения является положение, что герои Достоевского - активные идеологи. Действительно, личность в его романном мире определяется по ее способности самостоятельно мыслить. Неспособность производить собственную идею, паралич критичности по отношению к идее внешней есть отличительные признаки доличностного уровня сознания. Пассивное большинство «Бесов» отличается склонностью к заимствованию неглубоких по существу, но законченных по форме чужих идей. О Кармазинове говорится, что он страдает "позорной страстью великих умов к каламбурам в высшей степени". Он берет чужую идею, «приплетает к ней антитезис, и каламбур готов» (1, Т. 10, С.367). Губернатор Лембке имеет «некоторые обрывки и кончики мыслей" (1, Т. 10, С.244).
М. Бахтин в своем исследовании "Проблемы поэтики Достоевского" отметил речь Степана Трофимовича Верховенского как выбивающуюся из общего речевого потока его романов. По мнению Бахтина, речь Степана Трофимовича афористична, не характерна для героев Достоевского, которые говорят идеями, а спорят не по отдельным пунктам, а всегда целыми точками зрения. "Афоризм - безличен, а художественный мир Достоевского не знает безличной правды... Но есть у Достоевского герой особого типа, это Степан Трофимович Верховенский. Он эпигон более высоких линий афористического мышления -просветительской и романтической. Он сыплет отдельными "истинами" именно потому, что у него нет владычествующей идеи, определяющей ядро его личности, нет своей правды, а есть только отдельные безличные истины, которые тем самым перестают быть до конца истинными", - заключает Бахтин (12, С. 128). Человек "без владычествующей идеи" - это человек без стержня, пассивный приживальщик.
Активная жизненная позиция личности предполагает выработку человеком собственного мнения. "Стыд собственного мнения» - то слабое место, которое используют "бесы" для уничтожения личности, превращения человека в «материал», человечества в стадо. "Ну и, наконец, самая главная сила - цемент, все связующий - это стыд собственного мнения. Вот это сила! И кто это работал, кто этот "миленький" трудился, что ни одной-то собственной идеи не осталось ни у кого в голове! За стыд почитают", - радуется Петруша (1, Т. 10, С.298). Унизительным для человеческой личности Достоевский считал пассивность мышления, пользование "готовыми идейками", "коротенькими мыслями" (1,Т.10,С.131).
"Активисты" Достоевского начинают свою поступательную деятельность с преодоления собственной инфантильности, инертности. Так, первый герой пятикнижия Родион Раскольников актом воли заставляет себя преодолевать страх перед творческим исхождением из себя: "Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового слова они всего больше боятся" (1, Т.6, С.8). Он начинает действовать, совершая первый шаг, выбирая собственную идею.
Возможно, что личностная идея - это и есть тот самый первый акт свободы (имеющий аналогию в «грехопадении» древнего Адама), с которого начинается процесс становления личности. Герои "Бесов" тоже упорно ищут "совершенно новое слово, последнее слово, единственное слово обновления и Воскресения", как Шатов (1, Т. 10, С.200), придумывают "первый шаг", как Петр Верховен-ский. (1, ТЛО, С.324).
