Содержание к диссертации
ВВЕДЕНИЕ 4
§ 1. Постановка и описание проблемы 4
§ 2. Общая характеристика работы 17
§3. Положения 20
ГЛАВА 1. КАТЕГОРИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОСТРАНСТВА И ХУДОЖЕСТВЕННОГО ВРЕМЕНИ ВО ВЗАИМОДЕЙСТВИИ С КАТЕГОРИЯМИ КОМИЧЕСКОГО И ТРАГИЧЕСКОГО 23
§ 1. Категория художественного времени как средство воплощения трагического или комического начала 23
2.1. Комический или трагический эффект соотношения фабульного и сюжетного времени 23
2.2. Архитектоническое время как единство разнородных компонентов, составляющих основу комических или трагических противоречий 28
2.3. Значение временной организации для придания комического или трагического пафоса произведению 42
§ 2. Категория художественного пространства в аспекте трагического и комического 47
3.1. Микропространство. Пространство дома 48
3.1.1. Реально-топографическое пространство. Пространство города 50
3.2. Макропространство 61
3.3. Использование в поэтике произведений пространственных символов и варьирование параметров объектов с целью сообщения комического или трагического модуса 65
3.4. Принципы организации пространства, место комического и трагического в его структуре 67
§ 3. Взаимодействие категорий пространства, времени и события как способ создания стилевого и ситуативного комизма 69
§ 4. Стилистические особенности использования категорий комического и трагического, пространства и времени 80
ГЛАВА 2. РОЛЬ ХРОНОТОПА В СОЗДАНИИ КОМИЧЕСКОГО ИЛИ ТРАГИЧЕСКОГО ПОРТРЕТА 87
§ 1. Хронотопы приживальщиков в пространственно-временных структурах произведений русской литературы 87
1.1. Хронотопический фактор как основа типологии образов приживальщиков русской литературы середины XIX века 87
1.2. Образы классического приживальщика и приживальщика свободного типа, доминирование комического элемента в их хронотопах 89
1.3. Специфика использования комического как критерий разграничения хронотопов приживальщика и шута 94
§ 2. Хронотопы, значимые для репрезентации комических или трагических черт приживальщика 98
2.1. Исторический хронотоп 98
2.2. Усадебный хронотоп 111
2.3. Хронотоп дороги 118
2.4. Хронотоп границы 123
2.5. Хронотоп чтения 129
§ 3. Бинарные оппозиции, их роль в создании трагического или комического характера 136
3.1. Временные оппозиции: временное - вечное, циклическое - линейное 136
3.2. Пространственная оппозиция своё - чужое 142
3.3. Пространственно-временная оппозиция реальный - перцептуальпый 145
§ 4. Сочетание бытового и бытийного хронотопов как основа создания трагического или комического образа приживальщика 149
ГЛАВА 3. КОМИЧЕСКОЕ И ТРАГИЧЕСКОЕ В ХРОНОТОПИЧЕСКИХ МОДЕЛЯХ ПРИЖИВАЛЬЩИКОВ 157
§ 1. Средства реконструкции временной модели приживальщика с точки зрения реализации категорий комического и трагического 157
1.1. Биографическое время как необходимый компонент комической или трагической характеристики приживальщика 157
1.2. Роль приживальщика в актуализации определенного временного пласта как способ проявления единства и противоречия между быть и казаться героя 161
1.3. Редуцированность субъективного времени приживальщика как основная черта его комического портрета 162
1.3.1. Представления приживальщика о структуре времени, степени взаимообусловленности прошлого, настоящего и будущего 163
1.3.2. Ценностное переживание временных модусов 164
1.3.3. Эмоционально-ценностное отношение приживальщика ко времени 169
1.4. Доминирование комического начала во временной модели приживальщика русской литературы 171
§ 2. Средства репрезентации комических или трагических черт через пространственную модель приживальщика 173
2.1. Точка зрения как средство пространственной поэтики, определяющее доминирование трагического или комического компонента в пространственной системе приживальщика 174
2.2. Выявление динамики взаимодействия приживальщика с пространством для определения источника и степени объективности конфликта между ними 180
2.2.1. Отношение к домашнему топосу, наличие и направленность индивидуального пространства 180
2.2.2. Положение, статичность - кинетичность героя в пространстве 184
2.2.3. Стратегия пространственного самоопределения как материализация притязаний героя 190
2.3. Параметры объектов и пространственные символы 193
2.4. Тенденция усиления комического элемента в пространственной модели приживальщика 199
§ 3. Ритм образа приживальщика как отражение его комических или трагических черт 201
§ 4. Придание трагической или комической доминанты образам приживальщиков средствами пространственно-временной поэтики 210
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 215
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 222
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ 222
СПРАВОЧНЫЕ ИЗДАНИЯ 223
ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ 223
Введение к работе
§ 1. Постановка и описание проблемы
Тема нашего диссертационного исследования предполагает анализ способов репрезентации пространственно-временной модели1 приживальщика на материале художественных текстов середины XIX в. Значительное место уделяем изучению хронотопических структур произведений, выявлению степени активности авторской позиции, влияющей на выбор средств комического и трагического, рассмотрению мифопоэтического, культурно-исторического и литературного контекста, значимого для понимания характера приживальщика.
В литературоведении не получила достаточного освещения проблема художественного воплощения образа приживальщика. До сих пор не систематизированы знания об отдельных представителях этого художественного типа, который был широко распространен в реалистических произведениях и выводился как необходимый атрибут российской действительности. Наиболее полное художественное исследование психологии приживальщика находим в пьесе И.С. Тургенева «Нахлебник» и повести Ф.М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», которые относятся к наименее исследованным с точки зрения пространственно-временной организации произведениям отечественной словесности. В литературоведении нет их системного монографического исследования, несмотря на то, что они неоднократно привлекали внимание ученых, среди которых можно назвать Н.К. Михайловского, Л.П. Гроссмана, М.М. Бахтина, В.Б. Шкловского, В.А. Туниманова. Однако эти произведения знаменуют особый этап творческой судьбы писателей (первым отмечено обращение к драматургии Тургенева, вторым - возвращение Достоевского в литературу) и отражают художественные и идейные установки ее раннего периода.
Основания выбора пьесы И.С. Тургенева «Нахлебник» и повести Ф.М. Достоевского «Село Степанчиково» для приоритетного анализа в аспекте интересующей нас проблемы также служит наличие контактных связей между ними, проявившихся в следующих моментах. Они имеют отношение к усадебному тексту; хронотоп приживальщика является в них структурообразующим и выступает как связующее звено единой системы художественных образов, включает в себя более мелкие хронотопы и теснейшим образом взаимодействует с бытовым хронотопом. Очевидна общность в событийной ткани произведений: внешне схожие обстоятельства включены в их сюжеты, ограниченные рамками случая, происшествия и локализованные во времени и пространстве; использовании тождественных топосов: события разворачиваются в границах человеческого жилища, не принадлежащего герою , пространственный объект (Ветро-во - у Тургенева, домик в городе Б. - у Достоевского) выступает в качестве реального или возможного средства разрешения художественного конфликта.
Хронотопическая канва жизни Кузовкина и Опискина заключает в себе множество общих точек. Имея различное происхождение, воспитание и жизненный опыт, они принадлежат одному поколению; существует в подробно разработанном психологическом и бытовом контексте дворянской среды; попадают в однотипную ситуацию - становятся шутами «из хлеба насущного»; находятся в центре повествования, хронологически связывают действие (их биографиями создается временная ось произведений, в контексте их личного времени происходит реконструкция биографий других персонажей), при том что по социальному положению не могут претендовать на сколько-нибудь заметную роль. Для них создан контрастный фон: скромность и порядочность Кузовкина показаны на фоне бездушного и прагматичного окружения; тиранство Опискина - в атмосфере любви, добра, взаимопонимания.
Образ приживальщика мы рассматриваем в соотношении с типами маленького человека и бедного человека (в частности, добровольного шута). Теме маленького человека отдали дань многие русские писатели, создавшие свои модификации этого типа. Впервые о «ничтожном герое» заявил А.С. Пушкин; гиперболизировал простоту маленького человека Н.В. Гоголь, персонаж которого «был целиком следствием - истории, социологии, среды, в нем не было собственного, личностного упора, в нем не было элемента свободы, и естественно, что через некоторое время он привел к персонажам "физиологической литературы", "физиологического очерка"»3. У «натуралистов» жалость к страданиям маленького человека зачастую заслоняла и искупала негативные проявления его личности. И.С. Тургенев в «Нахлебнике» идет по пути Гоголя; для него настолько существенно низкое социальное положение героя, что оно вынесено в название пьесы4. Определенной вехой на пути «к герою, которому вообще ничего нельзя вменить в моральную ответственность, был бы он только сир и несчастен, беден и одинок, каковым его и надлежало изображать в литературе»5 Ю.В. Никуличев назвал повесть А.И. Герцена «Кто виноват?». Актуальную во все времена проблему маленького человека совершенно по-особому решил Ф.М. Достоевский; он отказался «от принципа невменения лицу его вины, составляющего пафос натуральной школы»6, развивая пушкинскую концепцию личности, в основе которой «самостоянье человека, залог величия его».
Название маленький человек прочно закрепилось за героями произведений 1840-х годов, однако в интерпретации этого понятия до сих пор нет определенности. Наиболее распространенными типологическими признаками маленького человека в современном литературоведении принято считать «заурядность, принадлежность к низшим слоям социума, погруженность в сферу обыденности, неспособность противостоять силе обстоятельств»7, непритязательность, сознание собственной малости и ничтожности. Тем не менее среди ученых нет единства в определении, кого из героев можно относить к маленьким людям: следует ли в эту группу включать бедных художников, учителей, дворников и т. п. или только чиновников самых низших классов. Ряд исследователей, среди которых А.Г. Цейтлин, В.В. Виноградов, М.Б. Храпченко, Г.А. Гуковский, Г.П.
Макогоненко, В.И. Кулешов, О.Г. Дилакторская, А.В. Шаравин и др., ключевым фактором считают принадлежность героя к петербургскому чиновничеству. Они подчеркивают негативную роль Северной столицы, виновной в бедах маленького человека, но при этом «метаприлагательное» петербургский применительно к персонажам Пушкина, Гоголя, Достоевского выводят «за рамки сугубо территориального обозначения» .
Ю.В. Манн также связывает маленьких людей с Петербургом, но относит к ним «довольно разнородных героев, объединенных тем, что они занимают одно из низших мест в социальной иерархии и что это обстоятельство определяет их психологию и общественное поведение (приниженность, соединенная с ощущением несправедливости, уязвленной гордостью)»9. Е.М. Застрожнова значительно расширяет рамки этого литературного феномена, принимая за основу классификации не только социальный статус, но и «самоидентификацию маленького человека, его ощущение собственной ущербности независимо от реального места в государственной иерархической системе», поскольку соотношение между реальным социальным положением и самоощущением персонажа часто колеблются10.
Э.Ф. Шафранская при постановке проблемы маленького человека предлагает «делать акцент не на гуманизме, а наоборот, негативе, примитивизме этого типа». Говоря о его эволюции на рубеже XIX-XX вв., она, по сути, признает его вневременное и внепространственное значение: «это уже не только социальный тип ущербного и беззащитного, это человек вообще. Это не тот, который "звучит гордо", а тот, который слаб и беззащитен перед катаклизмами, переломами судьбы, Вселенной»11. Однако для обозначения «униженных и оскорбленных» русской литературы, думается, более уместно использовать название бедные люди, проблему изображения которых также актуализировали писатели натуральной школы. Тем самым закрепляется разграничение типов маленького человека и бедного человека на терминологическом уровне и предопределяется бо лее глубокое и детальное исследование каждого из них в отдельности и в сопоставлении друг с другом.
Мы признаем генетическую связь приживальщика с образами маленького человека и бедного человека, но при этом выделяем ряд его специфичных черт, определивших выбор средств пространственно-временной поэтики, комического и трагического для его воплощения.
Проблема художественного времени и художественного пространства представляет собой одну из наиболее динамично развивающихся областей современного литературоведения. Её актуальность обусловлена тем, что категории пространства и времени являются ключевыми для любой картины мира, а изменение представлений о них «всегда было связано с прогрессом познания, его развитием» . Будучи с античных времен предметом активного изучения философов и математиков, в поле зрения искусствоведов и литературоведов она попала лишь в XX в.1 . Включение пространственно-временных отношений в общий комплекс литературоведческих проблем позволило более предметно осмыслить специфику искусства, «природу образного отражения действительности»14. В начале XX в. широкое распространение получили научно-философские размышления о времени и пространстве как о «физически связанных константах объективного мира... и художественно взаимосвязанных константах в произведениях искусства»15. На 40-50-е годы приходится время наиболее активного их изучения; в 70-е годы утвердился подход, согласно которому пространство и время определяются «исходя из отношений между всеми компонентами, всеми категориями художественного мира», и в то же время «каждый компонент художественного мира обретает пространственно-временной статус»16.
Знаком эпохи стало осмысление времени как неотъемлемой составляющей мироустройства, неотделимой от пространственных измерений. Целесообразность рассмотрения пространства и времени в их единстве и взаимообусловленности подтверждена результатами эмпирического метода: «...многие понятия, считающиеся специфическими для художественного времени, применимы для описания художественного пространства, и наоборот»17. Безусловный приоритет в концептуальной постановке проблемы хронотопической организации художественного текста принадлежит М.М. Бахтину, с научной деятельностью которого связано утверждение представлений о времени и пространстве как о полноправных категориях поэтики, представляющих собой целостный эстетический феномен и сопрягающий реально-бытовое, эстетическое, онтологическое, структурно-семантическое и символическое начала. Он впервые в литературоведении применил категорию хронотопа™, подразумевая под ним «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе»1 .
Понятие хронотопа В.Г. Щукин отнёс к числу наиболее трудноопределяемых в европейской науке, настаивая на том, что это не просто время-пространство а время-место свершения . Мы исходим из замечания М.М. Бахтина о том, что любой образ хронотопичен, следовательно, процессы, связанные с субъективным переживанием времени, обязательно имеют собственные пространственные характеристики. Думается, любое состояние души - будь то экстаз, напряженное внимание или меланхолия - является компонентом динамического акта - процесса, события, поскольку составляет с ним единую при чинно-следственную связь и происходит в совершенно конкретный временной период и в общей для всех реальности. Так, поверить в Бога - значит пережить духовный катарсис, связанный с интенсивными переживаниями и размышлениями, т. е. процесс соотносится с развитием субъективного времени и определенными событиями, имеющими конкретную пространственную локализацию.
В художественных произведениях самым непосредственным образом отражается «среда реальной жизни и среда окружающих его литературных произведений, на которые оно отвечает или которые продолжает, с которыми спорит или соглашается»21. Через хронотопические связи сюжетные единицы соотносятся не только между собой, но и с элементами, лежащими вне данного текста и вне данной системы (вплоть до реального исторического времени и географического пространства), которые заслуживают отдельного рассмотрения, поскольку философский смысл произведения считывается с уровня социально-бытовых реалий и животрепещущих проблем времени. Говоря о взаимообогащении и взаимообусловленности изображенного и реального мира (при их не-слиянности и наличии принципиальной границы между ними), М.М. Бахтин отметил хронотопичность процесса обмена между ними и существовании «особого творческого хронотопа, в котором происходит этот обмен произведения с жизнью и совершается особая жизнь произведения»22.
Развивая идею М.М. Бахтина о взаимоотношении авторского (изображаемого) и сюжетного (изображенного) хронотопа, Б.А. Успенский ввёл категорию точки зрения автора в плане пространственно-временной организации произведения23. Авторская концепция образа, авторская точка зрения на проблему и на героя, который может таить в себе заряд неосуществленных надежд и стремлений или демонстрировать необоснованные претензии быть глашатаем и выразителем идей времени, имеет определяющее влияние на выбор средств комического или трагического при создании хронотопа персонажа.
Из всего многообразия функций хронотопа в художественном произведении (изобразительные, выразительные сюжетообразующие, жанрообразую щие) для нас наиболее существенной является его характеризующая функция, то есть роль в раскрытии образа человека, характер которого реализуется через определенные типы хронотопа. По мысли М.М. Бахтина, «хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) и образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен»24. Осмыслению художественного времени и пространства в качестве важнейших характеристик художественного образа способствовали работы ученых тартуско-московской школы - Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, СЮ. Неклюдова. Категории художественного пространства и времени как ведущие элементы поэтики формируют атрибутивные характеристики героев, способы их поведения и личностные установки, поэтому исследование хронотопических моделей персонажей является одним из аспектов изучения художественного времени и пространства.
Под хропотопической моделью персонажа мы понимаем систему пространственно-временных знаков, направленных на раскрытие его характера, мировоззрения, мироощущения, и систему взаимоотношений между объемлющим хронотопом персонажа и более мелкими хронотопами произведения. Хро-нотопические модели приживальщиков, в репрезентации которых отчетливо проявилось основное свойство категорий художественного пространства и времени - их символическая природа, рассматриваются в общей системе координат, в которой, по замечанию Ю.М. Лотмана, организованы все субкультуры семиосферы: на временной оси - прошедшее, настоящее, будущее, на пространственной - внутреннее пространство, внешнее и граница между ними25. Эти универсальные для любой культуры категории имеют определяющее значение в моделировании и раскрытии образов приживальщиков.
Немалые перспективы для дальнейшего исследования категорий времени и пространства предоставило выделение трех их видов в зависимости от формы существования - реального, пер центу ального, концептуального. Различия между ними (явно или неявно выраженные) лежат в основе поэтики художест венного времени и пространства, которые, будучи особой формой познания мира, сочетают в себе признаки всех трёх форм, поскольку отражают объективные пространственные связи и отношения, но создаются на основе субъективного восприятия и несут на себе отпечаток личности творца.
Архитектоника и способы организации художественных хронотопов зависят от творческой индивидуальности автора, общего замысла произведения, поэтики литературного направления, жанра произведения. Их различия коренятся в первую очередь в природе перцептуального пространства-времени писателя, в рамках которого реализуется художественный образ: «Именно здесь достигается высшая степень выразительности, запечатлевается индивидуальность творца»26, субъективность которого является необходимой ступенью на пути познания объективного.
Особенности авторского конструирования хронотопов повлияли на расширение представлений о традиционных жанровых рамках, поскольку «жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом» . Однако художественное произведение редко полностью укладывается в традиционные жанровые схемы. Например, «Нахлебник», по мысли автора, более пригоден для художественного чтения, а «Село Степанчиково» синтезировало черты драмы и повести28. Следовательно, необходимо учитывать «единство построения мира большого художника» и «существование в этом мире наджанровых явлений»29, то есть рассматривать каждое отдельное произведение в контексте всего творчества писателя.
Раздельный анализ художественного пространства и художественного времени мы предприняли для выявления специфики этих категорий, изучения их индивидуальной роли в литературных текстах и как необходимую стадию дальнейшего синтеза: «...прежде чем рассматривать взаимодействие частей целого, нужно отчетливо представлять, что взаимодействует, и только затем как взаимодействует»30. Однако речь идет исключительно об использовании условного приема, и основное внимание мы уделяем выявлению связей между ними, поскольку «искусство, как и всякая иная деятельность, не способно "расчленить" реальный пространственно-временной континуум и создавать либо "чисто пространственные" либо "чисто временные" материальные структуры»31.
Исследование художественного времени относится к приоритетным проблемам, решение которых способствует пониманию «эстетической природы словесного искусства» . Оно представляет собой «сложное взаимодействие множества временных систем»33, характеризуется «своеобразным переплетением свойств реального, перцептуального и индивидуального времени», понимается «и как тема, и как принцип конструкции произведения, и как категория, вне которой невозможно воплощение художественного замысла»34, как «явление самой художественной ткани литературного произведения, подчиняющее своим художественным задачам, и грамматическое время и философское его понимание писателем»35. Факт связи художественного времени с художественным методом, с литературными представлениями и с литературными направлениями говорит о целесообразности исторического подхода к рассмотрению проблемы времени: «...сама история словесного творчества поможет лучше увидеть свое образне сложившихся в разное время структурных слоев, в современных произведениях зачастую спрессованных настолько плотно, что переходы между ними почти неуловимы»36.
Изменение представлений о времени на разных этапах развития общества, различные способы его воспринимать, понимать и изображать обусловлены эволюцией системы ценностей, «духовным характером эпохи»37. Исторически в культурном сознании сложилось два представления о развитии времени: циклическом и линейном (линеарном)38. Более древним из них является циклическое представление о времени, которое учитывает не временную необратимость, а временную повторяемость . Для привычной для нас линейной формы характерны представления о необратимости происходящих событий; она предполагает некий «арифметический» счет - лет, дней, недель и т. п. Художественное время представляет собой результат целостного осознания времени, в рамках которого сосуществуют различные формы его измерения, и воплощает все принятые системы его отсчета и осознания «в их нераздельности - как нераздельно существует в нашем бытии и сознании единое абсолютное время»40.
Необходимым звеном исследования художественного времени является анализ основных составляющих его организации - темпа, ритма, динамики. При наличии некоторых разночтений в трактовке учеными-литературоведами понятия ритм, все они сходятся в признании прямой связи ритма с течением и измерением времени . Н.К. Шутая акцентирует при этом внимание на роли средств пространственной поэтики в организации ритма произведения, который является тем структурным элементом, который непосредственно участвует «в "сопряжении", соотнесении художественного времени и художественного пространства»42. Нас интересует тот уровень ритма, который проявляется в характере изображения героев и событий, поскольку ритм прозы проявляется «не только в строении речи, но и в строении образа, внутри его смыслового ядра»43. Необходимость рассмотрения механизма влияния индивидуального ритма на ритм повествования продиктована «усиливающейся активностью и самостоятельностью отдельных героев в повествовательном строе», обуславливающих его субъективную многоплановость, которая, по М.М. Гиршману, является определяющим фактором ритмической организации произведения44.
Разработка проблем художественного пространства на протяжении первой половины XX столетия в русской филологии и философии несколько отставала от разработки проблем времени. Однако уже с первого его десятилетия геокультурологическими исследованиями в России занимались не столько специалисты-географы, сколько историки, а точнее - историки литературы и изобразительного искусства, в частности, профессор Петербургского университета Иван Михайлович Гревс (1860-1941), деятельность которого вызвала к жизни целую плеяду краеведов, внесших огромный вклад в отечественную гуманитарную науку. Они исследовали явления топофилии или мифологии места - «стремились понять душу того или иного места, воспетого мастерами слова»45. Пристальное внимание к пространственной организации текста ставится в заслугу религиозным философам порубежья: «Впервые в исследовательской литературе пространство рассматривается ими как категория онтологическая»46. Среди их последователей в разработке онтологического понимания пространства можно назвать Р.Г. Гачева, Р.Я. Клейман, Р.Г. Назирова, В.Н. Белова, Г.К. Щенникова и др., исследования которых открыли новые перспективы для понимания пространственной организации художественного целого как уникальной сложно-развивающейся системы.
Глубокой разработкой проблемы художественного пространства занялись в 60-е годы ученые тартуско-московской литературоведческой школы -Ю.М. Лотман, З.Г. Минц, Б.А. Успенский, СЮ. Неклюдов. Структурно-генетический подход к проблемам художественного пространства и времени был продолжен В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым, которые внесли значительный вклад в изучение структурной организации и семантики пространства в мифологии и литературе. Их интересовала не только специфика способов воплощения пространства в литературе, но и место художественного текста в культуре, то есть механизм взаимодействия явлений художественной ткани произведения с «внетекстовым» миром. Опираясь на созданную М.М. Бахтиным теорию хронотопа, В.Н. Топоров выделил пространственные доминанты (угол, порог, середина, периферия и т. п.), перенеся внимание с событийного уровня художественного текста на словесно-образный, символический план.
В связи с относительной новизной проблемы исследования художественного пространства в современном литературоведении наблюдаем некоторые разногласия в использовании терминологического аппарата. В.Н. Топоров и В.Г. Щукин «гуманитарно значимое место» обозначают термином локус (от лат lokus - место), что означает приблизительно то же самое, что и греческое топос41. И.Р. Ахундова для определения пространственных элементов исполь-зует понятие locus bi . Интересна дефиниция, предложенная Ю.Л. Фрейдиным: под топосом он понимает такое место сюжетного действия, «которое может быть соотнесено с неким топонимом»; непосредственно место действия в его работе именуется локусом, поскольку, в частности, оно существенно меньше топоса49. В данной работе под топосом «понимается lokus communus, общее место, то есть повторяющийся из произведения в произведение, из эпохи в эпоху мотив, а также риторически-стереотипный способ включения этого мотива в структуру текста»5 .
§ 2. Общая характеристика работы
Актуальность темы связана с необходимостью: 1) обратить внимание на малоисследованный художественный тип русской литературы - тип приживальщика; 2) рассмотреть произведения Тургенева и Достоевского в ракурсе недостаточно разработанной в литературоведении проблемы временной и пространственной моделей персонажей.
Предметно-объектная сфера исследования. Хронотопические модели приживальщиков, система соответствий и взаимодействий между отдельными элементами произведений русской литературы на уровне хронотопических связей, авторского замысла, системы персонажей, категорий трагического - комического.
Материалом исследования послужили произведения, созданные в рамках одного литературного направления и связанные однотипными персонажами. Хронологические рамки изучаемого периода охватывают эпоху 40-60-х годов, породившую целую плеяду самобытных прозаиков, которые составили славу и гордость русской словесности51. В художественной прозе этого времени полноценно проявилась генетическая связь с идейно-художественными достижениями Гоголя, в частности с «гоголевским открытием сочетания различных видов пафоса, юмора и сатиры, сатиры и лиризма...»52. Мы исследуем преимущественно пьесу И.С. Тургенева «Нахлебник» и повесть Ф.М. Достоевского «Село Степанчиково». Для уточнения и иллюстрации основных положений дис сертационного исследования привлекаем к анализу произведения других писателей середины XIX в.: пьесу А.Н. Островского «Шутники», романы И.С. Тургенева «Рудин», Ф.М. Достоевского «Бесы», М.Е. С.-Щедрина «Господа Голов-левы», И.А. Гончарова «Обыкновенная история», очерк Н.С. Лескова «Шера-мур» и др.
Основной целью является исследование характеризующей функции хронотопа применительно к образу приживальщика и выявление специфики взаимодействия категорий художественного пространства и художественного времени и категорий комического и трагического при создании образа человека.
Для достижения поставленных целей в работе намечено решение следующих задач.
1. Выявление общих принципов структурирования художественного пространства и художественного времени произведений, элементом которых являются хронотопы приживальщиков.
2. Исследование хронотопического компонента с точки зрения его значения в создании комического или трагического пафоса произведения и раскрытии образа человека (в частности, приживальщика).
3. Определение места приживальщика в хронотопических структурах художественных текстов, его роли в организации художественного пространства и времени и степени влияния на придание трагического или комического модуса определенным сценам и произведению в целом.
4. Установление типологических связей между произведениями, созданными в единой культурной среде, через сопоставление пространственно-временных моделей приживальщиков. Рассмотрение их концептуальной природы в системе пространственно-временных констант русской литературы и культуры.
5. Обоснование целесообразности изучения приживальщика как самостоятельного литературного типа; отграничение его от других персонажей русской литературы, в частности, выявление присущих ему пространственно-временных параметров, демонстрирующих генетическую связь с образами маленького человека и бедного человека и вместе с тем выводящих за рамки этих типов.
6. Разработка и апробация системы классификации образов приживальщиков русской литературы на основе наиболее существенных черт их хронотопи-ческих систем.
7. Реконструкция наиболее типичной хронотопической модели приживальщика, анализ способов её репрезентации.
8. Реализация комплексного подхода к изучению образа человека в литературе, подразумевающего исследование его пространственно-временной модели; системы более мелких хронотопов и их структурных компонентов (бинарных оппозиций); специфики взаимодействия категорий пространства и времени, комического и трагического; выделение средств пространственно-временной поэтики, служащих для создания комической или трагической доминанты образа.
Методология и методика исследования. Методологической базой предпринятого анализа являются теоретические литературоведческие положения, нашедшие отражение в трудах Д.С. Лихачева, Ю.Н. Тынянова, В.Б. Шкловского, Б.В. Томашевского, Б.А. Успенского, Н.М. Гея и др. Определяющими в трактовке образа приживальщика стали идеи М.М. Бахтина и Ю.М. Лотмана о том, что характер персонажа реализуется через определенный тип хронотопа, в котором тот пребывает. Мы используем прием выделения персонажей как носителей определенных хронотопов, учитываем общий характер взаимоотношений между хронотопами в пределах одного произведения, который М.М. Бахтин определил как диалогический, поскольку своеобразие художественного хронотопа всего произведения определяется единством и взаимообусловленностью «хро-нотопических ценностей», которыми оно принизано .
Методологической основой решения поставленных задач является системно-целостный подход к рассмотрению литературного произведения, который предполагает анализ любого явления не только в отдельности, но и в совокупности его связей, взаимопереходов и взаимодействий с другими явлениями, то есть в развивающейся системе. В работе исследуется один из уровней семи-осферы, ограниченный произведениями определенного исторического периода, которые рассматриваются на горизонтальном семиотическом уровне (в контексте современных им текстов) и на вертикальном (с точки зрения всего творчества их авторов и шире - как один из компонентов семиотического единства русской литературы и культуры). Широко применяется последовательное и целенаправленное наблюдение за художественными текстами, описание, анализ и сопоставление выявленных средств пространственно-временной поэтики и персонажей как носителей определенных хронотопических мотивов.
Научная новизна диссертационной работы заключается в предложенной типологии малоисследованных хронотопов приживальщиков и выявлении комического и трагического в их пространственно-временных моделях.
Практическая значимость. Результаты диссертации могут быть использованы в дальнейших исследованиях роли пространственно-временного фактора в создании художественного образа, при разработке проблемы функционирования средств пространственно-временной поэтики во взаимодействии с категориями трагического и комического. Кроме того, в работе намечены перспективы изучения хронотопов приживальщиков свободного типа в сопоставлении с хронотопами классического приживальщика и бедного человека (в первую очередь добровольного шута и в аспекте комического и трагического, изучении образа приживальщика в соотношении с другими литературными типами. Вытекающие из исследования задачи. Перспективы дальнейших исследований связаны с продолжением аналитической работы в области изучения свойств пространственно-временных моделей персонажей в аспекте комического и трагического с последующим теоретическим обобщением полученных результатов. Кроме того, в работе намечены перспективы изучения хронотопов приживальщиков свободного типа в аспекте комического и трагического и в сопоставлении с хронотопами классического приживальщика и бедного человека (в первую очередь, добровольного шута). § 3. Положения, выносимые на защиту
На обсуждение выносятся следующие основные положения. 1. Исходя из специфики использования категорий художественного пространства и художественного времени, комического и трагического, прижи вальщиков русской словесности целесообразно рассматривать как самостоятельный литературный тип (наряду с образами маленького человека и бедного человека). Их можно условно разделить на две основные группы - классических приживальщиков и приживальщиков свободного типа. Основным критерием систематизации их образов является пространственный компонент (наличие -отсутствие собственного жилья) их хронотопических характеристик, поскольку степень пространственной зависимости обусловливает разницу в конструировании их хронотопических моделей, проявляющуюся в ритмической организации, динамике взаимодействия со временем и пространством, характере осознания топоса чужого дома, специфике переживания временных модусов и т. п.
2. В русской литературе с ее исключительным вниманием к слезинке ребенка фигура нахлебника получила негативную характеристику и изображена, как правило, в комических (чаще сатирических) тонах. Примерами могут служить Опискин («Село Степанчиково» Ф.М. Достоевского), Пандалевский («Ру-дин» И.С. Тургенева), Степан Головлёв («Господа Головлёвы» М.Е. Салтыкова-Щедрина), а также множество мелких и фоновых персонажей, выведенных как непременный атрибут российской действительности. Исключение составляют образы Кузовкина («Нахлебник» И.С. Тургенева) и Оброшенова («Шутники» А.Н. Островского), решенные в трагических тонах. Общий пафос произведений находится в прямой зависимости от трагического или комического звучания образа приживальщика, выступающего в качестве главного героя.
3. Для придания трагической или комической доминанты образам приживальщиков широко используются средства пространственной и временной поэтики, в первую очередь, определенность авторской позиции и антино-мичное сочетание бытовой - бытийный. Это положение обосновывается и раскрывается через сопоставительный анализ хронотопов нахлебников русской литературы, преимущественно Кузовкина и Опискина, в образах которых нашел наиболее полное и всестороннее воплощение тип классического приживальщика.
4. Нормой конструирования хронотопической модели приживальщика является актуализация пространственного компонента, который характеризует персонажа преимущественно со стороны быта, углубляет его комические черты, вскрывает наглядно-образное восприятие жизни и свидетельствует о локализации в горизонтальной плоскости, проявляющейся не только в ограниченности физического пространства, но и в нравственной «узости» персонажа быта. Средством пространственной поэтики, оказывающим определяющее влияние на выбор комической или трагической направленности образа приживальщика, является точка зрения автора. В подавляющем большинстве случаев писатели занимают противоположную по отношению к нахлебнику позицию, которая значительно активизируется за счет широкого использования иронии.
5. Приоритеты писателей в выборе средств трагического и комического при моделировании хронотопов приживальщиков наглядно проявились и в использовании многочисленных операций со временем: соотношении фабульного и сюжетного времени, комбинировании временных пластов и планов, варьировании темпа и ритма повествования и т. п. Временная координата, означающая философско-чувственное переживание действительности, служит действенным средством индивидуализации образов приживальщиков.
6. Значимую роль в репрезентации пространственно-временных моделей приживальщиков и усилении сатирического звучания их образов играют хронотопы дороги, границы, чтения, исторический и усадебный хронотопы, а также система бинарных оппозиций, среди которых наиболее распространенными являются: замкнутое - открытое, реальный - перцептуальный, своё -чужое, временное - вечное, линейное - циклическое. Их анализ приводит к выводу о том, что наиболее характерную видовую особенность приживальщика составляет замкнутость в рамках бытового хронотопа. Актуализация бытийных образов пространственно-временного значения применительно к нахлебнику как персонажу быта широко используется Достоевским для развенчания Опискина и Тургеневым для раскрытия внутреннего мира Кузовкина.
