Введение к работе
г^иЭГиорческое наследие Н. С. Лескова, привлекающее сегодня все большее внимание отечественных и зарубежных исследователей, представляет собой богатейший материал не только для научных исследований филологов и лингвистов, но и для философов, социологов, психологов, так как изучение лесковского художественного феномена способствует проникновению в тайну народности, тайну национальности, состоящую, по определению В. Г. Белинского, «не в одежде и кухне, а в манере понимать вещи»1.
Основным постулатом в постижении лесковского творчества может служить понимание его повествовательных форм в их эволюции как стилевого выражения динамики народного самосознания, ибо смысловым центром художественной системы этого писателя является устное слово рассказчика из простонародной среды. Нам представляется, что Лесков и ощущал и осознавал свою задачу художника прежде всего как проблему Слова, специфического аккумулятора реальности в условном мире литературы. «Литература есть записанная жизнь, — утверждал писатель, — и литератор есть в своем роде секретарь своего времени, он записчик, а не выдумщик, и где он перестает быть запис-чиком, а делается выдумщиком (подчеркнуто автором. — Б. Д.), там исчезает между ним и обществом всякая связь»2.
Несмотря на то, что существует уже большая научная литература о лесковском творчестве, начиная с книг А. Л. Волынского, Л. П. Гроссмана, В. И. ґебель, Б. М. Другова, М. С. Горячкиной, В. Ю. Троицкого, И. В. Столяровой,
A. Н. Горелова и др. и кончая многочисленными статьями
и диссертациями (О. В. Анкундииова, М. П. Чередникова,
B. А. Тушшанов, О. В. Евдокимова и многие другие), работы,
посвященные изучению специфики лесковского сказового
слова как такового, подобные кандидатской диссертации
О. В. Евдокимовой3, все еще редки. Характерная для отзы
вов современников Лескова сосредоточенность на его стиле,
-
Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13-ти т. — Т. III. — М-'. Изд-во Акая, наук СССР, 1954, с. 101.
-
Лесков Н. С: О литературе и искусстве. — Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1984, с. 34.
3 Евдокимова О. В. Проблема достоверности в русской лите
ратуре 1870—1890-х гг. и своеобразие художественной системы Н. С. Ле
скова: Дисс. канд. филол. наук. — Л., 1962.
сохранившаяся до наших дней, мало изменилась в оценочных суждениях об «излишествах» лесковского повествования. А между тем представление о внутренней немотивированности лесковской «игры словом» — не более чем созданный современной писателю критикой и не до конца разрушенный сегодня миф. За обманчивой легкостью и простотой устных импровизаций лесковских рассказчиков таится содержание, не равное этой «простоте», и необходимость в скрупулезном анализе лесковского стиля для решения историко-литературных проблем определяется теми особыми отношениями, которые в сказе возникают между способом выражения художественной идеи и ее семантикой.
Эстетическая значимость слова рассказчика в поэтике Лескова не исчерпывается функцией «слова — факты» (О. В. Евдокимова) в силу своей многоликости: обращенное к материально-телесному миру, насыщенное памятью предшествующих употреблений и в то же время предельно субъективное, слово в лесковском сказе становится весьма своеобразным «зеркалом» реальности: в фокус изображения попадает не сама действительность, а ее отражение в устном слове героя, отделенного от автора огромной мировоззренческой дистанцией. Последнее обстоятельство обусловливает необходимость разрешения проблемы выражения авторской оценочное, связанной с многократным расширением «семантического объема» устного слова и особой структурной организацией художественного текста.
Скрытно присутствующий в слове рассказчика конфликт объективного и субъективного начал обуславливает не эпический, а лирический характер отношения носителя речи к миру. С этим и связан принципиально новый вопрос о путях и способах интеграции прозаическим повествованием Лескова иной, непрозаической художественной системы.
Сотканное из звуков устное слово, «материализуясь» в художественном тексте, лишь иллюзорно остается самим собой, так как становясь словом письменным, обретая графическую форму, устное слово обрастает рядом дополнительных коннотаций и в литературном сказе оказывается несравненно жестче связано с речевым контекстом, чем в устной импровизации: там эта связь зыбкая, мгновенная, улетучивающаяся с произнесением слова. В сказовом повествовании устное слово оказалось «пойманным» и, следовательно, подверженным одному из парадоксальных эффектов письменнд зафиксированного слова, выражающего больше,
чем обозначает, из-за объективности присутствия скрытых пластов запечатлевшегося в нем бытия. В орбиту нашего исследования попадает «речевое поведение» героя, выявляемое детальным анализом самой художественной фактуры повествования.
В отличие от других эстетических систем, где оно является одним из структурных компонентов в контексте повествования, слово лесковского рассказчика становится главным объектом авторского исследования и одновременно универсальным инструментом познания объективной реальности. Представляется, что «чужое слово» в лесковском повествовании принимает на себя предельную смысловую нагрузку и, следовательно, имеет огромный семантический объем. В нем аккумулируются: а) миропонимание субъекта речи; б) объективные реалии внешнего мира, запечатленные в сознании и подсознании говорящего; в) скрытно присутствующая авторская мысль. На наш взгляд, свой «коперниковскни переворот» в литературе Лесков совершает, решая сложнейшую задачу непосредственного отражения народного самосознания в народном слове и в нем же косвенного выражения авторской оценки.
В свете вышеизложенного определяется цель нашего исследования — анализ процесса смыслообразования произведений Лескова как органической структуры, осью которой является художественная концепция автора, его миропонимание, для нахождения источника стиля художника, его главенствующего принципа, связанного со сказовым повествованием и отражающим специфику художественного мышления этого писателя, по-своему выразившего динамику народного самосознания.
Предметом нашего анализа с необходимостью становятся «законы обратимости художественной материи» (О. Мандельштам), согласно которым внешне не связанные элементы текста соединяются в семантически значимые формы. Законы эти в данном исследовании предстают не в логических формулировках только, а в своем становлении, движении и действии. Мы исследуем лесковский стиль в соответствии с формулой А. Ф. Лосева как «динамическое единство композиционно-схематического плана и того принципа, которому подчиняется композиционно-схематический план»4. Главный интерес для нас представляет не статическое со-
4 Лосев Л. Ф. Материалы для построения современной теории художественного стиля // контекст: Ш5. — М.: Наука, 1977, с.'240.
стояние художественного текста, не текст как «результат», а динамика художественных идей Лескова в ее подробностях.
Актуальность предлагаемой диссертации определяется тем, что она отвечает тому острому интересу, который сегодня проявляет литературоведческая, лингвистическая и психологическая отрасли науки к проблемам языкового мышления: творчество Лескова является благодатнейшим материалом для их решения. Рассмотрение лесковской поэтики с общетеоретической, историко-литературной, типологической точек зрения позволяет установить подпочвенную общность между лесковским сказом и литературными тенденциями XX века.
Новизна настоящего исследования обусловливается нетрадиционностью подходов к теме. Впервые в науке о Лескове слово рассказчика в сказовом повествовании рассматривается как главный источник сведений не только о персонаже в совокупности жизненных обстоятельств и характерных черт его личности, но как универсальный эстетический инструмент авторского постижения реальности. При решении поставленных проблем впервые привлекаются идеи смежных с литературоведением наук — лингвистики и психологии, проясняющие смыслотворческую роль языка, что во многом позволяет приблизиться к постижению специфической роли слова в сказовом контексте.
Рассказ героя из простонародной среды, из «толпучки» в произведениях Лескова как бы спонтанно вбирает в себя неупорядоченную эмпирику бытия и, на первый взгляд, кажется зеркальным, фотографически точным слепком бытовой реальности. Однако наличие воспринимающего сознания неизбежно смещает реальные пропорции. А. С. Выготский, развивавший идеи А, А. Погебни об особенностях психологического восприятия и опиравшийся на рефлексологию И. П. Павлова, указал на то, что «сознание есть реакция организма на свои же собственные реакции», проявляющаяся вовне как «речевая реакция»5. Мотивированная не только извне — объективным состоянием окружающего мира, но и изнутри — субъективным жизневосприятием, речевая реакция не может быть ни «зеркальной», ни «фотографически точной».
С этой точки зрения, очевидно, что эстетика Лескова опиралась на «протеизм» слова как такового и захватывала
5 Выготский А. С. Психология искусства. — М.: Педагогика, 1987, с. 295.
жизненные установки рассказчиков во всей многосложности их обихода и существования. Вот почему в рассказах лесковскнх героев возникал особый мир, мир отраженной реальности, привязанный к человеческому органическому восприятию и принимающий в связи с неизбежным «оптическим обманом» внутреннего зрения осколочные, фрагментарные, часто деформированные очертания. Коэффициент такого искажения является величиной переменной, так как целиком зависит от субъекта восприятия. Можно утверждать, что в сказовом контексте слово героя обрастает всевозможными сверхзначениями и, следовательно, символизируется.
Практика словоупотребления и становится у Лескова ключом не только к «бытовым загадкам» национальной жизни (М. Горький), но и к историческим закономерностям национального бытия, сопрягаемых с динамикой народного самосознания.
Архаическая и современная философия (от К.-Г. Юнга до М. К- Мамардашвили) выдвигала специфическое понимание человека как микрокосм, изоморфный, параллельный большому миру вселенной. Идее о том, что универсум изначально аналогичен внутреннему миру человека, соответствует в поэтике Лескова принцип, в соответствии с которым слово героя становится проекцией не только сознательного, но' и бессознательного начал, человеческой психики.
Масштабность художественных открытий Лескова и состоит, на наш взгляд, в освещении области бессознательного, включенной в семантический ореол слова. Конгломерат научных идей, объясняющих особую роль языка — смысло-творческую, явился мощным стимулом для разрешения поставленных в предлагаемом диссертационном исследовании проблем лесковского творчества. Ведь все то, что открылось философам, психологам, лингвистам в теоретическом аспекте языкознания, присутствует в практике художественного словоупотребления у Лескова и трансформируется в его стилистике в художественную истину.
Включение в орбиту научного исследования творчества Гл. И. Успенского, современника Лескова, и русских прозаиков рубежа 70—80-х годов XX века обусловлено необходимостью в дополнительном материале для типологического рассмотрения поэтики Лескова, оценки его художественных идей в литературном процессе эпохи и в исторической перспективе.
Типологический подход к художественному материалу становится одним из оснований принятого в диссертации метода исследования. Однако автор широко пользовался и другими принципами изучения художественного текста, добиваясь синтеза разных методик (элементы исторической поэтики, философии и психологии искусства, традиционные эмпирические методы изучения творчества художника) в системном анализе изучаемых явлений. Подобный подход служит уяснению исторического развития художественных идей и открывает путь к решению проблемы эстетического своеобразия творческой системы Лескова.
Основные ракурсы работы во многом определяются принципиально новым подходом к предмету исследования: впервые слово в лесковском сказе рассматривается в максимальной полноте своего семантического «объема» как слово-фокус, слово-«эссенция», принимающее на себя в чистом сказе огромную смысловую нагрузку. Впервые с такой степенью детализации исследуется и тот «стилевой механизм», с помощью которого Лесков-художник с небывалой еще в прозе интенсивностью реализует эстетические потенции устного слова. Рассматриваемые под новым углом зрения очерки Гл. Успенского, новеллы В. Шукшина, повести В. Белова и Б. Можаева, романы Ю. Трифонова и Ч. Айтматова в свете такого анализа обнаруживают скрытые пласты своего содержания, позволяющие судить о некой закономерной общности устремлений Лескова и названных прозаиков.
Апробация работы. По материалам диссертации опубликована монография «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н. С. Лескова», а также ряд статей. Общий объем публикаций сотавляет более 30 п. л. Основные положения диссертации обсуждались на научных конференциях в Орле, Ульяновске, в С.-Петербурге, Волгограде, Свердловске, Ельце, 1<^оломне, Белгороде и. Воронеже.
Практическое значение работы заключается в том, что отдельные ее положения и общие выводы могут быть использованы (и уже используются) для чтения общих и специальных курсов по истории русской литературы XIX и XX вв., на занятиях школьных факультативов, в исследованиях, посвященных истории и теории реализма, в учебных пособиях (так, глава о творчестве Гл. Успенского вошла в учебник по русской литературе XIX в. для филологических факультетов педагогических институтов) и справочных изданиях разного рода.
