Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Мировоззрение А.П. Чехова и его эстетические принципы в свете христианских традиций
1.1. Некоторые аспекты религиозного мировосприятия Чехова 13
1.2. Эстетические принципы писателя 36
Глава 2. Абсурд бездуховного существования
2.1. Феномен отчужденности и психология страха в рассказах и повестях Чехова 64
2.2. «Человеческая природа несовершенна...» 79
Глава 3. Нравственные искания персонажей рассказов и повестей Чехова
3.1. Духовное становление личности в чеховской прозе 118
3.2. Пасхальные мотивы в прозе Чехова 140
Заключение 165
Приложение 172
Библиография 176
- Некоторые аспекты религиозного мировосприятия Чехова
- Феномен отчужденности и психология страха в рассказах и повестях Чехова
- «Человеческая природа несовершенна...»
- Духовное становление личности в чеховской прозе
Введение к работе
Духовно-нравственный потенциал русской классической литературы XIX века до сих пор восхищает читателей всего мира. И это не случайно, ибо корни художественности, - как заметил великий отечественный мыслитель и литературный критик И. А. Ильин, - кроются в тех глубинах человеческой души, где проносятся "веянья Божьего присутствия". Великое искусство всегда несет на себе "печать Божьей благодати", даже тогда, когда разрабатывает светские темы и сюжеты, не имеющие внешней связи с церковностью и религиозностью. Феномен русской литературы заключается в постановке "вечных вопросов" бытия, ответ на которые пытались дать в своем творчестве почти все отечественные писатели.
И.А. Ильин в книге "Основы художества. О совершенном в искусстве" высказал мысль о том, что корни подлинного искусства имеют духовно-религиозный характер. Говоря о русской классике, Ильин не без основания утверждал: "XIX век дал России расцвет духовной культуры. И расцвет этот был создан людьми, "окрыленными" духом Православия... И если мы пройдем мыслью от Пушкина к Лермонтову, Гоголю, Тютчеву, Л. Толстому, Достоевскому, Тургеневу, Лескову, Чехову, то мы увидим гениальное цветение русского духа из корней Православия. И то же самое увидим мы в других ответвлениях русского искусства, в русской науке, в русском правотворчестве, в русской медицине, в русской педагогике и во всем"1. Нельзя не согласиться с этой точкой зрения, поэтому творчество А.П. Чехова будет рассмотрено под этим углом зрения. Мы считаем, что именно такой духовный подход менее всего изучен в современном литературоведении, а потому актуален. Мы постараемся рассмотреть христианские мотивы в прозе Чехова разных лет, на протяжении всего творчества.
1 Ильин И. Наши задачи. - М., 1992. - С. 64.
По интересующей теме нам ближе всего точка зрения современника Чехова, представителя православного русского духовенства, священника М.М. Степанова, который отмечает, что "сочинения же покойного писателя дают обильный материал для одного, определенного и осторожного вывода о Чехове: он был близок религии и церкви"1. Привлекает в работе М.М. Степанова объективность суждений, в результате которых автор приходит к следующему: "несомненно, что Чехов, будучи вполне религиозным, иногда переживал в настроении веры сомнения и колебания" .
Философ Л. Шестов, считая А.П. Чехова беспощаднейшим талантом, писал, что "в руках Чехова все умирало"3. Пожалуй, наша работа станет опровержением этого высказывания, поскольку в основе мировоззрения автора мы видим другие истоки, прежде всего: тему Пасхи, Светлого Христова Воскресения.
Вряд ли объективно, на наш взгляд, суждение литературного критика и публициста М.А. Протопопова, назвавшего А.П. Чехова "жертвой безвременья", писателем "без опоры и без цели".
Автор не без основания говорит о том, что Чехова "коробит нравственно всякая ложь жизни, всякая фальшь в человеке", и с этим нельзя не согласиться. Далее же Протопопов утверждает, что "противопоставить чужой неправде свою собственную правду он (Чехов) не может, потому что не обладает ею"1.
Мы не можем с этим согласиться, так как считаем, что в отказе Чехова говорить "последнюю правду", показывать истину, лежит один из основных художественных принципов писателя - принцип предельной объективности.
Степанов М.М. Религия А.П. Чехова (религия русских писателей: вып. 1. - Саратов, 1913.-С. 7.
2 Там же.-С. 10.
3 Шестов Л. Творчество из ничего (А.П. Чехов)//Шестов Л. Начала и концы. -Пб., 1909. -
Сб.
Всем известно высказывание писателя, что главное в творчестве - правильно ставить вопросы.
Здесь мы склонны согласиться с мнением современника А.П. Чехова, литератора Б.И. Сыромятникова, который утверждал, что "чеховский объективизм не был, однако, ни безразличным, ни беспринципным"2. Советский исследователь И. Гурвич, чье мнение тоже ценно, увидел склонность А.П. Чехова "подходить к человеку со стороны первичных ценностей и простых радостей человеческой жизни, со стороны ее устойчивых первооснов"3.
Исследователь творчества А.П. Чехова - В. И. Камянов, назвавший автора "в высшей степени уравновешенным атеистом"4, отмечал, что "Чехов не выпускал из поля наблюдения столь властных в ту пору поощрителей и прямых участников внутренней жизни, как заповедь веры, ритуал, церковный канон, хотя в своем отношении к религии высказывался достаточно прямо: "Я человек неверующий" (письмо Меньшикову от 28 января 1900 года)"5.
К счастью, приведенное исследователем высказывание А.П. Чехова не единственное на эту тему, поэтому с В.И. Камяновым мы можем согласиться лишь отчасти. Далее исследователь пишет о том, что "чеховское стремление -быть точным - в основе своей атеистично"6.
Протопопов М.А.. Жертва безвременья. (Повести А.П. Чехова) // Русская мысль. - 1892. Кн. 6..- С. 113-114.
2 Сыромятников Б.И. А.П. Чехов и русская интеллигенция// Чеховский сборник. Найденные
статьи и письма. Воспоминания, критика, библиография. - М, 1929. - С. 222.
3 Гурвич И. Проза Чехова (Человек и действительность). - М., 1970.-С. 101.
Камянов В.И. Время против безвременья: Чехов и современность. - М., 1989. - С. 163.
5 Там же.-С. 144.
6 Камянов В. И. Время против безвременья. - С. 163.
Мы не можем с этим согласиться так же, как и с суждениями Протопопова или Шестова. На наш взгляд, точность - это все же не основной показатель веры или неверия, это прежде всего эстетический принцип писателя, основывающийся на определенном мировоззрении. Биограф А. П. Чехова М.П. Громов утверждает, что "Чехов был объявлен атеистом, хотя от истины это весьма далеко"1, в книге же советского биографа Г.П. Бердникова вопрос о религиозности автора не затрагивается, как и в других исследованиях того периода, а творчество писателя рассматривается с точки зрения нравственных и этических норм, установленных социалистическим обществом.
Современный ученый, В.Я. Линков, уходит от категоричности суждений о религиозности А.П. Чехова, пытаясь тем самым примирить две точки зрения. "Чехов, как известно, был неверующим, но воспринятые с детства христианские этические ценности были ему глубоко органичны, - пишет исследователь. - Очевидно, что у него было христианское понимание проблемы человеческого достоинства, столь существенной в его творчестве"2.
Более того, автор утверждает, что "любой человек, согласно Чехову, причастен божественной сущности непосредственно, независимо от своих талантов, способностей, общественного положения и т.д."3 Здесь хотелось бы уточнить: это высказывание верно не только "согласно Чехову".
В связи с этим Экономцев И.Н. (игумен Иоанн) замечает: " по православному учению, каждая человеческая личность является богоизбранной, каждому из нас дан в изобилии тот или иной харизматический дар, и от нас самих зависит, отвергнуть его или принять, и в какой мере
1 Громов М. П. Чехов. - М, 1993. - С. 195.
2 Линков В.Я. Скептицизм и вера Чехова. - М., 1995. - С. 68.
3 Там же.
принять"1. Именно с этой позиции, на наш взгляд, подходит А.П. Чехов к изображению своих персонажей.
Исследователь творчества А.П. Чехова, А.С. Собенников, бесспорной считает мысль, что "реальный гуманизм А.П. Чехова во многом опирался на христианские ценности"2, а "художественный мир Чехова строится на основе широкого диалога с христианством"3.
Литератор A.M. Любомудров в статье "О православии и церковности в художественной литературе" пишет, что в XVIII - XIX веках "... никто (кроме разве Достоевского) не оставил художественных образов монашеской жизни, не написал ни рассказа про старца, про какого-нибудь благодатного батюшку (были же они на Руси) или, скажем, про первую исповедь ребенка. Не находим строк о паломничествах в обитель, о жизни подвижников"4. Категорически нельзя согласиться с подобным высказыванием, критик просто вычеркнул из русской литературы имена таких великих писателей, как Л.Н. Толстой, Н.С. Лесков. А в произведениях А.П. Чехова "Архиерей", "Студент", "Без заглавия", "Святой ночью", "Перекати- поле", "Степь", "Дуэль", "На страстной" и других мы видим все то, чего, к сожалению, не заметил A.M. Любомудров. Автор статьи указывает только три произведения Чехова ("Степь", "Дуэль", "Архиерей") и утверждает, что "понимание мистической реальности Церкви отсутствует в мире Чехова"5. Сходную точку зрения высказывает В.Б. Катаев, который считает, что Чехов
1 Экономцев И.Н. (игумен Иоанн) Православие, Византия, Россия. - М., 1992. -С.151.
2 Собенников А.С. Архетип праведника в повести А.П. Чехова "Моя жизнь" // Русская
литератураXIX в. и Христианство. -М, 1997.-С. 239.
3 Собенников А.С. Между "есть Бог" и "нет Бога"... (о религиозно-философских традициях в
творчестве А.П. Чехова). -М., 1997.- С. 199.
Любомудров A.M. О православии и церковности в художественной литературе// Русская литература-№1,2001.-С. 119. 5 Любомудров A.M. О православии и церковности художественной литературы. -С. 120.
всю жизнь твердил о своем неверии. Исследователь утверждает, что "отказ от религиозности у Чехова был не случайным и не внешним и тем более не показным, а продуманным и убежденным"1.
В своем труде ученый так же отмечает объективность писателя. "Но своеобразие позиции Чехова в том, — пишет Катаев, - что, оставаясь принципиально вне религии, он не делал в своем творчестве проблемы религии, как и иные "специальные" проблемы, ни предметом утверждения, ни объектом отрицания"2.
Мы согласны с частью этого утверждения об авторской манере Чехова. Однако попытаемся в своей работе показать, что А.П. Чехов никогда не был "принципиально вне религии".
Ценно мнение М.М. Дунаева, в книге которого "Православие и русская литература" творчеству А.П. Чехова посвящена большая глава. Ученый считает, что " "соединение муки о Боге с мукой о человеке" ... определило всю систему мировоззрения православного по духу писателя"3.
М.П. Громов замечает, что "Утрата веры у Чехова выражается не в полемике, не в спорах с теми, кто верует по-иному, но скорее в томлении души, в особенных "чеховских" настроениях. Это всегда лирическое переживание, душевная сумятица, невзгода, беда"4.
Как видно из приведенных примеров, мнения исследователей творчества А.П. Чехова по интересующему нас вопросу зачастую прямо противоположны: одни ставят писателя и его творчество вне религии, другие видят в авторе христианского по духу писателя. Причем такое разделение на два лагеря отмечено нами как в дореволюционной критике, так и в современных
Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. -М. 1979. - С. 283.
2 Там же. - С. 292.
3 Дунаев М.М. Православие и русская литература.- М., 1998. - 4.4. - С. 704.
Ф 4 Громов М.П. Чехов.- М., 1993. - С. 165.
исследованиях, что говорит о проблемности вопроса. Такое разнообразие мнений является свидетельством того, что разбираемый нами вопрос является мало изученным, а потому до сих пор остается актуальным.
В своей работе мы не претендуем на окончательное решение вопроса, был ли А.П. Чехов верующим человеком. Задачи, которые мы перед собой ставим, не настолько глобальны. Нам бы хотелось показать в свете христианской традиции некоторые моменты биографии, понаблюдать за творческим методом писателя, а с помощью анализа некоторых произведений выявить доминирующие темы в прозе А.П. Чехова разных лет.
Поставленная нами цель и решаемые нами задачи определяют структуру работы. Наше исследование состоит из трех глав, каждая из которых затрагивает разные аспекты поставленной проблемы.
Первая глава работы будет посвящена не столько анализу художественных текстов, сколько обзору таких моментов жизни Чехова, которые помогут уточнить мировоззренческую позицию автора. А.Н. Кочетков считает, что "структурирование подтекста, расширяющего смысловое поле целого, может опираться лишь на актуальную для творчества писателя в момент создания произведения философскую концепцию мира, его художественную антропологию, на его представление о смысле, цели и законах человеческой жизни, на участие или неучастие воли человека в ходе мировой истории и в его индивидуальном существовании..."1 Мы согласны с этим, поэтому в первой главе своей диссертации достаточно подробно затрагиваем эти аспекты. На наш взгляд, исследуя мировоззрение Чехова, писателя, для которого человеческие представления о мире являются всего лишь предположительными, который допускал как возможные различные точки
Кочетков А.Н. Концепция драматической формы и эволюция соотношения "текст-подтекст" в драматургии Чехова //Творчество Чехова. - Таганрог, 2000. - С. 3.
зрения на явления жизни, - исследуя мировоззрение мыслителя такой ориентации, следует не столько стремиться определить четкие рамки его мировоззрения, сколько пытаться выявить границы того поля, внутри которого порой, может быть, как маятник, двигалась мысль писателя.
Литературная форма должна расширяться как целостное эстетическое явление, имеющее сложное отношение с действительностью, с творческим методом писателя, с особенностями читательского восприятия, с фактами литературной жизни. Здесь мы будем опираться на воспоминания современников писателя, на письма и записные книжки Чехова.
Также просматривается необходимость изучения литературной формы как носителя эмоционально-идейного содержания. Анализ произведения без учета общих закономерностей художественного мира писателя совершается во вред правильному объяснению смысла произведения. Именно поэтому мы обратим внимание на творческий метод писателя, вырабатывавшийся годами и, безусловно, зависящий от личности автора и его мировосприятия.
Библейские аллюзии - скрытая, неявная перекличка с библейскими сюжетами и мотивами - являются пратекстами, имеют генетический смысл, зависящий от художественных целей автора. Они могут быть сознательными или бессознательными, но в том и в другом случае мы постараемся соотносить интерпретации с авторским замыслом, ограничивая тем самым свободную расшифровку текстов. Исходя из этого, мы будем как можно чаще обращаться к письмам и записным книжкам Чехова. Таким образом, в первой главе отражены следующие моменты: некоторые аспекты религиозного воспитания писателя и вопрос о его религиозности (на материале записных книжек и писем), а так же эстетические принципы автора в свете христианской традиции.
Чехов, как писатель в высшей степени объективный, показывает жизнь такой, какая она есть, но и мечтает о том, какой она должна быть, поэтому его произведения весьма глубоки по тематике. Митрополит Иоанн (Снычев) в проповеди своей говорит: "Итак, возлюбленные братья и сестры, перед нами два пути. Путь света - путь Христов, и путь тьмы - путь сатаны, дьявола. С одной стороны, путь правды, с другой - путь греха и беззакония.... Смотрите сами, ибо конец одного пути и другого неодинаков. Один путь - путь тьмы -ведет к погибели; другой - путь света - к истинной жизни во Христе Иисусе. И я думаю, что мы изберем и избрали уже путь света, который освещает путь Христов"1.
Чехов, так же как Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский и многие другие писатели, исследуя возможности и пути человека к счастью, к гармонии, которая недостижима вне Бога, натолкнулся на одно препятствие - земную, тварную природу человека. Таким образом, в его произведениях показаны оба пути, возможные для человека. Следует отметить, что зачастую эти два пути в чеховском мире пересекаются, и именно на перепутье находятся персонажи произведений Чехова, процесс мучительного выбора описан автором. Исходя из этого, и анализировалось творчество Чехова. В результате, во второй главе мы постараемся показать героев, которые встали на "путь тьмы", а в третьей главе тех, которые выбрали " путь света".
Мнение о христианском мировоззрении и евангельской тематике в творчестве Чехова было бы неполным, если бы мы не рассмотрели понятие о пошлости бездуховного существования в произведениях писателя, то есть то, что ранее мы обозначили как "путь тьмы". Именно этому будет посвящена вторая глава нашей работы. Будут рассмотрены основные аспекты такого
Митрополит Иоанн (Снычев) Проповеди и человеческом грехе и его сущности. - Самара, 1997. - С. 41.
понятия, как бездуховность, а так же выявим некоторые проблемы психологической отчужденности в творчестве А.П. Чехова. На примере некоторых наиболее интересных, на наш взгляд, произведений писателя мы постараемся показать абсурд бездуховного существования.
Третья глава нашей работы будет посвящена такой проблеме как нравственные искания персонажей рассказов и повестей А.П. Чехова разных лет. В начале этой главы будут освещены некоторые вопросы, связанные с библейской тематикой в творчестве А.П. Чехова, будет дан обзор мнений чеховедов по этому вопросу. Далее проясним, можно ли рассматривать данную тему в творчестве Чехова в свете православных традиций. Потом мы уделим сосредоточенное внимание мотиву духовного воскресения в чеховской прозе.
В работе при анализе текстов устанавливалась и прослеживалась связь текста с историко-литературным и культурно-историческим контекстом, обращалось внимание на авторские изменения текста изучаемого произведения, учитывались другие произведения этого же автора, так же была предпринята попытка найти параллели с другими источниками, в том числе с Библейскими текстами.
Некоторые положения, изложенные в диссертации, были опубликованы в следующих статьях:
Мифореализм (святочные рассказы А.П. Чехова). // Миф - Литература -Мифореставрация. Сб. статей под редакцией СМ. Телегина. - М.- Рязань, 2000, 155с.
Библейский текст в произведениях А.П. Чехова.// Христианские истоки русской литературы. Сб. научных трудов. - М. 2001, 232с.
Некоторые аспекты религиозного мировосприятия Чехова
"Чехов неуловим", - так назвал первую главу своего биографического исследования Михаил Громов, вторя высказыванию художника В.А. Серова. И действительно так: слишком разноречивы воспоминания современников. Художник И.Э. Браз увидел в Чехове сухие, печальные глаза; И.Е. Репин сравнил автора с тургеневским Базаровым; другой художник Н.П. Ульянов увидел в Чехове ускользающий духовный облик. Воспоминания других многочисленных знакомых А.П. Чехова такие же разные: каждый находил в нем что-то свое, особенное. Некоторые из этих мнений приведены в биографии, написанной М.П. Громовым.
Откуда пошел чеховский род - сказать трудно. В семье существовали легенды, что предком их был не то некий знатный беженец из Чехии, не то мастер Чохов, что отлил Царь-пушку. Дед Антона Павловича сумел разбогатеть и выкупить себя из крепостных. Отец был купцом II гильдии, человеком богобоязненным и уважаемым в Таганроге, что, впрочем, сочеталась у него со многими странностями. Он был хорошим иконописцем, страстно любил петь в церковном хоре, играть на скрипке и читать газеты. Хор у него был свой собственный. Павел Егорович собрал в него дюжих кузнецов и прочих таганрогских любителей пения. По вечерам они сходились в чеховском доме и репетировали. Под мощные вибрации их голосов прошло детство будущего писателя.
Воспоминания о детстве у Чехова сохранились, следует сказать, не самые приятные. Беда заключалась в том, что у отца был собственным не только хор. По-своему он понимал и веру, что, впрочем, для XIX века было делом обычным. Купцы, мещане и тому подобные, как люди, "выбившиеся из народа", были о себе мнения высокого, полагали себя оплотом отеческой веры. М.П. Громов пишет о том, что в письмах Павла Егоровича преобладал суровый, учительский тон. Воспитательная система отца была проста: "держись религии, она есть свет истинный", "не надейся на свои способности и при том же никогда не гордись своим знанием. При высоком учении необходимо нужно смирение"1 и тому подобное.
Однако следует отдать этим людям должное - устав, красоту в церкви они ценили необычайно. Брат Антона Чехова Михаил вспоминал об отце как о человеке, который любил помолиться, но которого больше занимала форма, чем влечение к вере. Павел Егорович устраивал домашние богослужения, причем его дети составляли хор, а он разыгрывал роль священника. Но во всем остальном, по мнению многих, он был маловером. М.П. Громов пишет об отце Чехова следующее: "Отец Чехова был религиозным человеком, но в его вере не было терпимости и добродушия. Была жесткая убежденность, внушенная не столько верой в предвечную справедливость и добро, сколько страхом перед казнями ада. Дети знали твердо: их ждут не райские кущи, но геена огненная, и представление о геене огненной внушалось им столь предметно и доходчиво, что они потеряли веру в рай. Бог отца в этой семье был страшным Богом; его боялись и, насколько смели и могли, ненавидели"2.
Старший брат писателя Александр Павлович Чехов так вспоминал об отце: "К чести Павла Егоровича нужно сказать, что он искренне и глубоко верил в то, что говорил. Он верил в загробную жизнь и был убежден в том, что каждая пропетая его детьми обедня или всенощная приближает их души к Богу и уготовляет им царство небесное и что все спевки и недосыпания "зачтутся им на том свете". На себя же он смотрел как на отца, который перед самим Богом обязан внушать детям благочестие и любовь к церкви с самого раннего их возраста. Он называл это "давать детям направление", и давал его не без задней, впрочем, мысли, - что и ему самому за эти хлопоты будет уготовано местечко в раю"1.
К своим детским воспоминаниям А.П.Чехов обращался неоднократно. В его письме к писателю И.Л. Леонтьеву-Щеглову, датированном 9-м марта 1892 года, читаем: "Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание - с церковным пением, с чтением апостолов и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии теперь у меня нет"2. Об этом же в своей статье "Несколько лет с А.П. Чеховым", посвященной 10-летию со дня его кончины, вспоминает И.Н. Потапенко, современник Чехова, беллетрист, фельетонист. Однако здесь нельзя не упомянуть о точке зрения М.П. Громова на эту проблему: " Чехов не унаследовал той домостроевской нетерпимой религиозности, которая царила в доме его отца, в этом смысле религии у него, как он об этом и сказал, действительно не было. Было нечто более глубокое, содержательное и сложное, что следовало бы назвать христианской цивилизованностью - с особенным отношением к национальной истории, к истории вообще; с верою в то, что она в своем движении поступательна и преемственна - начиная с того первоначального духовного усилия, о котором он писал в любимом своем рассказе "Студент""3.
В Библии говорится о том, что настоящая добрая христианская жизнь может быть только у того, кто имеет в себе веру Христову и старается жить по этой вере, то есть своими добрыми делами исполняет волю Божью.
Добрые дела есть выражение нашей любви, а любовь есть основание всей христианской жизни. "Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем" (1-ое послание Иоанна; 4:16). А та любовь, которая не сопровождается добрыми делами, не есть истинная любовь, а есть любовь только на словах. Только искренняя любовь производит действительный союз человека с Богом и Христом и как следствие живую веру и живое упование. На наш взгляд, именно такая "живая вера" присутствует в душе Чехова.
В библиотеке писателя хранилось множество богослужебных книг, литература по истории Церкви и о церковных обрядах, также важно, что при написании диссертации "Врачебное дело в России" Чехов также изучил много книг религиозного содержания (см. приложение).
Однако все не так просто. Если вчитаться в написанное Чеховым, то понятно станет, что влияние отца на писателя не ограничивается одной только боязнью. "Одинокому везде пустыня", - велел в молодости выгравировать себе на перстне Павел Егорович. Таким оставался он и в вере, заслужив от священников мнение о себе как о раскольнике. Свое одиночество он передал детям, как, впрочем, прямоту, честность, исключительное благородство натуры. По словам Громова, Антону Чехову " нравилась эта стилистика одиночества, задумчивости, молчания: "Если бы в монастыри принимали не религиозных людей и если бы можно было не молиться, то я пошел бы в монахи" (А.С. Суворину, 1 декабря 1895г.). Всегда, со времен Юного старца, жила у Чехова мечта: "Стать бы бродягой, странником, ходить по святым местам, поселиться в монастыре посреди леса, у озера, сидеть на лавочке возле монастырских ворот..."1
Феномен отчужденности и психология страха в рассказах и повестях Чехова
«Среди наших писателей - Чехов тишайший писатель, - говорит Лев Шестов. - Вся энергия героев его произведений направлена вовнутрь, а не наружу. Они ничего видимого не создают, хуже того - они все видимое разрушают своей внешней пассивностью и бездействием»1. Безусловно, это весьма категоричное высказывание не может относится ко всем персонажам писателя, однако некоторых характеризует очень верно. Именно о них, доводящих своими безнравственными поступками жизнь до абсурда, пойдет речь во второй главе.
Как справедливо указывает В. Камянов, "Чехов наблюдает эпидемию моральной расслабленности, утрату внутренних опор и ориентиров и - как следствие - погружение в тину мелочей, а попутно сдвиги от реальности к миражам"2. Нередко человек в художественном мире писателя отчужден и подавлен. Может быть, поэтому "грех чеховских героев не "содомский", а более умеренный"3. А "мотивированность духовной драмы героев социальным бытом не является типологически характерной для чеховского реализма". "Для Чехова - психолога характерна мотивировка духом, а не бытом"4.
Публицист М. О. Меньшиков, современник Чехова, считает, что "общество, потерявшее религиозное сознание, быстро дичает в самых высоких областях ума и сердца. Цели жизни перестраиваются и делаются грубо-материальными... Общество теряет способность сопротивляться процессу омертвения, постепенного превращения из организма в механизм-Религия еще не иссякла в свежих народных слоях: XIX век дал отдельные примеры пламенных и чистых настроений, но очень широко распространилось и равнодушие к Божеству. Скептицизм и его острая форма - пессимизм завершают все цивилизации и ведут к упадку духа"1. Нельзя не согласиться с этим.
Об этом же говорит Чехов в письме А.С. Суворину от 13 декабря 1891 года: "Ей-Богу, никакого нет нервного века. Как жили люди, так и живут, и ничем теперешние нервы не хуже нервов Авраама, Исаака и Иакова" (П.4, 323).Чуть раньше в 1900 году Антон Павлович в письме тому же Суворину пишет: "Хорош Божий свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм" (П.З, 289).
Д.С. Мережковский, современник автора, беллетрист, поэт, критик и публицист - основатель религиозно-философского общества, пишет: "отрекаясь от Бога, от абсолютной Божественной Личности, человек неминуемо отрекается от своей собственной человеческой личности. Отказываясь, ради чечевичной похлебки, умеренной сытости, от своего божественного голода и божественного первородства, человек неминуемо впадает в абсолютное мещанство" . Мещанин - человек с мелкими, сугубо личными интересами, с узким кругозором и неразвитым вкусом, безразличный к окружающему его обществу; другими словами, человек, потерявший искру Божью, погрязший в собственной греховности. А.П. Чехов считает, что " и с христианской, и с экономической, и с какой хочешь точки зрения мещанство - большое зло, оно, как плотина на реке, всегда служило только для застоя" (П.11, 164).
Что есть зло? Этот вопрос занимал человечество на протяжении всей его истории. В православном учении зло и грех понятия синонимичные: "Зло или грех есть противоречие, возражение Божьей воле"1.
Все мы, люди, происходим от согрешивших Адама и Евы, и потому мы рождаемся в состоянии греха. Все люди, одни больше, другие меньше, все — грешны. Но Бог, по милосердию Своему, помог людям победить зло и уничтожить смерть, послав на землю Своего Сына, Спасителя нашего, Иисуса Христа. Через признание своих грехов, самораскаянье и покаяние можем прийти мы к Царствию Небесному. Понятие греха дохристианского восточнославянского общества сводилось к тому, что грех есть нарушение внешних установлений и покушение на основы природной и социальной жизни. Следствием греха и расплатой за него оказываются телесные недуги, физическая смерть, общественное неустройство, хозяйственное оскудение или природные катаклизмы. С усвоением новой веры это древнее понимание получает развитие в христианском учении о грехе как о нарушении законов и заповедей, установленных Богом. Таким образом, получается, что грех есть преступление против собственной души. Экономцев И.Н. (игумен Иоанн) пишет: "По православному учению, каждая человеческая личность является богоизбранной, каждому из нас дан в изобилии тот или иной харизматический дар, и от нас самих зависит, отвергнуть его или принять и в какой мере принять"2. Образ и подобие Божие, в первую очередь, выражаются в свободной воле человека. Если человек стремится к истине, к добру, - к правде Божьей, то он становится подобием Божиим. Если же человек любит только самого себя, лжет, враждует, делает зло, заботится только о земных благах и думает только о теле своем, и не заботится о душе своей, то такой человек перестает быть подобием Божьим, а делается похожим в своей жизни на животных и может окончательно уподобиться злому духу -дьяволу.
«Человеческая природа несовершенна...»
Безусловно, мы не претендуем на детальную разработку темы пошлости бездуховного существования человека в творчестве Чехова, но попытаемся показать, насколько разнообразны пороки бездуховного человека, четко подмеченные автором. Далее, чтобы не быть голословными, хотелось бы дать краткий анализ некоторых наиболее ярких, на наш взгляд, произведений разных лет, начиная с ранних произведений, заканчивая поздним периодом творчества.
Огромное количество безнравственных персонажей показано Чеховым уже в ранних юмористических произведениях, многие из которых были названы в первом параграфе данной главы. В более поздних произведениях внимание Чехова не только к социально-философским, но и к нравственно-этическим и психологическим проблемам усиливается. В 1890 - 900-е годы все перечисленные ранее проблемы, которые ставит перед читателем автор, достигают наивысшей степени осмысления. Таким образом, творчество Чехова условно можно разделить на три периода. Во втором параграфе обращается внимание на следующие произведения, в которых наиболее ярко, на наш взгляд, показана проблема «несовершенства» человеческой природы: первый период - «Барыня» (1882), «Горе» (1885); второй - «Тина» (1886), «Анюта» (1886), «Сирена» (1887), «На мельнице» (1888), «Припадок» (1889), «Скучная история» (1889); третий - «Попрыгунья» (1892), «Рассказ неизвестного человека» (1893), «Черный монах» (1894), «Ариадна» (1895), «Убийство» (1895), «Случай из практики» (1898), «Крыжовник» (1898), «В овраге» (1900), «Невеста» (1903). Рассказ "Барыня"(1882) условно можно назвать рассказом из деревенской жизни, который предвосхищает рассказы этой же тематики более зрелых лет ("Убийство", "Мужики", "В овраге"). Сюжет рассказа прост: капризная развратная барышня захотела иметь любовником деревенского молодого парня. О трагедии, развернувшейся в результате такой безнравственной прихоти, и повествует А.П. Чехов.
Степан Журкин, избранник барыни, женат на красавице Марье, он любит ее и готов не ходить к Елене Егоровне Стрелковой (так звали барыню), потому что осознает, что не богоугодное это дело. Очень хорошо это видно из его разговора с братом. " — А ежели душе грех? - спросил вдруг Степан, повернувшись к Семену. — Гре-ех? Откудова грех? Бедному человеку ничего не грех" (С.1, 258). Не хватает Степану в результате сил противостоять отцу и брату, готовым продать его и свою душу за пятнадцать целковых. За счет Степана хотят поправить они свое материальное положение, для них не существует моральных законов, им не важны душевные переживания, личная выгода - вот что движет этими нравственно опустившимися людьми. Ничем не отличаются они от барыни и ее прихлебателей. "Звери, а не люди", - говорит про них Марья. Связавшись с барыней, Степан начинает утрачивать последние капли духовности, еще присутствующие в нем, в отличие от его брата и отца. Он пытается хоть как-то отомстить вынудившим его на этот поступок родственникам: "Барыня! - забормотал он. — Буду тебя любить... Буду всё, что хочешь! Согласен! Только не давай ты им, окаянным, ничего! Ни копейки, ни щепки! На всё согласен! Продам душу нечистому, не давай им только ничего! — Кому им? — Отцу и брату. Ни щепки! Пусть подохнут, окаянные, от злости!" (С.1, 263) Так герой берет еще один грех на душу. "Невыразимо больно" переживать Степану свой грех. Марья пытается вразумить мужа. "Ведь Бог накажет, Степушка! Тебя же накажет! Пошлет тебе лютую смерть, без покаяния", — говорит Марья ему. И опять Степану не достает душевных сил: не может он уже раскаяться и вернуться на путь истинный. Все, на что способен он теперь - запивать свое горе водкой, с каждым днем все больше и больше утрачивая человеческий облик, все дальше и дальше удаляясь от Бога, который не так давно еще жил в его душе. Правда однажды "в взбудораженных и опьяненных мозгах Степана вдруг мелькнула светлая мысль": бежать подальше от этих людей со всё еще горячо любимой женой. Однако Марья уже не верила в то, что Степан станет прежним. В гневе она произносит свое проклятие ему: "Лютые! Не жалеете вы души христианской! Замучили всю, разбойники... Душегубец ты, Степка! Матерь Божья накажет тебя! Постой! Задаром тебе это самое не пройдет! Ты думаешь, что только одна я мучаюсь? И не думай... И ты помучишься..." (С.1, 271) Для Марии муж стал таким же зверем, как его отец и брат, скорее всего, поэтому речь, предназначенную мужу, она начинает с обращения ко всем. Финал рассказа трагичен: Степан совершает очередной свой грех -убивает Марью. Он ничего не понимает в этот момент. Однако читатель без труда может догадаться, что, убив свою жену, Степан окончательно погубил свою душу. Ведь любовь к жене была той последней ниточкой, связывавшей Степана с Богом. Это была та соломинка, которая могла бы помочь ему вернуться на праведный путь. Не менее показательны, на наш взгляд, заключительные строки произведения, хотя эмоционально они менее насыщены. Барыне сообщают о случившемся, она ахнула, "но без чувств не упала": "Ужасный народ!-зашептала она. - Ах, какой народ! Негодяи! Хорошо же! Я им покажу! Они узнают теперь, что я за птица!" (С.1,272)
Ни капли сожаления, никаких угрызений совести - ничего, кроме негодования, что нарушили ее веселое времяпрепровождение и придется снова искать себе "игрушку". Высшая степень бездуховности нарисована в этом образе Чеховым.
Самое страшное в этом произведении, что все возвращается на круги свои. Барыня продолжает покупать любовь и неизвестно, сколько судеб будет еще загублено в дальнейшем. Согрешив однажды, возможно ли встать на путь истинный потом, не будет ли так происходить всегда, до бесконечности? И что есть мирская жизнь? Такими вопросами невольно начинаешь задаваться после прочтения этого произведения. И здесь Чехов выступает как художник нового типа, не дает готового ответа, он выносит проблему на суд читателя, заставляя душу трудиться.
Интересен, но мало изучен рассказ "Горе"(1885). Токарь Григорий Петров везет свою больную старуху в больницу. Сорок лет, которые они прожили вместе, промелькнули в нужде, драках, ссорах... И ему хочется высказать старухе, что он не такой, каким казался ей всё это время, что он жалеет и любит её и что нет у него никого дороже её. Но поздно! На лице у жены уже не тает снег...
Духовное становление личности в чеховской прозе
Любой человек в течение всей жизни обречен на выбор между добром и злом, но он усугубляет заключенную в этом сложность своего существования еще и метаниями между различными пониманиями добра и зла." Вот эту-то смятенность души, - пишет М.М. Дунаев, - высветила русская литература, сделав ее, по сути, главным предметом своего сострадательного исследования"1. Противоборство двух раздирающих душу и сердце стремлений к сокровищам небесным и сокровищам земным - вот главная тема русской литературы. Как правильно замечает автор, "эта проблема не просто исключительно литературы, но и жизни, творческих поисков (нередко - метаний) самих писателей. Путь их был отнюдь не прямым и направленным лишь к горним высотам; он отмечен многими ошибками, падениями, отступлениями от истины"2. Но несмотря ни на что, русские писатели сумели приобщить читателя к внутренним переживаниям, терзаниям совести, погрузить его в бездны души. В данном случае творчество Чехова не представляет исключения. Причем, стоит отметить, что мерилом всех человеческих деяний становятся истинные христианские ценности.
Суть подлинного христианства, как известно, изложена в Евангелии, где содержится не только богооткровенная истина; но и вся наша жизнедеятельность находит в ней духовную пищу и духовные богатства неиссякаемые. Библия — книга совершенно неисчерпаемая, книга, в которой все сказано как о Боге, так и о человеке. Через эту книгу человек узнает себя и изумляется. Более того, Священное Писание снова и снова учит его. В уроках, заключенных в Евангелии, содержится основа всей нравственности человечества. "Нет ни одного принципа, сколько бы его ни выдавали за чисто "светский", который не имел бы своего начала, а зачастую и совершеннейшей формулировки, в Священном писании. Человеческое общество, которое отходит от библейских принципов, подходит к краю бездны и близится к своей гибели"1.
"Стремясь разглядеть человеческое в человеке, - пишет В.И. Камянов, доказывающий, кстати, атеистичность мировоззрения писателя,- Чехов не выпускал из поля наблюдения столь властных в ту пору поощрителей и прямых участников внутренней жизни, как заповедь веры, ритуал, церковный канон..."2
Трудно говорить о библейской тематике в творчестве Чехова, так как она очень своеобразна. Библейскими источниками чеховской прозы можно назвать Бытие, Исход, Псалтирь, Екклесиаст, Евангелие, в меньшей степени Апокалипсис и многое другое. А.С. Собенников3 делит творчество писателя (касательно интересующего нас вопроса) на три этапа; безусловно, это деление условно.
Исследователь считает, что в начале 80-х годов библейские реминисценции связаны с комическим началом ("Аптекарша", "Капитанский мундир", "Последняя могиканша"). С середины 80-х годов библейские образы и реминисценции чаще служат целям социально-моральной типизации, аргументом в споре ("На мельнице", "Мороз", "Панихида"). В начале 90-х годов, по мнению ученого, появляются собственно религиозные силы.
Исследователь творчества Чехова М.П. Громов, подробно изучая биографию автора, пришел к выводу, что писатель переживал национальный кризис религиозного сознания и в своем творчестве отразил "не инфернальные бездны религиозной одержимости, не воинствующий атеизм, а возникающее с утратой веры душевное одиночество"1. Наверное, именно эта особенность творчества позволила в свое время Л. Шестову сказать, что "чеховские герои все боятся света, чеховские герои - одиноки. Они стыдятся своей безнадежности и знают, что люди им не могут помочь"2.
Мы не можем полностью согласиться с утверждениями Л. Шестова и М.П. Громова, потому что не видим такой непреодолимой безнадежности в творчестве писателя. Тем более что сам А.П. Чехов в письме СП. Дягилеву от 30 декабря 1902 года говорит следующее: "Вы пишете, что мы говорили серьезном религиозном движении в России. Мы говорили про движение не в России, а в интеллигенции. Про Россию я ничего не скажу, интеллигенция же пока только играет в религию и главным образом от нечего делать. Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества ни собирались. Хорошо это или дурно, решить не берусь, скажу только, что религиозное движение, о котором Вы пишете, само по себе, а вся современная культура сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя. Теперешняя культура - это начало работы во имя великого будущего, работы, которая будет продолжаться, может быть, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хотя бы в далеком будущем человечество познало истину настоящего Бога, то есть не угадывало бы, не искало бы в Достоевском, а познало ясно, как познало, что дважды два есть четыре. Теперешняя культура - это начало работы, а религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает" (П. 10, 286). Все письмо пронизано верой писателя в лучшее будущее, которое смогут создать люди, приложив к этому много физических и душевных сил.
Экономцев И.Н. (игумен Иоанн) считает, что "в творчестве мы стремимся выразить наше "естественное состояние", утраченное не только вследствие первородного греха, греха предшествующих поколений, что пагубно отразилось на нашем духовном облике и генетической системе, но и в результате наших собственных прегрешений. Мы стремимся найти в творчестве утраченное бессмертие, утраченное подобие Божие"1. Думается, что как раз это происходит с Чеховым. В письме B.C. Миролюбову от 17 декабря 1901 года писатель говорит: "Скажу только, что в вопросах, которые Вас занимают, важны не забытые слова, не идеализм, а сознание собственной чистоты, т.е. совершенная свобода души Вашей от всяких забытых слов, идеализмов и проч. и проч. непонятных слов. Нужно веровать в Бога, а если веры нет, то не занимать ее места шумихой, а искать, искать, искать одиноко, один на один со своею совестью" (П. 10, 89).
