Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Смысловое начало пути города (I этап -зарождение и начало формирования города Екатеринбурга 1723 г. конец XVIII века) 24
1.1. Семантика образного содержания и генерального плана города... 29
1.2. Коммуникационная система - смысловой стержень города 38
1.3. Образ жилого дома в контексте зарождающегося города 42
Выводы по первой главе 49
Схемы семантического пути города на I этапе 51
ГЛАВА 2. Образование смыслового центра (и этап становление города Екатеринбурга как административного центра горнозаводского Урала - первая половина XIX века) 53
2.1. Развитие образности города и его генерального плана 58
2.2. Основная градостроительная и смысловая ось города. Развитие и преобразования 65
2.3. Эволюция образности жилого дома 71
Выводы по второй главе 80
Схемы семантического пути города на II этапе 84
ГЛАВА 3. Переосмысление архетипов и традиций на основе формирования новой смысловой реальности бытия (III этап - развитие капиталистического Екатеринбурга - вторая половина XIX - начало XX века) 86
3.1. Новая интерпретация генерального плана города и его образности 93
3.2. Развитие основной градостроительной и смыслообразной коммуникации города - Главного проспекта 100
3.3. Жилой дом: качественная смена образа : 106
Выводы по третьей главе 118
Схемы семантического пути города на III этапе 124
ГЛАВА 4. Семантический путь города -целенаправленое движение в реальности (IV этап -развитие социалистического Екатеринбурга-Свердловска - 20-80-е гг. XX века) 126
4.1. Качественные преобразования в генеральном плане и образном пространстве города 140
4.1.1. 20-40-е годы XX века 141
4.1.2. 40-50-е годы XX века 149
4.1.3. Конец 50-х годов-80-е годы XX века
4.2. Обновленное смыслообразное содержание основной коммуникационной оси города 160
4.3. Образ жилого дома: новое содержание. Взаимодействие времени и пространства 169
4.3.1. 20-е годы-начало 40-х годов XX века 171
4.3.2. Вторая половина40-х годов-50-е годы XX века 179
4.3.3.60-80-е годы XX века 182
Выводы по четвертой главе 185
Схемы семантического пути города на IV этапе 191
Заключение 193
Схемы семантических путей основных составляющих города Екатеринбурга на всех этапах его развития 200
Схема семантического пути города Екатеринбурга в целом 202
Библиография
- Коммуникационная система - смысловой стержень города
- Основная градостроительная и смысловая ось города. Развитие и преобразования
- Развитие основной градостроительной и смыслообразной коммуникации города - Главного проспекта
- Образ жилого дома: новое содержание. Взаимодействие времени и пространства
Коммуникационная система - смысловой стержень города
Качество восприятия системы информационных структур города зависит, не столько от вновь создаваемых и вводимых смыслообразов, а, в большей степени, от образного состояния точки отсчета семантического пути городского пространства.
В основе зарождения любого города лежит определенная базисная семантическая модель, которая предполагает не просто выражение в образных структурах смыслов временного момента, но и использование этих структур в качестве информационных вневременных коммуникаций, направленных как внутрь, так и вовне реальной действительности.
Зародившись, город занимает свою особую позицию во времени и пространстве. Это и есть начальная точка - центр особого креста реальности, (по Розенштоку-Хюси О.) бытия города. Таким образом, смыслообразное начало города - центр коммуникационной структуры, развитие которой происходит на стыке двух осей: временной {прошлое - будущее) и пространственной {внутреннее - внешнее). Поэтому появление любого нового смыс-лообраза на семантическом пути города неизменно влечет за собой образование новых семантических сопряженностей и появление причинно-следственного ряда вариантов относящихся к своеобразной инварианте образа - архетипу - изначальному смыслообразу городского пространства.
Этап зарождения города характеризуется, прежде всего, образованием трех важнейших групп явлений. В первую очередь это связи и отношения -изначально смыслообразующие коммуникации - основные оси движения, вдоль которых строится вся бытийно-осмысляемая ткань города. Во-вторых система единиц (от сравнительно простых, до пространных, выделяемых уже по композиционно-пространственным признакам) - основная образная структура городского пространства, которая, охватывая и интегрируя информационные процессы времени отражает их при помощи знаковых и символических систем в материальных образах реальной действительности (смыслообразных, архитектурных и пространственных элементах). И, наконец третья группа явлений - свойства присущие конкретному городу как целостной системе - это своеобразный набор смыслов, передающих содержание элементов и структур городского пространства. Он может быть выражен как в виде вербальной информации, так и в виде знаковых кодировок пространственно-временных образований (построение значимых для исторической действительности систем, например: город - завод - крепость). В конечном счете, последняя является гармоничным взаимосочетанием и взаимовлиянием первых двух. Каждая из этих групп представляет собой многоуровневое организованное структурное образование элементов, которому присуща особая сложность и полифункциональность. Семантика же целого «города-текста» характеризуется, прежде всего, непосредственной соотнесенностью перечисленных составляющих городского организма с реальной действительностью, ситуативной привязанностью и несводимостью общего смысла города к значениям его элементов.
Циклическое взаимодействие между собой перечисленных саморазвивающихся явлений, формирующих образное восприятие города, предполагает наибольщую выразительность средств языка архитектуры городского пространства, а также выявление понятийности образа города в архитектуре и градостроительстве.
Как правило, основой идеального социокультурного смысла образования города является изначальная «первобытная» боязнь человека перед не прирученным окружением, страх пустого, незащищенного, «нечеловеческого» пространства, ужас перед хаосом. В контексте непредсказуемости природы, человек нуждается в конкретной форме, оформляющей собственно идею проживания, делающей ее материальной, дающей крепость и стабильность. В случае с возникновением ряда городов начала XVIII века и, в частности, Екатеринбурга все происходило несколько иначе. Основной интенцией к зарождению города была не простая адаптация социокультурного слоя в том или ином уже существующем пространстве (природном, историческом и т.п.), а волевой толчок приказ «сверху» - можно даже сказать - экономически обоснованная необходимость внедрения концептуальной идеи промышлен ной интервенции в определенных пространственно-временных рамках. Таким образом, налицо тот факт, что город Екатеринбург является изначально искусственно сфабрикованным (в противовес естественно созданному), четко экономически выверенным организмом.
Ценностные характеристики действительности совпали с актуальными потребностями социокультурной ситуации. Основная идея - семантический путь города как цель. Начало семантического пути города, как смысло-образа сформировалось в петровскую эпоху - «время мучительных поисков, надежд, бурных противоречий, переломов, побед и разочарований» [101], что в значительной мере определило динамику и направление развития.
«В пестрой среде русских городов Екатеринбург был действительно «живым узлом», особенно по сравнению с другими городами, историческая роль которых, как сторожевых, военных или торговых пунктов, давно кончилась. Жизнь обошла их и создала свои новые «живые узлы». Петровское время строило немного, но зато петровские города носят в себе совершенно своеобразный отпечаток, точно на них отразились гениальные замыслы великого царя-преобразователя. Екатеринбург является именно таким петровским детищем...» [57; 238-239].
Основная градостроительная и смысловая ось города. Развитие и преобразования
Несколько трансформированная композиция1, органично включила в себя основные смыслообразы и требования времени: создание из Екатеринбурга столичного центра, площади города, создание новых территорий для промышленных объектов. Эти и другие мероприятия предполагалось провести,
Ориентируясь на идеи уже тогда существующего классицистического направления. отталкиваясь от принципа строгой прямоугольной сетки улиц. Кое-где, правда, решено было оставить участки радиальной планировки, сложившейся на предыдущем этапе, поскольку существующая там застройка, не позволяла подвергнуть их перепланировке. Это несколько нарушало принятую прямоугольную систему, но в тоже время вносило в монотонную сетку улиц некоторую оживленность. Превалирующее значение имел исторический центр города, включающий в себя основные оси городского пространства: пойму реки Исеть и Главный проспект, вдоль которых были запроектированы основные общественные пространства города, культовые, общественные и административные здания. В их композиции выделяются внешне значимые акценты застройки, закрепленные вневременными смыслообразами, а также символически обусловленные элементы, такие как, например, въездные ворота находящиеся на оси восток/запад (о символичности которой уже было сказано в главе!).
Екатеринбург начала XIX столетия представлял собой следующую картину: «Город распланировался в форме продолговатого четырехугольника, причем упраздненная крепость оказалась внутри. По новому плану насчитывалось 335 кварталов, из которых было застроено вновь 52 квартала. Улицы были разбиты по всем правилам городского благоустройства. Всех улиц насчитывалось 31, а именно: Проспективная (Главный проспект). Береговая, Столовая, Ординарная, Ломаевская, Коробковская, Холодная, Отреси-ха, Дубровинская, Уктусская, Косой порядок. Проломная, Волчий порядок, Заячий порядок, Соборная, две Наземки (Большая и Малая), две Разгуляев-ских и т. д. «В рассуждении благочиния» город делился на две части. К городу приграничен выгон в 5284 десятины и 1475 кв. сажен. Что касается «знатнейших публичных зданий», то из них прежде всего, обращали на себя вни-5 каменных церквей, железный завод с фабриками молотовой, резной, укладной и стальной, медеплавильная фабрика, монетный двор (два каменных корпуса и каменный дом монетной экспедиции), золото-промывальная фабрика, горная экспедиция мраморной ломки и прииска цветных камней, полковая гауптвахта, уездное казначейство, почтовая контора, городовой магистрат, городская дума, сиротский и совестный суды, винный «магазеин», пороховой подвал, архив, арсенал, 2 училища, богадельня, гостиный двор (14 каменных лавок), 3 харчевни и т. д. Все эти учреждения помещались в каменных зданиях, да кроме них было еще 18 каменных обывательских домов. Остальные постройки все деревянные: судейский дом, горная аптека, городская полиция с уездным и нижним земским судом, два госпиталя, 102 лавки, 2 харчевни и 1837 частных обывательских домов» [57; 256].
Однако, новое структурно-геометрическое символическое осмысление пространства во вновь созданном генеральном плане не исключало необходимости сохранения исторически сложившейся планировки Екатеринбурга в его основных структурообразующих рамках, несмотря на внесение ряда исправлений для «большего регуляторства».
Особое внимание при составлении нового генерального плана Екатеринбурга уделялось не только урегулированию улиц, но и «расчистке» пространств площадей, которые также входили в обязательном порядке во внешний облик нового столичного города в соответствии с нормами Классицизма. Оформление «надлежащим образом» общественных пространств было одной из важнейших задач градостроителей того времени. Наряду с представлениями о красоте города как совокупности новой «европеизированной» архитектуры и прямых широких улиц, продолжал существовать и смыс-лообраз городского пространства, как художественного организма, системы образованной уже существующими объемно-пространственными акцентами - заводом формирующим центральное историческое ядро основными коммуникационными осями с пространствами площадей монастырем храмами и рядом частных объектов (особняки с парками). Созданный изначаль-но на регулярных принципах город дополняясь новыми смысловыми элементами становится единой рационально распланированной системой заводских общественных и КУЛЬТоВЫХ ппостранств в целом, генеральный план 1804 года был настолько правилен и уравновешен, что несколько не вписывался в существующие окружающие условия: растягивание жилых кварталов вдоль оси север1юг (р. Исеть), естественная преграда - гора с восточной стороны (ныне Вознесенская) и т.д. Учитывая это, рещено было подвергнуть вышеназванный генплан ряду изменений, корректировок, учитывающих реальные условия действительности города Екатеринбурга. Осуществить это ответственное мероприятие было поручено архитектору Малахову М.П., который в то время уже зарекомендовал себя с лучшей стороны, создав ряд сооружений как промышленного, общественного, так и частного характера.
Генеральный план 1845 года был незначительно, но по существу переде лан, несколько видоизменен в своих очертаниях: слегка деформирован, по лучив трапециевидный восьмиугольный силуэт, приближенный к реальным условиям застройки («чуть удлинен и уширен»), откорректирован в де талях, но сохранил свою регулярную основу (сетку улиц). В нем была четко определена планировка центра, прилегающих к нему территорий и перифе рийных районов.
Развитие основной градостроительной и смыслообразной коммуникации города - Главного проспекта
Наиболее сильно подверженной смысловой направленности человеческого сознания является пространственно-временная структура - город. Именно поэтому, «расцвет» в жизни общества детерминирует собой особую эстетически-образную высокую направленность в формировании городского пространства. Однако, подобные резкие, яркие вспышки, как правило недолговечны и достаточно быстро затухают. Так случилось и с «яркой и обжигающей искрой» «золотого века» Екатеринбурга.
«Пятидесятые годы начаты были в Екатеринбурге очень весело, а окончились трагически: золотой век так же быстро оборвался, как и возник, оставив после себя тяжелое похмелье» [57; 272]. Эта «быстрота» и мимолетность успела создать лишь смысл, направленность и несколько ярких форм. Все это позволило городу преобразиться, расцвести и тут же с честью красиво увянуть, подобно экзотическому цветку - орхидее, который тем и исключителен, что прежде чем явить миру свою красоту (которую, впрочем, дано увидеть не каждому), долгое время готовится, пряча в себе прекрасное, выжидая исключительного момента. Так же и Екатеринбург.
Однако, лишившись своей красоты, город не умер, не превратился в воспоминание, а лишь «затаился», накапливая силы на новый расцвет и, дожидаясь подходящего времени, чтобы вновь воскреснуть, быть может, в несколько другом «амплуа», но в не менее прекрасном, гармоничном и неожиданном.
О конце «золотого века» Екатеринбурга Д. П. Мамин-Сибиряк пишет такие строки: «Подводя итоги этому времени, мы решительно становимся в тупик: после него для города не осталось ничего - ни богоугодных заведений, ни благотворительных учреждений, одним словом полный нуль. Мы уже не говорим о школах, библиотеках, музеях и многом другом, что создается в европейских городах при таких приливах капиталов. Екатеринбург от сибирского золота решительно ничего не получил, кроме нескольких развалин» [57].
А ведь на дворе была вторая половина XIX столетия, время, когда «явились новые культурные формы и, наконец, пробилась первая зелень начинавшегося образования и завязались близкие отношения с культурными людьми». «Несколькими развалинами» были «опустелые дома заводчиков и золотопромышленников», воспринимавшиеся теперь как своеобразные вычурные декорации былого величия - резко закончившегося помпезного спектакля, оставленные на растерзание публики и времени. Вместе с тем, эти «величественные» сооружения, да еще «правильная» планировка улиц, поддерживали то рациональное начало организации пространства, которое необходимо для поддержания в порядке структурированной и закономерной структуры города, обусловливающей целостность и неразрывность субъектно-объектных связей реальности бытия.
Во второй половине XIX века рациональность и структурированное единство не имели уже былой .определенности и целостности как в архитектурно-градостроительной, так и в социокультурной сферах. Но, разнородность и временно неопределенное многообразие, завладевшее умами общества возникали на стабильной основе упорядоченной организации пространства и мышления. Это рациональное основание не могло не повлиять своим сильнейшим смысловым потенциалом на зарождающийся хаос, создающий новое и пытающийся отрицать старое.
Городское пространство воссоздает принципиально новый уровень реальности, отличающийся от предыдущих резким увеличением свободы, привносимой во все без исключения сферы жизни общества, не исключая и тех, которые ею не располагают. То, что ранее не имело альтернативы, те перь становится спорным. Таким образом, происходит частичная «деморализация» социокультурной и архитектурно-пространственной сфер города: теперь возможно все - не только недопустимое на предыдущих этапах, но и невозможное.
В социальной сфере все сильнее проявляется пронизывание духовной атмосферы ощущениями нового близкого перелома - пока не известно к чему ведущего - к крушению, либо возрождению. Это время расшатывания прежде устойчивых критериев и оценок, нарушения правил: возвращение старого существует рядом с его отрицанием (эклектика+модерн), происходит ломка запретных жанровых, стилистических и других границ.
Особенно ярко смысловая неопределенность описываемого временного промежутка отразилась на социокультурной действительности в 60-е годы XIX века, которые «представляли для Екатеринбурга нерешительную пору, когда все счета со старым были кончены, а новое еще только начиналось». «...Отошли на волю десятки тысяч даровых рабочих рук, потом отнята была у горного начальства военная власть, и таким образом Екатеринбург утратил навсегда свое гордое «боевое» значение. Из горного города, существовавшего на военном положении, он превратился в обыкновенный уездный город, а горное начальство осталось само по себе, при собственном горном интересе. Этого, конечно, было достаточно, чтобы общий тон жизни сразу понизился на несколько градусов и чтобы выползли на свет божий самые обыкновенные обыватели со своими самыми обыкновенными интересами. Если раньше все существовало для горного начальства, то теперь это все стало существовать для себя. Город от такого поворота ничего не проиграл, а, как увидим ниже, много выиграл; промышленность, торговля, образование, всякая частная предприимчивость шагнули вперед с поразительной быстротой, хотя, конечно, нечего было и думать о тех миллионах, какими прославились прежние богачи. Да и бог с ними, с этакими дикими миллионами, которыми мы не сумели распорядиться в свое время, а теперь уже наступила новая пора.» [57; 276, 279].
Образ жилого дома: новое содержание. Взаимодействие времени и пространства
Новый менталитет «советского человека», основанный на предельной упорядоченности и подчинении «единственно правильным», идеологически выверенным нормам жизни, породил свою собственную культурную программу действительности, созданную в целях укрепления новых правил строительства коммунизма. В этом смысле, архитектурное творчество, синтезирующее в себе искусство, науку, технику, а также социальный и духовный факторы, явилось не последним вспомогательным звеном, а где-то даже и основной составляющей идеологического соверщенствования социалистической эпохи.
Следуя новым принципам "социального обустройства городов", генеральный план обновляющегося Екатеринбурга-Свердловска строится на перспективных предложениях идеологического характера. Подобные предложения не шли в разрез с социальными потребностями общества того времени, напротив, они способствовали достаточно хорощо продуманной органичной связи городского пространства и социумов в единое целое - полиморфичную и полифункциональную структуру, подлинная ценность которой в упорядоченности и смысловом равновесии всех входящих в нее элементов и систем. Случайность расположения и излищняя стихийность застройки, характеризующие планировку прощлой эпохи, сменяются целесообразностью, планомерностью, устойчивостью и незыблемостью настоящего. Осваиваются новые территории, прокладываются новые динамичные коммуникации - каркас города формируют уже не четыре-пять основных улиц (преимущественно в центре), а множество крупных магистралей, ведущих к производственно-селитебным окраинам.
В русле этих тенденций, при усилении идеологизированного характера в планировке городских пространств, начинается выход за рамки сложившегося генерального плана Екатеринбурга новых районов. Такой подход был предпринят, в первую очередь, для того, чтобы непременно сломать устоявшиеся "капиталистические" стереотипы развития планировочной структуры города, которые еще были достаточно распространены (подчинение города единому центру, развитие основной уличной структуры в центральном районе, пониженное внимание к огромному резервному фонду переферийных районов и т.д.), и, кроме того, для максимального обеспечения жильем возросшего количества населения областного центра. Примерами новых районов могут служить, возникшие во второй половине 20-х годов - Пионерский и Октябрьский жилые районы, жилой район на юго-западе города, а также -гигант начала 30-х годов - соцгород Уралмаш. В планировке этих жилых образований угадывались, модные в то время, идеи "садов-поселков", которые качественно импонировали зародившейся идеологической направленности, провозгласившей известный лозунг: "Все для человека!" и, как нельзя лучше, соответствовали экономической необходимости компактного проживания людей вблизи мест приложения труда, т.е. в непосредственной близости к крупным промышленным предприятиям, становящимся основными семантическими центрами советского города.
Необходимо отметить, что несмотря на слепое отрицание прошлого и безоглядную опору на еще не оформившиеся новшества, организация городской среды велась достаточно традиционными для уральских городов способами. Несмотря на то, что на данном этапе мышление советского человека напрочь освободилось от образности, как таковой, оставив духовное начало в формировании города приоритетом прошлого, - поменяв его на чисто утилитарно-функциональное, символико-идеологическое.
Выделенные в это время, основные типы формообразования пространства, однако, как это ни парадоксально, пытаются сосуществовать в целом с историческими тенденциями, уже заложенными в генеральном плане города ранее и являющимися своеобразным дидактическим материалом. Но, наряду с этим, происходит и некоторая трансформация существующих принципов планировки - и она имеет два полярных момента. С одной стороны - это по ложительные мероприятия по улучшению благоустройства и эстетической обоснованности городского пространства, упорядочиванию и функциональному обустройству коммуникационных систем (улично-дорожной сети, водопровода, канализации и т.п.). С другой - методы проведения подобных мероприятий, которые, как правило, основывались на «полной расчистке земель», а, иными словами, - уничтожении архитектурно-планировочного наследия прошлого. Отпечаток истинного идеологического смысла чувствуется во всем - даже в благих начинаниях. Но ведь каждое сформировавшееся пространство - своего рода событие, каждая форма, объем - уникальность, разрушая их, общество ставит само для себя иллюзорные задачи, в решениях которых оно призвано переосмыслять те или иные места, объекты, их расположение. Однако, зачастую, единожды созданная та или иная пространственная структура, видоизменившись, вместе с" потерей изначально заложенного смыслообраза, теряет и первичную идею привлекательности. А порой, преобразовавшись в качественно новую модель, она продолжает нести прежний смысл, что опять таки чаще всего не в пользу последней. В качестве примера можно привести преобразования церквей и соборов (Вознесенская, Ивановская, Свято-Троицкая церкви, собор Александра Невского), а также прилегающих к ним пространств под здания клубов, музеев, кинотеатров и т.д., путем лишения их своих семантических констант (глав, крестов, алтаря и т.п.) или трансформация одного из городских кладбищ под садово-парковый комплекс (возле собора Александра Невского).
Образ генерального плана Екатеринбурга-Свердловска, усиливающий свое впечатление необыкновенной расширенностью границ в 30-е годы, приобретает конкретную структуру, воплощенную в плане "Большой Свердловск" (авторы: группа архитекторов под руководством СВ. Домбровского).
