Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Философия П. Рикёра: место философско антропологического дискурса 13
1.1. Центральные философские дискурсы воззрений П. Рикёра: исследовательская практика 13
1.2. Проблема периодизации философских исканий П. Рикёра 28
ГЛАВА II. Эволюция воззрений П. Рикёра на «Человека способного» 47
II. 1. Герменевтико-антропологический период: учение о человеческом действии 47
II.2. Аналитический период: основополагающие способности человека ... 70
II.3. Социо-антропологический период: феномен признания 92
ГЛАВА III. Феномен признания в учении о «человеке способном» 111
III. 1. «Путь признания» в реализации основополагающих способностей человека 111
III.2. Признание способности человека помнить и обещать 137
III. 3. Способность признавать и быть признанным 161
Заключение 184
Библиография
- Проблема периодизации философских исканий П. Рикёра
- Аналитический период: основополагающие способности человека
- Социо-антропологический период: феномен признания
- Признание способности человека помнить и обещать
Проблема периодизации философских исканий П. Рикёра
Среди отечественных работ, посвященных философии П. Рикёра, можно встретить разные по характеру и содержанию труды. Большинство исследований российских ученых направлено на изучение отдельных философско-культурологических аспектов творчества П. Рикёра или особенностей его герменевтической философии. Исследовательские мнения чаще всего публикуются в коллективных монографиях, разнообразных сборниках. Частные аспекты философского творчества П. Рикёра (нарративная концепция, мнемоническая и этическая проблематика и др.) представлены в работах Е.В. Петровской [92], Н.В. Мотрошиловой [79], А.Б. Борисенковой [9; 10; 11], И.И. Блауберг [6], Д.А.Аникина [3], В.В. Петренко и И.А. Эннса [89], Ю.В. Сорокиной и Н.В. Малиновской [126], Е.В. Дворецкой [36;37] и др.
По мнению ряда исследователей (СВ. Бацанова [5], Н.И. Андреева [2] и др.), творчество П. Рикёра оказало весомое влияние на становление тендерного направления в гуманитарной науке. Вклад П. Рикёра в развитие тендерных исследований раскрывается также в ряде работ отечественных мыслителей, направленных на анализ различных проблем, актуальных для всего гуманитарного знания: метафора (Н.А. Хорошильцева [139]), внешний облик человека (М.В. Буракова [12]), феномен костюма (М.В. Яковлева [148]), феномен желания (А.П. Мальцева [70]), статус автора текста (А.Ю. Большакова [8]), игровые аллюзии образов художественного произведения (Л.И. Ковалёва [56]), смысловые значения понятия «женщина» (А.В. Коногорова [57]), специфика интерпретации женской прозы (З.Р. Хачмафова [138]) и т.д.
Критическое осмысление герменевтической философии П. Рикёра можно найти в трудах В.Г. Кузнецова [61], Е.Н. Шульги [145; 146], А.Ф. Зотова [47], Н.В. Медведева [73] и др. Конечно, в данных исследованиях затрагиваются и философско-антропологические воззрения Рикёра, включая учение о «человеке способном». Однако обращение к данным дискурсам не становится здесь предметом самостоятельного изучения.
Определим центральные философские дискурсы в исследовании работ Поля Рикёра. К первому направлению изучения работ Рикёра можно отнести труды И.С. Вдовиной, в которых осуществлено аналитическое описание биографии философа, сформирован целостный взгляд на творчество мыслителя, представлен анализ центральных его работ («История и истина», «Конфликт интерпретаций», «Время и рассказ» и др.). Исследования И.С. Вдовиной дают представление о том, как строилась творческая карьера Поля Рикёра, какие учения оказали важнейшее влияние на эволюцию взглядов мыслителя. Отдельно стоит выделить работу «Словарь Поля Рикёра» (2012), в которой систематизирован понятийный аппарат философии Рикёра, важное место отведено кругу понятий, используемых мыслителем в изложении им учения о «человеке способном». Труды И.С. Вдовиной демонстрируют наличие в творческих исканиях Рикёра как философско-антропологических, так и культурфилософских дискурсов: «Одной из главных задач своего творчества П. Рикёр считает разработку обобщающей концепции человека» XX века [20, с. 179]. В ряде работ И.С. Вдовиной отмечается влияние персоналистского учения на воззрения философа, персонализм представляется важным теоретическим контекстом конструирования его идей [21; 24; 26].
Анализируя труды, посвященные творчеству П. Рикёра, необходимо отметить большое количество исследований, в которых затрагиваются различные аспекты герменевтической философии мыслителя. Учёные отмечают важность синтетического характера герменевтики Рикёра. Так, например, А.Ф. Зотов сосредотачивает своё внимание на одной из центральных работ философа - «Конфликт интерпретаций», которая «преследует, прежде всего, позитивную цель, далеко выходящую за рамки истории философии - а именно автор хотел бы осуществить "герменевтический синтез" главных достижений западной философской мысли в исследовании сознания и культуры» [47, с. 757]. Как и многие отечественные исследователи, А.Ф. Зотов отмечает влияние различных философских течений на творчество мыслителя («наследника феноменологической традиции»), в то же время указывает на важность для философа проблемы человека, человеческого бытия. Н.В. Медведев, выявляя различные характеристики герменевтических воззрений Рикёра, подчёркивает важность открытости его философии междисциплинарному диалогу. Учёный также отмечает значение герменевтики Рикёра в вопросе понимания антропологических сущностей: «Ключевая интенция философии П. Рикёра связана с его стремлением понять смысл человеческого существования через обращение к герменевтике, изучающей исторические тексты» [73, с. 253]. Автор наравне с другими исследователями (В.Г. Кузнецов, Е.Н. Шульга и др.) указывает на синтетический характер философского творчества мыслителя.
Многие отечественные исследователи формулируют вывод о необходимости изучения влияния феноменологии на герменевтическое творчество Рикёра. Одной из наиболее ценных работ в данном направлении является статья Т.А. Клименковой, в которой указана связь феноменологических и герменевтических идей мыслителя: «Тот вариант феноменологии, который он предлагал, был почти с самого начала ориентирован герменевтически» [54, с. 15]. В статье также подчёркнута важность влияния религиозного учения на формирование философской антропологии Рикёра, который «считает, что человеческая субъективность в конечном итоге способна к эффектной реализации, но полностью связывает эту реализацию с темой христианского участия в решении судеб мира» [54, с. 16].
О.И. Жукова рассматривает творчество Рикёра в контексте феноменологической герменевтики [44]. Автор акцентирует внимание на идеях мыслителя о персональной идентичности человека. По мнению О.И. Жуковой, рикёровская трактовка феномена самости связана с представлениями философа об этике, коммуникации, нарративе.
Аналитический период: основополагающие способности человека
Своеобразным подтверждением обозначенного выше тезиса являются оценки специалистов (И.С. Вдовиной, Н.В. Хамитова, Э.К. Вагимова и др.). Так, с точки зрения Н.В. Хамитова «воля есть нечто особенное и неповторимое», воля связана с уникальным и неповторимым характером человека [137, с. 161]. По мнению Э.К. Вагимова, «без воли невозможны ни нравственность, ни гражданственность, невозможно вообще общественное самоутверждение человеческого индивида как личности» [14, с. 65].Нельзя не согласиться с И.С. Вдовиной, по мнению которой П. Рикёр отождествляет понятия «воля» и «человеческий опыт» [18, с. 13]. Действительно, воля играет огромное значение в жизни человека, волю необходимо интерпретировать как неотъемлемый атрибут человеческого действия, а, следовательно, инструмент реализации любой способности. А поскольку способность рассматривается Рикёром как имманетный феномен человеческого бытия, то, безусловно, понимание важности воли в жизни человека трудно переоценить. С помощью воли человек контролирует свои внутренние потребности, волевые усилия способствуют индивидуально-личностному становлению каждого человека.
Несмотря на то, что П. Рикёр достаточно подробного анализирует структуру антропологического акта в работе «Волевое и непроизвольное», представляется необходимым остановиться только на ключевых моментах воззрений философа об осуществлении человеком волевого действия, одним из которых является вопрос о процессуальности человеческого акта. Как отмечают многие исследователи (Л.Ю. Соколова [124], Г. Шпильберг [143], Д. Томпсон [206] и др.), Рикёр выделяет в осуществлении волевого акта несколько этапов: решение, усилие (действие), согласие (примирение). Необходимо отметить, что на каждом этапе происходит определённое взаимодействие «волевого» и «непроизвольного» компонентов антропологической природы. Соглашаясь с обозначенными мнениями, отметим, что на каждом этапе осуществления интенционального действия, огромное значение имеет осознание человеком ответственности за свои будущие поступки. Рикёр неоднократно заявлял об особой роли феномена ответственности на последнем этапе реализации волевого действия. Отметим, что философ трактует понятие «ответственность» достаточно широко. Подчёркивая связь между способностями человека к действию и обладанию ответственностью за свои поступки, в контексте учения о «человеке способном» представляется возможным интерпретировать данную дефиницию как принцип соотнесения человеком своих действий с существующими в обществе нормами морали. Забегая вперед, отметим также, что связь между действием и ответственностью, впоследствии будет выделяться философом в качестве важнейшей этической линии в развитии учения о «человеке способном». Здесь же необходимо зафиксировать два важных момента: во-первых, системность изложения центральных идей учения, во-вторых, обращение мыслителя к высоконравственным этическим характеристикам личности уже в самом начале творчества.
Безусловно, реализация интенционального акта предопределяется мыслительной деятельностью человека. При осмыслении феномена решение Рикёр, также как и в анализе других этапов осуществления волевого акта, обращается к традициям рефлексивной философии. С точки зрения мыслителя, осознавая цели своего действия, «я» осуществляет решение, которое помогает ему актуализировать конкретную область исполнения акта, т.е., понять, что оно хочет сделать: «Решение располагает меня как агента в моём стремлении сделать действие» [180, с. 48]. По Рикёру, принимая решение, человек испытывает сильное влияние непроизвольных феноменов -телесных потребностей (например, боль). Именно на этой стадии осуществления волевого акта тесно переплетаются интенциональные и автоматические структуры антропологической природы. В данном контексте трудно не согласиться с точкой зрения Т.А. Клименковой: «При феноменологическом анализе сферы воли Рикёр большое значение отводит роли тела в процессе формирования решения» [55, с. 251]. Отметим также статью Э. Кохэйка, в которой автор подчёркивает весомость мнения Рикёра о том, что именно «в решении проблематика взаимодействия волевого и непроизвольного проявляется наиболее отчётливо» [164, с. 18]. Данные размышления Рикёра, а также приведённые исследовательские мнения способствуют постановке вопроса о взаимодействии волевого и непроизвольного. Отметим, что участие тела в реализации волевого акта на этапе принятия решения, а также роль данного этапа в осуществлении и волевого, и непроизвольного человеческого действия позволяют сформулировать следующий тезис: во взглядах Рикёра на человеческое действие отсутствует непреодолимая демаркация произвольного и непроизвольного действий. Данное обстоятельство даёт возможность говорить о системном подходе исследователя к человеку как субъекту культурно-исторического творчества. Бесспорно, принимая волевое решение (произвольный акт), человек подавляет в себе непроизвольные реакции своего организма (непроизвольный акт), тем самым делая важный шаг навстречу реализации задуманного действия. Данная мысль Рикёра приобретет характер аксиомы в последующие периоды его размышлений о человеке.
Тесное взаимодействие выделенных Рикёром видов человеческого действия, отсутствие оснований придерживаться категоричной демаркации между ними обнаруживается и на этапе непосредственного осуществления антропологического акта. Именно благодаря мышечному усилию осуществляется задуманный акт действия. Результатом этого движения является некое событие, которое, по мнению П. Рикёра, становится возможным потому что, прежде всего, «я планирую это действие» [180, с. 54]. На данном этапе человек испытывает ещё большее воздействие непроизвольных факторов (привычки, инстинкты), на формирование которых оказывает существенное влияние полученное до этого знание.
Социо-антропологический период: феномен признания
Способности людей есть их неотъемлемые права, которые реализуются и без «вмешательства» некого социума: «я» может быть человеком способным и в отсутствие помощи со стороны государства. Это «права, привязываемые к человеку как к человеку, а не как к члену некоего политического сообщества, понимаемого как источник позитивных прав» [109, с. 39]. Однако такая позиция, по словам Рикёра, уязвима, и он придерживается второго варианта, в котором признаётся решающая роль государства в вопросе фундирования прав «человека способного». «Индивид без институционального опосредования представляет собой всего лишь некий эскиз человека, и именно его принадлежность к политическому телу необходима для того, чтобы он раскрылся как человек» [109, с. 40]. Согласно данному варианту, субъект права - это индивид, получивший свой правовой статус посредством институциональных форм государства. По мнению П. Рикёра, именно из стремления простого гражданина воспользоваться социальными условиями, позволяющими ему социализироваться, возникает достаточное требование «для перехода от человека способного к реальному гражданину», т.е. субъекту, реализующему свои способности [109, с. 40]. Представляется необходимым высказать собственную точку зрения по данному вопросу: именно вторая позиция в вопросе определения правового статуса антропологических способностей является более аргументированной. Действительно, реализация всех антропологических способностей предполагает наличие неких условий, благодаря которым осуществляется взаимодействие с другим. Эти условия складываются и поддерживаются государством, издающим различные законы, обеспечивающим следование им на практике. Человек рождается с потенциальными способностями, но они так и останутся потенциальными без поддержки со стороны «институциональных форм». В отсутствии государства «я» будет являться лишь неким «эскизом человека». Данное мнение поддерживается целым рядом исследователей. Так, с точки зрения Г.А. Иванова, «стать субъектом государственности может лишь "могущий" человек (un homme capable)» [48, с. 112]. По мнению Е.В. Дворецкой, «при взаимодействии с социокультурным окружением все способности личности интегрируются и формируют уникальную, оригинальную персональность с индивидуальным характером» [36, с. 5]. Остановимся и на позиции О.В. Иншакова: «Человек институционален по происхождению, поскольку, получая в процессе институции статус социального индивида, он вводится с этим статусом в систему общества» [49, с. 39].
Развивая мысли о юридическом статусе человека способного, П. Рикёр переходит к анализу взаимосвязи между правами и различными способностями «я». Необходимо также отметить рассуждения философа (начатые им в работе «Я сам как другой») о важности государства как регулятора отношений между «я» и другим. Между человеком и другим всегда есть третье лицо - государство. Именно эта тройственная структура благоприятствует осуществлению различных антропологических способностей. Например, речевые способности человека регулируются языковыми правилами. Эти нормы фундируют условия для реализации прав и обязанностей. С одной стороны, по мнению Рикёра, они позволяют людям общаться между собой, но с другой - обязывают уважать каждого человека в речевом общении, соблюдать законные условия диалога. П. Рикёр продолжает развивать мысли о важности диалогического характера речи личности, центральным элементом которой является некое высказывание как феномен обмена фразами между «я» и «ты». Субъект права реализует себя посредствам языкового признания другого, который «в качестве я может обозначать себя как я, когда он говорит. Выражение в качестве я уже возвещает о признании другого как равного мне в терминах прав и обязанностей» [109, с. 35]. Таким образом, философ связывает реализацию права на языковые способности «я» с феноменом признания. Также философ рассуждает о важности искреннего общения, являющегося необходимым условием диалога: «Я ожидаю, что каждый вкладывает смысл в то, что он произносит» [188, с. 35]. Именно эта искренность, по мнению П. Рикёра, служит основой феномена доверия, который, в свою очередь, является институциональным условием межличностных отношений.
Государство, по Рикёру, как регулятор отношений междуя и другим выполняет особую роль при осуществлении способности человека к целенаправленной деятельности. Именно институциональные структуры (как было отмечено выше) контролируют реализацию и последствия антропологических актов. Благодаря способности к действию человек может «вмешиваться» в привычный ход вещей, т.е. создавать некое событие. В осуществлении многих дел, по мнению Рикёра, задействованы «бесконечные» другие. Различные общественные системы координируют эти действия, что выражается в наличии определённых предписаний, регулирующих наши права на действия.
Значение тройственной структуры при реализации способности человека вести повествование может подвергнуться сомнению. Однако повествование, по мнению Рикёра, как подражание окружающей действительности имеет очень сложную структуру и, как правило, включает в себя другие жизненные истории. Таким образом, повествование как всеобщий нарратив, становится общим достоянием, определяющим не только конкретную идентичность, но и идентичность целых народов. В чём же заключается право человека на рассказ? Отметим, что в данном контексте рассказ принимает значение реальной истории, принадлежащей всему человечеству, объединяющей целые народы. Право на рассказ реализуется как право на знание правдивой истории о прошедших событиях, а также обязанность, долг помнить о ней и не искажать её. Думается, что одним из наиболее значимых в философско-юридическом контексте является анализ последней способности - способности быть ответственным за свои действия или выносить моральную оценку своим поступкам
Признание способности человека помнить и обещать
Способности человека к действию и обладание ответственностью за свои поступки, как уже отмечалось выше, находятся в отношении тесной взаимосвязи. В рассуждениях П. Рикёра, изложенных ранее, понятие «ответственность» определялось исключительно как качество потенциальной способности человека, т.е. той стадии, на которой последствия действий человека только обдумываются, а не признаются. Теперь объектом исследования выступает связь признания и самостоятельной способности нести ответственность не только за свои действия, но и за различные объекты, включая другого.
П. Рикёр определяет разные формы признания человеком последствий результатов своих действий, что в более широком контексте предстаёт как ответственность. В философско-юридическом плане признание принимает значение вменяемости. Отметим, что, как правило, философ говорит о вменении (в плане принятия, признания) вины за что-то. «В строго юридическом смысле вменение в вину предполагает совокупность обязательств, устанавливаемых негативным образом в письменном законе путём точного перечисления нарушений, чему соответствует в гражданском праве обязательство возмещать нанесённый ущерб, а в уголовном праве -подвергаться наказанию» [108, с. 103]. Именно тот, кто обязан возмещать ущерб, считается вменяемым субъектом. Рикёр вновь использует метафору «бухгалтерской книги», учитывающей все наши поступки, деяния. «Данная метафора морального досье (record) лежит в основе банальной с виду идеи отчета, а также идеи, с виду ещё более банальной, объяснения в смысле сообщения, рассказывания, в конце прочтения этого странного досье-итога» [108, с. 103]. Идея вменяемости, по Рикёру, связана с последствиями антропологических деяний и затрагивает как моральную сферу (оценка действий как плохих и хороших), так и юридическую (действия справедливые и несправедливые). В этой связи отметим мнение Ю.В. Сорокиной и Н.В. Малиновской: «Для описания существа справедливости П. Рикёр использует вертикальную шкалу нравственных оценок поступков человека, двигаясь по которой, среди различных предикатов мы на определённом уровне достигаем максимально полного отображения справедливости» [126, с. 97]. Отмечая важность данного утверждения, добавим, что Рикёр ещё в аналитический период своего творчества в рамках дискурса несения человеком ответственности за свои поступки акцентировал внимание на некоей иерархии в выборе «я» оценок себя. Именно эта иерархия, как представляется, даёт человеку возможность определять приоритеты в несении ответственности за свои поступки. Стоит также отметить, что в работах П. Рикёра, начиная с первых трудов («Погрешимый человек»), в которых философ изучал феномен воли, и заканчивая исследованием теории признания в сочинениях последних лет, в которых мыслитель рассуждает о существенных характеристиках человека, понятие «вина» встречается очень часто. Данное понятие имеет огромное значение в учении Рикёра о «человеке способном». Если самопризнание действия предполагает удостоверение человеком своих положительных поступков как результата целенаправленной деятельности, то подтверждение вины означает раскаянность в причастности человека к своим отрицательным актам. Человек, наделённый способностями, сам признаёт себя человеком погрешимым. Поэтому вина как отрицательный результат наших действий сопутствует всей (любой) деятельности человека.
Как уже отмечалось выше, самопризнание ответственности (т.е. своей способности) реализуется через заботу о другом человеке: «В плане моральном мы считаемся ответственными за другого человека» [108, с. 105]. Этот другой, являясь существом «уязвим и непрочным» становится, по мысли Рикёра, важнейшим объектом нашей ответственности: «Я несу ответственность за другого, о котором я забочусь» [108, с. 105]. Но почему П. Рикёр в своих рассуждениях об ответственности придавал такое большое значение заботе о ближнем? Как уже отмечалось, философская антропология
Рикёра продолжает персоналистские идеи Э. Мунье. Неслучайно один из параграфов работы «История и истина», где о персонализме говорится прямо и подробно, получил название «Социум и Ближний». Этот ближний (любой человек) является объектом заботы, внимания, проявления милосердия с нашей стороны. Человек должен помнить о своей ответственности за этого другого, благодаря которому он реализует свои способности, а следовательно, существует. Но эта ответственность должна ограничиваться какими-то рамками, так как с её возрастанием увеличивается и риск причинить вред другому человеку: «Именно здесь идея вменяемости вновь обретает свою регулирующую роль» [108, с. 105]. По мнению П. Рикёра, существует зависимость между расширением нашей власти, наших способностей и возможностью причинить урон ближнему. С помощью принципа ответственности можно найти «золотую середину между бегством от ответственности (и его результатами) и инфляцией бесконечной ответственности» [108, с. 105].
Развивая мысли о способности человека нести ответственность, П. Рикёр исследует социальную сферу, в которой разворачивается «борьба за признание», где люди должны взаимопризнавать ответственность в «переходе от чувства оскорбления, ощущаемого как нанесение ущерба самоуважению ... к желанию участвовать в процессе расширения сферы прав субъекта» [108, с. 189]. В данном суждении Рикёр определяет понятие «оскорбление» как умышленное унижение, направленное на понижение уровня самооценки личности (в качестве важного фактора реализации самопризнания). По мнению философа, человек в борьбе за свои права (признание) не должен переходить границ своей ответственности и «оскорблять» другого. Ответственность, с его точки зрения, реализуется в умении участвовать в дискуссиях, выражать своё мнение, контролировать свою речь и действия, стремиться не причинить вред другому, «высказываться разумно и самостоятельно по моральным вопросам» [108, с. 189]. Через признание каждым человеком этих принципов реализуется взаимопризнание. Признание, с точки зрения Рикёра, помогает ввести понятие «ответственность» в институализированную сферу, которая закладывает условия формирования «человека способного». В этой связи заслуживает внимания мнение Н.Ю. Мочаловой, определяющей персонально-идентифицированную личность как «убеждённого в своих правах и возможностях человека с другими людьми, которые подтверждают укоренённость личности в социальной реальности и способствуют её творческому самораскрытию и реализации» [80, с. 101].
