Введение к работе
Проблема идеала – одна из главных проблем художественного произведения, связанная с миром идей, категориями правды, добра и красоты. Понятие «идеал» происходит от древнегреческого слова «идея». Идеал – это то, к чему устремлен писатель в создаваемом им «прекрасном подобии жизни» и то, к чему он ведет читателя. В периоды слома, на рубеже веков происходит перекодировка этико-эстетической парадигмы, которая сопровождается болезненными состояниями кризиса, идейной дезинтеграции.
В работе «Критика способности суждения» Иммануил Кант сформулировал телеологическую и эстетическую сущность искусства как единство истины, добра и красоты. Идеал красоты, по Канту, связан с нравственностью: «…прекрасное есть символ нравственно доброго». Идеи Канта были восприняты, развиты и дополнены немецким поэтом-романтиком и теоретиком искусства Фридрихом Шиллером. В нашей работе мы стараемся показать, что идеи Шиллера о том, что искусство поднимает читателя над действительностью, возвышает до идеала, изложенные в работах «О наивной и сентиментальной поэзии», «Письмах об эстетическом воспитании» и др., были органичны для русской эстетической мысли XIX века – не только романтизма, но и реализма. Триединство правды, добра и красоты являлось ценностной основой культурного сознания XIX века, тем важнейшим духовным ориентиром, который придавал смысл творческой деятельности, до тех пор, пока вера в абсолютные истины и вечные идеалы не стала подвергаться сомнению.
Критикуя литературоцентризм XIX века с позиций сегодняшнего дня, немецкий ученый Вольфганг Изер говорит о том, что «идеал воспитания гуманной личности посредством литературы», «сведение литературы к практическим задачам», как показывает история, «устарело, потому что литературе не удалось привести человека на вершину его возможностей».
На рубеже XIX – XX веков писатели, философы и публицисты (Л.Толстой, Вл. Соловьев, Н. Михайловский, Д. Мережковский, А. Блок, А. Белый, П. Флоренский, Н. Бердяев и др.) осознали кризис этико-эстетических ценностей и охарактеризовали этот период как время упадка, утраты идеалов и мировоззренческой целостности, «безвременья», «крушения гуманизма» и т.д. В цикле статей «На перевале» Андрей Белый связывает кризис мысли и культуры в России с общеевропейским кризисом сознания. Влияние идей Ницше, позитивизма, агностицизма, дарвинизма, атеизма ставило под сомнение правильность устройства мира, обессмысливало человеческое существование, в котором смерть – конечный пункт земного бытия. Творчество Чехова, на наш взгляд, очень ярко отражает кризис сознания рубежа веков, того периода, когда вера в прежние вечные идеалы пошатнулась. Проблема идеала – одна из важнейших в творчестве Чехова. Эта проблема тесно связана с другой очень важной, с нашей точки зрения, проблемой -- определением места и роли писателя в литературном процессе рубежа XIX – XX веков.
Чехов, как известно, публично не выражал свои писательские интенции. Отсутствие в его наследии манифестов, деклараций не позволяет создать целостную картину его литературных предпочтений и устремлений. Чехов – писатель эпохи переходности, того периода, когда обозначился разрыв с «классической художественностью» (термин В.И. Тюпы). Существует мнение, что знаковой фигурой, определившей разрыв с реализмом XIX века, который держался «на трех китах» -- правде, добре и красоте, -- был Федор Сологуб. На наш взгляд, именно творчество Чехова дает очень яркую картину переходного состояния, того периода, когда происходила переоценка ценностей.
В работах современных исследователей, пересматривающих прежнюю картину литературного процесса, высказываются мнения о том, что Чехов не «поэт конца», а «поэт начала» (Витторио Страда, В.Б. Катаев). Творчество Чехова соотносится не только с реализмом, но и с натурализмом (В.И. Кулешов, С.И. Чупринин, В.Б. Катаев). В последнее время все больше появляется исследований, в которых Чехов изучается в контексте модернизма. Тем не менее остается немало сторонников того, чтобы соотносить писателя с реализмом и рассматривать его творчество как завершающий этап великой русской литературы XIX века.
В нашем исследовании мы отходим от традиционно принятого в литературоведении мнения о том, что модернизм приходит на смену реализму. И для этого есть немало причин. Во-первых, существует недостаточная верифицированность понятия реализм, неопределенность критериев и дефиниций, а вследствие этого расширительное использование термина. Во-вторых, термин содержит в себе идеологические коннотации того периода нашей истории культуры, когда реализм считался высшим достижением искусства, а литературный процесс воспринимался как эволюционное поступательное движение. В результате выстраивалась иерархия литературных направлений. Натурализм тоже подвергался оценочным характеристикам и определялся как направление, уступающее по своим художественным параметрам реализму (Ю.Манн).
Представителей нового искусства, какими бы разными ни были их эстетические концепции, считает А.М. Зверев, «объединяет восприятие своей эпохи как времени необратимых исторических перемен, сопровождающихся крахом верований и духовных ценностей, которыми жили предшественники». (Курсив мой – М.О.). На почве верований и духовных ценностей – идеалов – разгорелась война между старым и новым искусством в конце XIX века.
В конструктивной статье «За гранью классической художественности» В.И. Тюпа предлагает свою версию того, в чем состояла суть перехода к модернизму на рубеже XIX – XX веков, рассматривая отношения между типами «классической» и «неклассической» (модернизмом) художественности на формальном уровне. Проницательные наблюдения В.И. Тюпы касаются изменений, произошедших в структуре нарратива, и Чехов, как один из создателей принципиально новой модели референтности в художественной практике, в которой читатель приобщен к сотворчеству «недосказанных» и «неисчерпанных» в авторском тексте смыслов, может, согласно предложенной исследователем версии, с полным основанием быть соотнесен с модернизмом. Нас же интересует суть мировоззренческих расхождений между «архаистами» и «новаторами» рубежа XIX – XX веков, что естественным образом отразилось и на художественной стратегии письма.
На основе бахтинской теории речевых жанров, соединив литературоведческий, лингвистический и социологический методы исследования, А.Д. Степанов в своей книге показал, что новаторство коммуникативной структуры чеховских текстов основано на отличном от предшествующей литературной традиции миропонимании.
И.Н. Сухих рассматривает литературный процесс XIX века как последовательную смену трех парадигм. Сухих предлагает социо-культурный взгляд на развитие литературы XIX века. Исследователь справедливо отмечает тенденцию к ослаблению авторитарного слова и социальной значимости автора, а следовательно, и к разрушению иерархического типа отношений между автором и аудиторией в третьей парадигме, названной «чеховской». Как и любая классификация, данная, естественно, не может быть принята как универсальная. И можно говорить о том, что мессианская роль литературы (в классификации И.Н. Сухих -- первая парадигма) осознавалась Толстым в той же мере, что и Гоголем. Однако для нас важно, что исследователь определяет третью парадигму как «чеховскую», а это значит, что он отводит особое место Чехову в литературном процессе XIX века и с этим нельзя не согласиться.
В нашей работе мы утверждаем, что на рубеже XIX – XX веков происходит смена этико-эстетической парадигмы и Чехов – знаковая фигура в этом процессе. Мы используем вслед за американской исследовательницей Наоми Шор термин «идеализм» для характеристики этико-эстетической системы искусства XIX века, цель которого, несмотря на различие в принципах и методах художественного воплощения, -- вести читателя к идеалу. Мы опираемся на теоретические положения работы Торил Мои, которая развивает идеи Н. Шор и показывает, что Ибсен, в творчестве которого произошла переоценка ценностей, вел атаки на идеализм и стоял у истоков модернизма. Еще в 1980-е годы Т.М. Ковалевская в монографии «Русский реализм и проблема идеала», посвященной живописи, справедливо указала на то, что идеалы, сформированные в конце XVIII – начале XIX века, испытывают кризис на рубеже XIX – XX веков и что «понятие идеала не менее важно для реализма, чем для классицизма и романтизма». Автор монографии верно отмечает, что цель искусства состояла в том, чтобы «прививать русскому обществу прекрасные чувства и благородные стремления». Правда, Ковалевская (и это обусловлено временем выхода книги) рассматривает реализм как высшую ступень в развитии искусства.
Используемый нами термин «идеализм», не подразумевающий оппозиции идеализм – материализм, реализм – идеализм, применяется по отношению к искусству, эксплицирующему такую модель художественности, цель которой воспитывать и облагораживать читателя. Как романтические, так и реалистические интенции произведений XIX века, ориентированы на то, чтобы представить читателю такую картину мира, в которой этическое и эстетическое начала сосуществуют в единстве. Концепт искусства, в котором автору отводится активная роль в воздействии на читателя, а конечный результат – просветление и моральное возвышение над несовершенством жизни, органичен для русской литературы XIX века. В настоящей работе показано, что триада, лежащая в основе идеалистической модели искусства, на русской почве сохраняла свое единство на протяжении почти всего XIX века (хотя в различные периоды истории на передний план выдвигался то один, то другой ее компонент) и являлась тем стержнем, на котором держалась аксиологическая система художественности. В конце XIX века со всей определенностью обозначилось разделение на тех, кто продолжал защищать идеалистическую концепцию искусства и тех, для кого правда, добро, красота перестали существовать как триединство. Лев Толстой в трактате «Что такое искусство?» встал на защиту идеалов, доказывая необходимость нравственного воспитания читателя. Чехов, которого народническая критика обвиняла в отсутствии идеалов, столкнулся, как показывает Лев Шестов, с «ничто». Развенчивая прежние идеалы, которые к концу века превратились в фетиши, Чехов одновременно понимал, как пуста без них жизнь. Противоречие между устремленностью героев к высоким идеалам, желанием служить им и недолговечностью любых идеалов запечатлел Чехов в своих произведениях как бесконечный процесс поиска человеком своего самоопределения.
Чехов был именно тем писателем, в творчестве которого идеалистическая интенция искусства XIX века, ее воспитательная направленность обнаружила свою несостоятельность. Чехов отказался от нравственно-дидактической установки, которая выдвигалась писателями и критиками XIX века как один основных критериев художественности. Эта особенность его творчества, как мы стараемся показать, с одной стороны, вызвала негативную реакцию народнической критики, развела Чехова с Толстым и символистами, а также выявила субъективное толкование его героев Горьким, а с другой стороны, открыла путь к новому типу художественного сознания.
И тем не менее Чехов прочно связан с традицией «классической» литературы. Герои произведений Тургенева, Достоевского, Толстого, Пушкина, Гоголя оживают в чеховском контексте. Они действуют в новом тексте, в метатексте: на них лежит печать рецепции и интерпретации автора, их собственное осознание себя героями, уже отыгравшими свои роли в известных литературных произведениях. Сталкивая своих персонажей, которые являются носителями изживших себя идеалов, с действительностью, Чехов показывает, что жизнь без идеалов пуста, но идеалы по своей природе недолговечны. Поэтому высокая риторика героев, проповедующих идеалы, нередко подвергается в контексте чеховского произведения иронии. Ирония отделяет автора от его персонажей. Лев Шестов был первым, кто показал драматизм осознания писателем той пустоты мира, которая открылась Чехову как одна из сторон человеческого существования.
При всей разнородности эстетических концепций в русской литературе рубежа веков идеалистические устремления писателей и философов проявились в проектах преображения мира. На этом фоне Чехов воспринимается как фигура чужеродная всем направлениям. Не произошло его сближение ни с новым поколением символистов, устремленных в трансцендентный мир абсолюта, царства гармонии и красоты, которые, по их мнению, наступят на земле посредством творческой деятельности человека, ни с «практическими идеалистами» -- марксистами, мечтавшими о революционном преобразовании мира.
С одной стороны, чувствуя свою чужеродность «классическому» наследию литературы, Чехов отходил от старых принципов «художественности», а с другой стороны, сожалел о своем безвозвратном разрыве с писателями «вечными».
Современные чеховеды ищут пути, чтобы адекватно охарактеризовать творчество писателя и определить его роль и место в истории литературы. По всем параметрам своего мировоззрения и поэтики Чехов «выпадает» из традиционной системы художественности русской «классической» литературы. Монографические исследования известных современных ученых, в которых рассматриваются разные стороны художественного мира писателя на уровне содержания и формы, -- соотношение значимого и случайного как средство построения адогматической модели бытия (А.П. Чудаков), гносеологический аспект творчества (В.Б. Катаев), религиозная составляющая в его аксиологии (А.С. Собенников), отношения притяжения – отталкивания с идеями позитивизма (П.Н. Долженков), коммуникативная структура повествования (А.Д. Степанов), жанровое своеобразие (В.И.Тюпа, Капустин Н.В.) – убеждают нас в том, что Чехов не вписывается в прежнюю этико-эстетическую парадигму. В настоящее время нет исследования, в котором бы анализировалась роль Чехова, повлиявшего на смену художественного сознания в литературе на сломе эпох. Актуальность данной работы обусловлена ее целью – определить роль и место писателя в литературном процессе рубежа XIX – XX веков.
На наш взгляд, трудно выявить своеобразие Чехова и его место в истории литературы, соотнося творчество писателя с одним из литературных направлений конца XIX века – реализмом, натурализмом, символизмом. Мы делаем попытку рассмотреть его в отношении к дискурсу эпохи переходности. Нас интересует духовная и идеологическая ориентация культуры, смена типов художественного сознания в переходный период. Мы рассматриваем процесс перекодировки культуры не в традиционной системе оппозиций: модернизм vs реализм, а в оппозиции модернизм vs идеализм. Теоретическая новизна исследования в том, что в нем предпринята попытка определить место Чехова в литературном процессе с принципиально иных позиций: не в привычных категориях последовательной смены литературных направлений, ибо литературный процесс не развивается последовательно и поступательно, а тяготеет к движению циклическому (Д. Затонский), а в категориях типов культурного сознания эпох.
Методологией диссертационного исследования является принцип комплексного подхода к поставленной проблеме -- соотношению творчества Чехова с «классическим» пониманием художественности в русской литературе XIX века. Историко-литературный диахронический анализ сочетается в работе с синхроническим типологическим методом исследования, сравнительным и контекстуальным анализом, что обусловлено поставленной задачей – показать, как изменялись определяющие художественное сознание XIX века этико-эстетические константы на рубеже веков и как в творчестве Чехова проявился отход от прежней дискурсивной практики, его «выпадение» из «идеалистической» парадигмы. Поставленная задача определяет и структуру работы. В первых двух главах Чехов рассматривается в контексте этико-эстетических идей середины XIX – начала ХХ века и в свете «идеалистической» триады правда, добро, красота. Третья и четвертая главы посвящены анализу того, как, во-первых, идеал женственности и связанные с ним проблемы любви, брака воплотились в русской литературе XIX века и, во-вторых, как Чехов – писатель эпохи скептицизма – трансформировал в своих произведениях сложившиеся каноны.
Материалом исследования являются те произведения Чехова, которые, на наш взгляд, наиболее ярко демонстрируют, как переосмысливается и переоценивается писателем проблема идеала. Чтобы представить этико-эстетическую парадигму XIX века, от которой отталкивался Чехов, были отобраны наиболее репрезентативные, на наш взгляд, художественные и публицистические произведения русских писателей XIX века – Пушкина, Гоголя, Чернышевского, Достоевского, Гончарова, Тургенева, Толстого, -- отражающие их творческие интенции. Большое внимание в работе уделяется трактату Л.Н. Толстого «Что такое искусство?», потому что в этом сочинении писатель отстаивал этическую значимость искусства в то время, когда в западноевропейской и русской культурах происходила ценностная переориентация. В диссертации представлена рецепция творчества Чехова в критических, публицистических и философских сочинениях, которые отражают широкий спектр позиций народнической (Н.К. Михайловский, М.А. Протопопов, А.М. Скабичевский), символистской (Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, И.Анненский, А. Белый), религиозно-философской (Павел Флоренский, Сергий Булгаков), экзистенциалистской (Лев Шестов), марксистской (В.В. Воровский) мысли эпохи рубежа XIX – XX веков. Мы также рассматриваем философские и публицистические работы Н.М. Минского, Вл. Соловьева, Н.А. Бердяева, М. Нордау, Ф. Ницше, Э. Золя, О. Уайльда, С.М. Волконского, П.Д. Боборыкина, Л. Шестова, Д.С. Мережковского, Н.К. Михайловского, которые дают представление о духовных и эстетических исканиях переходной эпохи. Анализируя то, как категории правды, добра и красоты преломлялись в чеховском дискурсе, мы привлекаем в качестве сравнительного контекста произведения Гл. Успенского, М. Горького, Ф. Сологуба, Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, Г. Ибсена, А. Стриндберга, У. Ханссона, К. А. Скальковского, В. Микулич. Сопоставительный контекст показывает, с одной стороны, необыкновенную интертекстуальную насыщенность произведений Чехова. Он, как справедливо отметил Н. Берковский, «пишет вторым слоем по текстам Л. Толстого, да и по многим другим текстам». И эта «вторичность», метатекстуальность сближает Чехова с модернистами. С другой стороны, сопоставления убеждают нас в том, что феномен Чехова – в его «невписываемости» в какой бы то ни было литературный ряд.
Теоретической основой диссертации явились статьи немецкого поэта и теоретика искусства Фридриха Шиллера, который обобщил типологические черты идеалистической эстетики; труды М.М.Бахтина и Ю.М. Лотмана по теории художественного текста и контекста, а также по типологии культуры. Исследования известных чеховедов А.П.Чудакова, В.Б. Катаева, доказавших адогматизм художественного мышления Чехова, -- базовые в формировании нашей концепции.
Положения, выносимые на защиту:
-
Чехов – писатель конца XIX – начала XX века является не завершающим «звеном» в развитии реализма, а ключевой фигурой переходного периода, повлиявшей на рождение модернизма. В его произведениях отразился кризис прежней системы ценностей.
-
Творчество Чехова не вписывается в этико-эстетическую парадигму искусства XIX века, в основе которого – кантово-шиллеровская триада правды, добра и красоты и цель которого – вести читателя к идеалу. В русской литературе XIX века в разные периоды актуализировалась какая-либо одна из составляющих кантово-шиллеровской триады, однако цель художественного произведения, сколь бы различны ни были идеологические установки писателей (Чернышевский – Достоевский), оставалась неизменной -- этико-эстетическое воспитание читателя.
3. Трактат Толстого «Что такое искусство?», а также его публицистические статьи 1880-х годов отражают мировоззренческий кризис не только самого писателя, склонявшегося к нигилизму и произвольному толкованию Евангелия, но и общественной мысли рубежа XIX – ХХ веков. Трактат Толстого, в котором он отрицает значение красоты, не связанной с добром, полемически направленный против тех, кто релятивировал значение добра в искусстве, а более всего, по словам Л. Шестова, против Ницше, явился самым ярким выражением защиты идеалистической концепции искусства.
4. Красноречивым свидетельством тому, что в творчестве Чехова обозначился разрыв с «классической художественностью» могут служить, с одной стороны, упреки в отсутствии идеалов в его произведениях, высказанные народнической критикой, а с другой – констатация того же самого факта философом-экзистенциалистом Львом Шестовым, который представил Чехова как ниспровергателя всяких идеалов.
5. Рефлексия Чехова о целях искусства выражена как в письмах, так и в полемике героев его произведений («Письмо, «Чайка», «Скучная история», «Три года»). Сталкивая противоположные позиции персонажей, спорящих об искусстве, Чехов не дает определенного ответа на вопрос, в чем назначение искусства. Тем не менее ясно, что вопросы, дискутировавшиеся в литературных кругах, глубоко волновали его как писателя. Чехов, не утверждавший монизм истины, не представил целостной концепции своего видения целей и задач литературы, что дает повод для взаимоисключающих толкований его творческих интенций.
6. В оценках творчества Чехова его современниками проявился весь спектр
существовавших на рубеже XIX – ХХ веков мнений об искусстве. Анализ различных точек зрения – религиозных мыслителей, символистов, марксистов – показывает, что в интерпретациях творчества Чехова проявилась тенденция проецировать собственную идеологическую позицию на произведения писателя. В этом контексте Чехов, не скованный какими бы то ни было идеологическими установками и не примкнувший ни к одному из литературных направлений, предстает как фигура одинокая.
-
Поиски героями Чехова «истины настоящего Бога» и их мысли о правде, добре
красоте приводят к непрекращающимся спорам критиков и литературоведов о том, утверждал ли Чехов своими произведениями идеал. Мы стараемся доказать, что Чехов ставил под сомнение готовые истины, стереотипы, которыми руководствуются герои его произведений. Традиционно сильная позиция финала, в которой голос автора звучит в унисон с голосом героя релятивируется в произведениях Чехова различными способами. Идеал для Чехова – это проблема, а не готовая истина, нравственный императив. В мире Чехова симбиоз правды, добра и красоты поколеблен. Красота в произведениях Чехова – категория амбивалентная, она не выступает в единстве с добродетелью. Чехов разошелся со своими современниками-идеалистами, воспринимавшими добро и зло как антиподы. В художественном мире Чехова, как и в реальности, эти категории являют собой такое же неразрывное единство, как жизнь и смерть.
-
В произведениях Чехова нет героя-резонера. Чеховские идеалисты, мечтающие
о прекрасном человеке, о счастье, о будущем, далеки от образов положительных героев, которых будет требовать новая революционная эпоха. Герои Чехова живут сотворенными ими фантомами или исчерпавшими себя идеалами, уводящими от реальности, и в этом трагикомедия их жизни. Идеи Астрова о прекрасном человеке, об отдаленном будущем, рассмотренные в контексте марксистских проектов революционного преобразования общества, а также горьковской концепции утверждения сверхчеловека, со всей очевидностью показывают расхождение Чехова с «практическими идеалистами».
-
Поэтизация женской красоты, материнства, любви и гармонического брака связана в русской литературе XIX века с концепцией воспитательного и возвышающего назначения искусства. Красота в русской литературе XIX века – категория этическая, красота мыслится в единстве с добром. Противоречие между идеальным и реальным порождает в творчестве Гоголя, Достоевского, позднего Толстого антиномии: духовное – материальное, Божеское – дьявольское, что ведет к демонизации женской красоты, трагическому разрешению конфликта. Толстой деконструирует плотскую красоту. «Светло-эстетическое» и «темно-инстинктивное» начала воплотились у Тургенева в двух типах женщин. Женщина, несущая светлое, аполлоническое начало, – идеал, она воплощает в себе триединство правды, добра и красоты. Тургенев пытается некоторых героев, захваченных иррациональной силой страсти, порабощенных жрицами любви, вернуть к аполлоническому духу и примирить с женщиной-идеалом. Проекты гармонизации семейных отношений на рациональной основе по-разному представлены Гончаровым, последователем шиллеровской концепции единства духа и материи, красоты физической и нравственной, и Чернышевским, воспринявшим идеи Жорж Санд и воплотившим на практике и в творчестве утопию бесконфликтной семьи, основанной на тройственных союзах. Мужчина в произведениях Чернышевского, Гончарова, Тургенева, Толстого с разной степенью успеха берет на себя роль духовного наставника, учителя, Пигмалиона, создающего свою Галатею.
-
Идеи Шопенгауэра и Ницше повлияли на восприятие женщины в конце XIX века. Новое положение женщин на рубеже XIX – ХХ веков поляризовало мужскую часть общества, разделив его на защитников женской эмансипации (Ибсен) и ярых противников (Ницше, Стриндберг, Толстой). В декадентской зарубежной литературе сложился образ femme fatale, вызывающий мистический ужас у мужчин. Другая тенденция связана с травестийным изображением последствий женской эмансипации и супружеских отношений, что нашло отражение в массовой литературе – в трактате К.А. Скальковского «О женщинах. Мысли старые и новые». Н.К. Михайловский в статье «Дарвинизм и оперетки Оффенбаха» справедливо указал на то, что идеи Дарвина и Оффенбаха повлияли на умонастроения эпохи скептицизма. Как Дарвин, так и Оффенбах явились ниспровергателями идеалистического мировоззрения. В творчестве Чехова эти тенденции времени нашли непосредственное отражение. С разрушением идеалистического мировоззрения приходит и конец трагедии в ее классическом виде, что можно наблюдать в творчестве Чехова.
-
В чеховских произведениях, темой которых являются любовь и брак, отчетливо проявилась тенденция к деконструкции прежнего идеала женственности. Изменилось и соотношение ролей: мужчина, претендующий на роль Пигмалиона, терпит фиаско. Заново «переигрывая» известные читателю ситуации предшествующей литературной традиции, Чехов показал недолговечность идеалов, их временный, преходящий характер. Используя известные литературные типы, которые являлись носителями идеалистического сознания, Чехов в новом контексте обесценивал их прежнюю значимость.
-
Полемика с Толстым по вопросам любви, брака, женственности, нашедшая отражение во многих произведениях Чехова и особенно в рассказах «Душечка», «Ариадна», «Дама с собачкой», со всей очевидностью показывает его разрыв с идеалистическим мировоззрением XIX века.
Апробацией диссертации явились многочисленные выступления на научных конференциях в России и на Украине – в МГУ, РГГУ, в Мелихове, Таганроге, Санкт- Петербурге, на Сахалине, на Байкале, в Ялте, а также за рубежом – в Чехии, Словакии, Финляндии, Германии, Великобритании, США, Норвегии, Китае. Основные положения диссертации опубликованы в монографии и в ряде статей российских и зарубежных изданий. Концепция работы и отдельные ее положения используются нами в преподавательской практике в РГГУ.
Практическое значение диссертации в том, что предлагаемая концепция и анализ конкретных произведений могут найти применение в лекционных курсах и практических занятиях по русской литературе.
Структура диссертации. Данная работа состоит из четырех глав, введения, заключения и библиографического списка.
