Содержание к диссертации
Введение
Глава первая Модернизация как культурно-цивилизационный проект 11
1.1. Основные философско-теоретические проблемы модернизации 11
1.2. Проект модернизации в западной культуре: генезис и социокультурная динамика 50
Глава вторая Культурно-исторические и антропологические альтернативы модернизации; российский опыт 85
2.1. Традиционалистский проект социокультурной динамики в России 85
2.2. Возможность «не-модернизации» в постсоветской России: радикальные альтернативы социокультурной динамики 111
Заключение 136
Библиография 144
- Основные философско-теоретические проблемы модернизации
- Проект модернизации в западной культуре: генезис и социокультурная динамика
- Традиционалистский проект социокультурной динамики в России
- Возможность «не-модернизации» в постсоветской России: радикальные альтернативы социокультурной динамики
Введение к работе
Человечество всегда волновала проблема соотношение идеального с реальным состоянием действительности. На протяжении всей истории неоднократно предпринимались попытки объяснить возникающие или уже существующие явления во всех областях, соотнести их с предшествующими парадигмами социальной, экономической, политической, культурной жизни. Поэтому вопросы «что есть современность?», в чем состоит различие между «прежде», «завтра» и «сейчас», которые в той или иной форме присутствуют в мировоззрении любого крупного мыслителя и простого человека, можно с полным правом отнести к числу вечных жизненных проблем.
Историческое время ускоряется с колоссальной скоростью, и это темпоральное уплотнение вызывает противоречивые и не всегда позитивные реакции. В современном мире происходит глобализация всех социокультурных и экзистенциальных процессов. Если ранее человечество представляло собой совокупность отдельных локальных цивилизаций, то в начале XXI столетия оно превращается в единое целое, степень органичности которого пока остается под вопросом. Мы видим, что, несмотря на усиление кажущейся целостности всего человечества, реальность демонстрирует множество противоречий между культурными укладами стран и регионов. Противоречия усиливают все большее отчуждение между людьми, что проявляется в эскапизме и неудержимой маргинализации отдельных индивидов и целых социальных групп, в прошлом уверенно и успешно интегрированных в ту или иную социальную среду и культурный мир. В результате этого исчезает уверенность в стабильности, разумности протекающих процессов и самом человеке, как и во времена Пармеиида, испытывающих шок сиротства, неприкаянности, неукорененности.
Таким образом, проблема модернизации как глобального и революционного процесса изменяющегося человечества ставится в центре рассмотрения. Вместе с тем возникает необходимость социально-философского анали-
4 за радикальных изменений, происходящих в Российском обществе в XX -начале XXI вв. Действительно, в стране идут радикальные реформы, в результате которых рождается новый тип общества, качественно отличающийся и от западного, и от советского, и от восточного. Проблемы и особенности российской модернизации болезненны и уникальны. Исходя их этого, возникают вопросы: каково содержание переходного периода? В чем общее и особенное в историческом развитии России по сравнению с другими странами? Как можно ослабить болезненное протекание реформ для незащищенных слоев населения? Что мы можем противопоставить этому? Есть ли альтернативные проекты модернизации?
В то же время в мировой социологической, политической и философской мысли достаточно разработана концепция модернизации, как бы ждавшая своего часа, чтобы быть примененной для описания нынешних процессов в России. Наше понимание модернизации предполагает поливариантность путей стран и культур в историческом времени. Это и является нашей творческой задачей, решение которой будет способствовать дальнейшему развитию и совершенствованию концепции социокультурной модернизации.
Актуальность исследования обусловлена следующими обстоятельствами.
Во-первых, радикальными изменениями, происходившими в России последние 15-20 лет, которые поставили под сомнение тезис о сохранении социокультурной идентичности страны и народа. Изучение моделей обретения самостоятельной перспективы развития представляется важнейшей задачей для социально-гуманитарного знания.
Во-вторых, изложенный западный проект модернизации, вестерниза-ции, - который своими корнями уходит в область столкновения сакральных и профанных оппозиций, в XX веке представлялся «идеальным проектом», однако, эта парадигма вызывает сомнение относительно цивилизаций, сформировавших в ходе своей культурно-исторической эволюции особый культурный «ген» передачи и сохранения самобытных культурных ценностей (рели-
5 гиозных, национальных и т.д.)
В-третьих, выявлением механизма взаимодействия западных, традиционно-русских и не-модернизационных вариантов развития позволяющих рассмотреть в перспективе взаимоотношения между государством и гражданским обществом, системным и жизненным мирами.
В-четвертых, социальной модернизацией в России испытывающей потребность в оформлении теоретических обобщений, которые придадут осмысленное поле многим действиям субъектам политики и гражданского общества.
В-пятых, выявлением конфликта ценностных ориентации позволит нейтрализовать наиболее крайние проявления отрицания со стороны маргинальной субкультуры.
Степень научной разработанности проблемы. Концепция модернизации возникла в рамках социального эволюционизма, обоснованного еще О. Контом и Г. Спенсером. Первые теоретики модернизации в поисках прогностических моделей западного общества строили фундамент своих теоретических построений на идеях К. Маркса, М. Вебера, Э. Дюркгейма, В. Зомбарта, Ф. Тенниса. Суть концепции долго не изменялась: модернизация представлялась как переход от архаичного бытия к бытию современному, от традиционных крестьянских и ремесленных укладов жизнеустройства - к городским и индустриально-технологическим.
Культурные миры модерна и эволюция индустриальной цивилизации (капитализм, социализм, тоталитаризм, постиндустриализм и т.п.) осмыслены в трудах западной классической и неклассической философии и социально-гуманитарной науки XX века. Можно назвать основные персоналии этого ряда: Р. Аптер, X. Арендт, Р. Арон, У. Браун, Ф. Бродель, Т. Веблен, А. Винер, Р. Гвардини, Э. Гидденс, В. Гуриан, А. Камю, Г. Кон, Р. Ларнер, В.И. Ленин, В. Леви, Г. Маркузе, К. Манхейм, Р. Мур, Э. Нольте, Т. Парсонс, К. Поланьи, К. Поппер, У. Ростоу, Н. Смелзер, Э. Фромм, А. Дж. Тойнби, А. де Токвиль, А. Турен, Ю. Хабермас, П. Хаген, Ф. Хайек, А. Шадд, О. Шпенглер,
С. Эйзенштадт и многие другие.
Дискурс модернизации, на наш взгляд, был продолжен в концепциях постмодерна (Ж. Бодрийяр, П. Бурдье, Г. Дебор, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар), постиндустриализма (У. Бек, Д. Белл), информационного общества (Д. Нейсбит, В.Л. Иноземцев, М. Кастельс, С. Лэш, И.С. Мелюхин, В.П. Терин, Э. Тоффлер, А.В. Чугунов), неолиберальной глобшіизации (Э.А. Азроянц, 3. Бауман, И. Валлерстайн, А.В. Назарчук, Дж. Сорос, Дж. Стиглиц, Л. Туроу).
Проблематика социокультурной и аксиологической специфики модернизации в отечественной философии и социально-гуманитарной науке представлена в работах А.С. Ахиезера, Л.А. Беляевой, А.Г. Вишневского, М.К. Горшкова, М.М. Громыко, М.Г. Делягина, Г.Г. Дилигенского, Т.И. Заславской, Е.К. Касьянова, B.C. Магуна, Е.З. Майминаса, Н.И. Лапина, Ю.А. Левады, СМ. Липсета, Э.А Орловой, А.С. Панарина, Л.В. Полякова, Г.Л. Смоляна, В.Г. Федотовой, В.Г. Хороса, О.И. Шкаратана, В.А. Ядова и др.
Но на наш взгляд недостаточно разработанными являются следующие основные проблемы:
культурно-историческая специфика модернизации в странах и регионах Востока и России;
сохранение этнокультурных, цивилизационных и религиозных ценностей социума в условиях модернизации;
цивилизационная и антропологическая идентичность в условиях модернизации;
социальные последствия модернизации для различных социальных групп и индивидов.
Проблематику можно расширять и дальше. Но анализ огромного массива научной литературы, отражающей различные теории модернизации, показывает, что наиболее неохваченными остаются вопросы, связанные с фило-софско-культурологическими и философско-аитропологическими аспектами модернизации. Это и определило основные векторы нашего диссертационно-
7 го исследования.
Объектом исследования является феномен модернизации во всем многообразии его культурно-исторических трансформаций.
Предмет исследования - философско-культурологические и философ-ско-антропологические аспекты классической модернизации и альтернативных проектов социокультурной динамики.
Цель исследования - построение поливариантной концепции модернизации, которая позволит осмыслить специфику социального реформирования российского общества в начале XXI века.
Задачи исследования:
конкретизировать основные теоретические подходы в рассмотрении феномена модернизации;
описать модели модернизации, реализованные на культурно-цивилизационной основе Западной Европы и США;
исследовать конфликт ценностей в культурно-исторической эволюции российской модернизации и выявить влияние конфликта ценностей в современных условиях;
определить наиболее существенные противоречия модернизации в постсоветской России и предложить оптимальную модель в разрешении существующих противоречий.
Теоретико-методологические основы исследования. Диссертант опирался на общефилософский подход, определивший методологию междисциплинарного исследования объекта и предмета познания; философско-культурологическую методологию, способствовавшую осмыслению принципов, форм и содержания культурно-исторических моделей модернизацион-ных процессов; культурно-антропологические методы, обусловившие возможность рассмотрения поведения социальных групп и индивидов в условиях трансформации общества.
В работе использовались общенаучные методы анализа и синтеза, обобщение и экстраполяция, методы системного и структурно-
функционального анализа, сравнительно-исторический метод.
Диссертация выполнена с учетом основных направлений мировой и отечественной философии, социологии, политологии и истории, заложивших фундамент междисциплинарного исследования общества и его трансформаций.
Научная новизна диссертационного исследования:
рассмотрены основные теоретические проблемы и периоды развития философских и социально-гуманитарных концепций модернизации;
определена специфика модернизации на почве западной цивилизации, приводящая к появлению антропологического типа «человека сомневающегося»;
обоснована возможность корректировки процесса модернизации в постсоветской России с учетом традиционалистского проекта жизнеустройства человека и социокультурной динамики;
установлено, что в постсоветской России в рамках маргинальных слоев возникают преступные группировки, которые могут занять место структурообразующего элемента.
Основные положения, выносимые на защиту:
Анализ различных подходов к изучению процесса модернизации позволяет нам определить модернизацию как совокупность процессов, характеризующихся утратой традиционных ценностей, секуляризацией, индивидуализмом, экспансией, технологизмом, индустриализмом и т.д. Главной отличительной особенностью постиндустриальной цивилизации, задающей модернизации новые темпы, является рост научного знания и перемещение центра тяжести из экономики в сферу науки и культуры и, прежде всего, в научные организации (университеты); наблюдаются распад ценностных систем, иррациональность, смешение разнообразных культурных стилей, бурное развитие массовой культуры и шоу-бизнеса.
Движение к новому, рождаемому на разломе привычного восприятия мира, находит подтверждение в самом истоке западного модернизационного
проекта. Лишенный четких ориентиров в сакрально-символическом континууме человек нового времени имел только одну возможность утвердиться в мире - действие. Модернизацию следует рассматривать не просто как экономический, но, прежде всего, социокультурный процесс, сутью которого было утверждение нового понимания связи между Богом, человеком и обществом; переход от доминирования устной культуры к культуре письменной, в рамках которой вырабатываются нормы и ценности, передается информация, и, как результат, появляется новый антропологический тип, который можно назвать «человеком сомневающимся».
Новыми, традиционалистскими ориентирами стратегии трансформации современного российского общества может выступить построение мо-дернизационной модели соотнесения власти и собственности, политики и экономики, в которой достаточно сильная государственная власть должна занять доминирующие позиции в системе хозяйственных связей, владея реальными рычагами управления и влияния на базовые отрасли экономики для мобилизации ресурсов при решении общенациональных инновационных задач, но не противоречила бы демократическим ценностям, что также соответствует отечественным цивилизационным устремлениям.
Основным содержанием перехода от традиционного общества и этатистской модели к модернизированному обществу по либерально-демократической модели являются аиомийные и энтропийные процессы. В современных условиях аномия разрушает прежние или новые социокультурные «перегородки», складывающиеся между системным и жизненным мирами социума, в результате чего происходит искусственное сращивание между ними и появляются такие патологические явления, как мафия, бюрократизм, религиозные, расовые и этнические конфликты. В постсоветской России сохраняется множество пластов архаичного сознания, которые несут в себе импульсы, автоматически блокирующие переход в новое стадиальное качество.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Результаты диссертационного исследования позволяют лучше понять социокультур-
10 ную динамику современного мира, могут быть использованы для создания методологии комплексных исследований и нейтрализации культурно-антропологических деструктивных последствий модернизации и рыночных реформ на уровне антропологических и мезокультурных измерений, в контексте конкретных стран и регионов, коллективов и малых групп. Это сделает возможным разработку культурных проектов различного уровня, повышающих устойчивость социального развития и индивидуального бытия.
Представленный материал диссертации может использоваться при разработке учебно-методических пособий в преподавании курсов философии, культурологии, политологии, истории, антропологии, спецкурсов по актуальным проблемам современности.
Апробация результатов исследования. Результаты исследования докладывались на заседаниях кафедры и учебно-методических семинарах кафедры социально-гуманитарных дисциплин МОУ «Волжский институт экономики, педагогики и права», а также сообщались в 2003/2007 гг. на ежегодных научных конференциях профессорско-преподавательского состава МОУ «ВИЭПП»; на региональных научно-практических конференциях «Права человека: права, обязанности, ответственность» (2006, г. Волжский), «Методологические основы национальной безопасности в рамках философии политики и философии права» (теория и практика) (2007, г. Волжский), «Православие и духовный мир молодежи» (2007, г. Белгород).
По теме диссертации опубликовано 8 научных работ общим объемом 3,8 п.л.
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философии Белгородского государственного университета.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, четырех параграфов, заключения и библиографии.
Основные философско-теоретические проблемы модернизации
Понятие «модерн» - сложное, неоднозначное, противоречивое. Таким же сложным является феномен модернизации, противоречивость оценок которого представлена в философской и социально-гуманитарной научной мысли прошлого и настоящего. Потому все вышесказанное требует от нас обращения к значению базовых в нашей работе понятий «модерн» и «модернизация» с целью прояснения их сущности. Среди наиболее общезначимых определений модернизации можно выделить следующие: - «общественный процесс в целом, включая индустриализацию, в ходе которого прежде аграрные, исторические общества становятся развитыми»1. «процесс перехода от стабильного «традиционного» к непрерывному меняющемуся современному индустриальному обществу».2 - совокупность процессов, которые ведут к тому, что «новые модели, идущие на смену старым, носят более современный характер, отвечающий более высокой ступени развития»3. Но дело в том, что понятие «модерн» употребляется уже в V веке н.э. для разграничения христианского «настоящего», обретшего официальный статус, и римского языческого «прошлого», уходящего во тьму истории, В любой эпохе были периоды перехода от старого к новому, поэтому «модерном», «новым» современники считали то времена Карла Великого, то эпоху Реформации, то век Просвещения и т.п. Так Т. Оден, например, под продолжительностью нового «модернистского» мировоззрения понимал двухсотлетний период с 1789 г. по 1989 г. - между Великой Французской революцией и крушением коммунизма, а в нем имеются свои драматические точки отсчёта: штурм Бастилии и падение бетонной стены в Берлине и т.п.4 Между революциями 1789 и 1989 гг. имеется несомненное сходство. Великая Французская революция 1789-93 гг. - классический политический переворот буржуазного типа. Эта революция обозначила кризис предшествующего периода эпохи Просвещения, как неспособной обеспечить адаптацию человеческой деятельности к новым формам реальности. Принятая 26 августа 1789 г. Декларация прав человека и гражданина провозглашала, что люди рождаются и остаются свободными и равными в правах, среди которых в качестве неотъемлемых фигурировали собственность, безопасность и сопротивление угнетению. Революция 1989 г. -результат системного кризиса плановой системы, бюрократии (структурированной по принципу феодальной лестницы), коммунистической идеологии (имевшей признак «светской религии»), в целом кризиса тоталитарного сознания.
Очень интересный анализ концепта «модерн» дали В.П. Римский и О.И. Егоршева. «Этимологическая абсурдность, - пишут они по поводу трактовок термина и понятия «модерн», - тем не менее, не смущает нас, когда под «современной эпохой» мы определяем исторический период почти в 500 лет - с XVI по начало XXI столетия. Столь же примитивной в словарной трактовке выглядит и этимология слова «модерн», производного от французского «moderne» - современный. Более того, почти все философские и гуманитарные словари, энциклопедии и учебники упорно не желают относить определение «модерн» к характеристике культурно-исторической эпохи, зациклившись на «стиле в европейском искусстве конца XIX - начала XX вв.».
И лишь в гуманитарной западноевропейской стилистике конца XX века, сформировавшейся под давлением «постмодернисткой» риторики, понятия «современность» и «модерн» начинают нести категориальную нагрузку при описании культурно-исторических измерений раннего и зрелого индустриализма, «постиндустриализма», «современного информационного общества». Иногда говорится и о специфическом «проекте модерна» (Ю. Хабермас), понимая под таковым культурно-цивилизационные парадигмы, сформированные в эпоху раннего капитализма и получившие теоретико-идеологическую рационализацию и легитимацию в философии Просвещения»5. Они отмечают, что само понятие «современность» и «новое время» нагружено изначально культурно-семантическими и религиозными смыслами, связанными с протестантизмом.
Они предлагают развести понятия «модерн» и «современность», так сам гуманитарный дискурс выработал для этих концептов разные смыслы: «На наш взгляд, понятия «современность» и «постсовременность» лучше будут отражать темпоральные, временные, периодические характеристики нововременных и новейших культурно-цивилизационных систем, что и отсылает нас сразу к датировкам (XVII век или конец XX века) или событиям (Реформация или научно-техническая революция). Понятия «модерн» и «постмодерн» лучше схватывают культурно-онтологические («проект модерна» или «мифология постмодерна») и культурно-антропологические (модернистские художники или постмодернистское искусство) характеристики современной и постсовременной эпох»6. С этим нельзя не согласиться, так как с понятием «модерн» связывают и исторический период, и культурно-идеологический феномен, и фазу распада специфического мировоззрения и т.д.
Исходя из обозначенных сложностей в трактовке концепта «модерн», необходимо рассматривать и феномен модернизации. Можно отметить, что процессы модернизации, в ходе которых возникают противоречия между институтами, принадлежащими к разным типам и стадиям модерна, по форме являются сложными, многоуровневыми и разнообразными. Поэтому со временем зарождается теория модернизации - одна из современных парадигм социально-гуманитарного знания.
Что явилось причиной гибели старых общественных структур и куль-турно-цивилизационных парадигм и зарождения новых? Каковы прогнозируемые последствия стремительного отмирания общества и культуры традиционализма? На эти и другие вопросы и отвечает теория модернизации, направленная на выявление последовательных стадий социокультурного развития, учёт особенностей и многообразия факторов, характеризующих различия стран, народов, регионов, эпох.
«Современность» или «модернизм» - ключевые понятия теории модернизации. Чаще всего выделяют три периода модернизации: I период- конец XVIII-начало XX в.; II период - 20/60-е гг. XX в.; III период - 70/90 гг. XX в., включая первые годы XXI в. В.Г. Федотовой, например, вычленены четыре этапа модернизации: эпоха меркантилизма, захвата торговых путей, колонизация других народов; эпоха раннего индустриализма (после первой промышленной революции); развитие после второй промышленной революции (конец XIX - начало XX века); эпоха научно-технической революции (середина 50-х годов XX в.)7.
Результатом теоретических осмыслений первого периода модернизации (конец XVIII - начало XX века) явилась теория индустриального общества, представленная в работах Л. Сен-Симона, К. Маркса, О. Конта, Г. Спенсера. Им принадлежит исследование процессов ранней индустриализации и заслуга в создании основ современной социальной науки. Само появление социальных знаний того периода связано с изменениями тех общественных систем, которые произошли на рубеже XVIII-XIX вв. Эти изменения привели к разделению и автономизации государственной, экономической и гражданской сфер общества. Гражданское общество окончательно выделяется в самостоятельную социальную силу, способную противостоять могущественному государству и миру капитала. Оно включает в себя частную жизнь людей и деятельность добровольных общественных объединений.
Переход ко второму периоду модернизации обусловлен коренными изменениями в жизни современного общества. Он отрефлексирован, в частности, в теории М. Вебера (концепция формальной рациональности), Э. Дюркгейма (теория механической и органической солидарности), Ф. Тенниса (типология «община-общество») и Г. Зиммеля (формальная теория общества). Многие из них считали, что главным итогом модернизации этого периода является достижение такого исторического состояния общества, для которого характерны индустриализм, капитализм, демократическое социальное устройство, массовая культура и потребление.
Проект модернизации в западной культуре: генезис и социокультурная динамика
Определяя модернизацию как совокупность процессов, характеризующихся утратой традиционных ценностей, секуляризацией, индивидуализмом, экспансией, технологизмом и рядом других характеристик, мы неизбежно отталкиваемся от «европейской почвы» этих процессов. Модернизация как глобальный процесс и «идеальная модель» (М. Вебер) - явление сугубо европейское, в своих социокультурных основаниях коренящееся в языческом прагматизме античности, которая стала прообразом (концепт «возрождения») современного западного общества, а также в рационализме католической схоластики и этосе протестантизма.
Потенции демократии, частной собственности, неотчуждаемых гражданских прав в полной мере были реализованы в Новое время. Альтернативный культурно-цивилизационный проект Востока оказался менее конкурентоспособен. Победа в многовековом соперничестве двух политических, экономических, социальных и культурных систем пока остается за Западом.
Конкурентоспособность, понимаемая как способность изменяться сообразно воздействию многочисленных внешних и внутренних факторов на уровне культурно-цивилизационных систем означает способность находить достойный «ответ» на брошенный «вызов» (по терминологии А.Д.Тойнби). На этом пути изменяемость, новация, как свойство социокультурной системы входит в противоречие с традицией, нормой как таковой. Норма, узаконенный порядок для общества традиционного, а во многом и современного, есть порядок сакральный. Античное переживание сакрального, обожествление Космоса, чувственно-телесного начала в человеке органично включало в себя возможность изменения. Атональность греческой культуры способствовала развитию творческой мысли, дух соперничества, риска, свободы неизменно рождал нечто новое.
Именно в сакрализованной нормативности, освященной традиции «живой дух» человеческого творчества находил опору, питательную среду, но в то же время сакрально-профанные оппозиции рождали необходимость запретов, первоначально, безусловно, сакральных (институт табу в первобытных обществах). Место новому, «модерности» находилось только на разломе профанизированного сакрального и сакрализованного профанного миров. Лишь поверженные нормы и правила создают возможность изменения и социокультурной динамики. Диалогичность, перманентная антагонистичность двух сфер сакрального и профанного довольно подробно исследована Т.М. Михайловым на примере деятельности таких первобытных групп, как шаманы. Феномен «сакрального (священного) шаманизма» охватывал сферу личностных и межличностных отношений, хозяйственную и производственную сферы. Вождь-шаман воспроизводил священные нормативные тексты, новация согласовывалась с традицией. «Профанный (мирской) шаманизм» охватывал сферу повседневности, быта, часто носил развлекательный характер. Постепенно шаманы монополизируют ритуально-обрядовую сферу, разраба-тывают мифы и легенды, сложную атрибутику и ритуал .
Таким образом, первобытный синкретизм постоянно находился в ситуации смешения «священного» и «мирского», сакрального и профанного. И хотя между ними не было полной изоляции и наблюдались моменты синкретизма, однако с оформлением социальных и социально-этнических структур все более и более усиливается антагонизм двух культур. В этой связи интересна мысль П. Тиллиха о том, что «все секулярное потенциально священно»38, что указывает на наличие изначального единства священного и мирского, позднее вступивших в конфликт, на базе которого стали возможны модернизационные процессы.
При рассмотрении вопросов истоков модернизации довольно часто возникает соблазн абсолютизации рационализма и профанности античной культуры. Некоторые исследователи часто склонны определять античную культуру как всецело секуляриую, чувственную. Например, даже такой знаток античности как Ф.Ф. Зелинский доказывал якобы абсолютную секуляр-ность, профанность античной культуры. По его мнению, ахейский период, ее древнейшая достижимая для нас ступень, описанная Гомером, будто бы показывает нам культуру архаической Греции в состоянии поразительной (хотя, разумеется, не полной) секуляризации: светское искусство, светская наука (Асклепиады лечат лекарствами, не прибегая даже к заговорам), светский быт. Однако в то же время сам Ф.Ф. Зелинский и отмечал, что эллинский период, в V1I-VI вв. до н.э., доводит сакрализацию до ее зенита: храмовая архитектура, сакральная скульптура и живопись, Асклепии становится сыном Аполлона, и его врачи лечат с помощью вещих сновидений и волшебства, походами и битвами управляют выпрашиваемые у богов знамения, политикой Эллады - дельфийское жречество, и рядом с культами олимпийских богов возникают неизвестные Гомеру мистические религии Деметры и Диониса. Но уже аттический период в V и IV вв. знаменует собой новый маятниковый поворот - в сторону секуляризации. Архитектура опять, как в ахейский период, ставит себе светские задачи; но строят уже не царские дворцы, а здания для потребностей державного демоса. Скульптура посвящает себя уже не только богам, но и атлетам и вообще выдающимся людям; живопись прославляет национальные победы; Гиппократ ведет медицину обратно на рациональные пути, софисты делают то же с другими науками и философией, причем их почин находит себе продолжение у Демокрита и завершение у Аристотеля39.
Столь упрощенная схема взаимопревращений сакрально-профанных оппозиций в культуре античности требует своего уточнения, хотя, безусловно, подтверждает нашу гипотезу о рождении «духа модерности» в конфликте сакрального конфликта мира творчества и мира нормы. Сакральное, будучи категорией «чувствительной» (по словам французского исследователя Р. Куйуа), полнее всего и ярче воспринимается в непосредственном, вне опытном человеческом чувствовании. Так, и О. Шпенглером культура античности определяется как чувственная, имеющая в основе идеалом «чувственнона-личное отдельное тело»40. Неоднозначно воспринимается античность и П.А. Сорокиным, который выделял в истории Греции различные периоды: господства визуального (чувственного), идеационального, идеалистического. Хотя преобладающим все же считается чувственное начало в культуре.
Схожие трактовки античности у А.Ф. Лосева и О.М. Фрейденберга, которые отмечали синкретичность античной культуры. А.Ф. Лосев, не отрицая преимущественной телесности античной культуры, говорит о полной взаи-мопронизанности духа и тела, абсолютном равновесии духовного и телесного. Античная культура, по его мнению, есть «синтез идеального и реального в реальном, поэтому, она по преимуществу телесна»4. И далее: «античность.., есть религиозная культура и религиозная жизнь, только религия античности - религия тела»42 (в основе этого - принцип веротерпимости). О.М. Фрей-денберг разработала концепцию о взаимной связи, взаимодополнении профанного и сакрального аспектов в архаической, античной культурах, где показывает их как две стороны единого мироощущения, органически дополняющих одна другую.
Иными словами, в условиях усложнения духовной жизни человека первичных цивилизаций мифологический синкретизм «священное - обыденное», «сакральное - профанное» получает раздвоение и разделение.
Совершенно иной по духу, то есть по восприятию сакрального, была Римская империя. Блаженный Августин в своей полемике с язычеством указывал на римскую идею первичности человеческих институтов. Мифологию, религию римлян многие называют секуляризованной, поскольку в центре ее стоит Рим, а не боги43. По замечанию И.Г. Гердера, «соединение религии с государством в Риме способствовало его гражданскому и военному величию... Все римляне верили, что религия отцов, религия старинных богов Рима - опора счастья, залог превосходства Рима над другими народами, святыня римского государства, единственного в целом свете»44. Религия являлась «связующим звеном как гражданства в целом, так и меньших, органически включавшихся в город коллективов - территориальных единиц, коллегий и основной социально-экономической ячейки общества - фамилии»45. Иными словами, религия способствовала укреплению отношений в повседневной жизни: определяла долг людей по отношению к богам, сына по отношению к отцу, отца - относительно подвластных ему членов фамилии и т.д. Высшей этической санкцией была не религия, а одобрение или осуждение сограждан, а истоком этики была гражданская община. По мнению Г.Г. Кёнигсбергера, «нет никаких оснований считать, что Римский мир сохранял способность к технологическому прогрессу... в число общественно признанных социальных и интеллектуальных приоритетов никогда не включались успехи на ниве технологии»46.
Традиционалистский проект социокультурной динамики в России
Обращение к традиционалистскому проекту развития обусловлено в известной степени его культурно-исторической нереализованпостью. Если в регионах ислама в последнее столетие мы наблюдали попытки реализации традиционалистского проекта социокультурной динамики и освоения индустриальных ценностей в контексте религиозной аксиологии (Ирак С. Хусейна, Иран, Саудовская Аравия), то в других регионах такие проекты пока терпели историческое фиаско.
Особенно актуально данное утверждение по отношению к православному традиционалистскому проекту, в разработке которого большую роль играло российское дворянство, культурное и образованное, но социально инертное, которое осознавало общие цели и задачи, но не могло связать их с конкретными социально-экономическими и политическими проблемами и их решением. Российские интеллигенты желали нового, но не вполне представляли вещественную и энергийную сторону модернизационных процессов.
И российская буржуазия, несмотря на присутствие в своих рядах образованной элиты, всегда стремилась к узко практическим целям и не строила исторических планов из расчета на длительную перспективу. Это объяснялось ее политической незрелостью, неоднородностью, но это также объясняется неопределенностью и стихийностью ее формирования, сложностью политических процессов, характерных для государства с многоукладной экономикой и неэкономическими (часто) методами принуждения.
Определенно, общий смысл эволюции мировой истории раскрывается как параллельное становление двух типов общественно-экономических отношений. Первый основывался на господстве общественно-частного сектора экономики. При этом гармонично сочетались общественные и частные интересы с преобладанием частной инициативы и хозяйственной самостоятельности. Это так называемый античный способ производства, зародившийся в гражданских общинах Греции и Рима. Античный способ производства впоследствии заложил ориентиры развития западно-европейской цивилизации.
Второй тип основывался исключительно на государственном секторе, который постепенно поглощал ранее существовавший общественно-частный сектор экономики. При этом, как частная инициатива, так и хозяйственная самостоятельность находились под достаточно жестким контролем государства, которое в своем стиле управления сочетало две тактики: с одной стороны позволило существовать целой системе сельских общин при их достаточной экономической автономности и авторским, в которых сосредотачивалась основная масса населения; с другой стороны, государство, присвоив себе монополию на организацию общественных работ, сформировало особый тип политической культуры, основанной на полной зависимости индивида от государства. Это так называемый подданнический тип культуры, рассматриваемый К. Марксом.
В таких обществах, основанных на азиатском способе производства, которые являются чертами вообще традиционных обществ азиатского типа, можно выделить следующие специфические черты:
- отсутствие в европейском смысле частной собственности и экономических классов;
- господство принципа централизованной редистрибуции, при которой власть рождала собственность;
- автономность общин по отношению к государству, порождавшая значительные возможности социокультурной регенерации.
Известно, что западноевропейский феодализм строился на разных традициях частной собственности на землю, закрепленных в системе римского частного и публичного права. Способом реализации принципа организации германских племен служила община - марка - добровольное объединение полностью самостоятельных общинников, индивидуально владевших определенными земельными участками. Таким образом, социально-экономический строй поздней Римской империи и строй германских племен сравнительно легко сочетались друг с другом, и не удивительно, что на прежних имперских землях возникли феодальные королевства.
Рационалистический Запад стал родиной капиталистического мировоззрения («время - деньги»). Восток по-прежнему больше заимствует и воспринимает у Запада плоды материальной культуры, ио в области духа он консервативен и верен своим традициям. «Как только покидается великое Дао, так является человеколюбие и справедливость. Как только является умная дальновидность, то является великое лицемерие», - говорил Лао-цзы68. Например, известно, что в Китае существовало два типа культуры. Эзотерический даосизм предполагает следование во всем великому учению Дао («Как луна отражается в спокойной воде, так ум отражается в незамутненном сознании»). Но меч ума ударился о щит конфуцианских этико-политических идей, восстанавливающих авторитет родо-иерархической системы.
Точно такое же противостояние эзотерических и экзотерических линий мы увидим и в истории русской цивилизации, в частности, в противоборстве линий иосифлян и заволжских нестяжателей.
Для этого нам представляется логичным обратиться в глубину проблемы культурной идентичности Российской цивилизации, чтобы выяснить: совместимы ли вообще такие понятия, как «модернизация» и «русская культура и цивилизация»? Актуальность этого рассмотрения, возможно, определяется тем, что налицо смена парадигмы, определяющей вектор развития России: от вестернизации - к обретению своего самобытного начала.
Всемирная история направляется с Востока на Запад, так как «Европа есть, безусловно, конец всемирной истории, а Азия ее начало»69. Россия, находясь между Востоком и Западом, соединила в себе черты и противоречия различных мировых культур и на основе собственного исторического философского и мистического опыта создала свою неповторимую цивилизацию, пусть и имевшую в своей культурно-исторической эволюции взлеты и падения, вызванные то войнами, то революциями.
При этом целесообразно, прежде всего, обратиться к социально-политической и социокультурной специфике Руси-России. Основной социально-экономической формой на Руси, в отличие от Запада, являлась соседская община - вервь, объединение совместных владельцев пашенной земли, водных и лесных угодьев. Со складыванием государства у восточных славян еще не успели выделиться индивидуалистические начала, и основной общественной организацией был род.
В Киевской Руси преобладал общинно-демократический тип социальных связей и соответственно соЬорно-нравственный тип культуры. Если в Западной Европе феодализм основывался на частной собственности на землю и «вертикальном» принципе наследования власти (от отца к сыну - так называемый майорат), то в Восточной Европе проявлялась весьма оригинальная цивилизация с общинной собственностью на землю и «горизонтальным» принципом наследования власти (от старшего брата к следующему по старшинству). Очередной порядок княжения не обеспечивал стабильной преемственности власти, препятствовал становлению общего правового регулирования жизни. Характерно, что ряд исследований содержания политического строя Руси рассматривали его как антитезы состояний княжеской власти -ее усиление и ослабление.
В общественном строе также антитеза двух начал - княжеская власть и народ. Н.М. Карамзин считал княжескую власть носителем положительных свойств - единодержавия, силы государства, а народ - отрицательных качеств: вольности (отсутствия централизованного управления), раздробленности, политической слабости страны. Общественно-политическая история Руси представляется полем взаимодействия этих двух начал.
Перемещение центра Русской земли в Северо-Восточную Русь, татаро-монгольское нашествие привели к деградации общинно-земско-вечевой Руси. С XIII века из летописей исчезает термин «дружина», уступая месту «двор». Князь начинает рассматриваться уже не как первый среди равных, а как некий автократор. Таким образом, в Северо-Восточной Руси складывается альтернативный тип социальных связей, министериально-подданического характера (министериальность - это служба недоговорного характера, при которой слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина).
Возможность «не-модернизации» в постсоветской России: радикальные альтернативы социокультурной динамики
Выявленная нами сущность модернизации, заключающаяся в десакра-лизации мира, изначально содержит в себе возможность иного. Угасание сакрального и его профанизация неизменно сменяются сакрализацией, поглощающей ранее профанные области, что обусловлено самой сущностью сакрального. Таким образом, потенциально существует возможность альтернативы модернизации.
Рассмотрение проблемы иной альтернативности, не-модернизации представляется нам логичным последить также на примере модернизацион-ного процесса в современной России, одной из отличительных черт которой является маргинализация.
Маргиналами (понятие введено Р. Парком) называют тех, кто либо сам отвергает общество, либо оказывается им отвергнутым. Иными словами, это группы людей и индивиды, находящиеся вовне социальной структуры и культуры того или иного общества, индивиды, утратившие признаки принадлежности к стабильному социальному институту, слою, группе в рамках сложившихся социальных отношений, люди, находящиеся в промежуточном состоянии между ними, создающие собственные субкультуры, часто обладающие антисистемными характеристиками.
Кратко обратимся к характеристике понятия «социальная структура общества», формирующих её элементах и связях. Необходимо отметить, что в этой области накопилось множество догм, не подкрепляемых ни серьезными теоретическими соображениями, ни результатами эмпирического анализа.
Начиная с 30-х годов в государственных документах, научной литературе и учебниках используется «трехчленная формула» социально-классовой структуры общества, включающая два класса - рабочий класс, крестьянство и так называемую классово-подобную «прослойку» - интеллигенцию. Различия между этими группами рассматривались как межклассовые или внеклассовые - второстепенные. К внутриклассовым принято было относить различия между профессионально-квалификационными слоями рабочих, колхозников, интеллигенции, а внеклассовым - различия между сельским и городским населением, работниками сельскохозяйственного и индустриального труда. Однако реальное существование разнообразных социальных групп доказывало несоответствие подобного рода представлений реальному строению советского общества.
Представители «трехчленной формулы» в социальном отношении были гетерогенны. С точки зрения имущественно доходной дифференциации в каждой социальной группе были «богатые», «средние» и «бедные». Например, слой интеллигенции охватывал и подлинных «пролетариев умственного труда» и интеллектуальную элиту, и высшее руководство страны, доходы и привилегии которых превышали доходы и привилегии «просто служащих» во много раз.
В «трехчленной формуле» социальной структуры не находилось места для многих групп, которые реально существовали в обществе и играли, и играют немалую роль в социальном реформировании. К числу таких можно отнести хозяйственных руководителей различных уровней, работников, связанных с распределением и обменом экономической продукции, мелких предпринимателей («кооперативов»), работников учета и делопроизводства (служащие), священников, дельцов «теневой экономики», криминалитета и других.
В качестве социальных групп, представляющих структурные элементы и одновременно главные силы современной модернизации, можно выделить следующие:
- рабочие разной квалификации и социального статуса;
- крестьянство;
- специалисты (научно-техническая и социально-гуманитарная интеллигенция);
- хозяйственные руководители сферы материального производства;
- предприниматели;
- работники аппарата государственного управления;
- так называемая «элита».
Современная модернизация в целом отвечает интересам рабочего класса. В случае успеха рыночных реформ он выигрывает от лучшего удовлетворения потребностей в товарах и услугах, снятия запретов на дополнительную трудовую деятельность.
Но либерально-рыночная модернизация (вестернизация) несомненно несет с собой определенные минусы, которые видны уже сегодня. Сокращение неэффективных и просто ненужных рабочих мест, закрытие убыточных предприятий привели к увольнению части работников, а, следовательно, к росту безработицы среди населения. Характерно, что в меньшей степени страдают рабочие, занятые высококвалифицированным и среднеквалифици-рованным трудом. Наибольшие трудности ожидали малоквалифицированных рабочих старших возрастных групп, утративших способность к обучению,
Наряду с убежденными сторонниками либерально-рыночной модернизации, в составе рабочего класса немало социально пассивных людей. К их числу относятся рабочие, занимавшие в прежней системе привилегированное положение. Девиз представителей этого слоя: «брать от общества больше, чем ему отдать» (таковы, например, водители персональных автомашин ответственных работников, обслуживающий персонал санаториев и т.д.) Для колхозников модернизация означает возвращение к идеям «разгосударствления» коллективных хозяйств, освобождение их от непрофессиональной и мелочной бюрократической опеки органов управления, возрождения колхозной демократии, развитие самоуправления коллективов колхозников, предоставление им реальной возможности поиска выгодной структуры хозяйства и эффективных форм организации производства.
Прежние экономические отношения были неэффективны, сковывали свободу хозяйств, но они создавали социальные гарантии, обеспечивали даже худшим колхозам компенсацию убытков. Хотя колхозы были лишены хозяйственных прав, но зато они не несли и ответственности за результаты своей работы, не подвергались экономическому риску. Поэтому у заметной части колхозников модернизация вызывает серьезные опасения. Отношение к ней сходно с отношением рабочего класса: более энергичная часть крестьянства уверена в своих силах, поддерживает реформирование, самая активная часть ушла в фермерство, а более инертная часть сомневается в возможности добиться положительных результатов без финансовой помощи государства. Фермеры часто вызывают гнев и раздражение со стороны представителей нерентабельных хозяйств. Число сторонников модернизации было бы больше, если бы земля полностью перешла в категорию частной собственности.
В социальной группе специалистов можно выделить две подгруппы: научно-техническая и социально-гуманитарная. Формально функции этого слоя творческие (это касается научно-технической интеллигенции): организация эффективной деятельности материального производства, конструирование и т.д. Однако положение данного слоя не соответствует его общественной роли. Численность этой группы существенно превышает потребности страны, а уровень их квалификации заметно отстает от мирового. Вместе с тем, труд этих людей лишен часто творческого характера, заработная плата низкая, социальный престиж невысок.
Особенности положения данной социальной группы определяют, в целом, её негативное отношение к модернизации. Будучи высокоинтеллектуальными работниками, представители этой группы прекрасно осознают, что возможности практического внедрения рожденных ими идей, и, соответственно, повышение доходов и престижа, в условиях перепроизводства научно-технической интеллигенции и приостановки деятельности военно-промышленного комплекса, будут предоставлены не всем. С другой стороны, сознание этой группы населения заражено недоверием к реальности изменений социально-экономических отношений. Поэтому представители этого социального слоя мало верят в улучшение своего материального положения и не являются сторонниками реформ.
В положении социально-гуманитарной интеллигенции есть много общего с положением научно-технической интеллигенции. Но место этой группы иное: она обеспечивает обучение и воспитание новых поколений российских граждан, формирует духовные и нравственные ценности, сохраняет и развивает культуру общества.
Положение этой группы и раньше было неблагоприятным. Прежде всего, можно говорить о низком социальном престиже деятельности представителей этой группы. Основная часть социально-гуманитарной интеллигенции приветствовала рыночные реформы, надеясь на свободу духовного творчества, развитие гласности, демократии. Ученые, учителя, врачи, объявляющие о забастовках и голодовках в знак протеста против снижения престижа их труда и задержки заработной платы - это сегодняшний день гуманитарной интеллигенции, которая была в авангарде социального реформирования.
