Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление личности Ю.Л. Слонимской 17
CLASS Глава 2. Слонимская и театральная жизнь России начала XX век CLASS а 37
Глава 3. Творчество Сазоновой эпохи эмиграции 92
Заключение 180
Список литературы 185
Приложение. Библиография публикаций Сазоновой Ю.Л. в периодической печати 202
- Становление личности Ю.Л. Слонимской
- Слонимская и театральная жизнь России начала XX век
- Творчество Сазоновой эпохи эмиграции
Введение к работе
За последние десятилетия интерес к писателям-эмигрантам в литературоведческих кругах заметно возрос. Это позволило вернуть в пространство русской национальной культуры многие значительные имена, составившие славу русской эмигрантской словесности. Принадлежащие русской культуре, но оказавшиеся в забвении в связи с историческими обстоятельствами, эти деятели литературы, театра, истории и философии русской диаспоры достойны внимания более чем пристального. Однако не все представители зарубежной ветви русской культуры стали известны широкому кругу читателей, а многие до сих пор остаются неизвестными даже ученым.
Среди тех, чье время только еще приходит, оказалась и яркая звезда эмигрантской литературной, театральной и балетной критики, историк и публицист, режиссер и актриса, филолог и театровед, поэт и прозаик — Юлия Леонидовна Сазонова-Слонимская. Ей еще не посвящено ни одного объемного исследования, хотя и ценность её вклада в культуру русского зарубежья и масштаб её личности не оставляют сомнения в необходимости тщательного изучения её наследия.
Настоящая работа была задумана кафедрой истории русской литературы как начало своеобразной серии, смысл которой состоит в том, чтобы вернуть в историю русской культуры имена, казалось бы безвозвратно потерянные. И в эмиграции, и на обочине советской литературы оказалось много творческих людей, о деятельности и судьбе которых мы не имеем ни малейшего представления. К таким людям относится и Ю. Сазонова-Слонимская. Имя, выбранное для исследования, открыло русскому читателю редкий тип эмигранта,
4 сознание которого ориентировано на выполнение «долга перед Россией» и - в то же время - на органичное взаимодействие с мировой культурой.
Цель диссертации состоит в том, чтобы попытаться представить творчество Ю.Л. Сазоновой как закономерно развивавшееся целое, проследить его эволюцию в биографическом и историко-литературном контексте. Таким образом, принципиальным является определение доминант этого развития, ставших краеугольными камнями её мировоззрения и способствовавших формированию жизненной и творческой позиции в освоении эмигрантского опыта.
Для достижения этой цели в работе были поставлены следующие задачи:
1. Выявить факторы, повлиявшие на формирование личности
Слонимской.
2. Проанализировать дореволюционную литературно-критическую
и творческую деятельность Слонимской в её связи с историей русского
театра начала 20 века.
3. Проанализировать деятельность Слонимской периода
эмиграции и выявить изменения в её представлениях о литературе и
искусстве.
Постановка цели и задач обусловила структуру и композицию данной работы, выстроенной по хронологическому принципу и состоящей из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 257 наименований, 17 из которых - неопубликованные архивные материалы, и приложения. В приложение вынесена впервые в российской и зарубежной практике составленная библиография литературно-критических статей, монографий и художественных произведений Ю.Л. Сазоновой (600 наименований). Общий объем работы - 206 страниц.
Наше внимание к личности именно этого критика обусловлено целым рядом причин.
. 5
Во-первых, творчество Ю.Л. Сазоновой-Слонимской до сих пор не изучено, хотя она была ярким представителем культуры русского серебряного века, подругой и соратницей таких ключевых для начала XX столетия фигур, как А. Блок, Н. Гумилев, С. Маковский, Вс. Мейерхольд, Н. Евреинов. Переписка с И.А. Буниным, Г. Адамовичем, Цейтлиными, С. Дягилевым, Б. Шлецером, Н. Милюковым, Аргентиной, А. Павловой, О. Спесивцевой, С. Лифарем, Руше, Прюнье, Г. Ивановым, Р. Гул ем все еще ждет своего публикатора.
Во-вторых, Слонимская принимала активное участие в литературной жизни эмиграции как в Софии, так и в Париже, а затем и в Нью-Йорке, став одним из организаторов кружка русской культуры в Колумбийском университете.
Её значимость в культурно-историческом контексте не определена, однако результаты её деятельности в литературной критике и публицистике открыли новые горизонты для осмысления жизни диаспоры за рубежом.
Актуальность исследования обусловлена, прежде всего, повышенным вниманием современных историков литературы к писателям-эмигрантам первой волны.
Новизна исследования связана с тем, что данная работа - первый опыт научного исследования, посвященного личности и творчеству Ю.Л. Сазоновой и учитывающего все основные периоды её биографии. В работе впервые в отечественном и зарубежном литературоведении предпринята попытка систематизации всего корпуса критических и публицистических произведений Ю. Сазоновой в контексте её биографии. Новизна также обусловлена введением в научно-исследовательский оборот целого ряда текстов Ю. Сазоновой, опубликованных в периодической печати в России и за рубежом; предложенной интерпретацией творчества этого автора как динамического целого.
Впервые предпринята попытка воссоздать как можно более полно образ личности Сазоновой, собрать воедино все то, что известно об этом деятеле русского зарубежья, а также составить первую библиографию её трудов и публикаций.
К большому сожалению, в большинстве статей и монографий упоминания о ней проходят вскользь, в мемуарных источниках сведений крайне мало. Даже в справочных изданиях существуют еще разночтения по таким вопросам, как годы жизни, сроки эмиграции, основные вехи эмигрантского пути.
Данное исследование - первое, целиком посвященное жизни и творчеству Ю.Л. Сазоновой, так что традиции в трактовке и толковании этой личности еще не сложилось.
Научная разработка проблемы только начата. Многое из эпистолярного наследия Сазоновой не обнаружено в зарубежных архивах русской эмиграции, а в российских хранилищах подобные документы по понятным причинам отсутствуют. Единственный архивный фонд, располагающий некоторыми письмами Сазоновой к членам семьи, хранится в РГАЛИ. Фондообразователем является старший брат Сазоновой Александр Леонидович Слонимский. Вдова этого петербургского литературоведа в 1962 году передала все документы его домашнего архива, а также его личную переписку с эмигрировавшим в США Николаем Леонидовичем Слонимским и сыном Сазоновой Дмитрием Сазоновым, который тоже оказался в США, в РГАЛИ. Среди прочих бумаг в этом архиве сохранилось несколько семейных фотографий дореволюционного периода, а также присланные в разное время из-за рубежа карточки Сазоновой с сыном, фотографии, относящиеся к последнему периоду её жизни, сделанные в больнице, включая изображение надгробного памятника на Сен-Женевьев де Буа.
Первоначальное внимание современных исследователей к Сазоновой-Слонимской было вызвано её деятельностью по созданию
7 собственного профессионального кукольного театра, начатой еще до эмиграции в Петербурге в сотрудничестве с такими яркими личностями, как Гумилев1, Белый, Иванов. Затем Сазонова-Слонимская предприняла попытку организовать русскоязычный кукольный театр в Париже. Именно благодаря этой затее она познакомилась с Райнер-Мария Рильке, который провел в Париже шесть месяцев в 1925 году. Надо заметить, что переписка с Рильке, относящаяся к парижскому периоду (1925), была опубликована К. Азадовским в сборнике Marionette Theater of the Symbolyst Era, представленном на конференции, проводившейся в Музее А. Ахматовой в Санкт-Петербурге 4-8 июня 1996 года. 2 Опасаясь, что не сможет в многочисленных переездах уберечь эти сокровища, Сазонова переслала письма Рильке на хранение своему знакомому Рихарду фон Мизесу (1883-1953), который был страстным любителем творчества этого поэта и собирал все, касавшееся его жизни. Однако с началом Второй мировой войны она утратила с ним связь и о судьбе переданных реликвий сведений не имела.
Прекрасно понимая важность этих писем, но считая их утерянными, Сазонова написала статью , в которой восстанавливала по памяти, ведь с момента встречи до момента публикации статьи прошло почти 20 лет, все эпизоды общения с Рильке, цитируя многие его слова очень близко к источнику. Сегодня все сохранившиеся письма (на французском языке) находятся в Хоутоновской библиотеке Гарвардского университета (Кембридж, США). Теперь, когда есть возможность сравнить воспоминания и оригинальные письма, приходится только удивляться тому, как точно сохранила её память все детали этого общения. Все письма принадлежат перу Рильке, ответные
1 Золотницкий Д. Николай Гумилев и театр марионеток // Marionette Theater of the Symbolyst Era.
Mellen Studies on Puppetry.— Vol.3.— 2002.— C. 281-288.
2 Азадовский К. Совершенные существа (Райнер Мария Рильке и русский театр марионеток) //
Marionette Theater of the Symbolyst Era. Mellen Studies on Puppetry.— Vol.3.— 2002.— C. 289-325.
3 Сазонова Ю. Письма Райнера Марии Рильке // Новый Журнал.— 1943. № 5.— С. 281-292.
8 послания Сазоновой, видимо, должны храниться в его личных архивах. Однако сведений о них пока нет. Вся переписка относится к 1925 году.
В нескольких исследованиях, посвященных истории кукольного театра в России и за рубежом, имя Сазоновой упоминается в числе наиболее значимых, а постановки и замыслы разобраны и описаны. В частности, американский филолог-русист Keith Tribble посвятил опытам Сазоновой в области театра марионеток целую главу в исследовании символистского театра, проведенного в рамках подготовки кандидатской диссертации уже 14 лет назад. Он подробно восстанавливает дореволюционную историю театра марионеток Слонимской и ставит это явление в зависимость от символистской традиции, считая этот театр символистским и по сути, и по составу участников, и по форме, и по задачам, которые решались художественным советом.
О роли Сазоновой в судьбе спектакля «Событие» по пьесе Сирина рассказывает глава в монографии С. Литавриной «Русский театральный Париж»4. В этой книге Сазонова предстает как один из передовых и наиболее авторитетных театральных критиков, которые были законодателями вкусов зрителя русского Парижа.
К сожалению, ни её критическое наследие, раскиданное по множеству периодических изданий русской эмиграции в Софии, Париже и Нью-Йорке, ни художественные произведения так и не собраны, не проанализированы и не вошли в научный и культурный обиход. Этим обусловлена актуальность настоящей диссертации.
В исследованиях последних лет доминируют две взаимосвязанные тенденции: типологический анализ и описательные работы. Исследования первого типа выявляют и рассматривают направления литературного развития, анализируют стилевые тенденции, прослеживают динамику определенных литературных течений.
4 Литаврина М.Г. Русский театральный Париж: 20 лет между войнами. - СПб, 2003.
В исследованиях второго типа ведется активное накопление и введение в научно-исследовательский оборот материала, ранее недоступного или попросту изъятого по идеологическим и иным соображениям. Предпринимаются попытки описания состава литературы начала XX века, внутрилитературных связей и общекультурного контекста, обусловившего движение литературного процесса.
Этим вызвано появление ряда работ, посвященных рассмотрению конкретных явлений литературной жизни, анализ которых позволяет выявить специфические закономерности литературного процесса эмиграции. Ведется работа по нанесению на историческую карту ориентиров культурной и литературной жизни русских эмигрантов по всему миру.
Жанр творческой биографии представляется плодотворным в освоении и введении в научный обиход целого массива текстов, принадлежащих перу совершенно неизвестных современным литературоведам и культурологии личностей большого масштаба, незаурядных для своего времени, но совершенно забытых в силу исторических и политических катаклизмов.
Создание объективной картины историко-литературного процесса требует не только исследования художественного наследия писателей так называемого первого ряда, но и рассмотрения творчества авторов, не совершивших значительных художественных открытий, составлявших ту литературную среду, которая обозначала проблематику времени, устанавливала критерии и ориентиры, в определенной степени задавала направление и степень влияния литературы на духовную жизнь общества в целом.
В числе незаслуженно обойденных вниманием можно назвать такие громкие для своей эпохи имена, как кн. С. Волконский, А. Ярцев,
10 В. Бубнова, К. Парчевский и многие другие, те, о ком мемуарные источники сообщают лишь вкратце, к случаю, в перечислениях.
Публикация наследия многих эмигрантов, а более всего эмигрантских литературных критиков, является чрезвычайно сложной задачей с точки зрения сбора и обработки материала, разбросанного по многочисленным и, часто, плохо сохранившимся периодическим изданиям.
Тем не менее, как по свидетельствам современников, так и по признанию сегодняшних исследователей, литературная критика первой волны эмиграции достигла такого небывалого расцвета, что Г. Струве назвал её «едва ли не самым ценным вкладом зарубежных писателей в общую сокровищницу русской литературы»5
Вообще, исследованию русской эмиграции первой волны как исторического и культурного явления посвящено большое количество работ. Неоднократно объектом исследования и анализа становились литературные движения и школы, истории создания отдельных произведений, вопросы о «единстве или множественности» русской литературы XX века. Отдельное исследование О. Демидовой посвящено литературному быту русского зарубежья. В её монографии «Метаморфозы в изгнании» рассматривается бытовая составляющая литературной жизни русского Парижа между двумя войнами. Гораздо меньше внимания уделялось и уделяется до сих пор отдельным представителям эмигрантской литературы. Тем не менее можно констатировать, что работа по введению в российский научный дискурс наиболее значимых литературных критиков эмиграции уже начата. Некоторым отдельным представителям художественной и критической литературы повезло с изданием их трудов в «постперестроечной» России. К числу таких наиболее известных эмигрантских литературных
5 Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Paris: YMCA-Press, 1984. С.371
критиков относится Г.Адамович, чье наследие подробно рассматривается исследователем О. Коростелевым.
Однако литературную жизнь русской эмиграции невозможно анализировать, базируясь на двух-трех именах, не только в силу узости материала, но и в силу самого характера эмигрантской культуры, которая, это сегодня можно утверждать с уверенностью, была принципиально мозаична, немонолитна.
В связи с этим на современном этапе исследования необходимо расширить осведомленность научного сообщества относительно других представителей творческой элиты эмиграции. Часто в творчестве авторов так называемого второго ряда актуализируются наиболее распространенные идеи и импульсы, типичные для конкретного культурного явления.
Необходимость данной диссертации вызвана еще и тем, что в научный обиход впервые вводится целый ряд неопубликованных архивных документов, до сих пор неизвестных широкому кругу исследователей.
Источники, на которых базируется данная диссертация, можно условно разделить на три группы: 1) источники личного происхождения - переписка семьи Слонимских, мемуары знакомых Сазоновой, 2) статьи и рецензии, посвященные творчеству Сазоновой, 3) критические статьи, рецензии, литературные портреты и воспоминания, принадлежащие перу самой Сазоновой.
К первой группе документов относятся, в основном, неопубликованные источники, часть из которых, касающаяся семьи Слонимских, хранится в РГАЛИ в личном фонде А.Л. Слонимского, старшего брата Сазоновой. Другая часть - неопубликованные воспоминания мужа Сазоновой, написанные в 1962 году и касающиеся доэмигрантского периода жизни и творчества Сазоновой. Вторая группа и третья группа источников были найдены в русской дореволюционной
12 периодической печати, а также в печатных органах русского зарубежья и относятся к периоду с 1910 по 1957 год.
Для реконструкции дореволюционного периода жизни и творчества Слонимской привлекается переписка Сазоновой с матерью, мужем и братьями, а также воспоминания П.П. Сазонова, мужа Слонимской.
Неопубликованные воспоминания П.П. Сазонова в определенной мере тенденциозны, поскольку писались в советское время, в том числе и чтобы продемонстрировать лояльность своей дореволюционной театральной деятельности советскому режиму, установившемуся после революции. Тем не менее эти мемуары содержат очень ценные с биографической точки зрения описания театральной работы Слонимской, указания на творческие и семейные связи, историю создания первого в России профессионального кукольного театра под руководством Слонимской. Машинопись этих воспоминаний хранится в библиотеке Союза театральных деятелей.
Наиболее полную информацию о биографии Сазоновой содержат письма её сына, Дмитрия Сазонова, который сознательно ставил перед собой задачу сохранить подробности её жизни и творчества. В его планы входило написание монографии о матери. Он предполагал восстановить жизненные и творческие коллизии человека, которого он не без оснований считал одним из виднейших филологов и критиков эмиграции. В работе с его письмами приходится сталкиваться с тем, что многие сообщенные им факты невозможно проверить в силу единичности источников подобного рода. Многие факты, которые Д. Сазонов излагает в своих письмах, основаны на его собственных впечатлениях, относящихся к детству и юности, когда мнения и оценки могли быть усвоены некритически.
В качестве материала для анализа становления критической манеры и круга идей Слонимской доэмигрантского периода
13 используются статьи в периодических изданиях «Аполлон» (СПб), «Ежегодник Императорских театров» (СПб).
В диссертации также анализируются критические статьи Сазоновой эмигрантского периода для выявления основных критериев оценки литературных произведений, которые критик применял к советским, эмигрантским и иностранным текстам. На основе этого корпуса статей реконструируется критическая концепция Сазоновой. К числу изданий, в которых публиковалась Сазонова после эмиграции, относятся крупнейшая ежедневная газета русского Парижа «Последние новости», первый толстый журнал эмиграции «Современные записки» (Париж), «Звено» (Париж), «Путь» (Париж), «Новоселье» (Нью-Йорк), «Новый журнал» (Нью-Йорк).
В диссертации реконструируется целостная позиция Сазоновой-критика, которая, в процессе рассмотрения, оказывается не только своеобразной и уникальной для эмигрантской среды, но и представляющей инвариант альтернативной критики во взгляде на советскую литературу.
Новизна исследования подчеркивается привлечением ранее неизвестного литературно-критического материала: газетных статей, журнальных публикаций, монографий, рецензий на книжные новинки и театральные спектакли. По этой причине одной из вспомогательных целей настоящего исследования был сбор и анализ статей и публикаций Сазоновой во всех доступных сегодня российскому исследователю изданиях эмиграции, с которыми она сотрудничала. Это позволило очертить и круг проблем, волновавших её, и круг общения, который образовался в связи с постоянными контактами в редакциях и благодаря участию в газетных полемиках, а также наметить развитие критической манеры Сазоновой и эволюцию её взглядов.
Картина будет неполной, если не опираться на биографию Сазоновой- критика, вклад которого в литературный процесс русского
14 зарубежья хоть и остался до сих пор неоцененным, является, тем не менее, неоценимым.
Сочетание биографического и литературного анализа позволит полнее обрисовать творческий и жизненный путь, который довелось пройти одной из талантливейших представительниц русской культуры, начавшей свою деятельность в период расцвета русской элитарной культуры серебряного века, сохранившей преданность заветам символизма в эмиграции и всю свою жизнь продолжавшей неутомимую научную и творческую работу.
Разговор о Сазоновой и её критическом наследии выводит нас в область теоретических исследований и решения вопроса, сформулированного наиболее полно Жоржем Нива на коллоквиуме в 1979 году: «Одна или две русских литературы?». До сих пор не решенный, на разном материале этот вопрос имеет тенденцию решаться по-разному. О. Демидова на материале литературного быта русского зарубежья, М. Литаврина на материале театральной жизни русского Парижа, Антуан Аржаковский на материале журнала «Путь», что литератур, а более полно - и культур, все-таки сформировалось две. Несмотря на все еще сохраняющуюся тенденцию к стиранию всех и всяческих границ, преобладавшую в начале освоения неизвестного массива литературы диаспоры, сегодня наиболее трезвые исследователи из разных стран видят, что если в основе объединения должна лежать типологическая близость, однородность культур, то мнимое единство метрополии и диаспоры разваливается.
Конечно, идея единства русской литературы поддержана и освящена такими именами, как Л. Флейшман, Е. Эткинд, которые утверждали, что «поэзия развивалась внутри страны и вовне по тем же или сходным законам, решая общие эстетические задачи».6 В тот
6 Эткинд Е. Русская поэзия века как единый процесс? // Коллоквиум «Одна или две русских литературы?» (). - 06.09.2004.
15 исторический момент преобладало желание примиряющего все противоречия слияния двух ветвей после того, как литература эмиграции начала возвращаться на родину. И, тем не менее, этому авторитетному взгляду, основанному на ощущении генетической близости Б. Пастернака и М. Цветаевой, противостоит объективная реальность. С течением времени возможность слияния в единую русскую литературу во всей её целокупности не была реализована, что осознается по обе стороны границы. «Оказавшиеся в силу бытийных обстоятельств на разных полюсах, две русские литературы в дальнейшем развивались как культурные формы двух типологически разных культур, что не осознавалось и не могло осознаваться ни той, ни другой стороной до момента встречи».7
Побочной целью данного исследования является попытка решить вопрос «две или одна русских литературы» на материале критического наследия Ю. Сазоновой, выстроив систему отношений между критиком и объектом критики и сравнив структуру и методологическую основу этих отношений с соответствующими явлениями в критике метрополии и диаспоры. На основе этого сопоставления можно будет прояснить, являются ли методы, подходы и критерии оценки специфичными для данной культуры и есть ли зависимость между типом культуры и системой критериев, применяемых к произведению. Если подобная зависимость существует и в ходе анализа выяснится, что оценочные системы различаются, то можно будет сделать вывод о том, что поддерживается тезис о типологическом различии культур метрополии и диаспоры, а, следовательно, отсутствие единства русской литературы двух ветвей можно считать на данном материале доказанным.
Практическая ценность исследования состоит в том, что расширение круга персоналий русской культуры позволит пополнить
7 Демидова О. Р. Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья. - СПб., 2003. - С. 243.
курсы по истории литературной критики русского зарубежья, а также может стать основой отдельного спецкурса по изучению русского зарубежья или мастерской литературной критики. Выводы, сделанные в этом исследовании, уточняют некоторые положения традиционных курсов по истории русской литературы XIX и XX веков в части, касающейся трактовки творчества отдельных авторов. Американский славист Кейт Трибл (Keith Tribble) на материале переписки Бунина и Сазоновой, а также статей критика о Бунине утверждает, что «а reconsideration of Sazonova as a critic opens new vistas on Bunin as a writer»8. И мы надеемся, что в ходе рассмотрения всей совокупности критических и философских текстов Сазоновой мы откроем новые перспективы в оценке тех писателей, о которых, казалось бы, уже все сказано.
Апробация работы. Отдельные фрагменты диссертационного исследования и его основные положения обсуждались на семинаре «Литературный портрет», а также стали базовым материалом для лекции «Литературная критика эмиграции» в курсе «Русская литература XX века». По теме диссертации опубликованы 2 статьи общим объемом 1 печатный лист.
8 Tribble, Keith Owen, Ph.D. Bunin and Sazonova II Program of the 2002 meeting of the American Association of teachers of Slavic and East European Languages.— 27-30.12.2002.— С 79. «Рассмотрение Сазоновой как критика открывает новые перспективы во взгляде на Бунина как писателя», (перевод мой. - Е.Ш.)
Становление личности Ю.Л. Слонимской
Задача данной главы - выяснить, какие факторы способствовали становлению личности Ю.Л. Сазоновой, формированию её характера и жизненной позиции.
Материалом, привлекаемым для анализа, являются, главным образом, дневники А.Л. Слонимского и переписка между Ю.Л. Слонимской и Ф.А. Слонимской, её матерью. Все эти неопубликованные документы хранятся в фонде 2281 РГАЛИ. Для характеристики деятельности деда и отца Слонимских был привлечен интернет-портал биографических сведений9 о представителях культуры, науки и искусства XIX-XX веков.
На основе указанной базы источников реконструируется круг интересов и идеологическая ориентация семьи, глава которой, Л.З. Слонимский, юрист по образованию и западник и либерал по убеждениям, был с 1878 года постоянным и активным сотрудником «Вестника Европы» до самой смерти в 1918 году. Его племянником был польский писатель, поэт, сатирик, публицист Антоний Слонимский10. Мать, Ф.А. Слонимская, в девичестве Венгерова, принадлежала к литературному клану Венгеровых, дочь немецкой писательницы Паулины Венгеровой, она была родной сестрой переводчицы Зинаиды и литературоведа Семена Венгеровых, а также пианистки Изабеллы Венгеровой.
Сазонова родилась в семье интеллектуалов, людей либеральных взглядов и творческих профессий. Её дед по мужской линии, Зиновий (Хаим Зелиг-Яковлевич) Слонимский, блестящий математик, обратил на себя внимание изобретением особой числительной машины, принцип действия которой был основан на оригинальной теореме, открытой и доказанной Слонимским. В 1845 он получил за это изобретение Демидовскую премию. Однако математические дарования и изобретательность, которыми он в молодости поражал ученых теоретиков и практиков, не нашли себе надлежащего применения, отчасти вследствие неблагоприятных условий воспитания и быта русских евреев того времени, отчасти под влиянием личных особенностей ума и характера Слонимского. Он вырос в ортодоксальной семье; с иностранными книгами он мог знакомиться лишь тайком. Слонимского, родившегося 19 марта 1810 года в Белостоке, с детства готовили к религиозной карьере, поэтому начальное образование он получил в бет-гамидраше — молитвенном доме и школе для тех, кто посвятил себя изучению Талмуда.
Однажды совершенно случайно Хаим-Зелик купил у разъезжего книготорговца книгу некоего Рафаила Гановера под названием "Технут Гатомаим", то есть "Описание неба, или Астрономия" (Амстердам, 1756 г.). Он сразу же наткнулся на непонятные места в тексте книги, которые автор не объяснял, ссылаясь на незнакомые геометрические теоремы и аксиомы. Вскоре Слонимский узнал, что у соседа есть книга о еврейском календаре, в которой в качестве приложения сообщаются некоторые сведения по геометрии и тригонометрии. Ему удалось заполучить драгоценную книгу, но листы с чертежами оказались вырванными. Все же Хаим-Зелик смог по тексту восстановить чертежи и даже доказать некоторые теоремы по-своему.
Материальные заботы долго не покидали его, а уменье устраивать свои дела было ему совершенно чуждо. Найдя решение какой-нибудь теоретической или практической задачи, он не торопился печатать свою работу и часто довольствовался лишь тем умственным удовлетворением, которое она ему доставляла; модели и чертежи его изобретений иногда откладывались им в сторону на многие годы, до тех пор, пока заграничные специальные журналы не сообщали об этих изобретениях как о новых успехах техники, составляющих заслугу какого-нибудь немецкого или французского инженера.
У него был несомненный талант не только исследователя, но и популяризатора. В 1935 году ему предоставляется удобный повод для "пропаганды научных знаний": в связи с появлением кометы Галлея среди населения города ходили слухи о близком конце света, и Слонимский решил выступить с сочинением, разъясняющим суть небесных явлений.
Научно-популярная книга Слонимского «Звезда с хвостом» представляла собой по существу популярный очерк развития астрономии, и лишь в самом ее конце автор приводил сведения о кометах, условиях их появления, орбитах и т. д.
Публикация имела большой успех и много раз переиздавалась, а автор ее был тем временем занят составлением новой книги, на этот раз популярного руководства по астрономии (1838 г.). В нем Слонимский решил привести, в частности, результаты своих собственных исследований, касающихся способов вычислений дат затмений и построения еврейского календаря, весьма запутанного и сложного. Для издания книги он едет в Варшаву, где знакомится с директором варшавской обсерватории Фр. Арминским. Профессор Арминский не только написал предисловие к руководству (оно вышло в свет в 1838 г.), но и ходатайствовал об освобождении Слонимского из-под ареста: дело в том, что каждый иногородний еврей должен был платить за день пребывания в Варшаве 20 грошей, а у Слонимского даже таких денег не было, и он попал в каталажку...
Поездка в Варшаву имела большое значение для дальнейшей жизни Слонимского: здесь он познакомился с Авраамом Штерном, членом варшавского "Общества друзей науки", дочь которого в 1842 году стала женой Хаима-Зелика.
В 1861 г. он основал в Варшаве популярно-научную еженедельную газету на древнееврейском языке под названием "Гацефира" ("Рассвет"); издание ее прекратилось с началом событий 1863 г. До начала 1870-х Слонимский был инспектором раввинского училища в Житомире, после чего возобновил издание "Гацефиры" сначала в Берлине, потом в Варшаве. Его газета стала выходить три раза в неделю, затем ежедневно. Кроме огромного числа научно-популярных статей по разным вопросам естествознания, напечатанных Слонимским в газете "Гацефира", изданы отдельно: "Meziath hanefasch" («О бессмертии души», Варшава, 1852), "Jisode ha-ibbur" («Основы еврейского календаря», 1852), "Chochmath ha-schiur" («Геометрия», Варшава, 1866) и др.
Слонимская и театральная жизнь России начала XX век
Задача этой главы - анализ узловых моментов творческой и литературно-критической деятельности Сазоновой в 1910-е годы в её связи с историей русского театра этого периода. На основе этого анализа предполагается выяснить представления Слонимской об искусстве и позиционировать её в литературной и художественной жизни начала века.
В конце 1900-х годов Слонимская задумала серию статей об истоках балетного искусства. Эта задача вывела её на изучение древней пантомимы и синкретического искусства древнего периода. Однако не все из ожидавшихся к публикации в «Аполлоне» статей вышли в свет. Серии не получилось. Отчасти и потому, что Сазонова увлеклась созданием собственного кукольного театра, а архивная работа отошла на второй план. И, тем не менее, сотрудничество с «Аполлоном» оказалось весьма плодотворным. Публикации её в «Аполлоне» были настолько самобытны, что именно о них говорил близкий друг Сазоновой Серж Лифарь в статье 1957 года, посвященной памяти Юлии Леонидовны . Её открытия в области истории балета в России, а также особый язык её статей, который так подходил к описанию балетного искусства, сделали ей имя. Исследования в области истории пантомимы публиковались в 1914 году.
В 1914 году молодой, но именитый балетный критик А. Левинсон выпустил монографию, посвященную истории балета в России. Состоящая из нескольких глав, посвященных балетной деятельности и творческому наследию центральных фигур истории русского балета, эта книга сразу привлекла внимание балетного сообщества. Книга «Мастера балета» вызвала полемику между автором и Сазоновой, в ходе которой, помимо взаимных претензий исключительно полемического толка, всегда свойственного журнальным битвам, участники обменялись и рядом значительных для дальнейшего изучения истории балета замечаниями. Эта полемика развернулась на страницах журнала «Аполлон» прямо с январского номера следующего, 1915 года. В своей рецензии на книгу Слонимская мало говорила собственно о «Мастерах балета» А. Левинсона. Она почти сразу перешла от разбора монографии к изложению собственного открытия, непосредственно касающегося предмета рассмотрения, но еще не опубликованного в качестве самостоятельного исследования. Именно поэтому в центре внимания её замечаний находятся только две главы из монографии Левинсона, которые касаются предмета научного интереса Слонимской. Всё своё критическое красноречие она обрушила на очерки о Новерре и Блазисе, оставив без внимания другие темы монографии.
Считая, что промахи чисто фактического свойства, а также ошибки при обобщениях и, следовательно, неточность выводов А.Левинсона связаны главным образом с тем, что он не владел всей информацией, необходимой для подобного труда, Слонимская указывает ряд изданий, которые смогли бы пополнить список исследований творчества Новерра. Она также сетует на то, что Левинсон не заглянул в библиотеку Протопопова, в которой хранятся все те книги, которые Левинсон называет «недоступными». Последним надёжным источником информации о творчестве Новерра Сазонова называет «доступную для всех библиотеку Императорской Академии художеств» 30 в Петрограде.
Именно в этом книгохранилище в конце 1914 Сазонова обнаружила остававшуюся неизвестной рукопись великого французского балетмейстера Новерра31, которого сегодня называют «отцом современного балета». В архиве Художественной Академии Слонимская отыскала 11 томов рукописей, которые были подписаны и откомментированы этим известнейшим танцовщиком и балетмейстером еще в 1766 году.
В статье «Сазонова и наука о танце» (1957) Серж Лифарь, директор Гранд-опера, утверждает, что до Слонимской никто и не подозревал о существовании этого сокровища.
В пяти последних томах сохранилось 445 рисунков художника Боке. Эти рукописи были переданы в Россию последним польским королем Станиславом II и представляют необычайную историческую ценность для восстановления целостной картины развития балета. В частности, это открытие позволило Слонимской опровергнуть распространённое в то время мнение о разногласиях между Боке и Новерром.
На самом деле, из этого документа следует идейная и художественная близость двух деятелей театра. Новерр говорил, что именно Боке стал бы идеальным руководителем театра, который Новерру представлялся наиболее соответствующим задачам балетного искусства. Он считал Боке своим соратником, тонко понимающим нюансы реформаторской деятельности балетмейстера. Поэтому небезосновательным будет утверждение, что Боке во многом был подмогой Новерру в борьбе за новое понимание балетного искусства.
Творчество Сазоновой эпохи эмиграции
Задача третьей главы — на основе анализа деятельности Сазоновой эмигрантского периода выявить изменения её представлений об искусстве.
В силу того, что основным видом литературной деятельности Сазоновой этого периода была литературная критика, исследователь ставил перед собой задачу провести сопоставительный анализ специфики эмигрантской и «перевальской» критики, который позволил бы проследить основные векторы эстетической мысли в их культурной обусловленности.
В этой главе также предпринята попытка осмыслить экзистенциальное переживание как культурологический фактор.
Дальнейшие скитания Юлии Сазоновой напоминают судьбу всех эмигрантов, разделивших с нею удел бегства с родной земли. Сначала Константинополь, затем София, где у неё рождается сын Дмитрий, Италия и, наконец, Франция. Эти нелегкие годы, с 1920 по 1924, сначала беременная, а потом с малышом на руках, она прошла рядом с отцом ребенка, Николаем Дмитриевичем Милиоти, сложные отношения с которым длились до конца её жизни, в общей сложности больше 40 лет. Этот известный художник, обладавший не только огромным талантом, но и по свидетельству многих близких людей скверным и ворчливым характером, «византийским темпераментом» по выражению Николая Слонимского, не мог действенно облегчить тяготы кочевой жизни. Тем не менее Юлия Леонидовна всегда с терпением и почтением относилась к нему, стараясь не только создать семейный уют даже в тех жалких гостиницах и чужих квартирах, где им приходилось оказываться вместе, но и сносить многочисленные оскорбления и несправедливости, чинимые этим деспотичным и самолюбивым человеком. Удивительно, но между двумя этими людьми, прожившими столько лет вместе, до самого конца сохранялась драма «незаконнорожденного ребенка». Милиоти до последних дней не желал признавать Дмитрия, который жил с ним в Париже в дни его старости, всегда подчеркивая, что в России остались и его любимая жена, и его законные дети.
Сын Дмитрий родился в 1921 году в ночь с 30 на 31 мая в Софии. В одном из писем к Александру Слонимскому сам Дмитрий делится тем, что известно ему о собственных крестинах из рассказов матери: «На моих крестинах присутствовал не только Константин Васильевич Мочулъскии, который даже один раз — чистенький всегда, и плачущий из-за того, что должен был идти через Софийские лужи, — принес маме ванночку для меня,— но и Андрей Николаевич Грабарь». Крестил новорожденного раба Божия Димитрия о. Шавельский.
Затем в 1923 году Юлия Сазонова вместе с сыном отправляется в Италию, восстановить свое пошатнувшееся здоровье. Она останавливается в Сан-Ремо у давней знакомой Любови Николаевны Недоброво, вдовы филолога и поэта Николая Владимировича Недоброво. Е. Орлова отмечает, что именно Сазоновой принадлежит заслуга сохранения личного архива поэта, который был доверен её вдовой. Исследователь творчества Н. Недоброво Е. Орлова установила, что «Юлия Сазонова-Слонимская - один из наиболее близких к семье Недоброво людей в последние годы жизни в Петербурге и на юге: сначала в Сочи, а затем в поселке Красная Поляна Черноморской губернии и в Ялте. В 1920 году Сазонова-Слонимская и Любовь Александровна Недоброво эмигрировали в Италию, где Л.А. вскоре умерла от туберкулеза. Рукописи и некоторые другие материалы Н.В. Недоброво, переданные ей Любовью Александровной, Ю.Л. Сазонова-Слонимская направила в пражский «Русский заграничный исторический архив», откуда в 1946 году все эти материалы поступили в СССР».109
В открытке, которую Л. Недоброво посылает Фаине Афанасьевне Слонимской, она рассказывает о том, что Ю. Сазонова с сыном гостят у неё: «3 апреля 1923 года. Христос Воскресе, милая и дорогая Фаина Афанасьевна!
Дай Вам Бог много здоровья, сил и радости. Ваши оба Ю.Л. и Митя здесь прямо расцвели, Митя имеет на променаде страшный успех, он здоров и весел и все на него обращают внимание.
Ю.Л. все время почти уже год была в неважном виде — то сердце, то ноги, то после переезда на свою виллу она вдруг начала стремительно поправляться, очень пополнела, у ней появился настоящий свежий румянец, который я не видала у нее за всё время нашего знакомства. Она стала опять совсем молодая и прехорошенькая, это все замечают. Неправда-ли как Митя похож на нее? Там, где она в белом стоит на Corsonell.
Imperatrice, прямо одно лицо, до такой степени, что если бы Вы мне показали эту Митину карточку и сказали бы «вот это дитя в Сан-Ремо когда ей было два года!» я бы Вам искренно поверила. Только волосы у него совсем другие — золотисто-светло-белокурые, это красиво очень и оригинально.
