Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретико-методологические проблемы изучения этнополитических процессов 11
1.1 Политические институты и институциональные изменения 11
1.2 Проблема сущности этноса и этничности 25
1.2.1 Парадигмы этничности: примордиализм, инструментализм,
конструктивизм 25
1.2.2 Соотношение понятий нации и этноса 42
1.3. Этнос как многоуровневая система 46
1.3.1 Применимость системного подхода к этническим явлениям 46
1.3.2. Основные категории синергетики и теории систем 49
1.3.3 Модель этноса как многоуровневой самоорганизующейся
системы 59
1.4 Этническая матрица и политические институты 65
1.4.1 Место этнической матрицы в комплексе ментальных матриц 65
1.4.2 Этническая матрица: состав, параметры, свойства 69
1.4.3 Причины и механизмы взаимодействия этнической матрицы с политическими институтами 78
ГЛАВА 2. Варианты взаимодействия этносов и политических институтов 88
2.1. Обзор этнополитической ситуации в регионах украины 88
2.2 «Параллельное государство» в автономной республике крым 100
2.2.1. Краткий обзор этнополитической истории Крыма 100
2.2.2. Косово как образец успеха «параллельного государства» 112
2.2.3. Конфессиональный и культурный аспекты крымской проблемы 121
2.2.4. Социально-экономические факторы этнополитики Крыма 132
2.2.5 Политические институты в крымском конфликте 137
2.3. Проблема подкарпатской руси 152
2.3.1 Исторические корни «русинского вопроса» 152
2.3.2 Особенности этнической матрицы русинов 157
2.3.2. Институциональные параллели между «русинским вопросом» и конфликтом в Северной Ирландии 166
2.3.4. Этнополитические причины отрицания украинской стороной существования русинов 171
2.3.5 Сходство и различие в судьбах русинского и курдского этносов 177
Заключение 181
Список литературы и источников
- Соотношение понятий нации и этноса
- Этническая матрица: состав, параметры, свойства
- Косово как образец успеха «параллельного государства»
- Исторические корни «русинского вопроса»
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Во второй половине XX века этнические факторы политических процессов не только сохранили свою значимость, но и стали играть доминирующую роль. Интенсивность этнополитических конфликтов и масштаб национальных движений резко увеличились за последние полвека. Войны в странах третьего мира, распад СССР и Югославии, локальные конфликты на постсоветском пространстве, всплеск международного терроризма под этноконфессиональными лозунгами — всё это свидетельствует об актуальности исследования этнополитики. Глобализация и интеграция, как оказалось, могут идти параллельно с распространением регионального сепаратизма, усилением межэтнической напряженности, ростом популярности националистических партий — и даже способствовать подобным явлениям.
Вступив во второе десятилетие XXI века, Россия всё ещё несёт бремя ошибок национальной политики прошлого — будь то советское время, период перестройки или реформы 1990-х годов — и при этом сталкивается с новыми вызовами в этноконфессиональной сфере. Массовые волнения в Москве, произошедшие в декабре 2010 года, вскрыли глубину сложившегося в стране этнического дисбаланса, угрожающего её стабильному существованию и развитию. В подобной ситуации исследования, выявляющие сложные и неоднозначные взаимосвязи между этническими группами и политическими институтами не просто актуальны, но и жизненно необходимы. Поскольку с подобными проблемами столкнулась не только Россия, но и большинство других европейских государств, необходимо уделить внимание и их опыту. Наилучшие результаты могут быть достигнуты при сопоставлении различных случаев, а также углубленном анализе состояния этнополитики в конкретных странах. Выбор Украины, на примере которой рассматривается взаимодействие этнических групп и институтов в данной работе, не случаен: это государство сходно с Россией по множеству параметров, а также, что не менее важно, тесно связано с ней в политической,
социально-экономической и культурной сферах. Изучение украинской этнополитики не только поможет лучше понять происходящее в России, но и выявить возможное влияние того или иного исхода исследуемых процессов на ситуацию в нашей стране.
С точки зрения внутренних потребностей науки данное исследование также представляется актуальным по ряду причин.
Во-первых, механизмы институциональных изменений в политической сфере ещё недостаточно изучены, как и природа институтов в целом. Роль этнического фактора в подобных изменениях практически не рассматривается в большинстве исследований.
Во-вторых, сущность этноса и этничности является предметом ожесточенной дискуссии в научной среде. Ведущими специалистами в этой области не раз указывалось на необходимость формирования единой модели этноса, объединяющей положительные стороны примордиалистской, инструменталистской и конструктивистской парадигм этнологии. Исследование связи между этносами и институтами позволяет сделать шаг вперёд на пути создания подобной модели, которая, в свою очередь, будет способствовать более глубокому пониманию различных аспектов институциональных изменений.
В-третьих, этнополитические процессы в регионах Украины, таких как Автономная республика Крым и Закарпатская область, непрерывно развиваются, в то время как существующие работы по этому вопросу в основном датируются концом 1990-х — началом 2000-х годов. Это порождает необходимость в оценке современного состояния украинской этнополитики.
Степень разработанности проблемы. Проблема
институциональных изменений рассматривалась рядом авторов, как отечественных, так и зарубежных, в числе которых следует прежде всего назвать Д. Норта, чья работа «Институты, институциональные изменения и функционирование экономики» является классическим изложением современной теории институтов. Отметим, что Д. Норт
указывает на значимость культуры, как источника появления и
развития институтов, а культура тесно связана с этнической сферой.
Среди других зарубежных исследователей заслуживают внимания Дж.
Р. Серл, Дж. Найт, М. Тул, Дж. Ходжсон и ряд иных, однако в их
работах, как и в работах таких отечественных авторов, как В. Нечаев,
Л. Седов, В. Сергеев, Е. Кирдина, А. Казанцев, Е. Полтавская и др.,
этнический фактор институциональных изменений практически не
освещается. В.Д. Нечаев подчеркивает, что «проблема
институциональных изменений остается одним из наименее проработанных элементов неоинституциональной теории»1. Предпринятая Е. Кирдиной попытка решить эту проблему на основе концепции институциональных матриц заслуживает внимания, однако оставляет за рамками этнические вопросы.
Неизученность взаимодействия институтов и этносов отчасти объясняется неопределенностью самого понятия «этнос» и его соотношения с понятием «нация». Ожесточенная дискуссия по этому вопросу продолжается в научном сообществе со времен основателя этнологии СМ. Широкогорова. Среди наиболее известных зарубежных специалистов можно назвать Э. Шилза, У. Коннора, К. Гирца, Э. Смита, Ф. Барта, Э. Геллнера, Дж. Ротшильда, Т. Гурра и Э. Боначич; а также менее известных, но внесших вклад в анализ проблемы Дж. Эллера, Ф. Риггса, Э. Эллахара и др. Отечественные исследователи этноса - Ю. Бромлей, Л. Гумилев, Л. Дробижева, С. Арутюнов, В. Ачкасов, В. Тишков. С. Рыбаков, А. Аклаев, В. Авксентьев, В. Заринов (и многие другие) также предлагали различные подходы к этносу, вплоть до отрицания его объективного существования (В.Тишков).
Трансформации политических институтов современной Украины изучались В. Лапкиным и В. Пантиным, в то время как этнополитическую ситуацию в стране рассматривали в своих работах И. Снежкова, Н. Шульга, П. Толочко, В. Городяненко, В. Арбешина, А. Стегний, В. Хмелько, М. Рябчук, А. Подолянская и др. Ряд
Нечаев В. Д. Когнитивные революции и институциональные изменения // ПОЛИС. Политические исследования. 2003 №4 - С. 6
источников посвящен этнополитической ситуации в Автономной республике Крым, некоторые из них входят в состав работ о Крыме в целом, например, фундаментального труда «Тюркские народы Крыма», подготовленного сотрудниками Института этнологии и антропологии Российской Академии Наук. В упомянутой книге можно также найти большой объем информации об истории Крыма и населяющих его народов, ценные социологические и демографические данные. Другой пример - книга «Население Крыма в конце XVIII - конце XX веков (Численность, размещение, этнический состав)», в которой, помимо уникальных данных об этнодемографической ситуации в разные периоды, присутствует и анализ современных этнополитических процессов. Также следует отметить книгу Гвендолин Сассе «The Crimea Question: identity, transition and conflict», изданную Центром украинских исследований Гарвардского университета, и во многом рассматривающую именно институциональный фактор крымской политики. Существует ряд информативных источников по отдельным аспектам крымской проблемы. Это работы А. Забловского, В. Бахревского, А. Ефимова, Д. Золотарева, А. Арешева, А. Мальгина, С. Орешковой, А. Вяткина, А. Баскакова, О. Насыровой, М. Холл, Н. Белицер и др.. Имеется также ряд работ, объективность которых вызывает сомнения, поскольку они написаны деятелями крымско-татарского движения, такими как Э. Аетдинов, Г. Бекирова, А. Эмирова и др. Однако, они тоже содержат полезную информацию. Помимо этого, для анализа крымского конфликта можно использовать документальные источники и материалы СМИ о ситуации на полуострове.
Этнополитические процессы в Закарпатской области менее изучены, хотя по так называемому «русинскому вопросу» существует ряд ценных источников. Так же, как и в случае с крымским конфликтом, следует с осторожностью обращаться к работам некоторых исследователей, ввиду их принадлежности к одной из конфликтующих сторон. Например, наибольшее количество трудов по русинской проблеме принадлежит проф. П. Р. Магочи, который одновременно является одним из лидеров русинской эмиграции; с
другой стороны, немало украинских авторов (В. Ричка, О. Майборода, М. Тиводар, В. Тимошенко, Г. Миколайчук и др.) занимают открыто националистическую позицию. Среди наиболее объективных работ можно отметить книги и статьи X. Лэйна, Т. Триера, К. Шевченко, А. Марчукова и др. Этнолингвистический аспект проблемы анализируется А. Дуличенко и А. Миллером, в то время как И. Буркут демонстрирует институциональную опору русинского этноса, позволявшую ему сопротивляться ассимиляции на протяжении столетий. Исторические корни современной ситуации в Закарпатье раскрывают В. Савченко, И. Поп и ряд других исследователей.
Объект диссертационного исследования: процесс
институциональных изменений в политической сфере.
Предмет исследования: влияние этнических групп на политические институты как одна из причин их изменений.
Цель диссертационного исследования: выявить механизм воздействия этносов на политические институты, а также причины и последствия подобного воздействия.
Для достижения поставленной цели в диссертации решены следующие основные задачи:
-
Рассмотрены институты как научная категория и различные теории институциональных изменений. Отмечено указание ряда исследователей на лежащие в основе институтов матрицы.
-
Проанализирована проблема сущности этносов и предложена системная модель этноса, позволяющая интегрировать основные подходы к этничности.
-
Разработано понятие этнической матрицы, оказывающей управляющее воздействие на этнос, как систему, и определяющую его взаимодействие с институтами.
-
Исследован феномен «параллельного государства» как основного проявления воздействия этнической матрицы на политические институты.
-
Изучены иные проявления роли этнических групп в институциональных изменениях.
Методологической основой исследования является системный подход, а также связанная с ним синергетическая методология Г.
Хакена. (О применимости её в социальных науках см. параграф 3 главы 1 диссертации). Кроме того, используются элементы институционального метода в интерпретации Д. Норта.
Научная новизна диссертационного исследования.
На основе анализа ряда теорий институтов (Д. Норт, К. Поланьи, С. Кирдина) разработана концепция ментальных матриц, в том числе этнической матрицы, являющейся значительным фактором институциональных изменений.
Предложена модель этноса как основанной на этнической матрице многоуровневой системы, позволяющая найти компромисс между примордиалистской, инструменталистской и конструкивистскои парадигмами этничности и демонстрирующая взаимосвязь между этносами и институтами.
Проведен комплексный анализ этнополитических ситуаций в Автономной республике Крым и Закарпатье, включая сравнительный анализ происходящих в них институциональных процессов с аналогичными явлениями в Косово, Северной Ирландии и курдских районах Турции.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Важным источником институциональных изменений в политической сфере являются ментальные матрицы, в том числе этническая матрица, определяющая отношение входящих в этническую группу акторов к существующим политическим и социальным институтам.
-
Под влиянием определенных политических, социально-экономических, культурных, географических и иных факторов, а также её внутренних особенностей, этническая матрица может направить активность этноса на получение полного контроля над политическими (а через них и над всеми остальными) институтами. Этот контроль может быть достигнут как путем подчинения существующих институтов, так и созданием своих собственных, так называемого «параллельного государства».
-
В Автономной республике Крым в результате воздействия упоминавшихся выше факторов постепенно формируется «параллельное государство» и подчиненное ему «параллельное общество» крымских татар, аналогичные возникшим в Косово.
-
В Закарпатской области Украины, в отличие от Крыма, особенности этнической матрицы русинов обусловили отсутствие явно выраженного «параллельного государства» при одновременном существовании обособленного «параллельного общества», очень сходного со сложившимся в Северной Ирландии.
-
Политическая ситуация в регионах Украины и стране в целом во многом определяется активностью этнических групп, которые оказывают существенное воздействие на функционирование политических институтов.
Теоретическая и практическая значимость результатов исследования заключается в том, что теоретические выводы и обобщения диссертационной работы могут быть использованы в качестве основы для исследования институциональных изменений в политической сфере, а также изучения этнополитических конфликтов. Материалы данного исследования могут быть использованы при чтении курсов по общей политологии, этнополитологии, этноконфликтологии, этносоциологии, этнопсихологии и спецкурсов по институциональным трансформациям в политической сфере.
В практическом плане основные положения и выводы исследования могут быть использованы для выявления оптимальных направлений реформирования политических институтов, а также регулирования и предотвращения этнополитических конфликтов.
Апробация диссертации. Основные положения диссертационной работы нашли свое отражение в статьях и докладах, с которыми автор работы выступал в 2008-2010 годах на международных, всероссийских и региональных научно-практических конференциях, в числе которых: VII Международная научно-практическая конференция по проблемам современной интеллигенции
«Интелігенція. Освіта. Суспільство: виклики глобальної кризи»
(Харьков, 2009); Всероссийская научно-практическая конференция (с
международным участием) «Развитие российского и регионального
бизнеса в условиях мирового финансового кризиса» (Псков, 2009);
Международная научно-практическая конференция «Поликультурная
среда современного студенчества: межэтнические отношения и
толерантность» (Санкт-Петербург, 2009); межвузовская научно-
практическая конференция «Человек, коммуникации, культура»
(Санкт-Петербург, 2009); межвузовская научно-практическая
конференция «Межэтнические столкновения в поликультурной студенческой среде и пути их разрешения» (Санкт-Петербург, 2010) и другие.
По теме диссертации опубликовано 12 научных работ, из них 2 в изданиях, входящих в список Высшей аттестационной комиссии РФ.
Объем и структура диссертации. Диссертация отражает логику проведения исследования и подчинена решению поставленных задач. Работа состоит из введения; двух глав, первая из которых состоит из четырех, а вторая из трех параграфов; заключения и библиографического списка использованной литературы, состоящего из 219 наименований источников. Общий объем диссертации составляет 205 страниц машинописного текста.
Соотношение понятий нации и этноса
По мнению Дж. Р. Серла, институт может существовать только тогда, когда у людей есть связанные с ним определенные верования и мнения, а значит, ментальные репрезентации института или сопряженных с ним правил играют конституирующую роль". Мы ещё не раз будем возвращаться к этим аспектам институтов, поскольку это имеет принципальное значение для их связи с этносами.
Если говорить о связи между политическими и иными институтами, то, Д. Норт, будучи специалистом по экономике, тем не менее, подчеркивает доминантный характер политических институтов: «политические правила формируют правила экономические, хотя имеет место и обратная зависимость»12. Действительно, определенные политические решения оказывают прямое и быстрое воздействие на экономические (и иные) институты. Обратное воздействие экономики обычно косвенное и постепенное.
Наиболее спорным (и важным для нас) моментом является механизм появления и развития институтов, тем более что, как считает В. Д. Нечаев, «проблема институциональных изменений остается одним из наименее проработанных элементов неоинституциональной теории» .
Институты могут конструироваться целенаправленно, на основе политических решений. Некоторые авторы даже видят в этом конструировании ключевую особенность любой политической деятельности. «Институты и их дизайн, институциональные изменения или противодействие им - главная цель и ключевой продукт совместной деятельности политиков, и в этом отличие политики от управления» - пишет В.Д. Нечаев. Но чаще всего институты формируются и изменяются спонтанно, под действием объективных факторов15. В.М. Сергеев, например, предполагал, что появление институтов есть следствие частичного совпадения представлений о мире, ценностей и опыта большинства населения, включенного в ту или иную общность. Если такого совпадения нет, то общность распадается.16
На развитие новых институтов, естественно, оказывают влияние уже существующие институты. Это может проявляться в трех формах: path dependence — глубокая связь, сильная зависимость новых институтов от старых, path determinacy — менее сильная зависимость, оставляющая место для возникновения совершенно новых институтов, и path indeterminacy, или path independence — отсутствие явной связи между старыми и новыми институтами17.
Предлагаемый Д. Нортом взгляд на процесс институциональных изменений основан во многом на теории игр, хотя он подчеркивает ошибочность таких постулатов этой теории, как однозначное стремление игроков к личной выгоде или их абсолютная рациональность. Он пишет: «Во многих случаях следует говорить не только о максимизации личной выгоды, но и об альтруизме и самоограничении, которые радикально влияют на результаты выбора индивида»18. Учитывая всё это и, вместе с тем, не отвергая теорию игр в целом, Д. Норт утверждает, что главным источником институциональных изменений являются «фундаментальные изменения в соотношении цен. ... дело в том, что оно изменяет стимулы, испытываемые индивидом в процессе человеческих взаимоотношений, и единственным другим источником институциональных изменений выступают изменения вкусов» . Иными словами, перемены во внешней среде (от климатических изменений до распространения новых идеологий) меняют «вес» предпочтений актора относительно различных действий, что побуждает к корректировке норм, эти действия ограничивающих. В большинстве случаев подобный процесс постепенен, он «носит инкрементный, а не дискретный характер», что объясняется укорененностью неформальных институтов в обществе20.
Направление, которое принимают институциональные изменения, по мнению Д. Норта, определяется, с одной стороны, «эффектом блокировки», возникающим вследствие симбиоза (сращивания) институтов и организаций на основе структуры побудительных мотивов, создаваемой этими институтами, и, с другой стороны, обратным влиянием изменений в наборе возможностей на восприятие и реакцию со стороны индивидов" . «Эффект блокировки» создается благодаря способности институциональной матрицы к самоподдерживанию, которая, в свою очередь, вызывается зависимостью организаций от институциональных рамок, в которых они возникли, и последующим возникновением сопутствующих данным организациям структур"". Отметим, что в этом рассуждении Д. Норта упоминается важное понятие - «институциональная матрица» - о котором пойдет речь ниже.
Многие исследователи предполагали наличие некой достаточно стабильной структуры, определяющей конфигурацию институтов в том или ином обществе. В отечественной науке эти идеи получили развитие в виде теории институциональных матриц С.Г. Кирдинои. Представляется необходимым рассмотреть основные положения этой теории подробнее, поскольку она затрагивает ключевые проблемы данного исследования.
Этническая матрица: состав, параметры, свойства
Как мы уже отметили ранее, в основе этноса как системы лежит этническая матрица, и именно она прямо или косвенно воздействует на институты. Однако, мы также высказали в первом параграфе предположение о существовании комплекса ментальных матриц, одной из которых и является этническая матрица. В связи с этим в данном параграфе мы сначала обсуждаем ментальные матрицы вообще, и только потом характеристики этнической матрицы и её взаимодействие с институтами.
Комлексом ментальных матриц обладает как отдельный человек, так и группа. Как нам представляется, в комплексе ментальных матриц следует выделять этническую, конфессиональную, . социокультурную и идеологическую. Это перечисление идет «снизу вверх» - от наиболее устойчивых и неосознаваемых матриц к более изменчивым и поддающимся сознательному контролю.
Об этнической матрице мы говорили ранее и ещё вернемся к ней. Повторим лишь, что она формируется в процессе воспитания и социализации, начиная с младенчества, и практически не поддается сознательному изменению в масштабе индивида. В масштабе группы она меняется, но медленно, на протяжении поколений. Это самая глубинная матрица, служащая основанием для остальных.
Следующая сразу за этнической конфессиональная матрица в многом сходна с ней: она также начинает формироваться достаточно рано, и состоит не столько из официальных религиозных норм и догматов, сколько из ценностей и норм поведения, зачастую неосознаваемых, а также образов, символов, эмоций, сопутствующих любой религии. Не следует думать, что агностики или атеисты лишены этой матрицы: она либо скрыта (у первых), либо замещена «негативными» образами (у вторых). И верующий, и агностик, и атеист так или иначе реагируют на связанные с религией явления, пусть даже противоположно — в этом и проявляется их конфессиональная матрица. Следует отметить теснейшую связь между этнической и конфессиональной матрицей. У большинства этносов есть доминирующая религия, иногда синкретическое объединение монотеистической религии с языческими верованиями (у многих малых народов России). С течением времени это приводит к тому, что матрицы «срастаются» и можно, с определенными оговорками, называть их одной этноконфессиональной матрицей (подобное встречается и среди рассмотренных в нашем исследовании случаев). Для японцев обычен буддизм, для арабов — ислам: японец-мусульманин или араб-буддист воспринимаются сородичами как этнически чужие, более того, как некая неприятная аномалия. Отдельно отметим национальные религии, например, иудаизм, исповедание которых автоматически означает принадлежность к определенному этносу (хотя обратное, разумеется, далеко не всегда верно). Однако, не следует забывать, что конфессиональная матрица, в отличие от этнической, поддается сознательному изменению. Правда, переходы из одной религии в другую редки и сопряжены с социальными и психологическими трудностями для индивида или группы, меняющей свою конфессию, но они есть. С другой стороны, переходы от агностицизма к вере или обратно обычно легче и не столь бросаются в глаза — существующая конфессиональная матрица просто становится явной или скрытой, не меняясь по существу. Отдельную и важную тему представляют секты и течения в рамках одной религии, усложняющие возаимодействие этнической и конфессиональной матриц.
Под сощюкулъурной матрицей мы понимаем те ментальные структуры, которые формируются под влиянием социального слоя и группы, в которой происходит взросление индивида. Сын грузчика и дочь академика обычно обладают разными социокультурными матрицами (при том, что этническая и конфессиональная у них могут полностью совпадать). Здесь, кстати, уже сама матрица оказывается под интенсивным воздействием институтов, хотя и обратное воздействие сохраняется. Социокультурные матрицы легко, в сравнении с конфессиональными и тем более с этническими, могут быть изменены. Однако их смена всё же не совершается мгновенно и требует усилий, а также благоприятных обстоятельств.
Наиболее подвижная и независимая от окружающей среды матрица — идеологическая. Это не только идеология в узком смысле, но и философские и даже научные рамки, в которых мыслит и действует человек. Она наиболее изменчива из всех матриц, но всё равно обладает определенной долей стабильности, благодаря которой и можно называть её матрицей.
Весь комплекс ментальных матриц (сокращенно КММ) можно приблизительно соотнести с понятем «менталитета» или «образа мышления», хотя они далеко не равноценны - КММ шире и более упорядочен. Для лучшего понимания того, что он собой представляет, обратимся к работам философа Майкла Поланьи (брата экономиста Карла Поланьи, который впервые упоминал об институциональных матрицах). В статье «Стабильность верований» (Stability of beliefs), он указывает на сходство замкнутых систем верований, будь то шаманизм, фрейдизм или даже научное мировоззрение как таковое179. Индивид, в чьем сознании заложена та или иная система верований, видит мир так, как предписывает эта система. Противоречащие ей факты не принимаются во внимание или даже, путем цепи рассуждений, используются как её новые доказательства. В качестве примера Поланьи приводит магическое мировоззрение негров племени Азанде. Для европейцев вера Азанде в правоту их оракулов кажется нелепой, но для самих Азанде не менее нелепыми кажутся доводы европейцев, на которые они немедленно находят массу убедительных (в их системе верований) доказательств своей правоты. Далее Поланьи показывает, что стабильность всех систем верований (включая науку) основана на трех принципах: замкнутости, эпицикличности и подавления в зародыше любой альтернативной системы. Первый принцип означает, что для обоснования одних положений системы неизбежно привлекаются другие, и этот круговорот может продолжаться бесконечно.
Косово как образец успеха «параллельного государства»
Итак, велика ли роль исламского фактора в современном Крыму? Большинство крымских татар считают себя мусульманами . В то же время религиозная грамотность остается на очень низком уровне, что создает почву для пропаганды ваххабизма и других радикальных исламских течений. Э. Аетдинов в статье «Ислам в социальной и политической жизни современного украинского общества» выражает татарскую точку зрения на этот вопрос: «Религия выполняла нациеобразующую функцию на полуострове в период Крымского ханства... С другой стороны, хотя Ислам и является консолидирующим фактором, в 1997 году, по данным службы "Крымсоцис", только две трети крымских татар назвали себя верующими мусульманами» . Однако в последние годы все более частыми становятся столкновения между крымскими татарами и русским населением на религиозной почве. Среди примеров - эпизод, описанный в российской прессе. В 2000 году в поселке Морское был установлен Поклонный крест в честь двухтысячной годовщины Рождества Христова. Крымские татары срезали его автогеном и подожгли православный храм380. А в спецрепортаже «Известий» под названием «Куда уплывает Крым?» говорится: «Конфликты вокруг религиозных объектов и символов - это еще один фронт межэтнического противостояния в Крыму. В местном политическом лексиконе даже появилось новое слово - «крестоповал» (...) Первый «крестоповал» на полуострове произошел в октябре 2000 года в поселке Морское и спровоцировал очень серьезный межэтнический конфликт. Последний — в мае этого (2006 - прим. автора диссертационной работы) года, когда татары опрокинули крест, поставленный в честь апостола Андрея Первозванного в Феодосии») . Однако сами крымские татары расценивают «крестоповал» как ответ на «провокацию». Татарский исследователь Э. Аетдинов в статье «Этнополитическое устройство крымского общества и аспекты этнополитики органов государственной власти в Крыму» заявляет: «Несмотря на огромное количество неудавшихся попыток провокаций межэтнических конфликтов за последние 15-16 лет (с момента возвращения крымских татар в Крым), они не прекращаются и время от времени предпринимаются до сих пор. Достаточно вспомнить, например, попытку установления христианским священнослужителем креста на территории старого мусульманского кладбища летом 2003 года...»382 Один из лидеров крымско-татарского меджлиса Р. Чубаров утверждает, что крестоповалы провоцируют те, кто устанавливает кресты: «Крым - это многоконфессиональная территория, и любая попытка продемонстрировать превосходство одной религии над другой - это провокация» .
Рассмотренные выше тенденции могут быть легко объяснены с точки зрения концепции ментальных матриц, которую мы предложили в первой главе данной работы. Как уже говорилось ранее, этническая матрица может срастаться с конфессиональной на уровне традиций, обычаев и символов. «Крестоповалы» — это попытка привести реальный Крым в соответствие с его символическим образом, запечатленным в этноконфессиональной матрице крымских татар. При этом конфессиональная часть матрицы у большинства татар менее активна, чем этническая часть. Однако у определенной части татарского населения, наоборот, конфессиональные импульсы доминируют над этническими, порождая раскол в национальном двюкении, повторяющий столетия длившееся размеживание между официальным духовенством и радикальными шейхами.
В Крыму активно действует «Хизб-ут Тахрир» - экстремистская организация, запрещенная в ряде стран, например в Узбекистане. Преподаватель Симферопольского государственного университета Владимир Джаралла, в интервью корреспонденту «Известий» охарактеризовал ситуацию следующим образом: «В Крыму налицо радикализация населения по этническому и конфессиональному принципу... меджлис постепенно вписывается в систему украинской власти и теряет авторитет. На этом фоне набирают популярность исламские радикалы. В 2003 году здесь заявили о себе сторонники исламского движения "Хизб ут-Тахрир". Их в Крыму, по разным оценкам, от 3 до 15 тысяч человек. Дошло даже до столкновений в мечетях, но после крайне нервной реакции меджлиса они ушли в подполье и тем самым стали еще опаснее». Отметим, что в косовском конфликте исламский фактор играет сходную, но более интенсивную, чем в Крыму, роль. Профессор политологии Белградского Университета Миролюб Евтич пишет: «Действующая на Балканах Международная кризисная группа (International Crisis Group — ICG) до сих пор продолжает утверждать, что ислам в албанском национализме — "незначительный, ничтожный фактор". Трудно сказать, действительно ли ICG ничего не знает о влиянии ислама на албанскую политику или попросту скрывает его; но то, что исламский фактор "незначительный и ничтожный", — это, конечно, неправда» .
Исторические корни «русинского вопроса»
Приближаясь к концу нашего анализа «русинского вопроса», нельзя не уделить внимание судьбе другого этноса, как и русины разделенного границами нескольких стран, одна из которых вообще не признает его существования: «карпато-русины региона - это курды в центре Европы» . Мы уже обращали внимание на сходство в судьбе двух народов.
Курды - самый крупный (по разным оценкам, от 30 до 40 млн. человек) из этносов, не имеющих собственной государственности. Они являются потомками древних мидийцев, чьи земли в XVI в. были поделены между Османской империей и Ираном. Передел границ после Первой мировой войны удвоил государственную разделенность курдов, поскольку помимо Турецкого и Иранского Курдистана возникли Иракский (южный) и Сирийский (юго-западный) Курдистан. Курды никогда не мирились с разделенно стью своих земель и неоднократно поднимали вооруженные восстания, самое масштабное из которых было в Ираке в середине 50-х гг. XX в., на которое позже С. Хуссейн ответил объявлением кампании «Анфаль», то есть фактическим геноцидом курдского народа. Сейчас, в условиях американо-британской оккупации Ирака, на территории Иракского Курдистана установилась курдская национальная власть в лице Демократической партии Курдистана и Патриотического союза Курдистана.
Остальные страны, где проживают курды - Турция, Иран и Сирия - не признают права курдов на национальную автономию. Турция и Иран болезненно реагируют на активизацию курдов Ирака и шантажируют американцев курдской опасностью .
В Турции, где курды составляют 20% от населения, государственная политика строится на принципе единства и неделимости турецкой нации. Участие этнических групп в управлении не допускается. Согласно закону о политических партиях, не разрешается даже утверждать, что в Турции есть национальные, религиозные и иные меньшинства. (Три меньшинства - греки, армяне и евреи - всё же официально признаны, согласно Лозаннскому мирному договору). Более того, запрещены объединения, «защищающие, развивающие или распространяющие язык или культуру, отличающиеся от турецкой культуры и языка»571. Курдский язык был запрещен к публичному использованию ещё в 1926 году, и вплоть до недавнего времени людей арестовывали за нарушение этого запрета.572 При этом, надо отметить, Конституция Турции гарантирует равенство прав всех граждан, в том числе и. при поступлении на госслужбу, где единственным критерием отбора должна быть квалификация. Курд может быть государственным служащим и политиком - если он говорит только по-турецки и не пытается представлять интересы курдского сообщества. Однако на практике курдское население не собирается отказываться от родного языка и этнической идентичности для участия в политике. Юго-восточные провинции, где курдов большинство, управляются практически исключительно этническими турками, в то время как многие курды обращаются к нелегальным формам политической борьбы. Все это говорит о том, что курс Турции на достижение политической стабильности путем отрицания этнических различий не достиг цели.
По мнению О. И. Жигалиной, несмотря на усилия турецкого руководства к сглаживанию напряженности в курдском ареале (что в определенной степени обусловлено стремлением вступить в ЕС), курдский вопрос в Турции не будет решен в обозримом будущем573. Власти Турции вряд ли пойдут на изменения в конституции ради курдов, которые квалифицируются ими как «горные турки»574. Заметим, что точно также русины официально именуются «закарпатскими украинцами».
Хотя между русинским и курдским этносами есть масса различий не только в содержании этнической матрицы (что естественно), но и в её параметрах (относительно высокая агрессивность и очень высокая активность у курдов, в противовес неагрессивности и умеренной активности русинов), тем не менее, сама структура взаимоотношений между курдами и турками, с одной стороны, и русинами и украинцами с другой — чрезвычайно сходна.
Так же, как и в случае со многими иными этнополитическими конфликтами, быстрого и однозначного решения «русинского вопроса», по видимому, нет, поскольку речь идет не о материальных претензиях, а о противоречии между двумя взглядами на мир: согласно одному русинов не существует, согласно другому — это древний и самостоятельный народ. Мы уже говорили, что признание русинов официальной Украиной поставило бы под сомнение всю её национальную политику за два десятилетия независимости, основанную на «мифе о Галиции». Но и русины, ещё в начале XX века последовавшие стихотворному призыву Духновича «оставить глубокий сон», тоже не смирятся с отрицанием их существования. К счастью, одна из фундаментальных черт их этнической матрицы — миролюбие и замкнутость — скорее всего, не даст этому конфликту вылиться в новое Косово. С другой стороны, представляется излишне пессимистичным взгляд А. Дуличенко, который утверждает, что не видно глобального решения русинской проблемы и, «скорее всего, ключ к ее решению так никогда и не будет найден».575
«Политическая реализация специфики Закарпатья возможна только в том случае, если вся Украина придет к федеральному устройству» - таков взгляд с умеренно проукраинской позиции на проблему. Как представляется, это было бы важным шагом на пути решения «русинского вопроса», поскольку именно в федерации могут относительно мирно сосуществовать институты, основанные на разных этнических матрицах. Впрочем, этот путь, как показывает пример Косово, может быть по-своему опасным.
Так или иначе, в данной диссертации мы не ставили перед собой задачу поиска оптимального решения для этнополитических конфликтов на Украине. Нашей задачей был анализ взаимосвязи и взаимодействия этносов и политических институтов, и результаты выполнения этой задачи мы увидим в Заключении к данной работе.
