Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Россия и революция в публицистике Е.И.Замятина и И.А.Бунина 12
Глава II. Художник и «еретик»: публицистика Е.И.Замятина и вопросы пролетарской культуры 45
Глава III. Е.И.Замятин в полемике «западников» и «славянофилов» 93
Заключение 120
Примечания 130
Список использованной литературы 151
- Россия и революция в публицистике Е.И.Замятина и И.А.Бунина
- Художник и «еретик»: публицистика Е.И.Замятина и вопросы пролетарской культуры
- Е.И.Замятин в полемике «западников» и «славянофилов»
Введение к работе
В историю отечественной литературы Е.И.Замятин (1884-1937) вошел не только как талантливый художник, но и как блестящий публицист. Началом Замятина - публициста следует считать 1918 год: только в первой половине этого года и лишь в петроградских газетах «Дело народа» и «Новая жизнь», по подсчетам А.Ю.Галушкина, под псевдонимом «М.Платонов» или «Мих.Платонов» (по имени дяди) были опубликованы 18 статей и фельетонов писателя [1]. Именно тогда он определил для себя многие новые художественные ориентиры и выработал стиль общественного и творческого поведения.
В 1920-е годы Е.И.Замятин как публицист продолжал работать не менее активно, однако его публицистические мысли, оформленные в целые повествовательные фрагменты, очень часто были составными и органичными частями литературно-критических, историко-литературных и литературно-теоретических работ писателя («Я боюсь» (1921), «О синтетизме» (1922), «Новая русская проза» (1923), «О литературе, революции, энтропии и о прочем» (1924), «Чехов и мы» (1924) и других). В конце жизни, в непродолжительный зарубежный период, он написал серию публицистических работ («Советские дети» (1932), «О моих женах, о ледоколах и о России» (1933), «Москва - Петербург» (1933) и другие), где ведущей темой остались жизнь советской России и размышления об исторической миссии родины, развитие которой Замятин сравнивал с движением ледокола как «специфически русской вещью». «Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь -неровный, судорожный, она взбирается вверх - и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая...» [2], - писал он в статье «О моих женах, о ледоколах и о России».
Тема России была и осталась до конца жизни писателя ведущей темой не только в его художественной прозе и драматургии, но и в публицистике писателя.
На протяжении нескольких десятилетий в России творчество Е.И.Замятина замалчивалось и не изучалось, а его имя упоминалось только вскользь при крайней необходимости. После того как в середине восьмидесятых годов из забвения к нам вернулось творческое наследие этого замечательного писателя, интерес к нему не угасает. Его наследию посвящено много работ. В них, как правило, внимание обращено на художественные произведения, а не на публицистику. Однако без всестороннего и тщательного исследования публицистики, являющейся концентрацией и своего рода резонатором художественной системы Е.И. Замятина, невозможно во всей полноте понять, оценить личность и творчество писателя. Этим обусловлен выбор темы диссертационного исследования.
Совмещение в одной творческой личности художника и публициста - явление не новое для литературы. Исследование писательской публицистики позволяет осмыслить сложную культурно-историческую эпоху, так как она, как отмечает А.С.Елеонская, как раз тот вид творчества, в котором «наиболее скон-центрированно и открыто выражены основные идеи своего времени» [3].
После Октябрьской революции 1917 года для творческой интеллигенции России наступило время непреложного прояснения своих политических и эстетических позиций. Новая власть вела интенсивную работу в области искусства. Лидеры партии большевиков хорошо понимали, что своим творчеством писатель может настроить массы против существующего строя, потому с первых партийных постановлений началась регламентация писательского творчества. Публицистика Е.И.Замятина первых лет советской власти фиксировала сложность и трагизм ситуации.
Одним из первых декретов советской власти был Декрет Совнаркома «О памятниках республики» от 12 апреля 1918 года. Предполагалось установить памятники многим выдающимся деятелям культуры и искусства, а одновременно снять «памятники царям и их слугам». А.В.Луначарский разъяснял позицию власти: «Есть памятники ценные и никуда не годные..., последние могут
быть убраны со своих пьедесталов, причем это будет сделано не келейно, а на всенародном празднике, в присутствии тысяч зрителей» [4]. На квартире М.Горького 19 апреля этого года состоялось заседание Исполнительного комитета Союза деятелей искусств. Кроме А.В.Луначарского, озвучившего здесь свою позицию, присутствовали деятели культуры. Среди них был и Ю.П.Анненков, которому предстояло в порядке подготовки к празднованию 1 Мая участвовать в оформлении праздника, когда предполагалось «торжественно свергнуть» «коронованных болванов». Художник выступил с «Письмом в редакцию», где заявил о невозможности для себя участвовать в оформлении праздника, во время которого будет совершен вандализм [5]. С аналогичным по пафосу письмом выступили и другие представители культуры [6].
Заметкой «О служебном искусстве» в дискуссии на страницах петроградской печати свою позицию обнародовал и Е.И.Замятин. Публикация была предварена «Письмом в редакцию», не имеющим отношения к будущему автору романа «Мы». В своей заметке Замятин реагировал и на это, критикующее позицию Анненкова «письмо» («Относительно облачения в траур мы, со своей стороны, ему предлагаем облечься в таковой, если угнетает мысль снятия бездарных памятников, неоднократно им самим обличаемых»), и на «письмо» Анненкова, и в целом на ситуацию вокруг Декрета Совнаркома. Он отметил характер мотивированности этого документа «не художественными соображениями, а политическими». «Тяжелее всего, - писал Е.И.Замятин, - унизительная, прислужническая роль, какую навязывают искусству правящие архангелы, позванивая серебрениками. И прав тот художник, которому траурно в эти дни» [7]. Здесь выражена точка зрения исключительно работника культурного фронта, а не политика, протест против утверждающейся тенденции разрушения, «удовлетворения зубодробительных инстинктов». Она, эта точка зрения, одновременно находила свое художественное отражение в сказках писателя, рассказах «Дракон», «Мамай», романе «Мы» и в целом ряде других произведений.
В основе художественных произведений Е.И.Замятина лежат факты, взятые из жизни, но он не просто отражал действительность, а выявлял и обобщал ее ведущие тенденции. Все публицистическое творчество писателя отмечено независимостью суждений автора. Не всем его современникам удавалось сохранить чувство собственного достоинства в условиях жесткой цензуры. Писатель, который, по его собственному признанию, «никогда и ни перед кем не пресмыкался и не стеснялся писать то, что... казалось правдой» [8], достоинство сберег. Это значительно усиливает интерес к публицистической работе Замятина. В ней отражены политические, социальные, философские и эстетические воззрения не только его самого, но и многих других представителей художественной интеллигенции послеоктябрьской России, что позволяет говорить о существовании некоего единого интеллектуального контекста послеоктябрьской эпохи и о вписанности в него замятинской публицистики, о ее особых чертах.
Публицистические произведения представителей художественной интеллигенции, творившей в сложный для страны период, этот вид творчества занимал, пожалуй, ведущее место в литературном процессе тех лет: действительность требовала немедленной реакции на события. Публицистические работы Е.Замятина, сопоставленные с работами его современников, рассмотренные в историко-культурном, философском и социально-политическом эпохальном контексте, могут служить органичным дополнением не только при анализе художественного творчества и мироотношения писателя, характеристике особенностей его личности в целом. Обращение к публицистике Замятина продуцирует исследовательские гипотезы в оценках общих закономерностей и тенденций литературного движения, культурно-философских приоритетов, эстетических концепций на историко-литературном промежутке, который в современном литературоведении справедливо принято считать малоизученным и наименее объективно освещенным. В этом и состоит целесообразность и актуальность диссертационного исследования.
Степень изученности публицистики Е.И.Замятина. При жизни писателя о его публицистике, разумеется, специальных работ не было: лишь отдельные замятинские идеи и высказывания были мишенью многочисленных полемик и дискуссий на страницах не только литературно-художественной периодики, хотя сам писатель придавал своей публицистике заслуживающе большое значение. В 1927-1931 годах он безуспешно пытался издать свою публицистику вместе с литературной критикой отдельным сборником, в том числе и в отдельном V-ом томе пятитомного собрания сочинений (издание этого собрания было прервано на IV томе).
В последующие десятилетия публицистическое наследие Е.И.Замятина по мере необходимости частично освещалось в отечественных и зарубежных монографических работах о писателе [9], в текстологических исследованиях, посвященных отдельным замятинским произведениям [10]. Специально публицистике Замятина посвящены основательные статьи А.Н.Стрижева «И землю пашут пулеметами... О публицистике Замятина», В.А.Келдыша «Замятин-публицист и критик», Б.Филиппова «Литературная публицистика Замятина», а также статьи Ю.Э.Михеева, О.Е.Чернышовой, Л.И.Шишкиной [11].
В этих и некоторых других новейших публикациях рассмотрены вопросы соотношения идей отдельных публицистических работ Е.И.Замятина с конкретными художественными поисками и открытиями писателя; восстановлены история написания и текстологическая картина отдельных публицистических статей и заметок; достаточно подробно освещен проблемно-тематический аспект и характер публицистики писателя, ее жанровой природы; обозначены лингвистические и журналистские подходы к замятинской публицистике.
Целью диссертационного исследования является попытка рассмотрения публицистики Е.И.Замятина не столько в параметрах художественного творчества писателя, сколько в едином культурно-историческом и интеллектуальном контексте послеоктябрьской эпохи. В качестве основных поставлены следующие задачи:
- исследовать публицистику Е.И.Замятина в ракурсе сопоставительного анализа с публицистикой И.А.Бунина как художника по условиям формирования таланта, темпоральное™ и характеру творчества близкого Замятину;
- рассмотреть публицистические работы Е И.Замятина в аспекте наиболее значимых и распространенных в первой трети XX века миромоделирующих теорий, технократических концепций пролетарской культуры, «западничества» и «славянофильства».
Предмет исследования составляют характер, пафос, проблематика и тематика публицистики Е.И.Замятина в контексте социально-политических, философских, культурологических идей первой трети XX века.
Материалом диссертации стали публицистика и некоторые художественные произведения Е.И.Замятина, философские, культурологические труды М.Горького, А.М.Ремизова, И.А.Ильина, Е.Н.Трубецкого, Н.А.Бердяева, В.И.Ленина и других русских мыслителей, деятелей культуры, публицистические статьи И.А.Бунина.
Положения, выносимые на защиту:
1. Е.И.Замятин как публицист не менее ярок, чем как художник. Публицистика была не только стимулятором творческих поисков писателя, но и камертоном умонастроений творческой интеллигенции в России первой трети XX века.
2. Проблематика, пафос, характер, жанры замятинской публицистики, условия формирования сближают ее с публицистикой прежде всего И.А.Бунина тех лет, однако природа талантов этих писателей наложила на их публицистику печать существенных различий: дух взвешенной оппозиционности Замятина не исключал, а предполагал стремление к масштабности наблюдений, выводов и создаваемых картин.
3. Из всех многочисленных философских учений и теорий своих современников в публицистике Е.И.Замятин ближе всего подходил к персонализму
Н.А.Бердяева, что во многом обусловило и форму его борьбы с новой властью, не политическую, а духовную, интеллектуальную.
4. Именно философия революции как всеобщего закона существования сближала публицистику Е.И.Замятина с поисками многих его выдающихся современников, не только писателей, но и философов.
5. Замятинская философия техники при всех многочисленных ее схождениях с идеями отечественных и зарубежных философов-современников имела, как и некоторые историко-литературные, литературно-теоретические его концепции (например, система рассуждений о смене творческих методов, об интегральной поэтике), преимущественно один источник - работы немецкого искусствоведа В.Гаузенштейна об «органических» и «критических» эпохах в искусстве.
6. Замятинская теория эволюции культуры (цивилизаций) нашла полное практическое обоснование в условиях культурного развития первой трети XX столетия. «Рассудочная», «машинная» (Е.И.Замятин) массовая культура, массовое сознание к концу 1920-х годов агонизировали, и этот процесс ускоряло внедрение так называемой пролетарской культуры;, которая была разновидностью масскульта; с другой стороны, Замятин разграничивал понятия «массовость» и «коллективизм» (коллективность) в культуре, полагая, что «коллективизм» исконно свойствен русской нации с ее соборным менталитетом.
7. Для истории литературы XX века чрезвычайно ценны оценки Замятиным политики партии в руководстве литературной жизнью 1920-х годов, значения таких акций, как постановление ЦК ВКП(б) 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций» и создание единого Союза советских писателей.
8. Философия российской истории в публицистике Замятина складывалась под воздействием не только таких историков, как А.Ф.Гильфердинг, которого Замятин считал одним из наиболее объективных и образованных русских историков, И.Е.Забелин, Д.И.Иловайский, но и отечественных мыслителей
А.С.Хомякова, В.С.Соловьева, Н.Я.Данилевского, Ф.М.Достоевского, В.В.Розанова. С.Н.Булгакова, Л.П.Карсавина и, конечно, Н.А.Бердяева, кто считали национальное самосознание формирующим историю фактором и оказали влияние на созидание русской идеи, ставшей связующим звеном всех философских исканий первой трети XX века, в том числе теории «скифства». Однако две программные статьи Замятина - «Скифы ли?» и «Москва - Петербург», разделенные пятнадцатью годами пережитого, свидетельствовали о неоднозначности его исторических приоритетов.
Новизна проведенной работы заключается в монографическом рассмотрении публицистики Е.И.Замятина 1918-1937 годов как культурно-исторического, историко-литературного явления не только стимулирующего многие художественные поиски и открытия писателя, но и органично вписанного в единый историко-культурный и интеллектуальный контекст послеоктябрьской эпохи.
Рабочая гипотеза. Публицистика Е.И.Замятина - чувствительный камертон для распространенных умонастроений творческой интеллигенции периода Октября 1917 года, состояния эпохальных проблем статуса личности, человека и его свобод, революции и культуры, России и революции, исторических путей русской нации. «Еретические» статьи, фельетоны, заметки, корреспонденции, интервью, эссе Замятина сближали его с одним из ярких художников-«еретиков» тех лет, И.А.Буниным, однако засвидельствовали иной характер за-мятинского «еретичества», отразившегося и в художественном творчестве, - не негодующе разоблачительный, а имманентно иронический, свойственный природе таланта автора романа «Мы».
Теоретическая и методологическая база диссертации создавалась на основе идей русской философии XX века с учетом разных научных концепций, отраженных в трудах отечественных и зарубежных исследователей творчества Е.И.Замятина: А.Ю.Галушкина, Л.М.Геллера, А.Гилднер, Р.Гольдта, Т.Т.Давыдовой, В.А.Келдыша, Н.Н.Комлик, Л.В.Поляковой, Е.Б.Скороспеловой и
других. Учтен опыт работы над замятинской проблематикой кафедры истории русской литературы ТГУ им. Г.Р.Державина. Использованы культурно-исторический, социологический, сравнительный, адаптивный методы и подхо-дьг
Теоретическая значимость диссертации связана с разработкой проблем историко-культурного контекста, публицистической генологии, творческого взаимодействия.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его основные положения и выводы могут быть использованы в текстологической практике замятиноведения, в процессе преподавания в вузе и школе истории русской литературы XX века.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на заседании кафедры истории русской литературы ТГУ им. Г.Р.Державина, в докладах и сообщениях автора на научных конференциях разного уровня. По материалам диссертации опубликовано 6 статей, тезисов научных докладов.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения. Приложен список использованной литературы. Объем работы 173 страницы.
Россия и революция в публицистике Е.И.Замятина и И.А.Бунина
Начало XX века в России было трагичным: мировая война, не отвечавшая интересам России, три революции, гражданская война. Невиданные социальные катаклизмы, которые пережила страна в сравнительно короткие сроки, не могли не отразиться на ее культурном развитии. Творческая интеллигенция была потрясена национальной трагедией.
В первые дни после Февральской революции М.О.Гершензон в речи «Кризис современной культуры» писал о Первой мировой войне: «Эта война сразу приняла такие размеры, что ее смысл как мировой катастрофы обнаружился с первых дней. Кажется, новый потоп, но уже не водный, а огненный, послан на землю за беззакония людей» [1]. После Февральской революции творческая интеллигенция пересмотрела свое отношение к революции. У многих временное правительство не вызвало симпатий, так как рушились идеалы, нравственные нормы. Часть общества ждала очистительной бури [2]. А.И.Деникин в «Очерках русской смуты» констатировал: «Революция была неизбежна. Ее называют всенародной. Это определение правильно лишь в том, что революция явилась результатом недовольства старой властью решительно всех слоев населения. ...Революцию ждали, ее готовили, но к ней не подготовился никто, ни одна из политических группировок...» [3].
С победой Октябрьской революции многие связывали надежды на новое Возрождение, которое будет проникнуто верой в неисчерпаемые творческие возможности нового свободного человека. Представители художественной интеллигенции не сразу осознали смысл свершившегося: слишком стремительно Россия «шагнула» от мировой войны к Февральской и Октябрьским революциям, а затем к гражданской войне. «Огромный корабль России оторвало бурей от берега и понесло в неизвестность. Никто, вплоть до новых капитанов, не знал: разобьется ли корабль вдребезги или пристанет к какому-либо материку» [4], - вспоминал впоследствии Е.И.Замятин в статье «М.Горький» (1936) о первых днях Октябрьской революции.
Осмысление произошедшего пришло позднее. Гражданская война, разруха, коллективизация воспринимались как продолжение революции. Основным вопросом, который стоял перед писателями в те годы, был вопрос о гуманистической сущности революции и судьбах России. Действительность требовала от людей немедленного осознания и определения общественно-политической позиции. Судьбы многих представителей творческой интеллигенции были драматичны.
Революция и культура, революция и будущее России - такое сопоставление было выдвинуто самой жизнью в первые годы после Октябрьской революции. В этот период в писательской публицистике преобладали произведения, в которых отразились впечатления от пережитого в революционные годы и годы гражданской войны. «S.O.S.» Л.Андреева, «Окаянные дни» И.Бунина, «Несвоевременные мысли» М.Горького, «Взвихренная Русь» А.Ремизова, «Петербургский дневник» З.Гиппиус, письма В.Короленко к А.Луначарскому, «Апокалипсис нашего времени» В.Розанова - лишь немногие из ряда публицистических работ, написанных не прямыми участниками, а свидетелями тех трагических событий. Они совершенно разные по жанру, но едины в неприятии пафоса разрушения революционных событий. В этих работах звучит боль за Россию, за все, чем жив человек. З.Гиппиус записала в своем дневнике: «Есть ужас ужаснейший. Тупой ужас потери лица человеческого. И моего лица, - и всех, всех кругом» [5].
Суждения были подчас слишком категоричны, но как можно требовать беспристрастности от людей, переживших дни «взаимного озверения».
«Еще не настало время разбираться в русской литературе беспристрастно». Это слышишь теперь поминутно, - писал И.Бунин. - Беспристрастно? Но настоящей беспристрастности все равно не будет. А главное: наша «пристрастность» будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы что же, не люди что ли?» [6].
Не только для будущего историка, но в первую очередь для историка русской литературы чрезвычайно интересными оказываются оценки России периода революций XX века, высказанные писателями и зафиксированные в их статьях, очерках, заметках, дневниках, переписке, интервью тех лет. Для понимания гражданской и художнической позиций Е.И.Замятина особенно плодотворным оказывается сравнение творческого поведения этого писателя с другим вечным «еретиком» - И.А.Буниным, охарактеризовавшим состояние России 1917-1920 годов как «окаянные дни». На первый взгляд, это сравнение не имеет под собой достаточных оснований: с одной стороны, писатель с мировым именем, оказавший колоссальное влияние на отечественную и мировую литературу, многократно переведенный на разные языки, бесспорный лирический прозаик, с другой - писатель, чьим главным оружием была ирония, которому и в начале XXI, как и при жизни, приходится убеждать специалистов, что он - классик, что его влияние на родную литературу (и не только) бесспорно. И тем не менее именно Бунин, его творческое поведение первых лет после революции 1917 года, помогает нам многое осмыслить в публицистике Замятина. Эти два художника, несмотря на различия, давно нуждаются в сопоставительном осмыслении: рождены условиями и ментальностью средней полосы России и в своем творчестве художественно воссоздали колорит жизни и характер именно «уездного» человека этих лет; оба - художники с ярко выраженной русскостью, национальной приверженностью; «еретики» до конца своих дней и с обостренным чувством собственного достоинства; бескомпромиссны в суждениях об авторитетах; оба покинули Россию, которую любили беззаветно, хотя и значительно отличались своими парижскими оценками родины монархического и советского периодов.
Проведению сопоставительного анализа публицистики двух писателей, Замятина и Бунина, способствует и выход книг публицистики Е.И.Замятина «Я боюсь» (1999) и И.А.Бунина «Публицистика 1918-1953 гг.» (2000).
В 1918-1920 годах одним из стержневых сюжетов малой прозы Замятина станет мотив «озверения» человека в период общественных катаклизмов («Дракон» (1918), «Мамай» (1920), «Пещера» (1920) и другие). Взгляды определенной части творческой интеллигенции первых послеоктябрьских лет он сформулировал открыто в заметке «Последняя страница» (1918), написанной в связи с расстрелом 21 июня 1918 года А.М.Щастного, царского адмирала, перешедшего на сторону советской власти и обвиненного позднее в подготовке контрреволюционного мятежа: «Много звериного, пещерного будет записано историей в последний период российской революции» [7]. Мысль, высказанная Замятиным, находит подтверждение и у Бунина, по оценке которого, революция, разделившая Россию на два лагеря, приведет к «звериному» мировоззрению, и народ, утратив свою национальную самобытность, превратится в чудовище. Именно эту мысль акцентировал и Н.А.Бердяев в работе «Философия неравенства» (1918): «Все революции будили темную и злую стихию в человеке, древний хаос. Никогда не были революции разумны. Никогда не приносили они радости и не давали того освобождения, о котором мечтали предшествующие поколения» [8].
Художник и «еретик»: публицистика Е.И.Замятина и вопросы пролетарской культуры
К началу XX века в России назрел революционный кризис. Россия стала узлом мировых противоречий, появились условия для распада государства. Исторические и политические традиции монархии не способствовали политическим преобразованиям, которые были бы адекватны экономическим реформам, но власть стремилась сохранить существующий порядок. Многие ощущали необходимость перемен и возможные опасности в период их осуществления, но все противоречия проявлялись на фоне сравнительно стабильного экономического и культурного развития, и некоторым казалось, что это относительное благополучие в итоге перекроет грозившие опасности.
Национальная культура этого периода переживала необычайный подъем, получивший название «русского духовного ренессанса» (Н.А.Бердяев). Русский мыслитель в работе «Самопознание. Опыт написания философской автобиографии» так охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в литературе на рубеже веков: «В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, виделись новые зори, соединяли чувства заката и гибели с чувством восхода и с надеждой на преображение жизни». По оценкам философа, «ренессанс сопровождался острым чувством приближающейся гибели старой России», «было возбуждение и напряженность, но не было настоящей радости», «было что-то двоящееся», «не было волевого выбора», «разлита была нездоровая мистическая чувственность, которой раньше в России не было». Русские люди начала века «жили в разных этажах и даже в разных веках. Культурный ренессанс не имел сколько-нибудь широкого социального излучения», «не хватало нравственного характера». Это была эпоха «большого обогащения душ, но и размягчения душ» [1].
Анализируя состояние современного ему общества, другой русский мыслитель, Е.Н.Трубецкой, писал: «Возможно, что переживаемые нами дни представляют собой лишь «начало болезней», возможно, что они - только первое проявление целого грозового периода всемирной истории, которая явит миру ужасы, доселе невиданные и неслыханные. Но будем помнить: великий духовный подъем и великая творческая мысль, особенно мысль религиозная, всегда выковывается страданиями народов и великими испытаниями. Быть может, и наши страдания - предвестники чего-то неизреченно великого, что должно родиться в мире. Но в таком случае мы должны твердо помнить о той радости, в которую обратятся эти тяжкие муки духовного рождения» [2].
И все же это время воспринималось многими как преддверие катастрофы: «Что-то в России ломалось, что-то оставалось позади, что-то, народившись или воскреснув, стремилось вперед ... Куда? Это никому не было известно, но уже тогда, на рубеже веков, в воздухе чувствовалась трагедия» [3], - писала З.Гиппиус. лось и в поэтике заглавий литературных произведений: «У последней черты» М.Арцыбашева, «Закат старого века» А.Амфитеатрова, «Без дороги», «На повороте» В.Вересаева и другие.
Перед творческой интеллигенцией со всей остротой вставали вопросы о путях государственного развития, месте России в мире, соотношении новаторских идей и традиционных ценностей. В обществе усилилось увлечение различными формами мистицизма, оккультизма, что свидетельствовало о потере многими ориентиров. Как отмечал Е.Замятин, «это было начало 20-го века, годы, близкие к 905-му, когда огромное, заржавевшее тело России сдвинулось с привычной в течение веков орбиты, тогда искание нового началось во всех слоях русского общества» [5].
Значительное влияние на развитие русской культуры тех лет оказали работы выдающихся русских философов Вл.Соловьева, С.Булгакова, Н.Бердяева, Л.Шестова, В.Розанова и других. Ими были подведены мировоззренческие итоги развития России. Ощущение катастрофичности, кризисности породило неорелигиозные искания эпохи. Обращаясь к учению Христа, философы пытались найти путь к спасению человечества, сформулировать универсальный закон, который сдержит агрессивные силы общества. Для мыслителей начала века преодоление всеобщего разобщения и дисгармонии означало духовное возрождение человечества.
В начале XX века Россия вступила в стадию перехода к индустриальному обществу. Этот процесс получил название модернизации и включал в себя рост городов, постоянно нарастающее использование машин в производстве, демократизацию политических структур, быстрый рост знаний о природе и обществе, секуляризацию. Такой период развития прошли все ведущие державы, но в нашей стране модернизация имела свои особенности. Так как Россия вступила на этот путь позже других государств, то для того, чтобы не отстать от них, нужно было совершить переход к индустриальному обществу в короткие сроки. Процесс модернизации предполагал приток в сферу естественнонаучных знаний, обеспечивавших технический прогресс, новых сил. Большими успехами были отмечены исследования во всех областях науки. Это было время, когда А.Эйнштейн изложил теорию относительности. Появились учения В.И.Вернадского о ноосфере и биосфере. К.Э.Циолковский опубликовал ряд трудов, доказавших возможность космических полетов и определявших пути достижения этих целей. Физик П.Н.Лебедев впервые в мире установил общие закономерности, характерные для волновых процессов различной природы, сделал ряд других открытий. И.П.Павлов создал учение о высшей нервной деятельности, об условных рефлексах.
Новые открытия привели к пересмотру прежних представлений о строении мира и изменили систему ценностей человека и его представления о месте и роли в жизни.
Е.И.Замятин в полемике «западников» и «славянофилов»
Переломные моменты в истории нашей страны фокусировали внимание мыслителей на вечных вопросах бытия. Через их постижение деятели культуры старались дать ответ на вопрос, что такое Россия, в чем ее самобытность, ее неповторимая сущность, ее место в мировом историческом процессе. Постижению и изображению русского национального характера была посвящена в той или иной мере вся литература XIX века. Как отмечал К.Д.Ушинский: «Каждый народ имеет свой особенный идеал человека... Идеал этот у каждого человека соответствует его характеру, определяется его общественной жизнью, развивается вместе с его развитием, и выяснение его составляет главнейшую задачу каждой народной литературы» [1].
В центре внимания А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя, И.А.Гончарова, Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, Н.С.Лескова, других классиков русской литературы в той или иной мере были различные проявления национального характера. Е.И.Замятин, наследуя эту традицию, переосмыслил, обогатил ее новым содержанием, возникшим в связи с изменившимися общественно-политическими условиями и индивидуальным подходом к этой проблеме.
Как справедливо отмечают исследователи, тема России была центральной в творчестве писателя и волновала его на протяжении всего творческого пути. В публицистической статье «О моих женах, о ледоколах и о России» (1933) Замятин, подводя итог своим многолетним размышлениям об Отечестве, напишет: «Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь - неровный, судорожный, она взбирается вверх - и сейчас проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая. .. Русскому человеку нужны были, должно быть, особенно крепкие ребра и особенно толстая кожа, чтобы не быть раздавленным тяжестью того небывалого груза, который история бросила на его плечи» [2]. Для более продуктивного осмысления публицистики Е.И.Замятина с точки зрения ее историко-философского содержания и в общем культурном контексте первой трети XX века необходимо обратиться к наиболее острой в те годы полемике о «западниках» и «славянофилах».
Известно, что под влиянием христианизации в период возникновения нации и государственности сложилась так называемая русская идея. Через христианство в сознание славян вошли идеи личности, семьи, церкви. В памятнике русской литературы XI века «Слове о законе и благодати» митрополита Иллариона развивается богословско-историческая концепция, обосновывающая место Древней Руси в мировом процессе. Это произведение оказало заметное влияние на дальнейшее развитие русской культуры. Оно считается одним из источников идеи «Москва - третий Рим», сформулированной во времена правления Василия III игуменом Елизаровского монастыря Филофеем: «Так знай, бо-голюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это -российское царство, ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать» [3]. После падения Константинополя Русь осталась единственной великой православной страной, которая хранила христианские традиции.
Для средневекового русского самосознания был характерен религиозный мессианизм. Он во многом объясняется исторической судьбой, географическим положением русской земли между Востоком и Западом. А.С.Пушкин в статье «О ничтожестве литературы русской» писал: «России определено было высокое предназначение... Ее необозримые равнины поглотили монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией...» [4]. Размышляя об исторической миссии России, А.С.Пушкин подчеркивал ее христианскую готовность жертвовать собой.
Поиски русской философской мысли в оценках исторических особенностей России продолжались в последующие века и шли в двух направлениях. Первое фокусировало внимание на самобытности русской мысли и связывало ее со своеобразием русской духовной жизни. Второе стремилось вписать Россию в процесс развития европейской культуры. Представители этой, второй, тенденции считали, что Россия должна учиться у Запада и пройти тот же исторический путь, так как она встала на путь развития позже других стран Европы.
Теоретическое и общественно-политическое обоснование два направления получили в 40-60-е годы XIX века. Первое направление представляли «славянофилы», второе - «западники».
В основе славянофильского учения лежала идея мессианской роли русского народа, его религиозной и культурной самобытности. Представители этого течения (А.С.Хомяков, И.В. и П.В.Киреевские, А.И.Кошелев, Ю.Ф.Самарин, К.С. и И.С.Аксаковы) опирались на православно-русское направление общественной мысли России.
А.С.Хомяков - основоположник славянофильского направления в русской общественной мысли, одним из первых поставил на философском уровне проблемы соотношения России и Запада, роли социальных реформ Петра I и православия в русской культуре. В статье «О старом и новом» (1839), анализируя две оценки России, он отмечал, что главной особенностью русской жизни является понятие соборности, которое совмещает в себе чувство свободы с пониманием необходимости. Хомяков использовал принцип соборности для критики западного христианства. Соборность предполагает цельность человеческого духа, к которому близка православная Россия, но ее развитие происходит слишком медленно. Ускорения можно достичь за счет использования западных достижений, но применять их нужно, «придавая им смысл глубокий или открывая в них те человеческие начала, которые для Запада остались тайными, спрашивая у истории церкви и законов ее - светил путеводительных для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни русской, потому что они были основаны на святости уз семейных и на неиспорченной индивидуальности нашего племени. Тогда... в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта... с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью» [5].
Дополнил и развил взгляды А.С.Хомякова И.В.Киреевский. Оба мыслителя являются основоположниками религиозно-философского учения «славянофилов». Киреевский видел цель христианской философии в объяснении воли, чувства, разума, совести. Соединяя эти понятия, русская мысль создает «цельность духа», на которой и должна строиться «цельность бытия».
Н.Бердяев отмечал: «Славянофилы были первыми русскими европейцами, европейцами в более глубоком смысле слова, чем русские люди 18 века, принявшие лишь костюм, лишь внешность европейского просвещения» [6]. Они не были антизападниками, как принято считать. Представители этого течения признавали, что ценности Запада оказали положительное влияние на Россию, стимулируя развитие самобытной культуры. И.В.Киреевский в этой связи отмечал, что чужие мысли необходимы и полезны лишь в той степени, в какой они способствуют развитию собственных. Попытки определить, в чем состоит уникальность России, что отличает и что сближает ее с другими цивилизациями, -все это было проявлением национально-исторического самосознания. Славянофилы заложили фундамент отечественной философии, основанной на представлении о целостности жизни духа, традицию, продолженную впоследствии Н.В.Гоголем, Ф.И.Тютчевым, Ф.М.Достоевским, В.В.Розановым и многими другими.
