Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Мифологические реминисценции в русской прозе конца XX века 21
1. Единство имени - разность трактовок: полемика с мифом в романе Лулицкой«Медеяи ее дети» 27
2. Стратегия мифологического имени в прозе Л.С.Петрушевской 45
3. Игра с мифом в повести Н.Байтова «Суд Париса» 73
ГЛАВА II. Миф как художественная структура в произведениях современной русской прозы 89
1. Образ как проекция мифа в романе Т.Толстой «Кысь» 96
2. Техника создания мифа в прозе Д.Липскерова 125
Заключение 143
Литература 149
- Единство имени - разность трактовок: полемика с мифом в романе Лулицкой«Медеяи ее дети»
- Стратегия мифологического имени в прозе Л.С.Петрушевской
- Образ как проекция мифа в романе Т.Толстой «Кысь»
- Техника создания мифа в прозе Д.Липскерова
Введение к работе
В конце XX столетья в мировой и отечественной культуре наблюдается возрождение интереса к мифу, к специфике мифологического мировосприятия- Объяснение этому можно найти в суждении Р.Барта, утверждавшего, что <(миф как живая память о прошлом способен излечить недуги современности» , В связи с этим, вполне понятно, что осознание кризиса культуры как кризиса цивилизации, стремление современной отечественной литературы осмыслить кризисные явления, происходящие в духов* нойэ общественной, культурной жизни России, активизировали и попытки посредством мифа сформировать новую, отвечающую современности, модель мира и представление о нем.
Миф, по причине своей исконной символичности, является удобным языком описания вечных моделей личного и общественного поведения, существенных законов социального и природного космоса, он позволяет «выйти» за социально-исторические и пространственно-временные рамки ради выявления «общечеловеческого» содержания.
Подобное внимание к мифу и породило закономерный интерес исследователей к вопросу об особенностях его функционирования в литературе.
Отечественное литературоведение накопило значительный багаж научных трудов, посвященных проблеме мифопоэтики. Особенно успешно разрабатывалась и разрабатывается эта тема в Тартусской школе (ЗХ-Минц, Б.А.Успенский, Ю.МЛотман)2, московской (В.Н.Топоров,
1 Барт Р. Мифологии / Р.Барт.- М.: Издательство им. Сабашниковых, 1996.-С. 283.
Лотман КХМ. Литература и мифология / Ю.М.Лотман, ЗТ.Минц // Уч, Зап. Тарт. Ун-та. Вып. 546. Труды по знаковым системам. XIII. Семиотика куль-
С.САверинцев, Т.Н.ЦивьянУ и петербургской2 школах. Кроме того, существует еще целый ряд исследований посвященных более частным проблемам функционирования мифов в литературе .
туры,- Тарту, 1981- 118 с; Лотман Ю.М. Литература и мифы / Ю.М.Лотман, Е.М.Мелетинский // Мифы народов мира. В 2 т,- М., 1988. Т,2.- С. 58 - 65; Лотман Ю.М. Миф - имя - культура / Ю.МЛотман, Б.А.Успенскнй // Уч. Зал, Тарт. Ун-та. Вып.308. Труды по знаковым системам VI.- Тарту, 1973.- С. 282 - 305; Минц З.Г. Блок и русский символизм / З.Г.Минц // Блок А. Новые материалы и исследования. В 4-х т.т,- М.,1980.- Т.1.- С. 98 - 172; Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов / З.Г.Минц // Уч. Зап. Тарт. Ун-та, Вып.459- Тарту, 1979.- С 76 - 120 и др.
Топоров В.К Неомифологизм в русской литературе н. XX в.: Роман А.Кондратьева «На берегах Ярыни» / В.Н.Топоров.- Trento: Vevzlin, 1990.- 326 с; Топоров В.Н. Петербург и петербургский текст русской литературы (Введение в тему) / В.Н,Топоров // Уч. Зап. Тарт. Ун-та. Вып.664. Труды по знаковым системам XVIII.-Тарту, 1984.- С. 182 - 205; Топоров В.Н. «Поэма без героя» в ритуальном аспекте / В.Н,Топоров // А.Ахматова и русская культура н. XX в.-М.? 1989; Топоров В.Н, Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное / В.Н.Топоров.- М.: Издательская группа «Про-гресс»-«Культура», 1995- 624 с; Аверннцев С.С Заметки к будущей классификации типов символа / С.С,Аверннцев // Проблемы изучения культурного наследия.- М., 1985.- С. 297 - 303; Аверинцев С.С. Древнегреческая поэтика и мировая литература / С.САверинцев // Поэтика древнегреческой литературы.- М, 1981.-С. 46 - 59; Аверинцев СС. К истолкованию мифа об Эдипе / С.САверинцев // Античность и современность.- М., 1972,- С. 90 - 103.
Ветловская В.Е, Достоевский и фольклор / В.Е.Ветловская // Русская литература и фольклор (2-я пол. 19 в.) // Миф - фольклор - литература.- Л., 1978; Панченко A.M. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и поэзии н. XX в, / AM.Панченко, А.П.Смирнов // ТОДРЛ.- Т. 26.- Л., 1971; Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному пронзведе-
При этом каждый исследователь предлагает свое видение проблемы. В частности, Е.М.Мелетинский в своей фундаментальной работе «Поэтика мифа» обозначил «результаты воздействия» мифа на литературу, которые, по его мнению, заключаются в следующем:
1. сознательный отказ от традиционного сюжета и «топики» ради окончательного перехода от средневекового «символизма» к «подражанию природе», к отражению действительности в адекватных жизненных формах.
нию среди других толкований текста / И.П.Смирнов // Миф - фольклор - литература-Л., 1978,-С, 186-203 и др.
См.: Григорьев A.JL Мифы в поэзии и прозе русских символистов / А.Л.Григорьев // Литература и мифология.- Л., 1975; Григорьев Н.В. Соотношения мифа и искусства в культуре / Н.В.Григорьев // Искусство в системе культуры- Л., 1987; Вилнсова Т.Г. Миф как метаязык литературы XX века (новая волна ремифологизации в немецкой литературе 70-80-х тт.) // Материалы Международной научной конференцин «Изменяющийся языковой мир».- Пермь: Изд-во Перм. гос. ун-та, 2001; Неклюдов СЮ. Структура и функция мифа / С.Ю.Неклюдов // Мифы и мифология в современной России / Под ред. К.Аймермахера, Ф.Бомсдорфа, Г.Бордюкова.- М.: АИРО-ХХ, 2000 (Фонд Фридриха Наумана. Биб-ка либерального чтения).- С. 17 - 38.; Минц З.Г. Блок и русский символизм / З.Г.Минц // Блок А, Новые материалы и исследования. В 4-х т.т.- М.э 1980.- Т.Г- С. 98 - 172; Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов / З.Г.Минц // Уч. Зап. Тарт. Ун-та. Вып. 459.- Тарту, 1979.- С. 76 - 120; Дорошевич А. Миф в литературе XX века / А.Дорошевич // Вопросы литературы- 1970.- № 2,- С. 122 - 141; Ковалева И. Миф: повествование, образ и имя / И.Ковалева // Литературное обозрение.-1995.- № 3- С. 92 - 94; Крохина Н.П, Мифопоэтизм А.Блока в контексте символистского мифомышления / Н.П.Крохина // Изв. АН СССР. Сер. лит. и языка. -1990,- Т. 49.- № 6.- С, 515 - 527 и др.
2 Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М.Мелетинский.- М., 1976,- 406 С-
2. попытка сознательного, совершенно неформального, нетрадиционного использования мифа (не формы, а его духа), порой приобретающая характер самостоятельного поэтического мифотворчества.
В свою очередь, ІМІІелогурова1, исследовательское внимание которой привлекло мифотворчество в литературе символизма, отметила следующие его особенности:
использование писателем традиционных мифологических сюжетов и образов, стремление достичь сходства ситуаций литературного произведения с известными мифологическими.
попытка моделирования действительности по законам мифологического мышления.
Но исследование проблемы функционирования мифа в литературе осложняется тем, что в современном литературоведении нет сколь либо четкого литературоведческого определения «мифа». Так, Т,Д,Кобахидзе справедливо отмечает существование методологической проблемы: «целостной и всеобъемлющей концепции мифа не существует» . Это связано с тем, что понятие «миф» - одно из наиболее многозначных в современном языке, употребляющееся с различной смысловой наполненностью в диапазоне от «вымысла» («иллюзии») до «священной традиции, первородного откровения». В фундаментальном научном труде известного философа и историка М.Элиаде «Аспекты мифа» говорится: «Трудно найти такое определение мифа, которое было бы принято всеми учеными и в то же время доступно и неспециалистам. Миф есть одна из чрезвычайно сложных ре-
Шелогурова Г. Об интерпретации мифа в литературе русского символизма / Г.Шелогурова // Из истории русского реализма к. 19 - и. 20 в.в.- М., 1986.-С. 122-135.
Кобахидзе Т.Д. Творчество Т.Элиота и «ремифологизация» европейского поэтического мышления в 20 - 40-х годах / Т.Д.Кобахидзе.- Тбилиси, 1991.- С. 13.
альностеи культуры, и его можно изучать и интерпретировать в самых многочисленных и взаимодополняющих аспектах»,1
Действительно, существует множество различных определений «мифа». Это является следствием того, что в XX веке одних подходов к изучению мифопоэтического сознания существовало более десяти: психоаналитический, юнгианский, риту ал ьн о-мифологический (Б .Малиновский, Дж.Фрейзер), символический (Э.Кассирер), этнографический (Л.Леви-Брюль), структуралистский (К.Леви-Строс, М.Элиаде, В.Тернер), постструктуралистский (Р.Барт, М.Фуко) и др.
Одно из общих определений «мифа» принадлежит К,Леви-Стросу, который писал: «Понятие «миф» - это категория нашего мышления, произвольно используемая нами, чтобы объединить под одним и тем же термином попытки объяснить природные феномены, творения устной литературы, философские построения и случаи возникновения лингвистических процессов в сознании субъекта»2.
Углубила и обогатила представление о своеобразии мифологического мышления символическая теория мифа немецкого философа Э.Кассирера3, который считал мифотворчество ведущим проявлением духовной деятельности людей. При этом миф выступает как замкнутая символическая система, объединенная характером функционирования и способом моделирования окружающего мира (это определение считается одним из наиболее активно используемых в исследованиях по мифологии).
Элиаде М. Аспекты мифа / М.Элиаде.- М.: Академический проект, 2001.- 240 с.
2 Леви-Строс К. Первобытное мышление / К.Леви-Строс- М: «Республика», 1994.-С, 45,
Кассирер Э. Мифологическое мышление / Э.Кассирер // Касснрер Э, Философия символических форм- Т. 2.- M.t СПб-; Университетская книга, 2002.
Семиотический подход к специфике мифа определил его понимание так же как языкового феномена сознания. Так, структуралист Р.Барт предложил ввести разграничение «естественного языка» и «метаязыка» (мифологического дискурса), который в свою очередь множится на разные виды с учетом социолектов. Острие структурного анализа Р.Барта - мифологический дискурс - особая вторая семиологическая система, где мифологические значения надстраиваются над первой семиосистемой (по Соссюру), задавая амбивалентную характеристику мифологическому дискурсу как смыслу и как форме.
Большой вклад в развитие структуралистической теории мифа внес французский этнограф К.Леви-Строс2, сосредоточивший основное внимание на описании логических механизмов мифологического мышления. Он выяснил, что мифологическая логика достигает своих целей как бы «окольным путем», разрешая фундаментальные противоречия посредством медиации (замещения резких противоречий менее резкими, а последние -узкими оппозициями).
В русской науке советского периода продолжительное время попытки обращения к мифу, притче, сказке и другим формам условности воспринимались как уступка модернизму. Наука признавала два основных направления в теории мифа: этнографическое (религиоведческо-философское) - исследования В.Богораза, Л.Штернберга, С.Токарева, АЗолотарёва, А,Анисимова, М.Шахновича - и филологическое (в контек-
Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Р.Барт.- М., 1994.
См.: Леви-Строс К Путь масок / К.Леви-Строс- М.: Республика, 2000.-399 с; Леви-Строс К. Мифологики / КЛеви-Строс- От меда к пеплу.- М.: Университетская книга, 2000.- 448 с; Леви-Строс К, Структурная антропология / К.Левн-Строс.^ М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.- 512 с.
См., например: Анисимов Л., Космологические представления народов Севера / Л.Анисимов.- М.,Л., 1959; Токарев С. Религия в истории народов мира /
сте изучения классики) - таковы, например, работы МБахтина , АЛосева . Основоположником структурной фольклористики стал В.Пропп\ При этом, доминировал подход к вопросу использования и включения фольклорных мотивов, преимущественно, с позиции ретроспективного историзма. Но социально-генетический и системно-структурный метод подхода к фольклору оказался малоэффективным для понимания актуальной идеологической и эстетической ценности фольклора в контексте современности.
Как утверждает Е .М.Мелетинский4, историческая реконструкция элементов мифической топики не помогала осознанию того, что в мировоззренческой системе различных жанров, в художественном сознании нового времени эти элементы могут обретать иной смысл, чаще всего противоположный их первоначальному мифологическому значению. Мифический «архетип» при этом трансформируется в противоположные по смыслу образы, а то, что в мифе имело самоценностное значение как вера и
С.Токарев.- М, 1964; Штернберг Л. Первобытная религия в свете этнографии / Л. Штернберг- Л., 1930.
1 Бахтин ММ. Проблемы поэтики Достоевского / М.М.Бахтин.- Изд. 4-е.-
М: «Сов. Россия», 1979 - 320 с; Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и на
родная кулыура средневековья и Ренессанса / М,М.Бахтнн.- М.: Худож. лит.,
1990.- 543 с; Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики / М.М.Бахтин.- М.:
Худож. лит.? 1975.
2 См.: Лосев А.Ф. Диалектика мифа / А.Ф,Лосев.- М.: «Правда», 1990.- 647
с; Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф / А.Ф.Лосев.- М.: «Наука», 1992.- 236 с; Ло
сев А.Ф. Миф. Число. Сущность / А.ФЛосев / Сост. А.А.Тахо-Годи.- М.:
Мысль, 1994-920 с.
3 См.: Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки / В.ЯЛропп.- Л.,
1986.- 362 с; Пропп В.Я. Морфология сказки / В.Я.Пропп.- Л,; «Академия»,
1996,- 151 с; Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи /
В.Я.Пропп.- М.: «Наука», 1996.- 322 с.
МелетинскийЕ.М. Поэтика мифа /Е.М.Мелетинский.- М., 1976- 406 с.
убеждение, приобретает форму метафоры, символа, а нередко еще и траве-стации, или «снижения», перевода прежних высоких идей и верований в смеховой, комический аспект. В контексте понимания этого факта М.Бахтин, выдвигая теорию «карнавальной культуры», говорит о необходимости перенести внимание с генезиса фольклора на сущность фольклорной концепции мира, а А.Ф.Лосев настаивает на нераїделенности в мифе вещественного и идеального, вследствие чего и возникает специфическая для мифа стихия чудесного. В процессе исследования автор приходит к следующему определению: миф есть в словах данная чудесная личностная история. Личность, история и слово — диалектическая триада в недрах самой мифологии- Это и есть структура мифа.
Исследованием мифа в рамках семиотики занимались Ю.Лотман и Б.Успенский1. Мифологическое мышление, с точки зрения Ю.Лотмаиа и Б.Успенского, может рассматриваться как парадоксальное, но никоим образом не как примитивное, поскольку оно успешно справляется со сложными классификационными задачами. В мифологическом мире имеет место достаточно специфический тип семиоза, который сводится в общем к процессу номинации; знак в мифологическом сознании аналогичен собст-
1 См.: Лотман Ю.М, Миф - имя - культура / Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский // Уч. Зап. Тарт. Ун-та. Вып.308. Труды по знаковым системам VI.- Тарту, 1973.-С. 282 - 305; Лотман Ю.М. Миф - имя - культура / Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский // Труды по знаковым системам. VI. Уч. зап. Тартуского ун-та.- Тарту, 1973,-Вып, 308.- С. 282 - 303; Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история / Ю.МЛотман - М.: «Языки русской культуры», 1999; Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры / Ю.М.Лотман // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т.- Т. 1.- Таллинн: «Александра», 1992.-С. 76 - 89; Лотман Ю.М. О мифологическом коде сюжетных текстов / Ю.М.Лотман // Сборник статей по вторичным моделирующим системам,- Тарту* 1973; Лотман Ю.М. Символ в системе культуры / Ю,М.Лотман // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т.- Т. 1.- Таллинн: «Александра»,, 1992.- С. 191 - 199.
венному имени. Миф является в первую очередь языком-объектом, опирающимся на семиозис номинации - знак-имя, а не метаязыком дескриптивного описания мира, имеющего металингвистическую функцию. Миф близок к языковому сознанию, ибо он вместе с ним участвовал в эпоху начала человечества в наименовании вещей, через прозрение их сути, а тем самым миф впервые зафиксировал в себе место и смысл имени веши.
Таким образом, сутью семиологического феномена мифа является его выражение как особого языкового описания мира (именная номинация) и создание мифологического дискурса, использующего разные средства межчеловеческой коммуникации.
Среди многочисленных исследований по теории мифа немаловажное значение занимает и проблема «мифа и современности». Французский философ и филолог Ролан Барт, считая миф «словом, высказыванием (...), коммуникативной системой, сообщением; (миф не может быть вещью, концептом, идеей; он представляет собой один из способов означивания; миф - это форма)»1, называет современность привилегированным полем для мифологизирования. По Р.Барту, из орудия первобытного образного мышления миф превращается в инструмент политической демагогии. Известный румыно-американский теоретик мифа МЭлиаде также, не без основания, соотносит миф и идеологию, трактуя, например, социализм как новый эсхатологический миф.
Как видим, многочисленные исследования по теории мифа, выдвигают «разновекторные» его определения. Подобное разнообразие трактовок «мифа», «мифологического» дает возможность так же широко использовать и интерпретировать мифопоэтику в культуре, искусстве, литературе.
Барт Р. Миф сегодня / Р.Барт // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика.- М., 1994. - С. 72,
Важное значение для нашего исследования имеет проблема мифологизации в литературе. Как известно, взаимодействие мифа и литературы на протяжении всей истории человечества развивалось по принципу {(притяжения - отталкивания», ремифологизации - демифологизации. Мифологи-ческие мотивы сыграли большую роль в генезисе литературных сюжетов; мифологические темы, образы, персонажи используются и переосмысляются в литературе почти на всем протяжении ее истории (Возрождение (античные мифы и «низшая мифология»), Реформация XVII в. (библейские темы и мотивы); Просвещение XVIII в, (миф как условная фабула); романтизм XIX в. и т. д.).
В русской литературе наиболее ярко возрожденный интерес к мифу проявился на рубеже XIX - XX веков. Он сопровождался оживлением романтических традиций. Основоположником неомифологизма на Западе стал Р.Вагнер, идеи которого о мифологическом искусстве как искусстве будущего, а также идеи Ф.Ницше о спасительной роли мифологизирующей «философии жизни» оказали большое воздействие на развитие мифотворчества в России. В русском символизме с его культом Вагнера и Ницше, поисками синтеза между христианством и язычеством мифотворчество было объявлено самой целью поэтического творчества (В яч.Иванов, А.Блок, А.Белый, Ф.Сологуб и др.). К мифологическим моделям и образам обращались подчас очень широко и представители других направлений русской поэзии начала века- Своеобразной формой поэтического мышления стала мифология для В.Хлебникова, О,Мандельштама, М.Цветаевой, М.Волошина1. Сознательно-рефлективное отношение к мифу заметно и в поздней лирике Б,Пастернака, в прозе М.Булгакова и А.Платонова.
1 См.: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М.Мелетннский. - М, 1976. -406 с; Лотман Ю.М. Литература и мифы / Ю.МЛотман, З.Г.Минц, Е.М.Мелетннский // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. - М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997 - Т.2 - С. 58 - 65.
Однако официальные гонения на различные формы условности в рамках реалистической прозы препятствовали процессу мифологизации в отечественной литературе советского периода. Мифологические тенденции активно стали проявляться лишь на рубеже 1960-1970-х годов, первоначально с преобладанием национально - фольклорного типа мифологиз-ма, мифологизации природных начал. Как отмечает Э.А^Бальбуров, «в 70-е годы советская литература, уставшая от злобы дня и социальных матриц, начинает обретать новое качество. Она решительно раздвигает свой онтологический горизонт и обновляет контекст художественного исследования. Писатели устремляют взор в глубь времен, обращаются к мифу, фольклору...»1.
Мифологизация «проникла» в творчество многих писателей, достаточно перечислить ряд известаейших произведений: «Прощание с Матерой» и «Последний срок» В.Распутина, «Белый пароход» и «Пегий пес, бегущий краем моря» Ч.Айтматова, «Усвятские шлемоносцы» Е.Носова, «Царь-рыба» В.Астафьева, «Альтист Данилов» В.Орлова, «Жила земли» Г.Матевосяна, «Владения», «Черепаха Тарази» Т.Пулатова, «Отец-лес» и «Белка» А.Кима, «Шел по дороге человек» О.Чиладзе и т. д. При этом фольклорно-мифологические образы, используемые авторами в ткани художественного произведения, трактовались как многообразные формы иносказания и объяснялись, например, необходимостью создания этнопсихологического портрета образов. Однако в творчестве ряда писателей соединение реалистического метода с элементами мифологической логики способствовало построению мифологической пространственно-временной структуры произведения, осмыслению реалий через устойчивые мифологические модели и образы.2
1 Бальбуров Э.А. Поэтический космос Анатолия Кима / Э.А.Бальбуров // Гу-
маннт. науки в Сибири. Сер. филол,- Новосибирск, 1997.- № 4.- С. 18.
2 См., например: Торунова Ґ.М. Мифология шестидесятников /
Г.М.Торунова // Литература «третьей волны» русской эмиграции: Сборник науч
ных статей,- Самара: Издательство «Самарский университета, 1997; Лейдерман Н.
Уже со второй половины 1980-х годов, в связи социально-политическими преобразованиями в нашей стране и падением «железного занавеса», отечественная литература все активнее взаимодействует с западной, в которой на протяжении всего XX столетья «миф», «мифопоэти-ческое» является одной из центральных проблем литературоведения. Кризис рубежа веков, ощущение конца «эпохи», апокалипсические настроения; присущие русской культуре конца XIX - начала XX веков, вновь оживают на рубеже XX - XXI веков, что к тому же усугубляется сменой социальных формаций, хаосом крушения прежней жизни. Так же, как и на пороге XX века, возникает необходимость осмысления бурно меняющейся действительности через устойчивые «шаблоны» мифа.
Возродившийся в конце XX века интерес к мифу проявляется в пяти основных формах: Во-первых, резко активизируется использование мифологических образов и сюжетов. Во-вторых, создаются многочисленные стилизации и вариации на темы, задаваемые мифом, обрядом или архаическим искусством. При этом, в связи с выходом на арену мировой культуры искусства неевропейских народов, значительно расширяется круг мифов и мифологий, на которые ориентируются художники. В-третьих, интенсифицируется создание «авторских мифов». В-четвертых, мифологические традиции синтезируются с новыми литературными тенденциями. В-пятых, мифотворчество проникает во все сферы человеческой деятельности - политику (по мнению некоторых исследователей «в нашем столетии мы име-
Крик сердца (Творческий облик Виктора Астафьева) / НЛейдерман // Урал.- 2001,-№ 10; Слобожанинова Л, «Поклоняйтесь разуму и добру» / Л.Слобожатганова // Урал- 2001.- № 8; Бальбуров Э.А, Поэтический космос Анатолия Кима / Э.АБальбуров // Гуманит. науки в Сибири. Сер. филол.- Новосибирск, 1997.- № 4.-С 17 - 24; Бальбуров Э.А. Поэтика лирической прозы (1960-1970-е годы) / Э.АБальбуров.- Новосибирск: Наука, 1985.- 132 с.
ем дело главным образом с мифами политическими и идеологическими» ), маркетинг, рекламу и мн. др. Черты мифологического мышления (например, конкретно-чувственное и персональное выражение абстракций, символизм, идеализация «раннего» времени как «золотого века» и настойчивое предположение смысла и целесообразной направленности всего происходящего) наблюдаются в массовом сознании, в политических идеологических системах, в художественной поэтической фантазии. Можно говорить о том, что мифотворчество становится своего рода индустрией.
Новый миф почти не связан с древним, он не воссоздается, а создается заново как конкретно-историческая форма существования этого явления в новое время. Но и в том, и в другом случае очевидна этологическая функция мифа и его нормативное значение: миф - это то, во что человек должен поверить безусловно и безоговорочно, отождествив себя с тем, во что верит. Миф если и не является последней истиной, * отмечает ВІІІпаков2, - он всё-таки даёт возможность хотя бы приблизиться к ней.
Роль мифа в современном мире нельзя переоценить - мифологические структуры применяются для выявления первооснов человеческого существования, применительно к конфликтам и ситуациям нового времени, для постижения общих закономерностей бытия. Однако, несмотря на огромную значимость мифа в обществе и «активный» интерес к мифу в литературе, роль мифа в современном литературном процессе остается малоизученной.
Проблема функционирования мифа в художественной прозе рубежа XX-XXI веков остается открытой. Исследователи, как правило, затрагивают лишь частные проблемы функционирования мифов в современной прозе. Так, М,Каневская в своей работе «История и миф в постмодернистском
Топорков А.Л. Мифы и мифология XX века; традиция и современное восприятие / АЛ.Топорков //
2 Шпаков В, Восстание символов / В.Шпаков // Знамя- 2000,- № 12.
русском романе» большое внимание уделяет проблеме жанра исторического романа в постмодернизме, «миф» в ее исследовании занимает лишь второстепенную роль. В свою очередь, М.И.Мещерякова в одной из глав своей книги «Русская неомифологическая проза в круге детского и юношеского чтения второй половины XX века»2 уделяет особое внимание проблеме «неомифологизм в современной литературе», однако предметом ее исследования является жанр «фэнтези».
Между тем, на рубеже веков роль мифов все более возрастает. Исследователи по-разному оценивают это явление. Например, С.Ю.Неклюдов утверждает, что в современной литературе традиционный «миф обедняется и вытаптывается (...). На его место приходят политические мифы новейшего времени и мифы массовой культуры3. Л.Пирогов подчеркивает, что «современная литература сама есть миф»4. А В.Руднев называет мифологизм -«главным принципом прозы XX века»5.
Таким образом, несмотря на имеющиеся исследования существует необходимость уточнения причин обращения к мифу и специфики его во-
Каневская М История и миф в постмодернистском русском романе / М.Каневская // Изв. Акад. наук. Сер. лит. и яз.- М, 2000.- Т. 59.- № 2.- С. 37 -47.
См.: Мещерякова М.И. Русская проза для детей, подростков и юношества 2 пол. XX века: проблемы поэтики / М.И.Мещерякова.- М.: Мегатрон, 1997.
Неклюдов СЮ. Структура и функция мифа / С.Ю.Неклюдов // Мифы и мифология в современной России / Под ред. К.Аймсрмахера, Ф.Бомсдорфа, Г.Бордюкова.- М.: АИРО-ХХ, 2000 (Фонд Фридриха Науманна. Биб-ка либерального чтения).- С. 18.
Пирогов Л. Не надо печалиться / Л.Пирогов // Независимая газета.-2002.- 11 июля.
5 Руднев В. Словарь культуры XX века / В.Руднев.- М.: Аграф, 1999- С. 185.
площения в новейшей литературе, причем не только в отдельных произведениях тех или иных писателей (такие работы существуют)1. Необходимо выявить закономерности, характерные особенности воплощения мифа в прозе рубежа XX - XXI веков.
Актуальность избранной темы обусловлена потребностью прояснить роль и функции мифа, исследовать формы его художественного переосмысления в отечественной прозе конца XX - начала XXI веков.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в попытке осуществить системное изучение основных способов функционирования мифа в русской прозе 1990-х - 2000-х годов.
Цель диссертационного исследования - выявить способы и формы мифологизации в современной русской прозе.
В связи с этим в диссертационном исследовании поставлены и решаются следующие задачи:
выявление специфики мифологической художественной структуры;
исследование в аспекте проблем мифа особенностей организации художественного пространства и времени;
определение характера и функции мифологических реминисценций;
раскрытие роли мифем в художественной структуре анализируемых произведений.
Теоретико-методологической основой диссертации послужили концептуальные положения работ таких видных ученых, как: М.М. Бахтин, А.Ф. Лосев, Ю.М, Лотман, ИВ. Тюпа,Ж. Деррида, Ж.-Ф* Лиотар и др.
В области теории мифа автор диссертации опирается на широкий круг отечественных и зарубежных исследований мифологических крити-
1 См., например: Дмитриев АБ. Неомифологизм в структуре романов В.Пелевина: Дис... канд. фил. наук 10.0L01 / А.В.Дмигриев - Волгоград, 2002; Борисова Н.В. Художественное бытие мифа в творческом наследии М.МПрипівина: Дис... д-рафнлол. наук 10,01.01 / Н.В.Борисова.-Елецк, 2002.
ков (С.С. Аверинцева, ГЛ. Голосовкера, Е.М. Мелетинского, З.Г, Мини, В.Я. Проппа, В.Н. Топорова, 0,М, Фрейденберг, Р. Барта, К, Леви-Строса, Г. Слокховера и др.).
Кроме того, в качестве общетеоретической и методологической основы нами были использованы труды представителей смежных областей гуманитарного знания (Э. Кассирера, Ф.Х. Кесседи, С.Г. Кара-Мурзы, М. Фуко, Ж. Делеза и Ф. Гвапари, а также многих других).
Предметом исследования стали произведения Н, Байтова, Д. Лип-скерова, Л. Пегрушевской, Т. Толстой, Л. Улицкой. В плане анализа литературного контекста привлекались также произведения Ю. Бунды, Вен. Ерофеева, М. Левитина, В. Пелевина, Д. Рубиной и др. При выборе материала для исследования мы руководствовались стремлением охватить разнообразные эстетические направления современной прозы (реализм, «новый реализм», постмодернизм) и разнообразные жанровые формы (рассказ, повесть, роман).
В соответствии с целями и задачами работы применялись системно-целостный и проблемный анализ, сочетающий элементы структурно-типологического, сравнительно-типологического и культурологического методов исследования.
На защиту выносятся следующие положения:
Интерес к мифу в современной литературе присущ писателям различных эстетических направлений от реализма до постмодернизма, и реализуется в разнообразных жанровых формах; от рассказа до романа. Миф не только утвердился в различных художественных направлениях и жанрах, но и проник на все уровни художественного текста.
Мифологизация в отечественной прозе рубежа XX - XXI веков осуществляется двумя основными способами: - инкорпорированием в ткань художественного произведения мифологических реминисценций; -
созданием «авторского мифа» (когда художественная структура произведения уподобляется мифологической).
Мифопоэтика русской прозы конца XX - начала XXI веков основывается на принципе игры с мифом. Формой подобной художественной игры является своеобразный диалог-полемика с классическим мифом, осуществляемый через мифологические реминисценции, при этом происходит не только разрушение классического мифа, но и созидание нового переосмысленного мифа.
Важнейшим принципом построения нового мифа является диало-гичность, которая обнаруживает себя на всех уровнях художественной структуры и выступает в качестве основы современной мифопоэтики.
Творение авторского мифа в современной отечественной прозе осуществляется, в основном, двумя способами: созданием мифологического / мифологизирующего образа; либо мифологического / мифологизирующего повествования.
Основными функциями мифа в прозе 1990-х - 2000-х годов являются: моделирующая, структурирующая, философская, поэтическая.
Значительное влияние на процесс мифологизации оказывает ситуация постмодерна, что ведет к десакрализации мифа.
Научно-практическан ценность исследования связана с тем, что ее положения и выводы могут быть использованы в практике вузовского и школьного преподавания литературы, при разработке лекционных курсов по истории русской литературы рубежа XX-XXI веков. Мы полагаем, что данное исследование углубляет представление об особенностях современного литературного процесса и художественных исканиях авторов, специфики поэтики современной прозы.
Апробация работы. Основные положения диссертации были отражены в докладах на итоговых научных конференциях аспирантов и преподавателей (Казань 2002, 2003 г.г.)э на международных, всероссийских и ре-
гиональных научных и научно-практических конференциях в Череповце (2003 г.), Перми (2003 г.), Казани (КГПУ, 2003 г.; ТАРИ, 2003 г,), Нижнекамске (2002 г.), а также отражены в семи публикациях.
Проблемы, рассматриваемые в диссертации, ее цель и задачи определили объем и структуру работы - исследование состоит из введения, двух глав: I глава «Мифологические реминисценции в русской прозе конца XX века» и II глава «Миф как художественная структура в произведениях современной русской прозы»; заключения и списка использованной литературы.
В 1 главе «Мифологические реминисценции в русской прозе конца XX века» мы стремились выявить виды мифологических реминисценций и их роль в современной русской прозе на примере романа Л.Улицкой «Медея и ее дети», рассказов Л.Петрушевской («Медея», «Теща Эдипа», «По дороге бога Эроса») и повести Н.Байтова «Суд Париса».
В главе II «Миф как художественная структура в произведениях современной русской прозы» центральной темой нашего исследования стали авторские мифы: для подробного анализа были избраны произведения Т.Толстой (роман «Кысь») и Д.Липскерова (повести «Ожидание Соломен» и «Груша из папье-маше»).
В заключении работы подводятся итоги исследования, даются выводы общего характера, выявляющие специфику функционирования мифа в современной литературе, а также намечаются перспективы дальнейшего изучения.
Единство имени - разность трактовок: полемика с мифом в романе Лулицкой«Медеяи ее дети»
«Текст - не только генератор новых смыслов, но и конденсатор культурной памяти. Текст обладает способностью сохранять память о своих предшествующих контекстах».1 Данный закон культурной памяти, сформулированный Ю.М.Лотманом, актуален и для романа Л,Улицкой «Медея и ее дети»- Так, вынесенное в заглавие романа имя, изначально формируя у читателя предпонимание текста, дает установку на соотнесение образов, сюжетных ситуаций с одним из самых известных мифов, который неодно кратно становился источником для литературных интерпретаций (Пиндар, Эсхил, Еврипид, Сенека и др.), мифом о Медее. Одновременно название романа «Медея и ее дети» содержит и полемику с ним. В данном параграфе мы рассмотрим специфику диалога современной писательницы с античным мифом.
Следует заметить, что выбранный нами для анализа роман «Медея и ее дети» не получил всестороннего осмысления в критике. Большинство работ (Л.Бахнов, Келлер, А.Вяльцев, Т.Казарина, О.Славникова и др.)2 написаны в жанре газетно-журнальных рецензий. В них проблеме «мифоло-гизма» внимания не уделяется. Их задача - познакомить читателя с новым произведением, вызвать к нему интерес. При этом одни исследователи дают роману высокую оценку. Например, Л.Бахнов утверждает, что Л.Улицкая вернула отечественному читателю положительного героя, дефицит которого столь остро ощущается в современной литературе. А.Вяльцев полагает, что «Медея и ее дети» - это «самый большой в последние годы шаг в сторону классического русского романа». Французские рецензенты отмечают, что «проза Улицкой исповедальна, она чутко улавливает нюансы человеческой природы и, облекая их в прихотливые одежды яркого и точного языка, — возвращает читателю. Творческая фантазия писательницы — продолжение собственного опыта, совершенно оригинального и, тем не менее, близкого многим. Ее герои владеют особым языком — сохранившим изумительную буквальность, охраняющим первоначальный смысл слов»1, А вот известный отечественный критик П,Басинский считает, что роман Л.Улнцкой - «вещь невозможно длинная, скучная, переполненная бессмысленными [,..] подробностями.,.».2
Однако в последнее время появилось несколько литературонедческих исследований (С.Тиминой и ОВорониной, ТГ.Прохоровой, Т.Н.Бреевой)3, в которых рассмотрены некоторые особенности мифопоэтики романа «Медея и ее дети». С.Тимина и О.Воронина в своей статье уделяют большое внимание мотиву «дорога к Храму», ставшему, по их мнению, основной идеей романа Л.Улицкой и отмечают, что «библейское постоянство мира во всем доказательном спектре мифопоэтических ассоциаций противосто иг суетности, жестокости, неверию, всем видам дисгармонии и агрессивности жизни»1. Т.Г.Прохорова посвятила свою работу анализу мифологической структуры указанного произведения, специфики его пространства. Говоря о своеобразии мифопоэтики романа Л.Улицкой, исследователь отмечает: «Образно-символическая система произведения ближе мифологии архаической, так как семейно-родовые отношения являются той системой координат, Б соответствии с которой выстраиваются судьбы главных героев и, прежде всего, самой Медеи, «Семейная мифология» в романе Л.Улицкой отражает через судьбы героев основные свойства традиционной мифологии»2, Т,Н,Бреева уделяет большое внимание роли пейзажа в романе Л.Улицкой.
Таким образом, проблема «мифологических реминисценций» авторами не исчерпана. Так, на периферии исследовательского внимания остался вопрос о мифемах, мифологических мотивах и их функциях в романе и т. д. Данный аспект и будет определять характер нашего анализа произведения Л.Улицкой. Через выявление ключевых мотивов и мифем, их соотношение друг с другом мы предполагаем раскрыть и новую стратегию мифологического имени,
«Можно сказать, что вселенные мифов обречены распасться, едва родившись, чтобы из их обломков родились новые вселенные». Написанные в 1898 году Францем Боасом слова эти и сегодня удивительно акту альны. Вселенная мифа о Медее приобрела новые очертания в новом мифе, воплощенном в романе Л.Улицкой «Медея и ее дети». Но мифологический план обнаруживает себя не сразу, реминисценции здесь спрятаны достаточно глубоко. Заглавие может быть прочитано и как отталкивание от мифа. Хотя писательница назвала свою книгу повестью, фактически в ней воплотились традиционные признаки социально-психологического и се-мейно-бытового романов с ключевой для романного жанра проблемой -«личность и время». Сквозь призму судьбы членов одной большой семьи Харлампия и Матильды Синопли перед читателем предстает история нашей страны с конца XIX до конца XX века проходят трагические события революции, Гражданской и Отечественной войн, репрессий, насильственного переселения целых народов в сталинскую эпоху, борьбы с космополитами, смерть вождя-тирана и т. д. Автор скрупулезно фиксирует эти вехи большой истории.
Стратегия мифологического имени в прозе Л.С.Петрушевской
В творчестве Л.Петрушевской, при всей его самобытности, воплотился ряд характерных тенденций развития русской литературы конца XX века. МЛиповецкий уже давно заметил, что произведения Л.Петрушевской культуроцентричны.1 Действительно, они насыщены литературными и мифологическими реминисценциями, аллюзиями, явными и скрытыми цитатами. Достаточно вспомнить хотя бы названия ее рассказов и сказок: «Али-баба», «Новые Робинзоны», «Новый Фауст», «Бог Посейдон», «Новые приключения Елены Прекрасной», «Королева Лир» и т. д.
Тем не менее данный аспект прозы писательницы не являлся еще предметом специального изучения, что и определяет новизну нашего исследования.
Следует заметить, что творчество Л.С.Петрушевской находится в зоне пристального внимания современных исследователей. Многочисленные статьи и рецензии сопровождают выход каждой ее книги, при этом исследователи рассматривают творчество писателя то в русле реализма, то так называемого «нового реализма» 1, то постмодернизма2. Основным объектом пристального внимания критиков является своеобразие поэтики Л.Петрушевской (способы выражения авторской позиции, хронотоп и мн. др.) . При всем многообразии исследовательских работ, проблема мифоло гизации прозы ЛЛетрушевской не являлась еще предметом самостоятельного изучения.
Определенные подходы к рассмотрению интересующей нас проблемы обозначили в своих работах М.Липовецкий (в рамках обзора литературы «нового реализма» отметил своеобразие творчества Л.Петрушевскои, подчеркнув, что она «отважно соединяет самый грязный быт с вековечными архетипами, у нее «чернуха» лишь материал, а мифологизация — ее центральный /.../ прием»)1; Л.Х.Насрутдинова (в своей диссертации подчеркнула мифологические и неомифологические тенденции в прозе «нового реализма», в том числе и на примере произведений ЛЛетрушевской)2; Т.Г.Прохорова и Т.В.Сорокина (выявили функции гофмановских реминисценций в «кукольном» романе «Маленькая волшебница» Л.Петрушевскои) и Г.Г\ Писаревская (обозначила роль литературной реминисценции в названии цикла рассказов Л.Петрушевскои «Песни восточных славян»)4.
Задача данного раздела нашей работы заключается в том, чтобы выявить логику, стратегию вынесенного в заглавие мифологического имени в художественном мире новеллистики Л.Петрушевской.
На первый взгляд, рассказы Л.Петрушевской представляют собой обычные житейские истории с узнаваемыми подробностями нашего повседневного неприглядного, иногда просто ужасаютцего быта. Тем не менее представляются неправомерными нередко предпринимающиеся в критике попытки интерпретации произведений Л.Петрушевской в качестве примеров натуралистического или критического реализма. Сквозь конкретно-временное в ее произведениях неизменно просвечивает вечностный, мифологический план. В этом смысле, прежде всего, следует обратить внимание на бросающийся в глаза контраст видимой обыденности ее житейских историй и настраивающего на «мифопоэтический лад» заглавия.
По справедливому наблюдению Ю.М.Лотмана, «любое заглавие художественного произведения функционирует в нашем сознании как троп или минус-троп, т.е. как риторически отмеченное»1. Данное суждение тем более справедливо, если заглавие содержит мифологическую реминисценцию. Во всех текстах Л.Петрушевской диалог с мифом начинается именно с заглавия, в которое, как правило, вынесено имя мифологического героя. Оно обладает текстопорождающей силой. Подобно указующему персту, название задает нужное направление восприятию текста, побуждает искать в сиюминутном - вечное, в повседневном, бытовом - универсальное, общечеловеческое, житейское переводить в план онтологический,
Используя мифологическое имя, автор, во-первых, вступает в диалог с традицией, а во-вторых, создает свой образ, переобъясняет уже известный мифологический сюжет, который это имя вводит, подчиняет его новой стратегии, в результате чего и осуществляется мифологизация повествова ния- Например, в рассказе «Бог Посейдон» в реминисцентном заглавии воплощена метафора мечты о спасении, которое ждет всех несчастных, потерпевших крушение в бурном море жизни. Поэтому история главной героини рассказа Нины, «женщины не первой молодости с сыном подростком», в итоге воспринимается как реализация этой мечты. Рассказчица, якобы случайно встретившая в приморской местности свою подругу, с удивлением узнает, что Нина «сменяла свою однокомнатную квартиру в Москве, где прозябала»1, на роскошные апартаменты с «голубовато-фарфоровым умывальником и зеркалами» (151), «с белокипенными, как морская пена, простынями и с числом коек четыре штуки» (152). Цветовая гамма приведенного фрагмента позволяет убедиться в том, что здесь воссоздан мир царства Посейдона, одновременно эта картина предстает как конкретная реализация банальной формулы «голубая мечта», причем в ее «коммунальном» воплощении («числом коек четыре»). Рассказ «Бог Посейдон» включен автором в цикл с символическим названием «В садах иных возможностей». Здесь граница между иллюзией и реальностью размыта, поэтому осуществляется то, что невозможно на земле, Прежде Нина «и белья-то порядочного ннкогда не знала, а имела одно вечное пальто на зиму и три платья, одно страшней другого» (151).
Образ как проекция мифа в романе Т.Толстой «Кысь»
Мифологизацию как «орудие художественной организации материала» Ю.МЛотман, З.Г.Минц и Е,М.Мелетинский назвали характерной чертой литературы XX века. В свою очередь, В.Руднев обратил внимание на то, что «художественный текст XX в. (...) начинает уподобляться мифу по своей структуре (...) писатель придумывает свою оригинальную мифологию, обладающую чертами мифологии традиционной»2. Ярчайшим примером подобного авторского мифа в современной отечественной литературе можно назвать роман Т.Толстой «Кысь»3. В данном параграфе основное внимание нами будет уделено технике создания авторского мифа.
Татьяна Толстая ранее была известна как писатель-новеллист. Осо-бенности мифопоэтики рассказов Т.Толстой оказались в центре внимания М.Липовецкого в его монографии «Русский постмодернизм. Очерки исто рической поэтики» . Исследователь справедливо заметил, что «художественный мир Толстой весь пронизан мифологическими мотивами»2. В монографии Елены Гощило большое внимание уделено «изощрённой» повествовательной системе и своеобразному полифонизму текстов Т,Толстой. Основной акцент сделан на исследовании в рассказах Т.Толстой мифа о рае как источнике идиллического изображения детства3.
Между тем не только новеллистика Т.Толстой насыщена мифологическими мотивами, роман «Кысь» также можно назвать мифоцентричным. «Кысь» - первый роман Т.Толстой. Он вызвал множество откликов в прессе. Однако небольшие по объему рецензии не раскрывают в полной мере специфики художественной структуры романа и, тем более, вопрос своеобразия его мифопоэтики. Объектом внимания исследователей в основном стали три вопроса: значимость романа в контексте творчества писательницы; жанровая специфика; интерпретация проблематики.
Многие рецензенты дали высокую оценку первому роману Т.Толстой. Критик Д.Олыпанский даже назвал его «энциклопедией русской жизни»4. БТТарамонов отметил: «Наслаждаясь «Кысью», вы чувствуете, что игра стоила свеч; стоило прожить такую историю, чтобы поро дить такой текст. Русская история, как и положено, оправдывает себя в литературе. Татьяна Толстая продолжает русскую литературу (..-)»1.
Одновременно ряд исследователей признали роман Т.Толстой «серьезной неудачей»2. Так, по мнению Д.Быкова, «Кысь» - «никакой не роман, а сильно затянутый памфлет. (...) Толстая не сумела построить языкового пространства, которое неизбежно должно было возникнуть на пепелище бывшего мира». «Роман,- продолжает Д.Быков, - почти полное повторение «Отклонения от нормы» Джона Уиндема».
Вопрос интерпретации проблематики романа, пожалуй, вызвал особенно большую разноголосицу мнений. По мнению Б.Парамонова, Т.Толстая «написала о людях, котах и мышах. Русская история - как игра в кошки-мышки. Можно русский лубок вспомнить: мыши хоронят кота. В общем-то, не понять, кто там кого хоронит, но одно ясно: жизни нет» . А.Немзер считает, что «роман «Кысь» строится на тезисе: «Вы все не умеете читать, а стало быть книги - сколь угодно замечательные - вам не впрок».
Оценки жанрового своеобразия книги Т.Толстой тоже диаметрально противоположны: «роман-антиутопия», «роман-сказ», «роман-притча» -таковы только некоторые определения, данные исследователями.
Н.Иванова обозначает жанр произведения Т.Толстой как «роман-сказку» , Б.Кузминский - как «ретроантиутопию»2, В то же время, Б.Парамонов отмечает, что «для (...) антиутопии «Кысь» слишком литературна — в настоящей антиутопии доминирует все-таки идея, на антиутопию можно иногда (...) ссылаться как на социологическое исследование или даже как на политический прогноз, а «Кысь» не исследует и не прогнозирует» .
Итак, вопрос своеобразия мифологизации романа Толстой «Кысь» практически не был рассмотрен исследователями. Между тем уже в заглавии, которое в известном смысле есть указание на ключевой авторский концепт произведения и его дискурсивную стратегию , можно заметить его потенциальную мифологичность и указание на «формулу и форму» создания мифологической художественной структуры.
Мифологизация художественного мира романа Т.Толстой «Кысь» проявляет себя прежде всего через систему образов. Центром ее является сам рассказчик Бенедикт5. Мифологическое сознание героя Т.Толстой оп ределяет восприятие прочих образов и всего художественного мира романа в целом.
А.Ф.Лосев подчеркивает: «Мифологическое понимание времени я пространства всецело определяется только особенностями той социально-экономической формации, которая обычно называется общинно родовоЙ, или первобытнообщинной формацией. Личный субъект в ней еще не отделяет себя от своей общины, которая для него и ближе всего, и понятнее всего. Это неразличение общинно-родового индивидуума и самой родовой общины ведет к общинно-родовому пониманию и всего космоса»1.
В основе сюжета произведения писательницы - подобный «первобытнообщинный» диковинный мир, возникший вследствие произошедшего несколько веков тому назад Взрыва, Результатом этого Взрыва явился крах цивилизации, на обломках которой и возник микрокосм, описанный в романе «Кысь». В художественном мире Т.Толстой маленький человек оказывается на обломках цивилизации, похороненной Взрывом, в непознанном мире, определение которому дал один из Прежних; «У нас теперь неолит». Поскольку миф по форме своей - это рассказ о происхождении мира, центральная тема которого - преображение Хаоса в Космос, можно говорить о том, что произведение Т.Толстой «Кысь» именно о «становлении» мироздания в художественном пространстве романа.
Техника создания мифа в прозе ДЛипскерова
Дмитрий Липскеров, автор многочисленных романов, повестей, рассказов и пьес, - один из ярких представителей постмодернизма в русской литературе. Для творчества Д.Липскерова характерен мифологизм как особого рода поэтика, структурно ориентированная на сюжетно-образную систему мифа, своего рода разновидность интертекстуальности, В одних случаях он обращается к мифологическим реминисценциям («Эдипов комплекс»), в других - использует миф для создания особой художественной структуры (романы «Сорок лет Чанчжоэ» и «Пространство Готлиба»), Не случайно исследователи соотносят, например, роман Д.Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» с романом-мифом Г.Маркеса «Сто лет одиночества». Так, например, О.Славникова отмечает: «В какой-то мере роман Дмитрия Лип-скерова - талантливый «перевод» Габриэля Гарсиа Маркеса на русский язык, русские реалии, русский менталитет»1. В свою очередь, Р.Гальцева подчеркивает, что липскеровский «интеллектуальный роман» кишит универсалиями и новоявленными мифологемами, замешанными на оккультной закваске»2.
Между тем, несмотря на то, что в современной прессе наиболее частотными являются такие оценки Липскерова-писателя как «культовый», «модный», критических исследований по его творчеству немного. Многочисленные рецензии, сопровождающие выход каждой новой работы этого плодовитого писателя, в основном носят описательный характер.
Среди критических исследований наиболее интересной, с точки ярения изучаемого нами вопроса, представляется работа М.Каневской. Автор выделяет проблему «история и миф» в постмодернистской прозе. М.Каневская анализирует роман Д.Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ»1 в ряду произведений В.Пелевина, В.Залотухн и исследует своеобразие мифо-поэтики писателя. В частности, автор статьи обращает внимание на то, что «В романе «Сорок лет Чанчжоэ» интертекст обозначен на параграмматиче-ском уровне темы и мотивов, (...) При этом мифологический план хроники тяготеет к «Чевенгуру», населенному нищими странниками. Современный повествовательный план тяготеет к «Глупову», архитепическому для русской традиции городу-государству...»2.
Тем не менее можно сказать, что в существующих исследованиях проблема «миф как художественная структура в произведениях Д.Липскерова» не являлась еще предметом самостоятельного изучения. К тому же преимущественный интерес со стороны критиков вызвал его роман, а между тем интересные примеры построения художественной структуры произведения по мифологическому принципу можно встретить и в повестях Д.Липскерова,
Если Т.Толстая осуществляет мифологизацию художественного мира романа прежде всего через образ главного героя, то Д.Липскеров использует технику создания мифологического повествования, сюжето-строения. Для этого автор обращается к универсальной модели «общечеловеческого литературного мономифа» (термин Г.Слокховера) . Структурные элементы сюжета, которые могут быть определены как «эдем» (повествование о детстве героя) «падение или преступление», «путешествие», «возвращение или гибель», Д.Липскеров «закладывает» в основу своего повествования. Однако, в соответствии с эстетическими установками постмодернизма, автор не просто переносит модель «мономифа» в свой текст, он играет с устойчивыми элементами традиционного мифа и соединяет в рамках мифологической структуры несоединимое. Эта техника используется, например, в его повестях «Эдипов комплекс», «Ожидание Соломен» и «Груша из папье-маше»1.
Так, в повести «Груша из папье-маше»2 главный герой Марк Терлиц-кий, будучи еще ребенком, оказывается разлученным с матерью. Именно детство, жизнь с матерью, предстает в его воспоминаниях как «эдем». Этот период жизненного пути героя не изображается в повести, но в сознании Марка закрепляется именно такое его восприятие. На почве его разлуки с матерью у героя развивается «эдипов комплекс». Кстати, это одна из весьма устойчивых мифем в художественном мире Липскерова, Недаром она выносится даже в название одного из произведений, В повести «Груша из папье-маше» «эдипов комплекс» Марка усугубляется ненавистью к отцу, который становится виновником разлуки детей с матерью: отец увозит их в Америку. Так совмещаются два структурных элемента сюжета «мономифа» - «падение» и «путешествие». Жизнь в обществе отца - главаря мафии - и брата-садиста, наполненная убийствами, уголовными «разборками», тоска по матери и прежней мирной жизни на Родине лишь обостряют недовольство Марка судьбой. Бессилие порождает способ ухода от реальности - взрослый Марк становится гримером - маски «даруют» ему возможность выбора любой роли (судьбы).
