Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Духовная атмосфера эмигрантской литературы конца 1920-х-1930-х годов 16
1.1 Осмысление «ситуации эмиграции» писателями «младшего поколения» 16
1.2 Художественная реальность как территория «эмигрантских» смыслов (Набоков и писатели «парижской ноты») 42
Глава 2. Роман Бориса Поплавского «Аполлон Безобразов»: между символизмом и постмодернизмом 60
2. 1 Структура романа «Аполлон Безобразов»: оппозиция «реальности» и «реальностей». Автокоммуникативный принцип построения текста 60
2. 2 Элементы готического топоса в поэтике романа 75
2. 3 Деформации «наследия» русского символизма. Категории «земли» и «неба» как структурообразующие в композиции романа 89
Глава 3. Поэтика «ирреального» в романе «Аполлон Безобразов» 101
3.1 Ирреализация хронотопа Парижа 101
3.2 «Пустота» как центр системы персонажей в романе. Сознание героя - пространство для эстетической игры 111
3.3 Лейтмотивы «воды» и «пыли» - части структуры «междумирия» в романе 124
Заключение 142
Список используемой литературы 145
- Осмысление «ситуации эмиграции» писателями «младшего поколения»
- Художественная реальность как территория «эмигрантских» смыслов (Набоков и писатели «парижской ноты»)
- Структура романа «Аполлон Безобразов»: оппозиция «реальности» и «реальностей». Автокоммуникативный принцип построения текста
- Ирреализация хронотопа Парижа
Введение к работе
В современном литературоведении, начиная с 1990-х годов, период первой волны русской эмиграции XX века изучен подробно в отношении «старшего» поколения писателей. По сравнению с ними творчество «молодых» авторов, которые оказались в эмиграции будучи еще подростками и формирование мировоззрения которых состоялось за границей, в целом менее изучено. Исключения составляют, пожалуй, только произведения признанного на сегодняшний день мэтра В. Набокова, исследовательский интерес к ним с каждым годом только возрастает.
В последние годы степень изученности творчества писателей «младшего поколения» первой волны эмиграции возросла. Актуальными стали исследования текстов в свете проблемы самой «ситуации эмиграции», то есть «порога», «перехода», «границы». Поэтому нельзя не отметить, что творчество Бориса Юлиановича Поплавского, одного из самых талантливых представителей «литературной молодежи», ведущего поэта «парижской ноты», в сегодняшнем российском и зарубежном литературоведении активно изучается.
Вообще в культуре рубежа XX - XXI вв. обострилась актуальность анализа ситуаций переходности как таковых. В современной гуманитарной науке появилась необходимость в осмыслении и выявлении в прошлой истории аналогичных феноменов и их воздействия на художественные процессы, в том числе на литературное творчество. Работы по исследованию «перехода» как проблемы истории, психологии, философии, искусства, культуры, посвященные изучению переходной ментальносте в литературном процессе, собраны, например, в сборнике «Искусство в ситуации смены циклов: Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах» (Искусство в ситуации, 2002). Н. А. Ястребова, С. Т. Вайман, А. А. Пелипенко, Н. А. Хренов, О. А. Кривцун и другие авторы высказывают свои точки зрения как на проблему
художественной переходности, так и на тенденции художественного сознания XX века.
При характеристике переходности авторы статей выделяют следующие признаки данного многозначного явления: переход как смена картин мира и, соответственно, изменения в восприятии пространства и времени; активизация в переходных ситуациях мифа и архетипа; культ творчества в переходные эпохи; открытие логики «вечного возвращения»; эсхатологическое переживание истории; активизация личности маргинального типа; кризис коллективной идентичности.
В работах Н. А. Хренова, К.В.Соколова, Э. В. Сайко, И. Г. Яковенко анализируются методологические аспекты изучения культуры в ситуации перехода. Понятие перехода осмысляется учеными как многозначное и рассматривается в культурологическом, социологическом, историческом аспектах.
А. Е. Махов, Н. А. Ястребова, В. С. Турчин, С. С. Ванеян, М. Н. Бойко, О. А. Кривцун, А. Т. Тевосян исследуют переход как предмет осмысления теории и истории искусства. Специфике переходности в русской культуре посвящены статьи И. В. Кондакова, С. Т. Ваймана, А. П. Давыдова, В. С. Жидкова, А. А. Пелипенко и других.
Проблемам переходности в искусстве также посвящена монография И. П. Смирнова «Художественный смысл и эволюция поэтических систем» (М., 1977), в котором автор выстраивает семиотическую концепцию смены литературных систем.
В контексте актуальности проблемы переходности в нашей работе феномен первой русской эмиграции рассматривается как фактор, определяющий художественное мышление «пограничья» и влияющий на поэтику текста. Для исследования представляет особую важность монография Е. В. Тихомировой «Проза русского зарубежья и России в ситуации постмодерна» (М., 2000). Литературовед рассуждает о специфике условий творчества в эмиграции на уровне поэтики, считает
«эмигрантскость» качеством не только судьбы, но и текстов, а также обнаруживает у многих авторов «хронотоп» «потусторонности».
Проза младшего поколения писателей-эмигрантов первой волны, и
конкретно Б. Поплавского, представляется нам наиболее интересной с точки
зрения выявления особенностей художественного мышления в условиях
«перехода», «границы». Нахождение в л/ел^-пространстве
(экстерриториальности), на границе «своих» и «чужих» литературных традиций стало особенностью эмигрантского дискурса и структуры текстов.
Выбранный нами контекст - проза литературной молодежи первой волны эмиграции - представлен произведениями В. Набокова-Сирина, Г. Газданова, Ю. Фельзена, Г. Евангулова, С. Шаршуна, Е. Бакуниной, М.Агеева, В. Варшавского, В.Яновского, Н.Берберовой. В современном литературоведении по отношению к интересующим нас писателям распространился термин «незамеченное поколение» в связи с названием книги В. Варшавского «Незамеченное поколение», опубликованной в Нью-Йорке в 1956 году. В мемуарно-исследовательском жанре автор пытается воссоздать коллективный образ поколения, к которому он причисляет и себя.
Время «незамеченного поколения» в литературоведческих исследованиях принято ограничивать с середины 1920-х до начала 1940-х годов, а местом, где молодые авторы заявили о себе наиболее ярко, считают Париж, хотя литературные сообщества Берлина, Харбина, Праги также участвовали в культурной жизни русского зарубежья. При этом исследователи, осмысляя феномен «незамеченности», часто сужают круг анализируемых писателей до авторов журнала «Числа» и представителей «парижской ноты». Именно в поэтике произведений этих молодых эмигрантов воплотилось то «переходное» художественное сознание, которое представляет интерес для нашей диссертационной работы. Следует заметить, что произведения В.Набокова и Г. Газданова 1920-х — 1930-х годов исследователи также относят к литературному наследию молодого поколения.
Анализ прозы младшего поколения рубежа 1920-х — 1930-х годов, на наш взгляд, является наиболее продуктивным для описания поэтики эмигрантских текстов и влияния на нее пограничной «ситуации эмиграции», так как в это время были созданы наиболее значимые (в смысле поэтической структуры) произведения.
В диссертационном исследовании проанализированы некоторые особенности поэтики эмигрантских текстов и их воплощение в романе Б. Поплавского «Аполлон Безобразов». Переходный характер прозы русской эмиграции рубежа 1920-х - 1930-х годов изучен в работе на примере поэтики «ирреального» в романе одного из самых ярких писателей молодого поколения.
Роман «Аполлон Безобразов» был создан в период 1926 - 1932 гг. Отдельные главы печатались в парижском журнале «Числа» (№ 2-3, 1930; № 5, 1931; № 10, 1934) и в издании «Встречи», но полностью текст романа не был опубликован при жизни писателя.
Критические отзывы о романе активно высказывали уже современники писателя. Отметим, что в эмигрантской среде Поплавский был знаменит, прежде всего, как поэт. Однако Г. Адамович высказал предположение, что Поплавскому суждено полнее выразить себя именно в прозе, а не стихах. В. Вейдле назвал роман «фантастическим» и выявил аллюзии на творчество Э. По и А. Рембо. Д. Мережковский после публикации в № 5 «Чисел» последней, 28-ой главы «Аполлона Безобразова», гневно заявил, что отдал в этот номер журнала главу из своего нового произведения «Иисус Неизвестный», где она «появилась в соседстве с грязными кощунствами декадентского романа Поплавского» (Поплавский, 2000, с. 432).
В основном же творчество и личность Поплавского были оценены его современниками уже после его смерти. Работы Г. Газданова, Н. Бердяева, В. Ходасевича, Г. Струве, Г. Иванова, Ю. Иваска, В. Варшавского. Ю. Терапиано, А. Бахраха, Н. Берберовой, И. Одоевцевой, А. Седых, Н. Татищева и других собраны в вышедшей в 1993 году книге «Борис
Поплавский в оценках и воспоминаниях современников». В этих преимущественно мемуарных очерках не содержится глубокого анализа прозы писателя, однако они фиксируют биографические особенности и дают многое для понимания личности Поплавского.
Уже классическими исследованиями русской эмиграции первой волны стали книги Г. Струве «Русская литература в изгнании» (М. - Париж, 1996), М. Раева «Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции 1919 — 1939» (М., 1994), Д. Глэда «Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье» (М., 1991), О.Михайлова «Литература русского зарубежья» (М., 1995), А. Соколова «Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов» (М., 1991), сборник статей под редакцией Н.Полторацкого «Русская литература в эмиграции» (Питсбург, 1972).
В последнее десятилетие появились обзоры и сборники статей о русской эмиграции: В. Агеносов «Литература русского зарубежья (1918 - 1996)» (М., 1998), О. Демидова «Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья» (СПб., 2003), Т. Буслакова «Литература русского зарубежья. Курс лекций» (М., 2003), Е. Менегальдо «Русские в Париже. 1919 - 1939» (М., 2007), Б. Носик «Русские тайны Парижа» (СПб., 2000), А. Мартынов «Литературно-философские проблемы русской эмиграции (сборник статей)» (М., 2005), сборники «Русское Зарубежье - духовный и культурный феномен. Материалы Международной научной конференции» (М.3 2003), «Русская культура XX века на родине и в эмиграции: Имена. Проблемы. Факты», «Русское Зарубежье: приглашение к диалогу» (Калининград, 2004), составленный Л. А. Смирновой сборник научных трудов «Очерки литературы русского зарубежья» (М., 2000), учебное пособие в двух частях «Литература русского зарубежья («первая волна» эмиграции: 1920 - 1940 годы)» под редакцией А. И. Смирновой. (Волгоград, 2004), трехтомная «Литературная энциклопедия русского зарубежья» (М., 2002) и другие работы. Не в русле традиционных исследований первой русской эмиграции написана монография А. Азова «Проблема теоретического моделирования
самосознания художника в изгнании: русская эмиграция "первой волны"» (Азов, 1996). Автор рассматривает опыт эмиграции на основании теоретической модели интерпретации акта сотворения мира в еврейской религиозной герменевтике, мистическом учении Лурианской каббалы.
Творчество «младшего» поколения писателей-эмигрантов, в том числе Бориса Поплавского, в указанных книгах рассмотрено, в основном, обзорно. За последние пять лет появились более концептуальные исследования русской эмиграции первой волны. Например, диссертационные работы Н. Летаевой «Молодая эмигрантская литература 1930-х годов: проза на страницах журнала "Числа"» (М., 2003), А. Кохановой «Нравственный опыт русской эмиграции первой волны: аспект свободы» (СПб., 2003). В работе М. Немцева «Стилевые приемы кинематографа в литературе русского зарубежья первой волны» (М., 2004) исследователь рассматривает эмигрантские тексты с точки зрения эволюции реалистического взгляда на мир, развития эстетики модернизма и анализирует стилевые приемы, которые художники активно заимствуют из смежных искусств. Т. Марченко в докторской диссертации «Проза русского зарубежья 1920-1940-х гг. в европейском критическом осмыслении: нобелевский аспект» (М., 2008) формулирует «принцип компенсаторности», согласно которому литература XX века смогла выразить в своем эмигрантском становлении те нравственно-художественные искания, которые были невозможны в советской литературе.
Для нашей работы большое значение имеет монография И. Каспэ «Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы» (М., 2005). И. Каспэ анализирует, как создавалась в эмиграции модель «незамеченности», выявляет творческие установки, популярные поведенческие стратегии, ценностные предпочтения, способы самопрезентации «младшего» поколения писателей первой волны эмиграции. Доминирующим литературным течением среди литературной молодежи была
9 «парижская нота», с которой можно отождествить все молодое поколение авторов.
Изучение произведений и биографии Бориса Поплавского в 80-е годы XX века начали зарубежные исследователи. Во введении к первому тому собрания стихотворений писателя (1980), изданного в Беркли, С. Карлинский и А. Олкотт поместили свои статьи (S. Karlinsky «The Alien Comet», A. Olcott «Poplavskij's Life»), в которых отметили влияние на творчество Поплавского эстетики сюрреализма. В 1981 году Е. Менегальдо в Париже защитила - докторскую диссертацию, материалы которой частично публиковались в «Литературном обозрении» (№ 2, 1996) и других журналах, а в 2007 году в России вышла книга исследовательницы «Поэтическая Вселенная Бориса Поплавского» (СПб, 2007). Е. Менегальдо рассматривает стихи сборников «Флаги» и «Снежный час», используя подход к тексту, предложенный французским философом Г. Башляром, что позволило ей выявить сеть ассоциаций, относящихся к четырем природным стихиям. Исследовательница также отмечает влияние на стихи Поплавского традиции символизма.
В 1990 году в книге «Russian Emigre Literature in the Twentieth Century Studies and Texts: Russian poetry and criticism in Paris from 1920 to 1940» (Leuxenhoff Publishing) А. Гибсон также анализирует исключительно поэзию писателя (статья «Poplavskij's Poetry»).
В 1991 году американские слависты В. Крейд и И. Савельев для московского журнала «Юность» подготовили к публикации роман «Аполлон Безобразов». Однако глава о бале русских эмигрантов не вошла в это издание. Роман заканчивался «Дневником Аполлона Безобразова», который Поплавский не включил в последнюю редакцию произведения.
В 1993 году Луи Аллен издал два романа писателя «Аполлон Безобразов» и «Домой с небес». Во вводной статье «Домой с небес. О судьбе и прозе Бориса Поплавского» Аллен назвал произведения «интеллектуальной прозой».
В России первым исследователем творчества Поплавского считают А. Богословского. В статье «Искатель духовной свободы» («Новый мир», 1993, № 9) он отмечает, что в «Аполлоне Безобразове» заглавный персонаж и автор-повествователь, по сути, являются двойниками. Эта особенность, по мысли литературоведа, передает внутреннюю борьбу Поплавского «в поисках духовного освобождения».
В 1992 году А. Богословский опубликовал роман «Аполлон Безобразов» в «Новом журнале» (№ 187, 188, 189, Нью-Йорк). Подготовил произведение к печати литературовед по ксерокопии последней редакции романа, которую он получил от Наталии Столяровой, близко знавшей Поплавского в 1931 — 1934 гг., незадолго до ее смерти в 1984 г. В «Новом журнале» замечаются разночтения как с московской публикацией 1991 года, так и с изданием, подготовленным Л. Алленом. Наше исследование основано на тексте романа, подготовленном к печати А. Богословским и Е. Менегальдо и изданном в 2000 г. во втором томе трехтомного собрания сочинений писателя.
А. Богословский и Е. Менегальдо в 1996 году подготовили к печати и сопроводили литературоведческими и биографическими комментариями книгу о Поплавском «Неизданное: Дневники, статьи, стихи, письма» (М., 1996).
Изучение творчества Поплавского в сегодняшнем литературоведении характеризуется следующими особенностями. Как и современники писателя, отмечавшие влияния на стихи и романы писателя А. Блока, А. Рембо, Э. По, Ш. Бодлера и других авторов, литературоведы в наши дни так же часто используют материалы творчества Поплавского в сопоставительных работах с другими авторами.
К исследованиям, в которых произведения писателя, в том числе интересующий нас роман «Аполлон Безобразов», анализируются в свете влияния зарубежных (французских) традиций, относятся статьи О. Брюннер «Сюрреалистический Париж Бориса Поплавского. «Аполлон Безобразов» и «Парижский крестьянин» Луи Арагона» (Брюннер, 2005), Т. Буслаковой
11 «Русские и французские ориентиры в историко-литературной концепции Б. Ю. Поплавского» (Буслакова, 2002), В. Хазана «К некоторым подтекстам французской литературы в произведениях эмигрантских писателей (Б. Поплавский и А. Жарри)» (Хазан, 2005), John М. Kopper «The «Sun's Way» of Poplavskii and Ibsen» (Kopper, 2001) и другие. Современный исследователь первой русской эмиграции, ученый университета в Торонто Л. Ливак в своей книге «How it Was Done in Paris», статье «The Surrealist Compromise of Boris Poplavsky» (New-York, 2003) рассматривает творчество Поплавского, в основном, с точки зрения влияния сюрреалистической эстетики.
Многие работы ученых посвящены сопоставительному анализу произведений Поплавского с прозой русских авторов. К влиянию на творчество писателя классиков отечественной литературы отсылают исследования М. Галкиной «Приемы поэтики Достоевского в художественной прозе Бориса Поплавского», где анализируется связь образов Безобразова и Ставрогина; Н. Осиповой «Гоголь в семиотическом поле поэзии русской эмиграции» и другие.
Связь творчества Поплавского с традициями серебряного века обнаруживает В. Топоров. Исследуя «психофизиологический» компонент поэзии Мандельштама, он указывает, что данная структура обнаруживается и в стихах Б. Поплавского (Топоров, 1995). В диссертации С. Романа «Пути воплощения религиозно-философских переживаний в поэзии Андрея Белого и Б. Ю. Поплавского» (Орехово-Зуево, 2007) сопоставляются произведения двух авторов с точки зрения развития в них символики женских образов, образа «души мироздания», эволюции символа Вечной Женственности, решения конфликта между «земным» и «небесным». Интересна работа О. Латышко «"Роман в сюртуке" Бориса Поплавского» (Латышко, 2002), в которой «Аполлон Безобразов» причисляется к типу символистского романа. Автор статьи обнаруживает прямые параллели в построении текстов Поплавского и Брюсова «Огненный ангел». В диссертационном исследовании Н. Прохоровой «Концепт «жизнетворчество» в
12 художественной картине мира Б. Ю. Поплавского» (Саранск, 2007) выявляется связь символистской жизнетворческой концепции и творчества писателя.
С точки зрения связи творчества с философией экзистенциализма референтным по отношению к Поплавскому является имя его современника Г. Газданова. Сопоставлению произведений авторов посвящено диссертационное исследование В. Жердевой «Экзистенциальные мотивы в творчестве писателей «Незамеченного поколения» русской эмиграции: Б. Поплавский, Г. Газданов» (Жердева, 1999), работа С.Семеновой «Экзистенциальное сознание в прозе русского зарубежья» (Семенова С, 2000). В некоторых работах творчество Поплавского связывают с другими его современниками. Например, параллели со стилем В. Маяковского обнаруживает Н. Сироткин. Поэтические вариации христианских мотивов в лирике В. Набокова и Б. Поплавского анализирует А. Ваховская (Ваховская, 1999). Стилистические пересечения в прозе обоих авторов также исследует А. Леденев в статье «Метафора «жизнь как сон» в романах Б. Поплавского и В.Набокова» (Леденев, 2002). Близость стиля Б. Поплавского и К. Вагинова отмечает Т. Буслакова (Буслакова, Ї999). Из современных авторов творчество Поплавского, по мысли Н. В. Барковской, может быть сопоставимо с поэзией Бориса Рыжего.
Анализу непосредственно романов Поплавского посвящены диссертационные исследования О. Латышко «Модель мира в романе Б. Ю. Поплавского "Аполлон Безобразов"» (М., 1998), Н.Андреевой (по специальности «философия») «Черты культуры XX века в романе Бориса Поплавского "Аполлон Безобразов"» (М., 2000), работы Е. Менегальдо «Проза Бориса Поплавского, или "роман с живописью"» (Менегальдо, 2005), И. Каспэ «Ориентация на пересеченной местности: странная проза Бориса Поплавского» (Каспэ, 2001), статьи Н. Грякаловой «Травестия и трагедия: Литературные призраки Бориса Поплавского» (Грякалова, 2008), «Превращение символистского Эроса: путь "домой с небес"» (опыт
13 прочтения романа Б. Поплавского)» (1997), а также исследования М. Галкиной, Н. Барковской, С. Семеновой, М. Шакировой и др.
Научная новизна работы состоит в том, что под новым углом зрения в романе Б. Поплавского «Аполлон Безобразов» прослежена деформация мировосприятия русского символизма (замена «двоемирия» «междумирием»). Впервые проза Б. Поплавского рассматривается как промежуточное «звено» между символизмом и только зарождающимся художественным мышлением постмодернизма. Научная новизна заключается также и в том, что впервые произведено сопоставительное исследование прозы Б. Поплавского и В. Набокова с точки зрения поэтики «ирреального».
Структура работы: диссертация состоит из введения, 3-х глав, заключения и библиографического списка, который включает в себя 313 наименований.
Материал исследования: роман Б. Поплавского «Аполлон Безобразов», черновики, дневники, статьи, письма писателя, включенные в книгу «Неизданное: Дневники, статьи, стихи, письма» (М., 19966), а также воспоминания и критические работы эмигрантов-современников. Чтобы очертить основные особенности и приемы создания художественной реальности младшим поколением эмиграции, к анализу привлечены произведения В. Набокова - роман «Подвиг» и рассказ «Возвращение Чорба».
Объектом исследования является феномен «переходности» в прозе молодого поколения первой волны русской эмиграции рубежа 1920-х — 1930-х годов.
Предметом исследования стала поэтика «ирреального» в романе Б. Поплавского «Аполлон Безобразов».
Цель работы - исследовать поэтику романа Б. Поплавского «Аполлон Безобразов» с точки зрения выявления переходных особенностей, свойственных художественным исканиям прозы «молодого» поколения писателей первой волны русской эмиграции рубежа 1920-х - 1930-х годов.
Задачи, решаемые в диссертационной работе для достижения поставленной цели:
выявить своеобразие художественного осмысления «ситуации эмиграции» писателями «молодого» поколения русской эмиграции первой волны;
определить особенности представленной в романе «Аполлон Безобразов» поэтики «ирреального» и проследить, как черты «ирреального» проникают на все структурные уровни произведения;
раскрыть «переходный характер» романа Б. Поплавского «Аполлон Безобразов» от модернизма к постмодернизму;
проанализировать роман Б. Поплавского с точки зрения влияния на структуру текста поэтики символистского романа, сюрреализма, элементов готического хронотопа;
5) очертить основные особенности и приемы создания эмигрантских
текстов 1920-х - 1930-х годов на примере сопоставления прозы двух ярких,
фигур поколения - Бориса Поплавского и Владимира Набокова.
Положения, выносимы на защиту:
«Ситуация эмиграции», характеризующаяся пребыванием художника в экстерриториальном культурном и онтологическом «л*&ж-пространстве», повлияла на поэтику текстов молодых писателей-эмигрантов первой волны.
Автокоммуникативная модель построения текста в структуре романа Б. Поплавского «Аполлон Безобразов» связана как с направленностью эмигрантского дискурса 1920-х - 1930-х годов в целом (интерес к проблеме самоидентификации, господство мотива отчуждения, нахождение в «межпространстве» и др.), так и с эстетическими взглядами Бориса Поплавского, особенностями его личности.
3. Роман Б. Поплавского - переходная художественная система,
максимально открытая для возможных интерпретаций: от символистской,
постсимволистской и сюрреалистической эстетик до постмодернизма.
4. В романе Б. Поплавского обнаружены черты художественной мифологизации пространства и времени (хронотоп «ирреального»), создание территории «междумирия», элементы «поэтики блуждания» героев и «готического топоса», наличие лейтмотивов «воды», «пыли». Категории «земли» и «неба» являются структурообразующими в романе. Все эти художественные единицы образуют общую, характерную для всех уровней данного произведения Поплавского, поэтику «ирреального».
Методология и методы исследования.
В диссертационном исследовании использованы принципы
структурного, семиотического, биографического, сравнительно-
исторического методов.
Теоретическую основу нашего исследования составляют работы литературоведов Ю. М. Лотмана, М. М. Бахтина, В. Н. Топорова, Б. А. Успенского, Л. Г. Андреева, Ю. В. Манна, Н. В. Барковской, Г, В. Заломкиной, М. Н. Липовецкого, Н. Ф. Швейбельман, С. П. Ильева, С. Т. Ваймана, И. П. Смирнова, культурологов Н. А. Хренова, К. Б. Соколова, В. С. Жидкова, И. Г. Яковенко^ антрополога В. Тэрнера.
Практическая значимость.
Метод изучения романа Б. Поплавского «Аполлон Безобразов» с точки зрения создания в нем особой поэтики «ирреального» позволит аналогичным образом исследовать другие тексты писателей-эмигрантов, что расширит и углубит литературоведческие знания о наследии русской эмиграции первой волны. Диссертационное исследование может быть использовано в практике вузовского изучения литературы русского зарубежья:' при подготовке и чтении лекционного курса по истории русской литературы XX века, в проведении семинаров по проблемам литературы русского зарубежья первой волны, при разработке спецкурса по творчеству писателей-эмигрантов указанного периода.
Осмысление «ситуации эмиграции» писателями «младшего поколения»
Революция 1917 года расколола русскую литературу на «здесь» и «там». Однако вопрос «одна или две литературы?» в связи с творчеством писателей-эмигрантов на сегодняшний день решен в литературоведении в пользу единства, а не разобщенности русской культуры.
Рассеяние захватило все континенты, но в становлении и развитии литературы русского зарубежья и культуры в целом особо важную роль играли несколько центров: Париж, Берлин, Прага, Белград, Варшава, София, Константинополь и «русский Китай» - города Харбин и Шанхай. Первые две европейские столицы оказались наиболее важными для русской культуры. В данной главе мы проанализируем литературный процесс во французской столице и, частично, в немецкой.
Внутри литературной эмиграции были свои группы и образования, разрабатывающие различные эстетические концепции. Однако при всей пестроте литературно-художественной жизни исследователи с достаточной четкостью делят поколение первой волны русской эмиграции на «старшее» и «младшее». Для нашей работы представляет интерес молодое поколение, ярким представителем которого был Борис Поплавский.
«Старшие» эмигранты (И. Бунин, М. Цветаева, В. Ходасевич, Б. Зайцев, Д. Мережковский, А. Ремизов, Г. Иванов и др.) покинули родину в более или менее зрелом возрасте, многие уже признанными писателями — в их творчестве наиболее остро звучат темы утраченной российской культуры и быта, ностальгии, поиска «вечной России» в пределах зарубежного пространства. «Молодое» поколение (Б. Поплавский, В. Сирин, Г. Газданов, В. Варшавский, С. Шаршун, Ю. Фельзен, Е. Бакунина, М. Агеев и др.) оказалось в еще более трудных духовных условиях. Не успев впитать традиции и культуру на родине и оказавшись в чужих странах, которые встречали их отнюдь не дружелюбно, «дети эмиграции» попали в культурное меж-пространство. Это положение «между» утраченной родиной, которой даже не существовало на карте в том виде, котором они ее помнили (СССР вместо Российской империи), и новой зарубежной реальностью. Такой статус воспринимался как онтологически значимый и осмыслялся многими (Г. Газданов, Ю. Фельзен и др.) в экзистенциальном плане.
Духовная атмосфера в эмиграции конца 1920-х — 1930-х годов обусловила характер текстов «младших» писателей первой волны. Прежде чем перейти к анализу пространственно-временной организации и жанрово-стилевых особенностей романа «Аполлон Безобразов» Бориса Поплавского, необходимо обратиться к литературной среде, в которой жил и творил автор, а также выявить основные «общекультурные» идеи, волновавшие молодых русских эмигрантов в Париже и проявившиеся в их концепции литературного творчества.
Как известно, Поплавский был завсегдатаем монпарнасских кафе, где по ночам горячо обсуждались самые важные вопросы культуры, литературы, религии. Разговоры шли вокруг современных открытий, новейших исследований в области философии, теологии, живописи, искусства вообще и, конечно, литературного творчества. «Поток сознания», «автоматическое письмо», «человеческий документ» - эти и другие модернистские техники активно осваивались зарубежными писателями 1910-х - 1920-х годов. М. Пруст, Д. Джойс, А. Рембо, Э. По, Лотреамон, Ш. Бодлер были любимыми писателями Поплавского. У них он заимствовал технику письма.
Исследователь М. Раев в известной работе «Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 - 1939» пишет: «Более молодое поколение писателей-эмигрантов оказалось более восприимчиво к новым тенденциям, обозначившимся как в советской, так и в западной литературах, ... они обнаружили большой интерес к таким проявлениям человеческой психики, которые не могут быть объяснены со строго материалистических, натуралистических и рационалистических позиций. Они испытывали влияние Пруста и Кафки и ощущали, быть может, даже более сильно, чем их старшее поколение, воздействие духовных исканий авангардистов и модернистов 10 — 20-х гг. Молодые прозаики, чей дебют состоялся в эмиграции, например, Сирин (В. Набоков), Ю. Фельзен, Б. Поплавский, В. Яновский более или менее придерживались этой ориентации» (Раев, 1994, с. 145-146).
Немаловажен для Поплавского также опыт русского символизма - идея жизнетворчества, понимание процесса творчества как теургии, противостояние дионисийского и аполлонического начал в мире, противопоставление «неба» и «земли».
Вне знания того, какие идеи начала века были наиболее востребованы умами литературной молодежи в эмиграции, в том числе Б. Поплавского как яркого ее представителя, невозможно проникновение в творческую лабораторию писателя, и конкретно - в структуру романа «Аполлон Безобразов».
По общему признанию рецензентов-современников Поплавского, он был ведущим поэтом такого литературного явления, как «парижская нота» русской эмиграции. Именно Поплавский охарактеризовал так группу молодых писателей (в статье «О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции», опубликованной в 1930 году в журнале «Числа» №2-3), в основном, - авторов эмигрантского журнала «Числа», выходившего в Париже. В произведениях этих литераторов были схожие настроения трагизма, отрыва от национальных корней, понимаемого как онтологическая катастрофа, мотивы отчуждения, выброшенности из жизни в России и неприятия на чужбине и другие темы, которые мы далее охарактеризуем подробней.
Относительно определения «парижской ноты» у современных исследователей русского зарубежья сложилось мнение, что это литературное явление, несомненно, существовало и объединяло группу писателей со сходным художественным мировоззрением. Но признать понятие «парижская нота», по словам исследователя С. А. Швабрина, «устоявшимся, общепризнанным - проблематично. Например, Г. Струве отказывался выделять такое течение в зарубежной литературе вообще, всякий раз прибегая к синонимам типа "парижский кружок", "молодые парижские поэты"» (Швабрин, 1999, с. 36).
Неслучайно этот эмигрантский «кружок» сформировался из авторов парижского журнала «Числа». Наиболее значимыми изданиями первой волны эмиграции стали газеты «Последние новости», «Возрождение», «Общее Дело», «Дни», «Россия», «Россия и Славянство», «Новое Время», а также журналы «Современные Записки», «Грядущая Россия», «Русская Мысль». Многие из них публиковали на своих страницах произведения молодых эмигрантских писателей, однако в большинстве своем ориентировались на творчество писателей старшего поколения.
Художественная реальность как территория «эмигрантских» смыслов (Набоков и писатели «парижской ноты»)
Чтобы очертить основные особенности и приемы создания художественной реальности младшим поколением эмиграции, мы считаем более продуктивным использовать не весь пласт текстов. Наши наблюдения в данной главе основаны на сопоставлении двух ярких фигур «молодого поколения» - Бориса Поплавского и Владимира Набокова. Сравнение двух различных литературных стратегий, на наш взгляд, позволит точнее определить поколенческие особенности эмигрантских текстов 1920-х — 1930-х годов.
Отношение Набокова к писателям «парижской ноты» было резко критическим. В свою очередь «монпарнасцы» отвечали взаимностью. В отзывах о творчестве сегодняшнего великого классика Г. Адамович, Г. Иванов, К. Мочульский отказывали художнику в мастерстве и считали его произведения подражанием немецким и французским образцам. Культ простоты языка, мистическое осмысление многих процессов жизни, апокалипсические мотивы, увлечение религиозно-философской проблематикой, в котором сказалась близость большинства писателей «парижской ноты» к «Зеленой лампе» 3. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковского, были чужды Набокову. Всегда стоявшему как бы отдельно от всех эмигрантских писательских объединений, Набокову претил дух коллективизма монпарнасской литературы. «Общий путь, какой бы он ни был, в смысле искусства плох именно потому, что он общий», - так выразил Набоков свою точку зрения на искания «молодой» парижской литературы (Швабрин, 1999, с. 38).
С. А. Швабрин в статье «Полемика Владимира Набокова и писателей "парижской ноты"» отмечает: «Проза Набокова носила неизгладимую печать напряженных стилистических поисков, обнаруживала стремление к совершенствованию поэтики, изобразительных средств словесного творчества. Сознательный отказ большинства литераторов «парижской ноты» от формального блеска, провозглашение примата «человеческого содержания» над любыми эстетическими экспериментами не могли не вызвать у Набокова полемического задора, стремления отстоять собственные взгляды на природу и назначение искусства. Спор Владимира Набокова с «парижской нотой» в своей основе представлял собой классический образец литературной полемики, всякий раз обнажающей саму диалектику литературного процесса» (Швабрин, 1999, с. 39).
Однако исследователь не считает участников этой полемики абсолютными антагонистами и делает предположение, представляющее интерес для нашего исследования: «Набоковская интуиция трансцендентного, явленная в авторском образе «потусторонности», знаменующем идеальную ипостась бытия в его индивидуальной картине мира, составляет главную тему творчества художника, которая может (и должна!) быть сопоставлена с мистическими поисками его современников. Не имеет ли право на существование допущение, которое позволило бы исследователю исходить из того факта, что духовные искания «молодой» парижской литературы и «потусторонность» Набокова, восходя к общему истоку - идеологическим установкам искусства русского Серебряного века, разнятся в выборе средств, оставаясь верны не подверженной какой-либо девальвации идейной доминанте?!» (Швабрин, 1999, с. 39).
На наш взгляд, этот вывод несомненно справедлив. Обращение и Набокова, и «парижан» к «самому главному» в бытии стилистически было связано с переосмыслением традиций серебряного века. Общее желание сохранить, казалось бы, распадающиеся принципы человеческого бытия, незыблемость самых основ бытия («писать о самом важном») реализуется в творчестве и Набокова, и самого талантливого представителя «парижской школы» Поплавского. Общность творческого импульса выражена в прозе обоих писателей в особой структуре художественного мира, а именно в поэтике «ирреального». Подробнее в связи с творчеством Поплавского она будет исследована нами позже. Особенностям «ирреального» хронотопа у Набокова посвящено исследование В. Александрова «Набоков и потусторонность» (Александров, 1999).
Таким образом, проза обоих писателей представляет интерес для сопоставления с точки зрения выявления в художественных мирах Набокова и Поплавского поэтики «ирреального».
Конструкции «герой», «персонаж», «читатель» переосмысляются в литературе начала XX века. Молодые эмигрантские авторы в художественных поисках следовали за тенденциями в европейском романе -осваивали в своих произведениях те трансформации, которые претерпевает понимание личности. Межвоенные годы - период экспериментов с пониманием персонажа, автора, «я» в произведении, с повествовательной оптикой, именно представления о человеке оказываются в центре тех литературных событий, которые позднее будут названы «кризисом традиционного повествования». В эмигрантском культурном сообществе все эти темы артикулируются. В рецензиях, обзорах, очерках именно «герой» вытесняет проблемы «композиции», «сюжета», «стиля», «детали» - всех тех «приемов», о которых эмигрантским литераторам неинтересно говорить. «Герой интереснее романа» - заглавие неопубликованной полностью книги Сергея Шаршуна довольно точно характеризует ситуацию.
Герой так замкнут на своем внутреннем мире, что даже иногда не предполагает наличие «другого» и не может посмотреть на себя глазами другого. В романе «Домой с небес» герой Бориса Поплавского рассуждает: «Кто я? Не кто, а что. Где мои границы? Их нет, ты же знаешь, в глубоком одиночестве, по ту сторону заемных личин, человек остается не с самим собою, а ни с чем, даже не со всеми. ... Вслед за исчезновением тысячи женщин и тысячи зрителей исчезаешь и ты сам, два пустых зеркала не могут отличить себя друг от друга .. . Где ты сейчас?» (Поплавский, 2000, с. 310). Проблема «я» и «другой» также актуальна для творчества Набокова (роман «Соглядатай», рассказ «Ужас» и др.).
«Внутренний» герой существует только в пространстве собственного сознания, а источники саморефлексии он черпает из авторской памяти. Критики-современники видели в романах «численцев» автобиографическое повествование. Граница между автором и героем стирается.
Структура романа «Аполлон Безобразов»: оппозиция «реальности» и «реальностей». Автокоммуникативный принцип построения текста
Как известно, Поплавский стал знаменит в эмигрантской среде в первую очередь как автор-лирик. В дальнейшем писатель обратился к эпическому роду литературы к большому жанру - роману. На наш взгляд, тяготение не к малым формам (рассказу, новелле или повести), а именно к роману обусловлено как мировоззрением Поплавского, так и историко-литературной ситуацией.
М. Бахтин писал, что роман — единственный становящийся и еще «неготовый жанр». «Остальные жанры как жанры, то есть как некие твердые формы для отливки художественного опыта», - замечал литературовед (Бахтин, 1975, с. 447). И только роман не имеет «канона». Роман соприкасается со стихией незавершенного настоящего, что и не дает этому жанру застыть. Объектом его художественного изображения является «неготовая и текучая современность». Пластичность романа также обусловлена тем, что он - «вечно ищущий, вечно исследующий самого себя и пересматривающий все свои сложившиеся формы жанр» (Бахтин, 1975, с. 482).
Художественное осмысление бытия как вечно становящегося, видоизменяющегося характерно для всего творчества Бориса Поплавского: Чтобы запечатлеть вечное изменение, искусство должно быть одновременно и не-искусством, считал Поплавский, творческим ориентиром которого стал «человеческий документ». «Нужно ли стремиться "войти" в литературу, не нужно ли скорее желать из литературы "выйти"?», — задается вопросом писатель в «Заметках о поэзии» (Поплавский, 19966, с. 251). И отвечает: «нужно писать что-то вне литературы. Этим достигается, создается не произведение, а поэтический документ - ощущение живой, не поддающейся в руки ткани лирического опыта. Здесь имеет место не статическая тема, а динамическое состояние, ... и поэтому отображение превращается и изменяется, как живая ткань времени» (Поплавскии, 1996, с. 251).
То, что Поплавскии писал о поэзии, также справедливо и для его прозы. Исследователи отмечают лиризм в обоих романах писателя. Например, В. Вольский в работе «Между Ницше и Эдгаром По» (Вольский, 20036) называет романы Поплавского большим стихотворением в прозе, где предполагается некая «дискретность между внутренним и внешним, субъективным и объективным».
От лирики проза писателя заимствует установку на субъективность (исследование своего, «домашнего» важнее объективной действительности), ассоциативность. Поплавскии ритмизирует прозу, а также вводит в романы белый стих. Особенно поэтична глава «Аполлона Безобразова» о бале русских эмигрантов. Одна из частей этой главы представляет собой драматический эпизод, построенный на ритмизированных репликах участников («Голоса из музыки», «Веры», «Аполлона Безобразова», «Грешников»). Например, Вера говорит: «Звуки рождаются в мире, в бездну их солнце несет. Здесь в одеянии пыли музыка смерти живет. Кто их разбудит, кто их погубит. С ними уйду, с ними умру» (Поплавскии, 2000, с. 84).
Установка на фрагментарность, ассоциативность, субъективность, внешнюю бессобытийность является общей тенденцией модернистского романа XX века, к которому мы относим и роман Поплавского. «Аполлон Безобразов» - модернистский текст, где обнаруживаются как черты европейского романа начала века, так и русского символистского романа.
В своей статье «По поводу...», частично посвященной творчеству Д. Джойса, Поплавскии противопоставляет ирландского писателя тем классикам, которые стремились «описывать замечательные случаи жизни и всякие важные события». Джойсу, по мысли писателя, удалось прикоснуться к реальности бытия, создать «интенсивное чувство реальности» (Поплавский, 19966, с. 274), открыть «величественный хаос человеческой души» (Поплавский, 19966, с. 276). «Все вместе, - пишет Поплавский об «Улиссе», - создает совершенно ошеломляющий документ, нечто столь реальное, столь живое, столь разнообразное и столь правдивое, что кажется нам, если бы была необходимость послать на Марс или вообще куда-нибудь к черту на куличики единственный образчик земной жизни или по разрушении европейской цивилизации единственную книгу сохранить на память, чтоб через века или пространства дать представление о ней, погибшей, следовало бы, может быть, оставить именно «Улисса» Джойса» (Поплавский, 19966, с. 274-275).
Много работ посвящено типу литературного героя модернизма, но общее мнение, в основном, сводится к тому, что «он лишен устойчивости и стабильности» (Строев, 2002, с. 524). «Ныне европейцы выброшены из своих биографий, как шары из биллиардных луз, - писал О. Мандельштам в статье «Конец романа» (1922). — Современный роман сразу лишился фабулы, то есть действующей в принадлежащем ей времени личности, и психологии, так как она не обосновывает уже никаких действий» (Мандельштам, 1990, с. 204). А. Ф. Строев в работе «Герой - персонаж - система действующих лиц» пишет о том, что «теория относительности приучила к мысли, что мир бесконечен, непостижим и неоднозначен. Человек может судить не об объективной действительности, а только о собственном восприятии ее. Отказ от позитивизма, и от Бога равно разрушил гармоничную картину вселенной, лишил бытие цели. Фрейдизм показал сложную двойственную природу человеческого сознания, скрытую иррациональную мотивировку поступков» (Строев, 2002, с. 524).
Н. Ю. Грякалова, автор монографии «Человек модерна: Биография -рефлексия - письмо» (Грякалова, 2008), рассматривает вынесенный в заглавие конструкт как особый культурно-антропологический тип в парадигме его литературных и жизнетворческих реализаций. Мир модернистского романа лишен целостности, рациональности, упорядоченности, постоянно находится в становлении, герой этого пространства, в первую очередь, рефлексирующий. Подобные представления о мире были свойственны и Поплавскому.
Модернизм в контексте первой волны русской эмиграции претерпевает определенные модификации, которые лишь усиливают некоторые качественные характеристики данного художественного метода. Для эмигрантской прозы 30-х годов и творчества Бориса Поплавского, на наш взгляд, характерно построение текста по автокоммуникативному принципу.
Ю. М. Лотман выделяет в культурном пространстве два направления передачи сообщения. Наиболее типовой случай — это направление «Я - ОН», где «Я» - это субъект передачи информации и ее обладатель, «ОН» - объект, адресат. В этой коммуникативной модели предполагается, что до начала акта коммуникации некоторое сообщение известно «мне» и не известно «ему».
Другое направление в передаче коммуникации Лотман называет «Я - Я». В данной модели субъект передает сообщение самому себе. При этом исследователю интересен случай, когда система «Я - Я» выполняет не мнемоническую, а иную культурную функцию. Это все те случаи, когда человек обращается к самому себе, в частности, те дневниковые записи, которые делаются не с целью запоминания определенных сведений, а для уяснения внутреннего состояния пишущего, уяснения, которого без записи не происходит.
Ирреализация хронотопа Парижа
В данной главе исследования мы проанализируем поэтику «ирреального» в романе Иоплавского «Аполлон Безобразов», раскроем ее особенности и сделаем попытку проследить, как черты «ирреального» проникают на все структурные уровни романа.
Представляет интерес пространственно-временная структура первой главы романа «Аполлон Безобразов». В ней задается «система координат», в которой в-дальнейшем будут существовать персонажи.
Главу открывает эпиграф на французском языке из Поля Элюара, одного из любимых писателей Поплавского: «Как замкнутая в своем полете птица, он никогда не касался земли, не бросал на нее свою тень». В высказывании можно вычленить некоторые важные для первой главы и всего романа пространственно-временные категории, которые образуют оппозиции: «замкнутость - разомкнутость», «полет — падение», «земля — небо», «тень — свет», местоимение «никогда» в данном случае можно приравнять по смыслу к слову «всегда», то есть «вечно», и, таким образом, «вечное» противостоит «временному». В предложении «надземное» существование субъекта («он») сравнивается с полетом птицы - и в этой главе герой «я» (имя которого читатель, кстати, узнает ближе к концу романа) встретит такого же «загадочного», «странного», «ирреального» персонажа, существование которого отмечено «замкнутостью».
Начинается повествование панорамным описанием Парижа, городской толпы, в которой вскоре читатель увидит и героя-повествователя романа: «я».
Вообще «парижский текст» в истории литературы существует наряду с «текстами» других городов и имеет круг сложившихся представлений и ассоциаций. Отметим, что В. Н. Топоров ввел термин «петербургский текст» и определил его как художественную реализацию образа города, и это определение может по аналогии распространяться на «парижский», «московский», «лондонский», «дублинский» и другие тексты (см. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное / В. Н. Топоров - М.: Прогресс, 1995. - 624 с).
«Текст», в данном случае, мы определяем, вслед за Б. Успенским, как любую «семантически организованную последовательность знаков» (Успенский, 2000, с. 15). «Городской текст» тоже представляет собой последовательность знаков, семантически организованную своей принадлежностью к данному феномену (городу).
Исследовательница Л. В. Сыроватко по аналогии с «петербургской повестью» выделяет в прозе русского зарубежья первой волны особую жанровую разновидность «парижский роман» и относит к нему некоторые произведения В. Набокова, Г. Газданова, Б. Поплавского и других (Сыроватко, 2000). По мнению литературоведа, главной чертой-«парижского романа» является особый тип центрального героя — это человек «с окраины», маргинал, одиночка, чужой в метрополии, потому что изначально принадлежал совсем другому, более древнему и естественному типу цивилизации (например, у Газданова и Набокова - русской усадьбе). С этим исчезнувшим навсегда пространством связан сквозной мотив «парижского романа» - метафора «потерянного дома». Париж воспринимается машиной с людьми-шестеренками. Л. В. Сыроватко отмечает: «Возврата в родовую, природную жизнь нет, а внешне праздничный мир «новой цивилизации» поворачивается к герою изнанкой ... Не случайно при описании Парижа ... и Газданов, и Поплавский особо выделяют клошаров. «Скиталец», «путешественник» в жизни, «посторонний», «чужак» в метрополии, биографически и метафизически бездомный, остро ощущающий неизбежность небытия, герой «парижского романа» пытается одолеть образовавшуюся пустоту объединяющим его с другими людьми соучастием в ежесекундно подступающей чужой смерти, со-умиранием» (Сыроватко, 2000, С. 90-91). Перечисленные Л. В. Сыроватко черты «парижской повести» соотносятся с более широким понятием «парижский текст».
Однако не все исследователи однозначно оценивают значимость для русских писателей парижского текста по сравнению с другими городскими текстами. Н. Е. Меднис, отмечая наличие в культуре петербургского, московского, римского, флорентийского и других текстов, считает, что для «прорастания парижского текста» не хватает «неких внутренних интенций» (Меднис, 1999, с. 132). При этом литературовед признает, что «некоторые художники ощущают Париж именно текстово» (Меднис, 1999, с. 146). Пример подобного восприятия французской столицы Н. Е. Меднис находит в мемуарах Н. Берберовой «Курсив мой». Отношение писательницы к Парижу содержит «все семиотические предпосылки для формирования ее собственного парижского текста, в котором город способен реализовать потенцию инобытия» (Меднис, 1999, с. 214). «Париж - не город, - пишет Н. Берберова. - Париж - образ, знак, символ Франции, ее сегодня и ее вчера, образ ее истории, ее географии и ее скрытой сути. Этот город насыщен смыслом больше, чем Лондон, Мадрид, Стокгольм и Москва, почти так же, как Петербург и Рим ... он говорит о будущем, о прошлом, он перегружен -обертонами настоящего, тяжелой, богатой, густой аурой сегодняшнего дня. Любим мы его или ненавидим, мы его не можем избежать. Он - круг ассоциаций, в котором человек существует, будучи сам - кругом ассоциаций» (Берберова, 1999, с. 331).
Для нашего исследования представляет интерес преображение Борисом Поплавским отечественной и зарубежной литературной традиции «парижского текста» и создание своего пространства Парижа -«эмигрантского» топоса.
