Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Эволюция образа летописца в творчестве Пушкина 23
1. Образ Пимена 23
2. Образ Белкина 30
2. 1. «Повести Белкина» 30
2. 2. «История села Горюхина» 49
3. Образ Гринева 55
4. Пимен, Белкин и Гринев 64
Глава 2. Легенда о «возвращающемся царе-избавителе» и история самозванства 71
1. Легенда о «возвращающемся царе-избавителе»,«Борис Годунов» и «Анджело» 71
2. История самозванства: «Борис Годунов» и «Капитанская дочка» ...88
2. 1. Сходная художественная установка и сходные приемы 91
2. 2. Изменение исторических воззрений Пушкина 97
2. 2. 1. Сюжетное построение 97
2. 2. 2. Два самозванца: Григорий и Пугачев 101
2. 2. 3. От образа Бориса Годунова к образу Екатерины II 119
Заключение 131
Библиография 137
- Образ Пимена
- Образ Белкина
- Легенда о «возвращающемся царе-избавителе»,«Борис Годунов» и «Анджело»
- История самозванства: «Борис Годунов» и «Капитанская дочка»
Введение к работе
«Борис Годунов» явился для своего времени новаторским произведением, ломающим многие существующие литературные нормы и каноны. Когда Пушкин написал свою трагедию, он опасался того, что «робкий вкус» современников «не стерпит истинного романтизма» (X, 192)'. Как он и предвидел, его трагедия была встречена литературным кругом с большим шумом. И.З. Серман пишет о сенсации, какую она вызвала: «Художественное впечатление от "Бориса Годунова" было столь велико и в критике и в литературе, что ни один русский драматург первой половины 1830-х годов не мог в разработке исторической темы так или иначе не выразить своего отношения к пушкинской драме»2.
С момента самого появления в свет до сегодняшнего дня трагедия Пушкина непрерывно привлекает внимание к себе и вызывает большое количество критической литературы. А.Л. Карпов отмечает, что «ни одно другое из пушкинских произведений не сопровождалось таким множеством авторских комментариев, оценок, общетеоретических и конкретных историко-литературных суждений, как "Борис Годунов"»3.
Несмотря на некоторые доброжелательные оценки, современная Пушкину критика на его трагедию в основном отличается своими осудительными отзывами. Когда она вышла в свет, то особенно поразила современников поэта ее оригинальная композиционная форма, совершенно лишенная классицистической целостности. Критики назвали «Бориса Годунова» «отдельными сценами» или «отрывками» из X и XI томов
1 Здесь и далее цитаты из пушкинских текстов приводятся в скобках по изданию: Пушкин Л.С.
Поли. собр. соч.: В 10 тт. М.: Наука, 1962-1966; римская цифра указывает том, арабская —
страниц)'.
2 Серман И.З. Пушкин и русская историческая драма 1830-х годов // Пушкин. Исследования и
материалы. Т. VI. JI.: Паука, 1969. С. 118. Об обстановке в критике и в литературе 1830-х годов
см.: Вацуро В.Э. Историческая трагедия 1830-годов и романтическая драма 1830-х годов //
История русской драматургии: XVII — первая половина XIX века. Л.: Наука, 1982. С. 327-367.
* Карпов Л.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Анализ драматического произведения. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. С. 91.
«Истории Государства Российского», «рядом исторических сцен» и даже утверждали, что это «не драма отнюдь, а кусок истории, разбитый на мелкие куски, в разговорах»4.
Современников поэта возмутили не только сцены, кажущиеся им бессвязными, фрагментарными, но и изображение народа в трагедии. Цензор III отделения (а им был, как известно, Ф.В. Булгарин), читавший сцену «Девичье поле. Новодевичий монастырь», заметил: «Здесь представлено, что народ с воплем и слезами просит Бориса принять царский венец (как сказано у Карамзина), а между тем изображено: что люди плачут сами не знают о чем, а другие вовсе не могут проливать слез и хотят луком натирать глаза! <. . .> Затрудняюсь в изложении моего мнения насчет этой сцены. Прилично ли так толковать народные чувства?»5. И когда пьеса вышла в свет в конце 1830 года эта сцена была исключена.
По словам Ирены Ронен, критики-разночинцы 30-40 годов считали народные сцены убедительными и удавшимися Пушкину. Далее, в 60-ые годы, напротив, его обвиняли в ложном изображении народа6. Подобные точки зрения привели к пересмотру концовки трагедии, «прежний смысл концовки в "безмолвии" и придававшееся ей значение исчезали почти вовсе и усиливалось мнение в пользу того окончания пьесы, какое находится в ее рукописях (возглас в честь Самозванца)» .
В советские времена сложилась общая позиция по отношению к «Борису Годунову» как к трагедии о судьбе народа, эпохи, государства, а не трагедии о судьбе личности. Народ выступает как определяющая
4 Об отзывах современной поэту критики см.: Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову»
// Пушкин Л.С. Поли. собр. соч. Т. VII. M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1935. С. 436-459; Городецкий
Б.П. Драматургия Пушкина. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 240-261; Аннкст А.А. Теория
драмы в России от Пушкина до Чехова. М.: Наука, 1972. С. 59-98; Ронен Ирена. Смысловой
строй трагедии Пушкина «Борис Годунов». М.: ИЦ-Гарамт, 1997. С.10-14.
5 Булгарин Ф.В. Замечания на Комедию о царе Борисе и Гришке Отрепьеве // Пушкин А.С.
Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект,
1996. С. 488.
6 Ронен Ирена. Смысловой строй трагедии Пушкина «Борис Годунов». С. 14.
7 См.: Алексеев M.II. Ремарка Пушкина «Народ безмолвствует» // Алексеев М.П. Пушкин.
Сравнительно-исторические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 221-252.
движущая сила истории, ее творец и потенциальный революционер . Подобные взгляды разделяют Д.Д. Благой, СМ. Бонди, Б.П. Городецкий, Л.Л. Карпов, Н.Г. Литвиненко, Л.Л. Слонимский и многие другие. Чтобы подтвердить это мнение, критики часто ссылались на композиционную форму трагедии .
Однако, этот сложившийся стереотип советской академической науки решительно отвергает И.З. Серман. Он возражает против мнения советских исследователей, которые признают центральным героем трагедии народ, а ее основным конфликтом — разлад между народом и властью. По утверждению ученого, конфликт между самодержавием и народом — позднее явление, появившееся в начале XX века. До начала XX века все русские социальные движения требовали не другой формы правления, а другого царя. Трагедия Пушкина, с точки зрения ученого, показывает, что ожидание чудес является общей чертой русского народного сознания и что оно проявляет косность, инерцию и неспособность к изменению. Самозванец у Пушкина активно использует веру народа в чудесное, а народ находится в пассивном ожидании своего избавителя . Лвтор статьи, акцентируя поэтичность натуры самозванца, выдвигает его как главного героя, хотя прямо его так не называет11.
Независимо от того, кто ведущий герой истории, само выдвижение
Однако в последнее время некоторые исследователи рассматривают характер народа с нравственной точки зрения. См.: Фомичев С.Л. «Борис Годунов» как театральный спектакль // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XV. СПб.: Наука, 1995. С. 106; Фомичев С.Л. Предисловие // Пушкин Л.С. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 19-20; Хализев В.Е. Власть и парод в трагедии Л.С. Пушкина «Борис Годунов» // Пушкин. Сборник статей. М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 3-18.
9 Об этом см., напр.: Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т. II. М.: Худож. лит-ра, 1973. С.
104-124; Бонди СМ. Драматургия Пушкина // Бонди СМ. О Пушкине. М.: Худож. лит-ра, 1978.
С. 193, 197; Карпов Л.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Анализ драматического
произведения. С. 93-100.
10 Scrman I.Z. Paradox of popular mind in Pushkin's Boris Godunov II Slavonic and East European
Rcriewl. Vol. 64. № 1. January. 1986. P. 25-39.
11 Некоторые исследователи считают Самозванца центральным героем трагедии. Например,
английский ученый Янко Лаврин утверждает, что иссмогря на заглавие, не Годунов, а
Лжедимнтрий доминирует в произведении и создаст фокус, объединяющий пьесу (Lavrin Janko.
Pushkin and Russian literature. London: Hodder & Stoughton limited Tor the English Universities
Press, 1947. P. 152).
Г)
народа на историческое поприще, пересмотр его характера — новое явление в русской литературе. Можно сказать, что это результат глубокого исторического размышления и объективного отношения Пушкина к истории.
Что касается композиционной стороны трагедии, с советского времени продолжается стремление найти в ней своеобразное единство и целостность. В этой связи плодотворного результата достиг Д.Д. Благой, который обнаружил в сюжетном построении «Бориса Годунова»
і л
симметрическую кольцевую структуру . По его наблюдению, Пушкин строил трагедию «как строго продуманное и необычайно стройно организованное художественное целое, в котором все симметрично уравновешено, все части гармонически прилажены и собраны воедино»13.
Впоследствии этот симметрический композиционный строй более глубоко исследует Ирена Ронен в своей монографии «Смысловой строй трагедии Пушкина "Борис Годунов"» 14 . По ее словам, «принцип симметрического членения, лежащий в основе трагедии "Борис Годунов", полисемантичен и зиждется на возвратности инвариантных тем, проводимых в неожиданных параллелизмах и контрастных вариациях. <. . .> Симметрия пушкинской трагедии как тайная гармония. . . представляет собой основную эстетическую черту поэтики не только этого произведения, но и пушкинской большой формы, вообще»15.
Внутренние логические связи в трагедии обнаружил и Ю.Л. Фрейдин при анализе «лексического монтажа ее сцен»16. С его точки зрения, пьеса «составлена из фрагментов», однако от «лексических взаимодействий обретает единство — несмотря на нарушение всех классических канонов,
12 Еїлагон Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т. II. С. 101-124.
13 Там же. С. 121.
14 Ронен Ирена. Смысловой строй трагедии Пушкина «Порис Годунов». С. 121-. 147.
15 Там же. С. 147.
16 Фрейдин ЮЛ. О некоторых особенностях композиции трагедии Пушкина «Борис Годунов»
// Russian Literature. VII. Amsterdam: North-Holland Publishing Company, 1979. С 27-44.
Г)
несмотря на обилие и пестроту действий и действующих лиц» .
Английский критик Л. Бриггс, с одной стороны, признает «очевидный дефицит» — отсутствие общего единства в трагедии, а с другой стороны, усматривает присутствие системы, связывающей все сцены: сходство по композиции с пятиактной трагедией; упоминания в разных сценах об одном событии, происходящем вне пределов пьесы; предсказания о будущих событиях внутри и вне действия пьесы; намеки и на прошлые и на будущие события в пределах пьесы . Исследователь приходит к выводу, что трагедия Пушкина представляет собой особую форму единого произведения, составленную из разрозненных сцен, но эта форма не так очевидна, как в других пьесах. Пушкин придумал ее для своей большой темы, но эта форма выглядит еще не до конца завершенной19.
Однако исследователи согласны с тем, что оригинальный композиционный строй трагедии обусловлен стремлением поэта «показать русскую жизнь того времени с самых разных сторон, в самых многообразных ее проявлениях» , что «Пушкину нужно было именно это непринужденное чередование отдельных сцен, в своей совокупности незаметно создающих грандиозную картину исторического события» .
Кстати, с этим связано наблюдение некоторых критиков, которые говорят об эпическом характере построения трагедии. Так, Б.М. Эйхенбаум отметил, что «трагедия по своей структуре и "образу мыслей" оказалась ближе к эпосу, чем к драме»22. Л. Штейн, уделяя внимание отдельным эпизодам, отдельным внутренне законченным коллизиям, также отмечает, что из их совокупности складывается широкая эпическая картина жизни старой Руси, и объясняет, почему В.Г. Белинский назвал пьесу Пушкина
17 Там же. С. 36.
18 Briggs Anthony. The hidden forces of unification in Boris Godunov II The New Zealand Slavonic
Journal. № 1. Wellington: Victoria University of Wellington, 1974. С 43-49.
Там же. С. 53.
20 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). M.-J1.: Изд-во АН СССР, 1950, С. 421.
21 Бондн СМ. .Драматургия Пушкина// Боиди СМ. О Пушкине. С. 193.
22 Эйхенбаум Б.М. Черты летописного стиля в литературе XIX века // Эйхенбаум Б.М. О прозе.
Л.: Худож. лит-ра, 1969. С. 374.
«эпической поэмой» в драматической форме . Эту же мысль повторяет и Л.Л. Карпов24.
Основываясь на особом характере трагедии, «где нет центрального героя, а есть развитие определенной исторической ситуации, около которой группируются все действующие лица» , Д.Д. Благой утверждал, что «историческая эпоха — Русь конца XVI - начала XVII века — и является главным действующим лицом, своего рода коллективным героем трагедии Пушкина» . Более того, появилась мысль, что «сквозное действие "Бориса Годунова" составляет не судьба одного или нескольких персонажей, а самый ход истории, развитие исторических событий» .
В результате того, что, на взгляд Ю.Н. Тынянова, в трагедии «личная фабула была оттеснена на задний план широкой фактически-документальной исторической фабулой», возникла масса действующих лиц
и «трагедия была дана монтажом характерных сцен» . И не случайно, что некоторые исследователи называют Пушкина первым человеком, применившим к драматургии принципы кинематографического монтажа. «По законам монтажа, — пишет М.Я. Поляков, — драма Пушкина распадается на цепь микродрам, фрагментов исторической действительности. <. . .> Эйзенштейн был прав, когда говорил о
киномышлении у Пушкина» .
Характерные композиционные черты трагедии Пушкина неотъемлемо связаны и с проблемой ее театральности и сценичности. Театральная практика показывает, что у трагедии неудачная сценическая судьба, тем не менее исследователи пытались настаивать на ее театральных
23 Штейн Л. Пушкин и Шекспир// Шекспировские чтения. 1976. М.: Наука, 1977. С. 161-162.
24 Карпов Л.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Анализ драматического произведения. С. 98.
25 Бонди СМ. Драматургия Пушкина // Бонди СМ. О Пушкине. С. 193.
26 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 423.
27 Карпов Л.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Анализ драматического произведения. С. 94.
28 Тынянов ЮМ. Пушкин // Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Прибой: Ardis Publishers,
1929. С. 265.
" Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М.: Сов. Писатель, 1978. С. 109.
достоинствах . Но театральная природа пушкинской пьесы подвергается сомнению Ю.Д. Левиным. Сравнивая драматургические системы Шекспира и Пушкина, Левин заключает: «русский поэт уступает сіюему английскому предшественнику с точки зрения пригодности его трагедии для театрального исполнения. <. . .> Пушкин, ориентируясь на Шекспира, создавал собственную систему. Но эта система, при всех прочих достоинствах, была лишена достоинства сценичности, и сопоставление с Шекспиром позволяет это выявить» . Но несмотря на большое количество исследований, вопрос о сценичности трагедии так и остается нерешенным. Пока «пушкинская народная драма "Борис Годунов" ждет достойного
сценического воплощения» .
Как известно, при создании характеров трагедии поэт следовал примеру Шекспира: «Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении планов» (VII, 164)33. Под влиянием шекспировского изображения характеров их развитие в трагедии опять-таки находится в тесной связи с ее сюжетным строением. То есть, чередование самостоятельно развертывающихся сцен обусловливает многоликость персонажей, резкое развитие характеров и наоборот. О взаимосвязи характеров и композиционной стороны пишет ІО.Н. Тынянов: «Важность для Пушкина изображения характеров, при массе действующих лиц, обострила выбор положений и точку зрения
Эгои проблеме посвящены работы СМ. Бонди (Драматургия Пушкина // СМ. Пойди. О Пушкине. М.: Худож. лит-ра, 1978), Л.Л. Гозенпуда (О сценичности и театральной судьбе «Бориса Годунова» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. V. Пушкин и русская культура. JI.: Наука, 1967. С. 339-356), СП. Дурылина (Пушкин на сцене. М.: Изд-во ЛИ СССР, 1951), М.Б. Загорского (Пушкин и театр. М.: Искусство, 1940), Г.Л. -Панкиной (На афише — Пушкин. M.-JI.: Искусство, 1965), О.М. Фельдмана (Судьба драматургии Пушкина. М.: Искусство, 1975) и С.Л. Фомичева («Борис Годунов» как театральный спектакль // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XV. СПб.: Наука, 1995. С. 97-108; Предисловие // Пушкин Л.С. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 5-22). 1 Левин Ю.Д. Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VII. Пушкин и мировая литература. Л.: Наука, 1974. С. 70.
" Фомичев С.А. Предисловие // Пушкин Л.С. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. С. 22.
Об отношении поэта к драматургии Шекспира см.: Алексеев М.П. Пушкин и Шекспир // Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 253-292.
автора в каждой сцене. При этом обнаружилась самостоятельная роль каждой сцены» .
Во взаимосвязи между характерами и непоследовательностью сцен Кэрил Эмерсон уловила очень интересный момент. «Столь радикальный подход к причинно-следственным связям, — отмечает исследователь, — предполагает кризис внутреннего единства персонажа пьесы. Примечательно, что в окончательном варианте "Бориса Годунова" Пушкин решил не помещать списка действующих лиц, автор пьесы будто бы сам отказывался делать предположения, кто, когда и в какой роли должен появиться на сцене. <...>... можно сказать, что действующие лица и события в пьесе слишком тесно увязаны с конкретными сценами, и чересчур зависят от особенностей каждого отдельно взятого момента, от каждого последующего самоутверждения в "истории", чтобы образовать единое целое. Поэтому оказывается невозможным и последовательное развитие сюжета»35. По мнению К. Эмерсон, эта неопределенность характеров особенно отчетливо выражается во всеобщей неспособности героев дать клятву или поверить ей. «Именно князь Василий Шуйский открывает целую череду фальшивых клятв и подает пример остальным героям»36.
Одна из важнейших проблем, которая привлекает внимание
исследователей — историзм Пушкина. Б.В. Томашевский, сделавший
большой шаг в изучении этой проблемы, писал в своей статье «Историзм
Пушкина»: «Одной из основных черт пушкинского реализма является
историзм его творческого мышления». 7 Определяя историзм как
«понимание исторической изменяемости действительности,
поступательного хода развития общественного уклада, причинной
34 Тынянов Ю.Н. Пушкин//Тынянов Ю.П. Архаисты и новаторы. С. 265.
5 Эмерсон Кэрил. «Борис Годунов» А.С. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. СПб.: Академический проект, 1999. С. 122-123. 36 Там же. С. 122-123.
Томашевский Ь.В. Историзм Пушкина // Томашевский Ь.В. Пушкин. Работы разных лет. М.: Книга, 1990. С. 130.
обусловленности в смене общественных форм» , Б.В. Томашевский начало пушкинского историзма относит к трагедии «Борис Годунов». Однако, по мнению исследователя, пушкинское понимание исторического процесса в
трагедии «не лишено еще черт исторического романтизма» .
Кстати, опираясь на изучение Б.В. Томашевского, Г.П. Макогоненко прослеживает своеобразные черты реализма Пушкина 1830-х годов. Как считает Г.П. Макогоненко, от решения вопроса о том, представляет ли творчество поэта в этот период новое качество для литературы того времени зависит и «понимание творчества Пушкина в рассматриваемый период и понимание того качественно нового этапа русского реализма, который был сформирован Пушкиным и передан в наследие русской литературе» .
Г.П. Макогоненко утверждает, что величайшим художественным достижением Пушкина конца 1825 года (в результате его работы над трагедией «Борис Годунов») и было это новое, глубоко философское, пропущенное через призму народности, восприятие жизни. Исследователь называет народность важнейшим качеством пушкинского реализма41.
Кроме того, в литературоведении известны многочисленные попытки интерпретации трагедии через ее связь с «Историей Государства Российского». Обсуждение этого вопроса породило разнообразные исследовательские труды . Была и попытка выяснить наследственную
38 Там же. С. 131.
39 Там же. С. 154.
40 Макогоненко Г.П. Творчество Л.С. Пушкина в 1830-е голы (1830-1833). JI.: Худож. лит-ра,
1974. С. 241.
41 Там же. С. 247.
42 См.: Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин Л.С. Поли. собр. соч. Т. VII.
С. 468-476; Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. С. 138-179; Лузянина . «История
Государства Российского» Н.М. Карамзина и трагедия Пушкина «Борис Годунов» (к проблеме
характера летописца) // Русская лшерагура. jV> і. Л.: Наука, 1979; Макогоненко Г.П.
Литературная позиция Карамзина в XIX веке // Русская литература. № 1. Л.: Нзд-во ЛИ СССР,
1962; Тойбин И.М. «История Государства Российскою» Н.М. Карамзина в творческой жизни
Пушкина // Русская литература. № 4. Л.: Наука, 1966; Вацуро В.Э. «Подвиг честного человека»
// Прометей. № 5. М.: Молодая Гвардия, 1968. О личных, общественно-полишческих,
литературных отношениях Н.М. Карамзина и Пушкина см.: Эйдельман Н.Я. Карамзин и
Пушкин. Из истории взаимоотношений // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XII. Л.: Наука,
связь трагедии Пушкина с русской литературной традицией.
И нужно отметить, что редко бывает, когда литературное произведение имеет столько комментариев, сколько имеет их «Борис Годунов». Среди них выделяются комментарии Г.О. Винокура (в седьмом томе неосуществленного полного собрания сочинений Пушкина. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1935), Б.П. Городецкого (в кн.: Трагедия А.С. Пушкина "Борис Годунов". Комментарий. М.: Просвещение, 1969) и Л.М. Лотман (в кн.: «Борис Годунов». Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996). До сих пор обсуждаются в современной науке фундаментальные и самые богатейшие комментарии Винокура, а также комментарии Л.М. Лотман, предлагающие некоторые новые аспекты смысла.
Таким образом, «Борис Годунов» изучается в разных аспектах и до сих пор вызывает разнообразные споры. И тут возникают закономерные вопросы. Почему это так? Что особенного в пушкинской трагедии? В чем состоит ее отличие от существующих литературных канонов и от предыдущего творчества самого поэта?
Г.В. Москвичева справедливо отмечает, что «поэт выступает и как истинный новатор с принципиально иным, в сравнении с классицизмом и романтизмом, отношением к истории — ее объективным изображением. Это обусловило новизну и оригинальность его трагедии»44. Сама цель — правдиво восстановить прошлое — действует как доминанта, определяющая жанр, язык, композицию, характеры действующих лиц и другие особенности «Бориса Годунова».
«Борис Годунов» является первым произведением Пушкина, основанным на исторических источниках. Само существование
1986.
4 Бочкарев В.Л. Трагедия Л.С. Пушкина «Борис Годунов» и отечественная литературная
традиция. Самара: Изд-во СамПІИ, 1993.
44 Москвичева Г.В. Некоторые вопросы жанровой специфики трагедии Л.С. Пушкина «Борис
Годунов»// Болдинскис чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1986. С. 57.
документальных источников предполагает установку автора на правдивое изображение истории . Именно в этом заключается существенное отличие трагедии от предыдущего творчества поэта. В этом смысле Б.В. Томашевский утверждал, что трагедия Пушкина «знаменует новую стадию в обращении к исторической теме», так как «от предшествующего времени этот этап отличается принципом исторической верности»46.
Пушкин сам не раз подтверждал свое стремление к правдивому воспроизведению прошлого. Эта его установка на историческую верность и его воззрения на драматическое искусство (и русскую литературу вообще) нашли четкое и окончательное выражение в незавершенной статье о драме М.П. Погодина «Марфа посадница» (1830):
Драматический поэт, беспристрастный, как судьба, должен был изобразить столь же искренно, сколько глубокое, добросовестное исследование истины <. . .> Он не должен был хитрить и клониться на одну сторону, жертвуя другою. Не он, не его политический образ мнений, не его тайное или явное пристрастие должно было говорить в трагедии, но люди минувших дней, их умы, их предрассудки. Не его дело оправдывать и обвинять, подсказывать речи. Его дело воскресить минувший век во всей его истине (VII, 218).
В этом отношении Пушкин прямо противостоит классицистам, которые заставляют своих героев чувствовать, думать и говорить
45 Как известно, работая над трагедией, Пушкин в основном опирался на «Историю
Государства Российского» Н.М. Карамзина и древнерусские летописи. Кроме того, он
знакомился с книгами, вышедшими во Франции, с журналами, в которых помещались статьи о
театре и драме, и с курсом лекций Августа [Вильгельма Шлегеля «О драматическом искусстве и
литературе». 11оэт обращал внимание не только на произведения Шекспира, но и на творчество
Гете, стихи Шиллера и исторические романы Вальтера Скотта (подробно об этом см.:
Литвиненко II.Г. Пушкин и театр. М.: Искусство, 1974. С. 152-157).
46 Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашевский Ь.В. Пушкин. Работы разных лет. С.
154.
«чувствами, мыслями и языком современной автору эпохи, а не исторической действительности» . Поэт далек от «беспечности классиков, допускавших полный произвол в своих поэмах и трагедиях на
исторические темы» и от их нравоучений. Что действительно должно быть правдивым в трагедии, так это достоверность положений и диалогов, которые вызывают ощущение, что люди в ней выражают свои собственные, а не авторские взгляды и убеждения. Для Пушкина историческая правдивость является обязательной даже в деталях. В этом смысле Кэрил Эмерсон называет пушкинскую трагедию «правдивой пьесой»49. Но драматический поэт обращал внимание не только на историческую точность деталей, но и на передачу духа того времени. Отмечая своеобразный историзм Пушкина, Б.В. Томашевский пишет, что поэт «старался восстановить не столько истинное сцепление обстоятельств, сколько тот колорит эпохи, национальное своеобразие, "дух времени", который и придавал произведению характер исторической подлинности» . Сам Пушкин сначала назвал «Бориса Годунова» «романтической трагедией». Так, в письме П.А. Вяземскому 13 июля 1825 года он сообщает: «Покамест, душа моя, я предпринял такой литературный подвиг, за который ты меня расцелуешь: романтическую трагедию!» (X, 153). Но поэт вскоре осознает, что «романтизм» понимается слишком произвольно и смутно. В том же году в отрывке «О поэзии классической и романтической» он так об этом пишет:
Наши критики не согласились еще в ясном различии между родами классическим и романтическим. Сбивчивым понятием о сем предмете обязаны мы французским журналистам, которые
47 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 423.
48 Томашевский Б.В. Пушкин. Т. II. М.: Худож. лит-ра, 1990. С. 158.
Эмерсон Кэрил. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. С. 116.
50 Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. С. 154.
обыкновенно относят к романтизму всё, что им кажется ознаменованным печатью мечтательности и германского идеологизма или основанным на предрассудках и преданиях простонародных: определение самое неточное (VII, 32-33).
Пытаясь уточнить понятия классического и романтического родов, поэт предлагает рассматривать произведение не только по «духу», но и по «форме». К классическому роду он относит такие жанры, которые известны были грекам и римлянам: эпопею, дидактическую поэму, трагедию, комедию, оду, сатиру, послание, пройду, эклогу, элегию, эпиграмму и басню. А к поэзии романтической он причислял те, которые не были известны древним и заменены другими. Мы видим, что в пушкинском определении романтизма очень важны формальные изменения. Поэтому Кэрил Эмерсон осмысляет романтическое у поэта через понятия «остраненное» и «неизведанное», введенные формалистами51.
Между тем Пушкин нашел для своей трагедии более точное определение «истинный романтизм». Так, 30 ноября 1825 года Пушкин пишет А.А. Бестужеву: «Я написал трагедию, и ею очень доволен; но страшно в свет выдать — робкий вкус наш не стерпит истинного романтизма» (X, 192). И спустя несколько лет, в 1828 году в «Письме к издателю "Московского вестника"» поэт решительно заявляет:
Отказавшись добровольно от выгод, мне представляемых системою искусства, оправданной опытами, утвержденной привычкою, я старался заменить сей чувствительный недостаток верным изображением лиц, времени, развитием исторических характеров и событий, — словом, написал трагедию истинно романтическую (VII, 72-73).
51 Эмерсон Кэрил. «Порис Годунов» А.С. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. С. 117.
В «верном изображении лиц, времени», правдивом «развитии исторических характеров и событий» исследователи усмотрели не что иное как реализм в искусстве. Рассмотрение «истинного романтизма» как «реализма» является общепринятым в изучении драматургии Пушкина. Некоторые исследователи даже объясняли выбор поэтом определения «истинный романтизм» несуществованием в те времена термина
«реализм» .
Но A.M. Гуревич в своем исследовании о «пушкинской концепции
романтизма» утверждает, что все-таки «истинный романтизм»
окончательно реализмом назвать нельзя. С его точки зрения, «пушкинский
принцип исторической и психологической достоверности. . . не
предполагает изображения действительности в ее социально-типичных
чертах, а человеческой личности — в ее общественно-исторической
обусловленности. Он носит более общий, универсальный характер. Под
верностью характеров поэт обычно подразумевает точное изображение
страстей и душевных движений. . . Все это опять-таки тесно связывает его
взгляды на "истинный романтизм", на "поэзию действительности" с
эстетическими традициями, предшествовавшими конкретно-
историческому реализму XIX столетия, и прежде всего — с собственно романтической эстетикой». Стало быть, на взгляд Гуревича, «истинный романтизм» вернее было бы характеризовать как «переход к реализму», как подготовительный, ранний этап реалистической эстетики»53. Но как бы ни осмысляли «истинный романтизм» Пушкина, главное, что его новый жанр, выходящий за рамки старой системы, ориентирован на «верное изображение лиц, времени».
Прочитав X и XI тома «Истории Государства Российского», Пушкин
52 См.: Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 474; Штейн Л. Пушкин и Шекспир// Шекспировские чтения. 1976. М.: Наука. 1977. С. 164.
51 Гуревич Л.М. Пушкинская концепция романтизма // Известия ЛИ СССР. Серия лтерагуры и языка. Т. 36. № 3. Май-июнь. М.: Наука, 1977. С. 243.
писал В.Л. Жуковскому в письме от 17 августа 1825 года: «Что за чудо эти 2 последние тома Карамзина! какая жизнь! это злободневно, как свежая газета» (X, 173). В «Истории» внимание поэта привлекало и его волновало сходство прошлого и настоящего. Именно это сходство привело Пушкина к выбору событий Смутного времени для сюжета своей трагедии.
Но нельзя принимать изображение прошлых событий как намек на современность. Об этом пишет Г.О. Винокур: «То чувство злободневности, которое испытывал Пушкин при чтении X и XI томов "Истории Государства Российского", очевидно, объясняется тем, что Пушкин находил в них факты, сходные с теми, которых сам был свидетелем во время царствования Александра I: тот же образ гуманного и просвещенного монарха вначале, та же подозрительность и жестокость к заподозренным впоследствии. . . Можно думать, что именно эта аналогия побудила Пушкина окончательно остановиться на Борисе Годунове как на теме своей трагедии, после того как он пытался избрать своим героем Пугачева и Стеньку Разина.. . Из этой аналогии не следует делать никаких выводов относительно интерпретации самого текста "Бориса Годунова" — бесплодно было бы видеть в нем конкретные намеки именно на царствование Александра I»54. Это утверждение комментатора стало аксиомой в изучении трагедии . В этой связи Б.В. Томашевский называет метод создания пушкинской трагедии «принципом исторических аналогий»56, обусловленным стремлением поэта к «исторической истине».
Пораженный сходством прошлого и современности, Пушкин решил «облечь в драматические формы одну из самых драматических эпох новейшей истории» (VII, 164). В соответствии с поставленной задачей
54 Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин Л.С. Поли. собр. соч. Т. VII. С.
477.
55 Например, разделяют это мнение СМ. Бонди и Г.Л. Гуковский. См.: Бонди СМ.
Драматургия Пушкина // Бонди СМ. О Пушкине. С. 198-200; Гуковский Г.Л. Пушкин и
проблемы реалистического стиля. М.: Худож. лит-ра, 1957. С. 11-13.
56 Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. С.
154.
правдиво «воскресить минувший век» он выбрал драматическую форму, в которой авторская позиция прямо не выражается, а скрывается за словами действующих лиц и сюжетной композицией. Обращая внимание на интерес Пушкина к драматургии и к театру, Д.Д. Благой пишет об особенностях драматического жанра: «Драматургическая форма сама по себе дает исключительно много возможностей для верного, широкого, правдивого и, главное, непосредственного изображения действительности, человеческих отношений. Писатель-драматург не рассказывает о жизни, а наиболее непосредственно показывает ее в образах действующих лиц, каждое из которых должно говорить само за себя, чувствовать и поступать в соответствии со своим особым характером. Благодаря этому сложность и многообразие людей и их взаимоотношений могут быть изображены им с особой полнотой и силой, в особенности, поскольку пьеса ставится на сцене, воплощается в наглядные осязаемые образы действительно живых людей, которых мы и в самом деле видим и слышим на театральных подмостках»57 (разрядка Д.Д. Благого). Словом, драматический жанр оказался для Пушкина наиболее подходящим для достоверного воплощения жизни.
Работая над своей трагедией, поэт разрушил не только единство времени и места, но и «единство слога». По Пушкину, это четвертое, неписаное, единство классицистической трагедии (VII, 72). Отказавшись от искусственного, «чопорного», исполненного «смешной надутости» языка французских классиков (VII, 214), русский драматург создал такую пьесу, в которой «каждый говорит своим "слогом", своим собственным, особым языком, соответствующим и его социальному положению и вместе с тем
его индивидуальному характеру» . Теперь создалась первая русская трагедия, «в которой декламация перестает быть основным и
57 Платой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 413.
58 Там же. С. 426.
главенствующим принципом драматического языка» . В ней речь действующих лиц имеет одну цель: «характеризовать эпоху, психику и бытие людей на Руси начала XVII века»60.
Итак, своеобразные черты пушкинской трагедии, в том числе отказ от классицистических правил, «принцип исторических аналогий», оригинальность жанра, живость языка, дифференцирование сцен, появление народа на исторической арене, подвергаемая сомнению театральность, многоликость персонажей так или иначе проистекают из авторской программы, направленной на правдивое изображение минувшего века. Это стремление поэта настолько сильно, что становится основой и дальнейшего его творчества.
«Борис Годунов» является первым крупным произведением Пушкина на историческую тему, которым открывается целый ряд таких художественно-исторических его произведений, как «Полтава», «Лрап Петра Великого», «Рославлев», «Медный всадник», «Капитанская дочка», «Сцены из рыцарских времен». Драма Пушкина, которая отличается и от трагедии классицизма, и от шекспировской трагедии, и от западноевропейской историко-романтическои драмы Шиллера и Гюго, оказала огромное влияние на современную автору литературу, прежде всего на историческую драматургию61. Но ее влияние видно и в произведениях самого Пушкина 1830-х годов.
Нужно отметить, что основной текст «Бориса Годунова», как известно, был завершен 7 ноября 1825 года, но работа над ним продолжалась и
59 Винокур ПО. Язык «Бориса Годунова» // Винокур ПО. Избранные работы но русскому языку.
М.: Учпедгиз, 1959. С. 303.
60 Гуковскнн Г.Л. Пушкин и проблемы реалистического стиля. С. 56. Язык «Бориса Годунова»
анализировали Д.Д. Благой (Творческий путь Пушкина [1813-1826]. С. 425-436), ПО. Винокур
(Язык «Бориса Годунова» // Винокур ПО. Избранные работы по русскому языку. С. 310-325),
ПЛ. Гуковский (Пушкин и проблемы реалистического стиля. С. 55-64) и ЛЛ. Слонимский
(Мастерство Пушкина. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1963. С. 490-496).
61 О воздействии «Бориса Годунова» на русскую историческую драматургию первой половины
1830-х годов см.: Ссрман И.З. Пушкин и русская историческая драма 1830-х годов // Пушкин.
Исследования и материалы. Т. VI. С. 118-149.
позднее, окончательная же редакция сложилась лишь в 1829 году. Пушкин намеревался писать предисловие к печатному изданию трагедии, в котором он хотел изложить свой взгляд на задачи и законы романтической драматургии. Первый вариант такого предисловия был написан в Арзруме и датирован 19 июля 1829 года62. «Пушкин отказался от мысли о предисловии вероятно только к концу того периода, который отделяет разрешение царя на напечатание трагедии от ее выхода в свет (май — декабрь 1830 г.). За это время Пушкин несколько раз принимался писать предисловие, причем задумывал его по-разному»63. Таким образом, с конца 1824 года, когда началась работа над трагедией, по 1830 год, когда поэт оставил мысль о предисловии к ней, «Борис Годунов» не уходил из его творческих планов. Поэтому можно сказать, что отголоски трагедии в произведениях поэта 1830-х годов в известной степени естественны и закономерны.
Так, установка на достоверное изображение эпохи, размышления поэта о предназначении писателя, переданные в образе Пимена, принципы сюжетного построения, а также мотивы народной мифологии и истории самозванства продолжают разрабатываться в последующих созданиях Пушкина. Кроме того, представление автора о личности властителя, отраженное в трагедии, тоже получает дальнейшее развитие. Проблематика драмы Пушкина таким образом продолжает существовать и в других его произведениях, что показывает эволюцию его литературного мировоззрения после завершения «Бориса Годунова». Но, несмотря на огромное количество исследовательских работ о пушкинской трагедии, «генетическая» связь с ней произведений 1830-х годов не получила до сих пор достойного освещения. Этим и обусловлена актуальность темы исследования.
6" Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин Л.С. Поли. собр. соч. Т. VII. С.
424.
w Там же. С. 434.
Материалом исследования в настоящей работе являются «Борис Годунов» (1825) и такие произведения, как «Повести Белкина» (1830), «История села Горюхина» (1830), «Анджело» (1833) и «Капитанская дочка» (1836), образы и мотивы которых берут начало в пушкинской трагедии и развиваются в них.
В связи с этим общая цель диссертации заключается в описании эволюции мотивов и образов трагедии Пушкина, а также эволюции его литературного мировоззрения от «Бориса Годунова» к «Капитанской дочке». В соответствии с поставленной целью выдвигаются следующие три задачи исследования:
— проследить влияние образа летописца на образы автора в
«Повестях Белкина» и «Капитанской дочке»!
— исследовать отражение народной мифологии в «Борисе Годунове» и
в «Анджело»;
— сопоставить две истории самозванства (сюжетное построение,
образы самозванцев и царей), представленные в трагедии «Борис Годунов»
и в историческом романе «Капитанская дочка».
Комплексное решение поставленных задач, предпринимаемое впервые, определяет научную новизну данной работы.
Теоретико-методологической основой диссертации послужили исследования Д.Д. Благого, СМ. Бонди, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, ПА. Гуковского, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Б.С. Мейлаха, Ю.Г. Оксмана, И.З. Сермана, Л.С. Сидякова, Б.В. Томашевского, К.В. Чистова, В.Б. Шкловского, В. Шмида и др. В диссертации использованы теоретико-литературный и историко-литературный подходы, а также элементы структуралистского анализа.
Апробация работы состоялась в стенах МГУ им. М.В. Ломоносова. Основные положения и выводы диссертации нашли отражение в четырех публикациях автора и излагались в выступлениях на Ломоносовских
чтениях (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2003, 2004).
Структура диссертации. Работа состоит из вступления, двух глав, заключения и библиографии.
Образ Пимена
После СП. Шевырева, современника Пушкина, который усматривал в сцене Чудова монастыря «целое, особое произведение» , не раз отмечались ее законченность и целостность. Это свойство особенно подчеркивается построением сцены. Она начинается описанием фигуры Пимена, пишущего летопись, которая включает в себя историю убиения младенца-царевича: «Пимен (пишет перед лампадой)» (V, 231). Л сцена заканчивается словами Григория, осмысляющего значение этого написания:
Борис, Борис! всё пред тобой трепещет, Никто тебе не смеет и напомнить О жребии несчастного младенца, — А между тем отшельник в темной келье Здесь на тебя ДОЕЮС ужасный пишет: И не уйдешь ты от суда мирского, Как не уйдешь от Божьего суда (V, 238). Начинаясь одним действием, заканчиваясь подытоживающей его формулировкой, сцена с летописцем приобретает наглядную симметрическую законченность. Несмотря на непродолжительное присутствие его на сцене, жизнь Пимена представляется в ее яркой и конкретной полноте. Он стоит перед нами с конкретной своей биографией и воззрением на ценность жизни. В словах Григория изображается его «младость»: Как весело провел свою ты младость! Ты воевал под башнями Казани, Ты рать Литвы при Шуйском отражал, Ты видел двор и роскошь Иоанна! (V, 233-234) Как отмечает Д.Д. Благой, участвуя во взятии Казани, Пимен понял «ничтожность мирских сует» в той беспощадной борьбе, которую Иван IV повел с княжатами и родовитым боярством. Пимен, видимо, не сочувствовал этому политическому кругу . Может быть, разочаровавшись в политической деятельности, Пимен ушел в монастырь: «Я долго жил и многим наслаждался, / Но с той поры лишь ведаю блаженство, / Как в монастырь Господь меня привел» (V, 234). Поскольку в советское время официозная идеология идеализировала Ивана Грозного, и его массовый террор и безудержная жестокость не могли оцениваться с моральной точки зрения в эпоху массовых сталинских репрессий, Д.Д. Благой весьма осторожно упоминает о политических причинах ухода Пимена в монастырь. В то же время для Пушкина это бесспорно имело важное значение, и не только по соображениям гуманности и морали. Как известно, Пушкин считал родовую аристократию важным элементом национальной жизни, ибо она не зависела от власти. Разумеется, эта общая точка зрения не мешала Пушкину трезво оценивать отдельных лиц и их политическое поведение в моменты кризиса, что в полной мере отразилось в трагедии «Борис Годунов».
Тем временем Пушкин, который для своего летописца взял у Н.М. Карамзина только имя4, сам говорит о его характере в «Письме к издателю "Московского вестника"»: «Характер Пимена не есть мое изобретение. В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях: простодушие, умилительная кротость, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, можно сказать набожное, к власти царя, данной им Богом, совершенное отсутствие суетности, пристрастия — дышат в сих драгоценных памятниках времен давно минувших, .. . Мне казалось, что сей характер всё вместе нов и знаком для русского сердца; что трогательное добродушие древних летописцев, столь живо постигнутое Карамзиным и отраженное в его бессмертном создании, украсит простоту моих стихов...» (VII, 74).
Из слов Пушкина — «совершенное отсутствие суетности, пристрастия» — и описания Григорием облика летописца — «Все тот же вид смиренный, величавый. / Так точно дьяк, в приказах поседелый, / Спокойно зрит на правых и виновных, / Добру и злу внимая равнодушно, / Не ведая ни жалости, не гнева», — с одной стороны, сложилось представление о Пимене как о человеке бесстрастном, одинаково спокойно относящемся к добру и злу. С другой стороны, это мнение опровергалось последующим ходом сцены, то есть его осуждением Бориса за «злое дело». Пимен не бесстрастен в своих оценках. Он называет опричников «гордыми любимцами» царя и явно осудительно «кромешниками», что означает «обитателей тьмы кромешной и грешников»5. Более того, когда Пимен переходит от рассказа об Иване Грозном и его «смиренном» сыне к «злому делу», «кровавому греху», свершенному Борисом, спокойный тон его речи резко меняется. Тут Пимен решительно осуждает злодеяние.
Но здесь нужно отметить то, что вообще летописцу свойственна этическая оценка. Он не только передает факт, но и «по-своему раскрывает его этический смысл»6. Он то осуждает злодеяние, то скорбит о смерти невинного, то восхваляет подвиги царей. Летописец «неравнодушен к добру и злу, но он смотрит на все происходящее со своей высокой, нивелирующей все точки зрения» . По своему характеру Пимен не безразличен к злодеяниям. Его сознание объективировано в том смысле, что оно лишено всякой суетности, личностных страстей.
Обычно исследователи видят значимость монастырской сцены в том, что «под пером летописца рождается самозванство»8. Поэтому сцену с летописцем можно назвать исходным началом всей трагедии. В этой связи Б.М. Эйхенбаум утверждает, что «действие трагедии оказывается прямым продолжением записанного Пименом "последнего сказанья" (или, по черновому тексту, — "ужасного преданья") об убиении царевича Димитрия»9. Отмечая, что наличие нескольких независимых точек зрения формирует художественный смысл трагедии, М.Я. Поляков тоже разделяет это мнение. Он пишет, что именно точка зрения Пимена — это как бы начало, «определяющее весь ход драмы, та точка зрения автора, которую он принял при организации повествования» . Не случайно, что при сценических воплощениях пушкинской трагедии ее содержание часто представляется как воспроизведение записанного Пименом в его летописи. Хотя летописец выступает единственный раз и непродолжительно, по наблюдению Б.М. Энгельгардта, он «освещает все произведение, придает ему особый величаво-спокойный колорит и бросает длинную тень на всех действующих лиц»11.
Роль Пимена важна не только тем, что он невольно наталкивает Григория на мысль о самозванстве и этим определяет весь ход драмы, но и тем, что он отражает представление Пушкина о настоящем поэте как летописце. В средневековье летописец был лишь «посредником», «исполнителем» и «переписчиком», который верно повторял «авторитетный», т. е. Богом вдохновенный текст12. Для Пимена писать летопись — это значит исполнять волю Бога. В этом он видит самую главную цель и смысл своей жизни: Исполнен долг, завещанный от Бога Мне, грешному. Недаром многих лет Свидетелем Господь меня поставил И книжному искусству вразумил; (V, 231) Образ летописца, передающего волю провидения, накладывается на образ поэта-пророка в стихотворении Пушкина «Пророк»: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей» (II, 339). При этом для летописца важно не то, как он создает сочинение13, а то, насколько он верно воспроизводит историческую эпоху. Итак, предназначение летописца Пимена — писать и истинно свидетельствовать о том, что он наблюдал в жизни, т. е. об исторических событиях. Именно для этого Бог дал ему грамотность.
Образ Белкина
В 1824 году в 3-ей главе романа в стихах Пушкин изъявлял свое желание стать прозаиком: Быть может, волею небес,
Я перестану быть поэтом, В меня вселится новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы; Тогда роман на старый лад Займет веселый мой закат. Не муки тайные злодейства Я грозно в нем изображу, Но просто вам перескажу Преданья русского семейства, Любви пленительные сны Да нравы нашей старины (V, 61).
Мечта поэта нашла осуществление в его первом законченном прозаическом произведении «Повести Белкина» в 1830 году. В них образ Пимена перевоплощается в образ Ивана Петровича Белкина. «Летописец» нового поколения вместо «мук тайных злодейства», изображенных в «Борисе Годунове», пересказывает «преданья русского семейства, любви пленительные сны да нравы нашей старины». История (history) Пимена о судьбе государства сменяется историей (анекдотами) Белкина о жизни отдельных людей. Такое изменение характера летописца и предмета его письма прямо отражается в общем эпиграфе к «Повестям Белкина»:
Г-жа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник. Скотинин. Митрофан по мне (VI, 77).
Но характер Белкина, человека начала XIX века, оказывается более сложным, чем характер древнерусского летописца. На роль и значение Белкина в пушкинских повестях существуют разные точки зрения. Одни ученые ставили Белкина в центре произведения, тогда как другие сводили его роль в повествовании к нулю18. Вопрос о значимости вымышленного автора в повестях прямо связан с проблемой целостности всего цикла. Как справедливо отмечает Л.В. Чернов, «в зависимости от принятия или непринятия активной роли Белкина в повествовании решается и вопрос о природе единства "Повестей Белкина"» l9. Неоднозначность Белкина допускает разнообразные интерпретации его образа. Мы постараемся объяснить разносторонность и многогранность его характера, рассматривая структуру повестей в связи с эпиграфами к каждой из них.
В отношении к эпиграфам В.В. Виноградов сделал существенное замечание об их функции в повестях: «В процессе композиционного видоизменения, варьирования образа, темы совершенно исключительную роль играют пушкинские эпиграфы. В них обычно уже заложены потенциально идеи и образы, которые потом находят разнообразное применение и отражение в стиле литературного произведения» . 1емы, мотивы или образы, появившиеся в эпиграфах, варьируясь, расширяя свое смысловое пространство в пределах основного текста повестей, развивают их сюжет и обогащают их семантику. Подобный прием переосмысления и стилистического варьирования, по мнению В.В. Виноградова, особенно характерен «для стиля Пушкина с половины двадцатых годов» .
При этом между вариациями выстраивается эквивалентное отношение. На эквивалентность как основной принцип в организации «Повестей» особое внимание обращает Вольф Шмид в своей монографии «Проза Пушкина в поэтическом прочтении: "Повести Белкина"» (СПб., 1996). Немецкий пушкинист утверждает, что «пушкинская поэзия строится на глубоком понимании законов гармонии и симметрии». Как он отмечает, «перейдя к прозе, Пушкин отнюдь не отказался от своих идеалов симметрии и гармонии. В повествовательной прозе, как и в поэзии, их основу составляют поэтико-парадигматические внутренние отношения, внутритекстовые эквивалентности»22. Далее мы рассмотрим, как принцип варьирования и эквивалентности осуществляется в болдинских повестях и какую семантику он порождает. В качестве примера проанализируем «Гробовщика» и «Барышню-крестьянку», основываясь на исследованиях В.В. Виноградова и В. Шмида. И затем применим наш анализ к объяснению образа Белкина. «Гробовщик»
Эпиграф к «Гробовщику» выбран из стихотворения Г.Р. Державина «Водопад» (1794): Не зрим ли каждый день гробов, Седин дряхлеющей вселенной?
В стихотворении Г.Р. Державина образ гроба имеет философский, возвышенный до «космического» уровня смысл, связанный с жизнью и смертью. Переходя в бытовую историю Адриана Прохорова, он лишается всякого символического значения . Гроб становится лишь изделием, товаром ремесленника. Гробовщик не сознает особенность своей работы, не отличает свои гробы от других изделий, которые отдаются напрокат и починяются. Это демонстрирует вывеска, возвышающаяся над воротами его нового жилья, изображающая «дородного Лмура с опрокинутым факелом в руке , с надписью: "Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные, также отдаются напрокат и починяются старые"» (VI, 120). «В рамках художественного мира произведения мотивировкой вывески выступает сознание гробовщика, переключающего парадоксальность своего ремесла в сферу абсурда» .
Купленный Адрианом новый дом вступает в эквивалентное отношение с фобом . Недаром гробовщик переселяется на Никитскую, взвалив свои последние пожитки «на похоронные дроги» (VI, 119). Вследствие чего в нашем сознании к представлению о новом доме присоединяется представление о смерти, что усиливается тем, что этот дом желтого цвета, которым часто изображается мертвец: «Покойница лежала на столе, желтая как воск» (VI, 125); луна освещала «желтые и синие лица» покойных гостей, пришедших к Адриану (VI, 126).
Отождествление гроба и дома подтверждается и объявлением, прибитым к воротам старой «лачужки» Прохорова, о том, что «дом продается и отдается внаймы», которое очень похоже на надпись вывески его нового дома. И покойный бригадир, пришедший на новоселье, еще раз подчеркивает параллельные отношения гроба и дома: «Видишь ли, Прохоров, все мы поднялись на твое приглашение; остались дома только те, которые уже невмочь. . .» (VI, 127). Примечательно, что переселяясь в новый дом (давно соблазнявший воображение гробовщика наконец и купленный им за порядочную сумму), он не чувствует радости: «Переступив за незнакомый порог и нашед в новом своем жилище суматоху, он вздохнул о ветхой лачужке» (VI, 119) . Тут выражение «переступить за незнакомый порог» напоминает о переходе в потусторонний мир. Связь со смертью в изображении дома, еще усиливается расположением в нем вещей. При наведении порядка в новом доме вещи для погребения занимают центральное место, а вещи, необходимые для жизни, вытесняются на задний план: «кивот с образами, шкап с посудою, стол, диван и кровать заняли им определенные углы в задней комнате; в кухне и гостиной поместились изделия хозяина: гробы всех цветов и всякого размера, также шкапы с траурными шляпами, мантиями и факелами» (VI, 119-120). «Жизнь вытеснена ремеслом, иначе говоря — смертью»28.
Таким образом, Адриан принадлежит не столько миру жизни, сколько миру смерти. По выражению В. Шмида, «гробовщик предоставляет смерти, которая его кормит, слишком большую власть над своей жизнью»29. Противоречивость его сознания и положения ярко выражается в разговоре с немецким сапожником, Шульцем. Последний говорит: «живой без сапог обойдется, а мертвый без гроба не живет». Не замечая абсурда этих слов (так как само сознание гробовщика настроено парадоксально), Адриан вполне соглашается с ним: «Сущая правда, однако ж, если живому не на что купить сапог, то, не прогневайся, ходит он и босой; а нищий мертвец и даром берет себе фоб» (VI, 122). Абсурдное сознание гробовщика, в конце концов, приводит его к приглашению покойных на его новоселье30. Пир во сне составляет параллель с праздником серебряной свадьбы Шульца.
Легенда о «возвращающемся царе-избавителе»,«Борис Годунов» и «Анджело»
Как отмечает Ю.Д. Левин, «Борис Годунов» и «Анджело» (1833) — два наиболее «шекспировских» произведения Пушкина . Так же как пушкинская трагедия, появившаяся на свет поэма «Анджело» натолкнулась на холодную реакцию критиков и долгое время находилась вне поля внимания исследователей2.
Критики считали «Анджело» «вещью странной и загадочной»3, затруднялись «определением намерений поэта при переложении в рассказ шекспировской поэмы "Measure for measure" ("Мера за меру")»4. И часто сводили цель создания поэмы к решению чисто художественной задачи. Например, П.В. Анненков видел главную задачу поэмы в преобразовании драматической формы в эпическую5. А Б.В. ТомашевскиП писал, что «Пушкин хотел присвоить своему эпосу приемы психологического развертывания образа героя» , которые были применимы к его драматическим произведениям. Однако поворотом в изучении поэмы послужил доклад Б.С. Меилаха на XVI Всесоюзной пушкинской конференции в 1964 году7. В отличие от своих предшественников он определил поэму Пушкина как поэму, имеющую «историко-философскую и этическую актуальность проблематики» . На взгляд Б.С. Меилаха, центральная проблема поэмы заключается в сущности тирании, неограниченной власти деспота, в отношениях власти и народа, догмы карающего закона и живого человеческого чувства9.
После Б.С. Меилаха точка зрения на поэму как актуальную и политическую не подвергается сомнению. Так, 10.М. Лотман подтверждает политическую актуальность проблематики «Анджело» на основе связи сюжета поэмы с легендами, распространенными при жизни Пушкина10. Также соглашаясь с мнением Б.С. Меилаха, ІО.Д. Левин считает центральную проблему пушкинской поэмы политической11. И, в основном разделяя воззрения своего предшественника, С.А. Фомичев прослеживает связь поэмы с наследием философской просветительской повести XVIII века . Наконец, по-своему углубляя политические воззрения на поэму, Г.П. Макогоненко отмечает, что в «Анджело» показывается «бессилие не только деспотии, но и просвещенного абсолютизма строить и проводить политику на основании справедливости и человечности»13.
Среди указанных выше исследований работа Ю.М. Лотмана, привлекающая наше внимание, дает нам возможность рассмотреть поэму в более широком историческом и социальном аспекте14. Он старается уяснить очень важные вопросы: чем привлекла Пушкина комедия английского драматурга, в чем поэт видел ее актуальность для своего времени и какую структуру имеет сюжетная организация «Лнджело».
Ю.М. Лотман усматривает в сюжетной схеме «Меры за меру» мифологическую основу: разложение жизненного порядка — уход властителя, возглавляющего этот порядок — появление псевдоспасителя — возвращение бывшего властелина как истинного спасителя. Ученый предполагает, что именно мифологические элементы в сюжетной линии «Меры за меру» могли бы ассоциироваться с легендами о смерти Александра I, распространенными в начале 1830-х годов. Версии легенд, как пишет исследователь, сводятся к общему виду: государя хотели убить, а он скрылся и странствует в «сокрытии». Анализируя те моменты в комедии Шекспира, которые не нашли места в поэме Пушкина «Анджело», Ю.М. Лотман утверждает, что Пушкин их заметил, и что он воспринял «Меру за меру» как остроактуальное произведение, но опустил их, так как они явно перекликались с современными ему событиями. Выяснение причин обращения поэта к шекспировской комедии привело исследователя к раскрытию структурной композиции поэмы. Он выделяет в ее сюжетной организации три структурных пласта: новеллистический пласт, народно-мифологический пласт, эпизоды, связанные с политической концепцией «власти» и «милосердия». Ю.М. Лотмаи старается показать, как в поэме Пушкина различные идейно-сюжетные пласты органически переплетаются.
Между прочим, сама легенда о «возвращающемся царе-избавителе» появилась в России в Смутное время, которое составляет исторический фон событий в «Борисе Годунове» 5. Наша задача — рассмотреть, каким образом в пушкинской трагедии проявляются и как влияют на ход исторического процесса мифологические представления народа. Этот подход позволит нам более объективно оценить характер народного мышления в «Борисе Годунове», который столь важен в смысловой конструкции трагедии. Он же позволит оттенить выраженные в ней исторические воззрения поэта. Эти воззрения мы сопоставим с более поздними взглядами поэта, отраженными в поэме «Лнджело», в которой Пушкин опять обращается к народной мифологии.
Одна из главных задач Пушкина в «Борисе Годунове» — «воскресить минувший век во всей его истине» (VII, 218). Он стремился правдиво восстановить быт, нравы, язык и склад ума людей прошлого времени. Отметим, что важную черту сознания людей минувшего века современники Пушкина видели в «вере в чудесное»16.
Часто не обращая внимания на эту особенность народа в трагедии Пушкина, советские исследователи устойчиво подчеркивали революционность его натуры, бунтующей против самодержавия. Этим можно объяснить, почему люди восстали против Бориса, но нельзя решить вопрос, почему люди поддерживали самозванца. Это объясняется любовью народа к чудесам и легендам.
Веру народа в чудеса отмечал И.З. Серман 7. С точки зрения советских исследователей, пишет И.З. Серман, центральным героем трагедии признается народ и ее основной конфликт состоит в разладе между народом и властью. Но, утверждая, что конфликт между самодержавием и народом — позднее явление, появившееся в XX веке, исследователь опровергает сложившийся стереотип.
История самозванства: «Борис Годунов» и «Капитанская дочка»
Воссоздавая период самозванства в «Борисе Годунове», Пушкин стремится прежде всего к исторической достоверности, правдоподобию; это же художественное кредо поэта обнаруживается и в его последующих произведениях. Работая над трагедией, для правдивого изображения минувшего века поэт впервые в своем творчестве опирается на документальные данные. Как известно, взяв определенную часть эпохи от возведения Бориса Годунова на престол до воцарения самозванца из «Истории Государства Российского» Н.М. Карамзина, Пушкин дал ей художественное воплощение в своей трагедии. Поэтому П.Л. Вяземскому, который просил ее плана, поэт посоветовал читать тома исторического труда Н.М. Карамзина: «Ты хочешь mancft возьми конец десятого и весь одиннадцатый том, вот тебе и /пан» (X, 182). Сверх того он обращается и к древнерусским летописям. Затем при работе над «Полтавой» (1829) писатель опять основывается на письменных источниках. в творчестве поэта 1830-х годов соблюдение исторической верности еще усиливается. Больше не доверяя готовому документальному материалу, Пушкин сам берется за самостоятельное изучение отечественной истории. Углубляясь в тщательное изучение документальных данных, доступных ему в государственных и частных архивах, собирая устные свидетельства живых очевидцев, поэт пишет «Историю Пугачева». Впоследствии он характеризует свою исследовательскую работу такими словами: «Я прочел со вниманием всё, что было напечатано о Пугачеве, и сверх того 18 толстых томов in folio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою» (VIII, 392). На основе «Истории Пугачева» создавалась «Капитанская дочка», при написании которой, естественно, широко использовались все выше указанные сведения44.
Следование Пушкина за исторической достоверностью и в трагедии, и в романе рождает своеобразные черты этих двух произведений. В набросках предисловия к «Борису Годунову» Пушкин выражает свое стремление к точному изображению минувшего времени: «По примеру Шекспира я ограничился развернутым изображением эпохи и исторических лиц, не стремясь к сценическим эффектам, к романтическому пафосу и т. п. . . .» (VII, 732). Это заявление означает, что он старается «изображать историческое событие таким, каким оно было, не втискивает его в узкие рамки одного конфликта, предшествующего катастрофе, а рассматривает последовательно от возникновения до завершения»45.
Отвергая традиционные театральные нормы, поэт создал своеобразную драматургическую систему, подходящую к исторической и психологической правде. Как утверждает СМ. Бонди, ради точного художественного воплощения минувшей жизни, он сознательно пожертвовал сильными средствами воздействия на зрителя: Пушкин «отказался от единого главного героя, вокруг которого могло бы группироваться действие, от четко выраженной коллизии, показа борьбы с людьми или иными препятствиями, которую вел бы герой, вообще от отчетливой интриги, которая, развиваясь в неожиданных перипетиях, поддерживала бы интерес и волнения зрителей. Он отказался от стройной и простой, столь удобной и привычной для зрителя композиции классической трагедии, от длинных, специально написанных сцен, диалогов и монологов, помогающих исполнителю раскрыть перед зрителем данный образ во всей его полноте, и т. д.» 6. Поэтому трагедия Пушкина не является драмой о царе Борисе Годунове или о Григории Отрепьеве, а драмой, показывающей прошлую эпоху в ее последовательном развитии без всяких драматических эффектов. В этом смысле Д.Д. Благой называл главным действующим лицом пушкинской драмы «историческую эпоху — Русь конца XVI - начала XVII века»47.
Однако В.Г. Белинский в отсутствии «страстей», «борьбы» и «действий» видел «один из первых и главных недостатков драмы Пушкина». Критик определяет «Бориса Годунова» совсем не драмой, а «эпической поэмой в разговорной форме»48. Подобную характеристику пушкинской трагедии повторяют и последующие исследователи: «трагедия по своей структуре и "образу мыслей" оказалась ближе к эпосу, чем к драме» .
Между тем СМ. Бонди решительно возражает против мнения исследователей, которые считают свойства трагедии недостатками, даже сомневаются в ее сценичности. С его точки зрения, то что в трагедии «нет резко очерченной драматической коллизии, что содержание драмы составляют не столько борьба, сколько развертывание событий», — все это не лишает «Бориса Годунова» драматических свойств, «если только не понимать драматичность, театральность слишком узко». Ряд свойств пушкинской драматургии, отмечает СМ. Бонди, позже вошел в обиход европейского театра и обнаруживается в драмах Чехова, Горького .
Как при создании своей трагедии поэт отказывается от готовых драматических норм и создает новую систему «правдивой пьесы», так и при написании «Капитанской дочки» он, отойдя от установленных романтиками принципов исторического романа, создает его новый тип, отличающийся своей простотой и естественностью. Строго соблюдая историческую верность, писатель избегает романтических эффектов, мелодраматической патетики стиля, сложной интриги, занимательных запутанных ситуаций, то есть средств, часто применяемых современными ему романистами. Исторические события и исторические лица изображаются коротко и скромно без излишних украшений, что частично отражает характер повествователя, дворянского недоросля, с которым происходили описанные события.
