Содержание к диссертации
Введение
Раздел 1 Специфика религиозно-философской позиции Бердяева в свете исследовательской традиции 22
Раздел 2. Теоретические основания осмысления специфики смыслотворчества Николая Бердяева 44
2.1 Психологические особенности личности Бердяева и истоки его мировоззрения 44
2 2 Протоформы мышления у Бердяева 58
2.3. Языковая личность Бердяева 82
2.4. Пневматерапия Бердяева как способ реализации эзотеризма 93
2.5. Романтизм Бердяева 111
Раздел 3. Влияние жизненного мира на эволюцию религиозно-философской позиции 136
3, 1. Становление философии как преодоление проблем жизни 136
3. 2. Новое религиозное сознание 148
3. 3. Обращение к православию и антропокосмизм 160
3.4. Эволюция от антропокосмизма к персонализму 179
3, 5. Философия духа — «окончательная философия» Бердяева 204
3. 6. Общие контуры эволюции воззрений 252
3. 7. Киевский круг Бердяева 256
Раздел 4. Теология культуры Николая Бердяева 274
4.1 Проблема соотношения философии и религии 274
4.2 Концепт «безосновного» 289
4. 3. Бердяев: между гностицизмом и христианством 296
4. 4- Концепция творчества как откровения человека 321
4.5. Религиозно-философская доктрина Человека 343
Выводы 353
Список использованных источников 361
- Психологические особенности личности Бердяева и истоки его мировоззрения
- Пневматерапия Бердяева как способ реализации эзотеризма
- Эволюция от антропокосмизма к персонализму
- Бердяев: между гностицизмом и христианством
Введение к работе
Актуальность исследования. Происходящее в нашем отечестве на протяжении двух последних десятилетий изменение социального строя общества приводило к потребности выработки новых мировоззренческих парадигм, С самот начала это изменение осознавалось идеологами данной политики как возврат на новой основе - с учётом современных достижений Запада - к той социально-культурной модели, которая возникла в России начала XX века, «между двух революций». Этим обусловливалось возвращение и бурное освещение наследия идейных вдохновителей той эпохи, в том числе и философов. Акцент делался на фигурах, которые получили признание в Европе. В русле такого интереса в наше культурное пространство было вброшено наследие Николая Бердяева. В его идеях попытались найти основание для создания новой мировоззренческой парадигмы. Однако не принималось во внимание то, что всякое духовное творчество многомерно, его глубина постижима лишь в проникновении в культурную ткань той эпохи, в которой оно возникло, и жизненные обстоятельства его творца. Этого сделано не было, в силу чего в наследии выявлялся лишь поверхностный смысл, который зачастую не отвечал подлинному содержанию. Как мы покажем в исследовании, замысел мыслителя носил символический характер, он требовал выявления особой среды реконструкции содержания. Вот эта среда не была принята во внимание, подменяясь идейной средой интерпретатора. Мысли философа стали интерпретироваться в разных мировоззренческих контекстах. Противоречивость возникших так точек зрения затем была оценена как непоследовательность и противоречивость самого мыслителя, и поскольку данное состояние восприятия наследия не могло выступить основанием строительства новой мировоззренческой парадигмы, мода на Бердяева прошла. В целом, это характерно для восприятия всей традиции русской
4 философии Серебряного века. Сходную идею высказал один из оригинальных исследователей русской духовности С. С. Хоружий: «Казалось несомненным, что едва Россия станет свободной, она найдёт в этих текстах готовую основу для постсоветского сознания.... Столь же несомненно, на базе заключённой здесь философии должен будет начаться новый подъём творческой религиозно-философской мысли- Мы знаем, что эти ожидания постиг провал.,,» [520» 141].
Актуальность интереса к Бердяеву на Западе и у пас обусловлена тем, что его центральная установка на антропоцентризм предвосхитила одну из ведущих тенденций культуры постмодерна, выражающуюся в синтезе антропологизма и философии. Именно поэтому сегодня нам так важно вновь обратиться к трудам Н. Бердяева как подлинного философского классика. Осмысление творчества Бердяева, его религиозных и философских идей, его способа мышления в эпоху перехода к постиндустриализму будит мысль современного человека, помогает противостоять прагматической и механико-технологической экспансии- Оно обращает наш взгляд к духовному миру и дает обильную пищу для ума. Искра новых подходов не загорелась семнадцать лет назад, но она может вспыхнуть теперь, зажженная сегодняшними интерпретациями. Найдем ли мы, обращаясь к текстам, «подлинного Бердяева»? Этот вопрос остается открытым. Бердяев многообразен - он и философ, и общественно-политический мыслитель, и религиозный автор, и эзотерик. Не стремясь исчерпать всё богатство его наследия, мы лишь попытаемся в нашей работе выделить некую ведущую идейную струну метафизических и ценностных исканий автора, описать его «генеральную линию».
Примечание,
Мы оставляем в стороне спор о правомочности употребления термина «Серебряный век» русской культуры, используя его в качестве традиционного именования периода культуры. Употребление же термина «Ренессанс» считаем не до конца обоснованным, поскольку Ренессанс традиционно связывается с переходом от христианства к античности. Здесь же был осуществлен переход к христианству. Проявленная же в довесок к христианству «ренессанспостъ», по нашему мнению, не позитив, а гностический уклон.
5 Общая характеристика разработанности проблемы. Оценивая разработанность именно так поставленной проблемы, можно констатировать, что большинство авторов либо пытались охватить всё творчество Бердяева в целом, либо касались отдельных тем. Вместе с тем в последнее время в нашей стране появилось ряд исследований, задающих новое направление поиска, которое состоит в контекстуальной реконструкции наследия русской философии в целом. К их числу относятся работы П. Гайденко, М. Громова, А. Замалеева, М Коллерова, М. Маслина, Н. Мотрошиловой, В. Сербинеико, С, Хоружего, А, Ермичёва, А. Ерыгина, И. Евлампиева и др. Они задают новое направление исследований, заключающееся в поиске специфических характеристик русской мысли. Опираясь на достигнутое, можно по новому переосмыслить наследие Н. А, Бердяева.
Во вступительном обращении редколлегии научного издания «Историко-философский ежегодник 2001» к проводимому этим изданием симпозиуму «К определению специфики и актуального значения философии Николая Бердяева», как нам кажется, верно оценена степень разработанности проблемы и определено наиболее актуальное направление современных поисков: «Несмотря на то, что к настоящему времени имеется достаточное количество посвященных ему публикаций, сложный вопрос о специфике бердяевской философии далёк от разрешения»[324. 249], Работа К В. Мотрошиловой «Николай Бердяев: Философия жизни как философия духа и западная мысль XX века. Статья первая. Специфика философского синтеза Н. Бердяева; общие характеристики», размещённая в материалах этого симпозиума, выявляет в качестве одного из ключевых направлений «путь бескомпромиссной ,.. философской религиозности и философского теологизма, которые, однако, не вписывались в ортодоксальную теологию и религию (будь то католицизм, православие или протестантизм), ни различные формировавшиеся тогда варианты богословия и религиозной философии»[405. 250]. Однако до настоящего времени поставленная так задача в полном объёме не была решена. Придя в ходе нашей
исследовательско-профессиональной эволюции к указанной
проблематичности, мы и акцентируем внимание именно на специфичности религиозной философии Бердяева. Степень разработанности проблемы понимания мистико-религиозных аспектов философии Бердяева анализируется нами в первом разделе нашего исследования.
Корпус источников. На настоящий момент в России опубликованы все основные работы Бердяева, Именно на их основе проводилось большинство исследований» Однако в ходе нашего изучения мы столкнулись с существенной проблемой: сам Бердяев неоднократно указывал на незавершённость своих замыслов в публикуемых им произведениях, на несоответствие глубины достигнутой им фантазии выражаемым в текстах формулировкам, на сокрытие ряда ключевых идей в большинстве своих произведений и выявление их лишь в немногих книгах и интимных беседах* Учитывая это, мы пришли к выводу, что, помимо явной проблемы неадекватной выразимости средствами языка внерационального интуитивного опыта, здесь присутствует ещё одна проблема - Бердяев писал для определённого круга своих современников, в стремлении быть услышанным и понятым он сообразовывал свои идеи именно с их мировоззренческим опытом и пристрастиями. Следовательно, ряд идей, которые могли вызвать их неприятие, он попросту зашифровывал» Это привело нас к пониманию наличия у Бердяева двух типов первоисточников, что потребовало опоры в первую очередь на такие первоисточники, в которых бы его идеи выражались более открыто. Поэтому мы провели изучение части архива Бердяева, которая хранится в РГАЛИ, а также ряда материалов, опубликованных в зарубежной литературе, из частных коллекций и из Парижской части его архива. Мы пришли к выводу, что в качестве источников особой важностью обладают не только окончательные варианты текстов, но и предварительные варианты, наброски, переработки ранее опубликованных произведений, конспекты ряда лекций и докладов, переписка философа с кругом близкого общения. Особо значимыми нам
7 показалась работа «Самопозпаиие»[22], а также письма ко Льву
Шестову[189], заграничная переработка книги «Смысл творчества»[204; 205] и конспекты лекций «Основы христианства. Христианство и современность» с циклом «Искание смысла жизни» (20-е - 30-е годы)[181]. Кроме того, мы активно использовали дневниковые записи его жены, в которых она сообщала о лично ей сообщённых замыслах и переживаниях мужа[247]. В качестве значимых вторичных источников мы использовали малоизвестные работы его современников и предшественников, идеи которых находили отклик в мировоззрении русского философа. Мы также использовали архивные материалы, высвечивающие дух его эпохи, работы исследователей его творчества, теоретические разработки по вопросам исследовательской проблематики.
Гипотеза исследования. Духовные искания самобытной русской философии в лице Владимира Соловьёва и его последователей - а Бердяев принадлежал к их числу, возвысивших эту традицию до уровня мирового философского развития, были направлены на поиск путей эволюции от европейской гуманистической мысли в сторону христианского мировоззрения. Но как это бывает на путях эволюции, прежние формы настолько сковывали, настолько искажали другую реальность, что она не могла выступить в своём подлинном содержании. Нашей гипотезой является предположение, что в поисках перехода от рационалистических форм гуманизма к духовному опыту христианства мыслители этой традиции, осознанно или неосознанно, воспроизводили подходы гностической мысли и родственные ей формы духовного опыта, и это накладывалось на их христианское миропонимание, порождая противоречивость их мысли. Русские философы полагали, что в обезбоженном гуманизмом мире они вновь повели человечество к Богу, но как мы покажем в отношении Бердяева, в своей философской апологетике христианства он, переходя границы философствования и вторгаясь в сферу религиозной веры, зачастую подменял веру философствованием. Это приводило его к желанию изменять
8 основы вероучения в соответствии со своими философскими и околофилософскими измышлениями. Поэтому при выдвижении гипотезы свою задачу как исследователя мы видим в том, чтобы различить христианские и гностические компоненты мировоззрения Бердяева.
Объектом исследования выступает творческое наследие Николая Бердяева, выраженное в его философско-религиозных текстах.
Предметом исследования является специфика религиозно-философских взглядов мыслителя, их связь с идейной средой и личностными особенностями Н. Бердяева.
Целью диссертационной работы является экспликация и анализ идейно-теоретических оснований религиозно-философских построений Н. Бердяева в контексте его индивидуально-личностных особенностей. Данная цель будет раскрыта путём осуществления следующих задач:
реконструировать ключевые интенции жизненного мира Бердяева и их влияние на его философское мировоззрение;
выявить уникальность мыслеформ Бердяева;
вскрыть особый уровень языковой личности философа;
опознать коммуникативную направленность его работ;
проанализировать феномен близости взглядов русского философа к традиции романтизма;
выявить логику поиска основных тем и прояснить динамику смены взглядов философа;
раскрыть базовый смыслосимвол построений философа и показать, как возникшие в ходе эволюции изменения взглядов было вызваны его пре формацией;
выявить изменение отношения философа к религии;
реконструировать динамику религиозного поиска Бердяева;
раскрыть, почему творчество для Бердяева являлось реальностью, определяющей значимость человека;
показать, каким образом Бердяев выводил из христологии новую
9 антропологическую концепцию.
Теоретико-методологические основы исследования.
Герменевтическая традиция выдвинула значимый историко-культурный исследовательский подход, суть которого заключается в постижении наследия, исходя из процесса его созидания. Для нашего исследования он имеет значительный потенциал. Один из современных вдумчивых исследователей творчества Бердяева проф. В, П. Визгин относит его мысль к третьей стадии философствования, определяемой им как «благородное философствование». При этом «мысль философствующего движется не как машинный механизм или схематизм, а как тонкость вкуса, безошибочность чутья, меткость взгляда»[267. 315]. В этом же ключе ведущий российский историк философии Н. В, Мотрошилова выдвигает интересную идею: «Должна признаться, что метафизика Бердяева с точки зрения её проблемной остроты, насыщенности оригинальными мыслями, побуждающими к раздумьям и спорам, неизменно вызывает во мне восхищение, желание поучиться философствовать «от себя» и использовать на благо своей концепции всё богатство прежнего философского опыта. Читатель как бы приглашается Бердяевым к со-размышлению и проверке сказанного автором. При этом способом проверки оказывается обращение читателя не к мнениям и суждениям именитых мыслителей, а к собственному философскому опыту. Это существенный обмен между «духом», заключённым в одном субъекте, и «духом» другого философствующего индивида»[405. 265]. К созвучной идее ранее приходил В. В. Зеньковскии: «Ко всем темам Бердяев подходит очень лично, как бы всё меряя, всё оценивая с личной точки зрения, и в этой невозможности выйти за пределы самого себя, в поразительной скованности его духа границами личных исканий - ключ к его духовной эволюции»[309. 265]. Эти мысли, глубинно выявившие уникальность предмета исследования, привели нас к выдвижению философ ско-антропологического исследовательского подхода, состоящего в том, чтобы изучить философское наследие Бердяева через призму философского осмысления его человеческих
10 оснований. Изучая нашего философа именно так, видно, что он - не просто философ текста, а философствующая личность, оставляющая выраженное слово как мост на пути к подлинному общению с собой, своим внутренним словом. Однако это внутреннее слово диалогично по своей природе, оно -вопрошание, нацеленное на испытание Истины, да, да - Истины с большой буквы- К этому внутреннему слову невозможно прийти извне и со стороны, от него можно изойти, поскольку само оно получено не в горизонтальном диалоге, а в диалоге по вертикалу, диалоге с Истиной. При этом следует учесть, что Истина видится каждому в своём особенном образе в меру его готовности воспринять Её. Поэтому-то и возникает потребность в горизонтальном диалоге как возможность сопоставления этих образов с целью прояснения собственной готовности на фоне личности, достигшей духовных высот. Но здесь, вследствие риска попадания в зависимость от предмета исследования, имеющего особую коммуникативную нацеленность, возникает опасность для личности постигающего. Ведь где верх, там и низ, высшие взлёты духа таят в себе опасность глубоких провалов, поэтому необходима осторожность, необходимо испытание другого духа, внутреннее вопрошание о нём с позиций своей веры. Православославное мировоззрение и выступает для нас основанием дистанцирования от такой грандиозной фигуры как Н. Бердяев. Теоретические основания нашего исследования раскрываются нами во втором разделе диссертации.
В определении методологических подходов нашего исследования мы опирались на работы историко-философского и методологического направления (А. Аржаковского, Р. Габитовой, Х.-Г. Гадамера, Р. Гальцевой, П. Гайденко, М. Громова, А, Гулыги, В, Дильтея, Г. Драча, А. Ерыгина, Д. Жданова, А. Замалеева, В, Зеньковского, Е. Золотухиной-Аболиной, Ю. Караулова, М. Коллерова, В, Кувакипа, А. Лосева, Н. Лосского, М. Мамардашвили, М. Маслина, Н. Мотрошиловой, А, Мысливченко, Е> Режабека, Г. Риккерта, В. Розина, В, Сербипеко, Л. Синельниковой, В. Табачковского, С. Хоружего, В, Шинкарука, В. Яковлева, К. Ясперса, В,
Ярошевца и др.).
Методологической основой диссертационного исследования являются общенаучные принципы анализа: системности, целостности, единства логического и исторического. Однако избранные нами теоретические основания потребовали применение идиографического метода. Это привело нас к тому, что в качестве общего подхода к изучению творчества философа был применен метод имманентной интерпретации, а для анализа первоисточников использовались методы психоаналитического, когнитивного, лингвистического, феноменологически-описательного анализа и герменевтического истолкования текстов. В исследовании характера рецепции Бердяевым историко-философских идей и религиозных влияний были задействованы элементы компаративного метода, а в обработке теоретико-методологической исследовательской литературы применялся аналитический метод.
Научная новизна диссертации определяется следующим:
выяснено, что у Бердяева ведущим способом обретения мистического опыта выступала психотехника сенсорной депривации, обретённая путём действий по упорядочиванию эмоционального мира с помощью религиозной практики;
показано, что в основании мыслительных конструкций Бердяева лежат особые мыслеформы - протоформы мысли, в которых, в отличие от традиционного мышления, представление и понятие нераздельны;
обнаружен символический уровень языковой личности философа, проявлявшийся при передаче информации о трансцендентном и открыт стилистический полифонизм лиризма и символизма;
выявлено, что у Бердяева «пневматерапия» выступает особой коммуникативной направленностью текста, проявляющейся в суггестивном воздействии на духовный мир читателя, и является уникальным способом реализации эзотерического проекта;
путём изучения влияния процессов жизненного мира на преформирование основной мифологемы мыслителя впервые выявлен исток концептуализации его мысли и предложено новое объяснение причин изменения его мировоззренческих позиций;
прослежена эволюция отношения Бердяева к религии, заключающаяся в перенесении приоритета с религии на мистику и установлена конституированная им новая область знания, которую мы определяем как теологию культуры;
впервые выявлен характер динамики поиска Бердяевым новой позиции в христианстве как постоянного колебания между гностицизмом и православием;
реконструирован ход поиска смысла в период создания концепции творчества в процессе чего установлено, что в её основании лежало осмысление опыта переживания мистического экстаза, и прояснена генеративная модель этой концепции, заключающаяся в переосмыслении святоотеческой концепции Духа, где Дух был представлен не только исходящим от Бога к человеку, но и имеющим ответную направленность;
выявлено, что, распространяя халкидонский догмат о Богочеловеке на истолкование сущности человека, Бердяев приходит к проекту создания человекобога.
На защиту выносятся следующие тезисы:
1. Философия носила для Бердяева жизненно-практический характер, поскольку с её помощью он пытался упорядочить свой нестабильный эмоциональный мир. Выработанные механизмы сдерживания настолько подавили чувственную информацию, что она стала замещаться миром экстатических видений, которые он пытался артикулировать с помощью рациональных средств. Но этот опыт приводил к их преформации. Для конституированной таким образом философии мыслитель ощутил недостаточность традиционных философских средств, поэтому в поиске новых, адекватных своей задаче, он обратился к теологии. Выбрав средством
13 упорядочивания своего мистического опыта идеи христианства, Бердяев преформировал их содержание, в результате чего они приняли не христианский, а гностический вид.
2, В основе смыслотворчества философа лежат особые формы мысли -протоформы. Здесь определенные признаки описываемых реалий выходят на первый план, и хотя они не отвлекаются от целостного образа, но внутри него уже отличаются от других признаков. Благодаря этому преформируется целостный образ, его содержание утрачивает обусловленную восприятием пространственную и временную конкретность. Однако протоформа не переходит в понятие, различение есть лишь акцентуация при сохранности всего исходного состава образа, здесь ещё нет отвлечения лишь некоторых наиболее существенных черт реалий, мыслимых как таковые, что происходит в понятии. Мышление на уровне протоформы оперирует единым целостным образом, а не расчленёнными и отвлечёнными друг от друга элементами, как в понятийном мышлении.
3. Особые формы мышления задавали особое измерение языковой личности философа - символический уровень- Когда философ рассказывает о своём мистическом понимании, не слово, а ритм должен настроить читателя на аналогичную духовную настроенность и привести его самого в соприкосновение с Тайной, где посредник уже не нужен. Отсюда требование предельной экзистенциально-терминологической чёткости, ведь именно выраженное в правильной конфигурации слов высказывание должно устремить дух к нужной направленности. Язык становится символом инобытия. Внемлющий слову должен возвыситься до процесса его творения и тем самым оказаться в той реальности, которая символизирована. Сопричастность внешнего мира внутреннему Я человека, в чём выявляется лиричность, дополняется соположенностью этого Я лично-трансцендентному - Богу, что возможно лишь символически. В результате образуется трёхмерное языковое пространство. Первый уровень сенсорно-эмпирических отражений как бы «втягивается» во второй уровень - внутреннего отношения
14 Я, уровень ментальный, создавая лирический дискурс, и всё это затем «вытягивается» на третий уровень - символической отнесённости к высшему.
4. Уникальная коммуникативная направленность текстов Бердяева
выступает проявлением тенденции «экзотерического эзотеризма». Этот
модернизированный вариант эзотеризма обращен ко всем, а новый эзотерик
воспроизводит своё знание с помощью способов обоснования традиционной
культуры. При этом форма самовыражения и трансляции неотделима от
содержания, становится способом его реализации. Её мы терминологически
определили у Бердяева как «пневматерапию». Мыслитель считает, что,
осуществляя поиск предназначения своей жизни в ориентации на идеи,
возникшие из осмысления объективного мира как данности, человек
приходит к осознанию бессмысленности своего существования. Русский
философ полагает, что отсюда вытекает трагизм человеческого бытия, его
болезнь. Свою задачу как пневматерапевта он видит в выявлении в идеях
сознания и их комплексах скрытой работы духа как высшей и наиболее
подлинной, затем в осознании и коррекции этой работы и в новой, теперь
уже более позитивной, деятельности смыслопридавания.
5, Позиция Н, Бердяева противоречиво связана с идеями романтизма,
совпадая и не совпадая с ними. Это выражено в следующих моментах:
Бердяев един с романтиками в критике рационализма и продуцировании символических описаний трансцендирования, однако он не принимает субъективизма романтиков;
Бердяев наследует парадоксальность мышления романтиков, в частности, создает, подобно Фр. Шлегелю, парадоксальную логику «бриколяжа», где познание двигается по кругу от одной противоположности к другой, замыкая различие в единство;
- Соглашаясь с романтиками по вопросу универсального познания, где
объединены искусство, философия и наука, и разделяя идею «брачпости
познания» как проникновения мужского начала в женственную душу мира.
15 Бердяев, в отличие от романтиков, подчеркивает первостепенную важность именно мужественного начала - Логоса;
- Если ирония романтиков была субъективно-творческой процедурой,
то Бердяев трансформирует иронию и вытекающую из пее теорию
творчества в теорию объективации и воплощения, придавая им гносеолого-
онтологический характер: объективный мир вызван к реальности
объективированным в субъекте миром;
- Бердяев в своем творчестве акцентирует опыт экстатических
переживаний, менее выраженный у романтиков, он преодолевает романтизм,
преобразуя его с мистических позиций.
У Бердяева под влиянием сложных жизненных обстоятельств и сильной эмоциональной возбудимости возникло особое чувство одиночества как отчуждения от мира. Оно осмысливается в качестве установки на миропреодоление, В эволюции его мысли можно выявить две ключевые вариации взглядов, разделённые переломным периодом. Вначале миропреодоление интерпретируется как творческая работа человека и человечества в мире, направленная на внесение в мир нового смыслового содержания. Затем, в переломный период, он разочаровывается в возможностях человеческой реализации в мире. В последний этап весь опыт человеческой жизни в мире как самодостаточный оценивается негативно и интерес перенацеливается к достижению внутреннего творческого экстаза, в котором происходит аннигиляция мира и выход во внемирное существование.
В эволюции отношения Бердяева к религии существует два этапа, которые совпадают с основными этапами его эволюции, В первый этап антропокосмизма Бердяев противопоставляет утопизму религиозность как такое мировидение, которое противоречиво совмещает как пантеизм, выражающийся в утверждении имманентности трансцендентного, иронизанности мира божественными энергиями, так и эсхаталогизм -ожидание катастрофического разрушения внебожествениого мира - мира,
находящегося на непреодолимой дистанции от Божества. Творчество здесь является преображением мира. Во второй период, когда мир и реальный человек оцениваются не столь сильно, как в первый, пронизанными божественными энергиями, задачей становится выход из мира, совершаемый в мистическом экстазе. Творчество из преображения мира превращается в некое внутреннее творческое состояние. В этот период Бердяев, продолжая характеризовать христианство как подлинную религию, вместе с тем отказывает ему в полноте выражения истины. Система, где ключевая христианская идея Творца как изначального генерирующего начала дополняется мистической идеей некоей изначальной глубины - Безосновного с вынесением её вне Творца, начинает кардинально противоречить христианству. Обосновывая истинность своего нововведения, Бердяев утверждает, что мистический опыт не подлежит религиозной рационализации, он таинственно глубинен. А поскольку философия является, по его мнению, субъективным осмыслением, то, признавая проблематичность и ограниченность своего осознания, она более адекватна мистике. Мистика и творчество и стали для Бердяева духовной заменой религии, а объединить их должна была именно философия. Данный тип духовной деятельности мы определяем как теологию культуры.
8. Исток переосмысления религиозного опыта русского философа -концепция Безосновного. И в гностицизме и у Бердяева исходной отправной точкой оказывается абсолютная потенция, которая проявляет из себя Абсолют. Но если в гностицизме вторая сущность, противостоящая Абсолюту, возникает также из Первоначала, то у Бердяева само это Первоначало и оказывается этой второй сущностью, противостоящей Абсолюту. Философ осознавал, что этой концепцией он вступал в радикальное противоречие с христианством и поэтому искал оправдания своей позиции, исходя из христианских установок, прежде всего, как он полагал, давая христианское объяснение проблеме зла. С точки зрения Бердяева, также как и с точки зрения христианства, зло является результатом
17 человеческого произвола, базирующегося на свободе. Следовательно, оно также не онтологично. Однако постулируемая философом укорененность человеческой свободы в первосвободе Безосновного, которое является абсолютной потенцией добра и зла, делает зло - необходимым и неизбежным, а, следовательно - онтологичным. Таким образом, обнаруживается противоречие между логикой развития смысла и конечным выводом Бердяева.
9. Обращая внимание па ветхозаветное понятие Духа, которое шире, чем Святой Дух, и обозначает духовную сущность, внесённую Богом в человека в момент творения, Бердяев переосмысливает святоотеческое понимание природы Духа- Данное переосмысление состоит в том, что Дух имеет двунаправленный ток движения: от Бога к человеку, где он воспринимается как Святой Дух, и возвратное движение от человека к Богу -как Дух. Устремлённость к Христу, завершающаяся искуплением, противополагается у него творческому самораскрытию человеческого Я, и этот парадокс служит стержневым мотивом построения новой антропологии. Поэтому возникает противоречие христоцентризма и творческоцентризма -или пневмоцентризма. И вместе с тем антиномии Бердяева не статичны, а динамичны. Антиномия единства-различия Творца и творения разрешается: противоречие снимается в третьем субъекте - в духовном человеке, в достигаемом им особом состоянии духа - третьей свободе - творчестве. Творчество является для Бердяева новым, третьим откровением -откровением человека, которое знаменует наступление новой эпохи - эпохи Духа. Бердяев не просто развивал тему творчества как религиозную проблему, а пытался создать новую религию творчества, видя сё новой стадией единой мировой религии, следующей за предшествующей -христианством. Однако определяя ведущую роль человека в этом процессе, он характеризовал данные постижения не в качестве религии, основывающейся на осмыслении откровения свыше, а в качестве религиозной философии. Она заключалась не в поиске оправдания
новозаветной традицией творческого потенциала человека, а в философском постулировании третьего откровения.
10. В центре антропологических построений Бердяева лежит догмат о богочеловечестве Христа, который он проецирует на человека. Говоря о рождении Христа, философ заявляет о рождении в человеке Бога, вторым Ликом для него является именно Человек, Выявление третьего Лика происходит на дистанции Человек-Человечество. По Бердяеву, новый Человек, зачинающийся в акте рождения Христа, должен быть окончательно сотворен в акте духовного рождения человека в Боге. Радикальный пневмоцентризм Бердяева приводит его к тому, что он постулирует реальность человекобога, которая хоть и смиренна перед Богочеловеком, но в стремлении к Богочеловечеству приобретает ведущее значение. Таким образом, суть гностического уклона Бердяева состоит в его попытке дополнить творение Бога новым самотворением человека и пересотворением им мира.
Научно-практическая значимость исследования. Теоретическая значимость работы состоит в том, что в ней произведена адаптация и развитие теоретико-методологических идей, ранее не применявшихся в исследованиях по истории русской философии. Результаты диссертационной работы позволяют углубить изучение философского наследия Бердяева. Особо акцентируем внимание на выявленной нами в наследии Бердяева особой области знаний - «теологии культуры». Здесь позиция философа выражала не православное мировоззрение, а модернизированный вариант гностицизма. В условиях повышенного интереса современной русской культуры к христианской религии мы обосновываем неконструктивность устранения дисциплинарных границ между философией и теологией, и это может стать базисом для того, чтобы в период «нового ренессанса» избежать повторения данного уклона. Полученные результаты можно использовать в преподавании курсов по истории русской философии, а также в преподавании общих и специальных курсов по религиоведению,
19 философской антропологии, философии культуры и теологии.
Апробация работы. Основные положения и полученные результаты диссертационного исследования опубликованы в течение 1994-2006гг. в 20-ти научных работах (в т. ч. в двух монографиях), а также докладывались и обсуждались на ряде научных конференций и семинаров, в том числе: Всероссийской конференции «Восток. Запад. Россия» (Ростов-на-Дону 1993), Региональной конференции «Н. А, Бердяев как философ и историк» (Ростов-на-Дону 1994), Международной конференции «Пятые международные Далевские чтения» (Луганск 1995), Международной конференции «Идея правового государства: история и современность (К 135 - летию со дня рождения П. И, Новгородцева)» (Луганск 2001), Международной научно-теоретической конференции «Православие и славянофильская традиция в русской религиозной философии (К 200-летию со дня рождения А. С. Хо_мякова)» (Киев 2004), Международной конференции «Киеяоведческие чтения» (Киев 2004), Международном семинаре «Полиэтническая среда: культура, политика, образование» (Луганск 2004), Всероссийской конференции «Дни Петербургской философии» (Санкт - Петербург 2004), Международной научной конференции «Традиция и культура» (Киев 2005), I Таврических чтениях «Отечественная философия; современные коллизии» (Крым, Донузлав 2005), Региональной научно-практической конференции «Полифоническая культура Украины» (Луганск 2005), Международном семинаре «Нормы и парадоксы сознания и мышления. Их проявление в современном обществе, культуре и языке» (Луганск 2005), Ежегодной межрегиональной научной конференции «Концепция духовности Н. Бердяева как основа понимания справедливости в современном обществе» (Краснодон 2005,2006).
Ход исследования. Наше исследование будет развёрнуто в четыре этана. Мы начнём с аналитического обзора исследовательской литературы по пашей теме. На втором этапе мы исследуем специфику философствования Бердяева и то, какие параметры она задавала в религиозной философии.
20 Затем мы рассмотрим эволюцию его религиозно-философской мысли. И, наконец, вскроем ключевую направленность основной новации его религиозно-философской позиции. Это и задаёт разделение нашей работы. В первом разделе мы проанализируем опыт бердяеведческой традиции. Во втором - проведя реконструкцию внутреннего мира личности философа, мы определим жизненную направленность его философского творчества и проясним истоки. Это приведёт нас к выявлению уникальной специфики смыслоформ мысли Бердяева и задаваемых ею структуры его языковой личности, что в свою очередь послужит основой прояснения коммуникативной направленности творческого продукта. Рассмотрев созвучие идей романтизма и Бердяева, мы выявим, что они описывали необъектную реальность - реальность творчества, В третьем разделе мы предпримем реконструкцию идейной эволюции и выясним, что в её основании лежит преформирование мифомодели. Здесь мы особо выделим круг наиболее близкого общения как сферу совместного поиска смысла в рамках взаимодополнительных мифомоделей. В четвёртом разделе мы установим собственное отношение исследуемого философа к религии и выясним, что оно конституировало новую культурную отрасль - теологию культуры. Затем мы опишем путь религиозных поисков Бердяева. В итоге, установим ключевую роль творчества как религиозной реальности и реконструируем вытекающую из этой концепции религиозно-философскую доктрину человека. Убеждены, что данное исследование будет находиться в ряду тех, которые помогут в нынешних условиях вновь обрести понимание особой специфики религиозно-философского дискурса, к которому обратилась русская философия Серебряного века. Этот дискурс - не стихийно возникший феномен, появившийся вследствие процессов синкретизации двух самостоятельных духовных отраслей, а, для историка философии и культуры, свершившийся факт исторического наследия, имеющий самостоятельную сущность, И этот факт можно постичь лишь исходя из его внутреннего содержания, выявив особые механизмы
21 смыслотворчества, усмотрев в исторической эволюции некую ключевую модель - мифосимвол, опознав полюса колебания направленности и реконструировав ключевую религиозную тему, что мы в целом и определяем как специфику религиозной философии.
Психологические особенности личности Бердяева и истоки его мировоззрения
Герменевтическая традиция выявила, что всякое творческое достижение постижимо в своей глубине лишь как дело конкретной личности. Однако тайна человеческой личности непостижима до конца. И вместе с тем можно выявить некоторые её очертания по тем следам, которые она оставляет в бытии. Поскольку сам философ разделял данный принцип герменевтики, то для его понимания прислушаемся к нему. Так, в докладе, сделанном на IX философском конгрессе, анализируя природу философского творчества, Бердяев высказал мысль, наиболее адекватно характеризующую специфику именно его творчества: «В философское познание философ всегда вкладывал полноту своей человеческой природы и своего человеческого существования»[206. 2], Последуем этому указанию и обратимся к всматриванию в природу Бердяева. И здесь мы сталкиваемся с существенной проблемой. При пристальном рассмотрении природы любого человека, а гения, как это заметил психиатр Ч. Ломброзо в своей работе «Гениальность н помешательство», в большей мере, высвечивается некоторая аномалия. Как относиться к ней в случае с Бердяевым: как к патологии или как к неким необходимо присущим характеристикам природы гения. И если рассмотрение её в качестве патологии обесценивает значение гения и, следовательно, антикультурно по своей направленности, то и рассмотрение в качестве эталона природы приводит нас к мысли, что гениальные творения культуры являются сублимацией аномалии. Большинство историков философии, не используя антропоцентрический подход, просто пытаются закрыть на это глаза, вовсе обходя природную обусловленность философствования, считая, что ситуации, когда эти мотивы играют значительную роль, являются ослаблением силы философского мышления, поэтому и темы, поднятые философами, в силу этого либо просто не рассматриваются, либо приводятся в связь с другими, интеллектуальными мотивами. Мы же полагаем, что аномалия, в силу её преодоления может придать человеческим поискам то направление, которое до этого не выбиралось и, таким образом, является случайным побудителем творческих новаций. Поэтому мы не пытаемся уподобиться врачу, концентрирующемуся на поиске патологии, а, отталкиваясь от аномалии, будем выявлять то направление духа, которое возникает на пути её преодоления. Кроме того, аномалия может выступать сдерживающим фактором свободного поиска смысла, и это может объяснить некоторые срывы и падения философа, Бердяев унаследовал эмоциональную неуравновешенность своих предков по отцовской линии, что было чревато возможностью перерастания в патологию. Это приводило его к крайней возбудимости, невозможности контролировать свои эмоции. Поэтому он стремился избегать факторов, воздействующих на его эмоциональность, а саму жизнь организовать как борьбу со своим эмоциональным началом, О результатах этой борьбы он откровенно писал, что в нём «задавлена лирическая стихия», а пейзаж своей души он представлял в виде «безводной пустыни со скалами». Орудием борьбы с эмоциональной стихией выступал поиск смысла, реализуемый философией. По сути дела, Бердяев сублимировал свою бурную эмоциональность в философское творчество и там пытался её подавить. В начале его философской деятельности это проявляется как попытка переведения эмоционального в рациональное. Воспринятая в раннем юношеском увлечении немецкой классикой, прежде всего Кантом, холодность отвлечённого разума и выступила здесь сдерживающим барьером от бурных эмоциональных потоков, но какова была сила этих эмоций, которая постоянно сметала всё на своём пути, заставляя Бердяева постоянно менять свои философские барьеры, перестраивать свою систему и, в конце концов, прийти к новым, непонятийным формам мысли, В духовном развитии философа можно выявить следующую эволюцию, В молодости, когда его эмоциональный опыт был более ярок и насыщен, он больше подвергает своё мировоззрение идейной схематизации, к старости, когда страстность эмоции несколько ослабляется, а терминологический аппарат приобретает отшлифованный вид, его выраженное в тексте мировоззрение носит всё более эмоциональный характер. На смену схематизации как конструктивно-образному мышлению приходит артикуляция в слове. Эмоциональный мир теперь относится не к модели, а к слову. Поскольку осознание эмоции относит человека к факту его реального существования «тут и сейчас», то именно эмоциональность является основой экзистенциальное философствования Бердяева. Его экзистенциальность есть мировоззренчески выраженная эмоциональность1. Следовательно, экзистенциальный характер философствования, только намеченный в раннем творчестве, впоследствии занял доминирующие позиции. Именно с этим связан радикальный отказ от онтологического конструирования и переход на позиции экзистенциального философствования, произошедший у мыслителя во второй половине его творческого пути. Гипертрофия эмоционального приводила Бердяева к коллизиям восприимчивости. Запахи окружающего вызывали в нём отвращение» и их он стремился заглушить ароматами сильных одеколонов. Цвета и формы внешних вещей приводили к чувству несовершенства и от них он стремился уйти либо в самостоятельно организованный мир своего кабинета, к которому привык, либо на природу, обстановка которой воспринималась, не без влияния природной лирики русской литературы и идей романтизма, более живой и реальной, чем мир городского быта его повседневного существования. Даже в случае если он на миг пленялся красотой факта реального мира или наслаждением от него, пессимизм, укоренённый в борьбе с эмоцией, вызывал в нём предвосхищение мимолётности очарования, неизбежности его конца. Бердяев одержим жаждой абсолютной красоты и поэтому; он не может удовлетвориться никакой красотой реального мира. Мир литературного вымысла, поэзии, да и вообще, любого произведения культуры воспринимался более живым и реальным, чем окружающий мир, И вместе с тем и ему отказывалось в самоценном существовании, он допустим для него лишь как средство наведения на собственные грёзы и фантазии. Так, Бердяев признаётся, что замыслы некоторых его книг рождались в опере или кинотеатре, а в чужих книгах он видел только то, что родилось в нём самом. Подлинно реальным казался ему только мир собственной фантазии, Николай Александрович постоянно пытался окружить себя миром фантазий и символов и этим миром отгородиться от мира окружающей действительности, могущей разбалансировать его эмоциональность. Этот вымышленный мир, поскольку он являлся результатом собственного творчества, был контролируемо эмоционально насыщен. Но духовный мир Бердяева не оказался собранием пустых фантазий, вызванных борьбой с болезненной эмоциональностью. Современная физика вплотную подошла к открытию особой энергетической основы окружающих существ, но и ранее без специальных приборов, расширяющих параметры человеческого восприятия, эта основа была доступна некоторым людям. Эти люди обладали особым восприятием — мистическим видением. Недавно американские и французские нейрофизиологи экспериментально выявили пусковой механизм проявления этой способности у человека. Они изолировали подопытных от внешних раздражителей и тем самым вызывали сенсорную депривацию, т.е. прерывание потока информации идушего в головной мозг из чувств, что приводило к появлению иной информации, не носящей корковый характер.
Пневматерапия Бердяева как способ реализации эзотеризма
Если условно разделить всех философов на две категории — эссенциалистов и экзистенциалистов, то можно с уверенностью сказать, что в историко-философском исследовании для первой категории выявление коммуникативной направленности текста и его задачи носит периферийный характер, а для второй оно имеет центральное значение. Поскольку Бердяева можно однозначно отнести ко второй категории, вопрос о выяснении данной специфики его творчества является актуальной задачей современного бердяеведения. Несмотря на то, что во многих исследованиях высказаны весьма ценные идеи, проясняющие специфику творческой работы русского философа в целом, концептуального осмысления данной проблемы ещё не достигнуто.
Пророческий стиль философствования Бердяева критиковался современником мыслителя Е. Лундбергом. Деятель русского зарубежья С, А. Левицкий также задавал вопрос: пророк или еретик Бердяев? Бунтующим пророком назвал Бердяева американский философ Дональд Лаури. В. А. Кувакин в своих работах советского периода при анализе специфики изложения мыслей Бердяевым указывал на превращение исследователя в пророка. Данная классификация правомерна, но она лишь частично отражает специфику философствования изучаемого мыслителя. Некоторые из отечественных и зарубежных мыслителей указывают на мистицизм Бердяева. С помощью концепции протоформ мы попытались проанализировать некоторые специфические особенности мистического способа мышления. Однако было бы неполно описать специфику творчества русского философа просто классифицируя её в качестве мистицизма, без сущностно уточняющих характеристик. Недостаточна для избранной нами темы и классификация Бердяева в качестве абстрактного утописта, что мы покажем чуть позже. Дальнейшая концептуализация стиля философствования Бердяева продуктивна в свете концепции эзотеризма, ныне разрабатываемой В. М, Розиным. Именно этот автор и предлагает классифицировать взгляды русского философа как эзотерика [445], хотя и не делает детального рассмотрения этой темы, что и предоставляет простор нашему исследованию. С помощью данной концепции объясняются и указанные выше характеристики стиля творчества выдающегося мыслителя. Понятие эзотерического мира включает в себя и мистику как форму внутреннего самоосуществления, и пророчество как форму внешнего проявления. Близкое понимание развивает Ю. Ю, Чёрный, заявляя, что «Бердяев репрезентировал в своей жизни и творчестве абстрактно-утопический тип сознания»[530, 25]. Однако в феномене утопии состояние утописта отходит на второй план, выдвигая на первый содержание проекта, в эзотерической деятельности — эти моменты нерасчленимы, что следует из протоформизма. В третьем разделе мы всё же обратимся к данному феномену, характеризуя не абстрактно-утопический этап творчества, который мы описываем в качестве эзотерического, а революционно-утопический или конкретно-утопический тип- Прежде чем раскрыть эзотерический поиск Бердяева укажем на одну существенную деталь.
Эзотеризм в XX веке претерпел существенные изменения. Можно сказать, что он стал экзотерическим. Если классический вариант эзотеризма ориентирован на замкнутый круг посвященных, а его создатели и адепты стремятся сохранить его в качестве тайного знания, скрытого от освоения традиционной культурой, то модернизированный вариант обращен ко всем, а новый эзотерик стремится к всеобщей пропаганде своего учения, признанию его неотъемлемым культурным достоянием. Модернизированный эзотеризм стремится воспроизводить своё знание с помощью способов обоснования традиционной культуры, заимствуя её достижения. Именно выбор способов обоснования и трансляции начинает играть существенную роль, что и позволяет нам сделать предположение о необходимости дальнейшей классификации данного типа эзотеризма по его специфическим вариациям. В эзотеризме XX века форма самовыражения и трансляции неотделима от содержания, является способом его реализации. Мы попытаемся выявить этот способ у Бердяева путём описания и интерпретации его формы. Отталкиваясь от уже подчёркнутой ранее идеи Е. В, Золотухиной о регулятивном характере эмоционально-ценностного мышления, её мы терминологически определили как «пневматерапию», что обосновывается нами следующим.
Одним из популярных культурных веяний начала XX века являлся психоанализ, разработанный Фрейдом. Суть этого учения и основанной на нём медицинской практики состоит в том, что человек в своей жизни получает ряд негативных эмоций, которые им не осознаются и вытесняются в подсознание. Однако там они продолжают существовать, оказывая негативное воздействие на работу сознания, что приводит, в конце концов, к психическим заболеваниям. Задача врача-психоаналитика заключается в следующей терапевтической процедуре. Он помогает пациенту по символическим проявлениям подсознания восстановить в памяти деструктивную эмоцию, осознать и объяснить её, тем самым, очищая своё подсознание и устраняя идущее из него травмирующее воздействие,
Эволюция от антропокосмизма к персонализму
Постигшая Россию революция оценивается Бердяевым негативно. С апреля 1917 г, по октябрь 1918 г. он пишет серию статей, ряд из которых публикует, а затем объединяет их в сборник «Духовные основы русской революции» [4], вышедший к читателю лишь недавно. Здесь саму революцию он считает результатом разложения прежней жизни, даже ставя в одной из статей под вопрос действительную революционность революции. Основной движущей силой этой революции он видит гуманизм, который вследствие своей реализации вырождается в бестиализм — понижение человека до звериного уровня- Поэтому философ заявляет о том, что русская революция самим фактом своего существования изобличила ложь гуманизма. Гуманистическое самоутверждение личности, не опирающееся на высшее начало, делает ее рабом своей низшей стихии. Основную неправду революционеров он видит в стремлении разрушить иерархическое строение социального целого, которое входит в более глобальный план космической иерархии. Поскольку иерархия, по его мнению, защищает высшие уровни от хаоса разложения, её нивелировка ведёт к небытию. В проекции на реальную жизнь это описано как унижение гениальных представителен русского народа, творцов духовных ценностей обезличенной массой народа, утерявшего свой духовный стержень. Однако в такой ситуации виноват не только народ, но и большинство представителей культуры — интеллигенция. Повторяя идеи своей статьи из «Вех», он утверждает, что именно интеллигенция виновна в этом, поскольку именно она обосновывала принижение задач культурного творчества перед служением народной массе, находившейся в униженном положении. В следующей крупной работе «Философия неравенства», являвшейся мировоззренческой реакцией на годы гражданской войны, пафос космизма по сравнению с предыдущим периодом нарастает. Если в работе «Смысл творчества» мир космоса должен лишь активизировать человека, углубившегося до сверхсознания, к активно творческому преображению мира, то здесь негативную оценку революционных событий он переносит на творческую роль человека, снижая её. Развивая идеи, выраженные в книге «Духовные основы русской революции», он полагает теперь, что уже в самом космосе человек должен найти некий иерархический онтологический порядок и реализовать его, что наиболее важно именно для социальной сферы. Эти идеи наиболее близко приближаются к позициям русских софиологов, прежде всего Булгакова. Именно неучтенность этой объективной бытийствснности большевиками должна привести их к крушению, когда волны бытия сами сметут неудовлетворительные человеческие начинания. Эту настроенность Бердяев классифицирует как социальный иерархизм и она продержится у него до конца 20-х годов,
К этим работам вплотную примыкает сборник «Кризис искусства»[9], выпущенный в 1918 г. Здесь, диагностируя новые явления в искусстве, Бердяев определяет сущность возникшего кризиса в несоответствии творческого задания и творческого осуществления. Мир теряет прежние очертания и формы, он развоплощается, и новейшее искусство схватывает это явление. Однако выход из кризиса состоит не в пассивом следовании разложению бытия, а в выявлении духовно-творческой сути человека, позволяющей преодолеть культуру как претворение наличного бытия и выйти в новое состояние, характеризующееся претворением самой культуры в новое Бытие. В этот период Бердяев более углубленно обращается к идее символического характера культурных и социальных процессов. Данное обстоятельство характеризует начало перехода от революционного утопизма к эзотеризму. Под таким утопизмом Бердяева мы понимаем желание преображения мира на идеальных началах, а под эзотеризмом — уход из мира в некое внемирное состояние.
Наша трактовка несколько отличается от общепринятой трактовки утопизма, и связано это с необходимостью объяснения особой, превращенной формы утопизма начала XX века. Рассматривая феномен утопизма в исторической проекции, его интерпретировали как обмирщение религиозного эсхатологиша, придания ему социальной перспективы. Вследствие производное от религии он рассматривался как поиск социальных проекций в сверхъестественной реальности. Однако в XX веке намечается тенденция к поиску сверхъестественных реалий в реальном мире и социуме. Она была вызвана радикализацией отношения к мировой среде как отражением духа революционной эпохи. Мы охарактеризовали данный тип утопизма как революционный. Однако отказ от этой формы сознания и переход к рассмотрению иномирной реальности является уходом от утопизма, что мы обозначаем, вслед за В. Розиным, как переход к эзотеризму. Именно символизм и обозначает тенденцию переключения интереса к внемирному состоянию.
Прослеживающийся в этих работах онтологизм — дань прежнему интересу к скорому наступлению вселенского преображения мира. Иерархические структуры, имеющие онтологический характер, и есть идеальные образцы, по которым должно начаться преображение мира. В целом, данные взгляды характеризуют приверженность философа в этот период платонической традиции как одной из определяющих тенденций в русской философии- В последующем он отходит от неё. Поэтому прав В. В. Сербиненко, указывающий на антиплатонизм философской позиции Бердяева [458. 276].
Бердяев: между гностицизмом и христианством
В свете выявленного нами принципа «бриколяж» можно представить религиозный поиск Бердяева как двнисущийся между смысловыми полями гностицизма и христианства. Если идентификация направленности Бердяева в сторону христианства не вызывает сомнения, поскольку совпадает с постоянными самоопределениями, то идентификация другой направленности требует прояснений. Исследователь Православной святоотеческой традиции Л. Карсавин различает лжеименный гнозис и христианский, что представляет возможность отнесения Бердяева к христианской версии гнозиса. В этом русле немецкий теолог Пфлегер считает гнозис Бердяева православным, к чему с оговорками склоняется и Порре. Сам Бердяев признавался, что в силу сочувствия его христианской социологии «прощали «гностические», как любили говорить, уклоны моей религиозной философии»[22. 264]. Бердяев осознавал свою дистанцию с православным мировоззрением: «Между тем западные христиане, особенно первое время наших встреч, воспринимали мою мысль как типически православную мысль, почти как голос церкви. Это недоразумение меня очень стесняло, и я старался его рассеять»[22, 262]. Однако в своей позиции он считал себя русским христианским философом. Шестов и Евлампиев идут дальше и считают Бердяева последователем новейшего гностицизма, идущего через Шеллинга от Бёме. Рассмотрим эту проблему.
Сам Бердяев, определяя себя в качестве христианского гностика типа Оригена, что ему, по его личному выражению, ближе, чем ортодоксальная позиция, постоянно критикует идеи гностицизма . Однако в истоке древнего гностицизма он видит глубокую моральную озабоченность злом мира, что родственно ему. Более того, из освоения идей гностицизма перед созданием отправной работы «Смысл творчества», где ключевую роль сыграла работа о гностиках Юлии Данзас, писавшая под псевдонимом Юрий Николаев, «В поисках за божеством»[411], Бердяев пришёл к мысли, что в традиционное христианство вошли идеи, полученные из мистического опыта первохристиан, бывших в большей части гностиками. Данзас писала: «То было течение христианства, наиболее отдалённое от еврейства»[411. 162]» Основу же еврейских привнесений она видела в социализации религии. Отсюда Бердяев сделал далеко идущий вывод о том, что мистика лежит в основании подлинного религиозного опыта, не подвергшегося приспособлению к ограниченным условиям социальной среды. Философ ожидал возрождения религиозного опыта в мистическом экстазе, корни которого он увидел у первохристиан, которых он не отделял от гностиков. Поэтому он и критикует лишь рациональные проекции гностических идей, не затрагивая их мистического опыта по существу.
Бердяев постоянно использует в своих текстах термин «гнозис». Особенно ярко это прослеживается в его ключевой работе «Смысл творчества». Это, а также целый ряд совпадений ключевых тем гностицизма и персонализма Бердяева, что мы рассмотрим в данном параграфе в дальнейшем, обосновывает наше предположение о выборе рассмотрения Безосновного в свете обращения к гностицизму . Почему же самим философом нигде не указывалось на это. Мы считаем, что отсутствие указаний вызвано боязнью критики со стороны христианской общественности за опору на источники, исторически обличённые как еретические. Впрочем, многие русские религиозные философы его поколения воспроизводили некоторые гностические идеи, не признаваясь в этом. Взять хотя бы софиологов, основывающих свои новаций на постижении вселенской мудрости — Софии. София — центральный персонаж гностических мифов и вместе с тем русская религиозная мысль активно пыталась её вписать в христианский контекст. В случае с Бердяевым всё намного сложнее. Ведь он посягнул на свойства Всевышнего: Бог — не первосущность. Осталось указать на гностический источник этой идеи, и можно было открыто признавать себя противником христиан.
