Содержание к диссертации
Введение
С. 4-21
Глава 1. Возникновение и становление жанра воинской повести
в ранних летописных сводах С.22-123
1 Формирование основных признаков жанра в составе
«Повести временных лет» С.22-46
2 Своеобразие воинских повестей в литературах русских княжеств
эпохи феодальной раздробленности С.47-123
Глава 2. Развитие жанра воинской повести в летописных сводах
15-16 веков С. 124-280
1 Основные направления работы над текстами воинских
повестей в летописях 15 века С.124-199
2 Новые тенденции в развитии жанра в 16 веке С.200-280
Глава 3. Возникновение и развитие внелетописной воинской
повести С.281-379
1 Повесть о взятии Царьграда крестоносцами в 1204 г.
-первая сохранившаяся внелетописнаяповесть С.281-286
2 Новые художественные явления в «Повести о разорении
Рязани Батыем» С.286-292
3 Своеобразие принципов построения и изображения персонажей
в Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище» С.292-305
4 Особенности использования воинской традиции в
«Повести о взятии Царьграда турками в 1453 г.» С.306-320
5 Преобразование традиции жанра в «Казанской истории» С.320-352
6 Новые черты в «Истории в память предыдущим родом»
Авраамия Палицына С.352-369
7 Завершение традиции внелетописной воинской повести -
«Повесть об азовском осадном сидении донских казаков» С.369-379
Глава 4. Проблема взаимоотношений воинской повести и других
произведений героической тематики С.380-417
1 Летописные воинские повести и вопрос о жанре
«Слова о полку Игореве» С.380-391
2 Отражение воинской традиции в«Задонщине» С.391-402
3 Воинская повесть и жизнеописания князей-воинов С.402-417
Заключение С.418-430
Библиография С.431-451
Введение к работе
Исследователь, рассматривающий художественную специфику любого памятника древнерусской литературы, неизбежно сталкивается с проблемой своеобразия русской средневековой системы жанров, которая отличается от жанровой системы литературы 18-20 вв. настолько сильно, что составные элементы той и другой не соотносимы. Общеизвестно, что в древнерусской литературе до 17 в. не было произведений драматического рода, что лирика существовала в нестихотворной форме и была связана с риторической традицией. Но даже наиболее развитый в средневековье эпический род отличался от современного иным жанровым членением. Для дальнейшего исследования поэтики одного из самых распространенных древнерусских жанров нужно остановиться на определении тех позиций, которые высказаны были отечественными литературоведами, стремившимися воссоздать жанровую систему литературы, которая «по существу не создала собственной поэтики жанров ни описательной, ни нормативной» /Сазонова 1998, 5/.
Эмпирические представления об основных древнерусских эпических жанрах сложились в литературоведении уже на рубеже 19-20 веков. В общих курсах истории древнерусской литературы и отдельных работах, изданных в это время /Галахов 1880, Хрущов 1900, 1901, Порфирьев 1904, Келтуяла 1906, 1911, Пыпин 1911а , 1911 б, Сперанский 1914/, исследователи выделяли летописи, патерики, произведения ораторской традиции, жития, послания, повести или сказания и другие жанры. В большинстве случаев определения их не давались и были сделаны лишь отдельные наблюдения над особенностями и бытованием тех или иных жанров. Такой подход был связан, видимо, во-первых, с пониманием неполноты знаний о средневековой литературе, а во-вторых, с тем, что дошедшие до нас памятники не сохранили каких-либо следов теоретических размышлений древнерусских книжников о жанрах.
Отечественное литературоведение в 20 в. собрало и обобщило большой фактический материал в области древнерусской литературы. Результаты этой работы были представлены в изданиях «Истории русской литературы», появившихся в 1940-х гг. и в 1980 г. /История русской литературы 1941, 1945, 1980/. В них отчетливо выявлен корпус памятников, принадлежащих к основным древнерусским жанрам, и рассмотрены их главные особенности, но, как и раньше, не определены основания для вычленения явления и признаки жанров. Новым этапом в обобщении знаний о русской средневековой литературе стало издание «Словаря книжников и книжности Древней Руси», работа над которым продолжается по сей день. Но и это издание не только не проясняет представления о древнерусских жанрах, но и в ряде случаев следует прямо за средневековыми книжниками, воспроизводя в названии словарных статей сложные определения, соединяющие названия разных жанров («Повесть о житии Александра Невского»).
До сих пор не существует единых критериев для выявления жанровой принадлежности средневековых текстов. Д.С.Лихачев указывал, что «основой для выделения жанра, наряду с другими признаками, служили не литературные особенности изложения, а самый предмет, тема, которой было посвящено произведение» /Лихачев 1987, 321/. Исследователь подчеркивал, что для составления новых произведений и определения жанра уже написанных текстов книжники пользовались ориентирами «в основном внелитературного порядка» /Лихачев 1987, 325/, среди которых на первое место им было поставлено предназначение жанров. Отметил Д.С.Лихачев и специфические литературные черты жанров: образ автора и тип стиля.
Система взглядов на проблему, предложенная Н.И.Прокофьевым /Прокофьев 1975/, напоминает позицию Д.С.Лихачева. Исследователь выделил два жанрообразующих признака: объект повествования и назначение произведения - и в качестве дополнительных признаков назвал сюжетно-композиционную структуру, способ литературного обобщения, тип повествователя и язык. Оба литературоведа отметили существование двух структурных типов древнерусских жанров: первичных и объединяющих (или, по терминологии Д.С.Лихачева, жанров ансамблевого характера).
Свою классификацию предложил для литературы 11-13 вв. В.В.Кусков. Исследователь рассмотрел две основные системы жанров в литературе избранного периода: церковную и мирскую, отметив явления, стоящие на грани этих систем, и проследив различия типа героев во всех выделенных жанрах /Кусков 1980/.
Одна из последних больших работ, касающихся системы жанров и жанровых признаков, - кандидатская диссертация И.Ю.Хлызовой «Проблема становления и дифференциации древнерусских литературных жанров Киевского периода (на ма- териале «Повести временных лет» и памятников 12-14 веков»).Уже определение самого понятия жанра («совокупность признаков композиционного, сюжетного, стилистического уровня (инвариант)») /Хлызова 1997, 1/ вызывает сомнение в глубине понимания своеобразия этого понятия в средневековой литературе. К тому же опущены без всякого обоснования признаки, называвшиеся предшествующими исследователями. Для наблюдений избираются всего три жанра - воинская повесть, житие, «пример» - жанр, впервые и не очень убедительно выделенный исследовательницей, вынужденной, между прочим, признать, что басня «типологически близка» к «примеру» /Хлызова 1997, 7/, а следовательно, он может сближаться с древнерусским жанром притчи.
Таким образом, вопрос о системе и принципах выделения древнерусских жанров до сих пор остается дискуссионным. В последние десятилетия, в большей степени в западноевропейском, чем в отечественном литературоведении, появляются концепции, объявляющие понятия жанровой системы и жанра неприложи-мыми к древнерусской литературе и предлагающие пересмотреть существующие представления о них /см., например, Ingham 1987, Seeman 1987,Lenhoff 1987, в русской науке Живов 2002/. Нет необходимости подробно останавливаться на них, поскольку критический обзор этих позиций приведен в работе Л.И.Сазоновой /Сазонова 1998/. Проанализировав большой круг зарубежных и отечественных исследований последних десятилетий, отстаивая мысль о существовании жанров в русской средневековой литературе, исследовательница пришла к ряду выводов, представляющихся важными для работы с конкретными произведениями. Л.И.Сазонова относит древнерусскую литературу к риторическому типу, произведения которого пользуются «готовым словом»: «Риторика выступает как всепроникающий принцип организации произведения на всех его уровнях: тематическом, жанровом, композиционном, стилистическом» /Сазонова 1998, 11/, поэтому для жанров древнерусской литературы особую роль играли литературные образцы и «память жанра» /Сазонова 1998, 12/. Степень организации средневековых русских жанров различна: она высока в области богослужебной литературы, произведения которой строго следуют образцам, и значительно меньше в области светских памятников: «Нормальным состоянием средневекового жанра следует признать его известную неопределенность, расплывчатость, текучесть» /Сазонова 1998, 13/.
Вместе с тем, каждый из жанров в синхроническом плане четко отграничен определенным набором признаков: « Жанр - это модель, каждый раз себя воспроизводящая... Поэтические системы, функция, предмет этих текстов настолько различны, что позволяют надежно отъединить один жанр от другого, хотя тексты могут быть открыты для взаимодействия и перераспределения границ» /Сазонова 1998, 13/.
Общетеоретические работы последних лет учитывают материал средневековой литературы при решении проблемы жанров. Показательна в этом отношении книга В.Е.Хализева, который, дав общее определение понятия: «Литературные жанры - это группы произведений, выделяемые в рамках родов литературы. Каждый из них обладает определенным комплексом устойчивых свойств» /Хализев 2001, 319/ - далее говорит о существовании исторически локальных жанров и специально уделяет внимание особенностям жанров и жанрообразования в эпохи, предшествующие классицизму /Хализев 2001, 333/. Однако ясность по поводу принципов выделения отдельных древнерусских жанров в общетеоретическом плане так и не внесена.
Вычленение в рамках средневековой литературы жанра повести и описание его признаков не представляется простым, хотя существование его признавалось всеми авторами общих курсов конца 19 - начала 20 вв. Однако представление о значении этого жанрового определения у исследователей было различным. Как правило, устойчиво понятие «повесть» относилось только к переводным произведениям историко-беллетристического характера, по отношению же к оригинальным древнерусским текстам исторического содержания употребляли термин «сказание» /Галахов 1880, 313-314/, или «сказание» и «повесть» как синонимы /Порфирьев 1904,465-466/.
В обобщенной форме проследил черты и направления развития жанра Я.С.Лурье в статье, включенной в коллективную монографию, посвященную русской повести 19 в. /Лурье 1973/. Литературовед признал, что слово «повесть» использовалось в древнерусской письменности чрезвычайно широко: «Повесть - это и весть о каком-либо событии..., и описание..., и разговор, и даже насмешка...» /Лурье 1973, 23/, причем в терминологическом смысле было неопределенным: «Рано став наименованием для письменного рассказа, повесть и в этом смысле могла означать произведения различных жанров» /Лурье 1973, 23/. Иначе говоря, исследователь констатирует отсутствие у древнерусских авторов и переписчиков представления о закрепленности слова «повесть» за определенным видом произведений., Затем Я.С.Лурье дает определение и характеристику жанра уже с современных позиций: «Русь знала жанр повести, близкий к соответствующему жанру в литературе нового времени, повесть как один из видов сюжетной прозы (выделено мною- Н.Т.)... Сюжетная повесть стремилась именно к тому, чтобы показать событие, и показать его в движении. Острое сюжетное построение было свойственно не только чисто беллетристическим памятникам («неполезным повестям»), но и историческим (летописным и внелетописным), и житийным повестям Древней Руси» /Лурье 1973, 24/. Неясно определение «сюжетная повесть», поскольку оно должно подразумевать существование «бессюжетной повести», которое вряд ли возможно. Данная Я.С.Лурье далее характеристика повестей более всего ориентирована на первый из названных им типов - «беллетристическую» повесть, как оригинальную, так и переводную, на примере которой далее и рассматриваются особенности жанра. Лишь типология сюжетов (эпический, телеологический, амбивалентный), изложенная впервые в книге «Истоки русской беллетристики» /Истоки русской беллетристики, 1970, 22-24/, и повторенная в цитируемой работе, имеет более общее значение. Итоги развития древнерусской повести представлены в статье тоже весьма односторонне: «За несколько веков своего существования древнерусская повесть пережила значительную эволюцию; мы можем говорить об углублении сюжетных мотивировок и характеристики героев в повестях 17 в. по сравнению с предыдущим временем» /Лурье 1973, 34/. Сюжетные мотивировки и более углубленные характеристики героев начинают появляться в отдельных исторических повестях уже в 15 в., а эволюция жанра, конечно, не ограничивается указанными сторонами. Таким образом, теоретическая по замыслу статья оказывается расплывчатой в терминологическом отношении и неполной по содержанию. Иначе говоря, специфика и границы жанра древнерусской повести не определены в современном литературоведении.
Рано появился в науке термин «воинская повесть», регулярно использовавшийся в работах А.С.Орлова, внесшего значительный вклад в изучение жанра. Исследователем указаны отличительные его черты, названные им «литературной обо- лочкой»воинских сюжетов. В нее литературовед включил отдельные термины и формулы, происхождение и функции которых подробно им рассмотрены, стереотипные схемы последовательности действия, патриотическую или религиозную идею. Прослеживаются изменения в произведениях жанра, произошедшие в 16-17 вв. /Орлов 1902, 1909/. В более поздних работах ученый создал обобщенную картину развития стиля воинской повести, используя материал наиболее известных летописных и внелетописных произведений /Орлов 1945 а, б/.
Важными для раннего периода осмысления особенностей воинской повести стали наблюдения М.Н.Сперанского, который обратил внимание на отличие миросозерцания авторов воинских повестей от авторов церковных произведений, на общность отдельных эпизодов и устойчивые выражения /Сперанский 1914, 377-378/, на народное влияние, выразившееся в появлении «художественно-фантастического элемента, поэтического настроения» /Сперанский 1914, 354/. Работы А.С.Орлова и М.Н.Сперанского дали начало целому ряду исследований, посвященных стилистическим особенностям воинских повестей. На работы названных исследователей опирался В.А.Уткин в кандидатской диссертации «Стиль воинских повестей древней русской литературы» /Уткин б. г./, в которой прослежены стилистические особенности ряда наиболее известных памятников жанра, впервые была предпринята попытка выявить местные стилистические особенности повестей Галицко-Волынской и северо-восточной Руси. В сферу исследования введены княжеские жития, использовавшие традицию воинских повестей. Однако неполнота материала не позволила исследователю сделать сколько-нибудь новые и значительные обобщения.
Особое внимание было уделено в литературоведении «общим местам» воинских повестей. А.Н.Робинсон исследовал их народно-поэтические истоки /Робинсон А.Н. 1958/, Д.С.Лихачев, идя от работ А.С.Орлова и не во всем соглашаясь с ним, предлагал выделить среди «воинских формул» стилистические обороты и стереотипные ситуации /Лихачев 1987, 352-357/. О.В.Творогов еще раз обратился к изучению устойчивых формул, в том числе воинских, указав на их связь в ряде случаев с библейскими текстами /Творогов 1962,1964/. Новые наблюдения над «общими местами» воинского повествования и их назначением были сделаны английской исследовательницей Е.А.Прохазкой /Prochazka 1983, Прохазка 1989/. В ее работах проанализировано происхождение ряда «воинских формул» с точки зрения их метонимической или метафорической основы, сделана попытка расширить их круг по сравнению со списком, данным в ранних работах А.С.Орлова, и проследить их новые черты в поздней литературе. Однако неполнота привлекаемого материала, ориентация главным образом на известные внелетописные воинские повести приводят исследовательницу в ряде случаев к неточным выводам. Например, формулу «взять на щит» она не находит «в произведениях, написанных позже 13 в.» и говорит о том, что употребление его в текстах 16 и 17 вв. - «стилистический анахронизм» /Прохазка 1989, 236/. Между тем формула эта встречается, например, в Комиссионном списке Новгородской I летописи под 1398 и 1401 гг./Новгородская I летопись, 392, 396/. Или, трактуя словосочетания со словом «сила» как формулы /Прохазка, 1989, 235/, Е.А.Прохазка забывает назвать один из самых распространенных оборотов «в силЪ тяжцЪ». Список случаев употребления многих формул может быть значительно расширен за счет ветвей летописания, не привлеченных автором в работе. Процесс видоизменения формул в элементы красочного детального повествования начинается, по моим наблюдениям, в 15 , а не в 16 веке, как полагала английская исследовательница /Прохазка, 1989, 239/. Таким образом, работа содержит достаточно обширный, но не исчерпывающий материал по теме, а потому выводы ее не всегда безупречны.
Общей системе формул древнерусской литературы посвящена монография В.В.Колесова «Древнерусский литературный язык» /Колесов 1989/. Рассматривая историю возникновения и развития формул с лингвистической точки зрения, ученый обосновывает неизбежность эволюции этого явления, прямо связывая его с понятием жанра. По мнению В.В.Колесова, все формулы происходили из делового языка и, лишь попадая в иные условия, используясь в других жанрах, приобретали переносный смысл и начинали играть стилистическую роль /Колесов 1989, 137-144/. Развитие формул шло от большей предикативности к большей описательно-сти и соответственно к увеличению в 15 в. их объема «за счет определений и однородных членов» /Колесов 1989,157/. В результате «именно принцип отбора и соединения формул после 15 в. создает жанровые ограничения текста» /Колесов 1989, 273/. С последним утверждением вряд ли можно согласиться - жанровые ограничения текста гораздо более многообразны - но многие наблюдения и выводы монографии находят подтверждение при изучении воинских формул в широком круге памятников.
Новый аспект в изучении устойчивых формул древнерусской литературы рассмотрен в работе О.П.Лопутько, обратившейся к вопросу о причинах возникновения этого явления. Исследовательница приходит к выводу о том, что формула -это «явление не узко языковое, а психо-языковое», и связывает ее организацию «с процессами обобщения разных уровней» /Лопутько 2000, 86/.
Особняком в истории изучения древнерусских жанров, в том числе воинской повести, стоит концепция И.П.Еремина /Еремин, 1987, 54-64/. Ученый предложил систематизацию жанров, входящих в летописное повествование, вычленяя в нем погодные записи, летописные сказания, рассказы и повести. Термину «повесть» исследователь придавал чрезвычайно узкое значение, включая в этот тип летописного повествования только рассказы о смерти князей, связанные с агиографическим стилем. Материал воинского содержания мог быть организован первыми тремя типами повествования. Собственно произведения, которые принято относить к жанру воинских повестей, соответствуют представлениям И.П.Еремина о летописном сказании и рассказе. Эта классификация не получила широкого распространения в литературоведении, возможно, потому, что она отрывала огромный объем летописных текстов от самостоятельных литературных произведений, которые не были соотнесены с выделенными типами повествования. Ею воспользовалась для своих наблюдений над развитием вымысла в древнерусской исторической литературе Т.Ф.Волкова /Волкова 1989/. Более плодотворным оказался подход, при котором отдельные летописные фрагменты рассматривались как жанры, существующие не только внутри летописей, но и вне связи с ними. В этом случае появлялась возможность проследить единый путь существования и развития первичных жанров в литературе в целом, а не в рамках отдельного объединяющего жанра. В то же время наблюдения И.П.Еремина над стилем летописных повествований, в том числе воинских, остаются важными для литературоведения /Еремин 1949, 1957, 1966/.
Существенный вклад в исследование летописных воинских повестей ранней эпохи внесли работы А.А.Пауткина/1982, 1985,1990,1998/. Исследователь выделил основные тематические виды батальных описаний в составе южнорусского летописного свода, проследил характерные черты в изображении героев и стилистике каждой из трех составляющих Ипатьевской летописи, проанализировал наиболее яркие в художественном отношении батальные тексты. Особое внимание уделено воинским повестям в Галицкой летописи, ранее детально не изучавшимся с точки зрения стиля, в которых выявлены основные художественные закономерности и местные черты.
Последним по времени монографическим исследованием, включающим материал воинских повестей, является книга В.К.Кудрявцева «Художественная летопись о пограничном деле на Руси» /Кудрявцев 1998/. В ней осуществлен тематический отбор воинских повестей, рассмотрено их содержание и направленность, обозначены некоторые постоянные места и стилистические формулы, оформляющие данный круг произведений. Литературные тексты соотнесены с фольклорным материалом, причем прослежено своеобразие отражения событий в устном и письменном эпосе. Однако в изучение собственно жанра воинских повестей монография не вносит ничего принципиально нового.
Значительный круг исследований посвящен отдельным памятникам жанра воинской повести, а в последние десятилетия и отдельным аспектам поэтики произведений этого жанра. Работы В.П.Адриановой-Пёретц, Т.Ф.Волковой, В.П.Гребенюка, А.С.Демина, О.А.Державиной, Л.А.Дмитриева, И.А.Евсеевой-Лобаковой, В.В.Кускова, Д.С.Лихачева, Я.С.Лурье, А.Н.Робинсона, М.А.Салминой, и многих других ученых раскрывают значение отдельных памятников в развитии жанра, новые поэтические черты каждого из них.
Осознавая отсутствие единого для современного литературоведения определения жанра воинской повести, все же охарактеризую те позиции, с которых будут рассматриваться произведения в данной работе. Н.И.Прокофьев и В.В.Кусков считали воинскую повесть одной из разновидностей исторической повести /Прокофьев 1975, 32; Кусков 1980, 13/. Поэтому НИ. Прокофьев дал характеристику исторической повести в целом, назвав ряд ее признаков: эпичность жанра, историзм событий и персонажей, построение на основе логико-художественной обусловленности или по хронологии, включение внутрь повести других литературных форм, преимущественное внимание к событиям, а не к их участникам, реально-правдивый способ изображения. Как дополнительные признаки отмечены особый тип повествователя и язык произведений. Воинская повесть выделяется из круга историче- ских важнейшим жанрообразующим признаком - объектом повествования, которым служат сражение, поход, осада города. Принимая в целом эту характеристику, считаю необходимым в своей работе рассматривать не только собственно воинские повести, но и начальную, «зародышевую» форму воинского повествования - летописную погодную запись.
Литературоведами намечены различные типы классификаций воинских повестей. В ранних исследованиях А.С.Орлов выделил два основных вида воинских повестей: книжный и народнопоэтический, обратил внимание на различие их стиля, особенно в связи с «воинскими формулами». В классическом труде, посвященном «Слову о полку Игореве», исследователь представил еще одну классификацию воинских повестей - «по степени реальности»: «Одни из них отражают действительные факты с сохранением деталей, другие дают лишь сочиненную картину, лишенную действительных черт события. Есть и смешанный тип повестей, средний между приведенными характерными крайностями. Сочиненность сказывается всего более в описаниях самих боевых столкновений. Для таких описаний выработался запас картинных черт, общих мест, из которых и компонировалось изображение боя» /Орлов 1938, 4/. В этом рассуждении ученый коснулся вопроса о характере вымысла в древнерусских произведениях, по сей день не решенного в литературоведении /см. Волкова 1989, Ромодановская 1994/. Как правило, отделить в летописном воинском повествовании, особенно древнейшем, реальность от вымысла бывает сложно, тем более что представление о реальности средневекового книжника отличалось от нашего. Например, к области вымышленного вряд ли можно относить символические формы, как это делает Т.Ф.Волкова /Волкова 1989, 49/.
М.Н. Сперанский фактически, не выразив этого в терминах, отметил существование внелетописных и летописных воинских повестей и некоторые их поэтические особенности. Первые, по его мнению, отличаются «своим особым колоритом, своеобразными приемами в описаниях военных, боевых событий. Ряд этих повестей начинается весьма рано - со «Слова о полку Игореве» и переделки сказания Иосифа Флавия о взятии Иерусалима Титом (из «Иудейской войны»), кончая сказанием о взятии Казани и Азовским взятием», вторые, «обычные летописные рассказы о военных событиях..., где идет речь о наших отношениях к иноверным, главным образом татарам. В этого рода памятниках вырабатывается до известной степени своя терминология, свои эпитеты» /Сперанский 1898, 77/. Выделив две разновидности жанра, исследователь отнес к первой из них и «Слово о полку Иго-реве», так же как другие его современники /Истрин 1922/ и литературоведы последующего времени /Адрианова-Перетц 1949/.
А.А.Пауткиным выстроена на материале Ипатьевской летописи типология, учитывающая тематику и некоторые художественные особенности повестей. В соответствии с этими признаками выделяются группы текстов, рассказывающие о полевой битве, битве за город, походе, поединке, битве на реке в ладьях /Пауткин 1982, 6-7/. В то же время исследователь намечает и другую классификацию воинского летописного материала. В зависимости от соотношения документального и художественного начала в тексте «Повести временных лет» он выделяет погодную запись, повествования переходного типа от записи к повести, летописные статьи военно-политического содержания, легенды и предания батального характера /Пауткин 1982,8-10/. Первая систематизация оказывается универсальной и может быть применена к материалу любого периода, вторая свойственна скорее раннему летописанию, не случайно она выявлена на основе древнейшего из дошедших до нас памятников жанра.
Новая классификация воинских повестей предложена в работе И.Ю.Хлызовой. Исследовательница разделяет их на две группы. Первая - «с четкой замкнутой композицией, центральным звеном которой является достаточно (выделено мною - Н.Т.) полное описание битвы» / Хлызова 1997, 8/ - разделяется на две подгруппы. Одна имеет структуру, связанную с результатами боя, где «автор не скрывает сочувствия к одной из сторон», организация второй «не зависит от того, кто из противников одержал победу», в основе ее «архаичная идея, что побеждает сильнейший». Вторая группа включает повести, «сообщающие о битве од-ной-двумя формулами» /Хлызова 1997, 8/. Приведенная систематизация страдает недостаточностью оснований. Прежде всего, следовало бы определить понятие «четкой замкнутой композиции» и объяснить, какое описание битвы считать «достаточно полным», а затем показать, как структура повестей, входящая в подгруппы первой группы, определяется позицией автора, и насколько сильно влияет на художественный облик произведений, поскольку, с моей точки зрения, одного критерия недостаточно для классификации.
Многообразие точек зрения на жанр, его особенности и разновидности связано с тем, что преобладающие количественно летописные воинские повести никоим образом несопоставимы с жанром повести в новой литературе, к ним принципиально не приложимо определение, данное в современном пособии по теории литературы: «...слово „повесть" говорит о принадлежности произведений эпическому роду литературы и о „среднем" объеме текста (меньшем, чем у романов, и большем, чем у новелл и рассказов)» /Хализев 2001, 320/. Единственное, что можно из этой характеристики отнести к воинской повести, - эпический характер. Поскольку в древнерусской литературе не было ни романов, ни рассказов, объем повестей не с чем сопоставить, тем более что он сильно варьировался и в летописных, и во внелетописных повестях. Используемое в данной работе наименование «рассказ» по отношению к частям повестей и целым повестям - не жанровый термин, а лишь синоним слова «повествование».
Воинская повесть несопоставима с новой русской повестью и потому, что она ставила перед собой иные цели, а соответственно использовала другие приемы организации текста. Повесть в новой литературе - произведение беллетристическое, имеющее вымышленный сюжет и героев. Воинская повесть - произведение чаще всего историко-дидактическое, почти не использующее вымысла, а если он появляется, то чаще всего не осознается автором произведения, а происходит из легенды, устного предания, воспринимаемого как достоверный факт. Лишь по отношению к некоторым произведениям 16-17 вв. речь может идти о вымышленных эпизодах или отдельных персонажах. Соответственно построение воинских повестей не отличается сюжетной сложностью и занимательностью, ориентировано на традиционные формы. Эту особенность большинства древнерусских повестей одним из первых отметил В.М.Истрин, который писал: «Для всякой литературы особенную важность имеют, разумеется, самостоятельные, оригинальные повести, как свидетельствующие о развитии известного литературного образования и интереса... Содержание их... несложно, композиция очень проста, но все это вполне соответствовало тому уровню литературного развития, на котором стояли тогдашние и авторы, и читатели» /Истрин 1922, 95/. Эта мысль относится прежде всего к ранним летописным воинским повестям, не содержащим ни вставных элементов, ни значительных описаний. Поэтому, исследуя тексты этого периода, особенно важно отмечать мельчайшие детали, выходящие за пределы традиции, отличающие то или иное произведение от предшествующих и современных ему.
Все сказанное выше приводит к выводу о том, что воинские повести давно и плодотворно изучались в литературоведении, но направления и система работы над ними были примерно одними и теми же: разносторонне рассматривались широко известные внелетописные повести и незначительная часть наиболее ярких в художественном отношении летописных повестей. На их основе выявлялись основные черты жанра, прослеживались направления его развития, преимущественно в области стилистики, которая сопоставлялась с переводными и народнопоэтическими произведениями. Была проделана большая работа по выявлению редакций наиболее распространенных воинских памятников и установлению их взаимоотношений. Рассматривались воинские повести в рамках отдельных летописных сводов. Вместе с тем ни в одной работе не предпринимались попытки обобщить наблюдения над воинскими повестями внутри разновременных летописей, выявив художественные разновидности жанра, существовавшие на всех этапах его развития; решить вопрос о существовании местных литературных тенденций в произведениях; представить систему взаимоотношений внелетописных и летописных повестей, использования традиции жанра в монументальных исторических повествованиях 16 в., развития основных жанровых признаков на протяжении всего древнерусского периода. Отсутствием решения всех этих проблем определяется актуальность данной работы.
В связи с отмеченными нерешенными вопросами в исследовании ставится цель дополнения и приведения в систему существующих в литературоведении знаний о воинских повестях древнерусского периода, создания их художественной типологии и выявления путей развития жанра на протяжении 11-17 вв. Достижение этой цели возможно путем решения ряда более частных задач.
1. Доказать существование жанра воинской повести в древнерусской литературе как устойчивого типа эпического повествования с постоянным набором струк турно-стилевых признаков.
Выявить основные типы летописного воинского повествования и разновидности жанра воинской повести.
На основе сплошного анализа текстов воинского содержания в летописях выявить особенности их бытования в областных традициях.
Проследить соотношение летописных и внелетописных воинских повестей, общие и различные закономерности в их развитии.
Установить своеобразие использования традиции жанра в монументальном историческом повествовании 16 в. и историко-публ и диетическом 17 в.
Показать взаимоотношения между жанром воинских повестей и произведениями, жанровая принадлежность которых остается дискуссионной: «Словом о полку Игореве», «Задонщиной», жизнеописаниями святых князей-воинов.
Объектом исследования в диссертации являются тексты воинского содержания в древнейших дошедших до нашего времени сводах (Новгородском I, Лав-рентьевском, Ипатьевском), в памятниках, представляющих разные ветви русского летописания 15 в. (Рогожском своде из лаврентьевско-троицкой группы, Софийском I из новгородско-софийской группы, Московском своде 1479 г., отражающем более позднюю традицию московского летописания /Муравьева 1991, 8/; в привлеченных для восполнения материала названных выше памятников Симеонов-ской, Ермолинской, Новгородской ІУ летописях), в двух крупнейших сводах 16 в. -Воскресенском и Никоновском (для сравнения с ними привлекается материал «Летописца от 72-х язык» в редакции 1518 гг.), в представляющей областную традицию Тверской летописи. Из монументальных исторических памятников избрана «Казанская история», поскольку характер использования и своеобразие воинской повести во втором монументальном повествовании — «Степенной книге» - проанализированы в работе В.В.Кускова «О некоторых особенностях стиля «Степенной книги» /Кусков 2000, 185-217/. Внелетописные повести представлены основными широко известными памятниками, принадлежащими к разным эпохам развития литературы. В работе не ставилась задача их разностороннего анализа, поскольку большинство повестей многократно исследовалось; они введены в работу как отдельная ветвь рассматриваемого жанра для уяснения их соотношения с летописными повестями и роли в развитии жанра в целом. С той же целью привлечены повествования, связанные с традицией воинской повести - «Слово о полку Игореве», «Задонщина» и жизнеописания святых князей-воинов.
Предметом исследования служит поэтика воинских повестей, понимаемая как единство сюжетно-композиционной основы, системы изображения персонажей, устойчивых и индивидуальных изобразительно-выразительных средств.
Таким образом, научная новизна работы состоит, во-первых, в привлечении широкого круга произведений жанра, не рассматривавшихся ранее исследователями, во-вторых, в рассмотрении непрерывной воинской традиции по летописным сводам, в-третьих, в выявлении жанровых разновидностей летописных воинских повестей и прослеживании их судьбы за весь период существования жанра, в-четвертых, в создании целостной картины бытования всех типов воинских повестей и их взаимосвязи с другими памятниками.
В процессе исследования был использован ряд методов. Для характеристики отдельных произведений применялся метод целостного анализа в единстве формы и содержания. Диахронические изменения в воплощении отдельных летописных сюжетов, а также областные черты в стилистическом оформлении повестей об одних и тех же событиях прослежены с помощью сравнительно-исторического и герменевтического методов. Сопоставление особенностей воинских повестей и памятников иных жанров проведено на основе сравнительно-типологического метода.
Практическое значение работы заключается в том, что ее положения и выводы могут быть использованы в дальнейшем научном освоении проблемы жанров древнерусской литературы. Материал исследования применим при чтении общих и специальных курсов по истории древнерусской литературы на филологических факультетах вузов.
Апробация исследования была проведена на конференциях в МПГУ (1995, 1999 г.), МГУ (2001 г.), ИМЛИ РАН (2001 г.), ГАСК (2000 г.), на Макарьевских чтениях в г. Можайске (1993, 1995, 1996,1998, 2000, 2001 гг.), на заседаниях кафедры русской литературы МПГУ и Общества исследователей Древней Руси при ИМЛИ РАН (4 выступления за 1994 - 2001 гг.). Материалы диссертации отражены в книге и статьях.
Прежде чем приступить к анализу различных этапов в развитии воинского повествования, необходимо определить те основные позиции, с которых будут рассматриваться произведения. Представления о жанре, изложенные ниже, исходят из определения, данного Н.И.Прокофьевым, которое уже приведено, но в ряде положений дополняют его на основе наблюдений над большим количеством летописных текстов.
Основные черты жанра воинской повести в древнерусской литературе.
Воинское повествование в древнерусской литературе имело две основные формы: летописной погодной записи воинского содержания, кратко сообщающей о событиях, и воинской повести, рассказывающей о происшедшем с помощью ряда приемов сюжетного повествования и определенного круга художественных средств. Воинская повесть, представляющая собой один из подвидов древнерусской исторической повести, характеризуется рядом признаков.
Жанрообразующим признаком служит, как и для других произведений эпического рода, объект повествования, которым могут являться военный поход, битва, осада города, поединок.
Способ обобщения в повестях реально-исторический, подразумевает точное отражение событий в том виде, в котором представлял их себе автор. На определенных этапах развития жанра возможно привнесение элементов легендарно-исторического и идеализирующего подхода в изображение героев и событий в зависимости от источников повествования или публицистической тенденции писателя.
Структура произведений подчиняется хронологическому принципу и логическому отбору эпизодов в соответствии с тремя обязательными композиционными частями: повествованием о подготовке битвы, описанием сражения, рассказом о последствиях военных действий. Сюжет в воинских повестях носит преимущественно эпический или телеологический характер. Он развивается медленно, кульминация выражена слабо, события зачастую передаются не через связное мотивированное повествование, а через цепь сообщений. В качестве элементов структуры в воинскую повесть могут вводиться лирические (плачи, похвалы, молитвы) и символические (видения, чудеса, знамения) жанрообразо-вания.
Повествователь лишен биографических черт, не всегда ясны даже его политические симпатии. Возможными способами выражения позиции по отношению к происходящему для него служат отдельные изобразительно-выразительные средства, оценочные реплики и отступления, библейские цитаты, ретроспективная историческая аналогия.
5. Воинская повесть использует по преимуществу общеязыковые средства. Повествование лаконично, применяется прямая речь героев, отражающая различные сферы разговорного языка, в том числе и выработавшие определенную устойчивую традицию, например, речи послов /Лихачев 1986/, княжеские речи к воинам перед битвой, речи на пирах и др.
Жанр выработал свою систему средств изображения событий и персонажей. Важным принципом построения образной системы и рассказов об отдельных событиях была антитеза, чаще всего связанная с христианскими представлениями (христиане - язычники или иноверцы; смирение правых, которым покровительствуют высшие силы - гордость и самоуверенность неправых, терпящих поражение). Соответственно использовались постоянные противоположные по смыслу книжные эпитеты для характеристики тех персонажей, которым сочувствовал повествователь, с одной стороны, и врагов - с другой, противопоставлялись и называемые чувства героев из противоборствующих групп.
Метонимические обороты общеязыкового происхождения, сравнения и гиперболы, восходящие к фольклору, служили для изображения битв. Многие из этих средств, закрепившись за определенными ситуациями, превратились в «воинские формулы», сохраняющиеся на протяжении всего периода существования жанра.
На характеристике последнего явления, несмотря на обширную литературу вопроса, стоит остановиться. Мне представляется не очень плодотворным разделение «общих мест» на формулы ситуаций и формулы стилистические, как это сделано в работах Д.С.Лихачева и О.В.Творогова, поскольку те и другие тесно связаны. Именно повторяемость описываемых ситуаций влечет за собой сходное стилистическое оформление. Почти не встречаются формулы, лексический облик которых был бы неизменным, он варьируется в большей или меньшей степени, но при этом само «общее место» остается узнаваемым. Это относится не только к «поэтическим» формулам, использующим тропы (например, «бысть сЪча зла» с вариантами: «сильна, крТшка, ужасна» и др.), но и к синтаксическим конструкциям, к которым принадлежит, например, формула судьбы побежденных в бою, организуемая структурой «овии ...инии», «инии... инии», «инии... друзии» с неодинаковым количеством членов в каждом конкретном случае. Поэтому «воинскими формулами» в данной работе называются относительно устойчивые стилистические обо- роты, описывающие или обозначающие определенные эпизоды или моменты в ходе военных действий и имеющие целью создание краткой образной картины или точное указание на определенные обстоятельства событий. В соответствии с различием их назначения выделяются формулы описательные, использующие как поэтическую основу сравнения, метонимию и гиперболы, и неописательные, закрепляющие речевые обороты, которые называют явления или признаки.
Изложенные представления стали основой исследования обширного материала текстов и получили развитие и уточнение в ходе работы.
