Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Философские основы «народных рассказов» л.н. Толстого 19
1.1. Этика и метафизика в вероучении л.н. Толстого 19
1.2. Эстетические приоритеты позднего л.н. Толстого 39
Глава II. Жанровое своеобразие «народных рассказов» 1880-ых годов 54
2.1. Легенды 54
2.2. Рассказы-легенды 61
2.3. Проповеди 87
Глава ІІІ. Жанровое своеобразие «народных рассказов»1880-1900-ых годов ...95
3.1. Сказы 95
3.2. Рассказы 108
3.3. Сказки 113
3.4. Повесть 126
Заключение 131
Библиография 139
- Этика и метафизика в вероучении л.н. Толстого
- Эстетические приоритеты позднего л.н. Толстого
- Рассказы-легенды
- Рассказы
Введение к работе
Позднее творчество Л.Н.Толстого - сложное литературное явление, неоднозначно воспринимаемое читателями, критиками, литературоведами. Особый интерес вызывают «народные рассказы», отражающие основы религиозно-философского учения Толстого. Предвзятое отношение к вероучению писателя дореволюционной и советской общественно-философской мыслью привело к односторонней трактовке «народных рассказов» отечественным толстоведением: чаще всего произведения характеризовались как морализа-торские, рассматривались как художественные примитивы.1
Изучение «народных рассказов» началось с 1880-ых годов XIX века и активно продолжилось в XX веке:
-изучены источники «народных рассказов» (Н.П. Андреев, С. Варшер, А.Е. Грузинский, А.Г. Гродецкая, Э.Е. Зайденшнур, Г.З. Кунцевич, Е.В. Николаева, В.И. Срезневский и А.И. Никифоров, Н.Ф. Сумцов);
-рассмотрена общая историко-литературная проблематика (Н.К. Гудзий, К.Н. Ломунов, Т.Л. Мотылёва, М.Б. Храпченко);
-раскрыты тематика, образная система и идейно-художественное своеобразие (Н.Н. Арденс, СП. Бычков, З.А. Кущенко, Е.В. Николаева, В.Г. Одиноков, А.И. Поповкин);
-затронуты проблемы художественного метода (Э.С. Афанасьев, Т.Л. Мотылёва, П.П.Палиевский);
-исследовано поэтическое мастерство (Е.П. Андреева, Г.Я. Галаган, Г.Н. Ищук, Е.Н. Купреянова, Л.М. Мышковская, Е.А. Маймин);
-прослежена цензурная история (А.И.Аннинский, Н.В. Карпов, В.К. Лебедев).
См., например: Ковалёв В.А. Особенности «Народных рассказов» Льва Толстого // Русская литература 1870 - 1890 годов / Урал. гос. ун-т. - Свердловск: Изд-во УрГУ, 1976. -Вып. 9. Проблемы типологии реализма. - С. 124 -125.
Недостаточно изученной остаётся жанровая структура «народных рассказов». До сих пор нет исследования, целиком посвященного этому вопросу, Толстоведы затрагивают отдельные аспекты проблемы жанра «народных рассказов», но не решают её в целом.
Результаты анализа критических и научных работ дореволюционного и советского периода обнаружили неоднозначное восприятие «народных рассказов» с точки зрения жанра и художественного метода.
Так, в частности, в народнической критике встречаем довольно поверхностную оценку жанра «народных рассказов».
По словам А, Скабичевского: « ...для нас с вами - «Война и мир», «Анна Каренина», а для мужика, о, для него за глаза довольно несколько наскоро состряпанных побасенок (здесь и далее разрядка, курсив, подчёркив. наши. - Н.С.) с чудесами, чертями и грошевою моралью».2
Н.К. Михайловский писал: «Почему гр. Толстой, пиша для нас, для «общества», для так называемых цивилизованных и образованных людей, щеголяет самым крайним реализмом, а народу несёт всякую чертовщину и всякие таинственности, каких в действительной жизни не бывает... Ни в одном его произведении из его произведений, написанных для нас (со включением новейшего «Смерти Ивана Ильича»), нет никаких аллегорических фигур, видений, чудесных явлений и совпадений. Наоборот из рассказов для народа найдётся всего два-три, в которых всего этого добра нет... Таким образом, нам, «обществу».,, - правда самая обнажённая, а на-роду... - неправда самая фантастическая». «Мы имеем теперь дело только с художественными иллюстрациями к теории непротивления злу, и
притом с иллюстрациями, написанными для народа».
2 Скабичевский А. Граф Л.Н.Толстой как художник и мыслитель. Критич. очерки и за
метки. -СПб.,1887. -С. 188.
3 Михайловский Н.К. Ещё о графе Л.Н. Толстом // Л.Н. Толстой в русской критике. Сб. ст.
-М., 1960.-С. 261.
4 Там же. - С. 266.
Наиболее категоричны высказывания Ф.И. Буслаева: «Гр. Толстой в течение последних годов безжалостно разменивал своё великое поэтическое дарование на грошевую мелочь азбучной морали, схоластических толкований и разных индивидуальных опытов и попыток... А эти побасенки об ангеле в подмастерьях у сапожника, о лучезарном русском мужичке в иерусалимском храме перед гробом господнем и вся эта промозглая елейность напускной тенденциозной морали? Разве это та высокая, глубоко захватывающая душу, правда жизни, которую с такой беспримерною искренностью открывал перед нами наш любимый поэт в своих превосходных романах? Эта-то ненамеренная, бессознательная фальшь и есть то роковое возмездие, которое карает поэта за его самоотречение».5
Другая часть русской дореволюционной критики по достоинству оценила стремление Толстого к иному, по сравнению с традиционным вариантом, ракурсу изображения действительности, которое, в конечном итоге, привело к формированию нового художественного метода писателя, так и оставшегося непринятым многими его современниками и потомками.
По мнению К.Н. Леонтьева, Толстой «неизмеримо... перерос всех современников своих... на пути правдивого и, так сказать, усовершенствованного реализма.... Гр. Толстой после «Анны Карениной» почувствовал потребность выйти на другую дорогу - на путь своих народных рассказов... Он прежний свой стиль оставил, - вероятно, по гениальному чутью. И он этим почти полувековым общерусским стилем пресытился, наконец!.. Важно то, что самому гениальному из наших реалистов... наскучили и опротивели многие привычные приёмы той самой школы, которой он так долго был главным представителем».
5 Цит. по: Михайловский Н.К. Ещё о графе Л.Н. Толстом // Л.Н. Толстой в русской крити
ке. Сб. ст. - М, 1960. - С. 260.
6 Леонтьев К.Н. О романах Л.Н.Толстого. Анализ, стиль и веяние / Критический этюд. -
М., 1911.-С. 15-18.
Н.Н.Страхов утверждал, что в рассказе «Чем люди живы» «евангельский дух, евангельская точка зрения, вот что поразило читателей, поразило неожиданно и неотразимо. Неожиданно потому, что этот дух... явился в действительно художественной форме, т.е. самой ясной и выразительной из всех форм. ...Рассказ состоит в изображении этой животворной любви. ...Изображены не одни внешние поступки, а самые души людей и то, что происходит в этих душах... Мы вдруг начинаем понимать, чем живут эти люди, на чём держится эта простая жизнь, какие чувства и мысли составляют её опору, руководство, отраду, её главное зерно. Они живут - духом Христовым... Художник не только не заставляет нас смотреть на описанные лица сверху вниз, но, напротив, поднимает нас до уровня этих лиц, даёт нам чувствовать в их мыслях и действиях веяние истинной жизн и.. .».7
Н.П. Гиляров-Платонов признавал рассказ «Чем люди живы» «высоким во всех отношениях»; видел в нём «самую спасительную, воспитательную
силу. .. .Вы возноситесь истинно на высоту небес...».
Д.Н. Овсянико-Куликовский отзывался о «нравоучительных сказках и легендах («Чем люди живы», «Где любовь, там и Бог» и др.)» как о «имеющих несомненную художественную ценност ь».
Советское литературоведение, основанное на принципах марксистско-ленинской эстетики, при интерпретации «народных рассказов» усматривало в них «реакционный смысл».
«Автор народных рассказов был наивен иреакционен в поисках нарисовать путь к избавлению от социального неравенства...».
Страхов Н.Н. Новый рассказ гр. Л.Н. Толстого «Чем люди живы» // Критические статьи об И.С. Тургеневе и Л.Н. Толстом. - СПб., 1887. - С. 415 - 418.
8 Цит. по: Сумцов Н.Ф. Литературная родня рассказа гр. Л.Н. Толстого «Чем люди живы».
-Харьков, 1896.-С. 1-2.
9 Овсянико-Куликовский Д. Л.Н. Толстой как художник. - СПб., 1905. - С. 255.
10 Кущенко З.А. Народные рассказы Л.Н. Толстого (Идейно-художественное своеобразие)
// Автореф. дис. ...канд. филол. наук. -М., 1972.-С. 7.
«Он (Толстой. - Н.С.) предстаёт как проповедник реакционной теории «непротивления злу насилием». ...Нельзя забывать о слабостях писателя, о его противоречиях, которые так очевидны в рассказах. Писатель часто советует следовать евангельским заповедям. Эта задача научить жить по-божьи определила характер произведений, приблизила многие из них к сухим евангельским притчам с моралистическими концовками. Однако в поисках идеала, в создании положительного образа, где Толстой отступает от правды жизни во имя своих ложных представлений, проявилась слабость Толстого как мыслителя и художника».11
«Назидательность, подчинение образного содержания предвзятым идеям определили те потери, которые претерпевало искусство Льва Толстого в отдельных народных рассказах. В некоторых из них отчётливо отразились слабые стороны его мировоззрения».12
Вместе с тем, более аналитичный, свободный от излишней социологизи-рованности, подход в интерпретации «народных рассказов» обнаруживал в них прямо противоположные свойства.
«Народные рассказы» сравнивались с «бочонком такой живой воды, к которому, и помимо кораблекрушений, полезно иной раз прильнуть пересохшими устами».
Замечалось, что «народные рассказы» призваны «утолить извечную человеческую жажду правды и тем самым начертать подобие религиозно-нравственного кодекса, способного разрешить все социальные, международные, семейные и прочие, на века вперёд, невзгоды, скопившиеся в людском
Махлиновская З.А. Народные рассказы Л.Н. Толстого // Литературно-методический сборник. - Ставрополь, 1963. - С. 147.
12 Храпченко М.Б. Собрание сочинений. В 4-х тт. - М., 1980. -Т.2. Лев Толстой как ху
дожник. - С.247.
13 Леонов Л.М. Слово о Толстом. - М., 1961. - С. 11.
обиходе от длительного нарушения ими некоей божественной пр а в д ы».14
Уточнялось, что «форма притчи, легенды, сказки была очень удобной для выражения «идеального» содержания. И то, что Толстому никак не удавалось выразить в реалистическом произведении, нередко в поздний период воплощалось в названных жанрах. Отсюда - интерес писателя к устному народному творчеству, которое послужило основой для «народных рассказов»».15
Подчёркивалось, что «простота и ясность народных рассказов Толстого знаменовали собой не снижение, не примитив, а восхождение толстовского слова».16
Утверждалось, что «народные рассказы - это не упадок творческой энергии писателя, это необходимый этап в его эволюции; после чего появились капитальные художественные произведения необыкновенной поэтической силы, правды и красоты. И это было не возвращением назад, а движением вперёд... Это была опять «большая проза», которая, однако, впитала в себя опыт «малой прозы», т.е. народных рассказов».17
Противоречивы взгляды советских литературоведов и в определении жанра «народных рассказов». Часть исследователей сходятся во мнении, что «народные рассказы» - это не что иное, как рассказ ы-п ритчи.
Так, Л.Н. Кузина отмечает, что образы «народных рассказов» «естественно находили для себя форму дидактико-аллегорического жанра/?ас ска-з а-пр и т ч и».18 «...Художественные образы словно бы созданы для иллю-
14Там же.-С. 11.
15 Одиноков В.Г. Л.Н. Толстой - художник (Проблемы поэтики романов). - Новосибирск,
1966.-С. 177.
16 Маймин Е.А. Лев Толстой. - М, 1978. - С. 145.
17 Андреева Е.П. Толстой-художник в последний период деятельности. - Воронеж, 1980. -
С. 74.
18 Кузина Л.Н. Художественное завещание Льва Толстого: Поэтика Л.Н. Толстого конца
XIX - начала XX в. - М., 1993. - С. 113.
страции сентенций - «Где любовь, там и Бог», «Упустишь огонь - не потушишь», «Вражье лепко, а Божье крепко»19.
Рассказами-притчами определяет жанр «народных рассказов» и Е.А. Маймин. Исследователь полагает, что «название «народные рассказы» у Толстого в значительной степени условно. Что бы ни думал о них сам Толстой, это не столько рассказы, сколько род притчи, поучения. И писались они отнюдь не только для народа. В них Толстой точно проверял свои новые идеи, свой новый взгляд на вещи».20 Анализируя рассказы «Чем люди живы», «Зерно с куриное яйцо», автор приходит к выводу, что эти и многие другие «народные рассказы» Толстого по форме являются «рас сказ а ми-притчам и».
В отличие от предшествующих исследователей, М.Б. Храпченко расширяет жанровый диапазон «народных рассказов», подчёркивая, что «по своей повествовательной манере, по способу развития тем народные рассказы тяготеют к аллегории. Учительность, стремление подчеркнуть идею, сделать героя носителем определённой истины или заблуждения придавали образам этих произведений черты известной условности, аллегорической обобщённости. Не случайно поэтому народные рассказы не только включают в себя элементы фантастики, но и непосредственно сближаются с легендой, притчей как формами литературного повествования. Народный рассказ Толстого иногда строится на фольклорном материале, перерастая в нравоучительную сказку»?2
Е.Н. Купреянова утверждает, что Толстой «...стремился возродить один из самых древних литературных жанров, широко представленный в Прологах, - притчу. Притчи- вот самое точное и прямое обозначение жанра
19 Там же. - С. 114.
20 Маймин Е.А. Лев Толстой. - М, 1978. - С. 144.
21 Там же.-С. 146-147.
22 Храпченко М.Б. Собрание сочинений. В 4-х тт. - М., 1980. -Т.2. Лев Толстой как ху
дожник. - С.244.
«простонародных повествований» Толстого...».23 «Они меньше всего повествование о народе, хотя их действие и происходит по большей части в реалистически выписанной крестьянской обстановке. Но в то же время это и не рассказы для народа только. Это именно притчи, как и всякая притча, обращенные ко всем без исключения людям, в том числе и к народным массам».24 Причину обращения Толстого к жанру притчи Е.Н. Купреянова объясняет тем, что именно в жанре притчи заложены возможности «иносказательного утверждения правды должного».25 А так как Толстой не находил в окружающей его жизни «объективного основания тому, что он теперь считал должным», то Толстой и «культивировал жанр притчи, жанр иносказательного утверждения правды должного».26
Принципиально иную позицию по вопросу жанра «народных рассказов» занимает Э.С. Афанасьев. В оценке «народных рассказов» он исходит из их направленности социальному адресату - простому народу - и считает, что Толстой в «народных рассказах» реализует возможности легенды как жанра, имевшего хождение среди крестьянства. «...Понимание жанра народных рассказов как притчи обедняет художественную сущность этих рассказов. Возникает вопрос: в чём отличие собственно притч - «Три сына», «Три притчи», «Разрушение ада и восстановление его» и им подобных от таких рассказов, как «Чем люди живы», «Три старца», «Крестник»? ...Эти рассказы основывались на жанрах, имевших хождение среди крестьянства, главным образом на народных легендах». «В некоторых из рассказов Толстой преодолевает условность, свойственную персонажам народной легенды, воспроизводит конкретную обстановку действия. Но степень реальности поведения персонажей, обстоятельств имеет свой предел. Писатель как бы «за-
23 Купреянова Е.Н. Эстетика Л.Н. Толстого. - М. - Л., 1966. - С. 278.
24 Там же. - С. 280.
25 Там же. - С. 279.
26Там же.-С. 279.
27 Афанасьев Э.С. «Народная литература» в художественно-эстетической системе Л.Н. Толстого: Автореф. дис. ...канд.филол. наук. - М., 1979. - С.11.
бывает» о присущем ему видении действительности и реализует лишь те возможности конкретного изображения, которые заложены в легенде. Легенда является той призмой, сквозь которую писатель смотрит на действитель-
ность».
Полемичны высказывания и Е.В. Николаевой, отстаивающей свою точку зрения: «...особенности жанра и поэтики народных рассказов не ограничиваются традициями какого-либо одного жанра древнерусской литературы. Этот цикл сформировался под широким воздействием поэтики древнерусской литературы в целом и при сознательной ориентации автора на возможности и особенности её творческого метода. Свойственный всей древнерусской литературе, а не только притчам аллегоризм заставляет, видимо, сопоставлять народные рассказы при беглом рассмотрении именно с притчами. Однако применительно к народным рассказам вернее было бы говорить здесь об использовании Толстым аллегорического толкования типичных жизненных ситуаций, тогда как в притче (в том числе и в толстовской) аллегорические образы чаще всего бывают условны».29
В более ранней работе Е.В. Николаевой уже была высказана мысль о жанровой принадлежности «народных рассказов»: «Ориентация на «народную литературу» в сочетании с идейными установками писателя привела его к созданию оригинального жанра, именуемого народным рассказом. ...Таким образом, можно говорить о создании Толстым в 80-ые годы оригинального особого жанра народного рассказа, жанрообразую-щие признаки которого сложились под влиянием поэтики древней литературы и фольклора».30
28 Там же.-С. 14.
29 Николаева Е.В. Художественный мир Льва Толстого: 1880 - 1900-е годы. - М, 2000. -
С. 218.
30 Николаева Е.В. Древнерусские литературные традиции в становлении жанра народных
рассказов Л.Н.Толстого//Литература Древней Руси: Сб. научн. тр. - М., 1981.-С. 130.
Не проясняют жанровую картину «народных рассказов» и диссертационные исследования последних десятилетий.
В работе И.Ю.Бурдиной исследуются публицистические, прозаические и драматургические жанры в творчестве Толстого 1880-1890-ых в их системном единстве. «Народные рассказы» анализируются в соотнесённости с религиозно-философским трактатом «Исповедь». Автор находит идейные и художественные точки соприкосновения двух противоположных жанровых структур, интерпретируя это единство стремлением писателя воплотить архетип пути от «кричащих противоречий» действительности к идеалу. В жанровом отношении «народные рассказы» характеризуются как условные формы, в которых прослеживается влияние фольклорных и древнерусских литературных традиций.
В диссертации О.И. Лепилкиной «народные рассказы» рассматриваются в контексте толстовских этико-философских и художественных исканий конца 70-80-ых годов. Обстоятельно изучаются философский контекст и психологизм «народных рассказов», в частности, освещается обращение писателя к работам основоположника западноевропейской экспериментальной психологии В.Вундта в период работы над «народными рассказами» как подступы к возможным новым открытиям в освоении внутреннего мира человека.
А.Б.Тарасовым изучается художественная реализация Толстым концепции праведничества в позднем творчестве писателя. Выявляются и сопоставляются отличительные черты толстовских образов праведников с образами праведников других русских писателей второй половины XIX века. Да-
31 Бурдина И.Ю. Литературные жанры в творческом наследии Л.Н.Толстого 80-90-ых го
дов: Автореф. дис. ...канд. филол. наук: 10.01.01. -М, 1985.-16 с.
32 Лепилкина О.И. Народные рассказы Л.Н.Толстого и их место в творческом пути писа
теля: Автореф. дис. ...канд. филол. наук-Л., 1985. - 20 с.
33 Тарасов А.Б. Праведники и праведничество в позднем творчестве Л.Н.Толстого: Авто
реф. дис. ...канд. филол. наук. -М, 1998.- 18 с.
ётся классификация образов праведников. В данном контексте анализируются и «народные рассказы».
С.А.Ломакина выясняет взаимосвязь мировоззренческих взглядов Толстого, перешедшего на позиции патриархального крестьянства, с художественным творчеством, что позволяет обосновать появление «народных рассказов» с традиционными фольклорными элементами, делающими произведения доступными для широкого читателя из народа.
Итак, обзор ряда критических работ, монографических и диссертационных исследований дореволюционной эпохи, советского периода и последних десятилетий показывает: 1) наличие существующих разночтений в определении жанра «народных рассказов»; 2) отсутствие самой постановки вопроса исследования жанрово-поэтических особенностей «народных рассказов».
Основанием выбора темы служит тот факт, что до сих пор проблема жанра «народных рассказов» Л.Н.Толстого окончательно не решена и, следовательно, остаётся актуальной задачей современного литературоведения.
По утверждению В.Г.Одинокова, «в настоящее время литературоведческая наука оказалась в сложном положении. Это связано с утратой прежних методологических ориентиров и неясностью новых. Сейчас важно наметить, хотя бы в общих чертах, стратегию научного поиска». Исследователь обращает внимание на то, что, прежде всего, необходимо «восстановить целостную картину русской литературы во всём многообразии идейных течений и форм, представить её в системном плане... Важно подчеркнуть значение тех частей литературного наследия, которые до недавнего времени относились к явлениям «консервативным», а иногда и «реакционным» и изымались из сферы научного изучения... Поэтому актуальным становится ос-
34 Ломакина С.А. Поэтика поздней прозы Л.Н. Толстого (Повести и рассказы 1885-1902
годов): Автореф. дис. ...канд. филол. наук. - Елецк, 2000.-20 с.
35 Одинокое В.Г. Религиозно-этические взгляды позднего Л.Н. Толстого и его художест
венное творчество // Русские писатели XIX века и духовная культура / Новосиб. гос. ун-т.
- Новосибирск, 2003. - С. 95.
мысление ансамблевой соотнесённости альтернативных литературных явлений, имеющих различную идеологическую направленность». В частности, исследователь замечает, что «предстоит ещё многое сделать, чтобы дифференцировать и уточнить долгое время существовавшее в советском литературоведении суммарное определение художественного метода русских классиков XIX в. - критический реализм».37
Наметилась переоценка религиозно-философских взглядов Толстого, переосмысление «старых тем» без «идеологических шор». Наметившиеся тенденции «могут открыть новый этап в развитии науки о Толстом».39 По мнению К.Н.Ломунова, фундаментальной задачей современного литературоведения является исследование религиозно-нравственного учения Толстого. «Из всех разделов громадного наследия Толстого менее других исследовано его религиозно-нравственное учение. Наступила пора глубоко и непредвзято, что называется открытыми глазами перечитать все религиозно-философские статьи и трактаты Толстого, подвергнуть анализу его суждения о Боге, о вере, о Христе, Библии и Евангелиях и на основе абсолютно объективного их прочтения определить место религиозно-философского учения Толстого в истории мировых религий. Конечно, эта тема прежде всего для историков религиозных учений, религиоведов, но и для нас, «чистых толстоведов», она представляет первостепенный интерес. Толстоведы пытались ею заниматься, но даже в их лучших работах о религии Толстого не всё обстоит благополучно... Время не подтвердило вывода Булгакова и Асмуса о «сведении» религии Толстого к его этик е».40
ІЬ Там же. - С. 97.
37 Там же.-С. 149.
38 Ломунов К.Н. Новые темы в современном толстоведении // Яснополянский сборник,
1992.-Тула, 1992.-С. 14.
39Там же.-С. 14. 40 Там же.-С. 12-13.
В свете указанных тенденций, намеченных в современном литературоведении, возникает потребность в онтологическом подходе осмысления как вероучения, эстетики, так и «народных рассказов» Толстого.
Материалом исследования являются «народные рассказы» 1880 -1900-ых годов, религиозно-философские и публицистические труды, дневники, письма, записные книжки Л.Н.Толстого, опубликованные в 90-томном собрании сочинений; теоретические работы об искусстве, опубликованные в 22-томном собрании сочинений Л.Н. Толстого, Библия.
Предмет исследования - жанровая структура «народных рассказов».
Цель диссертационной работы - определить жанрово-поэтические особенности «народных рассказов» в контексте взаимообусловленности религиозных и эстетических исканий позднего Толстого.
Реализации данной цели подчинены следующие задачи:
обобщить предшествующий опыт изучения жанровой проблемы «народных рассказов»;
пересмотреть религиозные и эстетические взгляды писателя с целью уточнения идейно-эстетической концепции «народных рассказов»;
исследовать жанровую специфику «народных рассказов» в соотношении с традиционными жанрами русской словесности, явившихся основой художественного новаторства Толстого;
выявить идейное и художественное единство «народных рассказов»;
расширить представление о новеллистической модели мира Толстого на основе религиозной интерпретации «народных рассказов».
Цель и задачи определили выбор методов исследования: применяются сравнительный метод, позволяющий изучить жанровую специфику «народных рассказов», системый метод, позволяющий выявить идейно-художественное единство «народных рассказов».
В теоретико-методологическом плане в интерпретации художественных произведений духовного характера мы руководствуемся принципами
онтологической эстетики, выработанной представителями русской религиозной философии (труды В. Соловьёва, Н. Лосского, С. Франка), методологией отечественных литературоведов, ориентированных на изучение творчества Л.Н.Толстого в контексте взаимообусловленности духовных и эстетических исканий писателя (труды Н.Н. Арденса, Г.Я. Галаган, Н.Н. Гусева, К.Н. Ло-мунова, В.Г. Одинокова и др.). Теоретической базой исследования являются также труды Н.И. Кравцова, Д.С. Лихачёва, М.Ю. Лотмана, исследовавших фольклор и литературу в системном аспекте.
Основные положения, выносимые на защиту:
Переходное состояние общественно-исторической жизни конца XIX -начала XX века, открывшееся Толстому в своей трагической бездуховности, определило характер не только его миросозерцания, но и эстетики, в частности - художественного метода.
Составной частью философии писателя необходимо считать учение о духовном просветлении на основе христианской аксиоматики, органично сопрягающее христианскую этику и пантеистическую метафизику, разрешающее проблему смысла жизни человека. В данном случае христианская аксиоматика рассматривается не как самоцель, а как способ освобождения от негативных последствий эгоцентричной жизни, ведущий к духовному просветлению, к богопознанию.
Социальные и эстетические приоритеты Толстого на данном этапе подчиняются религиозно-философским устремлениям писателя: идеал общественного и мирового устройства - всеобщее братство на основе духовного совершенства человека и мира («Царство Божье на Земле»); эстетический идеал - религиозное искусство, основополагающим критерием которого признаётся «правда Царства Божьего» («д уховная правд а») как творческий метод эстетического освоения действительности. Религиозное искусство, раскрывая законы бытия, призвано преобразовать мир в гармоничную реальность.
Избранный Толстым метод «духовной правды» (духовный реализм, синтезирующий реальное и идеальное как способ воплощения гармоничной реальности) является главным источником формально-содержательного своеобразия «народных рассказов».
Цикл «народных рассказов» представляет собой оригинальную систему духовных жанров, аллегорически осмысливающих христианские принципы жизни. Тем самым «народные рассказы» органично вписываются в контекст русской духовной литературы конца XIX - начала XX века.
Научная новизна диссертационного исследования:
прослежена взаимосвязь характера эпохи, художественного метода и поэтики жанра «народных рассказов»;
показана жанровая дифференциация «народных рассказов»;
3) выявлен комплекс общих идейно-эстетических принципов, позво
ляющих интерпретировать «народные рассказы» как систему жанров;
4) обнаружены не только дидактические, но и онтологические тенденции
вероучения, эстетики и «народных рассказов» Толстого.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что сделанные в ней на конкретном материале наблюдения прослеживают влияние характера эпохи на выбор художественного метода, который, в свою очередь, определяет поэтику жанра.
Практическое значение исследования связано с возможностью использования его результатов при разработке общей историко-литературной концепции позднего творчества Л.Н.Толстого, в курсе лекций по истории русской литературы конца XIX - начала XX века, при чтении спецкурсов, посвященных христианской проблематике, а также при составлении учебных пособий для школ и вузов.
Апробация основных положений диссертации осуществлялась на XLII, XLIII Международных научных конференциях в Новосибирском государственном университете; на научно-практических конференциях в Хакасском
государственном университете им. Н.Ф. Катанова и в Тувинском государственном университете.
Различные аспекты проблематики диссертации нашли отражение в семи научных публикациях.
Структура диссертации. Исследование состоит из введения, трёх глав, заключения и списка литературы.
Этика и метафизика в вероучении л.н. Толстого
Художественные творения писателя неотделимы от поисков Истины. Лев Николаевич Толстой - автор оригинального религиозного учения, настраивающего человека на серьезный самостоятельный духовный труд.
Переходя к осмыслению этого вероучения, укажем, прежде всего, на то, что до сих пор нет целостного его толкования.
По устоявшейся традиции в философских, богословских и литературоведческих трудах вероучение Толстого чаще всего трактуется односторонне, рассматривается как исключительно этическое, в искусственном отрыве от метафизики.41 Подобная трактовка явно обедняет его, лишает жизненности. В этом ракурсе учение писателя, безусловно, предстаёт как однозначно мо-рализаторское, а не духовное. В таком фрагментарно-искажённом виде оно интерпретируется уже больше века, что, в свою очередь, сказалось и на восприятии позднего творчества писателя, в частности, на восприятии «народных рассказов», характеризуемых чаще всего как «морализаторские», «малохудожественные».
В данной главе диссертационной работы предпринята попытка уточнить вероучительные и эстетические приоритеты позднего Толстого в перспективе решения жанровой проблемы «народных рассказов».
В первом параграфе прослеживаются этапы духовной эволюции позднего Толстого, изучается соотношение этического и метафизического в вероучении Толстого, исследуется социально-политическая ситуация 1880
1890-ых годов - как внутренние и внешние факторы, обусловившие кардинальные изменения методного характера в эстетике писателя.
Активные духовные искания Толстого ведут свой отсчёт с дневниковых записей писателя, начатых им с 1847 года в пору обучения в Казанском университете, и свидетельствуют о стремлении Толстого к самосовершенствованию и (быть может, пока ещё интуитивном) стремлении к чистоте духа, которое, собственно, и подготовило почву для «второго рождения».
Толстой составляет для себя многочисленные «правила жизни», назначение которых - способствовать развитию воли, памяти, чувств, умственных способностей. Стремление к добродетели, чистоте и альтруизму перемежается с желанием разрешить главные вопросы бытия: о смысле жизни и месте человека в мире. С этой целью он знакомится с трудами философов различных эпох и народов, учениями духовных учителей (Соломон, Конфуций, Будда, Сократ, Руссо, Шопенгауэр и др.).
Содержание дневниковых записей в разные периоды жизни различно.
В 1840-ые - начале 1850-ых годов - спонтанные, отвлечённые рассуждения о цели жизни, выведение недостатков характера и стремление избавиться от них.
«Перемена в образе жизни должна произойти. Но нужно, чтобы эта перемена не была произведением внешних обстоятельств, но произведением души. Здесь мне представляется вопрос: какая цель жизни человека? Какая бы ни была точка исхода моего рассуждения... я прихожу всегда к одному заключению: цель жизни человека есть всевозможное способствование к всестороннему развитию всего существующего». Во второй половине 1850-ых годов - более осмысленные и конкретные утверждения о цели жизни.
«Вчера разговор о божественном и вере навёл меня на великую и громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта - основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле... Действовать сознательно к соединению людей с религией, вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечёт меня» (47,37-38).
В 1860-ые годы впервые возникает потребность переписать Евангелие.
«Скоро месяц, что Николенька умер. Страшно оторвало меня от жизни это событие... Во время самих похорон пришла мне мысль написать матерь-ялистическое Евангелие, жизнь Христа - матерьялиста» (48 - 49, 29 - 30).
На рубеже 1870-1880-ых годов Толстой переживает духовный «п ере-в о р о т», знаменующий новый этап в жизни Толстого. В трактате «Исповедь» (1879 - 1882) Толстой подробно описывает свой долгий и мучительный путь к обретению веры, к духовной истине и к необходимости воплотить замысел о создании «новой религии».
Первая часть трактата - описание духовного кризиса, выразившегося в потере веры и смысла жизни. Толстой усомнился в необходимости веры ещё в детстве, и с годами сомнение только крепло под влиянием того образа жизни, который был прямо противоположен принципам веры.
Жизнь без веры ввергает молодого Толстого в другую крайность. Видя вокруг себя вакханалию алчности, властолюбия, эгоизма, животной чувственности, он поддаётся этой порочной круговерти и живёт так, как живут все люди его круга. Но на протяжении всей этой жизни Толстой испытывет внутреннюю неудовлетворённость. Он осознаёт всю бессмысленность подобного существования перед лицом неминуемой смерти и приходит к мысли о невозможности дальнейшего продолжения жизни.
Вторая часть трактата «Исповедь» - разрешение проблемы смысла жизни человека. Толстой ищет и находит смысл жизни среди тех, кто действительно живёт,- среди народа, а именно - в народной вере. Толстой признаётся: «Со мной случилось то, что жизнь нашего круга не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл. Все наши действия, рассуждения, наука, искусство - всё это предстало мне как баловство. Я понял, что искать смысла в этом нельзя. Действия же трудящегося народа, творящего жизнь, представились мне единым настоящим делом. И я понял, что смысл, придаваемый этой жизни, есть истина, и я принял его».43
Но и здесь Толстого подстерегает разочарование: и в народной вере Толстой обнаружил то, что его всегда «отталкивало... и представлялось необъяснимым: таинства, церковные службы, посты, поклонение мощам и иконам. ..Ив верованиях народа ложь примешана была к истине».
Оказывается, что человек не может быть признан христианином, если не исповедует веру в богосыновность Иисуса, крещение и искупление «кровью Христовой», в догмы, излагаемые Церковью. Не важно - строит ли человек свою жизнь в соответствии с принципами, изложенными в Нагорной проповеди, важна вера в догматы и исповедание их.
Художественные творения писателя неотделимы от поисков Истины. Лев Николаевич Толстой - автор оригинального религиозного учения, настраивающего человека на серьезный самостоятельный духовный труд.
Переходя к осмыслению этого вероучения, укажем, прежде всего, на то, что до сих пор нет целостного его толкования.
Эстетические приоритеты позднего л.н. Толстого
Предчувствуя гибельные для России последствия политики насилия, Толстой с позиции «воли пославшего» обращает всю силу своего художественного таланта на проповедь любви и братства между людьми - идей, заложенных в заповедях Христа. Последовали изменения в способах эстетического освоения действительности. Суждения писателя о важнейших проблемах эстетики - сущность и назначение искусства, правдивость и народность искусства, отношение искусства к действительности, соотношение этического и эстетического, законы писательского мастерства, художественный метод - прослежены достаточно полно в капитальных трудах К.Н.Ломунова («Эстетика Льва Толстого») и Е.Н. Купреяновой («Эстетика Л.Н.Толстого»).64
Однако по-прежнему дискуссионной остаётся оценка взглядов Толстого на взаимоотношения искусства и религии. Речь идёт о «новой оценке религиозных взглядов Толстого и их отражения в его художественном творчестве». Без должного осмысления данной проблемы не может быть целостного представления, как об эстетике писателя, так и о «народных рассказах» в частности.
Жёсткая правительственная реакция (свёртывание гражданских свобод), последовавшая вслед за террористическими акциями народников, проявилась некоторым застоем в культуре и искусстве. Неясность, зыбкость политического момента создали атмосферу безвременья. Литературный процесс переходного периода представлял собой пёструю и хаотическую картину. Настроения конца века и связанного с ним духовного «бездорожья» определили характер литературного движения: нарождение низкопробной массовой литературы для мещан и мелкой буржуазии, распространение бульварного чтива для народных низов, появление литературы «факта и документа», возникновение депрессивной литературы декаданса, расцвет малых жанровых форм.
В условиях социально-политического тупика, литературного эклектизма, нравственной беспринципности закономерно увеличиваются духовные запросы передовой части общества, будирующей вопросы морали, философии, религии; активизируется поиск новых тем, героев, сюжетов, жанров в творчестве многих писателей.
Творчество многих деятелей искусства и литературы окрашивается в специфические религиозные тона. Примечательно в связи с этим высказывание Д.Н. Овсянико-Куликовского: «Мыслящее общество 80-х годов вообще было падко на парадоксы и утопии, лишь бы только последние были не революционные или политические, а сектанские, бытовые, всего лучше с окраскою религиозного или вроде религиозной; не вредила делу и доля мистицизма; а главное - чтобы это было как бы и «вероучение», «новая догма» и ещё, чтобы она не была похожа на то, что проповедывалось в 70-х годах...».66
Волей сложившихся обстоятельств духовное просветление Толстого совпало с временем активных духовных исканий современников: по-прежнему не утихают споры вокруг религиозно-философских идеологем Ф.М. Достоевского, своими рассказами призывает к «праведной» жизни Н.С. Лесков, учением о «всеединстве» приоткрывает завесу над тайнами бытия B.C. Соловьёв, евангельским сюжетам посвящают свои полотна художники-живописцы: И.Н. Крамской, Н.Н. Ге, В.Д. Поленов, В.М. Васнецов, М.В. Нестеров, М.А. Врубель, А.А. Иванов.
Толстой, не удовлетворённый состоянием дел в области литературы и искусства, публикует ряд критических работ, в которых развивает идею религиозного искусства: «Речь о народных изданиях» (1884), «Предисловие к сборнику «Цветник» (1886), «Об искусстве» (1889), «Предисловие к сочинениям Гюи де Мопассана» (1894), «Что такое искусство?» (1898), «О Шекспире и о драме» (1906).
В 1884 году Толстой на одном из совещаний Общества по изданию книг для народного чтения произнёс «Речь о народных изданиях», в которой изложил принципы и планы выпуска книг для народа. По наблюдениям Толстого, народ проявлял полное равнодушие к изданиям, специально для него предназначенным. Толстой называет три причины этого равнодушия: «...одна, что сытые не накормить хотят голодного, а хотят настроить голодного известным, для сытых выгодным образом; другая, что сытые не хотят давать того, что точно их питает, а дают только ошурки, которые и собаки не едят; третья, что сытые совсем не так сыты, как они сами воображают, а только надуты, и пища-то их самих не хороша. Только этими тремя причинами можно объяснить те неудачи, которые до сих пор всегда сопутствовали попыткам издания народных книг».
По мнению Толстого, беда заключается в том, что «сытые не знают, что давать, пробуют то то, то другое, и голодные, несмотря на свой голод, отворачивают носы...»68 и от «ошурок», и от Жуковского, Пушкина, Тургенева, Гёте, Шиллера, Расина. Всё это - «пища не существенная», для народа «надо найти ту, которая существенна».
Рассказы-легенды
Сопряжение традиций жанра христианской легенды и реалистического рассказа прослеживается в произведениях «Чем люди живы», «Где любовь, там и Бог», «Три старца», «Два старика», «Свечка», «Крестник». Толстой выстраивает синтетичную жанровую форму, соединяя разнородные и несовместимые элементы: сочетая каузальность и историзм, присущие реалистическому рассказу, с религиозной фантастикой (чудом), присущей христианской легенде, в результате чего рождается оригинальный жанр - рассказ-легенда. Взаимосвязь двух поэтических систем обусловила сюжетную двуплановость. Первый план - реальный - связан с отражением реальной действительности. Второй план - идеальный - в формальном отношении организован фантастическим действием легенды и новозаветными включениями, активно функционирующими в художественной структуре рассказов-легенд на разных уровнях.
Для первого плана характерна жизненная достоверность в обрисовке:
- межклассовых отношений:
«Родился у бедного мужика сын. Обрадовался мужик, пошёл к соседу звать в кумовья. Отказался сосед: неохота к бедному мужику в кумовья идти. Пошёл бедный мужик к другому, и тот отказался» (25, 147);
-крестьянского быта:
«Убралась Семёна лсена рано. Дров нарубила, воды принесла, ребят накормила, сама закусила и задумалась; задумалась, когда хлебы ставить: нынче или завтра?..
Убрала Матрёна хлеб и села у стола заплату на мужнину рубаху нашить. Шьёт и думает Матрёна про мужа, как он будет овчины fia шубу покупать.
«Не обманул бы его овчинник. А то прост уж очень мой-то. Сам никого не обманет, а его малое дитя проведёт. Восемь рублей — деньги не малые. Можно хорошую шубу собрать. Хоть не дублёная, а всё шуба. Прошлую зиму как бились без шубы! Ни на речку выйти, ни куда. А то вот пошёл со двора, всё на себя надел, мне и одеть нечего...» (25, 10 -11);
-семейно-личных отношений:
«Сразу почуяла Матрёна дух винный от мужа. «Ну, думает, так и есть загулял». Да как увидела, что он без кафтана, в куртушке одной и не несёт ничего, а молчит, ужимается, оборвалось у Матрёны сердце. «Пропил, думает, деньги, загулял с каким-нибудь непутёвым, да и его ещё привёл»... Хочет Семён растолковать жене, что пропил он только двадцать копеек, хочет сказать, где он человека нашёл, - не даёт ему Матрёна слово вставить: откуда что берётся, по два слова вдруг говорит. Что десять лет тому назад было, и то всё помянула» (25, 11 - 12);
«...Муж твоей крёстной уж год теперь, как бросил жену, с другими на стороне гуляет, а она с горя пить стала, а любовница его прежняя совсем пропала. Вот что ты с своей крёстной сделал» (25, 152);
-в использовании простонародной лексики и речевых оборотов крестьянства:
«- Давай поддевку-то мою. А то одна осталась, и ту с меня снял да на себя напер. Давай сюда, конопатый пёс, пострел тебя расшиби!» (25, 12);.
«Подошла баба к краю, начала кликать: «Тпрюси, тпрюси, бурёночка, тпрюси, тпрюси!..», «занялся хворост», «чуть с ног не сбила», «топоришко щербатый», «вышли у него сухари», «не сказывает он», «мучают понапрасну», «хлеб родился», «хлеб стоптали»; «ручник», «стуло», «ободья», «гуртовщики», «заступ», «узда», «крестцы», «снопы», «телега», «острог», «копны», «горница».
В рассказах-легендах реальность изображается писателем как цепь трагических событий - прямое следствие духовного кризиса героя. Писатель создаёт средствами реалистической поэтики образ мира, лишённого гармонии, где правит бал зло: нищета, голод, пьянство, социальные конфликты, блуд, воровство, месть, убийства. Тем самым реальный мир предстаёт как античеловечный, деструктивный. Но цель писателя - не столько обнажить аномалии действительности, сколько рельефно обозначить пути спасения этого мира, благодаря которым бездуховная реальность («мир сущий») преобразуется в гармоничную действительность («мир должный»). Концептуальную роль в этом преображении играют заповеди Христа, восстанавливающие связь человека с Абсолютом (миром идеальным). Единство человека и Абсолюта - основное условие гармоничной действительности.
Идеальное воплощено писателем поэтическими средствами христианской легенды. В частности, изображением чуда: огненное вознесение ангела на небеса («Чем люди живы»); передвижение по водной глади и светоносность трёх старцев («Три старца»); нимб из золотых пчёл над головой Елисея и его светоносность («Два старика»); негаснущая на ветру свечка на сохе у крестьянина Петра Михеева («Свечка»); цветение яблони из обгорелых чурок («Крестник»).
Взаимодействие реального и идеального передано и на уровне психологического состояния героя («Где любовь, там и Бог», «Два старика»): -сны-видения: «- ...Задремал я, братец ты мой, и слышу, по имени кличет; поднялся я, голос, ровно шепчет кто-то, жди, говорит, завтра приду. Да до двух раз...» (25,39-40); -зрительные иллюзии: «Оглянулся Авдеич и видит: стоят точно люди в тёмном углу - стоят люди, а не может разобрать, кто такие... И выступил из тёмного угла Степаныч, улыбнулся и как облачко разошёлся, и не стало его...» (25, 44); -голосовые иллюзии: «Вдруг явственно слышит: - Мартын, а Мартын! смотри завтра на улицу, приду. Очнулся Мартын, поднялся со стула, стал протирать глаза. И не знает сам, - во сне или наяву слышал он слова эти» (25, 38). В художественной структуре рассказов-легенд активно функционируют на разных уровнях новозаветные включения как ценностные ориентиры для героев. Так, в своём духовном восхождении герой цитирует стихи Евангелия, проникается их содержанием и в последующем соизмеряет свою жизнь с ними: «45. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор как Я пришёл, не перестаёт целовать у Меня ноги. 46. Ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги» (Лука, VII, 45-46). Прочёл он эти стихи и думает: «Воды на ноги не дал, целования не дал, головы маслом не помазал...... И опять снял очки Авдеич, положил на книгу и опять задумался» (25, 37-38). Героем воспроизводятся: -сюжетные ситуации из Евангелия: «Кто, говорит, возвышается, тот унизится, а кто унижается, тот возвысится. Вы меня, говорит, Господом называете, а я, говорит, вам ноги умою. Кто хочет, говорит, быть первым, тот будь всем слуга. Потому что говорит, блаженны нищие, смиренные, кроткие, милостивые» (25,40). -евангельские персонажи: «Такой же, видно, как я, фарисей-то был. Тоже, я чай, только об себе помнил, а об госте и заботушки нет. А гость-то кто? Сам Господь. Кабы ко мне пришёл, разве я так бы сделал?» (25, 38). Герой, находясь под влиянием евангельского персонажа, старается походить на него, совершает праведные поступки, кардинально меняющие его образ жизни. Так, Авдеич («Где любовь, там и Бог»), пережив встречу со «Спасителем», выступает в роли проповедника (образные аллюзии) по отношению к другим персонажам. Он знакомит их со стихами Евангелия, добрыми словами и гостеприимностью отогревает души дворника Степаныча, нищенки с ребёнком, торговки с мальчиком. Ряд эпизодов соотносим с фрагментами Евангелий (реминисценции). Так, эпизоды изображающие гостеприимство Авдеича соотносимы с фрагментом Евангелия от Луки: «Авдеич поманил его и пошёл отворить дверь. - Войди, погрейся, что ль, - сказал он. - Озяб, чай... ев Вошёл Степаныч, отряхнулся от снега, стал ноги вытирать, чтобы не наследить на полу, а сам шатается. - Не трудись вытирать. Я подотру, наше дело такое, проходи, садись сказал Авдеич. -Вот чайку выпей» (25, 39); «44. И обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту .женщину? Я пришёл в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла» (Лука, VII, 44). Эпизод духовного просветления героя также соотносим со стихами Евангелия: «И понял Авдеич, что не обманул его сон, что, точно, приходил к нему в этот день Спаситель его и что, точно, он принял его» (25, 45); «21. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим, и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам».
Рассказы
Рассказы Толстого «Алёша Горшок» и «Корней Васильев» - это небольшие по объёму произведения, имеющие жанровые признаки реалистического рассказа, для которого характерны жизненная достоверность в изображении обстоятельств, характера, сосредоточенность на одном моменте жизни, определяющем характер.
Вместе с тем, рассказы Толстого демонстрируют значительное обновление основных принципов реалистического метода.
В рассказах можно выделить два изобразительных уровня. Первый уровень маркирует реальный план повествования, второй уровень маркирует идеальный план повествования.
Первый уровень: непосредственно изображаемые картины реальной действительности: межклассовые отношения, семейно-личные отношения, крестьянский быт.
Изображается внутренний конфликт (духовный кризис) - разлад между индивидуальным и всеобщим в главном герое («Корней Васильев»), а также внешний конфликт - разлад между профанными персонажами и сакральным героем («Алёша Горшок»). Эти конфликты приводят к трагической развязке.
Второй уровень: только на условиях христианского поведения герой или прозревает для истинной жизни («Корней Васильев»), или сохраняет свой цельный внутренний мир, несмотря на трагические последствия конфликта («Алёша Горшок»).
В отличие от предыдущих жанров, в реалистических рассказах характер распознаётся не только в действии, но и в психологическом настрое, и в мироощущении героя. Психологическая деталь становится средством раскрытия психологического состояния героев (состояния раскаяния, душевной боли, или наоборот - полноты и радости жизни).
Толстому удаётся конкретное событие перевести в общефилософский план. Чувство покаяния, переживаемое героем, рождает пантеистическое чувство связи с миром. В рассказах сохраняется принцип пространственно-временной двуплановости: герои одновременно втянуты в поток реальной жизни и связываются, или связаны с миром идеальным.
Таким образом, мы имеем здесь дело с реализмом, признающим реальную действительность, но усматривающим за ней иную реальность - идеальную, благодаря которой она обретает смысл.
Так, воссоздавая единство двух сфер бытия, Толстой в своих творениях воплощает образ гармоничной действительности.
«Алёша Горшок». Приём антитезы является определяющим в сюже-тообразовании рассказа «Алёша Горшок», выражая противоречие между греховностью «мира земного» и непорочностью «мира небесного».
Мировосприятие Алёши обусловлено жизненным концептом единства профанного и сакрального. Детская чистота и кротость Алёши соприродны миру небесному и являют идеал духовного совершенства, отражённого в Евангелии:
«3. И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное...»
Образ Алёши - образ божьего человека, которому присущи христианские черты характера: незлобивость, всепрощение, долготерпение, бесхитростность, бескорыстность, служение ближнему, послушание, кротость. Алёша терпеливо сносит все жизненные трудности и обиды, причиняемые ему окружающими. Но кротость Алёши не равнозначна слабости характера: не ответить ударом на удар - это привилегия сильных духом. Алёша, перенося обиды, своей кротостью гасит гнев, злобу, мстительность и рождает мир, доброту, любовь.
Находясь в услужении у купца дворником, Алёша Горшок выполнял не только дворницкую работу, но и любую другую, какую «наваливали». Вопреки всем жизненным трудностям Алеша из всех событий своей жизни извлекал радость, с его лица не сходила улыбка: «всегда он был весе л»; «он молчал, либо с м е я л с я»; «как только переставали его ругать, он улыб але я»; «Алёша бегал, устраивал, и смотрел, и не забывал, и всё успевал, и всё у л ы б а л с я»; «сапоги были новые, и Алеша радовался на них»; «и Алёша радовался праздникам»; «и он взглянет на неё, и она засмеётся, и он засмеёте я»; «он хотел встать, но не мог и стал улыбаться» (36, 54-57).
Во всём облике Алёши особенно ярко проступают две черты - простодушие и радость, которые характерны для людей, освобождённых от земной суеты.
Поведенческая линия героя осложняется психологической коллизией.
Душевная боль Алёши в определённой жизненной ситуации фиксируется психологической деталью: в разговоре с купчихой о запрете на женитьбу Алёша «засмеялся и тут же заплакал» (36, 57).
Детская чистота Алёши особенно ярко контрастирует на фоне духовной несостоятельности окружающих его людей, считающих жизненным приоритетом материальное положение и потому руководствующихся в своих поступках, прежде всего, меркантильными соображениями выгоды. Некстати возникшая любовь Алёши к кухарке Устинье не выгодна его хозяевам, они налагают запрет на их женитьбу. И здесь Алёша не озлобляется, не таит обиды, не противится волевому решению хозяев, а испытывет лишь некоторое замешательство и внутреннюю боль, которая, впрочем, не нарушает несколько наивного, но радостного мировосприятия жизни.
«Корней Васильев». Рассказ «Корней Васильев» ориентирован на разрешение проблемы духовного кризиса человека. Новозаветный императив в форме «скрытой цитаты»:
«14. Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный;
15. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших»
(Матфей, VI, 14, 15) вскрывает одну из причин духовного кризиса самоопределяющейся личности. Эгоцентрическая природа индивидуума, утратившая связь с Абсолютом - закономерная причина духовного кризиса, следствием которого является торжество зла в душах людей, в обществе и в мире.
Эгоцентризм Корнея Васильева, преуспевающего в своём деле торговца, предопределил возникновение животной ревности в нём. Учинив самосуд, жестоко избив жену и искалечив двухлетнюю дочь, Корней Васильев, обуреваемый злобой, разрывает семейные узы и обрекает себя на пятнадцатилетнее изгнание.
