Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Литературная репутация как теоретическое понятие 11
1.1. История изучения понятия «литературная репутация» 11
1.2. Возможности выражения литературной репутации как теоретического понятия 20
1.3. Литературная репутация и миф 30
Глава 2. Литературная репутация и карьера Ф.В. Булгарина 43
2.1. Литературная репутация Ф. В. Булгарина на этапе формирования... 45
2.2. Литературная репутация Булгарина в период успеха 70
2.3. Образование «булгаринского» мифа 80
Глава 3. Анализ специфики эстетических взглядов Булгарина 96
3.1. Идейно-эстетические взгляды Ф.В. Булгарина 97
3.2. Ф. В. Булгарин в литературной полемике 102
3.3. Ф. В. Булгарин о профессионализации литературы 119
3.4. Теория нравственно-сатирического и исторического романов 130
Заключение 142
Список сокращений 147
Список литературы 148
- История изучения понятия «литературная репутация»
- Литературная репутация и миф
- Литературная репутация Булгарина в период успеха
- Ф. В. Булгарин в литературной полемике
Введение к работе
Всплеск интереса к фигуре Ф.В. Булгарина, наблюдающийся с 1990-х гг., объясняется несколькими факторами.
Во-первых, это реакция на жестко регламентированную систему оценок исторических деятелей и событий, сложившуюся в советской науке. Пафос «переписывания истории», в данном случае, истории литературы, - это смена знаков в оценке событий и персонажей. Возникли новые подходы и критерии, усилился интерес к культуре в ее социологических, экономических, политических аспектах. В рамках этих представлений Булгарин оказывается чрезвычайно интересной и нетипичной фигурой.
Во-вторых, в исторической перспективе многие обстоятельства (переход в армию Наполеона, критика «Истории» Карамзина, неприятие «натуральной школы», неуживчивый характер, связь с III Отделением и т.д.), важные для современников Булгарина и последующих исследователей, являются не важными и не определяющими. Отсюда возникает стремление к демифологизации личности Булгарина. В массовом сознании закрепился образ Булгарина исключительно как Видока Фиглярина, доносчика, шпиона, продажного журналиста, торговца и гонителя Пушкина, «сволочи нашей литературы» (по словам того же A.C. Пушкина). От разоблачительской позиции современные историки литературы переходят к аналитической. Попытки создать объективный портрет предпринимают такие исследователи, как А.И. Рейтблат, А. Г. Алтунян, Н. Н. Акимова, А. Н. Федута и др.
И, наконец, в связи с вышесказанным, важным оказывается стремление выяснить истинную роль Ф. В. Булгарина в журнально- полемической деятельности 20-40-х гг. XIX в..
Общеизвестно, что означенный период является одним из ключевых в истории становления эстетических идей в России. В энергичной полемической борьбе по важнейшим эстетическим вопросам (о роли романтизма, о профессионализации литературного труда, об отношении к «гоголевской школе», о месте и роли читателя в литературной системе, об отношении государства и общества и др.) Ф. В. Булгарин не просто принимал активное, деятельное участие, но являлся центральной фигурой благодаря своему общественному положению (редактор «Северной Пчелы») и сложившейся литературной репутации.
Манипулирование литературной репутацией является ключевым моментом поведения Булгарина в эстетической полемике.
Вплоть до начала 90-х годов XX в. литературная и журналистская деятельность Ф.В. Булгарина воспринималась искаженно вследствие сложившейся в массовом сознании одиозной репутации. С ней связано предвзятое отношение исследователей к участию Булгарина в литературной жизни первой половины XIX века.
В последнее десятилетие научный интерес к личности и литературной деятельности Булгарина активизировался, что объясняется не только желанием восполнить пробелы в изучении русской литературы, избежав заведомой тенденциозности и отказавшись от сложившихся стереотипов, но и стремлением осмыслить малоизученные закономерности и тенденции литературного процесса XIX века, в частности, особенности функционирования корпуса критических произведений отечественной словесности.
Появилось несколько значительных исследований, анализирующих творческую деятельность Булгарина (работы А.Г. Алтуняна, В.Э. Вацуро, H.JI. Вершининой, А.И. Рейтблата, H.H. Акимовой, зарубежные исследования Г. Элкайра, Н. Васлефа, Ф. Мохи, Р. Лебланка). Вместе с тем нельзя признать тему исчерпанной, так как в поле зрения исследователей оказывались лишь отдельные аспекты булгаринской литературной деятельности. Напротив, изучение полной литературной и личной биографии этой сложной и противоречивой фигуры только начинается.
В этой связи актуальным оказывается анализ литературной репутации и ее бытоваания в культурном пространстве. Сохраняется необходимость целостного научного изучения противоречивой личности Булгарина, публикации новых документов, освещающих его деятельность. Важно выявить подлинное его место в истории русской журналистики и литературы, истинное «идеологическое лицо», чем и обусловлена актуальность диссертации.
Цель диссертационной работы — переосмысление негативной литературной репутации Булгарина и ее рецепции в журнальной полемике 1820-х гг.
Цели исследования достигаются решением следующих задач:
определить границы понятия «литературная репутация» и его смысловой состав;
проанализировать творческую карьеру Булгарина;
раскрыть специфику эстетических взглядов литератора.
Объект исследования - личность и деятельность Ф.В. Булгарина,
их восприятие разными читательскими группами.
Предмет исследования — механизмы создания, развития, разрушения репутации писателя.
Хронологические рамки исследования охватывают период с начала 20-х годов XIX в., времени появления Булгарина на литературной арене, до начала 40-х годов XIX в, финала его деятельности.
Источниковая база исследования.
Мы использовали несколько источников эмпирического материала:
Тексты Ф.В. Булгарина: художественные произведения, статьи и рецензии, записки в III Отделение, письма.
В настоящее время переизданы три основных булгаринских романа: «Иван Выжигин», «Димитрий Самозванец» и «Мазепа», а также «Воспоминания. Отрывки из виденного, слышанного, испытанного в жизни» (под заглавием «Воспоминания»), фантастические повести, литературные воспоминания, некоторые театральные рецензии и критические статьи, большей частью в обширных выдержках.
Необходимо отметить, что большая часть републикаций содержит отступления от авторского текста. Комментированного полного переиздания булгаринских художественных произведений, литературно- критического наследия, исторических работ Булгарина не существует.
Привлекая источники этой группы, мы преследовали цель проследить развитие эстетических взглядов Ф. Булгарина, создание автором собственной литературной репутации. Важно учитывать, что эти источники достаточно субъективны, так как содержат те идеи и ценности, которые Булгарин осознанно хотел бы себе приписать, видеть своими, то есть выражают взгляд автора на себя.
Вторую по важности и объему группу источников образуют материалы литературной полемики (критические статьи, рецензии, памфлеты, эпиграммы), охватывающие период 1820 - середины 1830-х годов и отражающие ход и аспекты эстетической полемики, позволяющие судить об аргументах и методах спора каждой из сторон. Источники этого рода также двойственны, так как на них повлияли изменения личных взаимоотношений, обстоятельства конкурентной борьбы, финансовые, «карьерные» и иные соображения.
Особую группу источников составляют переписка, воспоминания современников, отражающие этапы становления репутации Булгарина. Необходимо учитывать особую субъективность источников этого рода: реальные черты личности Булгарина неизбежно в них искажались в силу бытовавших представлений.
Методологическая база исследования.
При значительном объеме документов большое значение приобретает методика работы: каждый источник рассматривался в контексте других. Работа велась с опорой на приемы
систематизации материала — при восстановлении этапов формирования литературной репутации Булгарина с объективной точки зрения;
описания — при изучении формирования эстетических взглядов, их выражения и восприятия в литературной борьбе;
сопоставления — при анализе взглядов противников в литературной полемике, определении объективной картины ведения борьбы.
Задачи исследования поставлены и решены в рамках традиционного историко-литературного метода.
Проблемы функционирования литературной репутации писателя в историко-культурном контексте осмысливаются с опорой на труды И.Н. Розанова, Ю.М. Лотмана.
Теоретическая база исследования. До начала 90-х гг. XX в. в отечественном литературоведении художественные произведения, литературно-критическое наследие, исторические работы Булгарина не изучались. С другой стороны, по словам М.К. Лемке, «каждый, интересующийся эпохами Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Белинского, встречается с Булгариным; ни одно сочинение по истории этого периода, ни один том относящихся к нему воспоминаний не могли обойтись без упоминания этого имени <...> При всем своем ничтожестве фигура эта слишком заметна» [238. С. 231]. Начиная с 70-х гг. XIX в. в «Русской Старине», «Русском архиве», «Историческом Вестнике», «Литературном Вестнике» и других литературно-исторических журналах публиковалась переписка Ф. Булгарина с деятелями литературы и культуры, хранившаяся в булга- ринском имении Карлово, и сведения по истории самого Карлово. Помимо этого, публиковались материалы к биографии Булгарина
Наиболее полно является разработанным вопрос о взаимоотношениях A.C. Пушкина и Ф.В. Булгарина: история личных контактов двух литераторов (А.Г. Фомин, Н.К. Пиксанов, Ю.Г. Оксман, JI.A. Черейский, H.H. Акимова и другие), участие Пушкина и Булгарина в литературном процессе 30-х годов (В.Ф. Переверзев, М. Голъфанд, Б. Белов, В.Э. Вацу- ро, H.JI. Вершинина, М.В. Ливанова и другие), использование неопубликованного текста трагедии «Борис Годунов» в булгаринском романе «Димитрий Самозванец» (Г.О. Винокур, Б.П. Городецкий, A.A. Гозенпуд, М.Г. Альтшуллер и другие). Самое пристальное внимание уделялось полемике с «литературными аристократами». В трудах Вл. В. Гиппиуса, Вас. В. Гиппиуса, В. Э. Вацуро, Б. П. Городецкого, З.В. Кирилюк, Ю.М. Лотмана, П.Н. Столпянского, М.И. Сухомлинова и многих других литературоведов, рассматривавших эту проблему, изучено противостояние «Северной Пчелы» и пушкинской группы в 1830— 1831 гг.
Изучались личные и творческие взаимоотношения Булгарина с другими писателями: Н.В. Гоголем (Ю. Фохт, H.A. Энгельгардт, H.H. Аки- мовова, И. Золотусский, Т. Кузовкина, А.И. Рейтблат, J. Strano, G.N. Alkire), H.A. Полевым (Н.Ф. Дубровин, В.Н. Орлов), с М.П. Погодиным (Н. Барсуков), A.C. Грибоедовым (Н.К. Пиксанов, В.П. Мещеряков), В.К. Кюхельбекером (В.П. Мещеряков), А. Мицкевичем (Н.Ф. Дубровин, А.И. Федута), О.И. Сенковским (И. Шляпкин, В.А. Каверин).
В контексте изучения проблемы «Булгарин и власть» в первую очередь изучались взаимоотношения с III Отделением, представленные в эпистолярных жанрах, —- в форме писем и записок. А.Г. Алтунян, А.Л. Янов писали о Булгарине как несостоявшемся идеологе царствования Николая I.
В исследованиях H.H. Акимовой, Л.Н. Киселевой, А.Л. Осповата, А.И. Рейтблата, J. Strano, G.N. Alkire, N.P. Vaslef, F.T. Mocha и других русских и зарубежных литературоведов анализировались различные стороны художественных произведений Ф.В. Булгарина.
Освещались различные стороны журналистской и издательской деятельности Ф.В. Булгарина (статьи Н.Ф. Дубровина, А.П. Пятковского,
H.JI. Степанова, H.H. Акимовой, E.M. Варвариной, О. Дьяченко, JI.H. Киселевой, О.В. Слядневой, T.L. Koepnik).
В работах H.H. Акимовой, А.И. Рейтблата, Т.Д. Кузовкиной, Ж.В. Федоровой рассматривались этапы бытования булгаринской литературной репутации.
В настоящее время еще не составлена исторически достоверная и непротиворечивая научная биография Ф.В. Булгарина (попытки создания биографии Н. Филатовым и К. Вронским не являются удачными). Также не существует всеобъемлющего исследования всех этапов обширной булгаринской литературной, издательской и журналистской деятельности. При анализе литературных полемик, активным участником которых был Булгарин, основное внимание уделялось их политическому смыслу, основанному на подоплеке булгаринских выступлений. Такой подход к изучаемой проблеме, несомненно, является односторонним.
Научная новизна исследования определяется рядом факторов. Во-первых, найден и апробирован новый аспект исследования деятельности Булгарина. Во-вторых, комплекс многообразных материалов творческой деятельности этого литератора (беллетристика, критика, журналистика, публицистика и т. д.) впервые изучается с точки зрения становления его эстетических взглядов.
Теоретическая значимость исследования.
Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется опытом определения литературной репутации как теоретического понятия, относительно которого прежде не существовало ясности и согласованности взглядов.
Кроме того, впервые в данной работе ставится задача описать специфику эстетических взглядов Булгарина, проявляющихся в ходе литературной полемики. Мы проанализировали полемические выступления Булгарина, его суждения в частной переписке, его критические разборы произведений и выстроили, как нам кажется, четкую систему эстетических взглядов Булгарина, в которых он предстает если не корифеем эстетической мысли, то, по крайней мере, экспертом в данной области, с самостоятельным и нешаблонным мышлением, с четким пониманием эстетического своеобразия собственного творчества и оригинальной критической оценкой других литераторов и их произведений. Наконец, рассматриваемые известные факты биографии Булгарина могут быть интерпретированы в аспекте литературной репутации, что окажет существенную помощь при составлении объективной литературной биографии.
Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется также тем, что в нем обоснованы принципы функционирования литературной репутации писателя в культурном контексте, что существенно корректирует представления о многих историко-литературных явлениях первой половины XIX века.
Практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что предложенная в ней концепция литературной биографии Ф.В. Булгарина дает практике преподавания уточненное представление о функционировании литературной репутации писателя, возникновении культурных мифов. Материал исследования может быть использован в вузовских курсах истории русской литературы XIX века, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных проблемам литературной репутации писателя, русской беллетристики и массовой литературы, при подготовке историко-литературных комментариев, учебных и учебно-методических пособий.
История изучения понятия «литературная репутация»
Занимаясь исследованием творчества Ф.В. Булгарина и рецепцией его образа в полемике 20-30-х гг. XIX в., мы пришли к выводу, что понятий «литературная биография» и «культурный миф», которые до сих пор отражали восприятие писателя в литературном поле, оказывается недостаточно. Понятие «литературная биография» не перекрывает восприятие творчества и личности литератора участниками литературного процесса и членами литературной системы, то есть писателями, читателями, критиками, книгоиздателями и т.д. В частности, обратившись к литературной биография Булгарина, мы выяснили, что в том смысле, в котором Ю. М. Лотман вводит это определение, а именно, в смысле «созданного самим писателем образа литератора» [245. С. 365] литературная биография не отражает противоречивую ситуацию: Булгарин в своих выступлениях рекомендует себя как честного литератора, однако его истинное восприятие читателями оказывается многослойно, динамично и крайне противоречиво.
С другой стороны, литературная репутация не есть прямая проекция литературной биографии на восприятие читателей. По крайней мере, литературная репутация оказывается явлением более сложным, нежели литературная биография: иногда литературная репутация перерастает в культурный миф.
Одним из первых исследователей понятия «литературной репутации» был Людвиг Шюккинг, издавший монографию «Социология литературного вкуса» („Die Soziologie der literarischen Geschmacksbildung", Mnchen, 1923) [290]. В ней утверждается мнение о литературной репутации как о важной составляющей в исследовании представлений об эпохе в целом. По словам В. М. Жирмунского, «Шюккинг устанавливает наличие для каждой данной эпохи социологически-дифференцированных читательских групп, различных по своим художественным симпатиям и вкусам. Изменение вкуса обусловлено борьбой между этими социальными группами [225. С. 11- 12].
Работа Шюккинга вызвала резонанс в русском литературоведении 20 - 30-х гг. (статьи «формалистов» Ю.Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума, книги «младоформалистов» «Словесность и коммерция» (1929 г.) [221] и «Литературные кружки и салоны» (1930 г.) [244].
Особо отметим книгу И.Н. Розанова «Литературные репутации» (1927 г.) [266. С. 16 - 128]. В ней автор, вслед за Шюккингом, пытается осмыслить понятие «литературная репутация», которое, по его мнению, должно находиться на грани истории и теории литературы и социологии. Во всяком случае, в программу тех исследований, которую И. Н. Розанов предлагает ученым будущего, входит «исследование факторов литературного успеха, классификация и терминология вероятно, литературного успеха - М. С. , ... изучение фактов в исторической последовательности, выяснение их социологических причин» [266. С. 16].
Попытка ученых, принадлежащих к «формальному» направлению, противопоставить вульгарному социологизму марксистов по-настоящему научную трактовку проблемы «литература и общество», была искусственным образом оборвана. На долгое время понятие «литературная репутация» оставалось не разработанным с теоретической точки зрения. Это объяснялось тем, что разговор о литературной репутации имеет смысл только тогда, когда есть поле обсуждения, когда писатель потенциально открыт для различных трактовок, разных способов освещения.
Проблема теоретического осмысления термина «литературная репутация», впервые в нашей стране поставленная И. IT. Розановым, стала пристально изучаться только в 90-е гг. XX века и рассматривается в настоящее время очень широко (так, в Москве 212-22 июля 1993 года проводилась научная конференция «I Банные чтения — Парадоксы литературной репутации»), но исследуются репутации отдельных авторов. Большая часть работ посвящена становлению литературной репутации A.C. Пушкина [255; 250]. Такой интерес к Пушкину объясним: в нашей культуре присутствует мощный пушкинский миф, влияние которого не могут не испытывать литературоведы. Сошлемся здесь на исследование М. В. Загидуллиной «Пушкинский миф в конце XX века» [226].
Теоретические исследования общего плана, анализирующие механизмы становления и развития литературной репутации есть у А.И. Рейт- блата [263; 264], H.H. Акимовой [187; 189; 190], см. также работы Б. Дубина [222], О. Проскурина [257].
Рассмотрение понятия «литературная репутация» мы начнем с пристального изучения данного Рейтблатом определения, поскольку все последующие попытки были варьированием в пределах семантического поля, очерченного именно этой трактовкой.
А. И. Рейтблат так определяет термин «литературная репутация»: «представления о писателе и его творчестве, которые сложились в рамках литературной системы и свойственны значительной части ее участников (критики, литераторы, издатели, книготорговцы, педагоги, читатели) ... Литературная репутация в "свернутом виде" содержит характеристику и оценку творчества и литературно-общественного поведения писателя» [263. С. 52].
Так же, как И. Н. Розанов, А. И. Рейтблат связывает понятие «литературной репутации» с социологическими терминами. Он называет источники формирования литературной репутации, говорит об инстанциях, которые определяют литературную репутацию, в соответствии с ними определяет несколько типов литературных систем: «в одном типе такой инстанцией являются прежде всего сами литераторы либо авторитетные знатоки, которые в своем кругу, в рамках литературного салона, кружка или общества выносят приговор писателю». В другом - литературный критик, в третьем - реклама и рыночный успех книг, взаимодействие всех этих инстанций, «цензуры, политической власти, общественных организаций, церковных институтов и т.д.» [263. С. 52].
При этом важной предпосылкой формирования той или иной репутации является содержание текстов автора и его социальная, политическая и литературная позиции. «При жизни автора нередко большое значение имеет второй момент, а после его смерти — первый» [263. С. 52].
Литературная репутация и миф
Литературная репутация Ф. В. Булгарина напрямую соприкасается с литературной репутацией А. С. Пушкина. Во многом именно благодаря «взаимодействию» Видока Фиглярина и Первого Русского Поэта, их вражде, их противостоянию, само имя Булгарина оказывается известным и обсуждаемым в литературоведческих штудиях, учебниках и, шире, в массовом сознании.
Здесь оказывается уместным рассмотреть особенности такого явления как «пушкинский миф». Еще раз укажем на один из источников нашей осведомленности, а именно, на работу М. В. Загидуллиной «Пушкинский миф в конце XX века». В этой монографии, проанализировав различные аспекты «пушкинского мифа», автор отмечает некоторые «законы функционирования мифа», в частности, возникновение и формирование культа поэта, которое «проявляется в ряде моментов: отсутствие критического отношения к наследию поэта, оценка текстов еще до восприятия как великого произведения, а личности как эталонной, образцовой, сакрализация всего круга предметов и явлений, имеющих отношение к жизни и творчеству гения» [226. С. 192]. В связи с вышесказанным, несомненно, имя Ф. В. Булгарина должно было оказаться втянутым в орбиту пушкинского мифа. Поскольку любое описание творчества Пушкина как литератора, как издателя, как журналиста немыслимо без упоминания имени Ф.В. Булгарина, постольку начинает складываться стереотип взаимоотношений между Пушкиным и Булгариным, а затем и особенный образ Булгарина.
Один из образцов того, как именно выстраивался образ Булгарина, дает нам перепечатка рецензии Ф. В. Булгарина на поэму «Полтава» в «Северной Пчеле» (СП. - 1829. - № 39 от 30 марта) в сборнике В. Зелинского [227. С. 148 - 150]. Воспроизводя рецензию, Зелинский опустил положительный анализ ранних романтических поэм, оставив только негативный отзыв о «Полтаве», при этом купюры не были оговорены. У читателя создавалось впечатление злобного выпада против Пушкина, тогда как на деле рецензия представляет собой попытку критического разбора с достаточной долей объективности, как ее понимал Булгарин.
Из исследования в исследование кочуют перепечатки статьи «Анекдот» (СП. - 1830. - № 30 от 11 марта) и разгромной рецензии на VII главу «Евгения Онегина» (СП. - 1830. - № 35 от 22 марта; № 39 от 1 апреля), при этом совершенно не упоминаются (или упоминаются вскользь, в примечаниях) положительные рецензии на ранние главы «Онегина», доброжелательные разборы «Южных поэм». Разумеется, сами составители, а вслед за ними и читатели исследований оказываются в плену стереотипа о злобных нападках Булгарина на великого поэта. То, что, помимо нападок, существовали и вполне благожелательные оценки Булгари- ным творчества Пушкина, оказывается за рамками восприятия почтенной научной аудитории.
Как правило, опускается, делается попытка завуалировать намерение Пушкина стать соредактором «Северной Пчелы» (1832 г.). Эта попытка вполне может быть рассмотрена как появление интереса поэта к успешному, конкурентоспособному изданию, как стремление сотрудничать с «братьями - разбойниками». Соответственно, подобный факт совершенно не вписывается в рамки создания образа Булгарина как литературного врага Пушкина, с которым поэт совершенно однозначно не желает иметь дела ни при каких условиях.
Даже фраза Пушкина, приведенная в воспоминаниях братьев Рос- сет, ложно освещается: «Пушкин говаривал: «Если встречу Булгарина где-нибудь в переулке, раскланяюсь и иной раз поговорю с ним; на большой улице - у меня не хватает храбрости» [174. С. 245 — 248]. Мы видим, что речь идет вовсе не о принципиальном неприятии Булгарина, но о подчинении самого Пушкина нормам навязываемой морали, на этот раз морали либерального кружка. Диктатура этого кружка оказывается так же жестока, как диктатура любого общественного мнения.
Пушкин в соответствии с требованиями собственного близкого окружения поступает «как надо», «как должно»: защищает «честь русской литературы, униженной под гнетом Булгарина, возбуждавшего ненависть всего пушкинского кружка». Если же доискиваться «настоящей причины негодования», то «единственное разъяснение, которого возможно добиться, это то, что Булгарин издевается и закидывает грязью все те высшие, политические и нравственные идеалы, которым служили Пушкин и его друзья. Не может быть сомнения, что источник негодования на Булгарина заключается в том, что этот публицист заподозрен был в намерении нравственно и умственно развращать читающую публику. Негодование разжигалось убеждением, что цензура и граф Уваров во главе ее поощряют Булгарина, Греча и Сенковского» [135. С. 420 - 421].
Столь пространная цитата из воспоминаний сына близкого друга Пушкина позволяет воссоздать атмосферу создания пушкинского мифа. Итак, в понимании пушкинского кружка, существует «чистое» общество, род ордена, защищающий русскую литературу и воспитывающий читательскую публику. Этот орден придерживается высоких («высших») идеалов.
Литературная репутация Булгарина в период успеха
К 1830 г. сложилась антибулгаринская писательская и журнальная коалиция, поставившая целью «вскрыть ничтожество Булгарина, парализовать вредное и развращающее его влияние, положить конец бесстыдной фальсификации общественного мнения» [285. С. 458] через дискредитацию булгаринских произведений, раскрытие торгового характера и некомпетентности суждений «Северной Пчелы», морального облика Булгарина и, самое главное, разъяснение максимальному числу читателей его связей с тайной полицией.
Полемика между Ф.В. Булгариным и пушкинским кругом в 1830 — 1831 гг. хорошо изучена. Кратко остановимся на основных этапах, рассматривая ее под углом формирования мифа о бездарности Булгарина- писателя и создания репутации «гонителя великого поэта». В ходе этой борьбы начинает создаваться первый в истории русской литературы образ «литературного врага народа», штамп, который в дальнейшем будет использоваться многими при создании литературных репутаций М.Н. Каткова, В.П. Буренина, A.C. Меншикова и других журналистов второй половины XIX и начала XX века.
Ведущую роль в создании булгаринской репутации в 1830 г. играла «Литературная Газета», издававшаяся с целью «убить Булгарина и Полевого» [165. С. 130], потому что эти господа «издевались и закидывали грязью все высшие, политические идеалы и нравственно, и умственно развращали читающую публику» [135. С. 420 -421].
Обе стороны использовали не только литературные, но и внелите- ратурные средства борьбы: каждая стремилась к всяческой дискредитации противника. Булгарин намекал на политическую неблагонадежность «литературных аристократов», а те представляли его шпионом и доносчиком. Интересна записка М.Я. фон Фока, написанная 8 или 9 октября 1830 г., вероятно, с целью защитить Булгарина от какого-то очередного выступления его соперников: «Вся эта партия главной своей целью поставила погубить бедного Булгарина, которого они считают одним из моих самых доверенных лиц. Они несомненно могут сильно повредить этому несчастному, который в данном случае совершенно ни в чем не виноват, вот почему я прошу вас за него. - Сам Булгарин не имеет никакого представления обо всех этих интригах. Я об этом узнал от собственных доверенных лиц из этой партии» [46. С. 398 - 399; 242. С. 488].
В конце ноября 1830 г. среди членов редакции и писателей, близких к «Литературной Газете», распространился слух о роли доносов Булгарина в закрытии газеты: «По разным своим связям Булгарин умел довести до того, что за небольшой .. . французский циагйп, в "Литературной Газете" ... отпечатанный, Дельвигу запретили издавать далее сию "Газету". Это ... много содействовало к его болезни» [216. С. 362]. Хотя среди корпуса булгаринских записок в III Отделение, опубликованных А.И. Рейтблатом, нет документов, подтверждающих какое-либо влияние Булгарина на закрытие «Литературной Газеты» и, следовательно, смерть А. Дельвига, «Литературная Газета» выполнила свою миссию: Пушкин писал, что «единственный подвиг» «Литературной Газеты» - «совершенное уничтожение (литературной) славы г. Булгарина» [103. С. 212].
Целенаправленная и постоянная борьба «антибулгаринской коалиции» с Ф. Булгариным и «Северной Пчелой» осуществлялась в нескольких направлениях: обличение литературной бездарности и моральной нечистоплотности Булгарина, разоблачение его связи с III Отделением.
Решающая роль в том, чтобы разоблачить и довести до широкого читателя факт булгаринского сотрудничества с тайной полицией, принадлежит A.C. Пушкину. В статье «0 записках Видока» [103. С. 129 - 130], вышедшей на Светлое Христово Воскресенье, «в виде красного яичка для Булгарина» [141. С. 134] и стилизованной под рецензию на «Записки» Франсуа-Эжена Видока (1775-1857). Автором был создан памфлет, хотя обличающий политические доносы, но по сути мало чем от них отличающийся.
Пушкин с необычайной силой и резкостью дает характеристику Ф. Булгарина-Видока. Создан образ «литературного врага народа», который сотрудничает с тайной полицией, фискалит («человек без имени и пристанища, живущий ежедневными донесениями», «пишет на врагов доносы, обвиняет их в безнравственности и вольнодумстве, и толкует (не в шутку) о благородстве чувств и независимости мнений»). Пушкин отмечает нерусское происхождение своего героя («Видок в своих записках именует себя патриотом, коренным французом, как будто Видок может иметь какое-нибудь отечество!»). Видок - ренегат («уверяет, что служил в военной службе, и как ему не только дозволено, но и предписано всячески переодеваться, то и щеголяет орденом Почетного Легиона, возбуждая в кофейнях негодование честных бедняков»); который втирается в доверие к известным людям («нагло хвастается дружбою умерших известных людей, находившихся в сношении с ним»). Он не принадлежит к приличному обществу («женатый на одной из тех несчастных, за которыми по своему званию обязан он иметь присмотр» , «с удивительной важностью толкует о хорошем обществе, как будто вход в оное может быть ему дозволен»). Бездарный литератор («отъявленный плут, столь же бесстыдный, как и гнусный, и потом вообразите себе, если можете, что должны быть нравственные сочинения такого человека»), он рекламирует себя, хвастаясь дружбой известных людей («строго рассуждает об известных писателях, отчасти надеясь на их презрение, отчасти по расчету: суждения Ви- дока о Казимире де ля Вине, о Б. Констане должны быть любопытны именно по своей нелепости»; «приходит в бешенство, читая неблагосклонный отзыв журналистов о его слоге (слог г-на Видока!)».
Ф. В. Булгарин в литературной полемике
Время вступления в литературу Ф. Булгарина (начало 1820-х гг.) — эпоха широко распространившихся и вызывающих небывалый интерес в обществе эстетических споров. Культурные инъекции, осуществляемые на протяжении предыдущих двух-трех поколений, породили уникальную общественную ситуацию, выразившуюся в появлении нового слоя образованных читателей и, как следствие, повышенном интересе к литературно-эстетическим вопросам. Впервые русская литература непосредственно соприкоснулась с актуальными западноевропейскими тенденциями. Отсюда зарождение подобных западным литературных направлений, переосмысление эстетического наследия западной философской мысли, зарождение профессиональной отечественной критики. И в то же время особенностью именно этого периода становится повышенное национальное самосознание, появление интереса к отечественной истории.
Основное требование литературной эстетики тех лет — создание самобытной национальной литературы - особенно усилилось после событий 1812- 1814 гг. Оно стало «общим местом» и повторялось критиками всех общественных ориентаций, но при этом понималось различно. Отсюда внимание, уделяемое критиками авторам «новой поэтической школы», окончательно сформировавшейся к 1816 г. вокруг В.А. Жуковского и К.Н. Батюшкова, и в первую очередь - к самому В.А. Жуковскому. Именно вокруг этой школы разгорались бурные споры. «Здравая» или «благоразумная» критика, на позициях которой стоял Булгарин со своими литературными единомышленниками, была призвана разрушить устоявшиеся представления в области эстетики. Булгарин считал, что без острой полемики не может быть движения литературы, разрушения мнимых авторитетов, воспитания читателей. В этом он оказывался солидарен со своим будущим многолетним противником князем Вяземским: оба считали публичную полемику, отчасти заменявшую в России общественное мнение, заслуживающей особого уважения.
При этом в возникающих дискуссиях о путях развития романтической поэзии, сути и способах выражения национальной самобытности Булгарин стремился занять «золотую середину», позицию, близкую здравому смыслу.
Уже своим первым критическим выступлением Булгарин вмешался в полемику между А. Бестужевым и О. Сомовым по центральному для эстетического самосознания вопросу о создании самобытной национальной литературы — наиболее значимом художественном явлении начала XIX века - поэзии В.А. Жуковского.
В статье «Письмо к г. Марлинскому», откликаясь на предложение А. Бестужева о создании «литературной кунсткамеры», О. Сомов в качестве «литературного уродца» предложил «вновь перепечатанную немецко-русскую балладу» «Рыбак» (перевод стихотворения Гете «Der Fischer», выполненный Жуковским). «Письмо» было посвящено рационалистическому анализу перевода через обильное цитирование и высмеивание отдельных стихов, неприятие иносказание и метафор.
Первым на защиту баллады и ее автора выступил Ф. Булгарин, вместо Бестужева ответивший оппоненту статьей «Ответ на письмо к г. Мар- линскому, писанное Жителем Галерной Гавани». Он защищает творение Жуковского и новую поэтическую и метафорическую манеру изложения, которую обусловливает поэтической условностью, близостью к народному творчеству (всегда склонному к чудесному), и предлагает свое определение баллады, в котором «чудесное» оказывается необходимым элементом: «Баллада же есть стихотворение, в котором повествуется чудесное или необыкновенное происшествие» [18. С. 65]. Упрекая «Галерного Жителя» в незнании немецкого языка, в том, что «Рыбак» - это перевод, Булгарин писал: «Вся Германия не перестает восхищаться сим мастерским произведением гения Гете. Баллада сия положена на музыку одним из знаменитейших германских музыкантов и сделалась любимою народною песнею» [18. С. 65]. Сравнивая текст Гете и перевод Жуковского, Булгарин доказывал, что поэтические вольности Жуковского, на которые нападал Сомов - «прохладная тишина в душе» и «влажная голова» - «не изобретены переводчиком, но принадлежат к пиитическим красотам подлинника. В сем прекрасном сочинении встречаются новые и смелые выражения, но они в стихах первоклассных поэтов, руководимых тонким вкусом, у всех просвещенных народов принимаются с благодарностью, а не с насмешками. .. . Новые ощущения и мысли рождают новые выражения; но то, что прекрасно в поэзии, дурно в прозе, а потому г. критик, или по незнанию или с умыслу, весьма несправедливо поступает, перекладывая прежде поэзию в прозу и потом делая приговор сей последней» [18.71-72].
Отметим здесь приверженность Булгарина просветительским воззрениям: стремление поучать публику, апелляцию к «просвещенным народам», афористичное изложение азбучных истин. Булгарин рассматривает русских поэтов как представителей европейского искусства - обратим внимание на хорошее знание Булгариным текстов теоретиков романтической эстетики (статья обильно оснащена ссылками на европейские авторитеты - Шлегеля, Бутверка, мадам де Сталь).
