Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Болдинское творчество А.С.Пушкина: структурообразующие факторы идейно-художественной системы 21
1. Понятие «Отношение» в функциональной системности болдинского наследия поэта 21
2. Понятие «Эстетическое единство» и системность болдинского наследия 49
ГЛАВА II. Нравственно-эстетические координаты «Повестей Белкина» как цикла 73
1. Единство нравственно-философской проблематики «Повестей Белкина» 73
2. Образ Ивана Петровича Белкина как структурообразующий фактор 107
ГЛАВА III Идейно-художественные функции «Маленьких трагедий» в структуре болдинского творчества А.С. Пушкина 123
1. Этико-художественный контекст «Маленьких трагедий» 123
2. Системообразующие функции «сквозного» образа «Маленьких трагедии» 155
Заключение 171
Библиография 175
- Понятие «Отношение» в функциональной системности болдинского наследия поэта
- Понятие «Эстетическое единство» и системность болдинского наследия
- Единство нравственно-философской проблематики «Повестей Белкина»
- Этико-художественный контекст «Маленьких трагедий»
Введение к работе
Творчество А.С.Пушкина первой Болдинской осени - «три месяца пушкинских трудов, освещенные ослепительно ярким и ровным огнем вдохновения»,1 - пожалуй, остается и сейчас одной из величайших загадок в пушкиноведении. «До сих пор проблема болдинской осени остается нерешенной»2, - категорично заявила в середине шестидесятых А.Г. Гукасова, анализируя в своей монографии «Болдинский период в творчестве А.С.Пушкина» практически все концептуальные основы исследований указанного периода творчества поэта едва ли не за сто лет. При этом исследователь отметила, что «тенденция к обобщающему осмыслению болдинского творчества* ярко выявилась в конце XIX и в начале XX в. <...> но все попытки осмыслить болдинское творчество сводились обычно к указаниям на узко биографические факты...»
И сегодня говорить о полной и достаточно всесторонней изученности творчества Пушкина «болдинской поры» как единого целого представляется преждевременным. Рассмотрение болдинского творчества в функционально-целостном аспекте, системно-концептуальный подход к художественному сознанию Пушкина плодотворной осени 1830-ого года вряд ли можно отнести к сложившимся направлениям современной пушкинистики. Исследовательские поиски подобного характера находятся в фазе своего научного, методологического становления. Этим определяется актуальность данной работы. 1 Грехнев В.А. Болдинская лирика А.С.Пушкина. - Горький, 1980. - С.З.
Гукасова А.Г. Болдинский период в творчестве А.С.Пушкина. - М., 1973. - С.5. * Здесь и далее курсив в цитируемых текстах наш - СП.. Авторский курсив выделяется жирным шрифтом. 3 Гукасова А.Г. Указ. соч. - С.5
Следует отметить, что большинство пушкиноведов, исследовавших болдинское творчество поэта, признавали своего рода художественную целостность, организованность всего созданного Пушкиным осенью 1830-го посредством особой поэтики «сцеплений» различных, в том числе и жанровом отношении, произведений, связующих мотивов, комплексных образов; то есть имплицитно, как нам представляется, допускали возможность функциональной системности болдинского творчества Пушкина как единой художественной структуры1.
В этой связи, прежде всего, следует выделить ряд статей Р.Н. Поддубной, рассматривающей болдинское творчество А.С. Пушкина как проблемно-художественный цикл2; а таюке проницательное исследование Г.В.Краснова «Пушкин. Болдинское страницы», где автор, по сути, репрезентирует болдинское творчество как художественное произведение: «В... письме к Плетневу (от 9 сентября 1830 года) - своего рода завязка первой болдинской осени <...> Феноменальность болдинско-пушкинского мира - в эстетическом единстве произведений, разных по жанрам, темам, 1 В этой связи, кроме уже названных работ, укажем еще: Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826 - 1830). - М., 1967; Макогоненко Г.П. Творчество А.С.Пушкина в 1830-ые годы (1830 - 1833). - Л., 1974; Фортунатов Н.М. Эффект Болдинской осени. - Н.Новгород, 1999; Одиноков В.Г. Проблемы поэтики и типологии русского романа XIX века. - Новосибирск, 1971; Дарский Д.С. «Маленькие трагедии» Пушкина. - Московская художественная печатня, 1915; Осповат Л.С. «Каменный гость» как опыт диалогизации творческого сознания. // Пушкин: исследования и материалы. - СПб., 1995. - С.26-54; Тюпа В.И. Притча о блудном сыне в контексте «Повестей Белкина» как художественного целого. // Болдинские чтения. - Горький, 1983. - 67-82; Иванчикова В.В. «История села Горюхина» А.С. Пушкина в контексте литературных и исторических интересов поэта 30-х годов. - Саратов, 1994; Paul Debretseny. The Other Pushkin. A Study of Alexander Pushkin's Prose Fiction. Stanford Univ. Press. - California, 1983.
Поддубная Р.Н. Творчество Пушкина болдинской осени 1830 года как проблемно-художественный цикл. Сентябрь. Статья первая. Studia rossika. posnaniensia, zet zit XII - 1979. Poznan, 1980. - P.3-34. по своей поэтической генетике <...> Художественный анализ человеческого величия или величия человека составляет пафос Болдинского творчества Пушкина»1.
Интуитивно воспринимается «болдинская библиотека» как единое оригинальное художественное образование Н.К. Геем, полагавшим, что «самым ранним эпиграфом к болдинским творениям осени 1830 года становятся «Бесы»» , а также Н.Н. Скатовым, который, по нашему мнению, своей известной формулой: ««Повести Белкина» пишутся вместе с «Маленькими трагедиями» и явно в противопоставление им. «Маленькие трагедии» - исключительно про Запад, «Повести Белкина» - только про Россию»4 - предполагал структурно-функциональный характер болдинского творчества Пушкина и наличие в нем объектно выраженного конфликтного противоположения. В диссертационных исследованиях, особенно последних лет, посвященных «болдинским» произведениям поэта, - в той или иной степени оговаривается возможность определения болдинского периода творчества Пушкина как системного идейно-художественного единства.5
Новизна представленного в качестве диссертации исследования заключается в реализации данного подхода в виде комплексного изучения наследия Пушкина в Болдинскую осень 1830 года с точки зрения
Краснов Г.В. Пушкин. Болдинские страницы. - Горький, 1984. - С.4-24. Фомичев С.А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция. - Л., 1986. - С. 184. Терминология С.А. Фомичева в аспекте нашего исследования также представляется весьма симптоматичной. 3 Гей Н.К. Проза Пушкина: Поэтика повествования. - М., 1989. - С. 19. 4 Скатов Н.Н. Пушкин. Очерки жизни и творчества. - Л., 1991. - С. 196. 5 См. например: Астафьева О.В. Вечные образы мировой литературы и нравственные искания А.С. Пушкина 1830-ых г.г.: Автореф. ... канд. филол. наук. - Л., 1991; Лазареску О.Г. Болдинские драмы А.С.Пушкина: Автореф. ... канд. филол. наук. - Новосибирск, 1996. религиозно-нравственных концепций поэта, как они складываются у него (и выражаются в его творческом наследии) в эту пору.
Объектом диссертационного исследования являются произведения, созданные А.С. Пушкиным в первую болдинскую осень. Хотя сам поэт и датировал большинство своих творений (а в письме к П.Плетневу после возвращения из Болдино в Москву привел достаточно подробный «реестр» написанного: «...2 последние главы «Онегина», 8-ю и 9-ю, совсем готовые в печать. Повесть, писанную октавами (стихов 400), которую выдадим anonyme. Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы», «Дон Жуан». Сверх того написал около 30 мелких стихотворений... Написал я прозою 5 повестей...»1), - пушкинистам потребовалось почти полтора столетия, чтобы окончательно определиться с точной датировкой некоторых произведений, а также наиболее полно дать представление о незаконченных замыслах поэта, о соотношении черновых вариантов и беловых текстов целого ряда произведений. Своего рода итогом этой кропотливой работы является книга: Болдинская осень. Произведения, написанные А.С. Пушкиным в селе Болдино Лукояновского уезда Нижегородской губернии осенью 1830 года. Данное издание -единственное, где все написанное Пушкиным в первую болдинскую осень дано в хронологической последовательности, что позволяет ощутить, как 1 Пушкин А.С. Поли. собр. соч. в 10-ти тт. - М., 1959 - 1962. Т.9. - С.375-376. Далее в тексте нашей работы ссылки на произведения А.С. Пушкина приводятся следующим образом: первая (арабская) цифра - номер издания по библиографическому списку; вторая (римская) цифра - номер тома (если это многотомник); и последняя (арабская) цифра - номер станицы издания. 2 Эта книга издавалась неоднократно и каждый раз дополнялась все новыми и новыми находками, прежде всего, пушкиноведов-текстологов. Последним и в какой-то мере окончательным является: 3-е изд. / Сост. Н.В.Колосова; предисл. Т.Г.Цявловской, сопровод. текст В.И.Порудоминского и Н.Я.Эйд ел ьмана. - Горький, 1990. мы полагаем, не только всю мощь поэтической мысли Пушкина, но и исключительную направленность, системность его художественного сознания. Поэтому в своем исследовании мы будет опираться на изложенную в данной книге хронологическую репрезентативность пушкинских текстов.
Само понятие «система» (равно как и «системность») в контексте литературного процесса и в качестве его одной из важнейших категорий окончательно закрепилось в отечественном литературоведении приблизительно в середине 70-х годов XX века1. Говоря о продуктивном характере системного анализа литературы, М.Б. Храпченко в одной из своих работ, датированной 1975-м годом, в частности утверждал: «В настоящее время на первый план следует выдвинуть раскрытие внутренних соотношений в тех или иных структурных образованиях, соотношений между их составными частями, компонентами. При этом речь идет не только о взаимодействиях компонентов, но и об их соподчиненности, их месте и роли в той общей функции, которую выполняет литературное явление».2
Несколько позднее (1981) И.Ф. Волков, учитывая принципы категориального определения понятия «система» Ю.М. Лотманом, Г.Н.Поспеловым, Д.М. Угриновичем и М.Б. Храпченко , определяет, что 1 Подробно и весьма убедительно изложено: Волков И.Ф. Художественная система как форма исторического развития литературы. // Литературный процесс. -М., 1982. - С.40-48.
Храпченко М.Б. Размышления о системном анализе литературы. // Вопросы литературы. - 1975, №3. - С.92. 3 Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. - Л., 1972. - С. 13-15; Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. - М., 1965. - С.268-269; Угринович Д.М. Марксизм, структурализм, функционализм. // Методологические вопросы общественных наук. - М., 1971. - С.7; Храпченко М.Б. Указ соч. - С.92; а также: Внутренние свойства и функция литературных произведений. // Контекст - 1974. -М., 1975.-С. 16-17. основным критерием художественной системы является единое и качественно новое Отношение автора к изображаемой им действительности, которое прослеживается на уровне всех компонентов, образующих систему.1
Б.П. Гончаров в работе 1985 года, во многом повторяя мнения своих коллег, называет еще одну, как мы полагаем, весьма важную ипостась рассматриваемой нами дефиниции: «Художественная система -это внутреннее единство и взаимодействие всех компонентов, в конечном итоге, направленное к организующему центру. Художественная системность связана с художественной целостностью... <...> Проступающий в понятии целостности момент организованности еще более усиливается в понятии художественной системности, т.е. функциональной, организованной целостности».2
В филологических исследованиях, посвященных болдинскому творчеству А.С. Пушкина, в той или иной степени неоднократно подчеркивалось, при этом по-разному трактуясь, единство качественно нового Отношения поэта к миру как художественно-философское сосредоточие всех произведений, созданных Пушкиным осенью 1830-го года. Так, Д.Д. Благой полагал, что «болдинская осень» - «туго стянутый узел великих концов и великих начал»3. Г.П. Макогоненко, в свою очередь, заявлял, что в Болдине «создавались произведения, которые и подводили итоги и прокладывали путь в будущее»4. «В пушкиноведении неоднократно отмечалось, что на рубеже 1830- 1 Волков И.Ф. Указ соч. - С.43.
Гончаров Б.П. Структурализм, «постструктурализм» и системный анализ. К проблеме иерархии художественных связей в поэтическом произведении. // Русская литература. - СПб., 1985, №1. - С.76-77. 3 Благой Д.Д. Указ. соч. - С.460. 4 Макогоненко Г.П. Указ. соч. - С.8. х гг. творчество Пушкина обретает новое качество, которое в полной мере обнаруживается во время Болдинской осени 1830 г.»1, - резюмирует в одной из своих работ С.А. Фомичев, вкладывая в понятие «новое качество» прежде всего реализм, в котором «мы видим... особую гуманистическую одухотворенность, стремящуюся противостоять схематизму обыденных представлений»2. В.А. Грехнев полагает, что «болдинские произведения Пушкина отмечены жадным порывом к восстановлению духовной гармонии, мощь которого подчеркнута глубиною пушкинского разлада с миром и с самим собой» . Н.Н. Скатов вслед за П. Анненковым и А. Дружининым «новое качество» Пушкина в Болдинскую осень видит в «эпическом настроении», которое «впоследствии развилось у Пушкина и определило всю поэтическую его деятельность»4. К тому же Скатов, пожалуй, один из немногих пушкиноведов, кто, хотя и довольно эскизно, но все же пытается представить «организующий центр» болдинского творчества, акцентируя внимание на его целостности: «Что же нового явила в этом ряду (произведений, написанных осенью 1830-ого года - СП.) болдинская осень? Прежде всего, прозу - «Повести Белкина» и так называемые «Маленькие трагедии»»5.
Таким образом, определяя предметом нашего диссертационного исследования функциональную системность болдинского творчества Пушкина как идейно-художественного единства, мы используем в качестве методологической основы принципы сравнительного, системного и типологического изучения, а также «возвращенной» 1 Фомичев С.А. Указ. соч. - С. 184. 2 Там же.-С. 192. 3 Грехнев В.А. Указ. соч. - С.5. 4 Скатов Н.Н. Указ. соч. - С. 195. 5 Там же.-С. 194. богословской традиции в интерпретации творчества Пушкина. Мы склонны также утверждать, что ключевыми здесь являются такие методологические понятия, как «новое качество», «Отношение <к миру>», «эстетическое единство», «организующий центр».
В последние десять-пятнадцать лет в пушкиноведении появился целый ряд глубоких по своей философской сути и аналитичных в аспекте сугубо литературоведческом работ, где актуализируется духовное содержание поэзии и судьбы А.С.Пушкина; говоря точнее, православный контекст понимания худоэюественного сознания поэта. В настоящее время в пушкиноведении, по сути дела происходит творческая реинкарнация того, что уже было сказано о Пушкине как религиозном поэте-мыслителе во второй половине XIX - начале XX веков Ф.М. Достоевским, А.А. Григорьевым, Н.И. Черняевым, Д.С. Дарским, И.А. Ильиным, Д.С.Мережковским и другими.
Укажем лишь малую часть работ подобного направления: Непомнящий B.C. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии - М., 1987; Панченко A.M. Пушкин и русское православие. // Русская литература. - СПб., 1990, №2. - С.32-43; Сурат И.А. Пушкин как религиозная проблема. // Новый мир. - М., 1994, №1. -С.207-222; Новикова М.Н. Живые. Мертвые. Бессмертные. // Вопросы литературы. - М., 1994, №1. - С. 107-134; Влащенко В.И. Печальная повесть о горестной судьбе («Станционный смотритель» Пушкина). // Вопросы литературы. -М., 1998,№6.-С.91-114. 2 Достоевский Ф.М. Пушкин // Светлое имя Пушкин. Проза, стихи, пьесы о поэте. - М., 1988; Григорьев А.А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина // Светлое имя Пушкин. Проза, стихи, пьесы о поэте. - М., 1988; Дарский Д.С. «Маленькие трагедии» Пушкина. - Московская художественная печатня, 1915; Ильин И.А. Пророческое призвание Пушкина. // Пушкин в русской философской критике: конец XIX - первая половина XX века. - М., 1990; Мережковский Д.С. Пушкин. // Пушкин в русской философской критике: конец XIX - первая половина XX века. -М., 1990.
Православный контекст понимания русской словесности в целом, по мысли И.А. Есаулова, - это «новая теоретическая концепция» истории национальной литературы, «глубинно связанная с доминантным для отечественной культуры типом христианской духовности».1 Весьма убедительны в этом отношении доводы, приводимые современными философами и литературоведами русского Зарубежья, среди которых особо выделим М.В. Лосскую-Семон (Франция) и Вл. Ильина (США). В перспективе названной концепции, как мы полагаем, наиболее полно обнаруживает себя функциональная системность болдинского творчества Пушкина, отчетливее проявляется характер идейно-художественного единства данной системы.
Резкий перелом в мироощущении поэта, произошедший «болдинской осенью» и отразившийся в творчестве этой поры, пушкиноведы отмечали неоднократно, но по преимуществу с позиции материалистического сознания. А в подобном случае отодвигалась на второй план, а то и вовсе ретушировалась смена этических координат в художественном сознании Пушкина, как раз и предполагающая новое качество в восприятии и отражении поэтом окружающего мира, определяющая новый тип Отношения к действительности. Мы предполагаем, что Болдино явилось некой точкой, в которой произошли кардинальные изменения философско-исторического и нравственно-религиозного характера в мировоззрении Пушкина, приведшие к 1 Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. - Петрозаводск, 1995. -С.З.
Лосская-Семон М.В. Несколько замечаний по поводу религиозного призвания русской литературы // Русская литература. - СПб., 1995, №1. О С.27-34; Ильин Вл.Н. Арфа Давида. Религиозно-философские мотивы русской литературы. - Сан-Франциско, 1980, т.1. Проза.
См. по этому поводу: Гукасова А.Г. Указ. соч. - С.4-9; также названные работы Благого Д.Д., Макогоненко ГЛ., Фомичева С.А. органичному переходу лично-национального уровня творчества в национально-общечеловеческий, где «Я» поэта становится, по выражению В. Непомнящего, «лишь точкой опоры, но не основным содержанием».1
Выдающийся русский философ И.А. Ильин, в одной из своих работ кропотливо исследуя духовно-жизненный путь Пушкина, убеждал, что на границе 1830-1831 годов произошел окончательный перелом в сознании поэта, определивший новые этические ориентиры Пушкина и оттенивший старые: «от разочарования - к вере и молитве; от революционного бунтарства - к свободной лояльности и мудрой государственности; от мечтательного поклонения свободе - к органическому консерватизму; от юношеского многолюбия - к культу семейного очага.»
Н.В. Беляк и М.В. Виролайнен, по нашему мнению, этот же философский императив в исследовании, посвященном «Маленьким трагедиям» Пушкина, изложили в теологически категориальной форме: «Всякий подлинный переход от одного качества бытия к другому требует совершенно особого акта, аналогичного обряду очищения <...> болдинское творчество... явилось именно таким актом».3
В сверхплотном, концентрированном художественном выражении этот «особый акт» предстает, на наш взгляд, во втором (по хронологии написания) болдинском произведении - «Элегии» («Безумных лет угасшее веселье...»). Идейно-художественное исполнение данной лирической пьесы, по сути, разрушает саму поэтику жанра «элегии».4 Уже сама 1 Непомнящий B.C. Поэзия и судьба. - М., 1987. - С.390. 2 Ильин И.А. Указ. соч. - С.329.
Беляк Н.В., Виролайнен М.В. «Маленькие трагедии» как культурный эпос новоевропейской истории.// Пушкин: исследования и материалы. - Л., 1991. - С.73. 4 В этом отношении мы ссылаемся на, безусловно, авторитетное суждение Н.В.Измайлова, полагавшего, что пушкинская «Элегия» названа так «лишь в силу традиции и за отсутствием другого обозначения». - Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. - Л., 1976. - С.340. структура произведения - трехчастная, в аспекте поэтического времени: прошлое («угасшее веселье»), настоящее («мой путь уныл») и будущее («будут наслажденья»); и двухчастная в аспекте философского содержания авторского Отношения к миру: сугубо личностное («мой путь уныл...») и сверхличностное («Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать») -не может вместиться в достаточно жесткие рамки элегического жанра.1 Художественное сознание Пушкина в стихотворении одухотворено «поиском единения - единства индивида с началами сверхличностными -как социально-историческими, так и природно-космическими».2 Как проницательно замечает в этой связи В.А. Грехнев: «индивидуально-биографический аспект пушкинских размышлений смыкается с осмыслением судеб современной личности и ценностей, на которые он может опереться. Поэтическая биография «прорастает» в эпоху».
Движение поэтического «Я», самодостаточное в своей индивидуальности, на пути к утверждению личности в бесконечном пространстве жизни приводит только к апокалиптическому скепсису и по отношению к самому себе и по отношению к миру. Все это и находит свое отражение в первой части элегии. Но существует и иная, образно говоря, параллель движения к этому же ценностному ориентиру. Она-то и присутствует в аспекте элегии как внезапное открытие, как озарение, что и подчеркивается мощной лирической эмоцией, предельно оптимистичной по своей сути: «Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». 1 См. по этому поводу: Фруман Л.Г. Два века русской элегии. // Русская элегия XVIII - начала XX века. Сборник. - Л., 1991. - С.5 -48; Сквозников В.Д. Реализм лирической поэзии. - М., 1975. - С.92-170.
Недзвецкий Н.Н. Русский роман XIX века: к построению истории жанра. // РАН, Известия АН, серия «Литература и язык», т.54. - М., 1995, №1. - С. 15. 3 Грехнев В.А. Указ. соч. - С.48.
И оптимизм здесь особого, духовного, качества. Категории «мыслить» и «страдать» вряд могут быть истолкованы и поняты вне православной аксиологии. Христианская знаковость этих понятий заключена в том, что личностное сознание не только детерминировано общественно-национальным, но и является его высшим носителем. Характер подобной общности определяется, по словам А.С. Хомякова, единством «по благодати Божией, а не по человеческому установлению».1 А это означает, что основным ценностным критерием православной общности является не справедливость - «человеческое установление», но всепрощение и любовь к ближнему, в чем и заключается «Благодать Божия». Рассудочное представление всего этого - «мыслить» не существует теперь в сознании поэта без духовного признания истинностности такого мироустройства - «и страдать». Комментируя данную строку пушкинской элегии, известный богослов протоирей Иоанн Восторгов заключал: «Это он писал... как раз перед тем, когда женитьбой полагал предел жизни старой и начинал новую, просветленную. Он понял значение страдания, а это значит понять и христианство».2
Исходя из подобного контекста понимания «Элегии» Пушкина, мы предполагаем, что второе болдинское произведение актуализирует своей идейно-содержательной структурной противоположение двух полярных систем этических координат: «самоутверждение в земной жизни и духовное спасение». Каждая из этих систем представляет собой не что 1 Цитируется по: Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. -Петрозаводск, 1995. - С. 17.
Восторгов Иоанн, протоирей. Вечное в творчестве поэта. // А.С. Пушкин: путь к православию. - М., 1996. - С. 177.
Есаулов И.А. Указ соч. - С.31. Данное суждение, по мысли И.А. Есаулова, является квинтэссенцией «Слова о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, которое, в свою очередь, служит своего рода духовным основанием всей русской словесности. иное, как путь человека к «Залогу собственного величия».1 Пушкинская элегическая формула - «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать» -однозначно воспринимается нами в качестве поэтической декларации выбора истинно христианского (православного) пути, онтологически присущего национальному сознанию.
Идейно-художественный план определяемой нами антитезы и преодоление ее сознанием Пушкина, на наш взгляд, и служит важнейшим фактором единства болдинского творчества, который системно репрезентирует все возможные точки бытования полярных субстанций данной антитезы (личностную, родовую, национальную, общечеловеческую, историческую) и характер пушкинского самоопределения в выборе этического ориентира.
В этой перспективе нам кажется бесспорным то, что своего рода «организующим центром» всех болдинских творений являются два художественных циклических образования - «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии». Взаимопротивопоставленность их очевидна, и не раз она отмечалась пушкиноведами.2 Как признавалась и метатекстуальная взаимосвязанность данных циклов. Так, Н.К. Гей уверен, что «если говорить о сквозных идеях в творчестве Пушкина, то они входят и в повести Белкина, и в маленькие трагедии, организуя их слитность,
Полагаем, что употребление подобного «поэтизма» в нашем научном исследовании вполне оправданно, так как это образное выражение не более чем трансформированная поэтическая фраза самого Пушкина из неоконченного болдинского стихотворения «Два чувства дивно близки нам...»:
На них основано от века
По воле бога самого
Самостоянье человека
Залог величия его /3, II, 596/. См. об этом, например: Скатов Н.Н. Указ. соч. - С. 194-197; Черняев Н.И. Указ. соч.-С.81-91. общность».1 Крупные художественные формы, которыми и являются эпический и драматический циклы, аккумулируют в себе, по нашему мнению, все качественные уровни поэтического сознания Пушкина в болдинскую осень, в пору переосмысления им своего духовного мировидения.2
По свидетельству Н.В. Беляки М.В. Виролайнен, «понять законы трагического сюжетообразования, не стать трагической жертвой, не идти дальше путем героя, порождающего трагедию, перемениться, выйти к другому образу жизни и образу действий - такова была задача, которую решал Пушкин в Болдино».3
Два «образа жизни», два «образа действий», два «залога человеческого величия» с наибольшей убедительностью, рельефно и полно предстают у Пушкина осенью 1830-го года именно в авторских художественных циклах - «Повестях Белкина» и «Маленьких трагедиях», или, следуя терминологии академика М.Б. Храпченко, - «функциональном ядре»4 болдинского творчества. Но это «ядро», этот «организующий центр» вне системного подхода к осмыслению всего созданного Пушкиным в болдинскую осень функционально значимым быть просто не может. Своеобразные отношения идейно-художественной взаимозависимости, или соотнесенности, существуют, по нашему мнению, 1 Гей Н.К. Указ. соч. - С. 130. Эта же позиция отражена и в работе: Хализев В.Е. Функция случая с литературных сюжетах. // Литературный процесс. - М., 1981. 2 Следует отметить, что особенностью «духовного зрения» награждены Пушкиным многие персонажи болдинской осени. Так Евгений Онегин в последней главе одноименного романа, законченного поэтом 25 сентября 1830-ого года в Болдине, - «...меж печатными строками Читал духовными глазами Другие строки» /3, IV, 171/.
Беляк Н.В., Виролайнен М.В. Указ. соч. - С.95. 4 Храпченко М.Б. Внутренние свойства и функция литературных произведений. // Контекст - 1974. - М., 1975. на уровне практически каждого болдинского произведения и названных циклов. И это, еще раз повторимся, отмечалось многими пушкиноведами.
Целью работы является исследование болдинского наследия Пушкина в функционально-целостном аспекте, характеризующимся системностью религиозно-этических координат и эстетическим единством художественного сознания поэта и обусловливающем качественно новый анализ произведений, созданных в это время.
Цель определила задачи, решаемые в ходе исследования: обосновать основные признаки, составляющие понятие «функциональная системность»; охарактеризовать особенности художественного сознания Пушкина периода болдинской осени; определить характер нового Отношения поэта к мироустройству и его художественного воплощения в болдинском творчестве; исследовать характер внутрисистемных связей произведений болдинского наследия поэта; рассмотреть важнейшие идейно-художественные функции «организующего центра» системы болдинского творчества Пушкина.
Решением данных задач определяется структура диссертационного исследования.
Во Введении рассматриваются основные тенденции изучения болдинского периода творчества поэта, а в связи с этим определяется актуальность диссертации; обосновывается необходимость рассмотрения данного периода творчества в целостном функционально-системном аспекте; дается краткий обзор истории и теории этой проблемы; оговаривается концептуальная необходимость рассмотрения творчества Пушкина болдинской осени как идейно-художественного единства в контексте христианского (православного) мироощущения поэта. Во Введении таюке формулируются цель, задачи и основные направления настоящего исследования.
В первой главе - «Болдинское творчество А.С.Пушкина: структурообразующие факторы идейно-художественной системы» - речь идет о структурно-системных отношениях и содержательно-смысловых связях произведений, созданных Пушкиным в болдинскую осень; вместе с тем определяется «новое качество» художественного сознания поэта периода болдинской осени, проецируемое на нравственно-философский аспект содержания произведений данного периода. Основной акцент здесь ставится на религиозно-этическом детерминизме художественной мысли Пушкина, вследствие чего в болдинском творчестве отчетливо просматривается противоречивость творческого сознания поэта. Также выделяются и анализируются сквозные и связующие мотивы, «комплексные образы», «поэтические сцепления» в произведениях, «разных по жанрам, темам, по своей поэтической генетике»1, что и, с нашей точки зрения, таюке обусловливает системное функционирование болдинского творчества поэта.
Две последующие главы посвящены анализу «организующего центра» функциональной системы болдинского творчества Пушкина в аспектах:
1) кардинально меняющегося Отношения поэта к мироустройству и роли в нем человека;
2) единых художественно-проблемных акцентов в эпическом и драматическом циклах, составляющих данный «организующий центр».
Вторая глава - «Нравственно-этические координаты «Повестей Белкина» как цикла» - содержит исследование эпического цикла как 1 Краснов Г.В. Указ соч. - С. 12. наиболее целостного и многостороннего выражения нового этического идеала в творческом сознании поэта, опосредованного духовными ценностями русского народа и представленного в большинстве произведений анализируемой системы; осуществляется интерпретация болдинского эпического цикла в православном контексте восприятия, что обусловлено понятием «нового качества» в идейно-художественной системе болдинского творчества Пушкина; а также определяется статус И.П. Белкина в эпическом цикле, детерминированный системным характером всего творчества Пушкина этого периода.
Третья глава - «Идейно-художественные функции «Маленьких трагедий» как опоры болдинского творчества А. С. Пушкина» -представляет собой анализ драматической тетралогии, в которой актуализируется разноплановый и сложный процесс переосмысления прежних этических ориентиров поэта, присущий на содержательно-эстетическом уровне целому ряду произведений функциональной системы болдинского творчества. Здесь же содержится интерпретация драматического цикла Пушкина как нравственно-философской альтернативы соборному сознанию, присущему русской нации; определяются уровни субъектно-объектных отношений в «Маленьких трагедиях» в проекции болдинского творчества как идейно-художественной системы; а также определяется и характеризуется единый связующий образ всех драматических сцен, опосредованный «общим знаменателем» «Маленьких трагедий» - проблемой демонизма, которая функционально находит свое выражение в болдинском творчестве Пушкина.
В Заключении подводятся итоги исследования и обобщаются выводы.
Научно-практическая значимость нашей работы заключается в том, что: материалы диссертации могут быть использованы в типологических исследованиях; в системных анализах; в соответствующих разделах теории литературы; предложенный аспект изучения Болдинского творчества А.С.Пушкина может найти практическое применение как в вузовском (лекционные курсы, спецкурсы и спецсеминары), так и в школьном преподавании.
Апробация работы была проведена в докладах на научных конференциях («Болдинские чтения» - 1993, 1994, 1995, 1996 и 1999 г.г.; «Горьковские чтения» - 1995 г.; Вторая региональная конференция филологов Поволжья. - Тверь, 1994; Межвузовская конференция молодых ученых. - Арзамас, 1999; Межвузовская конференция «А.П. Гайдар и круг детского и юношеского чтения» - Арзамас, 1999 г.), в выступлениях и обсуждениях на заседаниях кафедры русской литературы XIX в. ННГУ и кафедры литературы Арзамасского пединститута в 1998 - 2000 г.г.
Понятие «Отношение» в функциональной системности болдинского наследия поэта
В цитированном уже нами письме к Плетневу Пушкин по возвращении из Болдино в Москву довольно скупо перечислил свой творческий «урожай» (3, X, 375-376). Теперь же в хронологическом порядке приведем полностью весь «болдинский реестр» поэта.2
Сентябрь: «Бесы», «Элегия», «Гробовщик», «Сказка о попе и о работнике его Балде», «Сказка о медведихе», «Станционный смотритель», «От издателя», «Путешествие Онегина», «Барышня-крестьянка», «Восьмая глава «Евгения Онегина»», «Труд», «Ответ анониму».
Октябрь: «Царскосельская статуя», «Румяный критик мой...», «Дорожные жалобы», «Прощание», «Паж, или Пятнадцатый год», «Я здесь, Инезилья...», «Пред испанкой благородной...», «Домик в Коломне», «Рифма», «Отрок», «Выстрел», «Эпиграмма на Булгарина», «Моя родословная», «Два чувства...», «Когда порой воспоминанье...», «Стамбул гяуры нынче славят...», «Заклинание», «Десятая глава «Евгения Онегина»», «Метель», «Скупой рыцарь», «О критике», «Об Альфреде Мюссе», «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы», «В начале жизни школу помню я...», «Моцарт и Сальери», «Отрывок», «Опыт отражения некоторых нелитературных сочинений», «Опровержение на критику и замечания на собственные сочинения», «Заметка о поэме «Граф Нулин»», «Дельвигу», «Герой».
Ноябрь: «История села Горюхина», «Каменный гость», «Не розу пафосскую...», «Возражение критикам «Полтавы»», «Баратынский», «Пир во время чумы», «На перевод Илиады», «О народной драме и о Марфе Посаднице М.П. Погодина», «Для берегов отчизны дальной...», «Из Barry Cornwall», «Цыганы», «Предисловие к «Евгению Онегину»».
Дискурсивный анализ данного «списка» позволяет сделать некоторые выводы: 1. Только после полного окончания «Повестей Белкина» Пушкин пишет драматические сцены - «Маленькие трагедии». И временная граница здесь приходится на середину октября, т.е. на середину болдинской осени в целом, что органично располагает «организующий центр», «функциональное ядро» болдинского творчества поэта непосредственно в центре данной идейно-художественной системы; 2. Художественно-философские категории «родовое» и «национальное» в соотношении с категорией «личностное» преимущественно находят свое воплощение в первой условной половине функциональной системы болдинского творчества, тогда как категория «общечеловеческое» получает свое отражение во второй. То есть, мы полагаем, что творческое преломление пушкинского сознания в аспекте национальной духовной жизни предшествует постижению поэтом общечеловеческих основ мироустройства, где национальное является нравственно-философской и исторической позицией Пушкина. Как заявляет он сам в Болдино: «История новейшая есть история христианства. Горе стране, находящейся вне европейской системы! ... Поймите же и то, что Россия никогда ничего не имела общего с остальной Европою» (3, VI, 323 - 324)1; 3. Все публицистические произведения болдинской осени создаются поэтом, начиная со второй половины октября. И судя только по одним их названиям (например, «Заметка о поэме «Граф Нулин»»), уже можно предположить, что Пушкин в Болдино, во время окончания работы над «Маленькими трагедиями» предпринимает попытку расставить совершенно новые акценты в осмыслении своих произведений, уже дошедших до читателя.
Таким образом, признаки структурной целостности болдинского наследия, селективная последовательность художественной мысли поэта выявляются уже при аналитическом изучении «реестра» произведений, созданный осенью 1830-ого года.
Понятие «Эстетическое единство» и системность болдинского наследия
«Феноменальность болдинско-пушкинского мира - в эстетическом единстве произведений, разных по жанрам, темам, по своей поэтической генетике... эстетическое единство особенно проявляется в связующих мотивах».1
Данное утверждение Г.В. Краснова, контурно определяющее системный характер болдинского творчества А.С. Пушкина, дает представление и о специфических чертах идейно-художественного наполнения этой системы. В своей работе («Пушкин. Болдинские страницы») исследователь делает попытки определить основные связующие мотивы болдинских произведений поэта. В частности называются: «мотив «аристократизма»», биографический мотив, комплексный «образ-воспоминание», объединяющий, по мысли Г.В. Краснова, большую часть лирики болдинской осени. И, вместе с тем, исследователь заключает, что «часто невозможно разделить целое, решительно противопоставить одно другому, - то, что составляет единый организм».
Пушкиновед В.А. Грехнев в самом, пожалуй, фундаментальном исследовании болдинской лирики Пушкина выделял четыре циклических образования: философская лирика Болдинской осени, «антологические эпиграммы», «прощальный цикл», «ювеналов бич», - каждое из которых в своем эстетическо-функциональном качестве характеризуется общностью идейного содержания, жанрового решения, ключевых образов. Следует отметить, что в работе В.А. Грехнева достаточно часто акцентируется своего рода пушкинское «двоеголосие» как столкновение двух полярных мироощущений в сознании поэта, служащие очевидным свидетельством того, что все выделяемые пушкиноведом циклические образования являются компонентами одной системы, эстетическое единство которой обусловлено, в свою очередь, характером нового формирующегося Отношения Пушкина к окружающему миру. И поэтому как мы предполагаем, идейно-художественное звучание всех связующих мотивов болдинского творчества поэта, определяется именно процессом становления нового Отношения Пушкина к мироустройству. В этой перспективе симптоматичны наблюдения многих пушкиноведов, единодушно полагавших, что творчество поэта болдинской поры явилось рубежом, которое отделило все его прошлое от начинавшегося совершенно нового периода жизни и началом его прощания с тем прошлым, которое не могло быть взято в новую жизнь и должно было как бы умереть, превратившись в тщательным образом сокрытое и недоступное для других, но очень дорогое сердцу поэта воспоминание. В болдинской лирике Пушкина это нашло отражение в целом ряде произведений, где тема прощания с прошлым, мучительно и трудно отрываемым от сердца, нашла свое прямое выражение; здесь явное прощание с молодостью, с «тенями прошлого», ощущение надвигающейся полной перемены в собственной жизни.
Таким образом, эстетическое единство болдинских произведений Пушкина, проявляющееся по преимуществу в связующих мотивах и «сквозных» образах, являясь одним из основных структурообразующих факторов функциональной системности болдинского творчества, обусловливается характером формирующегося нового Отношения поэта к окружающему миру.
В связи с этим необходимо признать, что эстетические ориентиры художественной мысли поэта не существуют вне избранной поэтом (или избираемой) системы этических координат. Следовательно, мотив прощания, образно говоря, с «тенями прошлого» как доминантный в болдинской поэзии Пушкина, что признается многими исследователями, носит не причинный характер по отношению к подведению поэтом итогов «предшествовавшей жизни», но характер следствия. Здесь показательно и то, что лирические произведения, которые, по справедливому мнению В.А. Грехнева, образуют «прощальный цикл», создаются спустя месяц после приезда Пушкина в Болдино, когда уже был полностью закончен «Евгений Онегин», а также «Бесы», «Элегия», «Сказка о попе...»; написаны три новеллы из будущих «Повестей Белкина». То есть появлению мотива прощания в болдинском творчестве поэта предшествует качественно новое осмысление основ человеческого жизнеустройства, процесс переоценки прежних устремлений и увлечений, возникновение в сознании Пушкина иной меры отношения личностного и национального. Иначе говоря, мотив прощания появляется как следствие обретения поэтом нового духовного ориентира, обусловленного характером национального самосознания.
Единство нравственно-философской проблематики «Повестей Белкина»
«Организующим центром» всех болдинских трагедий, как было указано во Введении, являются два художественных цикла - «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии», аккумулирующие в себе все качественные уровни поэтического сознания Пушкина в пору переосмысления им своего духовного мировидения, характеризующиеся единством художественно-проблемных акцентов; а также представляющие собой кульминационную «сферу» основных мотивов всего болдинского наследия. Вторую и третью главы нашей работы мы посвящаем идейно-художественному анализу «организующего центра» системы болдинского творчества поэта. Пять новелл Пушкина, написанные осенью 1830-ого года в Болдине, значительно позднее были представлены как цикл, объединенный жанрово-стилевым номинантом «Повести Белкина», причем расположение новелл в цикле и последовательность их создания различны между собой: Порядок печати Порядок написания «От издателя)» «Гробовщик» «Выстрел» «Станционный смотритель» «Метель» «0т издателя» «Гробовщик» «Барышня - крестьянка» «Станционный смотритель» «Выстрел» «Барышня - крестьянка» «Метель» Следовательно, развивающаяся идея эпического цикла обретает свою «жизнь» именно в движении от «Выстрела» к «Барышне -крестьянке», предзадавая нравственно-философское звучание повестей, поскольку здесь нам явлен тернистый путь русского человека к залогу собственного величия, процесс нравственного становления личности, ее духовный рост.1 В движении от «Гробовщика» к «Метели» скрыто «регулятивно-селективное направление» авторской мысли от бытового меркантилизма Адриана Прохорова, являющегося ключом, приводящим в движение «чудную механику» первой болдинской повести, в процессе которого выявляется «обусловленность человеческого профессиональным и социальным»,3 до сложнейшей мистической символики в «Метели», искусно вплетенной в, казалось бы, тривиальную «short love story» и превращающей ее в проникновенную элегическую пьесу не только и не столько о любовных перипетиях метаморфозного характера, но и действенном начале русской души, преодолевающей апостазию. Как известно, помимо порядка написания будущих «Повестей Белкина» и порядка печати изначально существовал и план цикла, начертанный Пушкиным на последней странице рукописи «Гробовщика». Следует отметить, что «болдинская хронология» повестей и их план, датируемый 9-ым сентября, не имеют принципиальных отличий.1 Развивающаяся идея здесь, мы уверены, субъектного характера, поскольку заключает в себе своего рода пушкинское преодоление самодовлеющей и весьма удобной социальной мотивации жизненных обстоятельств с последующей акцентировкой первостепенности мотивации нравственного порядка. Так, если в «Гробовщике», «Станционном смотрителе» и отчасти «Барышне-крестьянке» именно социально-сословные препоны между персонажами обусловливают причины и характер конфликтных ситуаций, то в «Выстреле» и «Метели» конфликтность предельно сконцентрирована в сфере нравственного сознания личности, при этом как бы обрекая на второстепенную значимость звучание социальных мотивов в данных повестях. Все это вполне можно расценивать как качественное изменение этического ориентира в пушкинском сознании, реализованное в новом идейно-художественном осмыслении русской действительности. Объектный характер развивающейся идеи «Повестей Белкина» заключается в поступательном и последовательном движении самой жизни, стремящейся к своей «идеальной модели» в границах русского Мира, основывающегося на нравственной исцеленности и нравственной цельности как отдельной личности, так и общественного устройства в целом.
Этико-художественный контекст «Маленьких трагедий»
«Организующим центром» всех болдинских трагедий, как было указано во Введении, являются два художественных цикла - «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии», аккумулирующие в себе все качественные уровни поэтического сознания Пушкина в пору переосмысления им своего духовного мировидения, характеризующиеся единством художественно-проблемных акцентов; а также представляющие собой кульминационную «сферу» основных мотивов всего болдинского наследия. Вторую и третью главы нашей работы мы посвящаем идейно-художественному анализу «организующего центра» системы болдинского творчества поэта. Пять новелл Пушкина, написанные осенью 1830-ого года в Болдине, значительно позднее были представлены как цикл, объединенный жанрово-стилевым номинантом «Повести Белкина», причем расположение новелл в цикле и последовательность их создания различны между собой: Порядок печати Порядок написания «От издателя)» «Гробовщик» «Выстрел» «Станционный смотритель» «Метель» «0т издателя» «Гробовщик» «Барышня - крестьянка» «Станционный смотритель» «Выстрел» «Барышня - крестьянка» «Метель» Следовательно, развивающаяся идея эпического цикла обретает свою «жизнь» именно в движении от «Выстрела» к «Барышне -крестьянке», предзадавая нравственно-философское звучание повестей, поскольку здесь нам явлен тернистый путь русского человека к залогу собственного величия, процесс нравственного становления личности, ее духовный рост.1 В движении от «Гробовщика» к «Метели» скрыто «регулятивно-селективное направление» авторской мысли от бытового меркантилизма Адриана Прохорова, являющегося ключом, приводящим в движение «чудную механику» первой болдинской повести, в процессе которого выявляется «обусловленность человеческого профессиональным и социальным»,3 до сложнейшей мистической символики в «Метели», искусно вплетенной в, казалось бы, тривиальную «short love story» и превращающей ее в проникновенную элегическую пьесу не только и не столько о любовных перипетиях метаморфозного характера, но и действенном начале русской души, преодолевающей апостазию. Как известно, помимо порядка написания будущих «Повестей Белкина» и порядка печати изначально существовал и план цикла, начертанный Пушкиным на последней странице рукописи «Гробовщика». Следует отметить, что «болдинская хронология» повестей и их план, датируемый 9-ым сентября, не имеют принципиальных отличий.1 Развивающаяся идея здесь, мы уверены, субъектного характера, поскольку заключает в себе своего рода пушкинское преодоление самодовлеющей и весьма удобной социальной мотивации жизненных обстоятельств с последующей акцентировкой первостепенности мотивации нравственного порядка. Так, если в «Гробовщике», «Станционном смотрителе» и отчасти «Барышне-крестьянке» именно социально-сословные препоны между персонажами обусловливают причины и характер конфликтных ситуаций, то в «Выстреле» и «Метели» конфликтность предельно сконцентрирована в сфере нравственного сознания личности, при этом как бы обрекая на второстепенную значимость звучание социальных мотивов в данных повестях. Все это вполне можно расценивать как качественное изменение этического ориентира в пушкинском сознании, реализованное в новом идейно-художественном осмыслении русской действительности. Объектный характер развивающейся идеи «Повестей Белкина» заключается в поступательном и последовательном движении самой жизни, стремящейся к своей «идеальной модели» в границах русского Мира, основывающегося на нравственной исцеленности и нравственной цельности как отдельной личности, так и общественного устройства в целом. «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии» по болдинскому времени разделены тремя днями. Причем разделение происходит между законченными повестями и первой драматической сценой - «Скупой рыцарь» (23 октября). Полностью же будущие «Маленькие трагедии» завершатся 8 ноября с окончанием «Пира во время чумы». Как известно, в Болдине воплощается на треть давнишний замысел поэта относительно будущих «Маленьких трагедий»: «В бумагах Пушкина сохранился список из десяти названий (на обороте стихов 1826 года «Под небом голубым страны своей родной») Скупой Ромул и Рем Моцарт и Сальери Дон Жуан Иисус Беральд Савойский Павел I Влюбленный бес Дмитрий и Марина Курбский».] «Повести Белкина» же не имели заданного плана. Можно говорить лишь об одном прозаическом наброске Пушкина «Записки молодого человека», предположительно датируемый рубежом 1829-1830 годов, который в какой-то мере послужил композиционным элементом «Станционного смотрителя». Речь идет об описании картинок на тему о Блудном сыне, которое перекочевало в болдинскую повесть из неоконченных пушкинских «записок» без каких-либо существенно значимых изменений. Можно предположить, что иллюстрированная история о Блудном сыне из «Станционного смотрителя», кроме своего основного контекстуального значения представляет собой довольно четкий концептуальный план и болдинских драматических сцен. Попытаемся доказать эту идею. В описании картинок автором нарочито выделены элементы бытового морализаторства, характерного для немецкой (европейской) теологической традиции (одежда отца - «колпак» и «шлафрок», «немецкие приличные стихи»). По сути дела, это «европейская история... хронологически последовательная смена основных эпох европейской культуры» , то есть то, что и представляют собой «Маленькие трагедии». Обратимся теперь к самим картинкам. Итак, на первой «почтенный старик, в колпаке и шлафорке отпускает беспокойного юношу, который поспешно принимает его благословение и мешок с деньгами». Беспокойство молодого человека и его поспешность в получении наследства отражены Пушкиным в Альбере «Скупого рыцаря», являя одну из главных тем этой пьесы. «В другой яркими чертами изображено развратное поведение молодого человека: он сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами». Тема ложных друзей угадывается в «Моцарте и Сальери». Не случайно С. Булгаков утверждал, что эта пьеса есть «трагедия о друэ/сбе»1 и уподоблял Сальери Иуде. «Бесстыдные женщины» - вечная свита Дон Гуана. «Далее, промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной шляпе, пасет свиней и разделяет с ними трапезу; в его лице изображены глубокая печаль и раскаяние». Вспомним, что в символическом плане евангельских текстов свиньи - это бесы: «Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней» (Лк.: 8, 33). Бесовская трапеза лежит в основе «Пира во время чумы», а печаль юноши и раскаяние в финале этой трагедии разрешаются в глубокую задумчивость» председателя пира. Кроме того, следует отметить, что сам характер сюжетообразования в эпическом, и в драматическом циклах фактически один и тот же, -поскольку определяется стремлением личности к ее самоутверждению в жизни. Но это движение всегда несет на себе печать греха, так как человек, стремясь во что бы то ни стало добиться желаемой цели, противопоставляет себя религиозно-этическим нормам общества. Поэтому, так очевидны идейно-художественные параллели «Повестей Белкина» и «Маленьких трагедий»: зависть - движитель действия как в «Выстреле», так и в «Моцарте и Сальери»; святотатствуя призывают к себе покойников Адриан Прохоров («Гробовщик») и Дон Гуан («Каменный гость»); трагические коллизии семейственности переживаются в «Скупом рыцаре» и «Станционном смотрителе»; бесовское затмение, переворачивающее бытие «с ног на голову», определяет поведение героев в «Метели» и в «Пире во время чумы». Но если общий «знаменатель» «Повестей Белкина» можно определить как Божественное преображение человека1, то общая идея, «Маленьких трагедий» - «проблема демонизма», к которой Пушкин уже не раз обращался прежде .
