Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Поэтика сатирических рассказов М. Я. Козырева 1920-х годов 12
1.1. Типология комического героя 17
1.2. Жанровые разновидности рассказов 31
1.3. Особенности поэтики 57
1.4. Сказовая форма повествования в рассказах М. Я. Козырева 72
1.5. Языковые формы комизма 84
ГЛАВА 2. Художественное своеобразие повести-антиутопии М. Я. Козырева «Ленинград» (1925) 95
2.1. Традиции и историко-литературный контекст повести 95
2.2. Проблематика и жанровое своеобразие 109
2.3. Система персонажей 115
2.4. Композиция и пространственно-временные отношения в повести 126
2.5. Пародийные элементы 134
ГЛАВА 3. «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера, капитана воздушного корабля, в Юбераллию, лучшую из стран мира, называемую также страной лицемерия и лжи» (1936) - аллегорико-сатирическая повесть 144
3.1. Традиции Дж. Свифта 144
3.2. Проблематика повести 157
3.3. «Городской миф» М. Я. Козырева и его отражение в повести 170
Заключение 185
Примечания 196
Библиографический список... 212
- Типология комического героя
- Жанровые разновидности рассказов
- Традиции и историко-литературный контекст повести
- Традиции Дж. Свифта
Введение к работе
Творчество Михаила Яковлевича Козырева (1892-1942), автора сборников сатирических рассказов «Гражданин Репкин», «Инвалид Чуфыркин», «Муравейник», «Именины», «Конец света», «Коробочка», «Мудреное дело», «Необыкновенные истории», «Фома неверующий», «Товарищ из центра» и др., романов «Подземные воды»,' «Город энтузиастов», «Неуловимый враг», повестей «Мистер Бридж», «Ленинград», «Пятое путешествие Гулливера...», драматических произведений «Гроза», «Дом сумасшедших», «Москва виновата» и др., стихотворных и песенных текстов, оставшихся в рукописи романов «Рост» и «Девушка из усадьбы», -долгое время находилось в забвении. Пользовавшееся большой популярностью в 1920-е годы его имя уже в 1930-х годах исчезает со страниц сатирических журналов, а многие произведения по политическим причинам не публикуются. После же ареста в 1941 году и гибели писателя в саратовской тюрьме все его книги были изъяты из библиотек и до 1991 года не переиздавались. В 1991 году сначала в фантастическом альманахе «Завтра» выходит в свет повесть М. Козырева «Ленинград», позднее, в этом же году, в издательстве «Текст»- «Риф» серии «Волшебный фонарь» выходит первая после полувекового забвения книга писателя под заглавием «Пятое путешествие Гулливера и другие повести и рассказы». В этом издании были впервые напечатаны повесть М. Козырева «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...» и рассказ «Крокодил. Три дня из жизни Красного Прищеповска».
В 1990 году появляется и первая статья, посвященная творчеству сатирика, - это публикация М. О. Чудаковой в журнале «Вопросы литературы» (№ 6) под названием «Русский сатирик Михаил Козырев». Используя материалы архивов, М. О. Чудакова устанавливает основные даты жизни и творчества писателя, анализирует некоторые из его произведений: в том числе высказывает предположение о влиянии рассказа «Крокодил»
М.Козырева на замысел повести «Роковые яйца» М. Булгакова, отмечает политический характер антиутопии «Ленинград» и указывает на связь «малой» прозы писателя с рассказами М. Зощенко. М. О. Чудаковой же принадлежит и первый анализ повести М. Козырева «Ленинград» в современном литературоведении: в статье «Без гнева и пристрастия. Формы и деформации в литературном процессе 20-30х годов» («Новый мир», 1988, № 9, С. 253 - 254) она говорит о связи повести с жанром антиутопии, в частности, с романом Е. Замятина «Мы».
Антиутопические элементы в повести «Ленинград» отмечают многие современные исследователи: В. Г. Перельмутер в послесловии «Машина времени Михаила Козырева», сопровождавшем первое издание повести в 1991 году, Б. А. Ланин в монографии «Русская литературная антиутопия» (1993), А. Е. Ануфриев в статье «Пространственно-временные отношения в антиутопии М. Я. Козырева «Ленинград»» (1999).
В 1995 году Л. Ф. Кацис в статье «Ленинград Михаила Козырева (к проблеме построения «ленинградского текста»)» заостряет внимание на философском смысле повести, отмечая в ней христианские мотивы Воскрешения, Второго пришествия, Страшного суда, попадания в Рай, канонизации. Он же впервые говорит об условности датировки повести «Ленинград», что подтверждается другим исследователем Д. М. Фельдманом (статья «К вопросу о датировке повести М. Я. Козырева «Ленинград»), который, изучив машинописный текст повести и архивные материалы, установил, что М. Я. Козырев в 1925 году только начал работу над повестью и закончил лишь после 1928 года.
Статья О. В. Быстровой «Сны и реальность в повести М. Я. Козырева «Ленинград» (1995) посвящена изучению мотива сна, предсказывающего будущее героя и содержащего ответы на вопросы об истинном смысле происходящего. В статье Л. П. Григорьевой «Константы петербургского текста в прозе 20-х гг.» в сборнике «Петербургский текст. Из истории русской литературы 20-30-х годов XX века» (1996) повесть М. Я. Козырева
«Ленинград» рассматривается с точки зрения петербургских мотивов. Исследователь отмечает традиционные для «петербургского текста» тему смерти и мотив исчезновения Петербурга. В этом же сборнике опубликована статья Н. В. Гапоненко «Михаил Козырев и его повесть «Ленинград», автор которой говорит о близости исторической концепции М. Я. Козырева идее эволюции. По мнению Н. В. Гапоненко, неудача, которую терпит герой, пытаясь изменить существующий строй с помощью нового переворота, подводит к главной идее произведения - к постепенному, естественному преобразованию действительности, опирающемуся на традиции и внутреннее преображение людей.
Таким образом, краткий обзор исследований по творчеству М. Я. Козырева показывает, что доминирующий научный интерес направлен на повесть «Ленинград». И хотя в различных статьях имеются серьезные наблюдения, посвященные рассмотрению отдельных сторон поэтики сатирической повести «Ленинград», однако обобщающего исследования о жанровом и художественном своеобразии повести, о затронутых в ней проблемах пока нет.
Научный и читательский интерес к творчеству М. Я. Козырева в последнее время возрастает. Так, в 2004 году в диссертации З.В.Виноградовой «Гоголь в литературном процессе 1920-х годов» была затронута проблема гоголевских традиций в рассказах М. Я. Козырева. Влияние Гоголя на творческую манеру М. Я. Козырева иллюстрируется 3. В. Виноградовой анализом таких рассказов, как «Шурка», «Протест» (ошибочно названный в диссертации «В отпуску»), «Поручик Журавлев». «Повесть о том, как с Андреем Петровичем ничего не случилось», «Покосная тяжба».
В 2005 году появляется диссертационное исследование Н. В. Умрюхиной «Проза М. Я. Козырева 1920-х гг. (историко-литературный контекст, проблематика, поэтика)» - это первая попытка обстоятельного исследования жизни и литературного наследия сатирика. Опираясь на
архивные материалы, личные документы и письма М. Козырева, периодические и справочно-энциклопедические издания 1920-х годов, воспоминания и мемуары, Н. В. Умрюхина впервые составила биографию М. Козырева, проанализировала критические отклики современников на его прозу. Она также установила литературные влияния на творчество М. Козырева и выявила жанрово-тематическую специфику журнальных публикаций писателя. Впервые Н. В. Умрюхина дала подробный анализ проблематики и поэтики двух романов М. Козырева: «Подземные воды» (1928) и «Город энтузиастов» (1929 - 1931). В работе Н. В. Умрюхиной также впервые представлена библиография М. Козырева, составленная по периодике 1910 - 20-х гг. и архивам, что значительно облегчает дальнейшую научно-исследовательскую работу по изучению творчества писателя. Однако за рамками работы исследователя осталась повесть «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...» (1936), представляющая собой аллегорию на тоталитарную действительность того времени. Кроме того, анализ повести «Ленинград» в работе Н. В. Умрюхиной ограничивается лишь выявлением петербургских мотивов. «Малая» же проза рассматривается исследователем с точки зрения присутствия в ней сатирической фантастики и гоголевских традиций, а также в двух тематических аспектах: «деревенские произведения Козырева» и «рассказы Козырева для «рабочих» журналов».
Таким образом, актуальность темы исследования обусловлена недостаточной изученностью творческого наследия М. Я. Козырева и возрастающим интересом в современном литературоведении к творчеству одного из уникальных прозаиков 1920 - 30-х годов 20 века.
В диссертации впервые сделана попытка представить целостный, обобщающий анализ сатирико-юмористических рассказов М. Я. Козырева с точки зрения присутствия в них комического начала и выявления жанрового своеобразия и особенностей поэтики. Также впервые дан всесторонний анализ сатирической повести «Ленинград» и остающейся не изученной до
настоящего времени повести «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...». В этом и состоит научная новизна работы.
Объектом исследования являются сатирико-юмористические рассказы М. Козырева 1920-х годов, повести «Ленинград» и «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...».
Предметом исследования выступают проблематика, поэтика и жанровое своеобразие рассказов и повестей «Ленинград» и «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...» М. Козырева в контексте сатирической прозы 1920-30-х годов.
Цель диссертации - дать целостный, обобщающий анализ проблематики и поэтики «малой» прозы и повестей «Ленинград» и «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...» М. Я. Козырева. Выявить влияние сатирических традиций Ф. М. Достоевского, Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина на творчество М. Я. Козырева и рассмотреть его произведения в интертекстуальном аспекте, в связи с повестями и рассказами М. А. Булгакова, Е. И. Замятина, А. Грина, А. П. Платонова и других мастеров прозы 1920-х годов.
Для достижения поставленной цели в работе решаются следующие конкретные задачи:
определить доминирующий тип комического героя и жанрово-композиционные особенности «малой» прозы писателя;
выявить особенности сказа в рассказах М. Я. Козырева;
рассмотреть языковые формы комизма на материале сатирико-юмористических рассказов М. Я. Козырева;
- проанализировать проблематику, жанровое своеобразие, композицию,
пространственно-временные отношения, систему персонажей и
пародийные элементы в повести М. Я. Козырева «Ленинград» в свете ее
литературных традиций и в контексте литературы 19-20 веков, а также в
связи с исторической реальностью;
выявить традиции Джонатана Свифта в повести М. Я. Козырева «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...»;
раскрыть идейное содержание и проблематику повести «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...» в ее историческом контексте;
дать представление о «городском мифе» М. Я. Козырева в контексте популярных в то время «московского» и «петербургского» мифов.
Решение данных задач определило структуру и объем диссертационного исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и библиографического списка, включающего 211 наименований. Общий объем диссертации - 211 страниц.
Во Введении дается обзор современных работ, посвященных творчеству М. Я. Козырева. Отмечается актуальность и новизна диссертации, определяется предмет исследования, формулируются методология, цели и задачи, раскрывается практическая значимость работы.
Первая глава включает в себя пять параграфов и посвящена анализу
сатирико-юмористических рассказов М. Я. Козырева. В первом параграфе
говорится о своеобразии комических персонажей в рассказах
М. Я. Козырева, на основании чего выделяется несколько групп комических
героев. Во втором параграфе исследуется многообразие жанровых
признаков «малой» прозы сатирика. Особое внимание уделяется рассказам из
цикла «Прыгунки», отразившим карнавальную ситуацию
послереволюционной действительности. В третьем параграфе выявляются особенности поэтики сатирических рассказов М. Козырева: использование в качестве сюжетообразующих начал незначительного события, слуха, сплетни, а также игрового мотива; совмещение мистики и комедийности, фантастики и гротеска; обращение к демонологическим мотивам и образам; опредмечивание явлений духовной жизни и смысловое акцентирование детали, вещи, предметного мира; создание галереи социальных масок, определяющей социальную характеристику эпохи 1920-х годов. В четвертом параграфе рассматриваются рассказы со сказовой формой
повествования, заостряется внимание на их особенностях: способе создания комического и сатирического эффекта, типе повествователя, приемах построения сюжета. В пятом параграфе выделяются языковые особенности комизма, свойственные «малой» прозе М. Я. Козырева.
Вторая глава работы посвящена анализу сатирической повести «Ленинград» и состоит из пяти параграфов. В первом параграфе повесть рассматривается в свете литературных традиций Ф. М. Достоевского («Зимние заметки о летних впечатлениях», «Записки из подполья», «Братья Карамазовы»), Н. В. Гоголя («Мертвые души») и М. Е. Салтыкова-Щедрина («История одного города»). Показаны переклички повести «Ленинград» с антиутопиями В. Брюсова «Республика Южного Креста», Н. Федорова «Вечер в 2217 году», С. Вельского «Под кометой». Особое внимание уделяется роману Е. И. Замятина «Мы», образы и мотивы которого соприкасаются с поэтическим миром повести М. Я. Козырева. Во втором параграфе второй главы рассматриваются проблематика и жанровое своеобразие антиутопии «Ленинград». Повесть анализируется с точки зрения проявления в ней признаков жанра антиутопии, благодаря чему раскрывается главная проблема произведения - конфликт личности с идеальным социумом: безымянного героя-повествователя с государством «победившего пролетариата», в котором он появляется «как странная и смешная тень прошлого». В третьем параграфе анализируется система персонажей повести, подчиненная оппозиционному принципу «свой» / «чужой», характерному для многих антиутопий. В четвертом параграфе выявляется связь проблематики повести с ее структурой и пространственно-временными отношениями. Среди композиционных принципов произведения выделяются антитеза прошлого и настоящего и мифологема Лабиринта. Организация художественной действительности в повести, основанная на взаимосвязи внутреннего мира героя с внешним пространством, рассматривается в связи с проблематикой произведения: хронотоп героя-повествователя вступает в конфликт с регламентированным временем и пространством идеального
социума. В пятом параграфе повесть «Ленинград» рассмотрена как пародия на утопическое сознание, воплощенное в действительности 1920-х годов.
В третьей главе диссертации мы обратились к анализу совершенно не изученной повести М. Я. Козырева «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...». В первом параграфе выявлено влияние традиций Джонатана Свифта на повесть М. Я. Козырева, что позволяет нам рассмотреть, как, обращаясь к художественным образам и сюжетно-композиционным ситуациям, созданным великим английским писателем, М. Козырев использовал их для изображения событий, происходивших в тоталитарном государстве. Во втором параграфе определена проблематика повести-антиутопии. В третьем параграфе сделана попытка рассмотреть «городской миф» М. Я. Козырева (на материале рассказа «Москва», повести «Ленинград» и «Пятое путешествие Лемюэля Гулливера...») в контексте «московского» и «петербургского» мифов того времени.
В заключении подводятся основные выводы диссертационного исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы по изучению творчества М. Я. Козырева.
Методологическую и теоретическую основу работы составили труды ведущих отечественных и зарубежных филологов и литературоведов: С. С. Аверинцева, М. М. Бахтина, Ю. Борева, В. В. Виноградова, Л. Г. Долгополова, Л. Ф. Ершова, В. М. Жирмунского, Н. А. Кожевниковой, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, Е. М. Мелетинского, В. Новикова, В. Я. Проппа, Л. Спиридоновой, Н. Д. Тамарченко, Б. В. Томашевского, В. Н. Топорова, Ю. Н. Тынянова, В. И. Тюпы, В. Е. Хализева, В. В. Химич, Л. В. Чернец, В. Б. Шкловского, Э. А. Шубина, Б. М. Эйхенбаума и многих других. А также труды философов и историков: А. Бергсона, А. С. Бланка, Р. Бурдерона, В. О. Ключевского, Г. Маркузе, X. Ортега-и-Гассета, Г. Л. Розанова и других.
Основные методы исследования: системно-типологический, структурно-функциональный и сравнительно-исторический, которые
сочетаются в диссертации с принципом целостности анализа художественного произведения.
Научно-практическая значимость работы заключается в том, что ее материалы и результаты расширяют представления о картине русской литературы 1920 - 30-х годов и могут быть использованы при дальнейшем изучении творчества писателя, издании и переиздании произведений М. Я. Козырева, а также в практике преподавания истории русской литературы XX века в высшей и средней школах.
Материалы диссертации апробированы на научных конференциях в
г. Москве («Шешуковские чтения», 2004 г., 2005 г.); в г. Томске (на IX
Всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых
«Наука и образование» (25 - 29 апреля 2005 г.); в г. Саратове (на
Всероссийской научной конференции «Изменяющаяся Россия -
изменяющаяся литература: художественный опыт XX- начала XXI вв.»
(23 - 25 мая 2005 г.)). На международных научных конференциях в г.
Тамбове (V международные Замятинские чтения, посвященные 120-летию
писателя (14-17 сентября 2004 г.)); в г. Томске (на Ш и 1V Международных
научных конференциях «Русская литература в современном культурном
пространстве» (4-5 ноября 2004 г., 2006 г.); в г. Кирове (международная
научно-практическая конференция «Актуальные проблемы современной
филологии. К юбилею А. Грина» (15-17 сентября 2005 г.)) и в г. Ставрополе
(международная научно-теоретическая интернет-конференция
«Герменевтика литературных жанров» (с 30 сентября по 4 октября 2006 г.)).
Типология комического героя
Определяя типологию комического героя М. Я. Козырева, мы считаем необходимым обратиться к эстетике комического. Начиная с Аристотеля, теория комического насчитывает несколько десятков концепций. По замечанию М. Т. Рюминой, к настоящему времени «существует обширная литература, либо специально посвященная проблеме комического, либо в какой-то мере ее затрагивающая» [22]. Она же выделяет «три основополагающих мотива, которые (...) имеют отношение к комическому»: «мотив противоречия (контраста, нелепости, безрассудства, бессмыслицы, перехода в противоположность и т.д.)», «мотив игры» и «мотив видимости» (мнимости, кажимости, лжи, обмана, самообмана, иллюзии, виртуальности, претензии, «тени», «сна наяву», «грезы»)» [23].
В советском искусствоведении комическое тесно связывалось с противоречиями социальной действительности и определялось как «одна из категорий эстетики, отражающая социально значимые противоречия действительности под углом зрения эмоционально-критического отношения к нему с позиций идеала» [24]. Подобная формулировка близка концепции Ю. Борева, по мнению которого: «Комическое - общественно значимое жизненное противоречие (цели - средствам, формы - содержанию, действия - обстоятельствам, сущности - ее проявлению), которое в искусстве является объектом особой эмоционально насыщенной эстетической критики- осмеяния» [25]. В своей книге «Комическое...» исследователь уточняет: «В зависимости от эстетических свойств объекта и целей субъекта комедийное отношение к действительности имеет два основных типа: сатирическое и юмористическое» [26]. Б. Дземидок, разделяя точку зрения Ю. Борева, подразумевает под комическим как категорию эстетики, так и «определенный вид творчества, суть которого сводится к сознательному конструированию некой системы явлений и понятий, а также системы слов с целью вызвать эффект комического» [27].
Среди современных научных подходов к теории комического необходимо отметить теорию художественных модусов В. И. Тюпы, в основе которой лежит концепция модусов литературности Н. Фрая. Из четырех модусов художественности: юмор и сарказм, сатира и ирония - двум последним исследователь отводит второстепенную роль.
М. М. Бахтин более полувека назад поставил сатиру на первое место в категории комического вообще: «Смеховая сатира является важнейшим видом комического. Там, где комика лишена сатирической направленности она становится поверхностной и относится к области чисто развлекательной литературы («смех ради смеха»)» [28]. Бахтин также подчеркивал образный характер сатиры: «Итак, сатира есть образное отрицание современной действительности в различных ее моментах, необходимо включающее в себя- в той или иной форме, с той или иной степенью конкретности и ясности-и положительный момент утверждения лучшей действительности» [29]. Итак, по мнению М. М. Бахтина, сатира включает в себя как отрицательное, так и положительное начала. Таким образом, современное литературоведение не противопоставляет комическое трагическому (как это делали Аристотель, Ф. Шиллер, Ф. Шеллинг и др.), а напротив, сопрягает их «в сложное, но единое мировосприятие... Выявляя комическое противоречие, художник обнажает одновременно и трагический разлад героя с миром» [30]. О двойственной природе комического писал и Д. С. Лихачев: «Смех открывает в одном другое, не соответствующее: в высоком - низкое, в духовном - материальное, в торжественном - будничное, в обнадеживающем - разочаровывающее. Смех делит мир надвое...» [31].
Синтез комического и трагического в творчестве многих писателей-сатириков 1920-х годов был обусловлен характером самой жизни. Пробуждение звериных инстинктов, ощущение абсурдности и хаоса жизни в целом - все это стимулировало развитие сатирико-гротескной линии, использование мистики и фантастики в комических целях. Особенно заметна эта тенденция в творчестве Е. Замятина, М. Булгакова и А. Платонова, у которых комическое предстает в сложном переплетении с трагическим и философским осмыслением мира.
Данная особенность характерна и для художественного метода М. Козырева, органично вобравшего в себя трагическое и комическое начала, реальность и фантастику, между которыми не существует непроницаемых границ. Особенно ярко эта черта проявляется в произведениях крупных жанров (повестях «Ленинград», «Пятое путешествие Гулливера...»). В рассказах М. Козырева комические ситуации, в основном, реалистичны, хотя они могут быть и фантастическими, и гротескными (рассказы «Мертвое тело», «Крокодил. Три дня из жизни Красного Прищеповска», «Сатирическая тема», «Крепкий сон», «Через сто лет»). Комическое в этих произведениях сближает фантастику и гротеск с реальностью, углубляет сатиру, делая ее более многозначной. И хотя в большинстве рассказов М. Козырева сюжет не выходит за рамки жизнеподобия, писатель всегда подчеркивает необычность, странность, абсурдность описываемых жизненных явлений, что придает многим рассказам сатирика «гротескное звучание».
Комизм в художественном мире М. Козырева чрезвычайно разнообразен: от добродушной улыбки до едкой иронии и горького сожаления по поводу несовершенства человеческого бытия. Поэтому и персонажи рассказов писателя отличаются большим разнообразием, пестротой комической окраски. Однако, несмотря на это разнообразие можно говорить об определенных типологических чертах, и на основании этого выделить несколько групп комических героев рассказов М. Козырева. 1. Смешные чудаки, напоминающие нам фольклорных персонажей. Они не образованны, плохо ориентируются в новой политической ситуации, но в то же время обладают народной мудростью.
Жанровые разновидности рассказов
Рассмотрев типологию комического героя М. Я. Козырева, перейдем к выявлению жанровых разновидностей рассказов писателя. В. М. Жирмунский определил жанр как «исторически сложившиеся типы художественных произведений» [48]. Каждый жанр в процессе своего исторического развития приобретает свою неповторимость и своеобразие, поэтому любое литературное произведение всегда должно рассматриваться с точки зрения исторической эпохи. В связи с этим Ю. Тынянов утверждал, что жанр - не постоянная, не неподвижная система, границы и содержание жанра могут колебаться [49]. Таким образом, жанр как статическая система невозможен, поскольку само создание жанра возникает в результате столкновения с традиционным жанром. И если такого столкновения нет, тогда, по мнению 10. Тынянова, жанр как таковой исчезает, распадается. М. М. Бахтин по этому поводу писал: «Жанр всегда и тот и не тот, всегда и стар и нов одновременно. Жанр возрождается и обновляется на каждом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра. Жанр - представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития» [50].
Учитывая все вышесказанное, можно сделать вывод о том, что М. Козырев, как и многие его современники, продолжает в новых исторических условиях традиции Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Лескова и раннего Чехова, создавая новый вариант комического рассказа, неповторимый и оригинальный, на жанровое своеобразие которого повлияли и новые общественные условия, и творческая индивидуальность самого автора.
Каждой исторической эпохе соответствует своя точка зрения на вопрос жанровой классификации произведений художественной литературы. Постоянное развитие жанровой системы, ее обновление и преобразование вступает в противоречие с логической схемой любой классификации. Б.В. Томашевский по этому поводу писал: «...Никакой логической и твердой классификации жанров произвести нельзя. Их разграничение всегда исторично, то есть справедливо только для определенного исторического момента; кроме того, их разграничение происходит сразу по многим признакам, причем признаки одного жанра могут быть совершенно иной природы, чем признаки другого жанра, и логически не исключать друг друга...» [51]. Ю. Тынянов же отмечал, что в 1820 - 1840 гг. жанр рассказ определяли совсем по-другому, в отличие от того, как определяем его сегодня мы [52]. В наше время принято определять жанр по «второстепенным» признакам, с учетом объема произведения. Б. В. Томашевский, например, говорит о существовании двух категорий повествовательных прозаических произведений: малая форма - новелла (в русской терминологии «рассказ») и большая форма - «роман». Граница между малой и большой формами не установлена твердо. Так, в русской терминологии для повествований среднего размера часто используется термин «повесть». [53]
Необходимо также отметить, что в литературе XX века усиливается взаимодействие жанров. Б. Дземидок в книге «О комическом» пишет, что «всей литературе XX века свойственна тенденция к исчезновению чистых жанров и чистых стилистических концепций, к смешению их и взаимному проникновению» [54]. Другой исследователь С. Н. Бройтман отмечал: «Жанровое... самоопределение художественного создания для автора теперь становится не исходной точкой, а итогом творческого акта... Жанр труднее опознаваем, чем прежде» [55]. Писатели-сатирики, испытывая неудовлетворенность нормативностью сатирического искусства, стремясь творчески пересоздать в своих произведениях живую жизнь, часто уходили от ограниченности сатирической схемы.
Прежде чем перейти к анализу рассказов М. Козырева с точки зрения их жанровой природы, необходимо сказать еще о двух явлениях, характерных для литературы начала XX века и связанных с изменениями в жанровой системе этого периода. Во-первых, как отмечает Б. Томашевский, это вытеснение высоких жанров низкими: «... мелкие, низкие явления, бытующие в сравнительно малозаметных литературных слоях и жанрах, канонизируются крупными писателями в высоких жанрах и служат источником новых, неожиданных и глубоко оригинальных эстетических эффектов. Периоду творческого расцвета литературы предшествует медленный процесс накопления средств обновления литературы в низких, непризнанных литературных слоях» [56]. Ю. Тынянов в статье «Промежуток» (1924), образно определив период 1920-х годов как промежуток (по мнению исследователя, развитие литературы идет по средством смены «инерции» и «промежутков», при этом новые явления, в том числе и жанры образуются только в «промежутки», то есть когда перестает действовать «инерция»), писал, что в 1920-е годы внимание литературы сместилось с социально-психологического романа и традиционно-высокой лирики на пародийные и сатирические жанры, а также на прозу авантюрного характера [57].
Традиции и историко-литературный контекст повести
О влиянии гоголевской манеры письма с чередованиями ритмов, лирическими отступлениями и повторениями на поэмы М. Козырева «Поручик Журавлев» и «Покосная тяжба» уже говорилось в первой главе нашего исследования. Повесть «Ленинград» интересна в этом смысле прежде всего тем, что принцип изображения жителей Ленинграда напоминает принцип изображения помещиков в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя: используя принцип марионеточности, писатель характеризует каждого из героев через предметную сферу, через окружающий их быт. Для примера приведем описание героем квартиры номер девять, после посещения которой начинается его разочарование в новой жизни: «Здесь меня поразило огромное количество тяжелых, громоздких и ненужных предметов: шкафы, буфеты, широкие диваны, стулья и стульчики, кресла и креслица, этажерки, фигурки, картины в золотых рамах, статуэтки и статуи делали эту квартиру похожей на антикварный магазин. Сходство усугублялось тем обстоятельством, что владелец этих вещей не заботился о том, чтобы выдержать какой-либо стиль: здесь были собраны предметы невозможных эпох и стилей, и в то время, как некоторые из вещей поражали меня своей неуклюжестью, другие, наоборот, ласкали взгляд изяществом и тонкостью линий.
Задавленный количеством предметов, я, вероятно, был очень неловок, так как девицы, увидев меня, переглянулись, и одна из них шепнула что-то другой - вероятно, весьма неодобрительное о моей особе» [21; 34]. Отсутствие определенного стиля в интерьере квартиры, огромное количество несочетаемых друг с другом предметов - все это характеризует хозяев квартиры как людей малообразованных, бескультурных, а также агрессивных в своем невежестве, потребительски относящихся к жизни, желающих завладеть всеми материальными благами. Герой постепенно начинает понимать, что окружающие его сытые и довольные своей жизнью господа на самом деле лишь марионетки, утратившие внутреннюю свободу, свое личностное сознание и полностью подчинившиеся идеологическому диктату государства: «Усевшись в глубокое кресло, я имел возможность подробно осмотреть гостиную. Я заметил, что большинство картин написаны на революционные сюжеты, причем предпочтение давалось героическим темам: девятое января, расстрел рабочих, еврейский погром. Статуэтки изображали рабочего с молотом или крестьянку с серпом. В углу, как и во всех квартирах, висело несколько икон, над которыми красными по золоту буквами была сделана надпись: «Ленинский уголок»» [21; 34].
Как и Гоголь, М. Козырев в описании внешности некоторых героев опирается на яркую, запоминающуюся деталь. Мотив марионеточности, кукольности (один из важных у Гоголя, постоянно подчеркивающего контраст живого и мертвого) у Козырева находит выражение в описании девиц из девятой квартиры, которых герой всегда обозначает одним словом - «деревянные». Как известно, «механизация» мира и человека является одной из основополагающих черт для сатирической поэтики вообще. А. Бергсон в работе, посвященной теории комического, отмечал: «Косное, шаблонное, механическое в их противоположении собранности, наконец, автоматизм в противоположении свободной действенности - вот в общем-то, что подчеркивает и стремится исправить смех» [121]. Мотив омертвения, кукольности характерен не только для творчества Н. В. Гоголя, Вл. Ф. Одоевского, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова, но и для современников М. Я. Козырева: Е. И. Замятина, М. А. Булгакова, А. Платонова, М. Зощенко и других. В романе Е. Замятина «Мы», например, люди описаны как механизированные «нумера». Чертами «механичности» наделяет своих персонажей и М. А. Булгаков: страшный Дыркин из «Дьяволиады» кричащий, подобно щедринскому Органчику, лишь одно слово -«М-молчать!..», характеризуется следующим образом - «вскочил на пружине из-за стола» [122], а Кальсонер имеет «в медь тяжкий голос» [123] и ревет, как сирена. Ярким примером проявления в человеке признаков «кукольности», неестественности и мертвенности являются у М. Булгакова образы пациентов профессора Преображенского, например, шуршащая дама в лихо заломленной шляпе со щеками «кукольно-румяного цвета» [124].
«Мертвенность» жителей Ленинграда в повести М. Козырева подчеркивается еще и тем, что все они, подобно помещикам из «Мертвых душ», даны писателем не в динамике, а в статике. «Мертвенностью» отличается также образ политруководителя, во внешности и манерах которого постоянно подчеркивается одна и та же деталь - «что-то кошачье, одновременно хищное и до притворности ласковое» [21; 32]. Врезается в память эпизодический образ «застегнутого в черный сюртук человека», который за «покрытым черным сукном столом» вел с героем беседу о «высшей мудрости» «небольшой в черном переплете книги» - правилов катехизиса [21; 57].
Итак, связь М. Козырева с поэтическими традициями Гоголя очевидна. Но писатель испытал на себе влияние и еще одного сатирика 19 века -М. Е. Салтыкова-Щедрина, учеником которого («Пусть в его смехе есть многое от Щедрина...» [125]) М. Козырев был назван сразу же после выхода в свет в 1922 году своей первой книги «Морока». Государство будущего в «Ленинграде» М. Козырева напоминает «систематический бред» Угрюм-Бурчеева, одного из градоначальников в «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. Идея «прямолинейности» Угрюм-Бурчеева, сочетавшаяся «с идеей общего осчастливливания» в казармах, находит свое продолжение в городе будущего М. Козырева. Разрушив старый город, Угрюм-Бурчеев построил новый, с прямыми улицами, с одинаковыми домами светло-серого цвета. Каждый дом - «поселенная единица». Из них составляются взвод, рота, полк. Во главе - командир и шпион. Все регламентировано, все по команде, у людей «нет ни страстей, ни увлечений, ни привязанностей. Все живут каждую минуту вместе, и всякий чувствует себя одиноким» [126]. «Поселенные единицы» Угрюм-Бурчеева очень напоминают дома рабочих в «Ленинграде» М. Козырева, а регламентированная жизнь глуповцев почти ничем не отличается от жизни ленинградцев, основанной на правилах катехизиса и системе добровольного доносительства.
Традиции Дж. Свифта
Двести лет отделяет жизнь и творчество М. Я. Козырева от его великого предшественника Джонатана Свифта (1667 - 1745), но, несмотря на это, оба писателя обнаруживают близость в особом взгляде на окружающий их мир.
Свифт был известен в Англии не только как писатель, но и как политический деятель и выдающийся памфлетист, призывавший в своих статьях ирландцев к борьбе за лучшее будущее, против тирании английских властей. Жанр памфлета («злободневное острое, обычно небольшое сочинение обличительного, политического характера» [186]) определил, по мнению исследователей, и жанровые особенности знаменитого романа Свифта «Путешествия Гулливера» (1726), составные части которого можно рассматривать как четыре памфлета, объединенные «одним философским замыслом писателя - показать мир в его многообразии, определить роль Человека в этом мире, установить подлинный смысл тех конкретно-исторических социальных и нравственных отношений, которые господствовали в современной Свифту Англии, (...) показать все это в сатирическом ключе, подойти к решению этих проблем с помощью сатирической аллегории» [187]. Обратившись через двести лет к Свифту, М. Козырев напишет не только продолжение знаменитых путешествий Гулливера, но и, позаимствовав сатирический «ключ» своего предшественника, создаст впечатляющую аллегорию на тоталитарную политику современных ему государств.
Как и у Свифта, повесть М. Козырева написана от первого лица. Преследуемый по возвращении из страны гуигнгнмов церковью, Гулливер спасается от ареста на воздушном корабле, но поднявшаяся буря, уничтожившая все его запасы, заставляет его опуститься в незнакомой стране. О порядках и обычаях этой удивительной страны под названием Юбераллия и рассказывает герой в своих записках.
Юбераллия - фантастическая страна, созданная не только воображением писателя, но и подсказанная самой современностью. Во всем, что так удивляет Гулливера: в жителях Юбераллии, в необыкновенных порядках, в необычных ситуациях - прямо или косвенно отражается современный писателю мир, противоречивый и жестокий, справедливо названный «веком тоталитаризма» [188]. Продолжая традиции Свифта, книга которого множеством нитей связана с современной английской действительностью, М. Козырев заставляет своих читателей задуматься над такими проблемами, как война и мир, личность и государство, свобода и рабство, истина и заблуждение.
Произведения Свифта и М. Козырева близки не только по своей проблематике и идейной направленности, сатирики используют сходные сюжетно-композиционные ситуации и художественные образы, а также сатирические приемы. Так Свифт очень часто прибегает к «материализованной метафоре» [189]. Например, для того чтобы в Лилипутии сделать карьеру при дворе императора необходимо показать угодничество и ловкость, для этого надо с детских лет тренироваться в пляске на канате, «и кто прыгнет выше всех, не упавши, получает вакантную должность» [190]. Надо показать свою ловкость и в том, чтобы перепрыгнуть через палку, которую держит император, или пролезть под нее: «Кто проделает все описанные упражнения с наибольшей легкостью и проворством и наиболее отличится в прыганье и ползанье, тот награждается синей нитью; красная дается второму по ловкости, а зеленая - третьему. Пожалованную нить носят в виде пояса, обматывая ее дважды вокруг талии. При дворе редко можно встретить особу, у которой бы не было такого пояса» [190; 36]. Примеры «материализованных метафор» можно найти и в повести М. Козырева. Интересно, что ловкостью, свойственной всем приближенным императора Лилипутии, должны обладать все ученые в Юбераллии, перепрыгивая через костры пылавших книг: «Члены академии наук должны были в полном составе перепрыгнуть через самый большой из костров, и те, кто не сумел этого сделать, были навеки исключены из ученого сословия.
С тех пор и установилась в Юбераллии любопытная система раздачи ученых степеней: так, кандидат должен был перепрыгнуть через костер из книг шириной в одну сажень, магистр - в полторы, доктор - в три сажени. Особая комиссия наблюдала, чтобы огонь достигал определенной высоты и чтобы у экзаменующегося не обгорели фалды его одежды» [21; 146].
Лесть, свойственная всем жителям Юбераллии, и особенно придворным императора, находит свое выражение в «материализованной метафоре» - «чудесном зеркале», превращающем урода в красавца, нищего в богатого, голодного в сытого, старые вещи в новые, грязную одежду в чистую: «Я взял его - и чуть не выронил из рук.
