Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Литературно-эстетические взгляды шевырева конца 1820 - 1830-х гг 12
1.1. Категория индивидуального и личность автора в литературной критике Шевырева конца 1820-1830-х гг 16
1.2. Идеальное и действительное в эстетике раннего Шевырева. Формирование категории исторического. Представление о природе поэзии и поэта 24
1.3. Соотношение этического и эстетического начал в художественном произведении 32
1.4. Проблема поэтического языка и перевода 34
1.4.1. Языковые споры в России начала XIX века и стилистические опыты Шевырева 36
1.4.2. Проблема идеального перевода 45
1.5. Методологические поиски Шевырева в контексте формирования литературной герменевтики в Германии XIX века 49
ГЛАВА 2. Литературно-критическая и историко-литературная деятельность шевырева 1840 гг 66
2.1. Метод культурно-исторической интерпретации в литературно-критической практике Шевырева начала 1840-х гг 66
2.1.1. Культурно-историческая и психологическая интерпретация личности и творчества А.С. Пушкина 68
2.1.2. Культурно-историческая интерпретация романа М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" 81
2.1.3. "Мертвые души" Н.В. Гоголя: личность автора и художественное изображение действительности 86
2.2. Место "Истории русской словесности, преимущественно древней" в литературной деятельности Шевырева 1840-1850 гг 96
2.2.1. Концепция народного характера в «Истории русской словесности»... 114
2.2.2. Интерпретация богатырского эпоса и произведений древнерусской словесности в контексте споров второй половины 1840-х гг 117
2.2.3. Личность древнерусского книжника 125
2.3. Концепция современной русской словесности 127
2.3.1. Индивидуальный авторский стиль и "Словарь солецизмов" 141
2.3.2. О переводе "Одиссеи" Жуковского 147
2.3.3. Духовная словесность середины XIX века в осмыслении СП. Шевырева 155
2.4."Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь" в контексте литературной деятельности СП. Шевырева 1840-х гг 167
2.4.1.Исторические воспоминания в путевых очерках Карамзина и "Поездке" Шевырева 183
2.4.2. Нилосорская пустынь 187
ГЛАВА 3. Литературная личность и литературная репутация как проблема авторского сознания шевырева и рецепции его личности русской культурой 194
3.1. Литературная личность в осмыслении Шевырева 194
3.2. Имя и псевдоним 206
3.3. Литературная репутация Шевырева 215
Заключение 247
Библиография сочинений сп. Шевырева 1840-1850 гг 251
Список сокращений 262
Библиография 263
- Категория индивидуального и личность автора в литературной критике Шевырева конца 1820-1830-х гг
- Методологические поиски Шевырева в контексте формирования литературной герменевтики в Германии XIX века
- Культурно-историческая и психологическая интерпретация личности и творчества А.С. Пушкина
- Литературная личность в осмыслении Шевырева
Введение к работе
Еще в 1889 году К.Н. Бестужев-Рюмин, размышляя о литературной судьбе СП. Шевырева, заметил: "Беспристрастная биография и оценка Шевырева были бы очень ценным вкладом в историю русской литературы"1. Такого исследования в отечественной науке о литературе до сих пор нет, а между тем изучение литературного наследия Шевырева является одной из актуальных проблем современного литературоведения. Едва ли не самой главной причиной неизученности литературной деятельности Шевырева является устойчивый комплекс идеологических представлений о нем как об авторе не достойном серьезного внимания.
Одним из первых предпринял опыт серьезного изучения творчества Шевырева М.И. Аронсон. В предисловии к книге стихов Шевырева, вышедшей в 1939 году, исследователь прибегнул к делению его творчества на ранний, либеральный период и поздний, реакционный, что представлялось единственной возможностью частично "спасти" и сделать предметом серьезного анализа на-следие этого автора." Позже Ю.В. Манн посвятил раннему Шевыреву главу книги "Русская философская эстетика", закрепив противопоставление "двух Шевыревых." Так в немногочисленной исследовательской литературе сформировался устойчивый стереотип деления его творчества на два периода: ранний -20-30-е гг. и поздний - 40-50-е гг. Деятельность первого периода оценивалась преимущественно положительно. Здесь Шевырев представал как интересный поэт, передовой критик, автор ярких и новаторских трудов по истории и теории мировой литературы. Второй период выступал полной противоположностью первому: в 40-е гг. Шевырев - реакционный критик, противящийся всему новому и свежему в литературе, историк литературы с богатейшим запасом филологических знаний, но фактически превращающий историю поэзии в историю
'ЖМНП. 1889. Апр. С. 390.
2Аронсон М. Поэзия СП. Шевырева//СП. Шевырев. Стихотворения. Л., 1939. С. V-XXXII.
3Манн Ю.В. Русская философская эстетика (1820-1830 годы). М., 1969. С. 149-190.
церкви, поддерживающий своими трудами теорию "официальной народности". Поэтому "молодому Шевыреву" повезло больше: рассмотрению философско-эстетических взглядов, литературной критики и публицистики Шевырева 20-30-х гг., кроме указанных выше работ М.И. Аронсона и Ю.В. Манна, посвящены статьи Н.В. Питолиной4, кандидатская диссертация В.А. Мартынова5. Анализ поэзии Шевырева (тоже преимущественно этого периода), представлен в статье М.И. Аронсона, а также в работах Н.И. Мордовченко, Л.Я. Гинзбург, Е.А. Май-мина, В.В. Кожинова6. К творчеству Шевырева второй половины 1820 - начала 30-х гг. исследователи нередко обращались в контексте изучения его творческих контактов с Пушкиным.7 Проблеме саморефлексии поэзии Шевырева на фоне пушкинской традиции посвящена статья В.Н. Топорова8.
Литературное наследие Шевырева 1840-50-х гг. долгое время оставалось практически не изученным, однако в последнее десятилетие появился ряд исследований, авторы которых обращаются к этому периоду творчества. Это статьи Е.И. Анненковой, В.А. Кошелева, К.Ю. Лаппо-Данилевского, В.М. Марковича, A.M. Пескова, монография Ф.А. Петрова.9 В работах названных исследо-
4Питолина Н.В. Эстетическая позиция журнала "Московский наблюдатель" (1835-1837) // Вопросы истории и теории русской литературной критики XIX века. Курск, 1981. С. 54-67.
Мартынов В.А. СП. Шевырев и русская литературная критика 1820-1830-х гг. Автрореф. дисс. на соиск. степ. к. ф. н. Л., 1988.
6 Мордовченко Н.И. Веневитинов и поэты-любомудры // История русской литературы. Т. VI. М.; Л.: Изд-во
Акад. наук СССР, 1953. С. 448-459; Гинзбург Л.Я. О лирике. М.; Л.: Сов. писатель, 1964. С. 55-71; Она же.
Русская поэзия 1820-1830-х годов // Поэты 1820-1830-х годов. Л.: Сов. писатель, 1972. Т. 1. С. 5-66. Маймин
Е.А. Русская философская поэзия: Поэты-любомудры, А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев. М.: Наука, 1976. 190 с;
Кожинов В.В. О поэтах тютчевской плеяды. // Поэты тютчевской плеяды. М., 1982.
7 Аронсон М.И. "Конрад Валленрод" и "Полтава" (К вопросу о Пушкине и московских любомудрах 20-х -
30-х годов) // Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Наука, 1936. Т. 2. С. 43-56; Маймин Е.А. Философ
ская -поэзия Пушкина и любомудров // Пушкин. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1969. Т. 6. С.57-68.;
Он же. Стихотворение СП. Шевырева "Послание к Пушкину" // Проблемы пушкиноведения: Сб-к науч. тру
дов/ Под ред. Е.А. Маймина. -Л.: Изд-во ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1975. С. 159-168; Осповат А.Л. К литера
турным отношениям Пушкина и СП. Шевырева // Проблемы пушкиноведения: Сб-к науч. трудов / Под ред.
Л.С, Сидякова. - Рига.: Изд-во ЛГУ им. П. Стучки, 1983. С. 57-65.
Топоров В.Н. О стихотворении Шевырева "/Пушкину/" и античной параллели к нему. // Лотмановский сборник-2. М., 1997, с. 224-243. Анненкова Е. И. Н.В. Гоголь и СП. Шевырев (Эстетическое и духовное. Проблема взаимодействия). - Гоголевский сборник. СПб., 1993. С. 152-173; Кошелев В.А. Славянофилы и официальная народность // Славянофильство и современность. СПб., 1994. С. 122-135; Лаппо-Данилевский К.Ю. Шевырев и Винкельман // Русская литература. 2002. № 2. С. 3-27; № 4. С. 61 - 88; Маркович В.М. Литературно-критическая позиция СП. Шевырева в 1820-1840-х годах. /Рукопись/; Песков A.M. У истоков философствования в России: Русская идея СП. Шевырева. // Новое литературное обозрение. 1994. № 7. С. 123-139; Петров Ф.А. СП. Шевырев - первый профессор истории российской словесности в Московском университете. М., 1999. 58 с.
вателей предметом внимания становятся самые разные проблемы: своеобразие литературно-критической позиции Шевырева (В.М. Маркович , В.А. Мартынов), историко-литературная и преподавательская деятельность (Ф.А.. Петров), формирование философских и идеологических категорий русского национального самосознания (A.M. Песков10), история творческих и духовных взаимоотношений с Гоголем (Е.И. Анненкова), но несмотря на это, творчество Шевырева данного периода остается изученным лишь фрагментарно. А между тем, разнообразие направлений деятельности позднего Шевырева: критика, наука, общественно-педагогическая деятельность; его вовлеченность в общественно-идеологическую полемику о специфике и путях развития русской культуры -делают необходимым изучение его личности и творчества в широком общественно-литературном контексте. Такого исследования личности и творчества Шевырева на сегодняшний день нет, чем и обусловлена актуальность диссертации.
Начиная с конца 80-х гг. XX века, справедливость противопоставления раннего Шевырева позднему неоднократно подвергалась сомнению (В.А. Ко-шелев), отмечалось, что подобное деление не разрешает проблемы изучения Шевырева (В.А. Мартынов). Действительно, несмотря на видимые различия, во взглядах Шевырева 20-30 и 40-50 гг. достаточно четко прослеживаются общие основания. Выявить их и, одновременно, проследить эволюцию философско-эстетических взглядов критика необходимо для изучения литературной деятельности позднего Шевырева. Этой установкой определяется то, что объектом исследования в данной работе наряду с литературно-критическими, историко-литературным, публицистическим и художественным наследием Шевырева 1840-50 гг. становятся наиболее показательные философско-эстетические, критические и историко-литературные сочинения 1820-30-х гг. Предметом иссле-
Автор искренне признателен В.М. Марковичу за любезно предоставленную возножность ознакомиться с рукописью его работы.
10 Кроме указанной выше работы, к исследованию этой проблемы автор обращается и в других статьях: Песков A.M. У истоков русского философствования: шеллингианские таинства любомудров // Вопросы философии. 1994. № 5. С. 89-100.
дования является становление и дальнейшая эволюция в творчестве Шевырева основных категорий и принципов литературно-критического и историко-литературного анализа в их соотношении с творческой и мировоззренческой эволюцией автора и процессом духовного самоопределения русской культуры середины XIX века.
В работе выдвигается положение о доминировании в философско-эстетических взглядах и историко-литературной концепции Шевырева идеи личности. В эстетическом плане творческое становление Шевырева приходится на время осмысления и утверждения в русской культуре ценностей и категорий романтического сознания, главной из которых явилась личность, человеческая индивидуальность. Более того, деятельность Шевырева совпадает с процессом оформления и словесного закрепления понятия личности в русской культуре. Анализируя этот процесс, акад. В.В. Виноградов отмечал, что именно понятие личности стало в 40-е гг. XIX века "сердцевиной семантической системы интеллигентского языка" и сосредоточило в себе проблемы духовного самоопределения русской культуры". Эмоциональная и смысловая насыщенность данной категории у Шевырева, продуктивность ее использования в философско-эстетических, методологических и историко-культурных построениях - все это послужило основанием для того, чтобы сделать формирование, смысловое наполнение и реализацию категории личности в творчестве Шевырева главным предметом исследования. В этой связи не мог быть не поставлен вопрос о реальной исторической и литературной личности самого Шевырева и рецепции ее современниками.
Проблема литературной личности Шевырева в контексте данного исследования актуальна еще и потому, что сложившаяся еще при жизни автора негативная литературная репутация является одной из главных причин неизученности его творчества. Уже в конце XIX века К.Н. Бестужев-Рюмин связывал "забвение" Шевырева с его негативной репутацией. В.А. Кошелев справедливо под-
" Виноградов В.В. История слов. М., 1999. С. 296.
черкнул, что в случае с Шевыревым мы имеем дело с характерным для русской общественной мысли процессом подмены живого и сложного явления символом или мифом.12 Поэтому опыт объективного исследования творчества позднего Шевырева может быть предпринят только с учетом его личности, его индивидуального духовного опыта, литературного облика, что предполагает осмысление таких актуальных, но мало изученных проблем современного литературоведения как литературная личность и литературная репутация.
В связи с указанными моментами, целью настоящей работы является анализ литературной деятельности Шевырева 1840-1850-х гг. в контексте духовной и творческой эволюции автора.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
проанализировать философско-эстетические взгляды Шевырева 1820-1830-х гг.
выявить основные направления и охарактеризовать специфику литературной деятельности Шевырева 1840-1850-х гг.
исследовать роль категории личности в авторском сознании и ее функционирование в общественно-литературной деятельности Шевырева..
рассмотреть методологические поиски Шевырева в контексте становления отечественного литературоведения и процесса формирования литературной герменевтики в Германии
реконструировать отдельные черты литературной личности и биографии Шевырева и выявить факторы, определившие специфику восприятия его личности и формирование литературной репутации.
Научная новизна исследования заключается в рассмотрении творчества Шевырева в контексте отечественного и европейского процесса осмысления специфики и формирования методологии гуманитарного знания XIX века. 1830-1840-е гг. в истории русской науки являются временем становления целого ряда
'"Кошелев В. А. Славянофилы и официальная народность. С. 126.
филологических дисциплин: лингвистики, фольклористики, литературоведения. Отечественными исследователями отмечено место Шевырева в становлении русской фольклористики (М.К. Азадовский) и, в особенности, исторической школы в литературоведении (Ю.В. Манн). Однако, на наш взгляд, его методологические искания, определившие специфику литературно-критической и историко-литературной деятельности, должны быть соотнесены и с другими направлениями методологических поисков не только в России, но и в Европе. А.В. Михайлов, характеризуя "предысторию" литературной науки начала XIX века, отмечал ее "нерасчлененный", "синтетический" характер и указывал, что в построениях представителей раннего этапа развития литературной науки обнаруживается богатый концептуальный и методологический потенциал, не востребованный и утраченный впоследствии академической наукой.13 Он же указывает и на сходство литературно-философских концепций, оформившихся в начале XIX века в Германии и России. У Шевырева такой концептуально-методологический потенциал несомненно присутствует. Исследователи разных областей литературной деятельности Шевырева неоднократно отмечали существенность теоретической составляющей в его творчестве (Л.Я. Гинзбург, Ю.В. Манн, Е.А. Маймин, Е.Г. Эткинд,). В его методологических исканиях, связанных с выработкой "исторической поэтики", прослеживаются, на наш взгляд, параллели с поисками представителей литературной герменевтики XIX века в Германии - Ф. Шлейермахером и В. Дильтеем, исходившими в своих построениях из комплекса романтических представлений об уникальности каждой творческой личности и каждой исторической эпохи. Ими была осознана проблема исторической, эстетической и психологической дистанции, отделяющей культурные эпохи прошлого от современности и поставлена проблема возможности познания и адекватной интерпретации чужого - индивидуального и коллективного - духовного и эстетического опыта. Современные исследователи
''" Михайлов А.В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры: Очерки из истории филологической науки. М., 1989. С. 65.
указывают на то, что в отечественной филологической традиции есть последователи герменевтического метода Дильтея.1 Однако опыт выявления источников литературной герменевтики в отечественной научной и литературно-критической традиции XIX века еще не предпринимался. А между тем в русском литературном процессе начала XIX столетия прослеживаются тенденции, явно перекликающиеся с установками литературной герменевтики. Литературная деятельность Шевырева представляет в этом контексте значительный интерес.
Важно и то, что процесс осмысления литературы в России именно в эту эпоху приобрел неразрывную связь с процессом национального самоопределения культуры и личного духовного самоопределения пишущего (ученого, критика) и стал осмыслялся в качестве такового. А одна из важнейших установок герменевтического метода - установка на личное самопонимание исследователя в процессе герменевтического познания'5. .
Предмет исследования определяет его методологию. В основу работы положен историко-литературный подход к изучению творчества автора в сочетании с историко-функциональным анализом литературной репутации писателя и рецепции его литературной личности современниками.
Методологической основой диссертации послужили работы отечественных ученых, посвященные изучению возникновения и раннего этапа развития русской науки о литературе (А.В. Михайлов, Ю.В. Манн), истории русской фольклористики (М.К. Азадовский), русской литературной критики XIX века (Н.И. Мордовченко, Б.Ф. Егоров, Ю.В. Манн), истории эстетических учений в России (Ю.В. Манн, З.А. Каменский). Исследование понимания Шевыревым роли критики в общественно-литературном процессе, функции критика и задач, стоящих перед ним, актуализирует изучение литературно-критической практики автора в аспекте восприятия и интерпретации литературного произведения.
1+Ляпушкина Е.И. Введение в литературную герменевтику. СПб., 2002.
^Г.-Г. Гадамер определяет понимание не только как выявление смысла, но и как самопонимание //
Гадамер Г.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М., 1988. С. 285.
Проблема интерпретации непосредственно соотносится с вопросом о методологических поисках Шевырева и параллелях его творческого метода с поисками представителей немецкой литературной герменевтики XIX века. Исследование этих вопросов осуществляется с опорой на исследования Ю.Б. Борева, В.Е. Ха-лизева, П.П. Гайденко, В.В. Бибихина, А.В. Михайлова, Г.-Г. Гадамера, представителей школы рецептивной эстетики. Проблема исследования литературной личности и литературной репутации осмысляется с опорой на труды Ю.Н. Тынянова, И.Н. Розанова, Ю.М. Лотмана, А.И. Рейтблата.
Теоретическая значимость работы. Предложенная концепция литературной деятельности Шевырева уточняет представление о месте этого критика в историко-литературном процессе середины XIX века, расширяет знания о методологических поисках раннего этапа развития литературной науки в России, корректирует представление о личности Шевырева.
Практическая значимость исследования. Материалы и результаты исследования могут быть использованы в вузовских курсах истории русской литературы XIX века, истории русской литературной критики, при разработке спецкурсов, посвященных истории русской литературы и литературной науки XIX века, а также подготовке к изданию наследия СП. Шевырева.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были изложены в докладах на региональных и всероссийских конференциях, проходивших в Санкт-Петербурге (2000, 2002, 2003) и в Сыктывкаре (1999, 2002, 2003). По материалам диссертации опубликовано 6 работ.
Категория индивидуального и личность автора в литературной критике Шевырева конца 1820-1830-х гг
Исследуя творчество Шевырева в контексте русской литературной критики 1820-1830 гг., В.А. Мартынов приходит к выводу, что "ранняя критика Шевырева подчинена задаче определения индивидуального своеобразия произведения, своеобразия личности его автора," а основным критерием ценности про-изведения становится самобытность."" Действительно, категория индивидуального является своеобразным стержнем эстетики Шевырева в этот период. Остальные категории литературно-критического анализа так или иначе соотносятся с ней. Более того, интерес к индивидуальному началу личности автора, на наш взгляд, во многом предопределяет направление эволюции его взглядов к 30-м, а затем и 40-м гг. Поэтому специально остановимся на этом вопросе.
Ярким примером авторской индивидуальности является для критика Байрон. Источник творчества поэта Шевьтрев видит в "неизмеримом океане /его -О. Б./ бездонной души"23. Байрон для него - пример не только оригинальности, но и предельной субъективности поэзии. Все произведения Байрона, по Шевы-реву, составляют целостный, проникнутый неким скрытым на первый взгляд единством, художественный мир: "Где начало сей нити, коею он связал все свои произведения?" Средоточие этого мира "в недосягаемом святилище творческой души его; /.../ там крепким неразрывным узлом она привязана к самобытному, свободному чувству жизни, одушевляющему поэта!"24 Далее Шевырев формулирует задачу, стоящую перед критиком-исследователем искусства: "Найти сей узел души его, усмотреть все таинственные пути сей нити во всех его произведениях поучительно для ума, важно для науки искусства." 5
В.А. Мартынов отмечает: у Шевырева характеристика основных особенностей произведения закономерно оказывается связанной с характеристикой внутреннего мира автора, его позиции.26 Действительно, в критических разборах Шевырева прослеживается устойчивый интерес к авторской личности; художественный мир произведения и, шире, творчества автора понимается им прежде всего как воплощение этой личности. Последнее может быть разнообразным: это и выражение внутреннего мира души автора, его мыслей, чувств, и характер восприятия автором внешней действительности, но и в этом случае изображение жизни несет на себе печать авторской личности. Поэтому, изучая творчество того или иного художника, критик нередко обращается за объяснениєм отличительных черт художественного мира автора к его судьбе, характеру. Так, говоря об И. Козлове, Шевырев замечает, что жизнь, судьба сделала его поэтом. С печальной участью автора связывается и особая трогательность его произведений.
Но чаще мы встречаем прием, "обратный" этому, когда авторская личность воссоздается на основе анализа его произведений. Такова характеристика мрачной и могучей личности Байрона. Шевырев нигде не упоминает о судьбе английского поэта, тем более не приводит биографических фактов; личность Байрона - поэта предельно субъективного в восприятии Шевырева - оказывается как бы очищенной от всего, находящегося вне собственно поэтического мира. Его личность постигается исключительно через его произведения, через проникновение в глубины его творческого мира.
Особого внимания, на наш взгляд, заслуживают слова, используемые Ше-выревым для обозначения понятий индивидуального и личности автора. В то время эти категории только начинали осмысляться русской эстетической мыслью, вставала проблема терминологического закрепления этих понятий. Сложность заключалась как в том, что для категорий западноевропейской философии и эстетики трудно было найти русский аналог, так и в той смысловой разнице, которая подчеркивалась разными авторами. Ю.В. Манн, говоря о нечеткости эстетической терминологии у раннего Шевырева, отмечает, в частности, лекси-ко-семантические колебания в определении критиком таких понятий, как иде-альное и действительное, субъективное и объективное.
Несмотря на то, что в критике этого периода главным предметом внимания Шевырева является личность автора, само слово личность им не употребляется. Также обстоит дело и с понятием и словом индивидуальность, тогда как оба слова в этому времени в русском языке уже существовали. Как показано В.В. Виноградовым, формирование понятий, связывающихся в современном представлении с этими словами, проходило именно в исследуемый нами период. Новые значения и семантические оттенки закреплялись за этими словами в первые десятилетия XIX века; понятия, которые они стали обозначать, не только утверждались в культуре, но и во многом определяли ее: порождали проблематику общественных, философских, эстетических споров, определяли специфику художественного творчества. По замечанию ученого, "вся фразеология общественно-философской публицистики 30- гг./.../ как бы направлена к слову личность. Это слово предполагается, внушается даже в тех случаях, когда его нет, когда оно еще не сложилось." В отношении к Шевыреву это справедливо уже для конца 20-х гг. и не для публицистики (эта сфера его деятельности развивается позднее, с середины 30-х гг.), а для критики. Слово личность в этот период, не появляясь в его статьях, "предполагается, внушается", само понятие формируется, складывается.
Слова, обозначающие в 20-30-е гг. у Шевырева понятия личность и индивидуальность, помогают выявить некоторые оттенки смысла, свойственные его пониманию данных категорий и повлиявшее на дальнейшее формирование общественных и эстетических взглядов критика. Деятельность Шевырева охватывает временной период (1820-1850 гг.), включающий в себя несколько этапов формирования значений понятия личность в русской культуре, что сказалось как на осмыслении данной категории Шевыревым, так и на его словоупотреблении. В 40-е гг. именно слово личность становится "сердцевиной семантической системы" литературно-критического, публицистического, научного дискурса Шевырева. Разнообразие контекстов, в которых в дальнейшем Шевыревым употребляется слово личность, эмоциональные и смысловые оттенки употребления - все это ставит нас перед необходимостью определения смыслового наполнения слова личность и его производных ( напр.: безличный) у Шевырева. Для того, чтобы проанализировать функционирование и смысловую трансформацию этого понятия в его деятельности 40-50-х гг., необходимо выяснить, каковы семантический объем и словесное закрепление ковы семантический объем и словесное закрепление понятия личность в критике Шевырева 1820-30-х гг.
Здесь и в следующей главе, прослеживая процесс формирования и выясняя семантический объем понятия личности у Шевырева, мы будем опираться на материалы к истории слова личность, собранные В.В. Виноградовым, а так же на выводы ученого. Поэтому считаем необходимым привести здесь интересующие нас положения этой работы.
Ученый отмечает, что в "русском слове личность, имеющем яркую окраску русского национально-языкового строя мысли, в то же время содержатся элементы интернационального и - прежде всего - европейского мышления."29 В древнерусском языке до XVII в. не было потребности в слове, которое соответствовало бы - хотя бы отдаленно - представлениям и понятиям о личности." Понятие личности, в котором очень существенен признак единичной неповторяемости, древнерусскому мировоззрению было чуждо.
Методологические поиски Шевырева в контексте формирования литературной герменевтики в Германии XIX века
Отмеченные выше особенности литературно-эстетической концепции Шевырева, его критического и историко-литературного метода: обостренный интерес к личности автора, представления о природе поэта и поэзии, которые в свою очередь приводили к формированию двух способов интерпретации художественного текста - культурно-историческому и психологическому, - позволяют соотнести методологические поиски Шевырева с процессом формирования литературной герменевтики XIX века в творчестве Ф. Шлейермахера и в особенности В. Дильтея.
Следует сразу оговорить, что существенным образом отличает деятельность Шевырева от поисков представителей литературной герменевтики. Ф. Шлейермахера называют основоположником современной герменевтики потому, что он на первый план выдвинул вопрос о самой природе понимания: "он перешел от предмета понимания к природе понимания как такового, концептуально поставив вопрос о том, что такое понимание и что такое смысл."103 Обоснованию процесса понимания и самой возможности понимания как такового посвящен и один из важнейших теоретических трактатов В. Дильтея - эссе "Возникновение герменевтики". Шевырев же специально проблему понимания в своих произведениях не ставит и не решает, хотя опосредованно она возникает и решается в целом ряде его работ.
Сближение же с Ф. Шлейермахером и особенно с В. Дильтеем прослеживается на разных уровнях: от общефилософских мировоззренческих оснований до непосредственных параллелей в эстетических взглядах и историко-литературных концепциях. Хронологически деятельность Шевырева располагается между творчеством Шлейермахера и Дильтея. По-видимому Шевырев был знаком с идеями Шлейермахера, хотя непосредственных свидетельств этого мы не встретили. В любом случае, Шевыреву были хорошо известны идеи романтических мыслителей (Авг. и Фр. Шлегелей, Новалиса) - предшественников Шлейермахера, тоже ставивших перед собою задачу понимания. Для них "понять высказывание (произведение), исходя из индивидуальности его автора, значило /.../ понять его внешнюю художественную форму как реализацию, развертывание некоей его внутренней формы, сокрытой в глубинах творческой индивидуальности художника."104 Шевырев был знаком и с трудами одного из представителей филологической герменевтики, также предшественника Шлейермахера - Ф. Аста.105 В теории Ф.Аста основным понятием было понятие духа. ACT исходил из того, что единство человеческой истории заключается в единстве духа. По Асту, в процессе интерпретации, цель которой - постижение духа, заложенного в тексте, конкретно-исторические различия не должны приниматься во внимание как преходящие формы. Аст, и вслед за ним Шлейермахер, объектом понимания делали автора.106 Ранний Шевырев испытал влияние эстетических теорий Аста и Бахмана107 (их влиянием, возможно, отчасти объясняется ранний интерес Шевырева к личности творца художественного произведения), однако вскоре он отходит от этих эстетических принципов, все более склоняясь к необходимости исторического изучения литературы. Наиболее полно критическое отношение Шевырева к методу Аста представлено в его труде "Теория поэзии в ее историческом развитии у древних и новых народов" (1836), посвященном обзору и критическому анализу истории эстетических учений. Главный недостаток эстетики Аста Шевырев, утверждавший в этот период необходимость исторического изучения литературы и ее теории, видит в том, что она "состоит из одних философских формул" и "отучает от живого изучения самих произведений".108 Заканчивает Шевырев свой обзор истории эстетических учений в Европе сочувственным анализом эстетики Жан-Поля и приходит к следующему выводу: "от своих синтетических теорий немцы, как видно, возвращаются к историческому созерцанию искусства, но возвращаются богатые идеями глубокими. От такого слияния философского направления с историческим должно ожидать благих плодов и для теории поэзии."109 Современная эстетика и теория литературы должна формироваться, по Шевыреву, на основе исторического изучения. Отметим, что именно с выходом к историческому изучению связан следующий после Шлейермахера этап в развитии литературной герменевтики: Дильтеем все науки о духе были осмыслены прежде всего как исторические науки.
Романтические истоки построений Шлейермахера проявляются в том, что важнейшую роль в его системе занимает идея личности: "на что бы ни было направлено понимание, каков бы ни был его объект, оно в конце концов всегда оказывается направленным на человека, на личность, выразившую себя посредством языка через тот или иной объект."110 Позже это положение становится одним из центральных и у Дильтея, с той разницей, что главной целью понимания последнего становится не человеческая личность как таковая, а человек в его культурно-историческом бытии. Сходный процесс мы наблюдаем в литературной деятельности Шевырева.
Если раннего Шевырева (20-е гг.) интересует преимущественно отдельный человек (авторская личность), то у зрелого Шевырева (начиная с кон. 30-х, 40-50-е гг.) главным объектом внимания становится духовное и историкокультурное бытие народа, а отдельная человеческая личность предстает как часть этого бытия. Можно сказать, что в своем творческом развитии Шевырев проделывает путь, общее направление которого отчасти соотносится с творческой эволюцией В.Дильтея (ранний Дильтей, являясь последователем Шлейер-махера, представляет психологическое течение герменевтики, направленное на выявление личности автора; поздний тяготеет к культурологической интерпретации) и с общим вектором развития литературной герменевтики XIX века (от Шлейермахера к Дильтею). Однако, деятельность Дильтея приходится на кон. XIX - нач. XX вв., а Шевырева - на первую половину XIX века, поэтому Шевырев отчасти предвосхитил идеи Дильтея, хотя, конечно же, у него эти идеи не были глубоко теоретически обоснованы и закреплены и во многом имели декларативный характер.
Культурно-историческая и психологическая интерпретация личности и творчества А.С. Пушкина
Наиболее значительной и показательной из монографических статей начала 1840-х гг. является статья "Сочинения Александра Пушкина, томы IX, X, XI СПб., 1841г.", опубликованная в 9-ой книжке "Москвитянина" за 1841 год.141
В начале статьи Шевырев ставит перед собой цель более глобальную, чем анализ отдельных произведений, напечатанных в трех последних томах собрания сочинений поэта, а именно: "вникнуть в то направление, какое принял поэт в последние годы своей жизни; /.../ определить его характер" (курсив мой. -О.Б.). Мы видим ту же установку, что встречалась в статьях предыдущего периода: основываясь на исследовании произведений, проникнуть в духовный мир автора.
Предметом исследования становятся три последних тома собрания сочинений Пушкина, изданного "опекой" в 1839-1841гг. По составу тома очень разнородны. В IX были опубликованы поздние и ранние стихи Пушкина, в X -проза, в XI - критические и автобиографические материалы. Временная и жан-рово-стилистическая разнородность давала возможность критику охватить всего Пушкина: его судьбу, творческую эволюцию. Метод, используемый здесь критиком, уже знаком читателю по его статьям периода "Московского вестника" и "Московского наблюдателя". В ряде произведений он ищет объединяющее их глубинное начало, позволяющее проникнуть в тайну души поэта.
Поиск глубинной творческой и жизненной взаимосвязи предполагает выявление неких доминантных черт, определяющих неповторимую индивидуальность авторской личности. В пушкинском творчестве одной из таких сугубо индивидуальных, насыщенных особым смыслом черт является, по Шевыреву, сосуществование двух типов организации художественной речи - поэзии и прозы. "Поэт, первый мастер русского стиха, победительно усвоил себе и русскую прозу, и равно искусно владел обеими формами отечественной речи, умея, как никто другой в литературе нашей, полагать самые строгие границы между русскими стихами и русскою прозою."143 Шевырев акцентирует пушкинское противопоставление поэзии и прозы. Он характеризует их как формы, "резко отличные друг от друга, никогда им (Пушкиным. - О.Б.) не сливаемые."144 Обе они, по Шевыреву, "не без особенного значения являются под пером Пушкина" и служат выражением двух направлений, которые " в последнее время принял дух его."145
Размышления критика о соотношении прозы и поэзии у Пушкина являются одним из наиболее проницательных наблюдений над спецификой его художественного мира. Он был первым, кто так высоко оценил пушкинскую прозу и увидел в ней за внешней простотой и безыскусностью внутреннюю глубину. Чтобы в полной мере оценить этот факт, достаточно вспомнить В.Г. Белинского, не понявшего прозы Пушкина.
Тем более интересной представляется оценка, которую дает критик прозе Пушкина. Для объяснения противоположности поэзии и прозы он обращается к категориям идеала и действительности. О месте этих категорий в системе эстетических представлений Шевырева и их связи с родами литературы говорилось в 1 главе. По Шевыреву, "первоначальным назначением Пушкина был мир чистой поэзии, хотя созданный из ярких и роскошных красок существенного мира, но над ним возвышенный, идеальный./.../ Позднее, требования современного ему века вызвали его из идеального мира Поэзии /.../в мир действительной жизни, в мир прозы обыкновенной."146 Шевырев постоянно подчеркивает связь прозы с миром действительной жизни, и характеризуются они - проза и жизнь - одними и теми же определениями: "проза его проста, сильна, истинна и чужда, как жизнь, ею изображаемая, всякого ненужного ей украшения"; в содержании прозаических произведений Пушкина "нет ничего такого, что противоречило бы нагой, прозаической истине действительного мира" (курсив мой. - О.Б.) Последнее (выделенное) определение действительности и его варианты то и дело повторяются в статье: "жизнь действительная во всей /.../ наготе ее", "существенная нагая истина", "грубый материал жизни действительной" и т.д. Эти определения сближаются по своему эмоционально-смысловому ореолу (вплоть до прямых совпадений) с определениями самого Пушкина. Стиль пушкинской прозы, по Шевыреву, его простота и бедность, являются словесным выражением прозаической обыденности мира действительной жизни. Это своеобразное тождество слова и изображаемого им мира отмечено современными исследователями Пушкина.148
Настаивая на простоте пушкинской прозы и тождественности ее действительности, критик вместе с тем отмечает, что суть ее гораздо глубже и значительнее, чем внешнее изображение, копирование действительности. Путь, по которому пошел Пушкин, - "работая над грубым материалом жизни действительной, /.../ воплощать истину нравственную, всегда неизменную, и придавать таким образом первой высокое значение, достойное художника." В повествованиях Пушкина "всегда, на первом плане, выступает /.../простое событие, взятое из жизни, истина верная, действительная, нагая, случайная, живая и яркая; но из-за нее, безмолвно, невысказанно и как будто неумышленно, выходит истина всеобщая, неизменная, всегда пребывающая в основе жизни человеческой и общественной, истина, которая снимает с действительного события всю пустую ничтожность его случайности, и, придавая ему значение постоянное и высокое, тем взводит его в мир искусства и спасает призвание художника.
В этих фразах запечатлен еще один опыт проникновения в тайну пушкинской прозы. Критик отталкивается от эстетических установок самого Пушкина, который, по его словам, "не хотел быть моралистом отдельно от художника, ибо знал высокое нравственное призвание своего искусства." Это определение взгляда поэта вполне соответствует пушкинскому выступлению против навязывания поэзии назидательной, "полезной" функции и, вместе, пониманию того, что искусство, имея целью лишь идеал, является носителем нравственного начала. Исходя из этих представлений, критик определяет глубинное содержание пушкинского творчества как воплощение "истины нравственной, всегда неизменной". Он пытается описать механизм ее воплощения в текстах: из-за простого события "безмолвно, невысказанно и как будто неумышленно, выходит истина всеобщая, неизменная, всегда пребывающая в основе жизни человеческой и общественной, истина, которая снимает с действительного события всю пустую ничтожность его случайности, и, придавая ему значение постоянное и высокое".151
Литературная личность в осмыслении Шевырева
Наибольшей напряженностью внимание Шевырева к проблеме личности отличается во второй половине 40-х гг. Это объясняется тем, что "вопрос о личности, ее значении и действии в нашей литературе" критик считает "одним из деятельнейших" вопросов современности.411 Давний и устойчивый интерес Шевырева к этой проблеме позволил ему подметить динамику функционирования категории личности в общественно-литературном дискурсе первой половины XIX века и указать на произошедший на рубеже 30-40-х гг. семантический сдвиг в употреблении данного понятия, характеризующий культурное сознание эпохи: "замечательна перемена, последовавшая даже в значении этого слова относительно к его употреблению. Прежде под именем личности разумели оскорбление, наносимое лицу; в таком смысле говорили: "он сказал мне личность". Теперь разумеют под именем личности все права человеческого лица на развитие и уважение."412
Одним из примеров функционирования категории личности в общественно-литературной жизни первой половины XIX века является формирование и активное использование таких категорий, как литературная личность, литературная репутация, литературная биография, что связано с актуализацией интереса к авторской личности. В осмыслении текущего литературного процесса понятию литературная личность принадлежит у Шевырева первостепенная роль.
Данное понятие формировалось в сознании Шевырева постепенно; в его структуре можно выделить компоненты, интерес к которым оформился у Шевырева уже в раннем творчестве. Прежде всего, это авторская индивидуальность, выявляющаяся критиком на основе характеристики художественного мира писателя, важным показателем которой становится стиль, "стилистическое лицо" автора. Однако вполне эта категория оформилась у Шевырева только в 40-е гг. в полемике с литературными противниками, в частности, с редакцией журнала "Отечественные записки" (далее - ОЗ).413
Несмотря на то, что попыткой обрисовать характеры, действующие в нашей литературе, отмечен в творчестве Шевырева уже 1830 год, а в критических статьях периода "Московского наблюдателя" (1835-1838 гг.) активно используется выражение авторская физиономия, понятие литературная личность возникает у Шевырева позже. Появление в критике Шевырева данного понятия только в 40-е годы связано, по-видимому, с тем, что в массовом сознании до этого времени был более явным негативный оттенок в значении данного слова. В частности, в журнальной практике предшествующих десятилетий это слово употреблялось в значении "оскорбление лица, намек на человека" (это значение зафиксировано в словаре В.И. Даля414, и именно его имеет ввиду Шевырев, говоря о старом значении данного слова). Кроме того, в 20-30-е гг. понятие личность связывалось с представлением о частной сфере жизни человека (на формирование оппозиции частное - общее в комплексе представлений о личности именно в это время указывает акад. В.В. Виноградов), а значит с интимной, повседневной бытовой стороной его жизни. Внесение этого начала в эстетическую сферу в 20-30-е гг. воспринималось критикой как недопустимое смешение разных сфер жизни, и хотя постоянно практиковалось ею, но признавалось явлением, обедняющим литературу. Ярким примером тому является развернувшаяся в 1830 году полемика между "Литературной газетой" и Северной пчелой" и осмысление ее в литературных кругах.
Существенной чертой этой полемики был выход за пределы собственно эстетических споров и "переход на личности". По поводу приемов данной полемики В.П. Титов писал Шевыреву: "У нас успели открыть новый способ критики: аллегорически описывать жизнь и нравственность противника. Фаддей, осердясь на разбор Дмитрия Самозванца, описал Пушкина, закрывшись под именем Гофмана; Пушкин дал Фаддею название Видока и также описал его. Я надрывался, толкуя Вяземскому и братии, что это скверное оружие, даже против Булгарина; но глас мой раздавался в пустыне..."415 Шевырев, хотя и находился в это время за границей, оказался непосредственно вовлеченным в процесс осмысления подобных приемов литературной борьбы416. Косвенным доказательством того, что данная проблема волновала Шевырева, является цитированный выше фрагмент дневника 1830 года, где он задается целью описать "некоторые характеры в нашей литературе". Все имена, перечисленные там, напрямую связаны с журналистикой, причем двое из названных - Пушкин и Булгарин - непосредственные участники спора. Правда Шевырев достаточно осторожно очерчивает их личности, не вторгаясь в сферу частной жизни; он даже не употребляет слово личность, заменяя его понятием характер. Однако критик не оставляет в стороне нравственный аспект (Булгарин - "шарлатан и подлец, но без маски"), особенное внимание уделяется национальному фактору (нерусский Булгарин, который "всем нациям может принадлежать и вместе ни одной не принадлежит", русский гений Пушкин и т. д.)417 Итак, считая, по-видимому, недопустимым вовлечение в сферу литературной характеристики частной жизни, Шевырев активно использует в своих "портретах" (пока не предназначенных для печати) такие структурные элементы личности, как нравственное лицо (выражение Шевырева - О.Б.), национальность , общественно-литературная позиция, то есть составляющие той категории, которая в 40-е гг. получит у Шевырева название литературной личности.
Именно семантический объем понятия литературная личность стал предметом полемики между Шевыревым, критиком "Москвитянина", и "Отечественными записками" в 1848 году. Предметом спора стало соотношение таких понятий, как личность и авторитет. 03 выступили за пересмотр репутаций старых авторов; Шевырев - за сохранение их высокого положения в литературной иерархии. Опровергая мнение 03, что он, "обвиняя современную литературу в неуважении славных литературных личностей, I...I смешал идею личности с идеей авторитета", критик утверждает, что литературный авторитет писателя нельзя отделить от его литературной личности, т. к. авторитет - это признание литературных заслуг автора. Он готов выделить в деятельности Ломоносова "всегдашний" авторитет его как "преобразователя русского слова, определившего /.../ отношение русского языка к славеноцерковному, создателя русского стиха и поэта" и "исторический, прошедший", состоящий в "складе речи" (курсив автора. - О.Б.).419
