Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Эстетическая сопряженность повторяющихся мотивов тайны и страха и их семантика в прозе Чехова 23
Глава II. Повторяющийся хронотоп в творчестве А.П. Чехова и его семантика 56
1. Хронотоп христианских праздников (Вербное воскресение и Пасха) 57
2. Хронотопы дома и сада 85
Глава III. Герои-«двойники» в чеховской прозе ...114
Заключение 137
Список использованной литературы 141
Введение к работе
Прозаические произведения Антона Павловича Чехова могут быть прочитаны в определенном ракурсе - в тематических, характерологических, мотивных и прочих взаимоотражениях, так как на протяжении всего творческого пути писатель неоднократно возвращался к похожим ситуациям и героям. Именно поэтому в чеховских текстах, цитирующих друг друга, можно наблюдать некую постоянную «перекличку» тем и мотивов.
О межтекстовых связях в художественном целом чеховской прозы, о возвращении автора к уже найденным образам писали Е.А. Абрашева, М.О. Горячева, А.А. Журавлева, Н.В. Капустин, В.Б. Катаев, Л.Е. Кройчик, А.В. Кубасов, Э.А. Полоцкая, С. Сендерович, А.С. Собенников, И.Н. Сухих, Е.П. Червинскене, СВ. Чернышева, А.Н. Шехватова и др., и работы названных исследователей способствуют дальнейшим поискам глубинной семантики подобных авторских приемов, но некоторые аспекты межтекстовых связей чеховского творчества еще не были предметом специального целостного рассмотрения.
Необходимость обретения универсальных представлений о суггестивной функции подобных «отражений» служит научной мотивацией для наблюдений за «поведением» сходных мотивов, хронотопов и героев в прозе писателя и определяет актуальность предпринятого нами исследования.
Применительно к последнему термин «суггестия» (внушение) обозначает авторскую установку на формирование подсознательного уровня читательского восприятия, т. е. в художественном тексте суггестия есть одно из средств и приемов направленного авторского воздействия на читательское восприятие.
Научная новизна работы обусловлена тем, что в ней впервые предпринимается попытка выявления эволюции эстетической содержательности сходных мотивов, хронотопов и героев в прозе А.П. Чехова.
Объект исследования - художественная проза Чехова 1880-1904 гг.
Предмет исследования - специфика авторской реализации повторяющихся мотивов, хронотопов и героев в рассказах и повестях А.П. Чехова.
Цель работы, таким образом, предполагает выявление глубинной семантики принципа чеховских возвращений к уже созданному как одного из способов направленного авторского воздействия на читательское восприятие, с одной стороны, и как свойства художественного мышления этого писателя - с другой.
Владеющие сознанием художника и повторяющиеся в его текстах образы обладают и собственным смыслом, поскольку могут прочитываться и в общекультурном, несравненно более широком контексте. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих исследовательских задач:
Исследование определенных идиолектов, которые в силу особой важности и частой повторяемости в чеховском тексте становятся (наряду с их устойчивыми значениями) знаками-сигналами других текстов и сопряжены с определенными сюжетами, внешними по отношению к исходным.
Определение принципов функционирования мотивных комплексов, важных для многих культурных систем - таких, как «тайна», «страх», «дом», «сад» и пр., в зоне авторской оценочности.
Исследование многосложных ассоциативных связей чеховских текстов с более широким затекстовым, в частности, мифологическом пространством и выявление потенциальных возможностей смыслопорожде-ния.
На основе «зеркального» повторения некоторых мотивов, хронотопов и героев уточнение представления о законах эстетического мышления Чехова-художника.
Выявление специфической знаковости чеховских «подобий».
Теоретической и методологической основой исследования стали труды М.М. Бахтина, Г.А. Бялого, Н.В. Капустина, Л.Е. Кройчика, В.Б. Катаева, Д.С. Лихачева, Э.А. Полоцкой, А.П. Скафтымова, А.С. Собенникова, И.Н. Сухих, Н.М. Фортунатова, Л.М. Цилевича, А.П. Чудакова.
В соответствии с поставленной целью и вышеуказанными задачами в работе используется комплексный подход, объединивший сравнительно-исторический, структурно-типологический и мотивныи методы изучения художественного текста.
Теоретическая значимость работы заключается в определении принципов эстетического взаимодействия межтекстовых связей в прозе А.П. Чехова.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы при дальнейшем изучении поэтики А.П. Чехова, в практике преподавания истории русской литературы, а также при комплексном филологическом анализе текста в вузе и школе.
Положения, выносимые на защиту:
Повторяющиеся мотивы, образы, хронотопы и образные параллели в прозе Чехова, проявляясь в межтекстовых связях чеховских произведений, воплощают идею многообразия жизни и неоднозначности ее явлений, обнажая подспудные законы авторской художественной рефлексии.
Восприятие героями таинственного, вызывающего страх, и его авторская оценка часто не совпадают, но именно в этих обертонах повторяющихся образов просматриваются специфические особенности авторского мышления.
Мотив страха занимает важное место в прозе писателя: чем обыденнее, привычнее явления, по поводу которых герои испытывают страх, тем сильнее их суггестивная функция, а следовательно, тем важнее для автора выявление скрытой сути жизненных явлений.
Хронотопическая семантика христианских праздников у Чехова становится проекцией мифологического времени в его связях с подсознательными духовными потребностями героев.
Концепт дома в прозе Чехова есть эстетическое воплощение авторского понимания значимости бытовых начал человеческой жизни, сопрягаемых с бытийными началами.
Хронотоп сада, один из основополагающих в творчестве А.П. Чехова, эстетически интегрирует сакральное и бытовое начала, являясь идеальной субстанцией, образом утраченного земного рая.
Образы героев-«двойников» интегрируют закономерности социально-психологического состояния человека эпохи рубежа XIX-XX веков.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре истории русской литературы, теории и методики преподавания литературы Воронежского государственного педагогического университета. Её основные положения были изложены в докладах на региональных, всероссийских и международных научных конференциях (Воронеж, 2002, 2003, 2004, 2006; Москва, 2004; Ялта, 2005; Иваново, 2005).
По теме диссертации опубликовано 5 работ, одна из которых размещена в периодическом издании, входящем в список Высшей аттестационной комиссии РФ.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех Глав, Заключения, Списка литературы, включающего 252 наименования. Общий объём диссертации составляет 162 страницы.
Хронотоп христианских праздников (Вербное воскресение и Пасха)
В творчестве А.П. Чехова есть произведения, теснейшим образом связанные с христианскими праздниками. Хронотоп в них может напоминать или даже буквально воспроизводить библейское описание событий двухты-сячелетней давности или соответствовать славянским представлениям о православном празднике. Особенности такого хронотопа отметил Топоров: «В мифопоэтическом хронотопе время сгущается и становится формой пространства», а пространство словно заражается «внутренне интенсивными свойствами времени, втягивается в его движение, становится неотъемлемо укорененным в разворачивающемся во времени мифе, сюжете (т.е. в тексте)» [Топоров 1983, с. 228].
Такой хронотоп особенным образом воздействует на героя, неожиданно переосмысливающего свою жизнь, впервые задающегося вопросами смысла своего существования или неожиданно для себя находящего ответы на вопросы давние и мучительные.
Рассказ «Верба» был написан двадцатитрехлетним Чеховым и опубликован в пятнадцатом номере журнала «Осколки» в 1883 году. Вероятно, писатель невысоко ценил это произведение, о чем свидетельствует сохранившаяся вырезка из журнала с его пометкой: «N.B. В полное собрание не войдет. А. Чехов» [С. 2, с. 498] . Можно по-разному оценивать художественность рассказа, однако несомненно то, что в нем присутствуют важнейшие темы и проблемы, которые получат воплощение в дальнейшем творчестве Чехова.
Молодой автор («Верба» подписана псевдонимом «А. Чехонте») пишет о жизни и смерти, преступлении и раскаянии с несвойственной зрелому писателю прямолинейностью, но и с особенностями, отмеченными В.Б. Катаевым в чеховских произведениях середины 90-х годов («Чайке», «Черном монахе», «Студенте»), - «лирика, тайна, легенда, символика» [Катаев 2004, с. 213]. В этом первом «пасхальном» рассказе автор нарушает традиции современной ему «пасхальной» словесности.
Фабула рассказа проста: много лет назад в Вербное воскресение старик Архип увидел, как ямщик убил почтальона и спрятал его сумку в дупло вербы. Через неделю Архип отнес сумку в казначейство, где забрали деньги и направили старика в полицейский участок, откуда чиновник, не найдя там денег, отпустил его. Потом убийцу замучила совесть, и он решил рассказать о своем преступлении, но городские чиновники осмеяли его, и ямщику пришлось возвращаться к вербе и «бежать от совести в воду» [С. 2, с. 105].
Четырехстраничный рассказ охватывает события одного года из жизни двух персонажей - ямщика и Архипа, начавшиеся «лет 30 тому назад, в вербное воскресенье, вдень именин старухи-вербы» [С. 2, с. 102].
Вербное воскресение православные христиане празднуют как напоминание о новом появлении Христа в Иерусалиме на молодой ослице, когда приветствующая его толпа махала пальмовыми ветвями. На Руси пальмовые ветви заменили вербными. Древние славяне приписывали вербе магическую силу влияния на орошение полей и лугов, способствующую плодородию. Считалось, что верба обладает способностью наделять здоровьем людей и скот и предохраняет от нечистой силы.
Последняя неделя Великого поста, наступающая после Вербного воскресения, называется Страстной неделей, напоминая о событиях, предшествующих мученическим страданиям Иисуса Христа и смерти Спасителя. Все эти внетекстовые факты особым образом резонируют в чеховском тексте.
У Чехова «старуха-верба» является своеобразной героиней произведения, способствуя созданию атмосферы праздника, а вернее - особенного времени, присущего ему, поскольку «праздник в архаичной мифопоэтической и религиозной традиции - временной отрезок, обладающий особой связью со сферой сакрального, предполагающий максимальную причастность к этой сфере всех участвующих в празднике» [Мифы народов мира 2000, т. 2, с. 329]. Кроме этого, по наблюдениям мифологов, в праздник «время останавливается» -«его нет» [Мифы народов мира 2000, т. 2, с. 330]. Характерные для праздника сакральность и вневременность оказываются присущими чеховскому хронотопу не только в вербное воскресенье, но и во все остальные дни. В какой-то мере это впечатление создается благодаря давности повествуемых событий. Вот первые строки рассказа: «Кто ездил по почтовому тракту между Б. и Т.?
Кто ездил, тот, конечно, помнит и Андреевскую мельницу, одиноко стоящую на берегу речки Козявки. Мельница маленькая, в два постава... Ей больше ста лет, давно уже она не была в работе, и не мудрено поэтому, что она напоминает собой маленькую, сгорбленную, оборванную старушонку, готовую свалиться каждую минуту» [С. 2, с. 102]. Упоминание двух топонимов - Андреевской мельницы и речки Козявки - встречается в самом начале рассказа и придает хронотопу конкретность, которая по мере развития сюжетного действия преодолевается.
Для описания мельницы и вербы А.П. Чехов использует олицетворение: «И эта старушонка [мельница - Л.П.] давно бы свалилась, если бы она не облокачивалась о старую, широкую вербу. Верба широкая, не обхватить ее и двоим. Ее лоснящаяся листва спускается на крышу, на плотину; нижние ветви купаются в воде и стелются по земле. Она тоже стара и сгорблена. Ее горбатый ствол обезображен большим темным дуплом. Всуньте руку в дупло, и ваша рука увязнет в черном меду. Дикие пчелы зажужжат около вашей головы и зажалят» [С. 2, с. 102].
Хронотопы дома и сада
Замечено, что дом, являясь одной из базовых категорий русской концеп-тосферы, стал постоянным предметом художественного исследования в русской литературе [Радомская 2007, с. 3].
Слово «дом» фигурирует в названии двух чеховских произведений - рассказа «Старый дом» (1887) и повести «Дом с мезонином» (1896). Дом - важнейший хронотоп не только в прозе, но и в драматургии Чехова. В доме не просто живут - рождаются, любят, вступают в брак или умирают, дом становится предметом размышлений — и у писателя, и у его персонажей. Представляя личное пространство человека, дом является свидетелем человеческих судеб, может напоминать о детстве, о людях, живущих в нем, рассказать об их характерах. По утверждению М.О. Горячевой, мысль о существовании непосредственной связи между обстановкой, окружающей человека, и его образом жизни и мыслей - устойчивая тема в творчестве Чехова [Горячева 1992, с. 177]. Примеры, подтверждающие это, можно найти в разных произведениях.
В рассказе «Приданое» (1883) Чехов подробно изображает обиталище семьи Чикамасовых: маленький одноэтажный домик в три окна, ужасно похожий на маленькую, горбатую старушку в чепце. Ставни в нем постоянно прикрыты, потому что жильцам не нужен свет. Окна никогда не отворяют, потому что обитатели не любят свежего воздуха. Если вокруг домика - рай земной, зелень, живут веселые птицы, то в домике летом знойно и душно, зимой - жарко, как в бане, и «скучно, скучно» [С. 2, с. 188]. Этот дом практически не сообщается с внешним миром, живущие в нем - словно в плену. По улице, на которой находится этот дом, никогда никто не ездит, редко кто ходит, и приход гостя — редчайшее событие. В этом рассказе намечаются некоторые смысловые начала, которые впоследствии получат развитие в чеховском мире: с ограниченностью и замкнутостью пространства связана примитивность человеческого существования [Горячева 1992, с. 66]. Этот микромир можно сопоставить с описанием степного хутора в рассказе «Печенег» (1897), где также есть ограничивающие, замыкающие элементы: «невысокий дом и двор, обнесены забором из темного плитняка», «окна маленькие, узенькие, точно прищуренные глаза» [С. 9, с. 326]; «комнаты душные, с низкими потолками» [С. 9, с. 327]. Жизнь в этом пространстве такая же уединенная.
В рассказе «В суде» (1886) есть похожее описание дома, поражающего и гнетущего человека унылым, казарменным видом, полным отсутствием комфорта и ветхостью [С. 5, 343].
В рассказе «Старый дом» (1887) повествование ведется от лица владельца дома, сдававшего комнаты внаем. Рассказ начинается словами о необходимости сломать старый дом, чтобы потом на месте его построить новый. Сопровождая архитектора, рассказчик вспоминает о людях, обитавших в комнатах старого дома. О жизни, протекавшей в этих стенах, красноречиво говорят детали интерьера: рваные обои, тусклые окна, темные печи - все носило следы недавней жизни. Хозяин сообщает и о барышнях, снимавших жилье, а затем подробно рассказывает о судьбе всех, занимавших «нехорошую» квартиру: «А в этой квартирке из трех комнат всё насквозь пропитано бактериями и бациллами. Тут нехорошо. Тут погибло много жильцов, и я положительно утверждаю, что эта квартира кем-то когда-то была проклята и что в ней вместе с жильцами всегда жил еще кто-то, невидимый» [С. 6, с. 365]. Судьба дома словно повторяет участь жильцов, обреченных в нем на гибель.
Однако не только такие чрезвычайно мрачные дома показывает читателям А.П. Чехов. В его произведениях неоднократно встречаются уютные дома, обладатели которых, правда, не удовлетворены своей жизнью, хотят покинуть свое гнездо. Так, героиня рассказа «Верочка» (1887) тяготится домашним комфортом, ей опостылели и дом, и лес рядом с ним, и воздух, и хочется «в большие, сырые дома, где страдают, ожесточены трудом и нуждой...» [С. 6, с. 79].
В рассказе «Учитель словесности» (1889) Никитин, в студенчестве живший в дешевых номерах на Неглинной, умиляется устройством собственного дома. После свадьбы ему «было мягко, удобно и уютно, как никогда в жизни» [С. 8, с. 325]. Но спустя какое-то время этот приятный дом затягивает, расслабляет, лишает воли, как кажется герою, его стены отгораживают от настоящей жизни, где можно «работать где-нибудь на заводе или в большой мастерской, говорить с кафедры, сочинять, печатать, шуметь, утомляться, страдать» [С. 8, с. 330].
