Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Поэтические модели из неорганической природы 16
1.1. О сущности «натурфилософии» в литературе 16
1.2. Поэтическая «натурфилософия» Тютчева 24
1.3. Натурфилософские представления в татарской поэзии 32
Глава 2. Природные стихии в лирике Тютчева и татарских поэтов начала XX века 43
2.1. Стихии Огня и Воды 43
2.2 Стихии Воздуха и Земли 69
Глава 3. Природные стихии и авторское «Я» в лирике Тютчева и татарских поэтов начала XX века
3.1. О степени проявленности лирического начала 90
3.2. Формы выражения авторского "Я" 111
Заключение 130
Список использованных источников и научной литературы
- О сущности «натурфилософии» в литературе
- Поэтическая «натурфилософия» Тютчева
- Стихии Огня и Воды
- О степени проявленности лирического начала
Введение к работе
Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется...
Актуальность темы. Данное диссертационное исследование посвящено сопоставлению творчества Ф.И. Тютчева и ряда татарских поэтов начала XX века.
В представленной диссертации в качестве основания для исследования выступает категория «натурфилософия»1, рассматриваемая с точки зрения ее художественного бытования в разных национальных литературах. Мы выделяем и сопоставляем формы проявления «натурфилософии» в поэзии Ф.И.Тютчева и татарских поэтов начала XX века.
Исследование природных мифологем Тютчева, в значительной степени определяющих его мировосприятие, в нашем литературоведении развертывается медленно. Его дальнейшее развертывание предполагает также достаточно широкие сопоставления, включающие материалы из истории и современного состояния разных национальных литератур.
При этом из двух членов сопоставительного ряда за исходное (за своего рода "начало отсчета") взята поэзия Тютчева, то есть реализуется взгляд на татарскую литературу определенного периода через творчество русского поэта XIX века.
Почему именно Тютчев из богатой и разнообразной русской поэзии был выбран для сопоставления? Ведь фактов, подтверждающих его прямое влияние на того или другого татарского поэта, чрезвычайно мало. Правда, традиции Тютчева могли проникать в татарскую поэзию начала XX века через символистов, рассматривающих его как свою предтечу. Поэзия символистов, в свою очередь, была хорошо известна татарским поэтам и во многом созвучна их настроениям. Но это вопрос, требующий отдельного исследования.
Тютчев до сих пор практически остается не переведенным на татарский язык (судя по имеющимся данным, только три его стихотворения были переведены в XX веке). В начале XX века Дардменд обращается к стихотворению Тютчева "Что ты клонишь над водами ", на татарском языке оно звучит "Тал чыбык" ("Ветка ивы"), не указав при этом имя автора оригинала [Магдиев 1981:3]. М.Магдиев, анализируя стихотворение Дар-дменда, доказывает, что оно действительно является переводом тютчевского произведения.
После 1917-го года большинство стихотворений Тютчева десятилетиями оставались не переведенными на татарский язык. Среди немногих переводных достижений советской эпохи мы можем отметить переводы З.Нури стихотворений "Умом Россию не понять" и "Весенняя гроза", а также перевод А.Ерикея «Весенней грозы», все они были предназначены для детей.
В то же время большая часть лирики, к примеру, Пушкина, Лермонтова и ряда других русских классиков переведена татарскими поэтами и, как правило, в разных вариантах.
С 1938-го года стали выходить отдельные издания стихотворений этих авторов. Многие талантливые переводчики брались за передачу творческой индивидуальности русских поэтов на татарский язык. Среди них А.Исхак, М.Максуд, Н.Исанбет, А.Ерикей, А.Файзи, З.Нури и другие.
Тютчевская же лирика, несмотря на то, что практически не переводилась, не оставляла равнодушными татарских поэтов.
Причина заключается прежде всего в том, что поэзия Тютчева концептуальна (философична).
Одну из существенных основ этой концептуальное™ образуют мифологические стихии (Земля, Воздух, Огонь, Вода, Хаос и другие), которые, как известно, представлены во множестве национальных (в том числе и восточных) литератур. Этой своей особенностью Тютчев выделяется в русской поэзии. Так, в своей работе "Теория художественного стиля" А.Лосев проводил классификацию стилей на основе так называемых " первичных моделей". К числу русских поэтов, которые черпали первичные модели своего художественного стиля "из неорганической природы", он относил прежде всего Тютчева [Лосев 1994:238-244]. Идеи А.Лосева и близкие к ним взгляды нашли развитие и обоснование и в ряде работ других исследователей (Б.М.Козырева, В.Ф.Саводника, Е.И.Маймина). Таким образом, в поэзии Тютчева есть начальные, стержневые элементы общечеловеческого характера, которые позволяют ее естественным образом, органично включать как момент сопоставления в мировую литературу.
Между тем, как показывает степень изученности темы, вопрос о взаимодействии поэзии Тютчева с татарской лирикой начала XX века заслуживает отдельного изучения. Сопоставление Тютчева с иноязычными поэтами (с татарскими в данном случае) имеет смысл прежде всего для понимания межнационального значения его творчества и одновременно для углубления представлений о его национальном своеобразии.
Сущность тютчевской "модели из неорганической природы", которая в данной работе берется как основа для сопоставления, была обозначена относительно рано. В статьях В.Соловьева "Красота в природе" и "Ф.И.Тютчев" говорилось о своеобразии чувства природы, отличающем Тютчева от одних поэтов и сближающем его с другими. При этом В.Соловьев в суждениях о Тютчеве обращался к сопоставлению творчества русского поэта с лирикой Ф.Шиллера и Гете.
Среди ряда работ о поэтической "натурфилософии" Тютчева, выполненных в прошлом веке, следует особо выделить статьи казанского ученого Б.М.Козырева "Мифологемы Тютчева и ионийская натурфилософия", "Письма о Тютчеве ". В них устанавливается типологическая общность в мировосприятии Тютчева и античных философов. Сопоставления, проводимые Б. Козыревым с учетом временных и пространственных различий, сохраняют методологическую ценность. Б.М.Козырев, в частности, писал: "... внутреннее родство душевных конструкций и порождаемые им аналогии в образах подсознательного мышления не считаются ни с различием культурных уровней, ни с историческими и географическими расстояниями" [Козырев 1988:108]. Поэтому мы можем говорить о родстве Тютчева как с милетцами, в частности с Фалесом и Анаксимандром, так и с татарскими поэтами начала XX века.
Если некоторые поэты, в том числе А.С. Пушкин [Козырев 1988:108], отрицательно относились ко всякой натурфилософии как таковой, то другие (Тютчев, Дардменд, Сунчелей) воспринимали ее как необходимейшую основу своей поэзии.
Исследование того, в каких своих "параметрах" поэтическое мировосприятие Тютчева совпадает с мировосприятием татарских поэтов и в чем оно отличается, оказывается необходимым для оценки функционирования его поэзии в отдельно взятых инонациональных условиях.
Данная работа рассматривается нами как движение в этом направлении исследований. Что же касается поэтики Тютчева, особенностей "внутреннего мира" его поэзии, то здесь, говоря словами Маймина, никогда нельзя сказать все до конца [Маймин 1976:145]. Мы стремимся, опираясь уже на имеющиеся исследования по творчеству Тютчева, выработать свою концепцию восприятия некоторых образов его лирики. В диссертации учитывается богатый опыт российского и татарского литературоведения. Поэтому в ней много ссылок на исследования виднейших отечественных литературоведов. Однако в рассмотрении своебразия натурфилософских произведений сопоставляемых авторов за начальное берутся в основном самостоятельно проводимые анализы художественных текстов.
Поэтическая "натурфилософия" в татарской поэзии начала прошлого века - это также достаточно определенное идейно-тематическое явление, которое может быть выделено в отдельный предмет сопоставительного анализа. Выделяя такой предмет, мы обращаемся к творчеству ряда известных татарских поэтов (Дардменда, Н.Думави, Ш.Бабича, М.Гафури, С.Рамиева, С.Сунчелея, З.Ярмяки) и определяем в первую очередь то общенациональное, что их объединяет в поэтической "натурфилософии" (на фоне, естественно, и различий между ними). И здесь есть причины, обусловившие такой выбор.
Во-первых, татарская поэзия этого времени переживала свой расцвет с точки зрения многих литературоведов (Г.Сагди, Г.Нигмати, Р.Ганиевой, Ю.Нигматуллиной, Д. Загидуллиной, Х.Миннегулова, М.Гайнуллина, М.Магдиева, А.Саяповой, Г.Халита и других).
Во-вторых, именно в данную эпоху в ней явно обозначались "модели из неорганической природы", играющие структурообразующую роль. Она была в более значительной степени концептуальной и философичной, чем в последующие эпохи, когда давление конкретных социально-политических факторов на нее постепенно увеличивалось.
Сопоставление Тютчева не с отдельно взятым татарским поэтом, а с общей для татарской лирики натурфилософской линией в решающей степени обусловлено тем обстоятельством, что поэтическая "натурфилософия" не находила ни в одном из татарских поэтов рассматриваемого времени столь последовательной, как у Тютчева, своей реализации.
Обращение к татарской поэзии начала XX века как сопоставляемому с поэзией Тютчева явлению оказалось сопряженным с рядом исследовательских проблем.
Татарская поэзия начала XX века изучается в настоящее время достаточно интенсивно в различных своих аспектах. И прежде всего в отдельных ее представителях, т.е. монографически. Здесь можно отметить работы А.М.Саяповой "Поэзия Дардменда и символизм" [Саяпова 1998], Ч.А.Зариповой-Четин "Проблема демонизма в творчестве С.Рамиева в контексте восточно-европейской эстетики" [Зарипова-Четин 2003], Р.Р.Мусабековой " С.Сунчелей: личность поэта и мотивы творчества" [Мусабекова 2001].
В них татарская поэзия означенного времени осознается как новое начало и ценностное содержание всей последующей татарской поэзии. Однако даже сравнительных исследований здесь относительно немного. Можно отметить лишь единичные работы, в которых сравнение отдельных поэтов ставится как самостоятельная задача. Это монография А.М.Саяповой, в которой содержится сопоставление творчества Дардмен-да с поэзией Ф.И.Тютчева, А.Блока. Ч.А.Зарипова-Четин рассматривает поэзию С.Рамиева во взаимосвязи с творчеством восточных, русских и западных поэтов.
Другой проблемой, осложняющей ведение исследования в предпринятом нами направлении, является ограниченность в нашей науке опыта в сопоставлениях татарской литературы с другими национальными литературами, в том числе и с русской. Львиная доля, проводившихся до сих пор исследований, посвящена вопросам влияния русской литературы на татарскую. Есть, конечно, и исключения. Это работы Ю.Г.Нигматуллиной "Национальное своеобразие эстетического идеала", "Типы культур и цивилизаций в историческом развитии татарской и русской литератур", О.Х.Кадырова "Роль Л.Н.Толстого в становлении и развитии татарской реалистической литературы". Лишь в самые последние годы проблема сопоставления русской и татарской литератур стала целенаправленно изучаться коллективом сотрудников кафедры русского языка и литературы в национальной школе Казанского университета.
Научная новизна диссертации заключается: в предпринятом впервые в литературоведении осмыслении того, какие стороны тютчевского мировосприятия были созвучны татарской поэзии начала XX века и, соответственно, какие не нашли параллелей в последней или оказались переосмысленными ею; в выделении того обстоятельства, что природные мифологемы Тютчева, во многом определяющие его мировосприятие, могут быть оценены в наибольшей своей полноте и национальном своеобразии на путях именно сопоставительных исследований.
Цель исследования - проведение сопоставления натурфилософской поэзии Тютчева с татарской лирикой начала XX века и определение особенностей функционирования основных "моделей из неорганической природы" в творчестве авторов разнонациональных литератур.
Реализация этой цели вызвала необходимость постановки и решения следующих задач:
- сущность поэтической «натурфилософии» и предлагаемые пути и способы ее исследования;
- история поэтической «натурфилософии» в лирике Тютчева; ее общечеловеческие истоки и национальное своеобразие; особенности функционирования в его творчестве;
- бытование поэтической «натурфилософии» в татарской поэзии начала XX века, ее предпосылки и формы существования;
- типологическая общность и различия в содержании и формах поэтической «натурфилософии» Тютчева и татарских поэтов рассматриваемого времени;
- пантеистическая сущность поэтической «натурфилософии», ее направленность на «поглощение» автора и, соответственно, вопросы творческой свободы; сопоставительный аспект данной проблемы.
Актуальность сопоставительного анализа вообще и поставленных в данной работе задач становится очевидной в современных условиях (особенно билингвизма), когда поэты и писатели разных национальных литератур воспринимаются читателем одновременно и подвергаются, осознанно или интуитивно, "смешению" в его представлениях. При таком читательском восприятии разных национальных литератур происходит взаимодействие между ними, в ходе которого может наблюдаться как взаимообогащение, так и обеднение какой-то из них, вызываемое интерференцией .
Предметом исследования стали лирические произведения Ф.И.Тютчева и татарских поэтов начала XX века (Ш.Бабича, Дардменда, М.Гафури, С.Рамиева, С.Сунчелея, З.Ярмяки), а также стихотворения восточных авторов (Саади, Низами, Руми, Омара Хайяма и некоторых других).
Теоретической основой диссертации стали работы, посвященные художественному восприятию инонациональных литератур, сложившиеся в сравнительном литературоведении. Изучению особенностей поэтической «натурфилософии» содействовали труды видных философов античности и последующих эпох (Фалеса, Аристотеля, Бруно, Спинозы, Соловьева, Кас-сирера и других). При рассмотрении традиций арабо-мусульманской культуры ценными оказались исследования по суфизму (Е.А.Бертельса, М.Г.Степанянц, Н.И.Пригариной, И.Шаха, А.Шиммель, Е.А.Фроловой).
Методы исследования. Основной метод анализа, используемый в диссертации, - сопоставительный. Он направлен на выявление общности в исследуемых литературах, которая прежде всего проистекает от общечеловеческих основ литературы и искусства: мифологии, представлявшей, как известно, субстанциальное начало самых разных национальных сис тем; психологических архетипов в человеческом мышлении вообще; общих закономерностей социально-этического развития человечества. Совпадения такого рода в литературоведении, как известно, принято определять как типологические аналогии. В изучение подобного рода явлений большой вклад внесли как отечественные (А.Н.Веселовский, В.Пропп, В.М.Жирмунский, Н.И.Конрад, М.Бахтин, А.Алексеев, С.Аверинцев, А.В. Михайлов и др.), так и зарубежные (Т.Бенфей, Э.Тайлор, Дж.Фрэзер, Р.Уэллек, А.Дима, Д.Дюришин и др.) ученые. Однако при сопоставительном исследовании разных литератур и различия между ними рассматриваются как необходимые условия межкультурных диалогов.
В качестве "единицы измерения" типологических сходств и различий принято использовать, введенное И.Г.Неупокоевой, понятие общего типологического ряда. Оно определяет "такое сходство внутренних идейно-художественных структур сравниваемых литературных явлений и процессов, которое зависит от сходства определенного комплекса исторических условий и проявляется (синхронно и диахронно) как в сходстве основных художественных задач и решений, так и в сходстве своих общественных функций" [Неупокоева 1976: 155].
Д.Дюришин рассматривает 3 группы типологически сходных явлений (общественные, литературные и психологические) - в зависимости от того, какими факторами они обусловлены. Под общественно-типологическими аналогиями подразумевается "общественная обусловленность литературно-типологических схождений, природа которой определяется социальными и идейными факторами". Наиболее ярко она выступает в идейных компонентах произведения, "отражая философские воззрения своего времени и образ мыслей автора" [Дюришин 1979: 186].
Литературно-типологические схождения "включают в себя специфические литературные явления" (идейно-психологическую направленность произведения, композицию, мотивы и прочее), "...результативность сопоставительного метода находится в прямой зависимости от глубины ана лиза конкретного литературного материала, от умения исследователя правильно квалифицировать отдельные художественные средства и приемы" [Дюришин 1979: 186].
Психологическая обусловленность "связана с индивидуально-психологической предрасположенностью творческой личности к определенной форме художественного выражения" [Дюришин 1979: 186-187]. Именно психологический фактор играет ведущую роль при сопоставлении творчества Ф.И.Тютчева и татарской поэзии начала XX века.
В то же время для выявления степени общности необходимо представлять и различия между исследуемыми явлениями, то индивидуальное, неповторимое, что характеризует национальную литературу или писателя.
О сопоставлении речь идет в тех случаях, когда мы имеем дело с неродственными литературами (татарской и русской, азербайджанской и русской). Если сравнительное литературоведение оперирует общностью рассматриваемых явлений, то сопоставительное литературоведение особое внимание уделяет на несходные, контрастные черты. При сопоставлении мы опираемся на такие универсальные структуры, которые мыслятся как независимые от национальной принадлежности литератур2.
Сопоставление, естественно, не изолировано от других методов и принципов исследования литератур. Поэтому мы обращаемся (в зависимости от конкретных условий анализа) к ресурсам историко-функционального, герменевтического, структуралистского и некоторых других литературоведческих методов.
Основные принципы герменевтического подхода были сформулированы в трудах Ф.Д.Шлейермахера и В.Дильтея, Х.Гадамера и П.Рикера. Ведущим критерием в подходе к тексту по Х.-Г.Гадамеру, разрабатывавшему понятие "герменевтического круга", является понимание, которого можно добиться, "исходя из словоупотребления эпохи и (или) автора".
Смысл "восприимчивости" сводится, по Гадамеру, к памяти интерпретатора о "собственной предвзятости", дабы текст проявился во всей его инако-вости и тем самым получил возможность противопоставить свою "фактическую истину" предмнениям интерпретатора [Х.-Г.Гадамер 1988: 319-320].
Герменевтическая трактовка поэзии татарских авторов способствует более глубокому пониманию своеобразия многих этико-эстетических категорий в контексте европейской литературы. В процессе интерпретации художественного текста удается обнаружить идеи общечеловеческого плана, разрабатываемые писателями разных эпох и народностей.
При подлинной "диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, они взаимно обогащаются" [Бахтин 1986:354].
Как поэзия Тютчева вступает в диалогические отношения с художественным сознанием иной (в данном случае татарской) культуры? Вопрос, требующий и теоретического своего осмысления, и конкретно-жизненного своего решения (в преподавании русской литературы в национальных учебных заведениях, изданиях Тютчева с соответствующими комментариями для татарских читателей, в переводах его лирики на татарский язык и др.). В этом мы видим теоретическое и прикладное значение своего исследования.
Апробация работы. Основные положения диссертации были отражены в докладах на итоговых научных конференциях преподавателей и аспирантов Казанского университета (Казань, 2001, 2002, 2003, 2004), на региональных (Казань, 2002) и международных конференциях (Казань, 2003; Брянск, 2003), в публикациях.
Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Списка использованных источников и научной литературы. Главы содержат внутри себя разделы.
В первой главе "Поэтические модели из неорганической природы" мы, опираясь на ряд работ виднейших натурфилософов и исследователей литературы (В.Соловьева, А.Лосева, П.Флоренского, Э.Кассирера и других), ставим своей задачей сопоставить воззрения на природу Тютчева и татарских поэтов начала XX века. Мы стремимся также определить особенности поэтической "натурфилософии", близкой по своим исходным элементам философской, но эстетической по содержанию. Поэзия сама по себе в определенных условиях может стать философией, мудростью высокого значения. Не случайно И.С. Тургенев назвал Тютчева "мудрецом" [Тургенев 1962:109]. Именно на стихи Тютчева ссылались многие писатели и русские философы, проверяли свои мысли высказываниями из его стихотворений.
Вторая глава «Природные стихии в лирике Тютчева и татарских поэтов» посвящена рассмотрению трансформации основных природных стихий в лирике Тютчева и татарских поэтов, а также выявлению места пейзажной лирики в творческом наследии татарских авторов. Стихии Огня, Воды, Земли и Воздуха позволяют поэтам выявить ценность многих природных явлений. Авторы связывают с этими материальными стихиями свои представления о природном мире. Мы в своих рассуждениях выделяем особенности изображения образов из мира природы в татарской лирике начала XX века. Стихии Хаоса, которая в творчестве Тютчева сродни Хаосу Гесиода (она является одновременно и родной, и пожирающей людей), нами не было обнаружено эквивалента в татарской лирике. Поэтому в главе, посвященной материальным стихиям, Хаос не фигурирует.
Непосредственно из содержания второй главы вытекает и необходимость сопоставления меры проявления личностного начала в стихотворных текстах разнонациональных лириков (глава «Природные стихии и авторское «Я» в лирике Тютчева и татарских поэтов начала XX века).
Человек занимает особое место в системе природных стихий. Он является связующим звеном между материальным миром и природой. В на • турфилософской лирике Тютчева и татарских поэтов лирический герой ищет слияния со стихиями, и само проявление личностного начала в этих стихотворениях отличается, к примеру, от любовной лирики.
В Заключении подводятся итоги и намечаются перспективы дальнейшего исследования.
О сущности «натурфилософии» в литературе
Многих мыслителей со времен Античности интересовало существующее в природе тесное сплетение всех ее компонентов, изумляла и дивная гармония Космоса.
Особое внимание проблемам Природы и Космоса уделялось в античной философии. Натурфилософы, в частности милетцы, а также Платон, Аристотель, Плотин Космос понимали как абсолютное божество, а тело мира считалось составленным из Огня, Воздуха, Земли и Воды. Так, Фалес первоосновой мира считал Воду, Гераклит все производил из Огня, Диоген Аполлонский - из Воздуха. Как бы примиряя Фалеса, Анаксимена и Гераклита, Эмпедокл объявил началом и основой всего сущего все четыре стихии - Землю, Воздух, Огонь и Воду. Их "он считал "корнями вещей", несводимыми друг к другу и неизменными" [Антология 2001:58].
Аристотель исходил из того, что Огонь, Вода, Воздух и Земля соотносятся друг с другом в строго упорядоченной иерархии "верха" и "низа". Э.Кассирер, рассматривая философскую систему Аристотеля, отмечал, что каждая из вышеперечисленных стихий занимает свое место в универсуме. Ближе всего к центру универсума находится Земля, "и каждая частица ее, будучи когда-либо отторгнутой от своего естественного места в непосредственной близости к центру мира, снова стремится к нему по кратчайшей траектории. В противоположность земле огонь "сам по себе" в своем постоянном движении от центра стремится вверх. Между местом огня и местом земли находится область воздуха и воды" [Кассирер 2000:28]. Далее каждое физическое взаимодействие элементов приводит к взаимопревращению: Огня - в Воздух, Воздуха - в Воду, Воды - в Землю. "Все земные явления отмечены печатью этого взаимопревращения, законом возникновения и исчезновения, но над земным миром возвышается сфера, не подчиняющаяся этому закону, не знающая ни рождения, ни гибели. И материя небесных тел обладает собственным бытием как quinta essentia (квинтэссенция, "пятая сущность"), отличным по сути своей от способа существования четырех земных стихий" [Кассирер 2000:28].
Натурфилософские идеи свое второе рождение получают в эпоху Возрождения. Именно в этот период многие философы выступили с идеей, что Бог - абсолютное тождество, мировое целое, которое везде и нигде. Н.Кузанский, Н.Коперник, Дж.Бруно большое внимание уделяют исследованию природного мира. Натурфилософия Возрождения "опирается на основополагающую идею природы как "божественной книги", в то же время допускает различные вариации этой идеи" [Кассирер 2000:63]. Практически всех натурфилософов Возрождения объединяет пантеизм. Причем общая тенденция этого процесса вела тогдашних философов природы ко все более последовательному подчеркиванию натуралистических черт пантеизма.
В мировоззрении Николая Кузанского пантеизм вырастает из теизма и органически с ним сочетается. Философ раскрывает взаимоотношения Бога, Человека и Природы, подчеркивает их единство. Бог является "началом, средством и концом всего, центром и окружностью Вселенной таким образом, что Он есть предмет всех исследований, ибо без Него все вещи -небытие..." [Антология 2001:123].
Общую черту ренессансной натурфилософии, сближающую ее с учением античных натурфилософов, следует усматривать в преобладании качественной интерпретации природы. Пантеизм представлял собой попытку максимально «приблизить» Бога к миру и природе. "Пантеисты "реабилитировали" материю, отождествив ее с Богом и приписав ей божественную самодеятельность. Как отмечал В.В.Соколов, завершения эта идея достигла в натурфилософии Бруно..." [Кули-Заде 1983: 191]. Джордано Бруно писал о единстве микро- и макрокосмоса. "Все вещи находятся во вселенной и вселенная во всех вещах, мы - в ней, она - в нас" [Дж.Бруно 1949: 278]. По мнению Бруно, Бог был растворен в природе, поэтому и природу он назвал божественной. "...Бруно называет бога универсальной всеобъемлющей субстанцией, самой глубокой сущностью природы" [Соколов 1962: 74]. Говоря о бесконечности Вселенной, он полагал, что все тела состоят из пяти первовеществ: огня, воды, воздуха, земли, эфира [Бруно 1949: 208]. Он был убежден в том, что эти стихии образуют не только наш земной мир, но и все остальные планеты Солнечной системы.
Примером пантеистического мировоззрения, в котором на базе фундаментальной идеи тождества микро- и макрокосма натуралистическое начало брало верх над божественно сверхъестественным, могут служить воззрения Филиппа Теофраста Гогенгейма, прозванного Парацельсом, Джи-роламо Кардано, Томазо Кампанелла и других. Все они считали Вселенную единым целым, наделяли природу божественным началом. "Вселенная - это книга, в которую вечный разум вложил свои собственные мысли" [Кампанелла 1964: 6]. Познание мира было возможно лишь при изучении вечно живой природы, ее образов. Кампанелла говорил о "душе неба", "разуме небесных тел", он приписывал Солнцу способность творить новое (бог в Солнце).
Таким образом, пантеизм входил в миропонимание как философов-богословов (Николай Кузанский), так и ученых-натурфилософов (Бруно, Парацельс, Кампанелла), художников (Леонардо да Винчи), писателей. Все они рассматривали природу как материальную субстанцию, наделенную божественным началом и являющуюся вечно живой и гармоничной. Эти идеи нашли отражение и в исследованиях по философии последующих эпох.
Натурфилософы именно природным стихиям уделяют особую роль в построении Космоса. Считалось, что их равновесием обусловлено нормальное функционирование всех основных элементов Вселенной и телесной организации человека.
Философия природы оказала заметное влияние на русскую философию и литературу. Часто обогащение собственно национальной мысли шло за счет проникновения в нее традиций западной, в частности, немецкой философии.
Поэтическая «натурфилософия» Тютчева
Ф.И.Тютчев в сознании многих людей связан с пейзажной лирикой. Он "самый натурфилософский из русских поэтов: примерно пять шестых его творческого наследия... составляют стихи, посвященные природе" [Эпштейн 1990: 220]. По словам Вл.Соловьева, "ощущаемую им живую красоту он принимал и понимал не как свою фантазию, а как истину" [Соловьев 1991:446].
Тютчев как поэт-философ идет в русле старой, начавшейся, по меньшей мере в античности традиции видеть в Земле, Воздухе, Огне и Воде первоэлементы, образующие жизнь вообще, традиции, которой следовали до него романтики (Д.Байрон, П.Б.Шелли, М.Ю.Лермонтов и другие). Еще Н.А.Некрасов в 50-х годах XIX века отмечал: "Главное достоинство стихотворений г. Ф.Т[ютчева] заключается в живом, грандиозном, пластически верном изображении природы" [Некрасов 1950: 193].
После Некрасова особенно весомо о поэтической "натурфилософии" Тютчева сказал В.Соловьев. Его статья "Поэзия Ф.И.Тютчева"(1895) сыграла существенную роль в трактовке творческого наследия поэта. "Ему [Тютчеву]- писал В.Соловьев, - не приходилось искать душу мира и безответно приветствовать отсутствующую: она сама сходилась с ним и в блеске молодой весны, и в "светлости осенних вечеров"; в сверканье пламенных зарниц и в шуме ночного моря, она сама намекала ему на свои роковые тайны" [Соловьев 1991: 467,468,474].
Тютчев, по словам Соловьева, прекрасно сказал и о гармоничном светлом дне, и о ночном Хаосе. Именно он ясно чувствовал таинственную основу всякой жизни и нашел глубочайшую сущность мировой души и основу мироздания - Хаос.
С.Франк отмечал, что первой и самой общей чертой, определяющей содержание поэзии Тютчева, является то, что его предметное чувство носит космический характер. В самой природе "поэт видел проявление божественного духа: земля и небо, весна и осень, ночь и день, гроза и тихая ясность - все говорит о высшем, таинственном, живом и духовном..." [Франк 1913: 16]. Природа, по словам исследователя, есть для Тютчева сама по себе «комплекс живых сил, страстей и чувств». Тютчев и саму душевную жизнь человека подчинял космическим силам, "... предметное чувство Тютчева направленно всегда на природу как целое, ... каждое отдельное проявление жизни есть для него символ великого космического целого". В ходе своих размышлений о поэтическом космосе Тютчева Франк приходит к мысли о дуалистическом пантеизме поэта. "Свет и радость дают нам непосредственно почувствовать разлитое в природе божественное начало; но лишь через соприкосновение с тьмой, ночью, хаосом мы сознаем всю глубину пропасти, отделяющей божественную космическую жизнь от нашей призрачной человеческой жизни..." [Франк 1913: 11-21].
Идеи Франка и Соловьева в толковании тютчевской «натурфилософии» развил А.Лосев. Он выделил в качестве первичной модели для тютчевского изображения природы - живописание космического хаоса, страстно ощущаемого человеком в глубинах его души, с резким противопоставлением ночи и дня, когда поэт отдает свое явное предпочтение ночи, и с предвечным хаосом как основанием всякой земной красоты [подробнее см.: Лосев 1994: 231].
Символисты по-своему интерпретировали тютчевскую поэзию, пытаясь включить ее в контекст мировой. Обращаясь к лирике Тютчева, они говорили о его умении живописать как светлое начало дня, так и безумный Хаос. При этом в основе лирики Тютчева они видели прежде всего Хаос. Так, Брюсов писал, что в лирике поэта "Хаос - сущность", а природу он рассматривает как его проявление. "...Хаос представляется ему [Тютчеву] исконным началом всякого бытия, из которого вырастает и сама природа" [Брюсов 1987: 224]. Символисты называли его первым поэтом, который смог заглянуть за пределы земного мира и соприкоснуться с темным началом.
В отмеченных выше работах, именно натурфилософская лирика Тютчева становилась объектом пристального внимания. Подобная направленность в исследованиях не исчезает и в советскую эпоху. Так, К.Пигарев подчеркивал, что в глазах Тютчева природа была жива сама по себе. По мысли ученого, "тютчевскому пантеистическому пониманию природы свойственны яркие черты диалектики" [Пигарев 1962:212]. Рассматривая лирику Тютчева, Пигарев повторяет идею Франка о присущем поэту дуалистическом пантеизме.
О таком же двойственном отношении к Хаосу писал и Б.Бухштаб. Он отмечал, что поэта влечет то к "сумраку", то к "светлому миру", то к "древнему Хаосу". "В его произведениях трудно обнаружить природу в ее бытовом, прозаическом, каждодневном обличье". "Тютчев любил природу больше всего в ее целом, но не конкретно..." [Бухштаб 1957: 29].
Продолжая мысль Бухштаба, Е.Маймин говорил о том, что "Тютчев любит в природе не предметы и частности, а ее стихии и ее тайны, он любит природу в ее самом возвышенном и загадочном лике" [Маймин 1976: 153]. Исследователь исходит из того, что в поэзии Тютчева просматривается в первую очередь пантеистическая концепция мира, духовность природы.
Таким образом, практически все исследователи творчества Тютчева сходны во мнении, что "идея внутренней близости человека и природы -центральная идея его поэзии. С ней связан параллелизм природы и души. Этот, можно сказать, конструктивный принцип поэзии Тютчева... " [История Т VII, 1955:707-708].
Тютчевский взгляд на природу во многом близок античным представлениям. Как заметил Б.М.Козырев, "все здание "языческой" натурфилософии Тютчева в положительной своей части имеет единственным античным прообразом величественные, хотя и довольно еще смутные созерцания древних милетцев - Фалеса и Анаксимандра. Второй же чертой мировосприятия Тютчева, которую можно соотнести с античностью, было его антигераклитианство" [Козырев 1974: 122]. Козырева отличал особый, проникновенный взгляд на поэзию Тютчева. Он одним из первых выявил "первичные натурфилософские модели" в лирике поэта и подтвердил тютчевское поклонение стихиям. Его "Письма о Тютчеве" стоят особняком среди многих исследований пейзажной лирики поэта.
Стихии Огня и Воды
Со времен Античности природные стихии прочно вошли в поэтический обиход многих авторов. "Стихии - огонь, воздух, земля, вода, уже издавна помогавшие философам представить великолепие мироздания, остаются и первоначалами художественного творчества" [Башляр 1970: 200]. Именно с ними связывались представления поэтов о жизни, Космосе, значении природы в человеческом мире.
В этой главе мы попытаемся последовательно исследовать функционирование и динамику каждой из природных стихий в творчестве Тютчева и татарских поэтов начала XX века.
Особое значение в творчестве русского поэта имела водная стихия. Об этом писали многие исследователи лирики Тютчева (Б.М.Козырев, В.Н.Касаткина, К.Пигарев и др.). Козырев отмечал, что не было и не будет в природе такой формы существования влаги, которая не была бы воспринята Тютчевым. Кроме общих терминов вроде "вода", "воды", "влага" мы встречаем в стихах поэта такие разновидности: океан, море, пучина (морская), озеро, река, речка, поток, источник, ручей, ключ, родник, фонтан, дождь, дождик, ливень, дождевые перлы, капли дождя, капли слез и т.д. [Козырев 1974: 123]. Ему кажется, что воды "пели" еще у колыбели Земли, в глубинах Земли, по его мнению, вода ("В родную глубь спешат ручьи", "Слышится ток подземных вод") [Касаткина 1969: 42].
Есть общее во взглядах Тютчева и Фалеса: именно античное представление о первовеществе воплотилось в творчестве поэта. Для него и дождь, и снег - все это такая же вода, из которой все может произойти и родиться. Тютчев из числа поэтов, которые глубоко ощущают, что "вода живет много лет, вода самовозрождающаяся, неизменная, вода - орган мира, стихия произрастания, очищающая стихия" [Башляр 1998: 30].
Этот архетипический образ наполняется у Тютчева особым содержанием. Он оказывается тесно слит с самой матерью-Природой. К тому же, по словам Б.М. Козырева, "вся вообще стихийная надындивидуальная (т.е. высшая по Тютчеву) жизнь определяется как "животворный океан" [Козырев 1974: 123], т.е. Вода оказывается всеобъемлющей стихией, дающей начало всему живому, все живое состоит из Воды. Она и сама как тотальное существо: у нее есть тело, душа, голос. Она может смеяться, весело шуметь, искриться на солнце. И тютчевская природа наполнена ее журчанием, раскатами грома, звуками дождя. Эта стихия позволяет природе "самовыразиться", раскрыть глубинный смысл, скрытый за внешними проявлениями.
Вода, как одна из стихий, вошедших в поэтический обиход с древнейших времен, получает распространение в творчестве разнонациональных авторов, поэтому можно говорить о татарском сознании, также с особым благоговением относящемся к "животворной влаге". Вода воспринимается татарскими поэтами в качестве источника жизни на земле. Авторы подчеркивали, что радость охватывает землю, когда дождь орошает ее поверхность. Она ни в коей мере не нарушает гармоничного строя природы. Щэн-жэнлек, су тавышы тулды щиЬан, Шаулый-гврли жирнец йвзе, кук яцгырый. (Наполнилась Вселенная звуками воды, шумит земная поверхность, слышатся раскаты грома) (Дэрдменд. «Кен кызды!..» - «День накален!..). или: Яцгыр утквч, нурга вртелде Аэм яшэрде щир йвзе; Зурурам буйлап балалар йегерешеп уйнап йври. (После дождя покрылась лучами и зазеленела поверхность земли, по большой улице играют, бегают дети). (М.Гафури. "Яцгыр" - "Дождь"), (на стр.52 дан сопоставительный анализ стихотворений).
Вода, дождь как одно из ее проявлений способны возродить землю, пробудить ее от долгого сна, они приносят спокойствие, радость не только в мир природы, но и в человеческий. Весенние воды "гласят" о приходе "теплых майских дней" (Тютчев. "Весенние воды") и о возрождении самого человека. Но в то же время при взгляде на вечно бегущую вдаль речку лирический герой Гафури еще острее ощущает бренность своего существования: Торам чишмо янында, челтерэп шэплэп ага саф су: Агалар, югалалар - мин калам ялгыз, ни эш сон бу! Бу су тамчылары инде мина мэнге куренмэслэр... (Стою у ручья, журча, смело течет чистая вода. Течет, исчезает - я все одинок, что за судьба?.. Эти водяные капли уже со мной не встретятся. (Подстрочный перевод Г.Халитова)). Дардменд, как и Гафури, видел, что за водной стихией просвечивает подлинный мир природы. Лирический герой его стихотворения "Ятам кай-чаклары моцлап" - "В тоске лежу порой" на вопрос: "Что это? Откуда это?" - не находит ответа, лишь журчание воды слышится ему. Она - тот первоэлемент, который скрыт за внешними явлениями. Вода видится источником жизни на Земле. Она - ее кровь, поэтому журчание воды в дар-дмендовском стихотворении можно расценивать как реагирование самой природы на человеческие запросы. У татарского поэта эта стихия соединяет отдельные элементы природы, если воспользоваться словами Г.Башляра, "вовлекает весь пейзаж в свою собственную судьбу" [Башляр 1998: 96]. Вслед за Тютчевым, татарский поэт говорит о возможности "бессмертного ключа молчанье мертвое тревожить" ("Поток сгустился и тускнеет"). Первая часть тютчевского стихотворения удивительно близка дардмендовскому. Их пронизывает ощущение скрытости таинственного смысла природы, невозможности его уловить. Но в то же время журчание воды о многом говорит: Вселенная не просто отделена от человека непреступной стеной, она позволяет ему уловить отдельные свои голоса и показать, что в ней все взаимосвязано. Ни одна капля Воды не может исчезнуть бесследно, упав на землю.
Весенняя капель (Ярмвки. "Язгы тамчы") способствует рождению новых начал в природе. Каждая капля воды несет в себе частичку жизни. Гафури в стихотворении "Тугелгвн яшь" - "Пролитые слезы" пишет: Ява яцгыр, сене щирге, сену белен югалмый ул; Щир астына седел, Ьич файдасызга менге калмый ул. Бераз вакыт уту бердэ, яшертэ кап-кара щирне Шулай итеп у стере у л терле геллерне, уленнерне. (Шел дождь, впитала дождь земля, но не пропал, конечно, он, В земле без пользы не лежит и впитан не навечно он. Не много времени прошло - и вот из влажной черноты Взошла зеленая трава, возникли пестрые цветы.) (Гафури. «Тугелгэц яшь» - «Пролитые слезы». Перевод Панченко). Именно такой дождь, льющийся из тучи, «пробуравленной палицей Перуна», был назван еще в мифологии «живым» [Афанасьев Т.1, 1865]. Вода возрождает землю, несет в мир жизнь.
О степени проявленности лирического начала
Лирическая поэзия, как известно, есть выражение внутреннего мира самого поэта. По словам В.Г.Белинского, в лирике "...личность поэта является на первом плане, и мы не иначе, как через нее, все принимаем и понимаем" [Белинский 1955: т.7]. На всем лежит печать индивидуальной оценки самого автора.
Проблеме авторского начала в художественной литературе посвящено множество исследований ведущих отечественных ученых (М.Бахтина, В.Виноградова, Б.Кормана, Ю.Лотмана и др.)
М.Бахтин писал, что в лирике автор наиболее формалистичен, т.е. растворяется во внешней звучащей и внутренней живописно-структурной и ритмической форме. Порой кажется, что автора в стихотворении нет, "что он сливается с героем или, наоборот, нет героя, а только автор. На самом же деле, и здесь герой и автор противостоят друг другу, и в каждом слове звучит реакция на реакцию" [Бахтин 1994: 79].
М.Бахтин поставил автора на границу создаваемого им мира. Причем "вторжение" писателя в этот мир, по мнению исследователя, "разрушает его эстетическую устойчивость" [Бахтин 1986: 166-168].
В своих работах Бахтин указывает на принципиальное различие между автором и героем. "Каждая конкретная ценность художественного целого осмысливается в двух ценностных контекстах: в контексте героя - познавательно-этическом и формально-эстетическом, причем эти два ценностных контекста взаимопроникают друг в друга, но контекст автора стремится обнять и закрыть контекст героя" [Бахтин 1994: 79]. Лирическое "Я" Бахтин считал не над, - а межличностным, понимая его как определенную форму отношений между субъектами - Я и "другим", автором и героем.
Б.О.Корман разграничивает понятия "лирического Я" и "лирического героя". Собственно о лирическом «Я» мы можем говорить тогда, когда носитель речи становится субъектом - в себе, самостоятельным образом, что было неявно в случае автора - повествователя и "собственно автора". Лирический герой является не только субъектом-в-себе, но и субъектом-для-себя, т.е. он становится своей собственной темой, а потому отчетливее, чем лирическое Я, отделяется от первичного автора, но кажется при этом максимально приближенным к автору биографическому". "... лирический герой - это обычно единство если не всего лирического творчества поэта, то периода, цикла, тематического комплекса" [Корман 1992: 87].
Именно в лирических произведениях авторское «Я» выходит на первый план. Жуковский писал: "жизнь и поэзия - одно". Так, Б.Корман подчеркивает, что в произведениях Тютчева образ лирического героя вообще не стоит между автором и читателем, в то время как в творчестве Пушкина является одним из многих обликов автора, т.е. соотношение между автором и героем в произведениях зависит от позиции самого писателя [Корман 1992: 70]. Лирический герой в стихотворениях Тютчева вытесняется в подтекст и на первый план выдвигается неповторимый образ самого поэта.
В.Виноградов связывал проблему авторства со стилистическими особенностями текста. Когда речь идет об индивидуальном словесном творчестве, проблема стиля выдвигается чрезвычайно остро. "... чем нагляднее и глубже индивидуально-стилистическое своеобразие того или иного писателя или отдельного литературного произведения, тем острее и разностороннее выступают наряду с объективно-структурными свойствами и качествами субъективные качества писательского облика и его художественной манеры" [Виноградов 1961: 16]. Именно через художественно-речевое выражение, воплощение в тексте соответствующих лексических и синтаксических единиц проявляется авторское начало.
"Специфика лирики в том, что человек присутствует в ней не только как автор, не только как объект изображения, но и как его субъект, включенный в эстетическую структуру произведения в качестве самого ощутимого и действенного ее элемента" [Гинзбург 1997: 6].
При всем различии между реальной жизнью автора и его поэтическим творчеством духовная личность его остается неизменной и рождается заново в творениях. Даже при всем различии между автором и лирическим героем, в каждом стихотворении на первый план выдвигается неповторимое "Я" самого поэта. В лирическом произведении речь идет прежде всего об индивидуальном восприятии тех или иных явлений. Поэтому сама мера проявления личностного начала и в лирике разных поэтов качественно и количественно отличается.
Татарская поэзия начала XX века развивалась несколько отличным от русской литературы путем. Она опиралась не столько на традиции, идущие с Запада (зарубежной литературы и, прежде всего, русской), а на традиции восточной лирики (персидской, таджикской). Отношение поэтов к своему призванию было особым. Восточный поэт не был пророком, жгущим сердца людей своей лирой. Он не любил говорить о себе самом так открыто и прямо, как западный автор. Его поэтическая мысль очень тонко была скрыта за внешней звучащей речью.
На протяжении двух периодов в творчестве Тютчева наблюдалось различное отношение к лирическому "Я". В поэзии 30-40-х годов авторское "Я" практически не выделяется из поэтического контекста. На первый план выходят образы природы. Своеобразными героями его стихотворений могут быть "сумрак", "гроза", "весенние воды" и т.д. Природа занимает определяющее место. Мыслью, отражающей взгляд поэта на свое "Я", является строка из стихотворения "Тени сизые смесились": "Все во мне, и я во всем" [Козырев 1988]. Именно сумрак помогает поэту слиться с дремлющим миром: Дай вкусить уничтоженье, С миром дремлющим смешай. Поэт, таким образом, в момент творческого вдохновенья оказывается способным соприкоснуться с миром природы. Рассудок, разум уходят на второй план, и главное для человека - его чувства. Только тогда поэт оказывается способен приблизиться к сфере «невыразимого». И все земное начинает отражаться в его душе как бы в перевернутом виде, и он запечатлевает все это в своем творчестве.
По мнению многих исследователей, практически в каждом из философских стихотворений Тютчева повторяется один и тот же лейтмотив его лирики - необходимость слияния человека с природой как цель человеческого бытия [Маймин 1976; Касаткина 1969 и т.д.]. В единении с Вселенной человек теряет свое личностное "Я". В то же время он приобщается к таинственным основам природы. Как можно заметить, в этом приобщении к миру возвышенному проявляется и трагизм человеческого бытия, и высшее блаженство. Лирический герой Тютчева "находится в центре необъятного мира, в центре всего живущего; он впитывает в себя все, что происходит в мире: события и настроения, краски и звуки, движение и вечное обновление в природе" [Магина 1982: 65]. Весь огромный разнообразный мир отражается в самом поэте. Его мысль сливается с образом, взятым из мира природы, проникается им, в то же время и сама просвечивает через него.
