Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Г.И. Гурджиев как уникальное явление в европейской мировой культуре и философии
1. Личность Г.И. Гурджиева и становление его учения 15
2. Место Г.И. Гурджиева в философской антропологии. Влияние мировой философии на творчество Г.И. Гурджиева 36
Глава II. Человек и космологический процесс: единство и разорванность бытия
1. Взаимосвязь человека и Вселенной 54
2. Природа человека в философии Гурджиева 79
Глава III. Движение к подлинной и неделимой сущности
1. Неделимое «Я» как цель существования. Учение о «Четвертом пути» как о смысле человеческого бытия 100
2. Технология личной трансформации (роль танца и медитации в антропологии и практике Г.И. Гурджиева) 120
Заключение 131
Библиография 134
- Личность Г.И. Гурджиева и становление его учения
- Место Г.И. Гурджиева в философской антропологии. Влияние мировой философии на творчество Г.И. Гурджиева
- Взаимосвязь человека и Вселенной
- Неделимое «Я» как цель существования. Учение о «Четвертом пути» как о смысле человеческого бытия
Введение к работе
История философских размышлений о человеке значительна и обширна. В современном философском знании она выделилась в отдельное направление, обозначаемое как философская антропология. Несмотря на определенный опыт, накопленный в этой области, проблем здесь гораздо больше, чем готовых решений. Такое положение в первую очередь свидетельствует о том, что тайна человека продолжает принадлежать к кругу вечных проблем, - под этим тезисом может подписаться большинство исследователей. Отсюда всю историю философской антропологии можно понимать как попытку приближения к раскрытию этой важнейшей тайны. Ведь в зависимости от понимания сущности человека создаются те или иные теории исторического процесса, политические и экономические доктрины, выбор социального идеала, формируются перспективы общественного развития.
Интенсивный процесс конституирования философской антропологии как самостоятельной дисциплины предполагает определение природы человека и выработку особых подходов к её изучению. Сегодня философы располагают некоторой совокупностью знаний в раскрытии и систематизации основных вопросов философской антропологии, но в целом этот процесс еще далёк от фундаментального оформления и носит скорее предварительный характер, хотя уже имеет свою историю.
В конце XIX - начале XX века в мировом философском сообществе все громче стали говорить о проблеме человека в философии. За последние десять тысяч лет истории, писал в 1928 году виднейший представитель философской антропологии XX века Макс Шеллер, наша эпоха - первая, когда человек стал очень проблематичен. Он больше не знает, что он такое, но в тоже время знает, что он этого не знает.
Одной из важнейших причин создавшейся ситуации является использование в западной культуре рационального подхода для определения места человека в мире. Результатом абсолютизации рационализма и полагания
ratio как отличительной особенности человека стало подавление интуитивно-мистического отношения человека с миром и, как следствие, - десакрализация жизненного пространства. Среди других причин - ускоренное развитие науки и проникновение её в различные сферы жизни. Чрезмерная вера в технику, атеизм порождают представления о безграничной власти безличных социальных сил над природой и человеком. Данные обстоятельства имели не только положительные, но и отрицательные моменты, такие как механизация бытия человека, утрата веры и естественного гармоничного взаимодействия с природой. Научно-технический прогресс характеризуется также господством в социуме «массового» человека, приводящим к «варваризации» общества, на что обращал внимание X. Ортега-и-Гассет. Подобные процессы привели к возникновению в XX веке духовного кризиса.
Значительно позже, в последнем десятилетии ушедшего века, этот кризис актуализировался и для отечественной философии. В статье, посвященной антропологическому повороту в современной философии, A.M. Кузнецов связывает с ним реальную потребность в изменении традиционного подхода к проблеме человека. По мнению автора, в нашей стране эта ситуация обусловлена пониманием недопустимости дальнейшего пренебрежения коренными условиями и принципами жизни людей. Помимо этого, длительное воздействие тоталитарного режима и, как следствие, изоляция от мирового научного сообщества породили значительные бреши в области отечественного гуманитарного знания.
Пути выхода из создавшегося положения намечаются по двум направлениям. Это новые оригинальные разработки, предназначенные для решения антропологических проблем, и опора на имеющийся мировой опыт.
Развернувшаяся в антропологии активная спасательная деятельность в полной мере затрагивает и философскую антропологию как один из её важнейших разделов. Задачи данного направления - преодолеть кризис основных антропологических парадигм, страдающих фрагментарностью и доминированием какой-то одной идеи (человек античности природоцентричен.,
человек средневековья теоцентричен и т.д.), и создать целостную концепцию человека. Эта концепция должна включить в себя разработку некоторых общих оснований самого феномена человеческого бытия.
Таким образом, следствием парадигмального кризиса стал повышенный интерес к духовной стороне жизни, природе человека, целям и задачам его существования. Подобная востребованность привела к возрождению «старых» духовных традиций и формированию новых учений, ориентированных на совершенствование и гармонизацию человека. Философия Г.И. Гурджиева оказалась в русле этих тенденций. Одна из основополагающих идей его антропологии - необходимость радикального перехода к новому пониманию человека. В настоящее время опубликованы почти все труды Г.И. Гурджиева, а также немало работ его учеников и последователей. Между тем антропология Гурджиева изучена недостаточно. В мировой и отечественной философии отсутствует обобщающий анализ идей ученого относительно природы и статуса человека, смысла его бытия, моделирования возможного будущего.
Степень разработанности проблемы
Философское наследие Гурджиева не является разработанной академической системой воззрений. Одно из основополагающих произведений философа «Беседы Вельзевула со своим внуком» написано в символической, метафорической манере. Детальное изложение собственного учения осуществлялось Гурджиевым на лекциях в Институте гармоничного развития человека и в разного рода публичной деятельности: выступлениях перед слушателями в зарубежных поездках, в беседах со своими учениками. Именно поэтому, обращаясь к степени разработанности темы данной диссертации, необходимо отметить, что первыми исследователями творчества Гурджиева были его ближайшие ученики и соратники. По их произведениям мы по большей части и судим о творчестве мыслителя.
Впервые учение Гурджиева в нашей стране было представлено работами его ближайшего ученика П.Д. Успенского. Писатель, психолог и
б философ П.Д. Успенский является автором трудов «Новая модель Вселенной», «Психология возможного развития человека», «Четвертый путь», в которых, опираясь на идеи Гурджиева и комментируя их, он предлагает новые подходы к пониманию человека.
В своих работах философ объясняет, что существующий мир является лишь частью общей системы, недоступной для восприятия обычного человека. Способ постижения целостности мира называется по-гурджиевски «Четвертый путь». Успенскому принадлежит разработка и систематизация этого пути. В целом антропология Гурджиева в интерпретации Успенского носит ярко выраженный психологический характер.
Примерно на тех же философских позициях находится другой ученик Гурджиева - доктор Морис Николл, также систематизатор идей учителя, начавший свою работу еще при жизни Гурджиева. В работе «Психологические комментарии к учению Гурджиева и Успенского» в пяти томах он изложил основные положения уникальной гурджиевской системы знаний о фундаментальных законах бытия и психологии возможного самосовершенствования человека.
Ученик и фактически приёмный сын Успенского Родни Коллин в своих трудах ставил задачу соединить идеи учения Гурджиева и Успенского с новейшими открытиями науки и рассчитать циклы, которые управляют Вселенной. Его работа «Теория вечной жизни» посвящена проблемам смерти, реинкарнации и рождения души и духа. В других трудах - «Вестник гармонии» и «Теории небесного влияния» - Родни Коллин касается важнейших вопросов человеческого существования, соотнося их с проблемами Вселенной.
Труды еще одного из ближайших друзей и сподвижников Гурджиева и Успенского - Бориса Муравьева - благодаря поразительной глубине и исчерпывающей ясности изложения метафизических и психологических аспектов учения не имеют равных в современном гурджиеведении. Три тома под общим названием «Гнозис» сформированы в виде трех циклов — экзотерического, мезотерического (срединного) и эзотерического. Три части первых двух томов
называются «Человек», «Вселенная», «Путь». Они посвящены описанию общей картины мироздания в строжайшей взаимозависимости его законов, единстве составляющих и пронизывающих его аспектов, планов, этапов проявления — от Абсолютного до атомарного, от минерального до исторического, от клеточного до духовного. Человек и Вселенная предстают в этой картине в неразрывной связи и становлении. Но в отличие от идей в предыдущих изданиях других авторов, это становление у Муравьева не заканчивается утверждением «Четвертого пути», а имеет продолжение в виде «Пятого пути», или так называемой «рыцарской любви». Под «рыцарской любовью» автор имеет в виду взаимоотношения мужчины и женщины, которые суждены друг другу от века, В работе прослежены и описаны все возможности, которые открывает их встреча, сулящая обоим «второе Рождение» и воссоединение в Андрогине как залоге личного и - в пределе - всемирного Спасения.
Джон Годолфин Беннетт познакомился с Гурджиевым в 1921 году в возрасте 25 лет и настолько увлекся его учением, что сделал его стержнем и основным содержанием своей жизни. Беннетт является самым плодовитым интерпретатором идей учителя. Свои воззрения, автор изложил в целой серии публикаций. В работе «Гурджиев - путь к новому миру» Беннетт постарался прояснить идеи и методы Гурджиева, которые он использовал для того, чтобы передать их последователям.
«Общины нового века» произведение Беннетта, которое является попыткой обратить наше внимание на «знаки грядущих времен», которые мы по-прежнему не умеем читать. Эти знаки трудных времён видны уже повсюду, и Беннетт обращает внимание читателей на необходимость Работы, правильно понимаемой и безупречно осуществляемой. Помимо этого Беннетт пишет о необходимости приобретения навыка совместной работы, общего служения, вместо эксплуатации друг друга. Еще более важно понять, считал философ, что человек такой, какой он есть, - беспомощно плывет по течению жизни, и нет никакой возможности изменить ситуацию, находясь на данном уровне существования. Мы должны заставить себя взглянуть туда, куда привыкли не
смотреть, и на более высоком, чем наш, уровне, искать путь спасения не только самих себя, но и всей нашей планеты.
«Семь направлений Работы» Беннетта - рассказ о результатах применения автором в группах гурджиевской системы гармоничного развития человека. Эта система, по мнению Беннетта, имеет синергетический характер. Термин «синергия» обозначает «дух совместной работы» и был введен автором для описания главной идеи Новый эпохи, которая должна вытеснить эгоцентрические тенденции последних двух тысячелетий.
В фундаментальном четырехтомном труде «Драматическая Вселенная» Беннетт обобщает идеи гурджиевского учения. Одним из важных аспектов работы является детальное разъяснение понятия «понимание» с выделением в нем интегративной, комплементарной и синергетической стадии.
В работе «Секс. Связь между сексом и духовным развитием» Беннетт говорит о том, как половая энергия влияет на работу нашего организма и физического тела, и о той роли, которую она играет в трансформации энергий, определяющих наше бытие. По мнению автора, секс оказывает огромное влияние на нашу жизнь, однако мы очень плохо понимаем эту силу с точки зрения знания о человеке. Отбросив «старую мораль», мы в значительной степени оказались в вакууме; свободные от правил и запретов, мужчины и женщины стремятся достичь ставшей еще более иллюзорной удовлетворенности жизнью в сексе. Результатом становится презрительное отношение к сексу или бездумная распущенность. Исправить это положение, считает Беннетт, можно только в том случае, если поставить перед собой цель проникнуть глубже в самих себя, и развивать в себе более глубокие стороны нашей натуры. Это движение вглубь собственного бытия и есть истинная Работа над собой, которой учил Гурджиев, и которая стала краеугольным камнем в объяснении значения секса Беннеттом.
Басараб Николеску, автор многочисленных научных статей, основатель и президент Международного центра междисциплинарных исследований во Франции, в работе «Гурджиевская философия природы» производит поиск и
сравнение результатов и идей между современной наукой и той философской системой, которую принес в мир Г.И. Гурджиев. Б. Николеску отмечает, что поиск истинного соотношения между наукой и подобными сферами знания мог бы оказаться ценным. И такую связь он видит и прослеживает в философии природы.
Работа Питера Брука «Тайное измерение» посвящена тому, как учение Гурджиева при помощи древнейших хореографических методов способно устранить раскол между наукой и искусством. Именно это знание, по мнению автора, способно вывести нас из ледяного мира механики и бихевиоризма во Вселенную, где всему есть свое место.
Чарлз Т. Тарт, один из авторитетнейших трансперсональных психологов XX века, одну из книг - «Внутренний свет» - посвятил учению Гурджиева и тому влиянию, которое оно оказало на его концепцию. В ней, в частности, описаны методы, способствующие достижению просветления сознания.
Кетлин Риордан, доктор психологии Колумбийского университета, была связана с творчеством Гурджиева всю свою жизнь, она является автором книги «Гурджиев», которая представляет собой краткое изложение основных идей системы Гурджиева с точки зрения психологии и психопатологии, и анализ состояния человека, осознающего свои возможности, судьбу в полной мере.
Первое в России оригинальное и систематическое отечественное исследование жизни и творчества Г.И. Гурджиева и П.Д. Успенского проведено профессором МГУ А. Ровнером и изложено в книге «Гурджиев и Успенский».
Авторы И.В. Нежинский, М. Мейлах, В.Розин, В.Крылов на страницах современной периодической печати описывают некоторые аспекты учения Гурджиева. И.В. Нежинский, в частности, отмечает, что суть учения «заключается не в "технической" стороне и методах, а в той метафизике, которая лежит в основе системы, и в той глубинной психологии, которая формирует стратегию пути к целостности бытия»
Нежинский И. Эзотерическое христианство Г. Гурджиева // .
Таким образом, творческое наследие Гурджиева более изучено зарубежными исследователями, но и в нашей стране ему уделяется все больше и больше внимания. Разные авторы осмысливают различные аспекты учения, и именно этим ценны и интересны их работы.
Основная трудность при изучении творчества Гурджиева состоит в том, что ни концептуальный, ни практический разделы его учения не были подробно, полно, научным языком прописаны им самим. При жизни философа его творчество в основном существовало в качестве устной традиции, формировавшейся в процессе обучения им своих учеников. В дальнейшем именно ученики детально разработали и интерпретировали те идеи, которые были почерпнуты ими во время обучения в институте или личного общения с Гурджиевым. Благодаря их трудам философия Гурджиева представляет собой не просто разрозненные идеи, а целостное явление, части которого были соединены его сподвижниками глубоко и согласованно.
Вместе с тем до сих пор не было предпринято обобщающего целостного исследования антропологии Гурджиева, выраженной как в теории и практике, так и в интерпретации его учеников. Это и стало темой данной диссертации.
Цель и задачи работы
Основная цель настоящей работы состоит в выявлении философско-антропологических идей в творчестве Гурджиева и оценке их роли и значения в культуре.
Общая цель работы конкретизируется следующими поисковыми задачами:
проанализировать биографические и личностно-характерологические предпосылки возникновения философской антропологии Г,И. Гурджиева;
рассмотреть социально-культурную и философскую атмосферу западной Европы конца XIX - начала XX века и её роль в формировании направления духовных поисков Гурджиева;
исследовать проблему взаимоотношений человека и Вселенной в творчестве Гурджиева;
выявить основные идеи относительно природы человека в философии Гурджиева;
показать роль концепции «Четвертого пути» в антропологии Гурджиева и основные методы её практической реализации.
Объект и предмет исследования
Объектом исследования является учение Гурджиева и его развитие в трудах наиболее значительных его учеников - Дж. Беннетта, П. Успенского, М. Николла, Б. Муравьева; предметом исследования - философская антропология Гурджиева.
Методологические принципы и методы исследования
Методологической основой диссертации является общефилософский диалектический метод. Он позволяет обратить внимание на многослойность, разнообразие и неоднозначность учения Гурджиева, и в то же время служит импульсом к дальнейшему развитию некоторых его идей. Общефилософский метод исследования дополнен научными и философскими методами и принципами. Так, биографический метод выявляет влияние биографии Гурджиева на становление его интересов, ценностей, выбор ориентиров духовного поиска. Герменевтический метод позволяет проникнуть в сущность содержания текстов Гурджиева и их интерпретацию учениками. Сравнительный анализ показывает общие черты и тенденции в представлениях Гурджиева и философских, и научных воззрениях его учеников и других философов. Это дает возможность вписать философскую антропологию Гурджиева в контекст современных философских знаний, увидеть её роль и значение в нашу эпоху.
Научная новизна исследования
1. Исследованы социокультурные предпосылки, оказавшие влияние на становление самобытной личности Г.И. Гурджиева.
^ 2. Показана та роль, которую сыграла западная культура в становлении и
принятии идей Гурджиева. Определено место Г.И, Гурджиева в философской антропологии.
3. Сделан обобщённый анализ взаимосвязи человека и Вселенной в
антропологии Гурджиева.
4. Раскрыты особенности природы человека по Гурджиеву.
. 5. Проанализированы и обобщены методы «Четвертого пути».
6. Показаны смысл и значимость эвритмии как сакрального средства достижения более высокого уровня сознания.
На защиту выносятся следующие тезисы:
1. Становление Гурджиева как философа во многом было
предопределено ранним стремлением к самореализации, уникальным
щ географическим положением места рождения, в котором были сосредоточены
философские, религиозные и мистические учения разных времён и народов, и возможностью очень рано к ним прикоснуться, а также пройденным Гурджиевым жизненным путём.
2. Учение о человеке Гурджиева находится на уровне ведущих
антропологических тенденций XX века. В нём обнаружены идеи, близкие
парадигме самости (К.Г. Юнг) и пафосу философии существования (Ж.-П.
Сартр, X. Ортегга-и-Гассет, А. Камю, М. Хайдеггер и др.)- С теорией
щ индивидуации Юнга антропологию Гурджиева роднит огромная роль и
значение психологических аспектов совершенствования человека. С философией существования - обостренное чувство проблем человеческого существования, поиски выхода из духовного тупика, обретение смысла жизни. Антропология Гурджиева близка по своим взглядам также теософии Е.П. Блаватской и А. Безант, антропософии Р. Штайнера и взглядам Раманы Махариши.
3. Связь человека и Вселенной, по Гурджиеву, - константа
Щ антропологии. Человек является ее органической составляющей частью, он
должен рассматриваться в контексте всей совокупности жизни космоса. Как космическое существо, человек един со всей Вселенной. В реальности он чаще всего даже не представляет о других уровнях бытия и своих потенциальных возможностях. Именно поэтому, несмотря на единство, совместное бытие с космосом практически разорвано и является лишь потенциальным. Но именно связью человека и космоса в Гурджиевском учении обусловливаются цели, задачи и возможности существования человека.
Антропология Гурджиева включает в себя целый комплекс идей: учение о категориях, о центрах и их проявленном и непроявленном функционировании, учение о сущности и личности. Эта философия определяет человека как существо, способное к непрерывному развитию, природа которого проявлена лишь частично. Понимание человека как «многомерного» существа, аспекты которого практически не развиты и на сознательном уровне отчуждены друг от друга, закономерно предполагает стремление к осознанному обретению целостности.
«Четвертый путь» — это совокупность целенаправленных усилий, включающих в себя теорию и практику, которые при надлежащем их осуществлении должны способствовать развитию человека. Методы развития (самовоспоминание, самонаблюдение, самоосознание, шоковых воздействий и т.д.), которым обучал мыслитель, должны освободить человека от груза природных и социальных законов, влияющих на его формирование, и дать возможность уйти от ограничений природы, входить в различные состояния сознания, открывающие новые горизонты понимания.
6. Ритуальные танцы и ритмические упражнения (эвритмия) составляли
важную часть гурджиевских методов самосовершенствования. Сакральный
танец является не только средством для выражения чувств, но также и
средством изменения сознания и достижения его более высокого уровня за счёт
слаженной работы сразу трёх центров человека - двигательного,
эмоционального, интеллектуального.
Научно-практическая значимость работы
#
*
Материалы диссертации позволяют дополнить философскую антропологию как дисциплину и направление философии идеями Гурджиева в этой области. Они могут быть использованы в курсах преподавания философии, философской антропологии, истории философии.
Апробация работы
Отдельные положения диссертационного исследования обсуждались на секции «Философская антропология» ГО Всероссийского философского конгресса. Материалы работы использовались при проведении семинаров по истории философии и философской антропологии на философском факультете Южно-Российского гуманитарного института. Некоторые проблемы природы человека, «Четвертого пути», гурджиевского «Института гармоничного развития человека» нашли отражение в опубликованных статьях и тезисах.
Структура работы
Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
|. Глава І. Г.И. Гурджиев как уникальное явление в европейском мировой
культуре и философии.
1. Личность Гурджиева и становление его учения
Странное, смешанное ощущение надежды и страха рождается вместе с осознанием того, что на наших глазах наступает загадочная, сложная и
ф удивительная пора очередной смены эпох. Сколько раз история уже видела, как
умирают царства, установления, обычаи, мнения и взгляды и как на их месте рождаются новые, в свою очередь подверженные смерти и подчиненные неумолимому закону циклов.
Древние мудрецы Востока и Запада учили, что история повторяется, что она проходит в своей эволюции как периоды относительно спокойного существования и развития культур, так и переломные точки, моменты смены
щ эпох. Все эти точки поворота имеют схожие черты: появляются толпы новых
«мессий» и новые религиозные секты, многочисленные направления авангардного антиэстетического искусства — своеобразной формы протеста против существующих правил; возникают новые научные и псевдонаучные теории. Среди этого многообразия встречаются подлинные жемчужины, которые нелегко разглядеть в окружающем хаосе. Уходящее старое сражается с новым, которое еще только возникает. В такие моменты происходит множество войн, государства дробятся на враждующие области; умирающие формы
щ религии и культуры, как бы предчувствующие скорую гибель, становятся еще
более догматичными и жестокими. Спокойное и логическое течение истории сменяется беспорядком, то, что казалось прочным и долговечным, рушится в одно мгновение, а ветер истории сметает все привычное, не оставляя растерянным людям никаких точек опоры, ничего постоянного, чему можно было бы верить.
Но есть то, над чем не властно даже само время. Это те великие идеи и мечты, которые в каждой эпохе пробивают себе дорогу, чтобы найти приют в
Щ сознании и сердцах людей. Философия истории учит, что именно в моменты
^ смены эпох, в моменты наибольшего хаоса в мир опускаются архетипы и
модели новых времен, которые находят пристанище в умах и сердцах тех, кто среди окружающего шума не потерял способность слышать и видеть. Тогда и рождаются люди - носители и выразители этих идей. На первый взгляд, это существа не от мира сего, не от времени своего. Великие мечты, проводниками и вестниками которых они являются, приоткрывают им, новые дали, вне границ
ф времени и пространства, жизни и смерти, далеко за пределами настоящего. Они
способны увидеть в хаосе знамения нового и среди умирающих преходящих форм видеть и провозглашать древнюю мудрость. Ибо они знают, что за разнообразием форм скрываются одни и те же вечные законы, которые существовали и будут существовать, пока жива Вселенная, и которые просто меняют свой облик от эпохи к эпохе, от культуры к культуре. Вдохновляясь этими идеями и создавая в соответствии с ними новые формы познания и новые
10 модели жизни, эти необыкновенные люди своим сознанием уходят далеко в
будущее, видят его и в какой-то мере уже живут в нем, плотским телом все еще оставаясь в своей эпохе, среди своих современников.
Жить в старой эпохе для них означает пытаться донести до своих современников частицу того нового времени и нового сознания, в которое так или иначе, рано или поздно придется шагнуть всем. Это значит - вызывать на себя всю разрушительную силу страстей, сопротивление всех тех, кому выгодно оставаться там, где был, и думать так, как думал. Это значит -
щ сталкиваться и сражаться с огромной силой ненависти, злобы, догматизма,
лицемерия и эгоизма одних и с силой неведения, инерции, тупости, безразличия и пассивности других.
Их судьба - это постоянная борьба, и борьба не только за то, чтобы самому не быть разорванным на куски силами зависти, догматизма и злобы, но и за то, чтобы идея, носителями которой они являются, не была пресечена в самом начале, прежде чем она успеет укрепиться, обрести плоть и пустить корни в плодородную почву сознания тех, кто мог бы её понять. В целом, это
Ш невероятно сложная и трудная задача, но именно её решению посвятил свою
жизнь один из интереснейших философов XX века Григорий Иванович Гурджиев.
Кавказский человек, полугрек, полуармянин, странствовавший много лет по Востоку, он появился в центре России между 1911 и 1913 годами. К этому времени ему было около сорока лет. За спиной у него была сложная жизнь, разобраться в которой пытались многие биографы. Сам он сделал все возможное, чтобы замести все следы, и перемешать факты с легендами и аллегориями, а иногда просто с абсурдом и анекдотами. В результате он предстал перед современниками и любознательными потомками в виде некоего мифического существа — кентавра или химеры, у которого одна только внешняя сторона поддается обозрению, но его главная составляющая остается за скобками. При этом то, что Гурджиев обладал необычными знаниями и качествами, не вызывает сомнения у всех, знакомых с его биографией. В данном случае речь идет об объеме его личности и знаний, значительно превышающих обычные даже по меркам ярких и талантливых российских, французских и английских интеллектуалов начала XX века. Для П, Успенского - известного русского писателя, путешественника и исследователя "чудесного", встретившегося с Гурджиевым в 1914 году, он был источником высшего знания и представителем того высшего человечества, поиск которого составил цель и смысл всей его жизни. Для других он был соблазнителем женщин, поработителем мужчин, лжепророком и самим дьяволом. Гурджиев немало поработал, чтобы создать свой двоящийся образ, который был одновременно раздражителем и соблазном для многих. Чтобы отдать должное Гурджиеву и представить во всем его истинном значении, потребовалось бы очень объемное исследование, в котором бы отразились и духовные запросы современного сознания, и та глубина, с какой лекции и книги Гурджиева отвечают на эти запросы. В ограниченных рамках диссертации попробуем прикоснуться к этим проблемам.
Прежде всего, немного о том, где, когда и как проходило становление будущего философа, какие моменты этого процесса оказали на него наибольшее влияние.
Гурджиев родился в городе Александрополе (ныне город Гюмри, территория Армении) в 1877 году, когда эта местность входила в состав Российской империи. «Гюрджи» - по-турецки «грузин», житель Кавказа. Фамилию Гюрджиев или Гюрджян носят многие греки, переселившиеся из Грузии и других областей по ту сторону гор Кавказа на территорию Армении. По сей день существует обширная колония греков в районе озера Халка (юг Грузии). Мама Гурджиева армянка, папа малоазийский грек. Уже в раннем детстве отец, большой знаток сказаний и песен древности, спел Георгию историю о почти мифической фигуре. Речь идет о Гильгамеше, герое самого древнего эпоса, известного истории культур, герое, который отправился в путь за далекое море, чтобы достать «цветок как тёрн», дающий бессмертие. Именно такой цветок бессмертия (который в сказках и преданиях превратился в «аленький цветочек») Гильгамеш пожелал принести своему народу. Впоследствии Гурджиев прочел содержание этой песни в одном из научных журналов, где были опубликованы данные археологических раскопок -клинописные таблички, найденные среди развалин древнего Вавилона. Этот факт убедил его в том, что существует «устная традиция», независимая от официальной науки, которая сохраняется не хуже официальных документов и таблиц и делает наиболее правильные акценты на содержательных аспектах знаний. Яркие примеры подобного рода певец древнегреческих сказаний Гомер, славянский Боян, автор "Слова о полку Игореве", и др.
Следующим существенным и влиятельным фактом биографии было то, что детство Гурджиева прошло в местечке Каре, находящемся в области, где была возможность найти ответы на поставленные любознательным юношей вечные вопросы или, по крайней мере, ключи к ответам на них. Дело в том, что юный Гурджиев имел доступ к «святая святых» - неким почти тайным философским, религиозным, мистическим организациям, существовавшим в
районе его проживания. Они возникли благодаря историческим событиям, имевшим место в этих краях, и не были доступны простому человеку. В них будущий философ мог изучать христианские, ассирийские, исламские и даже зороастрийские первоисточники, что, безусловно, формировало его мировоззрение.
Кроме этого, ряд экстраординарных событий и влияний, произошедших с Гурджиевым в детстве и юности, послужил отправным толчком для его путешествий и странствий в «поисках чудесного». Среди всех замечательных людей, с которыми его сведет судьба, особое место занимает общение с отцом, оказавшим огромное воздействие на развитие сына.
Гурджиев был убежден в глобальной роли влияний, которые человек получает в период становления. Он вспоминает по этому поводу: «Как только во мне появились признаки более или менее правильного понимания, отец помимо всего прочего начал рассказывать мне всевозможные сказки, которые всегда заканчивались рассказом о некоем хромом плотнике по имени Мустафа -непревзойденном мастере, знавшем, что и как нужно делать, и даже однажды смастерившем летающее кресло. Такими методами, равно как и другими "постоянными процедурами", мой отец воспитывал во мне - помимо желания стать таким же мастером, как и сказочный Мустафа, неустанное стремление смастерить что-нибудь новенькое. Все мои детские игры, даже самые простые, обогащались моим воображением - я казался себе человеком, который делает все не так, как обычно, а по-особенному» .
Не менее важным в его жизни был факт встречи с настоятелем Карского военного собора отцом Боршем. Как отмечает Гурджиев в книге "Встречи с замечательными людьми", Борш был незаурядным человеком, увлекался наукой (химией, астрономией, археологией, историей культур), занимался музыкой, играл на скрипке, сочинял священные песнопения, многие из которых стали популярными в России. Именно этот человек взялся быть попечителем в деле образования молодого человека. Гурджиев приводит основные принципы
Гурджиев Г. Встречи с замечательными людьми. М., 2001. С. 316.
отца Борша, которые тот сформулировал для юноши: «Для того чтобы в ответственном возрасте (для мужчин - между 20-м и 23-м годами, для женщин -между 15-м и 19-м годами) человек мог быть действительно человеком, а не паразитом, его образование должно неизменно основываться на следующих десяти принципах:
Вера в получение наказания за неповиновение. Надежда получения награды только за заслугу. Любовь к Богу, но безразличие к святым. Угрызение совести за дурное обращение с животными. Страх огорчить родителей и учителей. Неотвращение к червям, змеям и мышам. Радость довольствоваться только тем, что имеешь. Печаль от потери доброжелательности других. Терпеливая выносливость к боли и холоду. Старание рано зарабатывать свой хлеб. Эти принципы отличаются от традиционных христианских заповедей, но они заложат основу характера»3.
«Одной из особенностей моего отца, - вспоминает Гурджиев, - было следующее: как только он замечал, что я осваивал какое-нибудь ремесло до такой степени, что начинал его любить, он тут же заставлял меня бросать его и браться за другое. Как я выяснил позднее, целью его было не обучить меня множеству ремесел, а развить в себе способность преодолевать трудности, появляющиеся у человека в ходе выполнения любой работы»4.
Вот такими довольно оригинальными взглядами на образование отец и первый учитель готовили Гурджиева к зрелому возрасту, зародив в его природе определённую субъективную особенность.
Другим человеком, «замечательно» повлиявшим на Гурджиева, был Богачевский, или отец Эвлисий, окончивший свои дни помощником наместника монастыря Ессейского братства, находящегося вблизи Мертвого моря. Согласно преданию, в этом братстве «Иисус Христос получил благословение на свое подвижничество» (современные данные подтверждают тесную связь первых общин Иисуса с кумранскими школами эзотерического
Гурджиев Ґ. Встречи с замечательными людьми. С. 75. Там же. С, 317.
^ иудаизма). «Я встретил Богачевского первый раз, когда он был молодым
человеком и, окончив курс в русской богословской семинарии, ожидал рукоположения в священство и был дьяконом в военном соборе в Карее», -вспоминал Гурджиев5.
Богачевский обладал уникальным знанием различения субъективной и объективной морали: объективная мораль, говорил он, установлена жизнью и
щ заповедями, данными нам самим господом Богом через его пророков, она
становится основанием для формирования в человеке того, что называется совестью. И этой совестью объективная мораль, в свою очередь, поддерживается. Объективная мораль никогда не изменяется - она может только расширяться с течением времени. Что касается субъективной морали, она изобретена человеком и потому является относительным понятием, различаясь для разных людей и разных мест и находясь в зависимости от
щ субъективного понимания добра и зла, господствующего в данный период.
Будущий отец Эвлисий наказал Гурджиеву жить и действовать согласно внутреннему убеждению, не следуя ухищрениям «общепринятых условностей»: «Вы должны знать не то, что ваше ближайшее окружение считает хорошим или плохим, а действовать в жизни, как ваша совесть приказывает вам. Неоспоримая совесть всегда будет знать больше, чем все книги и учителя вместе взятые. Но пока, до того, как сформируется ваша собственная совесть, живите согласно заповеди нашего учителя Иисуса Христа:
щ "Не делайте другим то, чего вы не хотели, чтобы они делали вам"»6.
В юности Гурджиев весьма серьезно заинтересовался сверхъестественными явлениями, но, даже погрузившись в книги и общаясь с учеными, он не мог найти объяснения многим вещам, очевидцем которых ему случалось быть. Он стал искать ответы в области религии: «Я посещал различные монастыри и повидал людей, о чьей набожности я слышал, читал Священное писание и жития святых и был даже в течение трех месяцев
»
Гурджиев Г. Встречи с замечательными людьми. С. 77. 6 Там же. С. 99.
прислужником известного отца Евлампия в монастыре Санаин. Также я совершил паломничества к большинству святых мест различных вер в Закавказье»7.
Гурджиев много вобрал в себя, особенно из христианских монашеских источников. Позднее, когда он сам начал учить, его спросили об отношении системы саморазвития, которую он предложил ученикам, к христианству. «Я не знаю, что вам известно о христианстве, - ответил Гурджиев, подчеркнув последнее слово, - и потребуется много разговоров в течение долгого времени, чтобы выяснить, что вы понимаете под этим словом. Но ради тех, кто уже знает, я скажу, что это, если угодно, эзотерическое христианство»8.
Будущий философ имел значительное знание христианского ритуала и практики, которую он реализовал в Карее. Сферой его интересов были также древний символизм, литургии, техники ритмического дыхания и мысленные молитвы, которые были обязанностью религии ортодоксального монаха. Однако, несмотря на богатства его родной земли и религиозные традиции, в которых он рос, он вовсе не был удовлетворён прогрессом в своём понимании основного вопроса, который он поставил себе: о точном значении жизненного всеобщего процесса на земле и, в особенности, цели человеческой жизни. Для более удовлетворительного ответа он отправился на поиски знания.
Дальнейшие приключения Гурджиева, его встречи с удивительными людьми, разделившими с ним трудности поисков и усилий, можно найти в книге «Встречи с замечательными людьми», т.е. с теми, кто «выделяется из всех окружающих изобретательностью своего ума и кто знает, как быть сдержанным в проявлениях, которые исходят из его природы, и в то же время ведет себя справедливо и терпимо по отношению к чужим слабостям» (Погосян, Абрам Елов, Юрий Любоведский, Еким Бей, Петр Карпенко, профессор Скридлов и др.),
Гурджиев Г. Встречи с замечательными людьми. С. 102. Успенский П. В поисках чудесного. СПб., 1992. С. 121.
В конце концов, Гурджиев нашел то, что он искал, хотя за это ему пришлось заплатить многим... Успенский пишет в книге «В поисках чудесного»: «О школах, о том, где он нашел знание, которым, без сомнения, обладал, он говорил мало и всегда как-то вскользь. Он упоминал тибетские монастыри, Читрал, гору Афон, школы суфиев в Персии, Бухаре и Восточном Туркестане, а также дервишей различных орденов; но обо всем этом говорилось очень неопределенно»9.
Во главе группы «Искатели истины» в возрасте 22 лет Гурджиев отправляется в экспедицию по странам Востока (Индия, Афганистан, Туркестан, Египет, Тибет, страны Ближнего Востока). Некоторое время он обучался в системе, связанной с суфийским орденом Накшбанди. В Бухаре он встречается с членом Сармунгского братства, монастыри которого находятся в неприступных горах Средней Азии (на территории Афганистана). Здесь Гурджиев собирает воедино и синтезирует все, что он приобрел за годы обучения и странствий и приходит к мысли о необходимости предпринять реальные практические шаги с целью передачи накопленных знаний.
В 1912 году Гурджиев появляется в Москве и Петербурге, выступая с лекциями и создавая группы людей, заинтересованных в работе над собой.
Идея учительства, традиционная для Востока, на Западе воспринимается, мягко говоря, плохо, а чаще не принимается вовсе. Слово «учитель» на Западе ничего не говорит, никаких ассоциаций не вызывает, для многих суть его расплывчата, туманна, а зачастую и подозрительна. В соответствии с традиционными Восточными понятиями, функция учителя не ограничена процессом обучения неким доктринам, а роль ученика не предполагает лишь их запоминание. Ученик буквально впитывает в себя предлагаемые знания, в результате чего преображается, становится другим человеком. Учитель пробуждает в своих учениках, для которых служит примером, новую личность. Он создает своим ученикам условия, в которых они
9 Успенский П. В поисках чудесного. С. 43.
^ через собственный опыт, кто насколько может, переживают, а не зазубривают
знания. Таков истинный смысл учительства Гурджиева.
Для многих людей встречи с таким учителем были серьезным испытанием. В его присутствии любое поведение казалось искусственным. Индифферентность или, наоборот, экзальтированное воодушевление - всё в первый же момент встречи с Гурджиевым блекло и рушилось, после чего
ф обнажалась истинная сущность человека: оказываясь беспомощным и
беззащитным, он видел себя таким, каков он есть на самом деле.
Очень немногие могли вынести этот страшный, безжалостный эксперимент, для большей же части осознание своей сущности оказывалось непосильным бременем. Такие не прощали Гурджиеву его прозорливости, они уходили и, выпадая из поля зрения учителя, тут же начинали истово оправдывать себя.
^ Именно подобные эксперименты и породили множество
фантастических легенд о Гурджиеве. Его самого эти легенды забавляли. Порой он заходил так далеко, что провоцировал дилетантов, искателей «чудес», не способных понять истинное значение его поисков, на создание небылиц вокруг своего имени. В доказательство этого следует сказать, что многие эпизоды его произведений, при всем их глубокомыслии, написаны временами с насмешкой, иногда откровенно издевательски, а порой вообще напоминают отлично сработанную мистификацию, оставляя сомнения относительного того, было ли
ф вообще все описанное Гурджиевым на самом деле. И эту мысль подбрасывает
сам автор, который не только не отрицает, а постоянно повторяет, что единственным источником, подтверждающим достоверность его похождений, является он сам. Любой слушатель или читатель сразу поймет, что всё в них -выдумка, но выдумка, соответствующая истине, хотя и состоящая из эпизодов, невероятных в реальной жизни. Интерес читателя или слушателя пробуждается и усиливается в результате ясного и точного понимания автором психики самых разных людей; он сам с любопытством следит за тем, как постепенно,
# эпизод за эпизодом, разворачивается повествование.
Что же до тех, кто знал, как нужно подходить к Гурджиеву, тех, для кого встреча с ним становилась поворотным моментом в жизни, то их рассказы о совместных опытах и изысканиях вызывали только смех. Вот почему так редки работы о Гурджиеве, написанные его учениками.
Однако то влияние, которое он оказывал - и продолжает оказывать, неразделимо с личностью самого Гурджиева как человека. Отсюда вполне закономерен интерес к нему самому и к его жизни хотя бы в общих чертах.
В практических моделях обучения, какие предлагает Гурджиев, нет образцов для внешнего копирования, в них - новый взгляд на жизнь, он прямо затрагивает нас и вводит в состояние предвкушения реальности совершенно нового порядка.
Весной 1915 года Гурджиев встречается с Успенским, который к тому времени уже объездил многие страны мира. Сам Успенский тогда как раз вернулся из путешествия, которое он предпринял в поисках истинного эзотерического знания, и с удивлением увидел, что-то, что он искал, находится на его родной земле и фактически в его родном городе. Он описывает свою первую встречу с Гурджиевым в своей книге «В поисках чудесного» следующим образом:
«Я очень хорошо помню эту встречу. Мы пришли в небольшое кафе на шумной, хотя и не центральной улице. Я увидел человека восточного типа с черными усиками и пронзительными глазами, который удивил меня, прежде всего тем, что он казался ряженым и совершенно не гармонировал с местом и атмосферой. Я был еще полон впечатлений о Востоке, а этот человек с лицом индийского раджи или арабского шейха, которого легко было представить в белом бурнусе или в позолоченном тюрбане, сидел здесь, в этом маленьком кафе, где встречались деловые люди и доверенные агенты, в черном пальто с вельветовым воротником и черном котелке, и производил странное, неожиданное и почти пугающее впечатление, как человек, неудачно переодетый, вид, которого стесняет вас, потому что вы видите, что он не тот, кем он хочет казаться, и вы должны говорить и вести себя так, как будто вы не
^ видите этого. Он говорил по-русски неправильно, с сильным кавказским
акцентом, и этот акцент, с которым мы привыкли ассоциировать нечто отличное от философских идей, еще более усиливал странность и неожиданность впечатления»10.
До встречи с Гурджиевым Успенский по-своему формировал свое мировоззрение. Он осознавал себя творцом «новой модели Вселенной»: мир
0 представлялся ему многомерным, а мистицизм - «расширенным сознанием»
того ноуменального мира «вещей в себе», о котором говорили философы и мистики различных времен и культур. Гурджиев произвел на Успенского большое впечатление. Он за короткий срок дал такую мощную энергию знания, которая обрушилась на интеллектуальную остроту Успенского подобно лавине водопада. Целая сеть новых понятий, структур и практических упражнений ломала иллюзорные стереотипы обыденных, хотя и квазинаучных
ф представлений о мире, человеке и высших влияниях.
В частности, Гурджиев обратил внимание Успенского на трагический разрыв в европейском мире «сущности» (внутренний человек) и «личности» (внешний человек, «персона», «маска», «имитатор», «приспособленец к окружающей среде»). Сущность остается у взрослого человека, воспитанного в мире фальши и подражания, на уровне шестилетнего ребенка, в то время как личность его - множество мелких «я», спрессованных в рой или легион противоречивых мотивов и желаний, - гипертрофированно увеличивается,
ф подчиняя сущность, превращая её в раба, в «золушку». Идея развития сущности
человека - переход на третью ступень, на которую не вступают обычные люди, - предстала перед учениками Гурджиева как вполне конкретная и реально ощутимая задача. Гурджиев, в отличие от многих других, не просто нечто утверждал или провозглашал - он давал ясные упражнения и методы, позволяющие изменить себя, совершить скачок в направлении роста сущности. Сущность можно сравнить с забитым «гадким утёнком», который не подозревает, что может стать лебедем...
Успенский П. В поисках чудесного. С. 8.
^ Постепенно в Москве и Петербурге вокруг Гурджиева собирались люди,
составившие его первые учебные группы, но философ понимал необходимость более радикальных мер. Еще в 1905 году им было задумано создание своеобразного учебного центра. Самым лучшим местом для него мыслитель считал Россию, в то время мирную и спокойную державу. Грянувшая мировая, а затем гражданская война вынудили его перебраться на Запад в поисках более
^ стабильной страны для осуществления своих замыслов. Ольга де Гартман, одна
из первых учениц мыслителя, так описывает этот период: «Россия в 1917 году была разорвана войной и революцией. М-р Гурджиев был неизвестным человеком, тайной. Никто не знал о его учении, никто не знал о его происхождении и о том, почему он появился в Москве и Петербурге. Но кто бы ни приходил в контакт с ним, проникался желанием следовать за ним, и так сделал Томас де Гартман и я»11.
Таким образом, Гартманы, Успенский со своей женой и многие другие
ученики покинули Россию, совершив запутанное путешествие по горам, к Ессентукам на Кавказ, а затем, когда жить и там стало невозможно, в Тифлис. В Грузии Гурджиев собрал других учеников, в числе которых были Александр и Жанна Зальцман из Парижа, и вместе они начали работать в новой группе под его руководством.
Через несколько месяцев действие революции достигло Тифлиса, и Гурджиев уехал со своими последователями в Константинополь, затем в
щ Берлин и, наконец, после нескольких лет существования в качестве беженцев
он и его соратники обосновались в Авоне, близ Фонтенбло под Парижем,
который считался неофициальной столицей мира. Осенью 1922 года здесь был
открыт Институт гармоничного развития человека.
Первый проспект, выпущенный в Фонтенбло, извещал об обширной
предполагаемой программе. В частности, в нем говорилось об изучении
методов усовершенствования человеческого «я», древней и новой философии,
космической психологии, вселенской механике, теории относительности,
щ —
11 Гартман Т. Книга о господине Гурджиеве. СПб., 2003. С. 12.
^ нумерологии, астрофизике, алхимии, древней и современной восточной
медицине, музыке и танцах. Эта новаторская программа предполагала и необычную схему обучения.
Ученики института вспоминали, что первоначально всех, кто желал приобщиться к знанию, ждала изнурительная физическая работа по строительству и благоустройству новых необходимых для занятий корпусов и
0 построек. Рабочий день начинался в шесть утра и заканчивался в шесть вечера с
перерывами на завтрак и обед. Еда была невкусной и, её было мало, но и эти трудности были заранее запланированы Гурджиевым. Более того, как выяснится позднее, он специально держал на жаловании в Институте очень скандального человека, который постоянно вносил дисгармонию в и без того нелегкую жизнь учеников. Его целью в данном случае было разрушение устоявшегося каркаса традиционных представлений человека об окружающем
Ф мире, взаимоотношении людей, о самом себе.
Не стремился философ облегчить людям и знакомство с его идеями. Наоборот, он считал, что только путем преодоления трудностей можно научиться их ценить. Возможно, поэтому свои философские идеи Гурджиев раскрывал скупо, в обрывочном виде, так что ученикам приходилось многое додумывать самим и задавать новые и новые вопросы. К постепенному пониманию они приходили ценой огромной внутренней работы. Особое внимание на лекциях Гурджиев уделял изучению человека и теориям
щ сверхчеловека. Для того чтобы лучше понять суть природы человека, он
предлагал рассмотреть его место в космосе. Все знания в институте рассматривались в свете антропологии.
Идеи философа оказывали мощное воздействие на слушателей благодаря необычайной способности Гурджиева соотносить их с обычными понятиями и теориями и давать этим теориям новый, часто значительно более углублённый парадоксальный смысл.
В работе института одно из главных мест отводилось танцам и
ритмическим упражнениям.
^ Своим идеям автор был верен до конца жизни (1949). Среди учеников
Гурджиева было много русских эмигрантов, но также и людей других национальностей: поляков, англичан, немцев, французов, а позднее американцев.
Десять лет, с 1923 по 1933 год, было потрачено на напряженную работу с учениками в институте, в течение которых Гурджиев испытывал и проверял
щ систему обучения, самонаблюдения, физическую работу, упражнения,
направленные на примирение и союз трех основных функций человека: мышления, чувства и физической деятельности.
Одной из особенностей учения Гурджиева, ориентированного прежде всего на практическую групповую работу, является отсутствие фиксированного канонического корпуса, который содержал бы последовательное изложение его идей. Вообще несводимость системы Гурджиева к единой фиксированной
щ сумме идей вытекает из одного из основных его принципов, который ставит
степень полноты восприятия человеком какого-либо учения в зависимость от уровня его бытия и отрицает возможность какого бы то ни было механического усвоения готового смысла.
К этому же времени (1920-1930 годы) относится организация регулярных гастрольных поездок «группы» по городам США, где публика воспринимала фейерверк танцев и магических «чудес» как феномен безграничного господства учителя-мага над своими учениками. Публика вовсе
щ была шокирована, вплоть до недоумения и ужаса, когда в кульминационный
момент представления группа учеников разворачивалась лицом к сцене, резко бросалась к рампе и, перелетев через оркестровую яму, падала в первые ряды партера, заставляя зрителей вскакивать с мест. Но, странно перемешавшись между собой, эти «летающие» фигуры, нагромоздившись друг на друга, моментально застывали в тишине и неподвижности. Затем они по команде Гурджиева поднимались, и не было ни одного перелома, синяка или царапины. Тайна такого «послушания» учеников кроется в самой системе и
% методах обучения по Гурджиеву. Он сам когда-то проходил все стадии
зо послушания у шейхов и наставников монастырей Тибета, Афганистана и Ближнего Востока. Он всегда повторял главный принцип работы ученика с учителем, смысл которого видел в том, что невозможно достичь настоящей воли, если не научиться абсолютному послушанию. Это правило связано с тем, что человек постоянно потакает своим прихотям, оставаясь в плену множества случайных влечений, бесполезных выбросов энергии, хаотического брожения мелких «я». Чтобы преодолеть беспорядок собственной неуправляемости, ученик первоначально тренируется подчиняться воле учителя, который уже достиг реального «Я», целостного и нерушимого в своём действии. И только после накопления опыта дисциплины и концентрации всех сил (на базе руководства истинно волевого «Я») ученик сможет понять, что есть что, - и открыть аналогичное интегральное «Я» внутри собственной природы.
Гурджиев стремился показать фантастические возможности человека в такой сфере, как танец, движение, владение своим телом. Это было подобно современным боевым искусствам, факирским способностям в духе Гудини или фокусам Дэвида Копперфильда. Представления должны были встряхнуть обывателей, заставить задуматься о своих возможностях, взглянуть на жизнь с другой точки зрения, открыть нечто новое в самом себе.
Следует напомнить, что в группе Гурджиева работали не профессионалы, но молодые мужчины и женщины - привлекательные, хорошо образованные, владеющие другими специальностями, но охваченные жаждой эзотерических знаний. Они были отнюдь не «зомби», скорее нечто противоположное. «Зомби», как это ни странно, находились в момент выступлений в зале... Он не делал различий среди своих учеников на основании их высокого общественного положения; кто бы ни приходил учиться в институт, он мог быть уверен, что от него потребуются постоянные и интенсивные усилия, что он будет подвергаться воздействию особого метода работы, направленной на уничтожение эго. Метод заключался в том, что при коллективной работе создавались планомерные межличностные трения, позволяющие выявить шаблоны человеческого поведения.
^ Этот период напряженной работы был прерван серьезным несчастным
случаем, который произошел, когда Гурджиев ехал один в автомобиле. Ввиду
большой тяжести повреждений его исключительно быстрое выздоровление
привело в изумление врачей. Во время своего выздоровления он задумал и
начал писать большую серию книг. Работа должна была состоять из десяти
томов, разделенных на три серии. Из них первая серия «Всё и вся» и вторая
ф серия «Встречи с замечательными людьми» доступны. Третья серия - «Жизнь
истинна только тогда, когда "Я есть"», - до сих пор передавалась только устно, во фрагментарной форме и только тем, кто активно занимался гурджиевской работой. Эти книги требуют некоторого введения. Согласно Гурджиеву, они написаны, чтобы разрешить следующие основные проблемы, стоящие перед человечеством:
Первая серия. Разрушить безжалостно, без каких-либо компромиссов в
ф чем бы то ни было — в мышлении и чувствах читателя - веру и взгляды,
столетиями укоренившиеся в нем обо всем, существующем в мире.
Вторая серия. Ознакомить читателя с материалом, требующимся для нового творчества, и показать прочность и хорошее его качество.
Третья серия. Помочь читателю освободиться от представления иллюзорного и фантастического, которое он имеет теперь о мире, существующем в действительности.
Можно сказать, что три книги первой серии, озаглавленные
ц «Объективная и беспристрастная критика человеческой жизни, или Беседы
Вельзевула со своим внуком», отвечают поставленным задачам. Сюжет их
таков: Вельзевул, будучи в юности приближенным к Верховному Владыке
Бесконечности и усмотрев, вследствие ограниченности своего тогдашнего
понимания, в устройстве мира нечто, что показалось ему «нерациональным»,
пытался против «Его Бесконечности» восстать. За что был сослан в один из
самых темных уголков Вселенной, именуемый Солнечной системой.
Поселившись на планете Марс, он стал наблюдать в телескоп за жизнью
обитающих на планете Земля «трехцентричных существ», а затем шесть раз
^ спускался на Землю и наблюдал их непосредственно. Он рассказывает об этих
злосчастных существах, чей бытийный Разум вследствие очень многих причи постепенно выродился и в настоящее время является весьма-весьма странным и крайне необычным. На протяжении огромного (более тысячи страниц) сочинения Вельзевул повествует о причинах земного и космического характера, приведших обитателей Земли к столь плачевному состоянию, об их
ф странной жизни, поступках, привычках, а также о том, почему тщетна та
помощь, которую Верховные силы пытаются им оказать.
Основной метод Гурджиева в этой книге - метод отстранения, с помощью которого жизнь и поступки людей предстают верхом нелепости.
Главное произведение жизни Гурджиева - «Беседы Вельзевула со своим внуком» - является энциклопедическим комментарием на большинство важных вопросов, стоящих перед человечеством. Желая избежать шаблонного
Ф понимания и восприятия слов, которые имеют у читателя прошлые ассоциации
(а возможно, и для того), Гурджиев ввел много новых, изобретенных им слов, составленных из корней различных языков, таких как: «Хан бледзоин — субстанция, которая возникает в общем присутствии человека от всех его намеренно сделанных бытие-усилий»; «Тескуано - телескоп, в который Вельзевул наблюдал землян, от арм. tesk (вид, образ)»; Олбогмек - имя братства со значением «единобожие», состоящее, очевидно, из англ. all (все), русск. Бог и арм. тек (один). Или термин, обозначающий знаменитый закон
jjp октав Гептапарапаршиног, - от греч. hepta (семь), арм. shinogh (от shinel —
делать, строить), между которыми вставлено арм. рапар (зря, вступаю), из которых складывается значение «семь напрасных действий». Эти новые слова помогают читателям более глубоко проникнуть в смысл читаемого.
Нечто совсем иное представляет собой книга «Встречи с замечательными людьми», первоначально предназначавшаяся для чтения в кругу учеников. Она очень легко понимаема и доставляет наслаждение, как хороший приключенческий роман. В ней Гурджиев рассказывает о своем
Щ детстве, юности и о странствиях по странам Востока, где он встречал
^ «замечательных людей». За увлекательной фабулой таится, однако, много
поучительного материала аллегорий. Гурджиев был убежден в глобальной роли влияний, которые человек получает в период становления.
Вообще, положительный материал, составляющий те или иные учения,
поиски которых образуют сюжет книги, проскальзывает в ней исподволь и в
систематизированном виде не дается. Для последовательного его изложения
0 Гурджиев развертывает третью серию сочинений.
Третья серия, «Жизнь реальна, только когда Я есть», является намного
более прямой, менее иносказательной, чем предшествующие. По замыслу
автора она должна была включать, наряду с книгой «Физическое тело человека,
его нужды и закономерные пути проявления», книги о телах астральном и
Божественном. Но серия осталась незавершенной. Она была издана и увидела
свет в доработанном его учениками виде и дает отчет о личном развитии
ф Гурджиева, описывает специальные практики, которые развивают внимание и
осознание себя. Таким образом, подобно устной традиции в любых духовных прикладных науках, она предназначается для тех, кто оставил позади праздное любопытство.
После завершения этих работ Гурджиев написал другую, меньшую по
объему книгу - «Вестник грядущего добра» (1933), в которой он представил
идеи, на которых основывается его работа, описал Институт гармонического
развития человека и объявил о предстоящей публикации первой и второй
ф серии.
Теперь последователей учения Гурджиева насчитываются тысячи. Идеи,
которые он предложил западному миру, продолжают звучать правдиво. Рост
его влияния отчасти может быть объяснен возрождением интереса
современного человека к самопознанию, к сознательному поиску духовного
руководства. Однако это объяснение популярности философии Гурджиева
было бы неполным. Широким распространением его идеи обязаны
своеобразной системе, в которой он сумел перевести восточные методы и идеи
в понятия, доступные человеку Запада. Был ли он «первым посланником Западу
ф от великой среднеазиатской школы», как он был назван кем-то, или он работал
под своим собственным руководством, в любом случае он взял на себя героическую задачу внедрения эзотерических идей в культуру Запада, и его усилия заслуживают рассмотрения и благодарности современных искателей истины. Современный человек устал от материальности этого мира, оттого, что ему может предложить как мир бизнеса, так и мир академической науки.
ф . Философия и практика Гурджиева — это один из путей выхода из создавшегося
положения.
Таким образом, мы знаем о Гурджиеве и его творчестве относительно немного, и хотя некоторая информация может быть получена из более или менее надежных свидетельств, особые воздействия и источники его учения будут, возможно, оставаться такими же загадочными, как он и намеревался их оставить.
щ Подводя итоги, можно отметить, что Гурджиев, безусловно, являлся
яркой фигурой в философии и культуре XX века. В данном параграфе рассмотрены биографические события, личностные предпосылки, особенности характера Гурджиева, определившие его высокую мотивированность в духовных свершениях, сформировавшие его как незаурядного человека. В первую очередь, это неослабевающая творческая поисковая активность, желание во что бы то ни стало получить ответы на волнующие его вопросы о смысле человеческого существования.
<Ф Важную роль на пути реализации поисков сыграло географическое
положение места рождения философа, возможность очень рано прикоснуться к уникальным философским, религиозным, мистическим организациям и учениям, сосредоточенным на его родине.
Решающее влияние на становление философа имела личность отца, научившего сына трудолюбию, терпению, выносливости, безграничной вере в себя. Очень важным было знакомство с замечательными, как он сам их называл, людьми: пастором Бошем, Богачевским, Еким Беем, профессором
Ь Скридловым и другими наставниками. Именно эти учителя стали для него
образцом нравственности, познакомили с культурой, философией, открыли не только рациональные, но и иррациональные области знаний, что, безусловно, формировало его мировоззрение.
Понимание необходимости реализации полученного знания предопределило своеобразную форму - Институт гармонического развития человека - с уникальной для того времени системой обучения. Суть уникальности - в попытке соединить собственную, а также западную и восточную антропологическую философскую теорию и практику.
Таким образом, духовные находки Гурджиева во многом были предопределены складом его характера и пройденным жизненным путём. В результате на свет появились оригинальные философские труды, обеспечившие популярность изложенному в них знанию. Духовный импульс, заданный философом, породил много последователей. После его смерти ученики открывали свои школы и писали работы, излагающие и систематизирующие его учение, оно становилось известным во многих странах и явилось своеобразным вкладом в философскую парадигму XX века.
Не менее существенной в комплексе фактов, оказавших влияние на становление Гурджиева как философа, была культурно-историческая ситуация, а также новые течения философской мысли конца XIX - начала XX века, что определило направление и круг духовных поисков мыслителя. Раскрытию этих аспектов посвящен следующий параграф.
2. Место Г.И. Гурджиева в философской антропологии. Влияние мировой философии на творчество Г. И. Гурджиева.
Анализируя любое философское наследие, необходимо по возможности учитывать все факторы, влияющие на его формирование. Биографические данные и личные контакты, рассмотренные в предыдущем параграфе - это лишь один из значимых аспектов проблемы. Другим не менее важным звеном этой цепи является влияние мировой философии и существовавшей духовной атмосферы на становление мыслителя.
Учение Гурджиева, деятельность которого ярко проявилась в 1910-е годы в России и успешно продолжалась на Западе до середины века, было лишь фрагментом широкой мозаики духовной жизни той эпохи и отражало в себе её конкретные черты. Это была одновременно и эпоха кризиса, и время мощного выброса новых философских идей. Кризис, присутствовавший и в состоянии человека, и в состоянии общества, означал не только смертельную опасность, но также и мобилизацию ресурсов для борьбы с ней, и напряженные поиски новых путей. Духовный кризис Запада - тот самый, о котором с тревогой говорили и писали тогда его современники, - закончился крушением «фаустовской» цивилизации и возникновением на её руинах той новой и доселе невиданной системы, которая и составляет сегодня будничный фон нашей жизни. Но в начале XX столетия исход кризиса был еще неясен, и надежда на спасение, на выход из тупика и открытие нового пути еще не была убита. Надежда эта в значительной мере питалась энергией герметического всплеска, происходившего в это время на Западе и на Востоке.
Елена Петровна Блаватская и Шри Рамакришна - два человека, обозначившие начало этого всплеска. Оба они несли в себе огромный личный магнетизм, вытекающий из духовного радикализма, выраженного в их образе жизни и в их идеях. Они актуализировали идею традиционного знания, духовной ответственности и внутренней работы как противоядия от безумия и своеволия секуляризованного социума. Их религиозный синкретизм не был
^ чисто интеллектуальным. Метеорами они пронеслись по небу своей эпохи и
увлекли в свою орбиту десятки и сотни блуждающих душ. Оба были в значительной степени отвергнуты своим временем, однако они пробили брешь в стене материализма и позитивизма и разбудили поток живого понимания и отклика.
Значительным в начале века было влияние Анни Безант и Чарльза
^ Ледбиттера и ученика Шри Рамакришны Шри Вивекананды. При них теософия
и опыт Шри Рамакришны перешагнули границы стран и континентов и стали всемирным явлением. В пространстве, созданном этими влияниями, притягивая одни элементы и отталкиваясь от других, складывались новые формы духовного опыта.
Учение Гурджиева несет в себе явные следы умного использования идейных богатств теософии. Речь идет не только о соответствии основных
щ концепций теософской доктрины и гурджиевского учения, но и об
использовании им теософской терминологии. Эти концепции и эта терминология к 1910-м годам стали уже общеупотребимыми в философских кругах многих стран. Гурджиев глубоко и лично вжился в основную теософскую идею утраты человечеством древнего знания и интерпретации найденных фрагментов этого знания. Идя вслед за Блаватской, не отягощенный задачей впервые пробить этой идее путь, он легко отбросил уязвимые стороны теософии, такие, например, как её слишком прямая зависимость от веданты и
щ другого архаичного материала по символике древних религий. С помощью
интервенции в область терминологии позитивистской науки, используя прием иронической регрессии в материализм и механицизм, Гурджиев построил абстрактную космогонию и антропологию и тем самым оказался вполне созвучным интеллектуальным устремлениям российских интеллектуалов и богемы.
Приблизительно в это же время в Германии непосредственно из теософского учения вышла антропософия, которая за короткое время оттеснила
I* теософию на задний план. Основатель её Рудольф Штайнер для создания
своего учения обратился к западным и прежде всего к христианским источникам, умело включая в него элементы из средневековых и древних гностических учений, однако не пренебрегая и ведическими школами мудрости, как и жемчужинами, разбросанными в трудах самой Блаватской.
Другой духовно активный предшественник и современник Гурджиева граф Герман Кайзерлинг, прекрасный знаток неоплатонических источников и викторианского оккультизма конца XIX века, был не только метафизическим путешественником, определявшим духовные перспективы стран и континентов Востока и Запада своего времени, но и основателем школы мудрости у себя в Германии. Как и в случае с теософией, речь шла об обогащении палитры западной духовной жизни и о создании учения запросам нового времени.
Гурджиев не мог избежать влияния этих хорошо известных в начале XX века духовных авторитетов. Все они — Блаватская, Штайнер, Кайзерлинг, как и Гурджиев, - разделяли общую идею тайной традиции, которая от начала времен передавалось из уст в уста и в определенный момент вовсе исчезла из главных сфер европейской культуры. После своей блестящей победы в IV веке институциализированная христианская церковь не только уничтожила своих оппонентов, но и отказалась от идеи христианского гнозиса, или глубинной традиции. Так произошло разделение традиции на явную и тайную, историческую и внеисторическую, разделение, которое не было абсолютным и глухим, а допускало и даже предполагало взаимодействие: от жесткого подавления и преследования тайной традиции до взаимовлияния и сотрудничества двух аспектов традиции в некоторые благодатные эпохи.
При всем многообразии принципов и идей тайной традиции её главным элементом было признание основным делом человека стремление к духовной реализации как каноническим, так и неканоническим путем, а не только проявление благочестия через исключительно институциализированные формы, которые со временем, в результате утраты христианством духовной динамики, становились менее привлекательными.
Помимо этого, имена таких мыслителей, как Ф. Ницше, М. Хайдеггер, К.Г. Юнг, Рамана Махариши, также связаны с важным сдвигом, имевшим место в духовной жизни конца XIX - начала XX века. Неизбежность такого сдвига предопределялась глубочайшими изменениями, которые произошли в религиозном сознании, как в западной культуре, так и на Востоке. Эти изменения легче всего проследить на истории христианского сознания последних веков, а именно на исторической тенденции отрыва христианской духовной практики от социально-культурной сферы и, соответственно, передачи христианством исторической инициативы всевозможным просветительским, эволюционистским, психологическим, экономическим и иными секулярным идеологиям.
В это время — речь идет о духовном развитии Запада в течение последних трех-четырех веков - христианство постепенно вытеснялось из сферы внутренней жизни и переставало быть органичным интеллектуальным и эмоциональным пространством большинства западных людей. Богоцентризм традиционной западной жизни интенсивно заменялся эгоцентризмом и сопровождался развитием сциентизма, эволюционизма, прагматизма, марксизма, психоанализа. Как это уже было не раз в духовной истории и Востока, и Запада, содержание и ценность жизни и смысл человеческой и космической истории были редуцированы до уровня индивидуального, семейного и кланового мещанства.
Именно в этой обстановке Ницше, Хайдеггер, Юнг, Романа Махариши и другие совершили, каждый в своей среде и в соответствующей замыслам форме, попытку переакцентировки духовных установок своих современников. Попытка заключалась в видимом отказе от богоцентристских масштабов великих религий и в смещении акцентов «практической философии» (в кантовском смысле) в область индивидуального бытия.
Ницше первым констатировал закат богоцентристской христианской парадигмы и сформулировал неограниченную цель для немногих героических
личностей - движение к сверхчеловеческому состоянию. Перед ними ставилась задача трансформации ценностных ориентиров, концепций, воли.
Философ превозносит жизнь в качестве высшей человеческой ценности. Под жизнью он понимает инстинкт и волю к власти как господству над другими, но также и презрение к истине и, в первую очередь, превознесение морали господ над христианской моралью - моралью рабов.
Главная идея философского творчества Ницше - идея сверхчеловека -сразу же провоцирует вопрос: а чем собственно не устраивал философа современный человек? Свой ответ автор вкладывает в уста Заратустры: «всё измельчало» . Это означает, что цивилизация оказалась переполненной «маленькими людьми». Они стали господами и теперь «проповедуют покорность, скромность, благоразумие, старание, осторожность и длинную вереницу остальных маленьких добродетелей»13. В целом же человек - грязный поток, «почти смешная порода, какое-то стадное животное, нечто добродушное, хилое и посредственное»14. Эти маленькие люди - популяция страдающих существ, не способная к творчеству. Один из первых признаков творчества — воля к власти. Повседневный человек, который не стремится к власти, представляется практически безжизненным и потому никчемным существом, теряет самоценность и обретает её лишь тогда, когда в нем пробуждается воля к власти и, следовательно, к трансценденции в сверхчеловека. Поэтому падающего, т.е. слабого, лишенного всякой жизненности и ценности индивида, нужно обязательно подтолкнуть, помочь его падению. Подобная помощь есть подлинная доблесть настоящего человека, который своим толчком очищает дорогу для сверхлюдей. Отсюда человек - это канат над пропастью, канат, натянутый между животным и сверхчеловеком. «В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и уничтожение»15. Для реализации перехода от человека к
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М.: Изд-во. Моск. ун-та, 1990. С. 145.
13 Там же. С. 249.
14 Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т. 2. С. 290.
15 Ницше Ф. Так говорил Заратустра. С. 13.
РОССИЙСКАЯ
ГОСУДАРСТВЕННАЯ
" БИБЛИОТЕКА
сверхчеловеку необходимо «мораль рабов» заменить «моралью господ», которая прямо признает неравенство людей.
В связи с этим Ницше выступает за радикальный пересмотр всех ценностей общества и человека. Философия Ницше как раз и обращена к тем немногим сверхчеловекам, время которых еще не пришло, но им принадлежит будущее. Эти люди не связаны с обществом и другими людьми никакими нравственными обязательствами. Они абсолютно свободны. Для сверхчеловека «человеческое слишком человеческое», и он живет, думает и действует «по ту сторону добра и зла». Поэтому сверхчеловек - это вовсе не добрый человек, в понятие которого включено все слабое, больное, неудачное, страдающее и т.д. Напротив, это человек-«антихрист», олицетворяющий дионисийское начало (т.е. свободную игру жизненных сил, стихий и творчества). Сверхчеловек - это человек, поставивший себя на место Бога, это «белокурая бестия», особенностью которой является врожденная аристократичность, благородство и доброжелательность по отношению к равным себе и превосходство и презрение к «серой массе», которая должна безропотно повиноваться сверхчеловеку, который к тому же и биологически превосходит остальных. В этом состоит сущность представлений Ницше о сверхчеловеке.
Данная концепция имела большое влияние на умы современников. Одни обращали внимание на её антидемократичность, аморальность, антигуманность. Другие полагали, что Ницше, напротив, выступая против «пресмыкающегося человека», возвышает его и призывает подняться до уровня аристократа, независимой личности.
Действительно, Ницше своей философией ставил задачу разрушения и переоценки всех, привычных для человека ценностей, но, несмотря на всю свою революционность, эта задача была чисто идеологической, т, е. не подкреплялась ни конкретной методикой, ни описанием пути, каким следовало идти. Одним из первых, кто попытался решить её и теоретически и практически, был Г.И. Гурджиев. В отличие от своего предшественника, он не
критиковал христианство, а настаивал на его переосмыслении, называя своё учение, как уже упоминалось, эзотерическим христианством.
По мнению Гурджиева, настоящий христианин тот, кто живёт в соответствии с заповедями Христа. Для философа это означало быть способным «делать» и «быть», т. е. из состояния «машины» или «автомата» (в каком находится большинство людей) человек должен стать «господином самого себя» и быть осознанно ответственным за всё, что происходит с ним и в окружающем его мире. Но прежде чем он реализует этот идеал, ему надо помочь, считал философ. По убеждению Гурджиева, эволюция человека возможна только в определенных условиях, путем приложения сил со стороны самого человека и при достаточной помощи от тех, кто начал сходную работу ранее и уже достиг какой-то степени развития или наделен знанием определенных методов. Конкретная реализация этих идей найдёт осуществление в создании Института гармоничного развития человека.
Философские идеи, идущие от Ницше, получают своё развитие и отчетливо просматриваются в творчестве Ж.П. Сартра, X. Ортеги-и-Гассета, А. Камю, М. Хаидеггера. В результате в XX веке в философской антропологии происходит нисхождение философии с классических высот в экзистенциальную плоскость человеческого бытия, до самой его мутной глубины. Это нисхождение по-прежнему сопровождается поиском потенциального величия человеческой личности.
Экзистенциализм (от лат. existentia — существование), или философия существования, характеризуется антисциентистской направленностью и ориентированностью на проблемы, связанные с человеком, смыслом его бытия в современном мире. Эта философия не представляет собой единого учения. Каждый её представитель создает как бы свои особые доктрины, но общим моментом для всех философов является крах оптимистической надежды.
Если для Ницше существуют хоть какие-то ценности и жизнь может иметь смысл, то для экзистенциальной философии такого смысла уже нет. Жизнь абсурдна и бессмысленна, считал Ж.-П. Сартр. Фундаментальный опыт
человечества - опыт тошноты, абсурдности бытия. Главный тезис его философии «существование предшествует сущности». Это значит, что мы выброшены в мир наугад, никто не планирует нашу жизнь, Бога нет. Каждый должен сам создавать себе истины и ценности. Каждый человек, коль скоро он существует, выбирает собственную сущность.
В числе основополагающих предпосылок появления этой философии можно назвать Первую мировую, а затем и Вторую мировую войны, принесшие бессмысленную гибель миллионов людей, бурное развитие капитализма с его четкой зарегулированностью и бездушностью. Оптимистическая надежда философов на разум, вера в неуклонный прогресс истории также потерпели поражение. Эта ситуация породила вопрос о смысле человеческого бытия, разнообразных соотношениях между личностью и обществом. Именно поэтому экзистенциалисты говорят об ограниченности рационального, в том числе научного мышления и считают средством познания мира эмоционально окрашенную интуицию, чувства и переживания людей.
Отсчёт подлинно человеческого бытия начинается в экзистенциализме с момента осознания необходимости выхода за пределы обыденности, где правит бал самодовольная серость, а всё личное носит «личину». Величие человека экзистенциалисты рассматривают в способности к бунту, в мужестве реализовать свой личный проект вопреки общепринятым человеческим нормам, принять на себя ответственность за свободу выбора.
Отважиться быть личностью означает отважиться на действия, которые несовместимы с житейской целесообразностью и обостренным инстинктом самосохранения. Груз неприукрашенной иллюзиями действительности непосилен для человека (ведь человек существует в обществе, среди порицаний и одобрений окружающих), но он всё же способен на попытку вынести осознание собственной свободы, на подлинное величие духа на пределе человеческих сил.
Заслугой философа-экзистенциалиста Мартина Хайдеггера (1889 - 1976) является то, что он свел антропологическую проблему к фундаментальной
онтологической - проблеме бытия. Именно её хайдеггеровская философия имеет своим непосредственным объектом. Но поскольку только человек обладает разумом и способен постигать бытие, постольку ощущение бытия можно выразить лишь через анализ человеческой экзистенции. Человек, по Хайдеггеру, есть путь к бытию, поэтому философ называет его «Dasein», здесь-бытие: то место, где бытие осознаёт само себя. В качестве средств описания и толкования бытия мыслитель берет не категории объективной науки, а субъективные категории - экзистенциалы, эмоционально окрашенные понятия. Основной экзистенциал Хайдеггера «бытие-в-мире» означает, что бытие человека и мир неотделимы друг от друга. Человек всегда в мире, и мир - это мир человека.
Обезбоженный и одинокий, обреченный на «тут-вот-здесь-бытие» без надежды рая обетованного, человек еще более томим жаждой сверхчеловеческого. Эти идеи принадлежат одной из основных антропологических парадигм начала XX века - парадигме существования, оказавшей влияние на философию Гурджиева.
Следующая парадигма, на которую мы обратим внимание, - это парадигма Самости, в современной философии она представлена воззрениями швейцарского философа К.Г. Юнга, Аналитическая философия этого мыслителя - одна из самых захватывающих и интересных теорий современной антропологии. Практически все области гуманитарного знания испытали на себе влияние её идей и мыслей.
Появление этой философии не было внезапным, а в какой-то мере оказалось подготовленным творчеством предшествующих философов и ученых. Мы уже упоминали, что на протяжении длительного времени в философии доминирует принцип антропологического рационализма. Человек, его мотивы поведения и само бытие рассматриваются только как проявление сознательной жизни. Этот взгляд нашел своё яркое воплощение в картезианском тезисе: «Мыслю, следовательно, существую». В соответствии с этими установками человек выступал только как «человек разумный». Но
начиная с Нового времени в философии человека все большее место занимает проблема бессознательного. Такие авторы, как Лейбниц, Кант, Кьеркегор, Гартман, Шопенгауэр, с разных сторон и позиций начинают анализировать роль и значение психических процессов, не осознающихся человеком. Тема бессознательного затрагивается не только философами, но и физиологами, психологами, психиатрами, литераторами. Гете отмечал, что человек не может подолгу оставаться в сознании, он должен иногда убегать в бессознательное, ибо там живы его корни. Немецкие романтики также много писали о неосознаваемых глубинах души. Философия К.Г. Юнга была краеугольным камнем парадигмы Самости.
Юнг, описывая единую трехуровневую структуру психики, особым образом выделяет самый глубинный уровень - коллективное бессознательное. На этом уровне заложен определенный набор архетипов, в котором главная роль принадлежит архетипу Самости. Этот центральный архетип несёт в себе идею целостной личности. Наше сознание изначально не отделено от своих бессознательных истоков, но затем, ориентируясь и адаптируясь к внешнему миру, оно отделяется от своей бессознательной основы, что приводит к разрыву целостности. Бессознательное функционирует на протяжении всей нашей жизни, и мало того, оно скрыто коррелирует отклонения сознания от данного ему курса. То есть наше бессознательное в лице Самости задаёт нам путь и следит, чтобы мы с него не сбились. Если мы сбились, т. е. перестали слушать и понимать бессознательное, то оно начинает действовать и заставляет держаться того пути, который был задан нам изначально. В этом, согласно Юнгу, заключён смысл процесса индивидуации, т. е. изменения интенциональности сознания от внешнего мира к внутреннему, к своему глубинному центру — Самости. На пути к целостности человека ожидает ряд испытаний. Схема этих испытаний заложена в архетипах Тени, Анимы/Анимуса, которые вместе с архетипом Самости и составляют процесс индивидуации, где Самость является целью всего процесса. Вся эта архетипическая модель проявляется на эмпирическом уровне в виде проекций и символических образов сновидений.
л Отсюда следует, что человеку, которого «позвала» Самость, предстоит
интеграция, т. е. соединение различных аспектов личности при участии трансцендентной функции.
Таким образом, философские идеи экзистенциалистов находятся в рамках другой, не менее значительной философско-антропологической парадигмы Западной философии XX века - парадигмы Самости. Обе
Ф парадигмы - и Самости и существования - являются ведущими и в современной
философской антропологии.
На Востоке, примерно во время формирования двух рассмотренных теоретико-познавательных позиций, молодой отшельник Рамана Махариши, поселившийся на горе Аруначала на юге Индии, предложил простую методику «вичары», или вопрошания «Кто есть я?». Его методика основана на непрерывной практике этого вопрошания в связи с любыми формами
жизнедеятельности и даже в связи с самой «вичарой». Вопрошание это не
требовало вербального ответа и состояло в непрерывной концентрации на своем сиюминутном «я», что в конце концов должно было привести вопрошающего к переживанию тождественности индивидуального и универсального Атмана и к духовной трансформации. Тем самым эгоцентристская фиксированность на своем «я» образе, который занимает людей больше любого другого, и слове, которое произносится людьми чаще любого другого, превращалась им в метод преодоления этого «я» и выхода к
щ переживанию Атмана.
Все обозначенные философские течения были открыты для изучения и популярны. Гурджиев, как человек, живо интересующийся антропологической проблематикой, был в курсе современных философских веяний, но своим ученикам в Москве, Петербурге, Париже, Лондоне и Нью-Йорке предложил собственную антропологическую теорию и практику «Четвертого пути» -борьбы с гипнотическим сном, или отождествлением со своими бесчисленными «я» через самовоспоминание, или "память себя". Как и у Ницше, Раманы
Махариши, Хайдегтера, Юнга, мы видим здесь смещение философско-
антропологического интереса в ту область, куда он уже и так был смещен самим ходом духовной деградации человека, т. е. в область индивидуальной заботы и эгоистического интереса. Однако одновременно с этим Гурджиевым предлагается теория и практика трансформации этого интереса, ведущая человека в противоположную от секуляризма и утопизма сторону - к традиционным понятиям и ценностям. Эмпирическое индивидуальное «я» -предмет острого интереса каждого человека — в современных философских системах было дверью и путем в традиционалистский космос, у Гурджиева - к умному христианскому деланию, а у Романы Махариши — к индуистской веданте.
Христианство, две тысячи лет тому назад провозгласившее две как будто бы взаимоисключающие идеи - «Царствие Божие приблизилось» и «Царствие Божие внутри нас», а затем пришедшее к проповеди практически безнадежной «веры» и неисполнимой морали без конкретных перспектив для индивидуального «я», в учении Гурджиева неожиданно обрело почву под ногами в виде многогранной «системы», изложенной им на вполне современном, хотя и причудливом языке, напоминающем язык психологов, химиков, физиков, механиков и музыковедов. И снова Царствие Божие приблизилось в старинном или несколько модифицированном обличий, став предметом заботы людей, воодушевленных идеей «работы над собой». Оно выступило в знакомом облике владельца имения или хозяина упряжки, а также в форме «перманентного Я», «объективного сознания», или «четвертого тела». Оно было снова «внутри нас», точнее, мы были внутри него, и нам предстояло войти в него, принося свои жертвы и прилагая усилия, - с помощью нового учения и удивительного «человека, который принес учение», «который не спит» и «который знает».
Доктрина Гурджиева отличается оригинальными идеями практически во всех разделах философского знания космологии, онтологии, гносеологии и антропологии. Именно поэтому вопрос о её истоках непрост. Некоторые современники утверждали, что в основании учения Гурджиева лежит древнее
знание, но даже учитывая, что Гурджиев был очень начитанным человеком, и то, что на него оказали влияние и современные, и некие тайные философские направления и системы, проследить, как он «вышел» на это знание, фактически невозможно. Подробное решение этой задачи пока не осуществлено. Именно поэтому в отношении учения существовало мнение, что, вероятно, он получил его от какого-нибудь друга и наставника из длинного ряда посланных ему судьбой «замечательных людей».
Среди тех источников, которые все же удалось обнаружить, в первую очередь называют книгу, написанную в I веке нашей эры Никомахом из Герассы Theologumena Arithmetica, в которой можно распознать «гурджиевскую нумерологию», а также идеи «октав», «луча творения» и даже «шкалу бытия», или нумерацию космических уровней. Искушенность Гурджиева в традиционном знании, его знакомство с пифагорейской традицией, представленной в книге Никомаха из Герассы, равно как и глубокая осведомленность в цифровом символизме, связанном с духовной эволюцией человека - преодолением им механичности, развитием в нем сознания, контроля над нижними «центрами» и, наконец, превращением его в свободную от нежелательных влияний и случайных импульсов звезду, - кажутся не менее чудесными, чем предположение о знании им труда иезуита Афанасия Кирхера, жившего в Риме в 1601 - 1680 гг., вышедшего в свет под названием Arithmologia. Именно в этой книге исследователи обнаружили изображение энеаграммы — девятиконечной фигуры, вписанной в окружность и состоящей из трех треугольников, внутри которых находится еще один маленький треугольник. Фигуру эту Афанасий Кирхер также называет энеаграммой и предлагает рассматривать её как символическую схему чудесного и неописуемого развития интеллектуального или ангелического плана через астральный план в план элементов согласно творческой мудрости Троицы, сущей в Едином.
Не менее удивительные параллели гурджиевскому учению были найдены при ознакомлении с работой жившего при короле Генрихе VIII
каноника Франческо Гиорги, опубликованной под названием De Harmonia Mundi. В этой работе Франческо Гиорги утверждает, что универсальная гармония представляет собой «концерт всех струн в чистых размерах без диссонансов».
Можно предположить также, что вопрос об отнесении своего учения к области той или иной религии или к тому или иному типу явлений не был для Гурджиева столь важным. Главная цель его системы, составлявшей неотъемлемый элемент всей его деятельности, выражена в задаче, которую он ставил перед своими учениками и последователями, — это эволюция человека, его духовное возрастание и, в конечном счете, его «пробуждение от сна», в какой бы форме и на каком бы языке эта задача ни определялась.
Христианство, безусловно, было естественной религиозной и культурной основой его жизни — он вырос в христианской семье и христианской стране, не исключено, что какое-то время он даже был студентом богословской семинарии и на протяжении десятилетий своих духовных исканий и странствий — в том числе в Рим, Иерусалим, Константинополь, Афины и на гору Афон — несомненно, учился и многому научился у христианских монахов и богословов. Однако он не остался в «горизонтальной» плоскости выбора между «настоящими религиями». Гурджиев видел, что, подобно другим великим религиям, христианство утратило свой трансформационный стержень, энергию преображения жизни, стало «догонять» современность или же отвернулось от неё.
В этой ситуации Гурджиев сумел избежать и других «горизонтальных» соблазнов: соблазна изобретения новой религии и соблазна реформации христианства. Он не стал вслед за Блаватской делать ставку на новую доктрину, новое метафизическое учение о происхождении и эволюции космоса и человека. Гурджиев выбрал другой ракурс деятельности: он поставил перед собой задачу практической разработки метода, ведущего к освобождению человека от главного фактора его несвободы - от механичности.
В конце концов, неважно, получил ли Гурджиев это знание от несторианцев, айсоров, от членов Ессейского братства на берегу Мертвого моря, в каком-нибудь надежно укрытом монастыре Тибета или Сибири, от умудренного древней мудростью монаха, вроде того, о котором он рассказывает в 9-й главе своих «Встреч с замечательными людьми». А может быть, от кавказских и среднеазиатских дервишей или в библиотеке князя Юрия Любоведского, старшего товарища и ближайшего друга Гурджиева? Гипотез много, но, по большому счёту, важно другое: удержать интерес к этим аспектам знания, заставить эти схемы двигаться, услышать их ритм и пульс и передать их в движении, в танце и реализация этих задач Гурджиеву удалась. Разумеется, помогли его мощная воля и многогранная одаренность. Чудо Гурджиева было в соединении живого ума российского человека кавказского происхождения, выросшего в христианском космосе под опекой своего отца-грека и русских учителей и наставников на перекрестке разных традиций и в атмосфере страстного влечения к истине. Именно в этом счастливом соединении языков и традиций - как устной, так и книжной, в дружбе между древним и христианским космосами, в соединении российской шлифовки с традиционной неразрешенной мудростью Востока, в глубоком знании прошлого и настоящего и кроются истоки духовного богатства и притягательности этого «замечательного человека».
Итак, рассмотрев основные антропологические предпосылки учения Гурджиева, ту духовную атмосферу, в которой он формировался как мыслитель, можно сделать ещё ряд выводов.
С Рудольфом Штайнером Гурджиева роднила общая для них обоих фундаментальная опора на христианство как основу их учений и общая задача интерпретации христианства в духе выявления его «истинной», «подлинной» основы. Можно найти немалое сходство и в космологических и антропологических элементах их учений, и в свойственном им обоим тяготении к искусству - поэзии, музыке и балету - как к форме духовной работы. Оба они, отталкиваясь от далькрозовской школы эвритмии, создали свои школы
«храмовых танцев» и театрализовали идею борьбы магов. И наконец, для обоих борьба светлого и темного начал в душе и в космосе составляла трагический драматизм жизни и пронизывала все аспекты и формы их учений.
Однако благодаря иронической регрессии в сциентизм и материализм, а также гибкости в сложных политических условиях и исключительной пластичности в выборе форм «работы» Гурджиев оказался социально устойчивее, чем Штайнер, который слишком негибко присвоил себе высокую роль пророка нового времени.
В рамках западной философской антропологии в начале XX века сложилось представление о человеке как существе, направляемом не только и не столько разумом, сколько волей, эмоциями, нерациональными побуждениями. Такой взгляд на человека сформировался под влиянием «философии жизни». При этом волевое начало человеческих поступков, внутреннего мира человека предполагалось неким мировым психобиологическим потоком. Совокупность представлений о человеке в рамках указанного учения (Ницше) определялась как парадигма жизни, т. е. жизненная реальность, некий мировой поток, который составляет и основу и фактор того, что называется «сущность».
Доктрина Гурджиева только отчасти близка философии Ницше. Общими для обоих мыслителей являются идея активности человека, идея необходимости огромного личного усилия, идея элиты, представители которой смогут достичь высочайшего уровня развития и обладать неделимым «Я»,
Примерно в это же время благодаря экзистенциализму сложилось иное учение о человеке. Оно разрабатывалось в рамках парадигмы существования. Если в первом случае есть воля, инстинкт, жизненный порыв, что-то, что с непреложностью нас определяет, то во втором случае в человеке нет никакого центра, ядра, который бы составлял сущность. Человек - это тотальная свобода, руководимая только собственным (индивидуальным) переживанием жизни.
Философия Юнга в рамках парадигмы Самости раскрывает перед нами психическую реальность, в границах которой, собственно, и происходит наша
жизнь. Соотношение различных феноменов этой психической реальности определяет множественные сферы человеческой деятельности.
И в момент формирования философии Гурджиева, и в настоящее время современная философская антропология продолжает находиться в рамках этих двух парадигм.
Общим моментом, объединяющим философию Юнга и Гурджиева, является огромная роль и значение, которые они оба придают психологическим аспектам в процессе совершенствования человека. Кроме этого, сходной у обоих философов является идея стремления к внутреннему ядру личности, независимому от внешних обстоятельств и законов, через максимальное осознание глубин и высот своей сущности. Можно также отметить, что идея «работы», являющаяся ключевой в антропологии Гурджиева, во многом соответствует алхимической идее «великого делания», разработке которой Юнг уделял много внимания в своей аналитической философии.
Если же говорить о месте Гурджиева в философской антропологии, то фактически он создаёт своё учение в рамках парадигмы существования. Отношение мыслителя именно к этому направлению обусловлено наличием общих проблем, характерных как для всех его представителей, так и для Гурджиева. Это в первую очередь проблемы человеческой сущности, выхода из духовного тупика, поиски смысла жизни. В отличие от большинства представителей этого течения, трагическому пессимизму философии существования Гурджиев противопоставил свою доктрину об обретении человеком подлинной и духовной сущности, движение к которой есть постоянное, каждодневное усилие («Четвертый путь») из-за децентрированного космоса и воздействия различных смысловых полей. Это практическая (этическая) философия. Она является своеобразной доктриной «русского мистицизма», так как, по сути, представляет собой смесь элементов и идей йоги, суфизма, дзен, тантризма, теософии, антропософии и христианского «умного делания».
Таким образом, особенность доктрины Гурджиева выразилась в учении:
#
О децентрированном космосе и взаимосвязи и единстве макро - и микроуровней.
О душе. Здесь речь шла о сущности человеческих смысловых полей, существовании отдельных и несовместимых друг с другом «Я» и движении к высшему «Я», неделимому.
О движении к сущности как усилии, которое есть «Четвертый путь» и предполагает - самонаблюдение, самовоспоминание, освобождение из-под множества влияний законов внешнего мира, телесные практики, искусство изменения и влияния «поз» и «стиля» на мысли.
Личность Г.И. Гурджиева и становление его учения
Странное, смешанное ощущение надежды и страха рождается вместе с осознанием того, что на наших глазах наступает загадочная, сложная и удивительная пора очередной смены эпох. Сколько раз история уже видела, как умирают царства, установления, обычаи, мнения и взгляды и как на их месте рождаются новые, в свою очередь подверженные смерти и подчиненные неумолимому закону циклов. Древние мудрецы Востока и Запада учили, что история повторяется, что она проходит в своей эволюции как периоды относительно спокойного существования и развития культур, так и переломные точки, моменты смены эпох. Все эти точки поворота имеют схожие черты: появляются толпы новых «мессий» и новые религиозные секты, многочисленные направления авангардного антиэстетического искусства — своеобразной формы протеста против существующих правил; возникают новые научные и псевдонаучные теории. Среди этого многообразия встречаются подлинные жемчужины, которые нелегко разглядеть в окружающем хаосе. Уходящее старое сражается с новым, которое еще только возникает. В такие моменты происходит множество войн, государства дробятся на враждующие области; умирающие формы религии и культуры, как бы предчувствующие скорую гибель, становятся еще более догматичными и жестокими. Спокойное и логическое течение истории сменяется беспорядком, то, что казалось прочным и долговечным, рушится в одно мгновение, а ветер истории сметает все привычное, не оставляя растерянным людям никаких точек опоры, ничего постоянного, чему можно было бы верить.
Но есть то, над чем не властно даже само время. Это те великие идеи и мечты, которые в каждой эпохе пробивают себе дорогу, чтобы найти приют в сознании и сердцах людей. Философия истории учит, что именно в моменты смены эпох, в моменты наибольшего хаоса в мир опускаются архетипы и модели новых времен, которые находят пристанище в умах и сердцах тех, кто среди окружающего шума не потерял способность слышать и видеть. Тогда и рождаются люди - носители и выразители этих идей. На первый взгляд, это существа не от мира сего, не от времени своего. Великие мечты, проводниками и вестниками которых они являются, приоткрывают им, новые дали, вне границ времени и пространства, жизни и смерти, далеко за пределами настоящего. Они способны увидеть в хаосе знамения нового и среди умирающих преходящих форм видеть и провозглашать древнюю мудрость. Ибо они знают, что за разнообразием форм скрываются одни и те же вечные законы, которые существовали и будут существовать, пока жива Вселенная, и которые просто меняют свой облик от эпохи к эпохе, от культуры к культуре. Вдохновляясь этими идеями и создавая в соответствии с ними новые формы познания и новые модели жизни, эти необыкновенные люди своим сознанием уходят далеко в будущее, видят его и в какой-то мере уже живут в нем, плотским телом все еще оставаясь в своей эпохе, среди своих современников.
Жить в старой эпохе для них означает пытаться донести до своих современников частицу того нового времени и нового сознания, в которое так или иначе, рано или поздно придется шагнуть всем. Это значит - вызывать на себя всю разрушительную силу страстей, сопротивление всех тех, кому выгодно оставаться там, где был, и думать так, как думал. Это значит сталкиваться и сражаться с огромной силой ненависти, злобы, догматизма, лицемерия и эгоизма одних и с силой неведения, инерции, тупости, безразличия и пассивности других.
Их судьба - это постоянная борьба, и борьба не только за то, чтобы самому не быть разорванным на куски силами зависти, догматизма и злобы, но и за то, чтобы идея, носителями которой они являются, не была пресечена в самом начале, прежде чем она успеет укрепиться, обрести плоть и пустить корни в плодородную почву сознания тех, кто мог бы её понять. В целом, это невероятно сложная и трудная задача, но именно её решению посвятил свою жизнь один из интереснейших философов XX века Григорий Иванович Гурджиев.
Кавказский человек, полугрек, полуармянин, странствовавший много лет по Востоку, он появился в центре России между 1911 и 1913 годами. К этому времени ему было около сорока лет. За спиной у него была сложная жизнь, разобраться в которой пытались многие биографы. Сам он сделал все возможное, чтобы замести все следы, и перемешать факты с легендами и аллегориями, а иногда просто с абсурдом и анекдотами. В результате он предстал перед современниками и любознательными потомками в виде некоего мифического существа — кентавра или химеры, у которого одна только внешняя сторона поддается обозрению, но его главная составляющая остается за скобками. При этом то, что Гурджиев обладал необычными знаниями и качествами, не вызывает сомнения у всех, знакомых с его биографией. В данном случае речь идет об объеме его личности и знаний, значительно превышающих обычные даже по меркам ярких и талантливых российских, французских и английских интеллектуалов начала XX века. Для П, Успенского - известного русского писателя, путешественника и исследователя "чудесного", встретившегося с Гурджиевым в 1914 году, он был источником высшего знания и представителем того высшего человечества, поиск которого составил цель и смысл всей его жизни. Для других он был соблазнителем женщин, поработителем мужчин, лжепророком и самим дьяволом. Гурджиев немало поработал, чтобы создать свой двоящийся образ, который был одновременно раздражителем и соблазном для многих. Чтобы отдать должное Гурджиеву и представить во всем его истинном значении, потребовалось бы очень объемное исследование, в котором бы отразились и духовные запросы современного сознания, и та глубина, с какой лекции и книги Гурджиева отвечают на эти запросы. В ограниченных рамках диссертации попробуем прикоснуться к этим проблемам.
Прежде всего, немного о том, где, когда и как проходило становление будущего философа, какие моменты этого процесса оказали на него наибольшее влияние.
Гурджиев родился в городе Александрополе (ныне город Гюмри, территория Армении) в 1877 году, когда эта местность входила в состав Российской империи. «Гюрджи» - по-турецки «грузин», житель Кавказа. Фамилию Гюрджиев или Гюрджян носят многие греки, переселившиеся из Грузии и других областей по ту сторону гор Кавказа на территорию Армении. По сей день существует обширная колония греков в районе озера Халка (юг Грузии). Мама Гурджиева армянка, папа малоазийский грек. Уже в раннем детстве отец, большой знаток сказаний и песен древности, спел Георгию историю о почти мифической фигуре. Речь идет о Гильгамеше, герое самого древнего эпоса, известного истории культур, герое, который отправился в путь за далекое море, чтобы достать «цветок как тёрн», дающий бессмертие. Именно такой цветок бессмертия (который в сказках и преданиях превратился в «аленький цветочек») Гильгамеш пожелал принести своему народу.
Место Г.И. Гурджиева в философской антропологии. Влияние мировой философии на творчество Г.И. Гурджиева
Анализируя любое философское наследие, необходимо по возможности учитывать все факторы, влияющие на его формирование. Биографические данные и личные контакты, рассмотренные в предыдущем параграфе - это лишь один из значимых аспектов проблемы. Другим не менее важным звеном этой цепи является влияние мировой философии и существовавшей духовной атмосферы на становление мыслителя.
Учение Гурджиева, деятельность которого ярко проявилась в 1910-е годы в России и успешно продолжалась на Западе до середины века, было лишь фрагментом широкой мозаики духовной жизни той эпохи и отражало в себе её конкретные черты. Это была одновременно и эпоха кризиса, и время мощного выброса новых философских идей. Кризис, присутствовавший и в состоянии человека, и в состоянии общества, означал не только смертельную опасность, но также и мобилизацию ресурсов для борьбы с ней, и напряженные поиски новых путей. Духовный кризис Запада - тот самый, о котором с тревогой говорили и писали тогда его современники, - закончился крушением «фаустовской» цивилизации и возникновением на её руинах той новой и доселе невиданной системы, которая и составляет сегодня будничный фон нашей жизни. Но в начале XX столетия исход кризиса был еще неясен, и надежда на спасение, на выход из тупика и открытие нового пути еще не была убита. Надежда эта в значительной мере питалась энергией герметического всплеска, происходившего в это время на Западе и на Востоке.
Елена Петровна Блаватская и Шри Рамакришна - два человека, обозначившие начало этого всплеска. Оба они несли в себе огромный личный магнетизм, вытекающий из духовного радикализма, выраженного в их образе жизни и в их идеях. Они актуализировали идею традиционного знания, духовной ответственности и внутренней работы как противоядия от безумия и своеволия секуляризованного социума. Их религиозный синкретизм не был чисто интеллектуальным. Метеорами они пронеслись по небу своей эпохи и увлекли в свою орбиту десятки и сотни блуждающих душ. Оба были в значительной степени отвергнуты своим временем, однако они пробили брешь в стене материализма и позитивизма и разбудили поток живого понимания и отклика. Значительным в начале века было влияние Анни Безант и Чарльза Ледбиттера и ученика Шри Рамакришны Шри Вивекананды. При них теософия и опыт Шри Рамакришны перешагнули границы стран и континентов и стали всемирным явлением. В пространстве, созданном этими влияниями, притягивая одни элементы и отталкиваясь от других, складывались новые формы духовного опыта.
Учение Гурджиева несет в себе явные следы умного использования идейных богатств теософии. Речь идет не только о соответствии основных концепций теософской доктрины и гурджиевского учения, но и об использовании им теософской терминологии. Эти концепции и эта терминология к 1910-м годам стали уже общеупотребимыми в философских кругах многих стран. Гурджиев глубоко и лично вжился в основную теософскую идею утраты человечеством древнего знания и интерпретации найденных фрагментов этого знания. Идя вслед за Блаватской, не отягощенный задачей впервые пробить этой идее путь, он легко отбросил уязвимые стороны теософии, такие, например, как её слишком прямая зависимость от веданты и другого архаичного материала по символике древних религий. С помощью интервенции в область терминологии позитивистской науки, используя прием иронической регрессии в материализм и механицизм, Гурджиев построил абстрактную космогонию и антропологию и тем самым оказался вполне созвучным интеллектуальным устремлениям российских интеллектуалов и богемы.
Приблизительно в это же время в Германии непосредственно из теософского учения вышла антропософия, которая за короткое время оттеснила теософию на задний план. Основатель её Рудольф Штайнер для создания своего учения обратился к западным и прежде всего к христианским источникам, умело включая в него элементы из средневековых и древних гностических учений, однако не пренебрегая и ведическими школами мудрости, как и жемчужинами, разбросанными в трудах самой Блаватской.
Другой духовно активный предшественник и современник Гурджиева граф Герман Кайзерлинг, прекрасный знаток неоплатонических источников и викторианского оккультизма конца XIX века, был не только метафизическим путешественником, определявшим духовные перспективы стран и континентов Востока и Запада своего времени, но и основателем школы мудрости у себя в Германии. Как и в случае с теософией, речь шла об обогащении палитры западной духовной жизни и о создании учения запросам нового времени.
Гурджиев не мог избежать влияния этих хорошо известных в начале XX века духовных авторитетов. Все они — Блаватская, Штайнер, Кайзерлинг, как и Гурджиев, - разделяли общую идею тайной традиции, которая от начала времен передавалось из уст в уста и в определенный момент вовсе исчезла из главных сфер европейской культуры. После своей блестящей победы в IV веке институциализированная христианская церковь не только уничтожила своих оппонентов, но и отказалась от идеи христианского гнозиса, или глубинной традиции. Так произошло разделение традиции на явную и тайную, историческую и внеисторическую, разделение, которое не было абсолютным и глухим, а допускало и даже предполагало взаимодействие: от жесткого подавления и преследования тайной традиции до взаимовлияния и сотрудничества двух аспектов традиции в некоторые благодатные эпохи.
При всем многообразии принципов и идей тайной традиции её главным элементом было признание основным делом человека стремление к духовной реализации как каноническим, так и неканоническим путем, а не только проявление благочестия через исключительно институциализированные формы, которые со временем, в результате утраты христианством духовной динамики, становились менее привлекательными.
Помимо этого, имена таких мыслителей, как Ф. Ницше, М. Хайдеггер, К.Г. Юнг, Рамана Махариши, также связаны с важным сдвигом, имевшим место в духовной жизни конца XIX - начала XX века. Неизбежность такого сдвига предопределялась глубочайшими изменениями, которые произошли в религиозном сознании, как в западной культуре, так и на Востоке. Эти изменения легче всего проследить на истории христианского сознания последних веков, а именно на исторической тенденции отрыва христианской духовной практики от социально-культурной сферы и, соответственно, передачи христианством исторической инициативы всевозможным просветительским, эволюционистским, психологическим, экономическим и иными секулярным идеологиям.
В это время — речь идет о духовном развитии Запада в течение последних трех-четырех веков - христианство постепенно вытеснялось из сферы внутренней жизни и переставало быть органичным интеллектуальным и эмоциональным пространством большинства западных людей. Богоцентризм традиционной западной жизни интенсивно заменялся эгоцентризмом и сопровождался развитием сциентизма, эволюционизма, прагматизма, марксизма, психоанализа. Как это уже было не раз в духовной истории и Востока, и Запада, содержание и ценность жизни и смысл человеческой и космической истории были редуцированы до уровня индивидуального, семейного и кланового мещанства.
Именно в этой обстановке Ницше, Хайдеггер, Юнг, Романа Махариши и другие совершили, каждый в своей среде и в соответствующей замыслам форме, попытку переакцентировки духовных установок своих современников. Попытка заключалась в видимом отказе от богоцентристских масштабов великих религий и в смещении акцентов «практической философии» (в кантовском смысле) в область индивидуального бытия.
Взаимосвязь человека и Вселенной
В работе Гурджиева «Беседы Вельзевула со своим внуком» «ученое существо» по имени Атарнах выдвинуло следующую гипотезу: «По всей видимости, в мире существует некий закон взаимного поддержания всего существующего. И мы своей жизнью тоже вне всяких сомнений обеспечиваем что-то в этом мире, будь то великое или малое»16.
Действительно, связь человека и Вселенной является основополагающей в антропологии Гурджиева. Пытаясь понять смысл человеческой жизни и природу человека, Гурджиев приходит к выводу, что его изучение невозможно без изучения Вселенной, точно так же, как невозможно изучать Вселенную, не изучая человека. Свою антропологию он начинает с тезиса: человек - это подобие мира. Этот тезис, отражающий принцип универсальной взаимозависимости космоса и человека, можно встретить не только в учении Гурджиева, он принадлежит многим духовным и религиозным учениям (герметизм, гностицизм, неоплатонизм, христианство, брахманизм, каббала, тантризм и т.д.).
Свою точку зрения философ обосновывает тем, что человек был создан по тем же законам, по которым создан мир в целом. Познавая и понимая себя, он будет познавать, и понимать весь мир, все законы, которые творят мир и управляют им. В то же время, изучая Вселенную и законы, которые ей управляют, он узнает и поймет законы, которые руководят самим человеком. В связи с этим мыслитель замечает, что некоторые законы легче понять и усвоить благодаря изучению объективного мира, тогда как другие можно понять только изучая себя. Следовательно, изучение мира должно идти параллельно изучению человека, и одно будет помогать другому. Именно эта логика и раскрытие сути общих законов для космоса и человека и лежат в основании антропологии Гурджиева.
В качестве фундаментального закона, который создаёт все явления во всем многообразии или единстве всего сущего, Гурджиев называет закон трех принципов, или трех сил, или просто закон Трех. В соответствии с этим законом, каждый феномен, какого бы он ни был масштаба и в каком бы мире не проявлялся, молекулярный или космический, всегда есть результат сочетания или встречи трех различных и противоположных сил. Именно поэтому в философской системе Гурджиева процесс возникновения всевозможных феноменов включают не две силы, как, например, в даосизме (положительную и отрицательную, мужскую и женскую и т.д.), а три. В своем учении Гурджиев говорит о том, что только с помощью третьей силы первые две будут в состоянии создать в той или иной области то, что может быть названо явлением: «Все вещи в мире подчиняются Закону Троицы, всё, что существует, появилось сообразно этому закону. Комбинации позитивных и негативных принципов могут произвести новые результаты, только если вторгнется третья сила»17.
Первая сила называется активной, или положительной; вторая -пассивной, или отрицательной; третья - нейтрализующей. Но это лишь названия, подчеркивает философ, поскольку в реальности все три силы равным образом активны, и только в точке своей встречи проявляют себя как активная, пассивная и нейтрализующая, т.е. только в отношении друг друга в известный момент. Например, человек хочет работать над собой. Его желание и инициатива будут активной силой, инертность повседневной жизни -пассивной. Эта постоянная борьба не даст никакого результата до тех пор, пока не появится третья сила, например, в виде нового знания. Это знание моментально продемонстрирует преимущества, возможные результаты или необходимость работы над собой, поддерживая, таким образом, и усиливая первое побуждение. Опираясь на помощь третьей силы, инициатива победит силу инерции и у человека появится энергия для продвижения в нужном направлении. По мнению Гурджиева, отсюда следует, что если мы наблюдаем в чем-то остановку или бесконечное колебание без единого шага с места, мы можем сказать, что в этом случае недостает третьей силы.
Таким образом, в космологии Гурджиева постоянно соотносятся космос и человек, но речь идет не о двух космосах - макрокосме (Вселенной) и микрокосме (человеке), а о более сложной космической структуре и о месте человека в ней. Учение о двух космосах философ считал неполным, фрагментарным, так как из него невозможно показать реальное состояние действующих во Вселенной сил и возможностей человека.
Гурджиевское учение о космосе содержит в себя семь космосов, или миров, включенных друг в друга и созданных по образу и подобию величайшего из них. Семь космосов - это семь уровней творения.
Протокосм, или первый космос, — Абсолют, или «мир 1». В этом мире все три силы составляют единое целое. Они владеют полной и свободной волей, полным сознанием, полным пониманием себя и всего того, что они совершают. Процесс творения Гурджиев описывает следующим образом: «Три силы или три принципа, изошедшие из Абсолюта, сотворили всё множество Солнц, среди которых одно - наше. Все эти эманации и их взаимодействие производят новые комбинации. Это верно для человека, для Земли, для микроба. Каждое Солнце также эманирует, и эманации этих Солнц через комбинации позитивной и негативной материи дают рождение новым формам. Земля наша — результат одной из этих комбинаций, и самая недавняя комбинация - это Луна» .
Идея о единстве трех сил в Абсолютном — основа многих древних учений: о единосущной и неделимой Троице в христианстве, о Тримурти — Брахма, Вишну, Шив - а в индийской философии, Айн, Соф, Аур в каббале также представляют собой пример подобного единства и т.д.
Три силы Абсолютного, составляющие единое целое, разделяются и соединяются по собственной воле и собственному решению. В точках их соединения они производят феномены, или «миры». Эти миры, созданные волей Абсолютного, полностью зависят от его воли во всём, что касается их собственного существования. В каждом из этих миров снова действуют три силы. Однако, поскольку каждый из этих миров уже не целое, а только часть, три силы там уже не представляют единого целого. Теперь это три воли, три сознания, три единства. Каждая из этих трех сил содержит в себе возможность всех трех сил, но в точке встречи проявляет только один принцип — активный, пассивный или нейтрализующий. Все вместе эти три силы создают триаду, которая производит новые феномены. Но это уже другая триада, отличная от той, что была в Абсолютном, где все силы составляли неделимое целое и имели единую волю и единое сознание. Теперь в мирах второго порядка три силы разделены, и точки встречи имеют новую природу.
Неделимое «Я» как цель существования. Учение о «Четвертом пути» как о смысле человеческого бытия
Изложенный в предыдущей главе круг мыслей о несовершенной природе человека, с одной стороны, и о колоссальной потенциальности - с другой, подводит к гурджиевской идее пути как средству выхода из создавшегося положения. Эта стезя представляет собой определённую систему, состоящую из теоретических воззрений и практической части. В философии Гурджиева данная система совершенствования называлась «Четвертый путь». По своей сути это и особое знание, и практика, которые вели к осознанию степени несвободы человека, его погруженности в сон и разного рода отождествление и, как результат, - к освобождению от всего этого. Идти данным путем можно было только под наблюдением и руководством опытного наставника. Одна из причин такого положения обусловлена тем, что реализация теоретических представлений на практике связана с массой проблем ввиду разнообразия индивидуальных случаев, которые невозможно классифицировать и подвести под одну категорию, что позволило бы описать стандартные пути их решения. Именно поэтому и Гурджиев, и его последователи были убеждены, что подход к каждому ученику в целом должен быть индивидуальный, но при этом возможны общие методы. Они не помогут решить проблемы, возникающие в каждом конкретном случае, но с помощью учителя вероятна их правильная оценка и адекватное отношение. Образ именно такого наставника и являл собой Гурджиев.
Методология «Четвертого пути» - одна из наиболее важных тем практической работы мыслителя. Обыденный путь познания себя чаще всего начинается с чтения соответствующей литературы, это значимо, полагал философ, но не исчерпывающе с точки зрения совершенствования. С книгами зачастую связано чисто интеллектуальное удовлетворение, иногда - быстро преходящий эмоциональный подъем; в лучшем случае они помогают осознать уже имевшийся у человека духовный опыт, увидеть его с точки зрения более широкой духовной перспективы. Гурджиев был убежден, что опыт как таковой обретается либо спонтанно («кармически»), либо в ходе живой практики. Книги же дают нам знания, а не опыт, они усложняют нас, но не изменяют.
Действительно, литература может помочь человеку измениться, лишь предоставив методику такого изменения. Собственно говоря, в литературе мы сталкиваемся именно с множеством различных методик. Однако фактически все они оказываются непригодными по двум основным причинам: либо это методики, направленные на осуществление каких-то частных задач, а не расширения сознания, либо это методики, разработанные и успешно применяемые в условиях, резко отличных от привычной обыденной жизни больших городов. Практика же, чтобы быть действенной, должна осуществляться не «по утрам и вечерам», но наполнять собой всю структуру жизнедеятельности человека.
Гурджиев предлагал именно такую реальную методику самоосуществления, пригодную для индивидуального пользования в условиях «открытого социума» (а не только замкнутого микро-социума духовной общины - Ашрама). Главная цель методологии - вовлечение «спящих машин» в действительный процесс работы над собой. Более детальные задачи намечались исходя из представлений о природе человека и предполагали: настройку гармоничной работы центров, развитие четырех тел, получение первого и второго сознательных толчков, разрушение последствий органа Кундабуфера, предотвращение утечек энергии, настраивание машины тела для трансформации различных видов пищи, создание личности пассивной в отношении сущности, увеличение знания и повышение уровня бытия.
Мнение людей о том, что каждый человек является единой личностью, Гурджиев считал всего лишь иллюзией. Вопреки этой иллюзии, философ утверждал, что обычный человек состоит из множества конфликтующих «я», непрерывно сменяющих друг друга. При этом он не только не в состоянии ничего в себе изменить, но даже не осознает своего положения. Таким, каким человек является, он неполон, незавершен. Внешняя сторона бытия человека организуется жизнью и её потребностями и соответствует его положению и возможностям. В некотором смысле такое бытие искусственно: оно приобретено. Но лишь внутренняя, неорганизованная сторона бытия человека может развиваться - так, как развивается семя в процессе своего роста, из себя. Необходимость этого развития постоянно подчеркивается Гурджиевым. «Каждый из нас деформирован. Тот, у кого развита только личность, является калекой. Он никоим образом не может быть назван совершенным человеком: он четверть, треть человека. То же самое можно сказать о человеке, у которого развита только сущность или только мышцы. Тем более, невозможно назвать "совершенным человеком" того, у кого более или менее развитая личность сочетается с довольно хорошо развитым телом, в то время как его сущность остается совершенно атрофированной»44.
Несмотря на это не очень благоприятное состояние современного человека, философ был убежден в том, что он может совершить свою собственную эволюцию, своё собственное завершение. При этом человек должен развиваться внутренне через более глубокое размышление, посредством духовного начала своего индивидуального понимания и через внутреннее согласие с тем, что он считает истиной, а не через свою внешнюю сторону, управляющую жизнью. Стать более понимающим человеком, следовать определенным методам - это и есть психологическое развитие.