Содержание к диссертации
Введение
Глава I. "Он произносит речь в защиту Пушкина". Диспут о Пушкине во Владикавказе летом 1920 г. 8
Глава 2. Эволюция пушкинской темы в произведениях М.А.Булгакова 1920—30-х гг. 29
2.1. "Эпоха сведения счетов..." Пушкин в произведениях М.А.Булгакова первой половины 20-х гг. 29
2.2. Памятник Пушкину на Тверском бульваре — сквозной образ М.А.Булгакова 56
2.3. "Белая гвардия" в свете пушкинских традиций 69
2.4. Тема "Пиковой дамы" 89
2.5. Пушкинское наследие в драматургии М.А.Булгакова 101
2.6. Пьеса "Последние дни" ("Пушкин") 113
Глава 3. "Все обращалось к его славе..."
- "Эпоха сведения счетов..." Пушкин в произведениях М.А.Булгакова первой половины 20-х гг.
- Памятник Пушкину на Тверском бульваре — сквозной образ М.А.Булгакова
- "Белая гвардия" в свете пушкинских традиций
- Пушкинское наследие в драматургии М.А.Булгакова
Введение к работе
М.А.Булгаков не раз обращался в своем творчестве к наследию русских писателей-классиков (А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, М.Ю.Лермонтова, М.Е.Салтыкова-Щедрина и др.)
Особенно много встречается отсылок к Гоголю и Пушкину.
А.С.Пушкин в булгаковских произведениях— не только любимый, близкий по духу и по судьбе писатель, учитель в литературе (как Н.В.Гоголь), А.С.Пушкин еще и символ всей русской классической литературы для Пушкин — ядро, сердцевина русской классики.
Классическое наследие, наследие Пушкина питало живые силы души Булгакова. На протяжении всей нелегкой жизни Булгаков ощущал себя преемником, продолжателем гуманистических традиций родной литературы, глубоко осознавал почти пророческую (по Достоевскому) миссию русского писателя.
Способность выстаивать в трудностях, оставаясь человеком, как никогда, необходима нам теперь, в жестокий, по-пушкински, "железный" век. Творческая жизнь М.А.Булгакова может служить нам примером.
Поэтому осмысление творчества М.А.Булгакова и его неразрывной связи с духовными корнями, с отечественной духовностью (символом которой является наследие Пушкина) — актуально сейчас.
Как отмечает И.Ф.Бэлза1, подобная постановка темы исследования позволяет найти самый надежный путь к пониманию закономерностей по-
строения булгаковского творческого мира, к его верной идейно-тематической и художественной характеристике. В этом научная актуальность темы.
Нами взят за основу конкретно-исторический метод, выбор которого обусловлен целью и задачами исследования.
Цель работы — объяснить причины обращений Булгакова к произведениям Пушкина, осмыслить его благоговейный интерес и ориентир на судьбу Поэта, ставшую эталонной для поколений русских художников.
В качестве сквозной задачи и мы поставим определение и характеристику вех идейно-художественного воздействия наследия Пушкина на творчество Булгакова, ведущих образов и тем, связанных с Пушкиным.
Первые статьи по проблеме, обозначенной в теме диссертации появились еще в 1920-х гг. Связи прозы М.А.Булгакова с наследием классической русской литературы рассматривались тогдашней критикой как "порочные".
Советское литературоведение вернулось к теме "Пушкин и Булгаков" к началу 70-х гг. Тема была затронута уже в первых статьях о творчестве М.А.Булгакова (О.Н.Михайлова, П.В.Палиевского). Далее литературоведами были рассмотрены отдельные аспекты темы (работы И.Ф.Бэлзы, Б.М.Гаспарова, И.П.Золотусского, Е.АЛблокова, С.В.Владимирова, И.В.Григорай, В.С.Дмитриевой, В.И.Сахарова, В.И.Лосева и др.).
Диссертация, выполненная по данной теме, пре-дставила бы цельную картину связанности творчества М.А.Булгакова с наследием А.С.Пушкина.
В 1994 г. на кафедре истории русской литературы XX века МГУ была защищена диссертация А.П.Забровского "Пушкинская традиция в творчестве М.А.Булгакова".
Эта работа наряду с интересными наблюдениями содержит существенные недостатки. Главный недостаток диссертации — ее неполнота. Автор рассматривает, фактически, некоторые аспекты преемственности Булгакова по отношению к Пушкину, в двух романах: "Белой гвардии" и
"Мастере и Маргарите".
Остальные же булгаковские сочинения, в которых зримо присутствует наследие Пушкина, большей частью не упомянуты вовсе. Владикавказский диспут о Пушкине (важнейшая веха в творческой жизни Булгакова) и пьеса "Последние дни" ("Пушкин") характеризуются одним абзацем текста.
В упомянутой диссертации используются данные только опубликованных источников.
В нашей работе мы стремились соединить объективные данные, полученные в результате предыдущих исследований, с новым анализом, опирающимся и на результаты работы в архивах и на тщательное сопоставление литературных текстов Пушкина и Булгакова. В сопоставлении главным является для нас целостный анализ произведений, с отказом от излишнего внимания к случайным ассоциациям.
Научная новизна работы определяется еще тем, что мы привлекаем к анализу (помимо "Белой гвардии", "Мастера и Маргариты", пьесы "Последние дни") фельетоны и очерки, "Записки на манжетах", "Дни Турбиных", "Роковые яйца", "Бег", "Зайкину квартиру", "Собачье сердце", инсценировку "Мертвых душ" и др.
Благодаря работе в архивах, удалось обнаружить важные источники, частью не публиковавшиеся. Были привлечены материалы из архивных фондов Отдела рукописей РГБ, РГАЛИ, ФСБ РФ.
В Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, где хранится самая значительная часть архива М.А.Булгакова, мы знакомились vc черновой тетрадью пьесы о Пушкине, материалами по ее постановке в Художественном театре.
О пьесе "Последние дни" ("Пушкин"), особенно, о ее творческой истории, был опубликован ряд статей. По этой теме писали: О.Д.Есипова, И.Е.Ерыкалова, А.Гозенпуд, А.Г.Рабинянц и другие исследователи (см. библиографический список в конце работы).
Но нет современных публикаций литературоведов и театроведов о
замечательном спектакле "Последние дни", его творческой истории. Мы постарались восполнить этот пробел, написав о постановке МХАТа, целиком основываясь на архивных источниках.
Черновая тетрадь пьесы о Пушкине была не так давно опубликована и тщательно откомментирована И.Е.Ерыкаловой (Творчество Михаила Булгакова: Исследования и материалы. Кн. 2. СПб., 1994).
Однако, подчеркивания, выделение слов, пометки на полях рукописи, увиденные своими глазами — тоже имеют значение для вдумчивого исследователя.
Авторское название пьесы— "Александр Пушкин", но МХАТ подобрал другое, выдвинув действенный аргумент, что в название не может быть вынесено имя героя, которого нет на сцене (Булгаков, как известно, исключил самого Пушкина из числа действующих лиц, создав пьесу о Пушкине "без Пушкина").
В разделе 2.6 настоящей работы мы принимаем название "Последние дни" ("Пушкин"), тем более, что часть параграфа посвящена постановке Художественного театра.
В РГАЛИ в архиве В.В.Вересаева (которого М.А.Булгаков первоначально привлек к работе над пьесой о Пушкине в качестве соавтора) содержится важная для нас рукопись — отрывки вересаевского варианта пьесы. В качестве иллюстраций, комментируя и стараясь разъяснить причины разногласия соавторов, мы приводим выдержки из вересаевского текста в разделе 2.6.
Часть приводимых отрывков еще не публиковалась.
В Отделе рукописей РГБ содержится дневник Ю.Л.Слезкина, в котором он вспоминает о своих встречах с М.А.Булгаковым, нелестно, но в чем-то верно отзываясь о бывшем приятеле. Есть и неопубликованные записи, которые приводятся, в числе других, в этой работе.
Опираясь на архивные источники, можно прояснить оттенки взаимоотношений М.А.Булгакова и представителей левого искусства —
В.Б.Шкловского, В.Э.Мейерхольда, В.В.Маяковского.
В архиве ФС > РФ мы знакомились со следственным делом Г.А.Астахова — противника М.А.Булгакова на владикавказском диспуте о Пушкине. Г.А.Астахов был арестован в 1940 г. и погиб в сталинском лагере. Частично материалы следственного дела Астахова поднял В.А.Шенталинский в книге "Донос на Сократа" (2002 г.). Но исследователи творчества М.А.Булгакова еще не обращались к материалам дела.
Конечно, мы пользовались и опубликованными источниками.
Пристальное внимание мы уделили мемуарам о М.А.Булгакове.
Из пушкиноведческих работ наиболее часто мы обращались к трудам Ю.М.Лотмана, Д.Д.Благого, В.С.Непомнящего.
Располагая материал, мы брали за основу, совмещая их, хронологический и тематический принципы. Последовательность и направленность глав определены основными задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Результаты нашего исследования могут использоваться в литературоведении (при создании монографий о М.А.Булгакове, при составлении комментариев к научному изданию его сочинений), в практике вузовского преподавания.
На заседании Пушкинской комиссии ИМЛИ был прочитан доклад "Пушкин в творчестве М.А.Булгакова".
Статьи по материалам диссертации публиковались в сборниках ИМЛИ: "Московский пушкинист", "Начало"; журналах: "Литературная учеба", "Московский вестник", "Наш современник".
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бэлза И.Ф. К вопросу о пушкинских традициях в отечественной литературе (На примере произведений М.Булгакова) // Контекст. 1980. М.: Наука, 1981. С. 236.
"Эпоха сведения счетов..." Пушкин в произведениях М.А.Булгакова первой половины 20-х гг.
Представление о наследии А.С.Пушкина, как средоточии духовных ценностей, М.А.Булгаков получил в детстве, отрочестве, ранней юности. В ранние годы он испытывал благотворное культурное влияние с трех сторон: семьи, гимназии, театра. Эмоциональное потрясение, вызванное революцией, Граж данской войной, нравственный ориентир, который М.А.Булгаков находит в эти годы в родной литературе, проникнутой гуманизмом, возможно, довершили духовное формирование писателя. Бывший военный врач М.А.Булгаков, мобилизованный Добровольческой армией и отправленный на Кавказ, становится профессиональным литератором. Из-за болезни он не смог эвакуироваться с белыми и остался во Владикавказе, где к апрелю 1920 г. установилась советская власть. К лету 1920 г. Булгаков стал значимой фигурой в культурной жизни Владикавказа. Он работает в подотделе искусств городского ревкома. Подотделом заведовал ныне забытый беллетрист Ю.Л.Слезкин. Круг общения Булгакова, главные события владикавказского периода (в т.ч. диспут о Пушкине) описаны, как известно, в автобиографической повести "Записки на манжетах". Тех же знакомых, те же события описал и Ю.Л.Слезкин в романе "Столовая гора" (1922). Булгакова Слезкин описал под именем Алексея Васильевича (Алексей Васильевич Турбин — герой Булгакова). Бывший военный врач, не слишком удачливый литератор Алексей Васильевич — не портрет молодого Булгакова, а злая карикатура на него. Закрытость и уклончивость Булгакова трансформируются в двуличие и лживость Алексея Васильевича. Алексей Васильевич— "бывший человек". Творческий путь Булгакова только начинается. Герой Слезкина сочиняет автобиографический роман "Дезертир". Булгаков назовет свой роман "Белая гвардия". Слезкин вспоминает о Булгакове (запись в дневнике от 21 февраля 1932 г.): "Любили мы его слушать — рассказывал он мастерски, зло, остроумно. ... Его манера говорить схвачена у меня довольно верно в образе писателя в "Столовой горе". ... Булгаков хвалил роман и очевидно вполне искренно относился с симпатией ко мне как писателю и человеку. Написал даже большую статью обо мне для берлинского журнала "Сполохи", где и была она помещена"1. Роман Слезкина вышел отдельной книгой в 1925 г. (под названием "Девушка с гор"). В архиве М.А.Булгакова сохранился экземпляр с лицемерной дарственной надписью: "...Любимому моему герою— Михаилу Афанасьевичу Булгакову..."2. Современный исследователь А.Ю.Арьев свою статью о взаимоотношениях Ю.Л.Слезкина и М.А.Булгакова назвал "Что пользы, если Моцарт будет жив...". Возможно, схема противостояния героев "маленькой трагедии" и не объясняет все нюансы поведения участников жизненной драмы. Но сальеризм, безусловно, был присущ Слезкину. И зависть здесь рождена сознанием бесплодности собственного труда. В "Столовой горе" говорится об Алексее Васильевиче: "...Он старался избегать всего, что могло бы вызвать споры, трения, объяснения, что называется, лицом к лицу"3. Булгаков избегал "щекотливых разговоров о политике", не вел дискуссий. Вполне понятно, что он, как бывший белогвардеец, не хотел привлекать к себе пристального и недружелюбного взгляда. Вопреки обыкновению, Булгаков вступил в открытую полемику с местным цехом поэтов, с целью защитить наследие Пушкина. Руководителем цеха был главный редактор газеты "Коммунист", член Владикавказского ревкома, Георгий Александрович Астахов. Яркой фигурой цеха, соратником Астахова, был молодой осетинский поэт Константин Гатуев. Гатуев вместе с Булгаковым и Слезкиным работал в подотделе искусств. Членом поэтического объединения была и Людмила (Милочка) Бе-ридзе (прототип главной героини "Столовой горы"). Неопубликованное, в общем, творчески беспомощное шутливое стихотворное послание Г.А.Астахову от его друга Константина Николаевича Юста содержит несколько строф воспоминаний о работе в цехе. ...Но — мы что делали?.. Под маркой Теркавроста, творили в "Творчестве", потом зажгли "Костер"... Ах, сгинул "Коммунист" так скоро и так просто, хоть был (о, Гатуев!) насмешлив и остер. Громил Булгакова наш Цех со всею силой, кипел котлом лихой радист Щуклин, и динамически-неистовой Людмилой вбивался в сердце (прямо в сердце!..) клин. Юст говорит о Территориальном Кавказском Российском телеграфном агентстве (Теркавроста), периодических изданиях цеха ("Творчество", "Костер"). О газете "Коммунист", прекратившей свое существование уже в начале 20-х гг., в которой активно сотрудничал К.Гатуев. Булгаков, по Юсту, считается главным врагом цеха, среди членов которого упоминается все та же "девушка-динамит" Л.Беридзе и неизвестные нам лица: "радист Щуклин" и (в следующей строфе) "рыжеволосый бард, талантливый Запрудный", который зовет всех к баррикадам и новым битвам. Тон во владикавказском цехе поэтов задавали революционные футуристы, которых Булгаков считает разрушителями по природе, ниспровергателями классических культурных ценностей. Для этого были основания. Так, в номерах за 1918 г. московской газеты "Искусство коммуны", издаваемой левыми, встречаем следующие лозунги: "Пролетариат творец будущего, а не наследник прошлого" (№ 13); "Разрушать это и значит создавать, ибо, разрушая, мы преодолеваем свое прошлое" (№ 16); "Мы прекрасны в неуклонной измене своему прошлому" (№ 17). В первом и единственном номере "Газеты футуристов" (М., 1918) находим "Декрет № 1 о демократизации искусства": "...отменяется проживание искусства в кладовых, сараях человеческого гения — дворцах, галереях, салонах, библиотеках, театрах". Самым известным автором обоих изданий был, конечно, В.В.Маяковский. 15 декабря 1918 г. в № 2 газеты "Искусство коммуны" появилось его стихотворение "Радоваться рано":
Памятник Пушкину на Тверском бульваре — сквозной образ М.А.Булгакова
6 июня 1880 г. в Москве был открыт памятник А.С.Пушкину, монумент работы А.М.Опекушина, установленный на народные пожертвования, собранные по подписке. Впервые открывался памятник не царю, не герою, — писателю. Об этом тогда же заметил Г.И.Успенский в газетной статье:
"Ново было именно это думающее доброе лицо, новое было торжество во имя человека, который и славен только работою своей мысли... Эта дума, эта мысль, не сходящая с лица поэта, который удостоился быть увековеченным потому только, что "пробуждал чувства добрые", вот что ужасно ново, поучительно... Для народа, который вчера еще смотрел на эту статую как на идола, для него, если не сейчас, то впереди, статуя Пушкина будет иметь значение — без преувеличения, огромное..."1.
В Москве был настоящий пушкинский праздник. Особенно знаменательными стали торжественные заседания Общества любителей российской словесности в залах Благородного собрания. Перед русской публикой едва ли не впервые предстал весь цвет отечественной литературы. С приветственными речами и чтением произведений Пушкина выступили. Ф.М.Достоевский, И.С.Тургенев, И.С.Аксаков. Д.В.Григорович, А.Н.Островский, А.Н.Майков, Я.П.Полонский и многие другие2. В своей речи Ф.М.Достоевский назвал Пушкина "пророческим явлением. Как метко говорится в современной монографии (Ю.А.Молок "Пушкин в 1937 году"), памятник Пушкину был "крещен" речами Достоевского, Тургенева, Аксакова...3 "Памятник не только выражает определенную идею, дает характеристику своего героя, но и образует вместе с ним некое "силовое поле" вокруг себя. Это ведь не только скульптура, но произведение, ритмически влияющее иногда на очень большое пространство... Не все памятники обладают этим удивительным свойством", — писал В.А.Фаворский4. Художник считал, что этим свойством— образовывать вокруг себя "силовое поле", в полной мере обладает памятник Пушкину в Москве, знаменитый монумент А.М.Опекушина. Б.К.Зайцев уже в эмиграции вспоминал: "Пушкин Тверского бульвара стал безмолвным свидетелем жизни Москвы и России. ... "Пушкин" стоял спокойно. Его не тронули бы ни восторги, ни ненависть. Он слышал, как у Страстного звонили к всенощной, видел, как по Тверской к Яру катили голубки, видел у своих ног и пьяных и грубых, и на рассвете видал возвращения. ... Он стоял и молчал, все выслушивал, все потоки. Молчал и позже, в конце октября, когда сам бульвар обратился в поле сражения: вдоль него били из пулеметов, делали перебежки цепями... ... Как над толпой был при жизни сам Пушкин, так над нею остался"5. Видение Б.К.Зайцевым памятника Пушкину (спокойствие, задумчивость поэта, "вознесенного" над толпой), во многом, совпадает со взглядом М.А.Булгакова. Но более пристально приглядевшись к "Пушкину" Зайцева, можно заподозрить, что это "Пушкин", едва ли не равнодушный к судьбам простого народа, невидимо отделенный от него своим барством. Среди ранних рассказов, фельетонов и очерков М.А.Булгакова, опубликованных в газете "Накануне", отметим очерк "Москва краснокамен-ная" (июль 1922 г.), в финале которого упоминается памятник Пушкину. Автор предлагает читателю путешествие по "красной Москве" на трамвае "Аннушка". По проложенной рельсовой дороге неуклонно движется трамвай, неуклонно, подобно самой судьбе, слепо следующей кем-то намеченному маршруту (вспоминается трамвай в "Мастере и Маргарите", с помощью которого несчастному Берлиозу доказали существование законов судьбы). "Жужжит "Аннушка", звонит, трещит, качается. По Кремлевской набережной летит к Храму Христа. Хорошо у Храма. Какой основательный кус воздуха навис над Москвой-рекой от белых стен до отвратительных бездымных четырех труб, торчащих из Замоскворечья. За Храмом, там, где некогда величественно восседал тяжелый Александр III в сапогах с гармоникой, теперь только пустой постамент. Грузный комод, на котором ничего нет и ничего, по-видимому, не предвидится. И над постаментом воздушный столб до самого синего неба. Гуляй — не хочу" [I, 163]. В первых строках очерка, приведенных нами, речь идет о поверженных идеалах. Теперь их нет — "гуляй — не хочу". Православие и самодержавие — забытые ценности старой России. Памятник царю уже уничтожен, дело — за церквями. Как и всякий русский, сохранивший историческую память, Булгаков жалеет православные храмы. В очерке "Сорок сороков" (1923) с горечью, пробивающейся сквозь цензурные запреты, М.А.Булгаков пишет о московских церквях: "Но Параскева Пятница глядит печально и тускло. Говорят, что ее снесут. Это жаль. Сколько видал этот узкий проход между окнами с мясными тушами и ларьками букинистов и белым боком церкви, ставшей по самой середине улицы. Часовню, что была на маленькой площади, там, где Тверская скрещивается с Охотным и Моховой, уже снесли" [I, 240]. Храму Христа Спасителя, действительно, позднее взорванному, в булгаковском очерке уже что-то угрожает. Зрительно эта угроза воплощается в виде "отвратительных бездымных четырех труб, торчащих из Замоскворечья". Трубы похожи на дула орудий. Вспоминаются строки из финала "Белой гвардии". Вероятно, М.А.Булгаков уже вынашивал в это время замысел своего первого романа. Крест Владимира горит в ночи и осеняет Город. Но на него нацелилось артиллерийское орудие. "...В высь, черную и синюю, целилось широченное дуло в глухом наморднике верст на двенадцать и прямо в полночный крест" [IV, 199]. Все ли ценности старого мира повержены? Чем же будет жить человек в новом мире, в "Москве краснокаменной"? На эти вопросы Булгаков дает ответ в конце очерка. Здесь вновь вспомним финал "Белой гвардии" (со звездами и бессонным красноармейцем-часовым): "Вечером на бульварах толчея. Александр Сергеевич Пушкин, наклонив голову, внимательно смотрит на гудящий у его ног Тверской бульвар. О чем он думает — никому не известно... Ночью транспаранты горят. Звезды...
...И опять засыпает Москва. На огненных часах три. В тишине по всей Москве каждую четверть часа разносится таинственный нежный перезвон со старой башни, подножия которой, не угасая всю ночь, горит лампа и стоит бессонный часовой. Каждую четверть часа несется с кремлевских стен перезвон. И спит перед новым буднем улица в невиданном, неслыханном красноторговом Китай-городе" [I, 167].
"Белая гвардия" в свете пушкинских традиций
"Позволим себе сделать еще одно сближение. В "Капитанской дочке", как и в "Войне и мире", изображено столкновение частной жизни с государственною. Оба художника, очевидно, чувствовали желание подсмотреть и показать то отношение, в котором русский человек находится к своей государственной жизни. Не вправе ли мы отсюда заключить, что к числу существеннейших элементов нашей жизни принадлежит двоякая связь: связь с семейством и связь с государством?"5.
"Столкновение частной жизни с государственною" на сломе эпохи, в трагический момент русской истории явлено и в "Белой гвардии". Булгаков следует за автором "Войны и мира" (как сам признается в письме к правительству) и за А.С.Пушкиным — автором бессмертной "Капитанской дочки".
Читая "Белую гвардию", легко обнаружить идейные основы "Капитанской дочки", мотивы и образы повести А.С.Пушкина. "Береги честь смолоду" — пословица, ставшая эпиграфом к пушкинской повести. Защита чести — жизненная задача для героев "Капитанской дочки" и "Белой гвардии". Булгаков углубляет тему скрытой цитатой из Достоевского6. В "Бесах" Кармазинов находит оправдание побега в Европу. Алексею Турбину снится сон: "Он сидел и воспаленными глазами глядел в страницу первой попавшейся ему книги и вычитывал, бессмысленно возвращаясь к одному и тому же: Русскому человеку честь — одно только лишнее бремя... Только под утро он разделся и уснул, и вот во сне явился к нему маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку и глумливо сказал: — ...Святая Русь — страна деревянная, нищая и... опасная, а русскому человеку честь — только лишнее бремя. — Ах ты! — вскричал во сне Турбин. — Г-гадина, да я тебя. — Турбин во сне полез в ящик стола доставать браунинг, сонный, достал, хотел выстрелить в кошмар, погнался за ним, и кошмар пропал" [IV, 80]. Наверно, по цензурным соображениям Булгаков не приводит полностью монолог Кармазинова, лишь отсылает к нему любознательного читателя. Страна ввергнута в бездну бунта, революции. Пушкинское понятие чести предано забвению. А Кармазинов говорил: "Сколько я вижу и сколько судить могу, вся суть русской революционной идеи заключается в отрицании чести". И глумливо добавлял: "Мне нравится, что это так смело и безбоязненно выражено. ... Нет, в Европе еще этого не поймут, а у нас именно на это-то и набросятся. Русскому человеку честь — одно только лишнее бремя. Да и всегда было бременем, во всю его историю. Открытым "правом на бесчестье" его скорей всего увлечь можно. Я поколения старого и, признаюсь, стою за честь, но ведь только по привычке. Мне лишь нравятся старые формы, положим, по малодушию; надо же как-нибудь дожить век". Как отвратителен этот своеобразный "формализм" Кармазинова! Турбины, их друзья-офицеры стоят за честь не по форме, они отдадут жизнь за честь Отечества. Но много ли таких спасителей? Героям "Белой гвардии" не случайно попадаются в руки те или иные книги. Алексей Турбин только что попрощался с крысой-Тальбергом, позорно сбежавшим из осажденного Города с немцами. И вот раскрыл "Бесов" и наткнул на монолог подлеца-Кармазинова: "Если кораблю потонуть, то крысы первые из него выселяются. Святая Русь — страна деревянная, нищая и... опасная... ... Я сделался немцем и вменяю это себе в честь"7. Известны слова А.С.Пушкина из письма к П.Я.Чаадаеву (19 окт. 1836 г.): "Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал"8. Кармазинов описывается так: "Это был очень невысокий, чопорный старичок, лет, впрочем, не более пятидесяти пяти, с довольно румяным личиком, с густыми седыми ло-кончиками, выбившимися из-под круглой цилиндрической шляпы и завивавшимися около чистеньких, розовеньких, маленьких ушков его. Чистенькое личико его было не совсем красиво, с тонкими, длинными, хитро сложенными губами, с несколько мясистым носом и с востренькими, умными, маленькими глазками... Но, по крайней мере, все мелкие вещицы его костюма: запоночки, воротнички, пуговки, черепаховый лорнет на черной тоненькой ленточке, перстенек непременно были такие же, как у людей безукоризненно хорошего тона. Я уверен, что летом он ходит непременно в каких-нибудь цветных прюнелевых ботиночках с перламутровыми пуговками сбоку"9. Внезапно понимаешь, на кого похож воображаемый "Маяковский" из "Записок на манжетах" (см. раздел 2.1 настоящей работы). Вспомним, когда герой "Записок" только прибыл в Москву, он видит на заборе афишу, возвещающую "юбилейное" выступление В.В.Маяковского. Герой, никогда В.В.Маяковского не видевший, пытается вообразить себе преуспевающего поэта. И представляет уютно устроившегося, юркого бесенка: "Коротенькие подвернутые брючки", "очень маленького роста", "лысенький" "очень подвижной", "сам готовит себе на примусе котлеты". А в "Бесах" о Кармазинове говорится: "Когда вошел Петр Степанович, он кушал утреннюю свою котлетку... Петр Степанович... всегда заставал его за этою утреннею котлеткой, которую тот и съедал в его присутствии"10. Этот "Маяковский", как будто, не без идеалов, очень привязан к Дому и любит оперу "Евгений Онегин". Но на самом деле, ему "лишь нравятся старые формы", и он торопливо соглашается с требованиями ситуации, готов на всякое отступничество и даже предательство. В.Б.Шкловский стал прототипом Михаила Семеновича Шполянско-го — персонажа "Белой гвардии" с внешностью Евгения Онегина, футуриста-революционера, агента большевиков. В.Б.Шкловский и М.А.Булгаков были знакомы. "Я немного знал его в Киеве", — говорил Шкловский11. Шкловский, как и Шполянский, "левый" литератор. Художественная практика футуризма получила теоретическое оправдание в исследовании В.Б.Шкловского "Воскрешение слова" (1914). Оно одновременно считается первым трудом нарождавшегося в России формализма. В годы Гражданской войны В.Б.Шкловский был членом боевой лево-эсеровской группы, готовившей восстание против гетмана Скоропадского. В.Б.Шкловский, как и Шполянский, отправился служить в гетманский дивизион и совершил диверсию, испортив механизм броневиков, которые должны были защищать город от Петлюры. Об этом он вспоминает в мемуарной книге "Сентиментальное путешествие" . Однако, при работе над образом Шполянского, Булгаков, видимо, больше опирался на свои киевские впечатления от личности Шкловского, чем на свидетельства "Сентиментального путешествия". Хотя и познако 75 милея с книгой Шкловского уже в начале 1923 г. Шполянский — завсегдатай "великосветского" артистического клуба "ПРАХ" (реальный клуб "ХЛАМ", существовавший в Киеве 1918 года). Он — прожигатель жизни, литератор из высшего света, барин. В "Сентиментальном путешествии" автор — талантливый представитель трудовой интеллигенции, несколько растерянный, но с обостренным чувством справедливости, которое заставляет его принять сторону большевиков. Богемный образ жизни чужд автору (артистический клуб "ХЛАМ" даже не упоминается в "Сентиментальном путешествии). Каким был В.Б.Шкловский в реальной жизни в Киеве 1918 года? Вернее всего, что он был барином среди бар и разночинцем среди разночинцев. "Я, если бы попал на необитаемый остров, стал бы не Робинзоном, а обезьяной, так говорила моя жена про меня; я не слыхал никогда более верного определения...
Пушкинское наследие в драматургии М.А.Булгакова
Хрестоматийное стихотворение "Зимний вечер" очень любимо М.А.Булгаковым. Оно цитируется в ряде его произведений. Булгакова привлекает идея противостояния Дома бесовской метели.
В пьесе Дом Турбиных противопоставлен революционной буре (он постепенно разрушается под ее натиском). Отсылки к Пушкину в драматических произведениях Булгакова лишь на первый, поверхностный взгляд кажутся случайными. Как правило, обращения к Пушкину— знаковые и неразрывно связаны с центральными идеями пьес. "Дни Турбиных" и "Зойкина квартира" писались почти одновременно. Читаем в "Театральном романе": "Из-под полу по вечерам доносился вальс, один и тот же (кто-то разучивал его), и вальс этот порождал картинки в коробочке, довольно странные и редкие. Так, например, мне казалось, что внизу притон курильщиков опиума, и даже складывалось нечто, что я развязно называл — "третьим действием". Именно сизый дым, женщина с асимметричным лицом, какой-то фрачник, отравленный дымом, и подкрадывающийся к нему с финским отточенным ножом человек с лимонным лицом и раскосыми глазами. Удар ножом, поток крови. Бред, как видите! Чепуха! И куда отнести пьесу, в которой подобное третье действие?" [VIII, 179]. 28 октября 1926 г. состоялась премьера "Зойкиной квартиры" в Театре Вахтангова. Любовь Евгеньевна Белозерская-Булгакова пишет: "В "Зойкиной квартире" звучит грустный и томный рахманинский напев "Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной...". Эту мелодию М.А. тоже любил напевать"2. Ностальгический романс на пушкинские слова сопровождает появления "бывшего графа" Обольянинова (в последней редакции — Абольяни-нов). Обольянинов отгораживается от настоящего, живет воспоминаниями. "Рояль внезапно обрывает бравурное место, начинает романс Рахманинова. Нежный голос поет: Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной... ... Обольянинов стремительно входит, вид его ужасен. ... Голос поет: ...Напоминают мне оне Другую жизнь и берег дальний... ... Обольянинов ... Никому нельзя верить. И голос этот льется, как горячее масло за шею... Напоминают мне они... другую жизнь и берег дальний... ... Голос упорно поет: "...Напоминают мне оне..." Обольянинов. Напоминают... мне они... другую жизнь. У вас доме проклятый двор. Как они шумят. Боже! И закат на вашей Садовой гнусен. Голый закат. Закройте, закройте сию минуту шторы! Зоя. Да, да. (Закрывает шторы) Наступает тьма" [V, 59]. Будущего у Обольянинова нет. Сам Булгаков так характеризовал своего героя: "Абольянинов: бывший граф, лет 35, в прошлом очень богатый человек, в настоящее время разорен. Морфинист. Действительности, которая его окружает, не может ни понять, ни принять; одержим одним желанием — уехать за границу. ... Воля его разрушена. ... Музыкален. Романс, который он постоянно напевает, "Не пой, красавица, при мне..." и дальше: "Напоминают мне они..." — вне сомнения, какое-то навязчивое явление у Абольянинова" [X, 380]. Обратим внимание, что М.А.Булгаков, фактически, объясняет разрушенной волей навязчивое желание Обольянинова уехать за границу. 11 декабря 1928 г. в московском Камерном театре состоялась премьера пьесы "Багровый остров". На сцене были явлены: драматург, сочинивший "острую" пьесу о красных туземцах и белых арапах; забитые работники театра; цензор — всемогущий самодур Савва Лукач. Прототипом Саввы Лукича был один из хулителей Булгакова— В.И.Блюм, театральный критике, начальник отдела драматических театров Реперткома. Главный Репертуарный Комитет искоренял в советских драматургах тягу к свободомыслию. "Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных "услужающих". Это он убивает творческую мысль. Он губит советскую драматургию и погубит ее",— говорит Булгаков о Главреперткоме (письмо Правительству от 28 марта 1930 г.) [X, 256]. М.А.Булгаков уверен, что драматург не должен быть "услужающим" панегиристом. Можно найти интересные совпадения, параллели с суждениями А.С.Пушкина из уже цитированной нами статьи "О народной драме и драме "Марфа Посадниц". А.С.Пушкин говорит о драматурге, сочинявшем придворные пьесы: "Он не предавался вольно и смело своим вымыслам. ... Он боялся унизить такое-то высокое звание, оскорбить таких-то спе- сивых своих зрителей— отселе робкая чопорность, смешная надутость... привычка смотреть на людей высшего состояния с каким-то подобострастием и придавать им странный, нечеловеческий образ изъяснения"3. А.С.Пушкин считает, что новый народной драме нужно "отстать от подобострастия"4. Видимо, льстивая, льнущая к власти, "придворная драматургия" приживается в любом обществе. Истинный художник борется с этой псевдолитературой всеми силами. В "Багровом острове" высмеивается ситуация, сложившаяся благодаря Реперткому, когда лишь "придворные пьесы" принимаются к постановке. В письме к Правительству от 28 марта 1930 г. М.А.Булгаков отмечает: "Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она не существовала, мой писательский долг, также как призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода" [X, 256]. "Багровый остров" недолго продержался на сцене. 6 марта 1929 г. было опубликовано решение Главреперткома о запрете всех пьес М.А.Булгакова.