Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Семья и этнотрадиция в романе-эпопее «Тихий Дон» 27
1.1. Национально-культурная специфика произведения .27
1.2. Семья в процессе этнического формирования казачества 41
1.3. Семья, род, казачество в художественной системе произведения 56
1.4. Быт, дух и мораль казачьей семьи в изображении Шолохова 65
1.5. Судьба семьи Мелеховых 102
Глава 2. Семья в русской философии XX века и романе- эпопее «Тихий Дон» 119
2.1. Особенности философского сознания М.А.Шолохова 119
2.2. «Философия любви» в России в конце XIX - начале XX вв 124
2.3. Концепции семьи и любви в смысловом поле «Тихого Дона» 140
Заключение ...167
Библиографический список 176
- Национально-культурная специфика произведения
- Семья в процессе этнического формирования казачества
- Особенности философского сознания М.А.Шолохова
- «Философия любви» в России в конце XIX - начале XX вв
Введение к работе
Актуальность исследования обусловлена значительностью темы семьи в романе-эпопее М.А.Шолохбва «Тихий Дон» и ее связью в художественном мире произведения с проблемой национального мира и самосознания.
«Тихий Дон» - одно из самых изученных в научно-литературоведческой и литературно-критической мысли произведений русской литературы, но освоение его шло в нашей стране в эпоху сильной идеологизации общественных и гуманитарных наук. Идеологизация оказалась важной формой целенаправленного воздействия на национальное сознание в целом и на литературоведение как на литературное самосознание. Это привело к тому, что прочтение произведения, которое по самой своей жанровой специфике неразрывно связано с проблемами национального бытия, оказалось во многом искаженным.
Современное шолоховедение пытается выйти на новый уровень в осмыслении «Тихого Дона» как произведения, место которого в духовном и историческом самосознании нации очень велико. Для этого используется весь арсенал традиционных литературоведческих методов: и системно-целостный, и сравнительно-типологический, и биографический, и мифопоэтический , и герменевтический. Однако, идейная и художественная ценность романа-эпопеи М.Шолохова еще не получили достаточно полного обоснования. Для того, чтобы ос-
мыслить «бытийную» полноту «Тихого Дона», всю масштабность прозрений его автора, необходимо соединить традиционную литературоведческую методологию с историко-культурологическим, этнологическим и философским подходами. Попытка рассмотреть концепцию семьи в романе-эпопее «Тихий Дон» сквозь призму этнологического и философского подходов и определяет актуальность диссертационного исследования.
Изучение истории и теории ментальности, а также вопросов отражения в культурогенезе восходящих и нисходящих фаз этногенеза задает ту перспективу, которая позволяет восстановить широкий контекст творчества писателя и точнее определить и меру его историзма, и характер его мировоззренческой системы (либо биосферно-позитивной, либо мироотрицающей). Основатель одного из главных направлений в современной отечественной этнологии Л.Гумилев дал примеры применения своей этнологической системологии в анализе литературы (Гумилев, 1993)*. Представляентся целесообразным использовать подобный подход и в анализе «Тихого Дона», произведения, которое уже в силу своей жанровой определенности ставит многие вопросы из числа тех, над которыми работает этнология: что происходит в национальной жизни? почему? какие подвижки происходят в сознании народа? как меняется национальный характер? Особенности осмысления этих вопросов во многом определяют и идейное содержание романа-эпопеи, и тип героя, и авторский пафос. Применение «шкалы этногенеза» оправдано в данном случае и тем, что М.Шолохов отразил национальное самосознание в период его грандиозной ломки, когда существенную трансформацию претерпевали все его устойчиво-доминирующие признаки (и образ жизни, и чувство принадлежности к нации, и основные ценности; даже историческая память ставилась под сомнение).
В.Кожинов писал о романе-эпопее, что «в «Тихом Доне» воссоздано бытие России в ее громадном целом и во всем сокрушающем размахе ее революции. И глубокое своеобразие казачества не только не мешает воссозданию этого целого, но, напротив, дает возможность воссоздать его с исключительной полновесностью и остротой» (Ко-жинов,2001,293). Чтобы добиться этой «исключительной полновесности» в изображении бытия донских казаков, автор «Тихого Дона» отказался от изображения одних лишь исторических событий и сделал центром изобразительной конкретизации своего произведения семью Мелеховых, которая втянута в историю, связана с самыми трагическими ее моментами, по которой острым ножом прошли все важнейшие события эпохи. Семейная проблема - не просто одна из важных в произведении М.Шолохова, в ней находит непосредственное выражение главная эпопейная проблема - судьбы нации.
В свое время русский философ Н.Бердяев писал, что «человек входит в человечество через национальную индивидуальность», а «национальность входит в иерархию ступеней бытия и должна занимать свое определенное место» (Бердяев, 1990,93,95). В художественном мире Шолохова первую и наиважнейшую ступень в этой иерархии бытия занимает семья, только через изображение ее жизни и судьбы оказывается возможным отразить многие важнейшие моменты в динамике национальной жизни.
Применение этнологического подхода в исследовании шолоховского произведения оправдано также назревшей «потребностью глубокого осмысления истории литературы в культурно-философском контексте отечественной и всемирной истории» (Юсуфов, 1996,6). О необходимости воссоздания историко-культурного контекста писал еще раньше М.М.Бахтин: «Прежде всего литературоведение должно
Здесь и далее ссылки осуществляются следующим образом: первая цифра в скобках означает номер издания в библиографическом списке, вторая - номер страницы
установить более тесную связь с историей культуры. Литература - неотрывная часть культуры, ее нельзя понять вне целостного контекста всей культуры данной эпохи «...» В наших историко-литературных трудах обычно даются характеристики эпох, к которым относится изучаемые литературные явления, но эти характеристики в большинстве случаев ничем не отличаются от тех, которые даются в общей истории, без дифференцированного анализа областей культуры и их взаимодействия с литературой, да и методология таких анализов еще не разработана» (Бахтин,1979,330).
Те претензии, которые ученые выдвигают с начала 80-х годов к методам и методологии отечественного историко-эволюционного литературоведения, с его господством «примитивно-социологических стереотипов» (Юсуфов, 1996,6), при исследовании творчества М.Шолохова также во многом оправданы. Во многих работах, посвященных «Тихому Дону», игнорировались целые пласты национальной культуры, вне которых адекватное прочтение романа-эпопеи просто невозможно (например, мировидение героев рассматривалось вне связи с православной христианской культурой, а мировоззрение автора вне понимания того, что литературное произведение есть акт не только творческого, но и национального самосознания художника). Национальное своеобразие «Тихого Дона» до последнего времени исследовалось поверхностно, как нечто внешнее, фоновое, а не включенное в пространство внутритекстовых связей. А ведь речь идет о романе-эпопее, произведении, которое не может состояться без переживания и понимания «национального».
Теоретический подход к исследованию национального в литературе определен в работе К.Султанова «Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы»: «Соотнесенность личностного и национального может характеризовать более гибкая формулировка, свободная от оценочного подхода (выше - ниже): личностное, не у ко-
рененное в национальном, обречено на духовную бездомность, национальное (роевое), не преображенное личностным, отторгается от приоритетных задач гуманизма» (Султанов,2001,25). Именно такой подход может быть продуктивен при изучении «Тихого Дона», особенно в исследовании темы семьи, которая как раз и является своеобразным «механизмом» укоренения личности в национальном мире. Целесообразно в подобном исследовании использовать для сравнения данные всех наук, позволяющих наиболее полно воссоздать этносоциальный и народнокультурный контекст творчества М.Шолохова. Привлечение материалов из трудов этнологов ( особенно по этногенезу донского казачества), социологов ( активно изучающих историческое бытование такого общественного организма, как семья) и историков позволит расширить диапазон исследования и более аргументировано подойти к ответу на вопрос о том, насколько близок к историческому облику тот национальный образ мира, что был создан писателем на страницах «Тихого Дона». По существу, это дает возможность новым путем пробиться к самому существу художественного мира М.Шолохова, к его эпической цельности. Кроме того, это позволяет взглянуть на историю русской литературы XX века в свете обобщений современной науки, в свете проблем национального самопознания и духовно-идеологического самоопределения. Как сви-детельстуют современные ученые, «...перечтение в русле этнического своеобразия стимулирует новые возможности анализа... Недостаточно изучен с точки зрения историко-литературной эволюции функциональный аспект этнического в структуре художественного смысла, то, что можно выделить как коэффициент или меру актуализации этнического, его результативности в системе художественных мотивировок» (Султанов,2001,95). Эта «мера актуализации этнического» в «Тихом Доне» очень высока, и анализ концепции семьи позволяет увидеть, что своеобразная зтнотопика в романе-эпопее не статична, она размы-
кается в динамику художественного мира. Подвижность этнотради-ции, вопросы ее самостояния и самосохранения в произведении непосредственно связаны с проблемой судьбы традиционной казачьей семьи.
Еще один подход, представляющийся перспективным,- это изучение главной книги М.Шолохова в контексте русской религиозно-философской мысли начала XX века. В последнее время метод религиозно-философской интерпретации художественных текстов получил довольно широкое распространение. Некоторые ученые утверждают даже, что сама «теоретическая проблематика российского литературоведения сегодня определяется глубиной диалога литературной науки с философией, философией культуры в особенности» (Юсу-фов,1996,10). В современных работах по философской культуре восточных славян последовательно проводится мысль о самостоятельности и своеобразии путей ее развития. Вместе с тем, не подвергается сомнению вопрос о постоянном пересечении путей отечественной философии и литературы. Писатели, кто прямо, рационалистически, кто косвенно, одной лишь силой художественной интуиции, подключались к решению тех же вопросов, над которыми билась философская мысль. Подобных пересечений в истории отечественной культуры значительно больше, чем принято считать, а исследовать их необходимо, даже в тех случаях, когда внешней связи между формированием мировоззрения писателя и определенным направлением в философии не установлено. Как раз работ, посвященных изучению влияния определенной философии на определенного художника и, напротив, творчества определенного художника на становление какого-то направления философской мысли, несоизмеримо больше, чем работ, в которых исследуется именно момент «пересечения», а не причинно-следственных связей. Всякое действительно состоявшееся явление в художественной литературе всегда заключает в себе определенную
философию самосознания человеческой личности, раскрываемую в идеях и образах, и эта философия всегда так или иначе соотносится со всей предшествующей и современной писателю философской культурой.
В случае с М.Шолоховым подобные пересечения исследовались мало ( о них подробнее позже). Между тем, современные биографы М.Шолохова обнародовали новые интересные материалы, согласно которым, мир философии был далеко не чужд молодому писателю. В «Новых материалах к биографии М. Шолохова» Н.Федь пишет: «Можно утверждать, что тяга к знаниям, любовь к искусству, интерес к людям, то есть духовный мир писателя формировался под влиянием отца. Уже в двенадцать лет Михаил рассуждал на философские темы. А вскоре «философские разговоры» перерастали в жаркие споры, и нередко побежденный отец примирительно говорил сыну: « Ох, Мишка, диалектика тебя заела!» Александр Михайлович даже прозвище сыну дал - Спиноза «...» В довоенной библиотеке Михаила Шолохова были собрания сочинений Канта, Шопенгауэра, Ницше, Спинозы (приложения к журналу «Нива»), а книги Гегеля - в коленкоровом переплете с золотым теснением» (Федь,1995,140-141).
В числе важнейших вопросов, осмысляемых М.Шолоховым в романе-эпопее «Тихий Дон» с подлинно философской глубиной и своеобразной эстетической концептуальностью, можно выделить проблемы семьи и любви, которые оказываются непоредственно связанными в произведении с темой судьбы нации. Продуктивным представляется сопоставление шолоховской концепции семьи и концепции любви с соответствующими концепциями, выработанными русской философией конца ХГХ - начала XX вв. Возможные схождения здесь позволят приблизиться к тайнам философского сознания автора «Тихого Дона», до сих пор сокрытым в глубинах художественного текста.
В обширном и многополярном шолоховедении тема семьи никогда не была предметом специального монографического исследования, хотя в той или иной мере этой темы касались многие литературоведы и литературные критики. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к библиографическим обзорам, изданным в 1980 и 1986 годах, а также к последующим публикациям.
В первых критических откликах на появление романа-эпопеи, публиковавшихся с конца 20-х и до 40-х гг., вопрос о семье специально не ставился, речь шла о социальной характеристике персонажей романа, в том числе и из семьи Мелеховых. Определенное внимание было уделено в этих работах ( С.Динамова, Инн.Оксенова, Ф.Гинзбурга, В.Гоффеншефера и др.) лишь одной проблеме, так или иначе связанной с темой семьи - проблеме быта донского казачества. Сам этот быт характеризовался весьма однообразно, какторжество грубости, невежества и примитивности. Объединяет многих авторов статей тех лет еще одно наблюдение: они фиксируют любовное отношение автора к изображаемому им казачьему быту и в связи с этим обвиняют его в идеализации «собственников».
И все же проблемы любви и семьи в романе не остались совсем без внимания в критике этого периода. Е.Ф.Никитина увидела в «Тихом Доне» фабулу, основанную на сексуальных взаимоотношениях героев, а дальнейшее ее развитие (во 2 томе) связала с «разрешением половой проблемы в условиях новых социальных отношений» (Никитина, 1931,57). И в том, и в другом случае взгляд критиков настолько жестко социологичен, что никакие другие аспекты характеров героев, кроме их идеологического «соответствия», не являлись предметом исследования.
В 40-е годы диапазон исследований немного расширился, в центре полемики о романе-эпопее оказалась фигура главного героя - Григория Мелехова, тема семьи лишь «мерцает» в некоторых статьях в свя-
зи с этим образом. Так в статье М.Чарного читаем: «Так что же - вся почти полностью погибающая мелеховская семья, в том числе и Григорий, это - прошлогодняя трава, обращенная огнем в едкую темную пыль? По-видимому, ответ таков...» (Чарный, 1940,3). Той же линии придерживался А.Фадеев, который писал: «Шолохов с огромной силой таланта, зная казачью жизнь, быт, показал историю казачьей семьи, обреченность контрреволюционного дела. В романе видна полная его обреченность. Но ради чего и для чего? Что взамен родилось? этого в романе нет» (Фадеев, 1937).
Социологический подход, господствовавший в критике этих лет, исключал глубокий анализ семейной темы. П.Громов, В.Ермилов, И.Лежнев, АХурвич и многие другие, если и касаются семьи, то лишь фиксируют тот факт, что в произведении показана гибель всей семьи Мелеховых, но смысл этой гибели не раскрыт автором. Общее мнение выразил при обсуждении романа в конце 40-х гг. А.Довженко: «Жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки... был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, советская власть, большевики, - разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну... Это огромная ошибка автора» (цит. по: Дворяшин, 1993).
Хотя в 40-50-е гг. появляются отдельные интересные работы, в которых исследуются шолоховская образность, язык, художественное мастерство, жанровая специфика, идейное содержание романа продолжает истолковываться вульгарно-социологически, значительного развития в осмыслении темы семьи в «Тихом Доне» не происходит. Монография Л.Якименко, вышедшая в 1954 г., интересна тем, что в ней представлен довольно подробный анализ образов, в том числе из семьи Мелеховых, а также попыткой рассмотреть творчество М.Шолохова в контексте русской литературы XIX века, но сам харак-
тер анализа и выводы, сделанные исследователем, по-прежнему носят идеологический характер.
В 50-е гг. появляются первые зрелые исследования фольклорности «Тихого Дона». И.Кравченко связывает тематику произведений М.Шолохова с донским фольклором, изучает разные песенные жанры и обрядовую культуру донского казачества, нашедшие отражение на страницах шолоховских произведений. А.Горелов, анализируя донские казачьи песни, выводит национальный тип женского характера и сравнивает его с основными женскими образами «Тихого Дона». В.Гура исследует фольклорные источники романа, а также многообразие фольклорных жанров, использованных в нем. Все эти исследования способствовали углублению понимания идейного содержания романа, в том числе семейной темы.
И все-таки в шолоховедческих работах вплоть до восьмидесятых годов XX века, при всем разнообразии оценок, преобладает один общий подход: в центр ставится вопрос о человеческой судьбе в эпоху огромных исторических перемен, а акцент делается на трагической борьбе человека с историей. Вопрос этот , действительно, чрезвычайно важен в "Тихом Доне", но при подобном подходе упор делается на романное начало в произведении, а собственно эпопейное начало несколько умаляется, главным способом постижения идейного содержания становится углубленное изучение судьбы главного героя - Григория Мелехова. Возникает соблазн толковать мучительный, исполненный противоречий путь главного героя как путь восхождения от традиционного сознания представителя косной, исполненной "ложных устоев" (Литвинов, 1985,80), казачьей среды к некому новому уровню представлений героя о жизни, истории, ведущих к его активному самоутверждению в мире. При этом остающиеся у главного героя внутренние связи со "средой", возрождающиеся "каждый раз, когда он попадал в атмосферу
почитания сословных казацких традиций,обычаев" (Кулинич, 1984,75), не могли не усложнить идейных исканий Григория Мелехова. Таким образом оказывается, что именно национальная укоренненность героя является главным тормозящим его рост фактором.
Прозвучали в шолоховедении и другие мнения. В статье "Эпос Шолохова и традиции мирового эпического искусства" Л.Ершов выразил следующую мысль: "Тихий Дон" - это не просто широкая панорама предреволюционной и революционной России. Это эпос народной жизни, где предстает не столько быт, сколько бытие русского народа в один из самых бурных моментов его истории. Шолохов протягивает нити в прошлое, анализирует современность и дает прогнозы на будущее" (ЕршовД977,16). Важен также вывод этого исследователя о том, что "образ главного героя и коллективный образ народа равновелики в художественной концепции автора" (Ершов, 1977,13). При всей ценности для шолоховедения этой концепции, отметим тот факт, что Л.Ершову не удалось полностью уйти от тенденциозности, что проявилось в самом анализе судьбы казачества и исторической судьбы России в романе-эпопее. Поэтому невозможно принять его главный вывод: "В сложной полифонии "Тихого Дона" заключен момент преодоления, снятия вековой расколотости нации. Оттого-то жизнеутверждающа, не безнадежна трагедия, воссозданная художником"( Ершов,1977,11). За пределами статьи остались также вопросы о том, почему в качестве центра изобразительной конкретизации Шолохов выбрал жизнь донского казачества и как соотносится его судьба с судьбой всей нации.
Не избежал подобной двойственности и другой известный исследователь шолоховского творчества А.Хватов, который, исследуя народность писателя, констатировал: "Шолохов не только историк и бытописатель народной жизни, но философ и психолог, глубоко исследующий мировоззрение, духовный мир, нравственные
представления и идеалы народа" (Хватов, 1975,7), однако в главах, посвященных судьбе семьи Мелеховых, порой возвращался к традициям социологического анализа: "В семейном укладе Мелеховых, в их взглядах на жизнь, многое определялось их социальным положением зажиточных земледельцев. Власть собственности осложнялась цепкой силой казацких традиций, высокомерных иллюзий о своей особой стати по сравнению с мужицкой Русью" (Хватов,1975,155). Явно предвзятое отношение автора книги к "цепким" казачьим традициям противоречит его же выводам об исследовании Шолоховым духовного мира и идеалов народа: "народ" и казачество с его "высокомерными иллюзиями" оказываются таким образом в оппозиции друг к другу. В последних работах А.Хватова содержится мысль о необходимости "найти новые пути и принципы анализа, которые позволили бы открыть то, что было неясно или смутно представлялось ранее, обрести новую меру понимания" (Хватов, 19 89,74), и эту новую меру он пытался найти, анализируя образ главного героя и тему революции в "Тихом Доне". К новому лодходу в исследовании семейной темы ученый не успел подойти.
Новый подход к изучению шолоховского наследия полностью определился в работах одного из самых авторитетных современных исследователей В.Петелина, который еще в начале 1970-х гг. в своей монографии утверждал, что "шолоховский человек всегда национален, историчен", хотя и является "особенной, неповторимой личностью" (Петелин,1974,61). В последующих книгах (Петелин,2002) и статьях ученого глубоко разработаны и концепция героя, и концепция народа в "Тихом Доне", исследован гуманизм М.Шолохова, семейная же тема не привлекла его исследовательского внимания в такой же мере.
Большое внимание проблеме изображения в "Тихом Доне" донского казачества уделил в своей книге "В мире "Тихого Дона" С.Семанов (СемановД987). Привлекая данные истории и этнографии, Семанов в определенной мере воссоздает особенности жизни донских казаков в истории и в романе-эпопее, но его исследование носит скорее описательный, восполняющий характер, не затрагивая многие важные для Шолохова вопросы ( целостного национального мировидения, судьбы национального мира).
Точкой отсчета для настоящего исследования послужили работы, опубликованные в 1960-1980-е гг., в которых тема семьи является предметом отдельного анализа. Главы, посвященные этой теме, есть в монографиях Л.Якименко, Б.Дайреджиева, Ф.Бирюкова, А.Хватова. Во всех этих работах есть безусловные достижения, связанные, как правило, с психологическим анализом отдельных героев- представителей семей Мелеховых, Коршуновых, Кошевых, Моховых. Что касается самой концепции, то в большинстве перечисленных работ она остается явно идеологизированной: трагическая судьба семьи Мелеховых трактуется ісак закономерный результат разложения изжившего себя патриархального уклада. Лишь в работах Ф.Бирюкова, который в целом не слишком много внимания уделил анализу темы семьи, наметился новый поворот в подходе к теме: семья как хранитель норм общечеловеческой морали. Еще одним общим недостатком названных работ можно назвать сам ракурс исследования семейной темы как второстепенной по отношению к линии исторической. Место семьи в художественной системе романа-эпопеи гораздо более значимое, нежели можно представить из работ шолоховедов.
Также следует отметить, что, несмотря на то, что названные исследователи писали о любви в романе-эпопее, вопрос о любви никогда не переводился ими в концептуальный план; любовь скорее опи-
сывалась или, в лучшем случае, анализировались образы любви, ее символика.
Определенный интерес для работы представляли исследования, не связанные непосредственно с темой семьи, но проливающие свет на отдельные стороны художественной философии писателя. Среди них выделяются работы П.Палиевского, В.Петелина, Л.Сатаровой, В.Осипова, Н.Глушкова, А. Дырдина. Особенно важна с точки зрения исследуемой темы монография А.Минаковой, которая, изучая поэтический космос романа-эпопеи и определяя его основные мифологемы, подчеркивает их связь с пластом земледельческой культуры и этнот-радицией (Минакова,1992,13). Исследовательница доказывает, что центром мироздания в «Тихом Доне» является хутор Татарский и курень Мелеховых, а ключевые слова эпопеи - Дом, мир и земля. Еще один аспект ее исследования - рассмотрение образов из растительного мира в романе в их связи с главными героями и, в связи с этим, разделение их на два типа характеров: для одних основным способом существования является обладание, для других - бытие.
В исследовании национально-культурной специфики эпопеи помогли работы о народности шолоховского творчества (С.Семанова, В.Петелина, Н.Глушкова, Ю.Дворяншна , Л.Киселевой,А.Минаковой), о фольклорности (Т.Тумилевич, Ю.Круглова,В .Коноваловой, Е.Дибровой, Н.Котовчихиной, М.Шустова и др.), об этнолингвистическом аспекте художественного мира М.Шолохова ( Е.Дибровой, А.Феоктистовой, Б.Проценко, Е.Каменской и др.).
Ценным источником идей послужила монография Е.Костина «Художественный мир писателя как объект эстетики (Очерки эстетики М.Шолохова)». Хотя Е.Костин не обращается непосредственно к семейной теме в романе, его выводы о родовом начале в эстетике Шолохова, о народоцентричности шолоховской эстетики, о содержании эстетического идеала писателя в определенной мере помогают выйти
на новый уровень в осмыслении концепции семьи в «Тихом Доне», Кроме того, Е.Костин первым предпринял попытку вписать творчество М.Шолохова в культурно-философский контекст. В своей монографии он устанавливает связи между художественным миром писателя и философией русского космизма.
Значительный интерес представляет статья А.Крупышева «Изображение народной жизни в романе-эпопее М.А.Шолохова «Тихий Дон» и традиции русской классической литературы», в которой очень четко была поставлена задача исследовать эпическое общенациональное содержание произведения и сделаны примечательные выводы о непрямолинейности Шолохова в изображении распада старой эпической цельности и рождения индивидуальной инициативы, о связях казачьего мира в романе с общерусской национальной культурой, о том, что «среда», объясняющая в романе нравственную совокупность черт народного характера и через это самое себя (патриархально-казачий уклад Дона), начинает раздвигать свои пространственно-временные границы и смыкается со всей современной действительно--стью - с общественным состоянием жизни всей страны.
О диалектике общечеловеческого и национально-исторического дают информацию статьи, в которых сравнивается художественный мир М.Шолохова с художественным миром У.Фолкнера ( НХашевой, Дм.Урнова, П.Палиевского, Е.Стеценко и др.). Эта же проблема поднимается в статьях, авторы которых анализируют связи М.Шолохова с традициями классической русской литературы (А.Минаковой, К.Исупова, П.Бекедина и др.).
Среди зарубежных исследований романа особенно выделим работы американского литературоведа Г.Ермолаева, который большое внимание уделил теме любви в «Тихом Доне», а также наиболее подробно в шолоховедении проанализировал образность М.Шолохова в изображении любовного чувства. Немаловажны также работы
Д.Стюарта, А.Косановича, Мэрфи, В.Минича и Ноакима Т.Бэра, в статьях которых «со стороны» анализируются особенности изображения Шолоховым казачьего мира, проводится мысль о глубинной связи этого мира с природным окружением, исследуются своеобразие эпичности и традиции.
В последний период вышло немало интересных книг и статей о М.А.Шолохове, посвященных биографии донского писателя, сложности его литературного и политического бытия. Самые масштабные, отличающиеся полнотой и опорой на закрытые ранее документальные материалы монографии представили В.Петелин, В.Осипов, Л.Колодный, Н.Федь, В.Васильев. Знакомство с этими работами позволяет по-настоящему приблизиться к личности Шолохова, лучше понять истоки и развитие его как писателя, раскрыть его трагедию.
Отдельно нужно назвать новые исследования, посвященные изучению разных сторон художественного мира МШолохова, принадлежащие С.Г.Семеновой, Н.В.Корниенко, Л.Г.Сатаровой, Н.М.Муравьевой, Н.Д.Котовчихиной, так как в них освещается ряд вопросов, тесно связанных с проблематикой данной работы. Прежде всего, это исследование национального образа мира и его основ в «Тихом Доне», изучение жанровой природы произведения, особенностей его эпичности, своеобразия авторского мировидения.
С.Семенова в последних работах касается философских аспектов художественного мира М.Шолохова. Она усматривает в «Тихом Доне» «антропный принцип», суть которого - «соотнесенность, корреляция между миром, Вселенной, макрокосмом, и человеком, микрокосмом», как в связи с мифологическим, фольклорным мышлением, так и в связи «с космологически-философской идеей, утвердившейся с второй половины XX века» (Семенова,2001,314). Есть в работах этого ученого и указание на возможное типологическое сходство в определенных моментах (например, родственностн-неродственности) в ми-
ровидении М.Шолохова и Н.Федорова. Затрагивает исследовательни
ца и вопрос христианского сознания героев «Тихого Дона», акценти
руя внимание на том, что «христианская вера не была для того же
Григория чем-то сознательно-догматически понятым или лично экзи
стенциально прочувствованным» (Семенова,2001,332). Но наиболь
ший интерес, с точки зрения данного исследования, представляет изу
чение С.Семеновой Эроса в художественном мире М.Шолохова. Ис
следовательница подчеркивает земную природу Эроса в «Тихом До
не», «замешенность его на борьбе, вытеснении, а то и жестокости и
смерти» (Семенова,2001,346), а также то, что в центре шолоховской
концепции - « индивидуально-единственный эрос» (Семено-
ва,2001,340), хотя в романе присутствуют и другие типы, например,
материнский эрос Натальи и Ильиничны или товарищеский эрос, свя
зывающий борцов за новую жизнь. ,*
Большой интерес с точки зрения углубления в философский мир романа-эпопеи вызвали работы Н.Корниенко, которая, с одной стороны, акцентирует органичность сознания героев М.Шолохова, его не «читательско-книжный» характер, а с другой, утверждает христианскую основу этого сознания. Анализируя сцены с чтением Св. Писания, исследовательница показывает, что, несмотря на непонимание или даже отвержение героями библейских «речений», тексты Св. Писания «продолжают работать в глубинах текста романа, многое объяснять и предвосхищать в дальнейшем пути героя» (Корниен-ко,2003,29-30). «Некнижным» полюсом жизни у М.Шолохова Н.Корниенко называет целостность песенной народной культуры, участвующей в создании высокого эпического времени. Песни в «Тихом Доне», по ее наблюдениям, имеют вещательный характер: предсказывают и объясняют жизнь героев. Кроме того, восприимчивость или невосприимчивость к песне является в романе характерологическим признаком. Песня, по словам Н.Корниенко, наделяет роман тем
особым знанием правды, которое не отдано ни одному из героев (Корниенко, 2003,124). Важное место в работах исследовательницы занимает сопоставление идейного и образного мира произведений М.Шолохова с определенными слоями пролетарской литературы (например, массовой песенной), утверждающей преимущественно кни-гоцентричное сознание.
Сложный и многоаспектный анализ творчества М.Шолохова представлен в работах Н.Котовчихиной. Изучая жанровые особенности произведений писателя, своеобразие его эпической картины мира, исследовательница особое внимание останавливает на таких аспектах, как реализация в тексте эпопеи национального самосознания и фольклорность. Исследование донской казачьей песни как структурообразующей формы идейно-композиционного содержания «Тихого Дона» позволяет ей сделать вывод о том, что «именно через песню и в связи с ней в наибольшей мере происходит сближение эпоса народной жизни с романом конкретной судьбы и достигается гармоническое единство эпического и лирического начал, дающее нам основание определить жанровое новаторство эпопеи-романа «Тихий Дон» как народного эпоса лирического и трагического характера» (Котов-чихина, 2004,37).
Представляет интерес и работа Н.Муравьевой, которая, хотя и посвящена «Поднятой целине», а не «Тихому Дону», содержит важные выводы общего характера и об истоках философской концепции М.Шолохова, и о символах, и о «таинственном и могущественном мире запахов» в его творчестве (Муравьева, 2002).
Много интересного материала по теме исследования содержится в «Шолоховских чтениях», издаваемых в последние годы МОЇIIУ им. МАШолохова. Помимо уже названных статей Е.Дибровой, Ю.Круглова, Н.Котовчихиной, Н.Муравьевой, здесь опубликованы работы о теме семьи , о христианских мотивах, о философских аспек-
тах эпопеи «Тихий Дон», принадлежащие В.Осипову, Л.Корсаковой, В.Степанову, Н.Стюфляевой, В.Матушкиной и др.
Целью диссертационного исследования является раскрытие художественной концепции семьи и любви в романе-эпопее «Тихий Дон» как сквозь призму этнокультурного взгляда на произведение, так и через исследование шолоховской философии семьи в религиозно-философском контексте.
Эта цель обусловила постановку следующих задач:
выявить и доказать наличие в рОмане-эпопее особой концепции семьи и любви;
показать центральное положение указанной концепции в смысловом поле романа-эпопеи;
раскрыть взаимосвязь шолоховской концепции семьи с осмыслением писателем в «Тихом Доне» исторической судьбы донского казачества;
определить место семьи в той иерархии бытия, которая представлена в произведении;
описать казачий быт, мораль, духовную жизнь и эстетику в изображении Шолохова;
сопоставить образ казачьей семьи в произведении М.Шолохова с ее историческим укладом, описанным исследователями-историками и этнографами;
раскрыть философию любви в романе в сопоставлении с теми концепциями, которые были выработаны отечественной философской мыслью конца XIX - начала XX века.
Материалом исследования является роман-эпопея М.А.Шолохова «Тихий Дон», а также труды русских религиозных философов рубежа XIX - XX вв. Предметом изучения стало шолоховское художественное осмысление таких феноменов изображаемого
человеческого бытия как семья и любовь в этнокультурном и философском контексте. Причем в центре нашего внимания стоит именно семья как главная традиционная форма общественного устройства человеческой жизни.
Решаемые в работе проблемы определили характер научных подходов к произведению М.Шолохова: с одной стороны, мы опирались на герменевтическую традицию, филолого-философскую теорию истолкования текстов, разработанную М.Бахтиным, системно-целостный, историко-генетический, сравнительно-сопоставительный методы исследования, с другой стороны, использовали этнологическую системологию Л.Гумилева и получивший распространение в последнее время метод религиозно-философской интерпретации художественных текстов.
Теоретико-методологической основой диссертационного исследования послужили труды русских философов XIX - XX вв. Н.Бердяева, С.Булгакова, Б.Вышеславцева, И.Ильина, К.Леонтьева, В.Розанова, В.Соловьева, Е.Трубецкого, П.Флоренского, С.Франка. Концептуальной литературоведческой базой стали ключевые идеи, высказанные в работах М.Бахтина, Г.Гачева, А.Лосева, Д.Лихачева, Ю.Лотмана, В.Топорова, К.Султанова, В.Хализева. В осмыслении темы семьи в романе-эпопее «Тихий Дон» мы опирались на результаты исследований ведущих шолоховедов: Ф .Бирюкова, НХлушкова, Г.Ермолаева, В.Кожинова, Н.Корниенко, Е.Костина, Н.Котовчихиной, А.Минаковой, В.Осипова, П.Палиевского, В.Петелина, С.Семеновой, А.Хватова, Л.Якименко.
Теоретические и методологические стороны настоящего исследования оказались бы малопродуктивными без опоры на существующие в философии, истории, социологии и этнологии работы, определяющие сущность понятия «семья» в иерархии общественного бытия. Этнологические труды Л,Гумилева, Ю.Бромлея, Р.Подольного. со-
циологические исследования М.Ковалевского, Б.Миронова послужили бесценным источником научной информации. И, наконец, наша работа не смогла бы состояться без тщательного изучения работ по истории донского казачества (монографий Е.Савельева, В.Сухорукова, многочисленных сборников статей и материалов научных конференций).
На защиту выносятся следующие положения:
В романе-эпопее «Тихий Дон» представлена своеобразная концепция семьи, которая занимает в смысловом поле произведения центральное место и имеет непосредственное отношение к главной эпической теме - теме судьбы нации. М.Шолохов, беря своего героя в точке «счленения» со своей семьей, своим родом и сплетая жизнь этого рода с подвижным историческим бытием донского казачества как одного из наиболее жизнеспособных этнических подразделений русского этноса, обеспечил возможность наиболее органичного и наглядного изображения всей полноты национальной жизни в ее текучести.
Семья - основа той иерархии бытия, которая воссоздана в произведении. Одновременно она главный ценностный центр, своего рода «сердце» всего художественного мира.
Через изображение быта, духовной жизни и морали традиционной казачьей семьи М.ГЛолохов добивается национально-культурной определенности, обязательной для эпопеи.
М.ІІІОЛОХОВ очень точно с исторической точки зрения описал характер семейного бытия донских казаков в начале XX века, показав как его традиционность и органичность для самого природно-общественного существования казачества, так и наметившиеся черты кризисности, связанные с наступлением трагических событий большой истории, а также с процессами внутриэтнической динамики.
5. Семья в «Тихом Доне» изображена как основной хранитель и вос
производитель этнотрадиции, а ее гибель под натиском разруши
тельных катаклизмов представляет угрозу дальнейшему существо
ванию донского казачества, как своеобразного этнического форми
рования.
Для автора «Тихого Дона» нравственное единство традиционной казачьей семьи является тем положительным идеалом, который противостоит трагическому для нации разобщению человека с человеком. Гибель семьи осмысляется в романе-эпопее как национальная трагедия.
Проблемы семьи и любви осмысляются в произведении с подлинной философской глубиной. Можно говорить о своеобразной шолоховской философии семьи и любви, которая некоторыми гранями пересекается с кругом идей, выработанных русской философией рубежа ХГХ -XX вв. Типологическое сходство обнаруживается в понимании семьи как «ближайшего отечества», в видении глубокой взаимосвязи и взаимозависимости между кризисом рода и общероссийским кризисом, а также в ряде аспектов осмысления любви шшивидуалистической и любви родовой. Определенная общность воззрений М.Шолохова и представителей русской религиозно-философской мысли на проблему семьи определяется принадлежностью к одной эпохе, а также к одному национальному миро-чувствованию.
Шолоховская концепция любви укоренена также в народном миро-видении. В центре ее - идея соприродности любви, понимание любви как естественного, вне связи с божественным, чувства.
Научная новизна исследования обусловлена тем, что работа представляет собой первую попытку монографического исследования данной проблемы в свете национально-исторической и философской
проблематики, а также новизной исследовательских интерпретационно-аналитических подходов.
Теоретическая значимость диссертации состоит в выявлении сути шолоховской концепции семьи, некоторые аспекты которой проясняются только в этнокультурномифилософскомконтекстах.
Практическая значимость заключается в том, что материал и результаты исследования могут быть использованы в процессе преподавания истории русской литературы XX века в высшей школе, в учебных пособиях и спецкурсах.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседании кафедры русской литературы МГОГГУ им. М.А.Шолохова. Материалы отдельных глав работы излагались на Всероссийской научно-практической конференции «Шолоховские чтения. «Тихий Дон» М.А.Шолохова и мировая культура »(Ростов-на-Дону-ст.Вешенская: РГУ, 14-18 мая 1990 г.), а также на Международных научно-практических конференциях: «Шолоховские чтения. Войны России XX века в изображении М.А.Шолохова» (Ростов-на-Дону-ст.Вешенская: РГУ, 15-21 мая 1995 г.), «Шолоховские чтения. Проблемы изучения творчества М.А.Шолохова» (Ростов-на-Дону-ст.Вешенская: РГУ, 19-25 мая 1997 г.), « Шолоховские чтения. М.А.НІОЛОХОВ и духовная культура нации» (Ростов-на-Дону-ст.Вешенская: РГУ, 22-28 мая 2000 г.).
По теме диссертации опубликованы 6 статей (в сб. «Шолоховские чтения (РГУ, 1992,1997,2000), сб. «Русская литература и культура» (РГУ, 1997), журнале «Научная мысль Кавказа» (2004).
Структура работы обусловлена задачами, которые мы ставим перед собой. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. В первой главе концепция семьи в «Тихом Доне» рассматривается сквозь призму этнологического и этнокультурного подходов. Первые разделы главы имеют общетео-
ретическии характер, в них осмысляются материалы этнологического, социологического и исторического характера, связанные с существованием традиционной казачьей семьи. В последующих разделах роман-эпопея анализируется в указанном ключе.
Вторая глава, посвященная анализу философии любви и семьи в произведении, строится по этому же принципу: теоретические разделы предваряют те разделы, в которых путем системно-целостного и сравнительно-сопоставительного анализа выявляется шолоховская философия семьи и любви. В заключении подводятся итоги исследования, делаются выводы.
Национально-культурная специфика произведения
Современные исследователи «Тихого Дона» ищут ключи к пониманию этого многослойного по смыслу и цельного по художественному воплощению произведения. Основную направленность поиска можно охарактеризовать как углубление философско-эстетического взгляда на художественный мир «Тихого Дона». Среди авторов, активно занимавшихся постижением эстетики и философии М. Шолохова (В.Петелин, В.Осипов, А. Минакова, С.Семенова, Н.Корниенко, Н.Котовчихина, В. Хабин и др.) выделим Е. Костина, который первым попытался дать целостное описание эстетической системы М. Шолохова. Одним из генеральных направлений его исследования стало выявление связи эстетики писателя с национальной традицией (Костин, 1990,2). Определяя характер этой связи, Е.А. Костин пишет: «Шолохов опирается в своем творчестве на народную философию, народную психологию, народный образ мышления, на народное мирочувствование», и далее: «.. .феномен Шолохова вырастает во многом на плодоносном слое русской народной культуры. Вне учета воздействия этой культуры адекватное прочтение Шолохова будет невозможно» (Костин ,1990,12). В дальнейшем, описывая шолоховскую эстетическую аксиологию и особо останавливаясь на народности писателя, исследователь не ограничивается систематизацией и развитием тех суждений, которые стали в шолоховедении «общим местом». Принимая утвердившееся мнение о том, что новый уровень шолоховской народности связан прежде всего с изменением субъекта зрения и познания бытия, Е.А. Костин замечает, что этот новый «субъект», народ, неопределим в одних лишь социальных понятиях, и для выявления его существенных черт необходимо обращение к понятию «этнического» (Костин, 1990,3 8). Ученый дает самое общее определение эт-нотрадиции в произведении Шолохова и связывает ее прежде всего с земледельческой ветвью культуры При всей справедливости этого суждения хочется заметить, что, несмотря на всю громаду скрытых в «Тихом Доне» национально-исторических обобщений, это произведение, по признанию самого автора, связано «с трагической историей донского казачества в годы революции (VIII, 317) . Конечно, в сознании читателя происходит необходимая объективация, за судьбами конкретных героев-казаков прозреваются общие закономерности национального бытия, но если «обратиться к произведению в его первичной, чисто познавательной данности» (Бахтин, 1986,36), то обнаружится очевидное: «Тихий Дон» повествует о жизни донского казачества»; его герои, кои и есть «результат художественного познания и его инструмент» (Бочаров, 1962,321), определяют себя не иначе, как «казаки». Именно их принадлежностью к казачеству определяется само природно-общественное существование этих героев, особенности их мировиде-ния и мирочувствования, наконец, их судьба. Как соотносится их бытие и их культура с общерусским типом культуры, еще предстоит выяснить. Пока же безусловным представляется одно: игнорируя Ссылки на художественный текст «Тихого Дона» и другие тексты М.А.Шолохова производятся по следующему изданию: М.А.Шолохов. Собр. соч. в 8 т.т. М.,1985. В скобках первая цифра означает номер тома, вторая — номер страницы. национально-культурную определенность «Тихого Дона», невозможно про-никнуть в суть этого эпического произведения. Неслучайно сам М.Шолохов, начавший работу над романом с описания мятежа генерала Корнилова, довольно скоро вынужден был отказался от первоначального замысла: «.. .я почувствовал: что-то у меня не получается. Читатель, даже русский читатель, по сути дела, не знал, кто такие донские казаки» (VIII, 316). Вопрос о национальной укорененности героев, об их этнической принадлежности возник вполне закономерно: уже в силу жанровой определенности «Тихого Дона» как романа-эпопеи объяснение философии бытия в нем должно было иметь не просто социальный, а, прежде всего, этнический характер, ибо содержание этнического шире социального, оно включает в себя и природное бытие. Соответственно и сознание, психология героев эпического произведения подразумевает, помимо индивидуальных и социальных черт, то особое мироощущение, мышление, поведение, систему ценностей, духовное творчество, которое свойственно именно той национальной общности, к которой они принадлежат. Причем, этническое сознание предполагает идентификацию не только с настоящим, но и с прошлым данной национальной общности, акцентирует идею «корней». Это происходит в силу того, что «нация — не есть только ныне живущее поколение, но есть и своеобразная сумма всех поколений, она есть нечто изначальное, вечно живой субъект исторического процесса...» (Бердяев, 1994,48).
В свете вышесказанного становится очевидным, что М. Шолохов, беря героя в точке «счленения» со своей семьей, своим родом и сплетая жизнь этого рода с подвижным историческим бытием донского казачества, обеспечил возможность наиболее органичного и наглядного изображения всей полноты национальной жизни в ее текучести. Человек, семья, казачество, Россия связаны в «Тихом Доне» вполне диалектически. Не только жизнь героя и его семейного окружения делают максимально наглядными те процессы, которые сам М. Шолохов назвал «социальными и национальными катаклизмами», но и сами эти процессы осмысляются «в соотношении с конкретной ценностью смертного человека» (Бахтин, 1994,60).
Этнокультурный взгляд нисколько не ограничивает возможностей постижения общечеловеческого содержания произведения, так как менталитет этнокультурной общности обязательно включает в себя духовно-исторические феномены универсальности человеческой культуры.
Семья в процессе этнического формирования казачества
Выше уже говорилось о взаимообусловленности семейного и этнического бытия, о том, что многие элементы материальной и духовной культуры непосредственно -связаны с бытованием семьи. МШолохов не был знаком с этими этнологическими истинами, но он пришел к ним интуитивно, воспринял их в их живом проявлении как внутренне организующее начало народной жизни. Именно поэтому, отступив от замысла 1925 года и обратившись к изображению предвоенных лет, он решил все «...начать с описания вот этого семейного уклада жизни донских казаков...» (VIII, 316). Это было необходимо, чтобы объяснить, «кто такие донские казаки» (VIII, 316).
Начать с семьи — подобный подход позволил молодому писателю показать самые основы национальной жизни, ведь,не только семейный уклад определяется материальной и духовной культурой этноса, в жизни семьи наиболее явно, наглядно проступают все составляющие этой культуры. Современная социальная психология считает, что именно родители «...дают модель поведения детям, отклонения от которой редки. Хотя личность складывается не только в семье и не только в первые годы жизни и в принципе способна изменяться, однако ни один факт в человеческой жизни не свободен от влияния межличностных отношений в семье в период детства. Наиболее стабильные черты личности обусловлены генетически и закладываются в младенчестве и детстве» ( Миронов,2000,264). К тому же семья является основным механизмом органической передачи этнотрадиции новым поколениям. По жизни семьи, по крепости семейных уз у данного народа можно судить о продуктивности и жизнеспособности этнической традиции, ибо традиция не является чем-то застывшим, она пребывает в постоянном движении, развитии. Чтобы увидеть это подспудное развитие, иногда достаточно посмотреть на разные поколения внутри одной семьи, что и делает М. Шолохов в своем романе.
Но прежде чем характеризовать традиции в семейном бытии Мелеховых, необходимо проделать небольшой исторический экскурс, из которого выясняется, что семья как социальная система внутри этнической системы существовала у казаков не всегда. По Л. Гумилеву, в процессе этнического формирования семья возникает не сразу: «Если это одни мужчины, - пишет ученый, - то они добывают жен на стороне, и семейные отношения возникают во 2-3 поколении. Семейные связи закрепляют возникающий этнос» (Гумилев, 1989,218). Это описание первоначальной фазы этногенеза в общем применимо к истории казачества. Отечественные историки, в числе которых В. Сухорукое, В. Броневский, X. Попов, утверждают, что институт семьи получил развитие у казаков не сразу. И хотя есть исторические свидетельства о том, что еще в 1519 году казаки, испрашивавшие дозволения у Василия Ш «прикошевать в Путивль», имели жен и детей, а во время «Азовского сидения» вместе с казаками сражались 800 их жен, тем не менее семейных казаков было совсем немного, большинство же представителей донского казачества в самую раннюю эпоху вовсе не стремилось связывать себя брачными узами. Это нежелание современные ученые связывают с пассионарной идеей свободы. Этнолингвист Б. Проценко пишет, что «эта идея освобождала их не только от власти государства или помещика, но и от семьи и традиционной духовной культуры, основанной на земледельческой культуре восточных славян, уходящей корнями в праславянскую эпоху» (Проценко, 1993,10). Постоянно занятые походами, казаки быстро забывали верования и обычаи предков. Из прежней традиции они унаследовали лишь язык, веру и фольклор. В целом же можно говорить о разрыве традиции, который «означал отказ от семейной обрядности (родильно-крестильный и инициальный обряды, обряды поминовения предков), от календарно-хозяйственной обрядности», «от остатков славянской языческой мифологии и демонологии» (Проценко,1993,10-11).
Духовная культура казачества в эту эпоху зижделась, по мнению многих исследователей, лишь на одном начале —христианской вере. Вот как пишет об этом В.Д. Сухорукое: «Вера, которую казаки чтили превыше всего земного, вселяла в них храбрость неодолимую: «Вот храм божий, защитим его или умрем близ алтаря господня; смертью за веру покупают небо», - этого довольно было, чтобы возбудить в каждом воине совершенное презрение смерти; разумный атаман укреплял их надежду на помощь свыше. Казаки очищали себя постом и молитвою и, забывая о жизни, думали только о боге и победе...» (Сухорукое, 1989,151). Уже в самых первых городках казачьих были часовни для отправления богослужений, а в 1653 г. была построена в Черкаске первая деревянная церковь во имя воскресения Христова, обещанная казаками Богу еще во время Азовской защиты в 1641 году. Об искренней вере казачества свидетельствовал и тот факт, что они «не хотели принимать присяги на верность службы, считая крестоцелование страшным и святым актом, несовместимым с их скверным и беззаконным житьем. Так, например, на требование царя Михаила Федоровича о принесении присяги на верность службы казаки в 1632 году отвечали: «Крестного целования на Дону, как и зачался Дон казачьими головами, не повелось...» (Савельев,1990,235-236).
В исторических документах нашло отражение также присущее казакам самосознание, а это характерная черта формирующегося этноса. «Казаки прежних веков не считали себя русскими, то есть великороссами, в свою очередь и жители московских областей, да и само правительство смотрело на них, как на особую народность, хотя и родственную с ними по вере и языку. Вот почему сношения верховного правительства с казаками в XVI и XVII веках происходили через посольский приказ, то есть по-современному — через министерство иностранных дел» (Савельев,1990Д37).
Особенности философского сознания М.А.Шолохова
В последние годы исследователи творчества Шолохова неодно-кратно поднимали вопрос о своеобразии философского сознания Шолохова и о связи этого сознания с философской мыслью России в целом. Так В.А.Юдин пишет о том, что «...без определения религиозно-философских корней...» вообще невозможно понять гений автора «Тихого Дона» (Юдин,1998,27). С одной стороны, подобный подход не нов для отечественного литературоведения: о связях русской литературы и русской философии написаны «горы» книг. Более того, многие считают, что «..Прусская философия во многом была подготовлена содержательным своеобразием русской литературы. Философские интуиции АПушкина, Н.Гоголя, Л.Толстого и Ф.Достоевского легли в основу этико-эстетической проблематики русской религиозно-философской мысли. Творчество именно этих писателей явилось основным предметом философско-критической рефлексии мыслителей конца ХГХ - начала XX вв. Реальные же связи между литературой и философией были шире и многообразнее» (Чу-барова,2000,66). С другой стороны, вопрос о философских корнях творчества Шолохова большинство шолоховедов считают неправомерным: для них автор «Тихого Дона» прежде всего народный писатель, и этим все сказано. Как будто народность заведомо предопределяет отсутствие какой бы то ни было философской рефлексии.
Подобная убежденность в отечественной традиции восходит к монументальной фигуре Вл.Соловьева, который «...отвергал не только «самобытность» русской философии в смысле ее оригинальности, новизны и т.д. - он заявлял, что даже там, где русские мыслители пытаются развивать чужие идеи, они -лишь «воспроизводят в карикатурном виде те или иные крайности и односторонности европейской мысли». Но и это еще не все, что имел сказать Соловьев о нашей духовной жизни. Из той же работы мы узнаем, что русский народ, подобно «другим полудиким народам Востока», вообще не способен к серьезной умственной работе «в области мысли и знания» (Иль-ин,2001,197). Справедливости ради следует сказать, что не все современники Вл.Соловьева разделяли подобные взгляды. Так П.Астафьев в своей статье, опубликованной в 1890 г., писал о том, что русский народ особенно призван именно к философии в силу особенностей его духовного склада. «Если нет и не может быть русской национальной философии, то нет и не может быть и русского национального самосознания, ибо философия, в отличие от знания предметов, есть именно самосознание целого духа» (Астафьев, 1890,22-23). А ведь национальное самосознание и составляет главный предмет художественного осмысления в романе-эпопее, именно об этом написан «Тихий Дон». Избегая декларативности, Шолохов ставит вопросы, которые, по существу, являются главными вопросами русской философии, - проблемы самосознания и свободы. При этом сам путь постижения национального самосознания, избранный автором «Тихого Дона», вполне укладывается в традиции русской философии - через обращение к «живому самобытию существ, а не условному «бытию» идей и понятий...» (Ильин,2001,201). Через самобытие, самопределение и самосознание конкретной личности раскрывает Шолохов самосознание и донского казачества, и всего русского народа. Не столько рационально, сколько целостно-интуитивно автор «Тихого Дона» проникает в самую суть этого важнейшего для русской философской мысли вопроса и фиксирует те изменения в национальном самосознании, которые и определили судьбу русского народа в XX веке.
Более двадцати лет назад ППалиевский в статье «Мировое значение М.Шолохова» писал: «Мы воспитаны классической литературой, живем в зоне действия ее гуманизма и преждевременно отказываться от нее не собираемся. Новое, которое предлагает шолоховский мир, видно еще только в проявлениях, не в обосновывающей связи, где-то скрытой; выведенная наружу, эта правда не такова, чтобы ее можно было легко выдержать, и, может быть, потому, несмотря на мировой читательский успех (книга К.Приймы показала это на примере трех континентов), теоретические выражения ее не спешат высказаться» (Палиевский,2001,285). П.Палиевский назвал правду Шолохова не до конца понятной, но призвал разбираться в ней. Как показал опыт последующих десятилетий исследования «Тихого Дона», задача оказалась непростой, и в 2003 году она по-прежнему актуальна.
Попробуем разобраться в ряде важнейших вопросов, используя сопоставительный анализ художественно-философских интуиции Шолохова и поисков русской религиозной философии в первой половине XX века. К обоснованиям правомерности подобного подхода, перечисленным выше, прибавим лишь следующее: необходимо учитывать те факты, о которых пишут современные биографы Шолохова и которые уже упоминались во Введении ( раннее увлечение будущего писателя философией под влиянием отца и достаточно широкий подбор философских изданий в довоенной библиотеке Шолохова).
Тем не менее, речь идет не о том, что мировоззрение Шолохова сложилось под влиянием определенной философской системы или какого-то конкретного отечественного философа, а о том, что, несмотря на почти полное отсутствие рационального, интеллектуального начала в героях Шолохова, его художественное мышление не философичности. Собственно, творчество большого художника никогда не бывает лишено философичности: мыслью об искусстве как высшей форме «инстинктивной мудрости» в противовес научному познанию пронизана вся европейская философия рубежа веков, в частности, творчество Ф.Ницше. Об этом же писал отечественный философ Астафьев: «...в нашей литературе всякое мало-мальски крупное произведение окрашено каким-нибудь философским интересом» (Астафьев, 1890,41). Так что отсутствие в тексте романа-эпопеи прямых философских рассуждений вовсе не отрицает «инстинктивной мудрости» его автора, наличия у него собственной системы представлений о мире, человеке и смысле его существования.
«Философия любви» в России в конце XIX - начале XX вв
Используя методологический опыт тех исследователей, которые сопоставляли взгляды М.Шолохова с философией русского космизма, попытаемся вскрыть созвучие художественной философии "Тихого Дона" с отечественной "философией любви" и "философией семьи". По существу, это две грани одного и того же пласта русской мысли первой половины XX века. Интерес к этой теме и в литературе, и в философии был совершенно закономерен, ибо для мыслящих людей России было совершенно очевидно, что происходящие в стране драматические события невозможно ни понять, ни объяснить, исходя из одних лишь социальных формул. Шла радикальная переорганизация не только социальной, но и духовной, и религиозной, и родовой жизни. Постичь суть и сложность переживаемого Россией крушения и увидеть какие-то перспективы можно было только, исследовав все названные стороны, исследовав извне - через анализ явлений и событий макромира - или изнутри - через самого человека. «Русская философия, отбросив «шутки тон», обратилась с полной серьезностью к вопросу о достоинстве человеческой личности, о значении этого достоинства для русской народности, обратилась ко всей проблематике человеческого существования - проблематике неизбежно трагической, поскольку «только через трагическое обретает история свое чисто человеческое содержание» (Ильин,2001,212).
Как писал в ту пору Семен Франк, "мы сами больны одной и той же болезнью с нашей родиной, как бы ни были различны симптомы этой болезни», и «... мы исцелимся только вместе - если исцелимся!" (Франк, 1991,76). Причину этой "болезни" многие русские мыслители увидели в потерянном Доме и утраченном Боге. Отсюда бурный взлет религиозной метафизики в России, а также целый плевал работ, посвященных проблемам рода, семьи, любви. Характеризуя идеологическую жизнь России в первой четверти XX века и, анализируя, в частности, деятельность Петербургского Религиозно-философского собрания, Н.Бердяев пишет: " Преобладала проблематика В.Розанова... В центре была тема о плоти, о поле..."(Бердяев, 1991,144). Однако тема пола для самого В.Розанова далеко не тождественна теме плоти и в его "проблематике" соседствует с темой семьи и с темой исторической судьбы России. Н. Бердяев саму эпоху называет эпохой мирового потрясения родового пола. В. Розанов связывает современный кризис не столько с собственно социальными процессами, сколько с победой "высоких фикций бытия" над естественной жизнью, хранителем которого выступала в истории семья, с победой индивидуализма над "счлененностью человека с человеком" (Розанов,1992,121). О необходимости подобной счлененности писал не только В. Розанов, но философы самых разных направлений. Так, например, С. Франк отмечал: "То, чего мы ищем и по чему тоскуем, есть не свобода, а прочность и устойчивость, не хаотическое блуждание по бесконечным далям, а покой в родном доме..."(Франк, 1991,75). П. Флоренский в работе "Предполагаемое госз дарственное устройство в будущем" (Флоренский,1991) предлагает в качестве самой естественной для человека такую структуру государства, прообразом которой служит семья. Еще один важный аспект в этой работе Флоренского связан с его настаиванием на том, что "...индивидуализация языка, экономики, быта, просвещения, искусства" отдельных районов России есть положительная ценность в государственной жизни, "... всякий район должен творить свои ценности, нужные всякому государству..."(Флоренский,1991,98). Сопряжение семейного и национального начал свойственно и философии И.Ильина. Этот мыслитель в своих многочисленных трудах постоянно возвращается к идее родной нации, иметь которую "... есть поистине счастье, а утратить с нею связь, есть великое горе... "(Ильин, 1994,224). Он исходит из того, что "...все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится именно в лоне национального опыта? духа и уклада" (Ильин, 1994,224). "А этот уклад слагается, формируется и закрепляется прежде всего и больше всего - в детстве. Воспитание детей есть именно пробуждение их бессознательного чувствилища к национальному духовному опыту ..."(Ильин, 1994,226). "Живым очагом таких настроений" И.А.Ильин называет семью. В семье дети познают все то, что позволит им "... развернуться в настоящих и верных русских людей... "(Ильин, 1994,226): язык, песню, молитву, сказку, жития святых и героев, поэзию, историю, армию, территорию, хозяйство. В результате ребенок поймет, что "... национальная территория не есть пустое пространство "от столба до столба", но исторически данное и взятое духовное пастбище народа, его творческое задание, его живое обетование, жилище его грядущих поколений" (Ильин,1994,231). Но даже до момента осознания своей принадлежности к определенной нации, человек уже национален: " ... национальность определяется... укладом его бессознательной духовности..."(Ильин, 1994,226). " Человек родится в лоне своей семьи и своего народа; он - их детище; они дают ему первоначальное строение его тела, души и духа; стряхнуть все это с себя не в его власти..."(Ильин, 1994,233). В условиях активного утверждения и распространения в мире идей интернационализма, русская религиозная философия в лице И.А.Ильина утверждает " сверх-национализм", в основе которого любовь к национальному духу, и поэтому "... настоящий патриот не способен ненавидеть и презирать другие народы, потому что он видит их духовную силу и их духовные достижения" (Ильин, 1994,235). Истинный национализм, по И.А.Илъину, связан "... с культивированием в себе духовной высоты своего семейного и национального начала...»(Ильин,1994,233). " Человек приемлет и дух своей семьи, и дух своего народа, и в них растет и зреет; он не "никто"; он имеет оплодотворяющее и ведущее его духовное русло. И именно оно дает ему возможность подняться на ту высоту, с которой перед ним откроется "всечеловеческий" духовный горизонт" (Ильин, 1994,234).
