Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История развития и значение образа матери в русской поэзии 23
Глава 2. Образ матери в поэзии А.Блока 54
Глава 3. Образ матери в поэзии А.Ахматовой 83
Глава 4. Образ матери в поэзии А.Твардовского 113
Заключение 144
- История развития и значение образа матери в русской поэзии
- Образ матери в поэзии А.Блока
- Образ матери в поэзии А.Ахматовой
- Образ матери в поэзии А.Твардовского
Введение к работе
Диссертационное исследование "Образ матери в русской поэзии XX века: А.Блок, А.Ахматова, А.Твардовский" посвящено проблеме воплощения и развития образа и темы матери в русской поэзии XX века.
Русский образ матери является национальным культурным символом, не утратившим своего высокого значения от древнейших времен до наших дней. Тем не менее, образ матери как литературная категория, несмотря на очевидную значимость и устойчивость в русской литературе на протяжении всего ее существования, остается по существу не исследованным в отечественной филологии. Исходя из данного противоречия и назревшей необходимости, мы решили обратиться к изучению проблемы воплощения образа и темы матери в русской поэзии. Хронологические рамки исследования ограничены периодом XX столетия, однако, для того, чтобы раскрыть тему возможно более полно, мы были вынуждены обращаться также к истории литературы предшествующих периодов.
Основная трудность при отборе материалов по проблеме темы матери в русской поэзии обусловлена тем, что эта тема в науке о литературе до сих пор практически не освещена. В связи с этим работа над диссертацией велась как тщательный отбор и объединение разрозненных сведений из различных художественных и научных источников. Суммируя опыт по данной теме в науке о литературе, и опираясь в первую очередь на поэтическое наследие XX века, мы ставили перед собой задачу исследовать по возможности полно такой феномен, как тема и образ матери в поэзии. Материал исследования очень обширен, он охватывает поэтические произведения, создававшиеся на протяжении почти всего XX века. Особое внимание уделено творчеству трех авторов – это Блок, Ахматова, Твардовский.
Научная новизна представленной работы обусловлена тем, что ее предмет изучения – воплощение темы и образа матери в русской поэзии XX века – до сих пор не становился объектом специального исследования. Работа претендует на хотя бы частичное восполнение этого пробела. Исходя из того, что тема матери имеет долгую историю существования в русской литературе и часто связана с комплексом наиболее важных тем и мотивов, представляется возможным ее выделение из общей картины русской поэзии и рассмотрение как особого литературного явления. Соответственно, научная новизна работы заключается в том, что здесь впервые собраны, описаны и классифицированы основные способы воплощения темы матери и главные разновидности образа матери в русской поэзии XX века.
Что касается терминологического определения предмета исследования, мы остановимся на понятиях «тема матери» и «образ матери», хотя природа этих понятий архетипична. Тема матери это так называемая «вечная тема», и образ матери возникал в нашей литературе в разные периоды ее развития, как бы передаваясь от поколения к поколению и сохраняясь в основных своих чертах неизменным. Следует также учитывать, что понятия «тема» и «образ», постоянно применяемые в работе, разделяются нами как нечто изначальное нематериальное (тема) и некий материальный результат (образ), как нечто обобщенно-исходное и его частное, конкретное воплощение. Возникновение и развитие темы матери в произведении зачастую еще не дает образа матери. Следовательно, под образом мы подразумеваем нечто близкое к литературному персонажу, а тему сближаем с понятием «лирической темы», близким к музыкальному, объединяющему основные мотивы, мысли, образы. Образ матери здесь выступает как проявление так называемой «вечной темы», повторяющейся в разные времена и предстающей в различных исторических воплощениях в разные периоды своего многовекового развития.
Таким образом, наше диссертационное исследование посвящено более пристальному изучению уже известного и давно существующего в литературе явления. Актуальность данной работы видится нам в том, что в результате исследования из разрозненных поэтических произведений, объединенных по тематическому принципу, складывается целостная картина развития темы матери в русской поэзии; обнаруживаются дальние поэтические связи путем сближения разных по стилю, по времени написания стихотворных произведений; выявляется большое значение темы матери для русской литературы почти на всем протяжении ее развития. Таким образом, характерный, повторяющийся во времени частный признак поворачивает все целое той гранью, которая, до сих пор оставалась в тени.
Метод исследования – историко-литературный. Раскрытие подобной темы, неизбежно обусловлено особенностями исторического подхода, который предполагает рассмотрение литературного явления в контексте общего хода литературного процесса, в ряду других литературных явлений, и установление связей между ними.
Общее направление работы можно охарактеризовать как выявление и описание отдельной синхронической темы, взятой в историческом аспекте, при том, что область исследования этой темы в данной работе ограничена русской поэзией XX века. Диссертационное исследование ведется в русле обобщения накопленного материала, соответственно, работа носит собирательный характер.
Целью исследования является прослеживание, описание, характеристика и классификация различных способов воплощения темы матери в русской поэзии на протяжении XX века с особенным вниманием к трем главнейшим выразителям этой темы в поэзии – Блоку, Ахматовой и Твардовскому. Это позволяет воссоздать общую историческую картину развития темы матери. Помимо этого обобщающего результата, исследование выявляет характерные особенности и значимость образа матери в художественном мире каждого из этих авторов.
Анализ поэтического воплощения темы матери проводится на нескольких уровнях: на биографическом, так как личная судьба автора – сыновняя или материнская – накладывала отпечаток на решение темы матери в поэзии; на социально-историческом, так как реальное историческое время отражалось в поэзии, по-своему влияя на развитие темы матери, и различные исторические периоды давали разные типы образа матери; на уровне связей с литературными традициями и отдельными авторами прошлого; на уровне собственно поэтики, так как индивидуально-авторские черты поэтики в итоге создают тот или иной образ матери у разных авторов.
Исходя из поставленной цели, в наши задачи входит: анализ поэтических произведений XX века с точки зрения раскрытия в них темы матери; выделение и описание основных различных типов образа матери и ключей развития темы матери в поэзии XX века; подробное рассмотрение творчества А.Блока, А.Ахматовой и А.Твардовского в аспекте темы диссертации как наиболее типичных примеров трех основных разновидностей образа матери в русской поэзии означенного периода; описание художественных средств, используемых для создания того или иного образа матери в различных случаях.
Положения, выносимые на защиту:
1) тема матери, будучи присуща русской литературе с самого начала ее возникновения, последовательно проходит через все этапы ее развития и играет заметную роль в поэзии XX века; образ матери в русской поэзии отличается большой устойчивостью возникновения в различные периоды литературного процесса на всем его протяжении, а также большой устойчивостью определенного набора признаков, что позволяет выделить тему и образ матери в особую, свойственную русской литературе, категорию;
2) из всего поэтического наследия XX века тема и образ матери наиболее ярко и цельно явлены в творчестве таких трех авторов, как А.Блок, А.Ахматова и А.Твардовский;
3) различные образы матери, созданные этими авторами, восходят к трем важнейшим исконным составляющим образа матери, сложившегося в русской культуре, - это Богородица, мать и родина, выражающие возвышенно-идеальный, реально-бытовой и обобщенно-национальный аспекты образа матери;
4) с преобладанием в творчестве того или иного аспекта связана форма выражения темы матери у каждого из авторов: как обращение лирического Я к матери, как речь от лица самой матери, а также отстраненно, объективно, по эпическим законам;
5) различные типы образа матери и формы выражения темы матери диктуют выбор различных поэтических средств для их воплощения.
Способы воплощения темы матери в поэзии XX века можно разделить, прежде всего, по типам отношений субъекта речи к образу матери: когда тема матери воплощается как особая направленность, обращенность поэзии к образу матери; когда создается поэзия как бы непосредственно от лица матери; когда создается поэзия, в которой образ матери существует объективно, почти становясь персонажем. Кроме того, поэтический образ матери, сложившийся в традициях всей русской литературы, происходит от трех главных ипостасей исконного образа матери: Богородицы, матери и родины. Иными словами, развитие темы матери в поэзии XX века шло по пути создания религиозно-метафизического образа матери, явленного в основном через обращение к нему от лица лирического героя, реально-бытового или психологического образа матери, выраженного либо от лица матери, либо эпически, объективно.
Оговоримся, что каждый крупный поэт двадцатого века, так или иначе обращавшийся к теме матери, воплотил в своем творчестве все три разновидности этого вечного образа. Однако при подробном исследовании становится очевидной следующая закономерность: относительно выше приведенной условной схемы обращенность лирического героя к матери (форма второго лица «Ты») усиливает, как правило, идеальные черты в образе матери (восходящие к образу Богоматери); выражение темы матери от первого лица дает непосредственно реально-бытовой или психологический образ матери; что же касается эпического способа воплощения темы матери в поэзии (образ матери в форме третьего лица – «Она»), то здесь наиболее открыто и ярко происходит соприкосновение темы матери с темой родины.
Поэзия Блока, предваряющая все последующее развитие темы матери в XX веке, вся обращенная к некоему Высшему женскому образу, являет собой пример первого типа воплощения темы матери в обожествляющем ключе. Его образ матери, только начавший отделяться от женского образа, наиболее обусловленный романтической традицией и наименее конкретный, вбирает в себя и образ Богоматери, и образ родины, и по отношению к двум следующим поэтическим именам является как бы первоосновой в поэтическом развитии темы матери.
Творчество Ахматовой будет относиться ко второму типу в этой системе классификации – с его образом матери, выраженным от первого лица и чаще всего имеющим реалистическую, психологическую основу.
Третий, эпический тип развития темы матери, представлен в поэзии Твардовского в виде образа матери, воспринимаемого объективно и в тесной связи с темой родины.
Структура диссертации такова: Введение, характеризующее работу в целом и рассматривающее труды предшественников касательно темы исследования, четыре главы, Заключение и библиографический список; в приложении даны две хронологические таблицы, рассматривающие развитие темы матери в русской литературе с древнейших времен до наших дней по двум основным линиям - возвышающей и снижающей, "обытовленной".
История развития и значение образа матери в русской поэзии
Образ матери столь издавна и органично присущ русской литературе, что представляется возможным его рассмотрение как особого литературного явления, которое имеет глубинные корни и занимает важное место как в классической, так и в современной поэзии. Беря исток от самого зарождения русской словесности, образ матери последовательно проходит через все этапы ее развития, но даже в поэзии XX века сохраняет свои главные, от начала свойственные ему черты. Русский образ матери является национальным культурным символом, не утратившим своего высокого значения от древнейших времен до наших дней. Не случайно, говоря о национальном русском космосе, русском сознании, русской модели мира, философы и культурологи говорили, прежде всего, о «материнском» в основании русского. Мать-земля, мать-Россия, Богоматерь — главнейшие и высшие аспекты этого материнского. В русской словесности образ-символ матери существовал всегда, возобновляясь в разные периоды, однако, в XX веке он особенно востребован в поэзии как некий эмблематичный знак эпохи. Крупнейшими представителями темы матери в поэзии XX века оказываются А.Блок, А.Ахматова, А.Твардовский, творчество которых мы подробно рассмотрим в связи с воплощением образа матери у каждого из них и в поэзии XX века в целом. Однако несмотря на очевидную данность и заведомую известность факта присутствия и даже доминирования «материнской» темы и образа матери в русской культуре, образ матери как литературная категория остается по существу неизвестным, «закрытым» и практически не исследованным в науке. Исходя из данного противоречия и назревшей необходимости, мы решили подойти к изучению проблемы воплощения образа и темы матери в русской поэзии. Основной интерес для нас представляет период XX столетия в литературе, однако, для того, чтобы раскрыть тему возможно более полно, мы будем вынуждены обращаться также к истории литературы в предшествующие периоды.
Основная трудность при отборе материалов по проблеме темы матери в русской поэзии заключается в том, что эта тема в науке о литературе до сих пор почти не освещена. В связи с этим работа велась как тщательный отбор и объединение разрозненных сведений из различных художественных и научных источников.
Литературно-художественным материалом, на примере которого мы исследуем тему матери, послужили произведения русского словесного искусства разных эпох. Помимо главного материала, хронологически ограниченного рамками XX века, основой нашего исследования являются фольклорные произведения, литературные произведения периода Древней Руси, классического периода русской поэзии (на примере поэтического творчества М.Ю.Лермонтова и Н.А.Некрасова как главных и по существу единственных выразителей темы матери в поэзии XIX века). Также мы обращались к классическим и современным трудам по фольклору и древнерусской литературе, таким как: В.Я.Пропп «Поэтика фольклора»; А.Н.Веселовский «Разыскания в области русского духовного стиха»; Г.П.Федотов «Стихи духовные (русская народная вера по духовным стихам)»; В.П.Аникин «Русское устное народное творчество»; Е.М.Мелетинский «О происхождении литературно- мифологических сюжетных архетипов»; Д.С.Лихачев «Человек в литературе Древней Руси», «Поэтика древнерусской литературы», «Развитие русской литературы X-XVII веков»; Ф.И.Буслаев «Идеальные женские характеры Древней Руси»; А.С.Демин «О древнерусском литературном творчестве». Касательно развития темы матери в поэзии XIX века наиболее важны для нашего исследования следующие работы: Б.М.Эйхенбаум «Лермонтов»; Д.Е.Максимов «Поэзия Лермонтова»; Л.Я.Гинзбург «Лирика Лермонтова»; Д.С.Мережковский «М.Ю.Лермонтов. Поэт сверхчеловечества»; С.Дурылин «На путях к реализму»; С.Семенова «Вестничество Лермонтова»; а также монография А.Н.Березневой «Преемственные связи в русской поэзии», в которой сопоставляется творчество Лермонтова и Некрасова по двум аспектам: темы родины и развития женского образа (во втором случае рассматривается и образ матери). Так как ключевым в исследовании темы матери в поэзии XIX века является имя Н.А.Некрасова, нами активно задействовалась литература по творчеству Некрасова: Б.М.Эйхенбаум «Некрасов»; Ю.Тынянов «Стиховые формы Некрасова»; К.Чуковский «Мастерство Некрасова»; В.Евгеньев- Максимов «Жизнь и деятельность Некрасова»; Н.Н.Скатов «Некрасов»; статьи: Р.Б.Заборова «Из поэмы «Мать» (текстологические наблюдения)», З.П.Ермакова «Мать» Н.А.Некрасова как романтическая поэма». Теоретические работы относительно интересующей нас проблемы принадлежат различным областям научной мысли - исторической, философской, литературоведческой, что обусловлено недостаточной освещенностью в науке о литературе нашей темы. К сожалению, ни одна из этих работ не посвящена специально теме матери в русской литературе. По общим вопросам культурологии, связанным с истоками образа матери в мировой культуре, привлекались: Д.Фрэзер «Золотая ветвь», К.Г.Юнг «Душа и миф: шесть архетипов», Э.Нойманн «Великая мать», Р.Грейвс «Мифы древней Греции», в отношении истоков русского образа матери это в первую очередь А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», а также более современные: Г.Д.Гачев «Национальные образы мира», его же «Ментальности народов мира»; О.В.Рябов «Русская философия женственности (XI-XX века)». В качестве исторических источников, дающих представление об аспекте материнства в отдаленные эпохи, использовались: Б.А.Рыбаков «Язычество древних славян»; Я.Н.Щапов «Брак и семья в Древней Руси»; Н.Л.Пушкарева «Мать и материнство на Руси (X-XVII века)». (Н.Л.Пушкаревой принадлежит также уникальный труд «Русская женщина: история и современность» (М., 2002), где собран колоссальный материал — все публикации, касающиеся русской женщины, за период с 1800 по 2000 год. К сожалению книга эта крайне неудобна в использовании: она представляет собой громадный библиографический указатель по так называемому женскому вопросу; публикации (статьи, заметки, книги, диссертации, доклады и т.д.) расположены в ней в хронологическом порядке без учета их специальной принадлежности. Таким образом, интересующее нас воплощение темы матери в литературе тонет во множестве исторических, юридических, психологических, социологических, медицинских и прочих документов. Списки остаются без авторского комментария, и только в конце книги предпринимается иное деление материала, и по теме материнства рекомендуется список авторов. Однако и этот список крайне мало помог нам в нашей работе, т.к. рекомендованные к изучению авторы также принадлежат к различным сферам науки). Все эти работы, являясь, по сути, «косвенным материалом» для нашего исследования, помогли охватить тему матери на ранних этапах ее развития, проследить ее генезис от зарождения до воплощения в поэзии XX века. Необходимость подобного углубления в историю обусловлена спецификой темы нашего диссертационного исследования, а также ее недостаточной изученностью в науке о литературе.
Образ матери в поэзии А.Блока
Приступая к исследованию темы матери в поэзии Блока, прежде всего, необходимо выделить те произведения, которые составляют некий особый пласт в его творчестве, в отличие от всех других стихов Блока, казалось бы, не связанный с основным контекстом его трехкнижия. Речь идет о стихах- обращениях или стихах-посвящениях, относящихся к реальной матери поэта — А.А.Кублицкой-Пиоттух.
В литературе о Блоке биографического характера почти всегда с первых страниц матери поэта отводится очень важная роль в жизни сына. Основным источником биографических сведений являются переписка Блока с матерью и воспоминания М.А.Бекетовой. В своих очерках о Блоке она отводит первостепенную роль в жизни и становлении поэта его матери. У нее мы находим свидетельства особой связи поэта с матерью: «До женитьбы (он женился в 23 года) мать была для него самым близким человеком на свете»; «У них было так много общего, что A.A. говорил порою: «Мы с мамой - почти одно и то же»; «Общая склонность к мистицизму, повышенная до болезненности чувствительность и тонкость восприятий, та нежность, которая причиняла ему столько страданий при соприкосновении с жизнью, - все это равно характерно для обоих, так же, как и мятежный ум, вечно ищущий правду»; «Много лет мать была его единственным советником. Она указывала ему на недостатки первых творческих шагов. Он прислушивался к ее советам, доверяя ее вкусу» . Очерк «Мать А.Блока» подтверждает эту связь еще больше: «Кроме своей великой любви Александра Андреевна вложила в сына черты своей натуры...» . Мать имела отношение и непосредственно к поэзии сына: «Что касается настроений A.A. в его собственной лирике, то тут мать влияла на него совершенно невольно. Смены светлых и мрачных настроений вообще были ей свойственны» . Более того — «Он доверял ее вкусу, а мать поощряла его к писанию и делала ему дельные замечания, на которые он всегда обращал внимание. Она сразу почуяла в нем поэта и была настолько близка новым веяниям в литературе, что могла понимать его стихи, как очень 102 немногие» . Апофеозом этого гимна матери звучит итоговое заключение очерка: «Ведь только у такой матери, как она, мог явиться такой сын, как А.Блок!» . «Частотный словарь первого тома лирики А.Блока», составленный З.Г.Минц, свидетельствует, что слово «мама» в первом томе встречается всего три раза и располагается в словаре на 127 позиции. Однако вне зависимости от количества употреблений того или иного конкретного слова, можно говорить о присутствии в творчестве Блока темы матери.
Не трудно проследить, что тема матери входит в поэзию Блока уже в самом начале его пути - в стихах, посвященных его матери. Первое в ряду таких посвящений, включенное Блоком в первую книгу трилогии, относится к 1898 году и носит частое у Блока заглавие «Моей матери». Уже -oho дает- представление об отношении поэта к матери и о характере этих посвящений: «...Месяц холодный тебе не ответит/ Звезд отдаленных достигнуть нет сил.../ Холод могильный везде тебя встретит/ В дальней стране безотрадных светил...» . Интересно, что в этом стихотворении, наиболее раннем, обращенном к матери, Блок уже ставит земную действительность (даже житейскую) выше мира идей, вопреки собственным поэтическим традициям и воззрениям того времени.
Общее с матерью «меланхолическое состояние по отношению к земному» передается через общеупотребительные романтические штампы (вспомним, что юношеская «дневниковая» поэзия Лермонтова также строилась по определенному романтическому канону с использованием таких же абстрактных общепоэтических образов).
Эта черта сохранялась в поэзии Блока и позже, что позволило Ю.Н.Тынянову в 1921 году писать: «Он предпочитает традиционные, даже стертые образы («ходячие истины»), так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна обычно отвлекает внимание от эмоциональности в сторону предметности» . В посвящениях матери Блоку действительно важна эмоциональная сторона - эти стихи передают чувства поэта к матери и подчеркивают их душевное единение: «Как уследишь ты, чем душа больна,/ И, милый друг, чем уврачуешь раны?/ Ни ты, ни я сквозь зимние туманы/ Не можем зреть, зачем тоска сильна». Надо отметить, что этот небольшой пласт стихотворений, посвященных матери, существует в поэзии Блока не совсем изолированно — они в какой-то степени отражают общее движение его пути. По письмам Блока к матери нам известно, что он посвящал ее во все свои переживания и замыслы, можно даже утверждать, что мать участвовала в поэтической работе сына. Так, стихотворение «Моей матери» 1904 года, начинающееся строкой «Помнишь думы? Они улетели...» явно передает изменившееся отношение Блока к начальной поре своего творчества, его чувства в период «угасания зорь». Важно, что о себе, о своих спутниках и единомышленниках Блок говорит: «Нам казалось: мы кратко блуждали./ Нет, мы прожили долгие жизни / Возвратились - и нас не узнали,/ И не встретили в милой отчизне» . Таким образом, свой отход от мистических настроений и обращение к земной реальности поэт воспринимал как некое возвращение на родину.
Матери же он доверял и свои исторические предчувствия, чаяния грядущих перемен. Так, ей посвящено стихотворение, написанное в июле 1905 года: «Тихо. И будет всё тише./ Флаг бесполезный опущен./ Только флюгарка на крыше/ Сладко поет о грядущем...» . Оно относится к матери поэта не только по биографическому контексту (записи в дневнике упоминают то же слуховое окошко в шахматовском доме летом 1905), но и по сходной у сына и матери заинтересованности в судьбах века, постоянной чуткости к шуму времени. Лето 1905 года, проведенное им в Шахматово — это время безвозвратного ухода Прекрасной Дамы, время написания «Балаганчика» и «Поэта», а также «включения» Блока в общественную жизнь, ожидания им чего-то нового, небывалого. В книге К.Мочульского о Блоке этот период жизни поэта изложен кратко, но через очень разные соседствующие друг с другом реалии: «Революция волновала Блока: он много бродил по улицам, смешивался с толпой, слушал ораторов на митингах: одно время ему казалось даже, что он сочувствует социал-демократам...» и — через абзац: «Поэт, так недавно писавший Е.П.Иванову: «Я дальше, чем когда-нибудь от религии», молится Богородице в темном углу собора и ничего не просит — ни счастья, ни радости... Когда мы читаем в литературе о Блоке о его враждебности к христианству, не забудем, что был в его душе «уютный угол у Божьей Матери». Итак, мысли о России, революции и Богородице составляют в это время источник и фон блоковской поэзии.
Эти стихи, посвященные матери, входят уже во второй том, и в них отражено общее настроение данного этапа пути.
Образ матери в поэзии А.Ахматовой
Следующие три главки - открытое исповедание матери своего страдания. Образ лирической героини в них возникает не опосредованно, а выражается от первого лица. Но при этом через ее страдания передаются и муки сына (страсти). Это давняя традиция, идущая из фольклора. Как известно, на Руси особенно почиталась Богоматерь. В ее образе народ чтил страдания Сына, и материнство как бы освящалось крестными муками Сына. Это отразилось во многих духовных стихах («Сон Богородицы», «Хождение Богородицы», «Страсти Христовы»). У Ахматовой материнское горе в страшные годы двадцатого века передается в тех же образах, только от лица самой матери. Начинает она с себя, с чувства растерянности, сбитости с ног: «Что случилось, не пойму...»; «Все перепуталось навек,/ И мне не разобрать/ Теперь, кто зверь, кто человек,/ И долго ль казни ждать...» . Личная трагедия повлекла глобальную перемену, сбой в системе всех жизненных оценок и отношений. Впереди только знаки смерти («пышные цветы», «звон кадильный») и звезда апокалипсиса, глядящая в глаза матери.
Затем она обращается к сыну: «Как тебе, сынок, в тюрьму/ Ночи белые глядели...»; и - библейские мотивы усиливаются, выходя на прямую параллель с распятием: «О твоем кресте высоком/ И о смерти говорят» . Это обращение земной женщины к Сыну в заточенье, в ожидании казни. Так, голос Богоматери зазвучал во времена сталинского террора. До этого речь от Её лица, выражение Ею скорби по Сыну, могли встретиться только в апокрифах и: народных духовных стихах. Этого нет и в канонических текстах Евангелий. В этой связи ценно наблюдение О.А.Клинга над поэтическим стилем Ахматовой. Говоря о библейской «подкладке» ее союзов И, часто открывающих отдельные стихотворения, он пишет: «Все лирические произведения Ахматовой составляют книгу, которую правомерно тоже назвать книгой Бытия. И в древней книге, и в новой воссоздается общий ход жизни, прошлого, которое излагается с позиций настоящего, когда до конца известны все трагические исходы и ложные надежды на возрождение»193. Так что прямая речь современной Богородицы может считаться ахматовским дополнением к библейскому тексту.
Мысль о том, что союзом И в начале стиха как бы прикрепляется еще одна песнь к своду, находит свое подтверждение в следующем стихотворении («Приговор»): «И упало каменное слово/ На мою еще живую грудь...» . Пятистопный хорей этой главы звучит торжественно и медлительно, как бы каменея вместе с душой матери. Это момент осознания трагедии, полной ясности для героини. Слова «Я была готова...», «я давно предчувствовала...» - показывают проживаемость этого горя во времени, задолго до вынесения приговора.
После этого следует обращение к смерти, мольба о скором ее приходе. Образы, в которых может появиться смерть, взяты из современной реальности. Они перечисляются как варианты необходимой для героини смерти, но замыкает этот ряд образ «возлюбленных очей», который перекрывает образы смерти и каторги (Енисей, полярная звезда). Возможно, здесь содержится надежда на смерть как на скорейшую встречу с этими глазами, ближайшую, чем в жизни. Стихотворение, расположенное за этим, показывает переход «в черную долину» безумия и беспамятства. Состояние лирической героини передается через строчки: «Прислушиваясь к своему,/ Уже как бы чужому бреду...» . Этот бред, накрывающий безумием, как крылом, по форме остается четким и лаконичным, как бы слышимым со стороны. Сама эта часть «Реквиема» записана правильным четырехстопным ямбом, с чередованием точных, мужских и женских рифм. Создается впечатление, что организация этого бреда, переплавление материнских мук в произведение искусства, было возможно только при восприятии его со стороны, как чужого.
Самое страшное, что несет с собой победа безумия над душой матери, - забвение: «Ни сына страшные глаза - / Окаменелое страданье...», - ничего не будет по ту сторону бреда. Поэтому автор и его лирическая героиня не сдаются - есть высшая цель этих стихов - запечатлеть, оставить памятник страшных лет, передать его новым временам и поколениям. «Реквием» соединил в себе начала двух древних жанров — летописи и плача.
В десятой главке осуществлен выход к высшему уровню содержания текста — евангельскому. «Распятие» состоит из двух четверостиший. Первое - это цитата из Евангелий, в которой слышен хор ангелов и реплики Христа: «Отцу сказал: «Почто меня оставил!»/ А Матери: «О, не рыдай Мене...», - поставленная в личный контекст биографии автора. Второе — статичная картина распятия, буквальный пересказ иконы: «Магдалина билась и рыдала,/ Ученик любимый каменел,/ А туда, где молча мать стояла,/ Так никто взглянуть и не посмел» . Характерно, что бьется и рыдает здесь не мать, которая молчит и не двигается, то есть по сути каменеет, хоть этот глагол состояния отнесен здесь к ученику.
Камень — главный образ «Реквиема». После седьмой главы, как раз когда «упало каменное слово» («Приговор»), почти в каждом стихе встречается образ камня и его производные: каменные стены тюрем, каменное слово приговора, «окаменелое страданье», скульптурный ансамбль каменных фигур во второй части «Распятия»...
Цепочка этих образов находит свое разрешение в «Эпилоге», в первой части которого заявляется: «И я молюсь не о себе одной,/ А обо всех, кто там стоял со мною/ И в лютый холод и в июльский зной/ Под красною, ослепшею стеною». Вторая часть эпилога — последняя в «Реквиеме» - продолжает и усиливает этот мотив единения в общей беде. Особенность устройства этого цикла в том, что последние строки «Эпилога» подталкивают нас к началу произведения, и тогда по-новому значим становится эпиграф, поставленный перед всем циклом уже в 1961 году: «Нет, и не под чуждым небосводом,/ не под защитой чуждых крыл, - / Я была тогда с моим народом,/ Там, где мой народ, к несчастью был» . Эти строки как бы подтверждаются и оправдываются каждым последующим стихотворен ием.
Образ матери в поэзии А.Твардовского
Главный недостаток чужого кладбища: «А на погосте том ни деревца,/ Ни даже тебе прутика единого». Важность деревьев над собственной могилой — это не только та важность, с которой выбирают вид из окна, но и та необходимость мертвому знать что-нибудь о живом — часто встречающаяся мечта у Твардовского (об этом просит Теркин Смерть, этот мотив есть в стихотворении «Я убит подо Ржевом»: «Я убит и не знаю,/ Наш ли Ржев наконец?» Лучший вариант «уютного» кладбища восходит к фольклорным образцам: береза, дерево над могилой — верный знак того, что в его кроне будут щебетать птицы, а под ним отдыхать путники. Это связь с внешним миром для мертвого. Последние два четверостишия — это комментарий сына уже без вторжений голоса матери, сразу после реплики матери его голос звучит в полной тишине: «Теперь над ней березы, хоть не те...», как будто голос матери резко оборвался. Последние четыре строчки очень насыщенны по смыслу, в них умещаются многие постоянные темы Твардовского: во-первых мельком появляется образ матери — в словах «и не в обиде», которые вообще могут быть названы «постоянным эпитетом» по отношению к матери у Твардовского - смиренность, скромность и непритязательность есть основная ее черта; во-вторых здесь снова звучит мотив привязанности человека неким материальным обозначениям его существования - дом, родной край, этот мир (ведь береза над могилой это только «мета» вечности: «И не все ль равно, какою метой вечность сверху мечена», - примерно то же могла сказать Анна Сивцова о своем доме, конкретный материальный дом это тоже «мета» вечности);
в-третьих здесь, как и в раннем периоде, образ матери соединяется с образом малой родины, но уже на фоне «безусловной разлуки», когда вместе с матерью уходит и отрезок собственной жизни и дорогое памятное место: «А тех берез кудрявых — их давно/ На свете нету. Сниться больше нечему» (В действительности это место на земле исчезло задолго до ухода матери Твардовского: «Наш родной загорьевский хутор перестал существовать в 1931 году, когда мне было 16 лет. Семья была вывезена на спецпоселение в Зауралье, на таежную реку Лялю. Возврата в родные места так и не произошло») .
Во втором стихотворении дактилические рифмы чередуются с мужскими, и являются как бы предвестниками рифм в третьем стихотворении. Стихотворение начинается с описания труда садовников. Каждая строка в первом четверостишии заканчивается дактилическими рифмами, и в этом особенно чувствуется медлительность, аккуратность, даже торжественность посадки яблони: «Как не спеша садовники орудуют/ Над ямой, заготовленной для дерева:/ На корни грунт не сваливают грудою,/ По горсточке отмеривают» .
Во втором четверостишии в этот размеренный ритм вторгается мужская рифма, еще чередующаяся с дактилической, а когда начинается описание труда могильщиков, мужская рифма начинает звучать особенно резко: «Но как могильщики — рывком - / Давай, давай без передышки, - /Едва свалился первый ком,/ И вот уже не слышно крышки» .
Обряды, сопровождающие жизнь, противопоставляются обрядам смерти: труд садовников описан красиво и медлительно, а могильщики работают «меж двух затяжек». Смерть выглядит очень прозаично: «Песок, гнилушки, битый камень/
Кой-как содвинуть в бугорок,/ Чтоб завалить его венками...» . Мысль, вернее чувство, заключенное в последнем четверостишии вдруг переворачивает все стихотворение своей резкостью, откровенностью и как будто решимостью высказать во что бы то ни стало правду: «Но ту сноровку не порочь, - / Оправдан этот спех рабочий:/ Ведь ты им сам готов помочь,/ Чтоб только все - еще короче» . Эти строки, казалось бы, неожиданные и жестокие из уст сына, перекликаются со строками из первого стихотворения — строками о первой «невинной» разлуке: «А мы, опасаясь отсрочки,/ К назначенной рвемся разлуке». Тяжки только сборы, проводы, тяжело переживаются обряды, и даже обряд последнего прощания хочется ускорить, но надо пережить этот небольшой отрезок времени, а дальше все будет по-прежнему: связь «мать- сын» не прервется, мать никуда не исчезнет (не случайно следующее стихотворение возвращает нам образ матери, и цикл завершается жизнью, а не смертью, как последним, утверждающим словом). Здесь, кажется, совсем явно выражена мысль о вечности жизни: мать соединяется с землей (матерью! - А.Македонов отмечает здесь перекличку с ахматовской «Родной землей»,1 называя эту параллель «неожиданной», хотя к 75-летию Ахматовой, т.е. в 1964 году в «Новом мире» была опубликована подборка ее стихотворений, среди которых было и это, и больше всего восхитившие Твардовского строки были именно: «Но ложимся в нее и становимся ею,/ Оттого и зовем так свободно — своею»), - но мать продолжает жить в памяти.
Последнее стихотворение цикла по сути является утверждением жизни и отношения к смерти как к некоему переходу. Снова здесь видна мать - через прямую речь возникает ее образ, так неожиданно живо звучит се голос, что мысль о смерти здесь отступает. Это стихотворение связано с ранним стихотворением «Перевозчик» (1927), стихотворением 1944 года «У Днепра» и главой «Переправа» из «Василия Теркина». Во всех этих произведениях не подчеркивается сакральная сторона образа переправы через реку. Однако ближе всего это стихотворение к стихотворению «Песня» 1936 года: то же соединение образа матери с образами песни и памяти, тот же принцип внутреннего диалога, обращения сына к матери, и то же «общее воспоминание» о жизни матери, которое передалось сыну по наследству, по рассказам матери, и поэтому стало и его собственным.
Диалог в четвертом стихотворении цикла представлен все же в основном речью сына. То есть подразумевается речь матери, но это сын говорит так, как, знает, говорила бы мать. Приблизительно со слов «Давней молодости слезы...» начинается комментарий автора, сына, к жизни своей матери: самой ей не свойственно рассуждать о своей судьбе. Полностью принадлежащие ей слова — в начале, когда она отвечает на вопрос сына: «- Ты откуда эту песню,/ Мать, на старость запасла?/ - Не откуда - все оттуда,/ Где у матери росла» , - прозаически точная реплика персонажа в поэзии; и в конце - легкий вздох: «Отжитое - пережито,/ А с кого какой же спрос?/ Да уже неподалеку/ И последний перевоз» , - характернейшая черта образа матери, женщины у Твардовского: равно смиренное отношение и к жизни, и к смерти. Это стихотворение является наиболее совершенным и важным в цикле. Основные образы и темы Твардовского сгущаются и переплетаются в нем. Миф и песня используются поэтом для «окружения» образа матери, и это наиболее достойное ее окружение - как будто теперь, после смерти, душа матери приняла древние, античные, фольклорные формы.
Текст песни органично входит в состав стихотворения, дает тихую лирическую интонацию, с которой рассказывается вся жизнь матери. Здесь ее судьба, выраженная до этого в разрозненных стихах, как бы подытоживается - взглядом сверху или, скорее, - с другого берега. Вся жизнь человека состоит из расставаний «навек», переправ с одного берега на следующий: замужество — новый этап, расставание с матерью, переезд в дом мужа: «Там считалось, что прощалась/ Навек с матерью родной,/ Если замуж выходила/ Девка на берег другой»; прощание с родиной — следующий этап: «Как с земли родного края/ Вдаль спровадила пора», переезд на чужбину; последний «переезд», перевоз, уход, - смерть.
При каждом новом переезде звучит мотив возвращения домой, тяги к дому, потому что после каждой переправы звучит рефрен — куплет из песни: «Перевозчик-водогребщик,/ Парень молодой,/ Перевези меня на ту сторону,/ Сторону — домой...», и это «домой» относится и к смерти тоже, как к последнему дому человека.
Есть еще один скрытый подтекст у этого стихотворения: в книге И.Твардовского рассказывается, что эту песню мать повторяла в ссылке, причем, как свидетельствует автор, под «перевозчиком» подразумевался матерью сын Александр. Если учитывать свидетельство И.Твардовского, то все стихотворение приобретает оттенок вины сына, на которого возлагалась ответственность перевозчика, и мотив беспомощности перед лицом смерти. Это стихотворение — последнее, где появляется образ матери, оно завершает материнскую линию в поэзии Твардовского, и само становится той песней, что «в памяти жива», в которой вечно жив образ матери, и собственной матери поэта, и обобщенный образ материнства: крестьянки, труженицы, женщины с трудной судьбой.
